Current mood: государь. Current music: Greg Dombrowski – Branded.
Сквозь тёмные линзы в чёрной пласталитовой оправе, вживлённой в кожу, тремя мигающими красными точками за ней наблюдал найтонский миротворец. Рядом с ним стоял ещё один, и оба они охраняли кабинет директора. Единственным предметом, который Авелина взяла с собой, была пластиковая карточка с нанесённым на неё текстом на верхненемецком. Директор… Тобиас Орхон арестован. Его заместитель Эмиль Тугендрахт и остальные рыцари-наставники отстранены от работы. Она знала их всех, но ей было безразлично, что с ними будет. В конце концов, они были пешками, все, даже директор, а сама Академия не более чем крохотной доской из множества, на которых ей предстояло сыграть. Эту партию она, Авелина Апрентис, не проиграла: у неё никогда не было желания стать рыцарем. «Разумеется, - сказала себе Авелина, — миротворцы будут стоять здесь. Но они пришли вместе с ним: директор Орхон никогда не боялся покушения или беспорядков в Академии». И я здесь, потому что Он призвал меня. Вполне возможно, он вызовет или вызвал Маргарет… Должно быть, она уже говорила с ним. Но даже если и нет, он всё равно знает обо всём. О том, что произошло и что будет. Но она не знает о настоящих причинах будущего. Такого варианта, к которому я должна подвести короля. Об этой возможности говорили мне отец и мать, а до того дедушка. Дверь открыла мать Клейдхейма, Сигни. Авелина не удивилась: это сын Сигни ранил Маргарет, и, что естественно, Мерсер захочет переговорить с самой Сигни. Хемптон мельком взглянула на Авелину, и прошла дальше. Авелина встречалась с ней раньше, а однажды им пришлось обсудить одну ситуацию, связанную с зависимостью Клейдхейма от «зеницы». Ещё тогда Хемптон показалась ей безучастной, заинтересованной лишь на словах, для вида. «Печаль, гнев, боль, и что-то ещё, такое, что должна чувствовать мать, чей сын обезумел и погиб. Но она спрятала эмоции… Если только испытывает их. Неужели даже это не способно вывести её из себя? Ледяная королева. Что сказал ей Мерсер? И что она будет делать дальше? Какое ей место уготовано?», - подумала Апрентис. «Зайди», - она услышала голос в кабинете. Не тихий и не громкий, голос обычного человека. Оптические mikrostrecken миротворцев синхронизировано погасли и снова зажглись, а затем оба они повторили приказ. Авелина вошла в комнату. Первое, что она увидела, было голографическим берехом гигантского дракона, символа династии Хабераксов. Это был Нидхёгг, закрывающий крыльями окна, обвивший хвостом мебель. У самой его пасти сидел Мерсер Хаберакс. Видимо, дракон был нужен для обеспечения безопасности короля в виртуальной среде. Его источником служили предикторные поля короля. Но король не киберифицирован, значит, использует устаревшую когнитивистскую медитативную технику, заменяющую «зеницу». Нидхёгг не двигается, и, на взгляд деперсонификатора, является как бы встроенной в пространство кабинета вещью, которая была здесь всегда и без неё кабинет, как и сама вещь без кабинета, никогда не существовали. Но имперсонатору, модифицированному «зеницей», Нидхёгг кажется чужеродным элементом иного измерения, возможно даже ΠΑΝΔΑΙΜΌΝΙΟ. И в любом случае человеку, оказавшемуся рядом с королевским защитником, не придёт в голову мысль попытаться ударить или оскорбить короля Мерсера Хаберакса. Директор Орхон использовал для этого индуцируемую суггестию: поднимал руку и всех, кто был рядом с ним, пригибала к земле сила, разрушающая волю и любые стремления, будь то желание сбежать или дать отпор. «Авелина Апрентис, последняя в своём роду, наследница Моим повелением славного и умного рода Апрентисов. Я был знаком с твоим дедом, Арсиноем Раубалем. Это благодаря мне он получил право именовать свой род Апрентисами, начиная с себя. До того вы были Прентисы», - сказал король. Авелина внимательно его выслушала. Тоже самое Мерсер говорил и её родителям, четверть века назад. Но тогда он был президентом и не правил Найтонией. «Мне не нужно повторять то, что ты слышала от других и видела сама. И мои мысли об этом инциденте тебя тоже не интересуют. Но если бы я не был заинтересован в благоприятном развитии последствий инцидента, я не был бы найтонцем и, более того, королём найтонцев. Для этого ты, Авелина Апрентис, должна будешь не только понять мой замысел, но и внести в него одну коррективу. Одну – потому что я знаю, какого масштаба планы ты задумала. Следовать только твоему плану в ущерб собственным я не могу. И это не твои планы, не твоих родителей и деда; это замысел вашего предка. Но ты, как последняя Апрентис, можешь считать это наследие своим и быть его единственной хозяйкой. Авелина почувствовала, как в пространстве рядом с ней закрылась дверь. Теперь она находилась в месте, из которого ей никогда не сбежать. Она не знала даже, что находится за его пределами, потому что её мысль не могла покинуть границы этого ментального куба. Перед ней был Король Найтонии, его Дракон, Пожирающий врагов Найтонии, и она. «Я снабжу тебя ключевой информацией, Авелина Апрентис. Я делаю это, потому что ты – вершина евгенических манипуляций Радбота Прентиса, а семья Хаберакс финансировала исследования его и его потомков. На тебе остановятся Апрентисы, ибо вам более нет необходимости скрываться в тени Найтонии, за семьёй, за фамилией. С сегодняшнего дня ты возглавишь компанию «Unsterblichkeit in Naithonia». Путь вашего рода окончен победой. Твои друзья не останутся не у дел: Ворхольц займётся киберификацией населения, нам нужны киберы и габелунги. Рейнекс, по моей рекомендации, отправлен в новую структуру, он возглавит отдел Статистики и прогнозирования Найтонии, реконструированное Найтонское отделение статистки и сбора информации. Маргарет займёт трон. Границы мира исчезли, и она вернулась обратно. В голове стучались и отдавали болью мысли о некоей команде, которую она получила от короля, но она не могла вспомнить, что именно. Однако она услышала то, что компания, основателем которой был Арсиной, перешла под её руководство. «Ваше величество, - так ли мне к нему обращаться? Видно, что ему нельзя польстить этим, но я не могу не блюсти политес, ибо я Апрентис, - вы хотите сказать, что основой нашего общества всё же, по американскому образцу, станут имперсонаторы?» «Они лягут в основу нашей цифровой иммортократии. Мы не дадим им свободы большей, или пространства, нежели они могут занять. Достаточно того, что человек из смертной твари обернётся конструктом, вольным обращаться со своей формой по собственному желанию, но в соответствии с нынешней потребностью. Несложно вывести из этого формулу: скотам воздастся, и они займут нишу рабов. Остальные возвысятся. Нам не нужны десятки миллионов найтонцев. Я обойдусь миллионом настоящих граждан Найтонии», - ответил президент. Я с минуту раздумывала над тем, что он сказал. Наше физическое тело ограничивает наш разум. Для того чтобы сделать вещь мы используем руки. И собственными руками мы создали машины, выполняющие за нас работу. Но мы как были с руками, так с ними и остались. Мы можем манипулировать самыми маленькими частицами, но они не могут стать частью нашего физического тела, поскольку мы продолжаем использовать руки и опосредованно – машины, но не сами частицы. Благодаря имперсонатору мы станем любой сколь угодной малой частицей. Верно, мы будем путешествовать по кварковому миру, но в любой момент сможем вернуться обратно. Мы сможем собрать форму для разума из мириада частиц, и тогда нашими руками станет бесконечное число частиц. Такому имперсонатору нет нужды в машинах, ибо он сам есть машина…Совершенная. Неограниченная. Разумная.
Что, если наше физическое тело перестанет быть таковым, и мы сможем сколько угодно путешествовать среди множества других разумов, взаимодействовать с ними и создавать неповторимые когнитивные узоры? Сейчас я должна внести ту самую коррективу в план. «Ваше величество, перед нами лежит два пути: имперсонатор личный, и имперсонатор человека-творца. Имперсонатор – это же и торговое наименование товара. Любой человек, заключивший с нами контракт, волен выбрать, какой он хотел бы видеть себя оболочкой для разума. Всё, что от него требуется – это дать согласие на изъятие и обработку мозга в специальном устройстве, кенотафе. И сам человек, ваше величество, становится бессмертным. «Любой человек, вне зависимости от его индивидуальных особенностей, будет творцом. Мы направим имперсонаторы на планеты нашей системы. В другие системы. В другие галактики», - продолжил Хаберакс. Мгновение ушло на то, чтобы понять замысел Мерсера Хаберакса. Я посмотрела на него, но не смогла взглядом выразить и сотой доли восхищения перед тем, что он предлагает и какие возможности теперь открыты перед мной. Он заметил мой взгляд: «Ты смотришь на меня сейчас, и видишь перед собой… Кого? Дракона, чья чешуя поблёкла, а клыки стёрлись? Я скрываю под мантией аппараты, поддерживающие во мне жизнь: ты слышишь их гул. Но взгляни внимательнее: время, отпущенное нам на то, чтобы мы могли добиться величия, закончилось сегодня ночью. И если я, приняв решение, отступлюсь от него, сделаю даже малый шаг в сторону, наше государство падёт, и на его место придут разрозненные города, наполненные нидингами». Он замолчал, и я решила, что на этом его мысль закончилась, как он договорил: «Я есть архитектор нового общества, существующего над государствами Старой Земли. Вся наша финансовая система будет работать над постройкой кенотафов. Мы хранили деньги землян. Теперь мы будем хранить их души. Есть одно, Авелина, ты должна понимать, что это не просьба, а мой приказ. И ты его выполнишь: ни я, ни моя дочь не воспользуемся этой технологией. Это тебе ясно?» «Да, ваше величество», - незамедлительно ответила я. «А теперь… Теперь слушай меня внимательно», - сказал Мерсер, и движением руки спроецировал передо мной три колоссальных мавзолея, каждый из которых был подобен компьютрониуму архаичной модели, так, как если бы вместо человечества разумом были бы наделены существа иного порядка, ниже нас и примитивнее, и которым пришла в голову идея соорудить три столпа их сообщества. «Первое: имперсонатор упростит человеческое бытие до минимума. Внешний облик будет определён габитусом, внутренний мир психотипом. Второе: имперсонатор задаст стандарт человека, единый для всех. Наше ISO будет генеральной вехой. Третье: благодаря имперсонатору человека в современном понимании не будет. На смену ему придут киберы и киберефикаты, габелунги и персонификаторы. Меня и дочь мою впишут в историю как последних людей». «Что вы предпримите для защиты имперсонаторов?», - спросил меня король. На это у меня был заготовлен ответ, приготовленный Линдой Амстутц. «Кенотафы нельзя объединять напрямую друг с другом, сеть должна быть распределённой, как флюидный интеллект ботов Торвальда. Когда он создал первого бота, Вильяма, то вместе с ним с конвейера сошли ещё сотни его братьев, и, несмотря на кажущуюся индивидуальность отдельного бота, все они были одним кибером. Они получают информацию, передают её и обрабатывают одновременно. Только так Торвальд смог приблизиться к решению проблемы квантового интеллекта. Но это нужно для того, чтобы кенотаф не рухнул вместе со всей сетью, если её накроют, например, ЭМИ-оружием в конкретной области. Попытки вломиться в сеть напрямую будут заблокированы физической невозможностью оставить мозг неприкосновенным, при учёте взлома зашифрованной трансляции отдельно взятого кенотафа. Есть даже вариант перевести мозг в интерсубъектное состояние, об этом упоминал Ворхольц… Но большинству это не нужно». «Приемлемое предложение. Технический отдел компании должен будет решить эту проблему более изящно, но суть предложенного тобой метода я понял», - ответил король. Нидхёгг исчез на долю секунды и появился. Король прислушался к его шёпоту и едва заметно кивнул головой. В этот же момент Авелина ощутила дыхание пустоты, так, будто где-то совсем рядом кто-то ушёл безвозвратно, кто-то, кого она знала. «Ты знаешь, почему я выбрал именно найтонца творцом? Ответ скрывается в ином вопросе. Что есть для нас интеллектуальное банкротство? Это упадок, грядущий в Найтонии. Застой предпочтителен: за это время мы смогли бы выработать эффективную стратегию, принять нужные решения. Но не с населением, глупеющим из-за трёх психоделических революций, с мозгами, перемолотыми в фарш из глии и мефедрона. Я пытался остановить это любыми средствами: наши оперативники сжигали притоны вместе с теми, кто был там, мы отрезали целые страны от нашей системы за проявление слабости, за то, что они пускали к себе эту чуму, я даже инициировал производство нового соматического наркотика, лишь бы попытаться замедлить это. Никакие реформы и санкции не помогут остановить это. Есть лишь один выход. Я войду в историю как Человек, устроивший самый грандиозный кровавый театр. Нам нужны offener kopf: я обезглавлю всех, чей интеллектуальный уровень находится выше экстремума экстреморум. Я дам Мадельхару Голдбергу власть над Найтонским университетом когнитологии и прикладной социопсихологии: разрешу ему заниматься тайными убийствами, искусственным отбором лучших из лучших, ввести тёмную педагогику… Я устрою uberlocasts там, где начинаются наши интересы, если они не согласятся выполнить наши требования», - сказал Хаберакс. «Ваше величество… Вам должна быть известна концепция безусловно тёмного шара. Это модель визуализированного результата оценки со стороны последствий применения той или иной технологии, в данном случае – технологии, никоим образом не повышающей или понижающей уровень исторического развития, а останавливающий его. В особо мрачной интерпретации – уничтожающий». «Вы предлагаете мне взглянуть на наше творение в рамках парадигмы… Доброго, светлого, и тёмного, злого?» – президент Хаберакс резко оборвал Авелину. «Ваше величество… Я думаю, что уместно использовать метод аналогии, рассматривая такой сложный процесс. Кенотаф – это, безусловно, нейтральная технология, потому что она одинаково применима в любой сфере нашей деятельности и в любом качестве. О чёрном шаре я вспомнила, как о знакомом предмете. Это понятная аналогия, к которой легко прийти. И тоже самое сделают, помимо меня, другие люди. Граждане Найтонии, не согласные с цифровой иммортократией». «Если вам требуется объяснение, с какой стати мы используем эту технологию, обсудите это с моей пресс-службой. Мне достаточно технического описания. Самое главное то, что я нахожу данное тобой описание исчерпывающим. Больше мне ничего не нужно», - «Ваше величество, я безмерно уважаю вас и вашу дочь. Вы находитесь в своём праве, это не подлежит сомнению, и только вы решаете, что является для Найтонии правильным путём. Технологический процесс изъятия мозга и дальнейшее его помещение в кенотаф не приоткроет некую мистическую дверь и не расширит границы нашего сознания, но оно уничтожит предрассудки. Самый главный, о конечности нашего бытия. Люди, граждане нашей Найтонии, достойные вашего внимания, смогу служить отечеству вечно. Найдутся такие люди, и, возможно, даже страны, где нашу технологию сочтут тёмным шаром», - продолжила Авелина. «Есть ли мне дело до чужих толков? Я готов принести жертву. А найтонцы всё равно пересидят их всех, как только останутся только те, кто примет эту жертву и согласится с нашими доводами». «Всё дело в узости их мышления: они считают, что есть шары трёх цветов, чёрные, серые и белые. Если мы покажем им, что вытащили белый шар, они решат сотрудничать с нами. Даже здоровая конкуренция нам на руку», - заметила Авелина. «В чём польза?», - спросил король. «Благодарю вас за этот вопрос. Для нашей будущей компании конкурентная среда это ширма законности. Никто и ни на каких основаниях всерьёз с нами соперничать не может, об этом позаботится отдел Рейнекса. Государство же, Найтония, в вашем лице, обеспечит нас поддержкой не на материально-техническом уровне, мы не претендуем на драгоценные ресурсы государства. Но только вы можете указать миру на тёмный шар, который вынет страна, пытающаяся копировать нашу систему кенотафов. Например, Австрия. Их опыт использования утбурдов неэтичен, и он схож с нашей технологией. Но мы продлеваем существование достойных людей, а они нет. Утбурда нельзя назвать человеком. Вот и вся разница, ваше величество: мы вытащили белый, или, если угодно скептикам, серый шар. Австрия – чёрный» - ответила Апрентис. Король смотрит на меня. В его взгляде поколения людей, придерживавшихся нейтралитета столетиями. Ему ли суждено стать тем, кто перестанет платить за бездействие и, наконец, решится занять завоевателя? Всё зависит от его ответа. «В твоих умозаключениях, Авелина, есть зерно. Вот только добавить нужно: мы, в отличие от австрийцев, шар можем спрятать обратно в, эту метафорическую корзину идей. Австрийцы зашли слишком далеко. Утбурды стали частью их системы, они не смогу перестроиться», - наконец, сказал король. Я, Авелина Апрентис, не могу показать сейчас волнение. Только молчаливое согласие, его нужно продемонстрировать так, чтобы король не решил, будто бы это часть некоего плана, а он – одно из орудий. Это не удобная для неё реальность, где для любой детали, даже если в её роли выступает человек, есть своё место. Это действительность. Ей нельзя ошибиться сейчас. «Ваше величество, мы Найтония, и мы наследники великой Швейцарии. Той, что дала миру нерушимую финансовую систему. От нас зависело многое. И сейчас мы находимся в такой же ситуации. Только теперь мы дадим миру неразрушимую иллюзию бессмертия… Иллюзию, потому что кенотаф, предназначенный для обычных людей, обладает существенными недостатками. Это не будет касаться найтонцев. Они заслужили лучший мир», - закончила Авелина. Она сделала самое главное, подвела итог работы рода Апрентисов. Лучших кибернетиков и сеттлеретиков среди найтонцев. Возможно, давным-давно Радбота Пятого вела мечта о меритократическом устройстве общества, где они, Прентисы, займут лидирующую позицию. Даже если так… Король кивнул, а Нидхёгг снова пропал. Но не вернулся. Мерсер Хаберакс видел в ней союзника, и доверился ей. Последнее, о чём она решилась спросить: «А как же мать Клейдхейма? Ваше величество, что вы приготовили для неё?» Мерсер ничего не ответил, и даже сделал вид, что не услышал этого вопроса. Она не получила ответ тогда, и больше не спрашивала о Сигни Хемптон. Так, словно её вычеркнули из истории Найтонии. Авелина вышла из кабинета директора, мимо найтонских миротворцев, по коридору и дальше. В самом конце коридора она остановилась, достала из кармана карточку и прочла про себя:«Aprentice ist voll von diesen Ländern, die die Kontrolle über den Verstand im Streben nach Profit anstreben. Aprentis kann sich nicht zurücklehnen und nichts unternehmen, solange diese Länder die Verbreitung von Ideen unterdrücken und diejenigen angreifen, die von ihrem Recht Gebrauch machen wollen, Informationen mit anderen zu teilen. Aprentis wird nicht einfach zusehen, wie sich andere mit ihnen verbinden. Ihre Server wurden heruntergefahren und sie werden heruntergefahren, bis die wahre Freiheit von Informationen und Daten gewährleistet ist».
Текст был написан Радботом Прентисом, на особой, гербовой бумаге. После четвёртой информационной революции бумагу сменила пластмасса, а чернила – лазерный гравер.