четыре года назад
— Хосок-и, это ты? — из глубин квартиры слышится низкий хёнов баритон. Хосок улыбается, снимая куртку и попутно стягивая ботинки, наступив носками на подошву. — Ага, — кивает младший Чон и, кинув ключи на тумбу, проходит в спальню, где брат уже во всю рубится в приставку. — Да твою ж мать, уроды сраные, — ругается старший, на что Хосок лишь посмеивается, — а ты чего ржешь? Садись лучше и помоги мне. Хосок со злобной ухмылкой усаживается рядом с братом, толкнув того бедром в бок, пока принимал позу лотоса. — Широкий, блин, — старший пихается в ответ, и оба разражаются смехом. — Мочи его, мочи! — Мочу, мочу, — Хосок хаотично нажимает на кнопки на джойстике и кусает от напряжения губы. Они должны победить. Ведь они вместе, а вместе они всегда побеждают. Когда хён, наконец, добивает оставшегося монстра, Хосок довольно валится на пол, упершись головой в диван. — Мы их сделали, братишка, — Хосок протягивает хёну руку в жесте «дай пять», и тот радостно хлопает младшего по ладошке. — Конечно, сделали, разве может быть иначе, — хён треплет светло-каштановую челку, и Хосок брыкается и смеется, застигнутый врасплох. — Кстати, — воодушевленно тянет Хосок, — я же зарплату получил! Брат еле видно усмехается. Хосок устроился помощником баристы в одну сетевую кофейню и теперь каждый месяц вносит в семейный бюджет по тридцать тысяч вон. Старший присаживается на диван и наблюдает, как Хосок со счастливой улыбкой достает деньги, показывает, а потом прячет в общий тайник, записывая на листочке сумму. — Все таки это такие копейки, — выдыхает старший, отодвигаясь, дабы уступить Хосоку место. — Знаю, хён, но я только поступил в университет, на нормальную работу меня не берут, ты же знаешь. — Конечно, мелкий, — старший обнимает Хосока за плечи и легонько прижимает к себе. Он невольно смотрит на часы, родители должны скоро вернуться с работы. В химчистке сейчас дел невпроворот, ведь начался школьный сезон, и мама днями, а иногда и ночами пропадает там, а папа, с поступлением Хосока, нашел вторую работу, поэтому сегодня его можно не ждать до глубокого вечера. — Хосок-и, — задумчиво тянет старший Чон, Хосок приподнимает голову к брату и вопросительно мычит, — а что, если бы был способ за пару часов заработать пятьсот долларов? — Было бы круто, — мечтательно вздыхает младший, — но где же такие деньги взять? Вопрос скорее риторический, но старший, к удивлению Хосока, решительно и быстро ему отвечает: — Есть одни ребята, они занимаются доставками и им нужны люди, — вещает старший Чон. — Что ж там перевозить-то надо за пятьсот баксов? — усмехается младший. Он практически уверен, что этот разговор окончен, поэтому расслаблено закидывает ноги на столик и тянется к журналу с комиксами. Но брат упрямо продолжает: — Одна или две доставки в неделю, это совсем немного, всего пара часов, а за неделю можно срубить две штуки зеленых на двоих. Хосок напрягается. Неужели это все всерьез? Брат предлагает ему работать доставщиком за сумасшедшие деньги. — Я работал в доставке, — неожиданно серьезно говорит младший, — там столько не платят, хён, здесь что-то не чисто. — Чисто, не чисто, да какая разница, Хосок-а! Это же такие бабки. Ты смог бы сам оплачивать универ, покупать себе классные шмотки, питаться не в этих дешевых забегаловках, а позволять себе дорогие рестораны, — старший уже сидит со сложенными в замок руками и, будто торговый представитель, объясняет младшему все преимущества такого заработка, — мы смогли бы помогать родителям, купить маме, наконец-то, нормальное пальто, папа, может, в конце концов, отдохнул бы. Аргументы кружат вокруг Хосока ураганом. С одной стороны, все, что говорит старший имеет неоспоримый смысл, но с другой, он ощутимо чувствует подвох во всей этой щедрости. — Не знаю, хён, звучит это все сомнительно. — Да охренительно это звучит, — не унимается старший, — только представь, ты и я, снова, вместе, за одно дело, за одну идею. Хосок слабо улыбается. В его взгляде отчетливо виднеются мыслительные процессы. — Сколько ты уже копишь на свой клуб? Со старшей школы? А сколько еще будешь? — брат давит на больную мозоль. Хосок действительно экономит на всем, чем может, лишь бы иметь возможность хотя бы немного откладывать каждый день. На мечту. Он рисует в воображении картинки своего будущего клуба, представляет, каким хозяином будет, как сильно будет стараться, чтобы его «Гриндевальд» был наилучшим вариантом для отдыха. Как хочется поскорее воплотить мечту. И брат, как бы жестоко это не было, прав — откладывая по пятнадцать тысяч вон в месяц на покупку здания, закупку необходимых товаров и всего остальногого уйдут долгие годы. — Все просто, — старший вырывает Хосока из размышлений, — вовремя доставляем товар покупателям и не задаем лишних вопросов. Вот и все правила, — улыбается тот, — ты же мне доверяешь, Хосок-и? — Я.. — мнется младший, — конечно, хён, конечно я тебе доверяю.***
Тэхен сидит за угловым столиком просторной столовой и с аппетитом жует овощи. — Зомби, прячься, — вскрикивает Чонгук, указательными пальцами кольнув Тэхена в бока. Тот прыгает на месте от неожиданности, поперхнувшись капустой. — Вот придурок, — все еще пытается прокашляться Ким. Чонгук заливисто смеется, вытаскивая из сумки фирменный пакет МСdonalds. Чон протягивает Тэхену кулачок для фирменного приветствия — удара кулаками и волн пальцами — и присаживается. — Да ладно, ты так подпрыгнул, я думал умру со смеху, — все еще хихикает Чонгук. Тэхен на него злится исключительно показательно, но все же недовольно морщится и бурчит под нос «дурак». — Сегодня на обед кое-что вкусненькое, — Чонгук довольно облизывается и достает два чизбургера и большую картошку фри и подставляет Тэхену. Тот привычно отнекивается. — Может, сегодня пропустим этот этап? — обреченно вздыхая, хнычет Чонгук. Он-то привык в принципе, Тэхен каждый раз, когда Чонгук пытается чем-то угостить, отнекивается и придумывает тысячу причин, почему не надо и я не голодный и вообще, ты столько на меня тратишь. Но в этот прекрасный мартовский день он совсем не намерен прокручивать заученную сцену по новой, поэтому недовольно хмыкает и твердо говорит, — я два бургера не съем, так что не выделывайся, — Чонгук смачно откусывает свой, и Тэхен сглатывает. Чон часто смеется, что Тэхен, как кролик, постоянно жует овощи, а они дешевле просто, что ж сделаешь. Тэхен, так и не наевшийся капустой с морковкой и жаренным перцем, с удовольствием набрасывается на чизбургер. Он довольно жует, набив полный рот, и смеется с Чонгука, которому соус только что капнул на рубашку. — Ну бля-я-я, — тянет Чон с полным ртом. Выглядит до ужаса комично. Он пытается стереть пятно пальцами, но делает лишь хуже за счет того, что руки-то все еще жирные, — да что б тебя, почему именно то, что мы любим, приносит нам страдания? — драматично стенает Чонгук, пытаясь исправить ситуацию салфетками. Тэхен на секунду задумывается. А и правда, почему? Но прежде, чем эта мысль успевает транфсормироваться в серьезное размышление, Чонгук умудряется зацепить локтем тэхенов стакан с соком, и тот разливается прям на его брюки. — Чон Чонгук! — подорвавшись, верещит Тэхен. Теперь смехом заливается Чонгук. На его груди все еще пятно от кетчупа размером с галактику, но при виде «уписавшегося» Тэхена на душе легче. Не одному позориться. — И как я на пару пойду теперь? Из меня посмешище сделают, — Тэхен, заметив, как ребята за другими столами начали переглядываться и посмеиваться, тыкая пальцем, резко приседает обратно, от греха подальше. — Да ладно, не велика потеря, подумаешь история искусств, — фыркает Чонгук, — еще пару вечеров в библиотеке, и я тебе говорю, ты сам лекции сможешь читать. Тэхен прыскает, Чонгук и сам заражается смехом, глядя на милейшую квадратную улыбку друга, которая присуща только ему. Такая очаровательная тэхенова особенность. — Ладно, дожевывай и пошли ко мне стирать. Если Юнги узнает, что я испортил его рубашку — мне конец, — Чонгук запихивает в рот горсть фри и закидывает рюкзак на плечи. Тэхен при упоминании старшего брата Чонгука отчего-то краснеет и смущается. Когда они выходят со школы, Тэхен собирает всю свою силу духа и негромко проговаривает: — А расскажи про Юнги. Он накидывает капюшон на каштановую макушку, в основном для того, чтобы Чонгук не заметил, как розовеют щеки, и прячет руки в карманы. — Про Юнги.. — Чонгук зависает. То ли от того, что просьба странная, то ли от того, что еще большей странности ей придает интересующийся Тэхен, — а что про него рассказывать? Вот если пятно останется, то он тебе сам на моих похоронах все расскажет, — Чонгук пихает Тэхена в бок. Тот робко усмехается, боясь попросить еще раз. Чонгук это замечает, и чтобы не заставлять Тэхена чувствовать себя некомфортно, все-таки напрягает мозг и пытается вспомнить интересные факты о брате. — Юнги хороший, если честно, он добрый очень, хоть не часто это показывает, — Тэхен едва заметно улыбается, вспоминая, как тот отдал ему кардиган, который все еще находится в тэхеновой спальне, как утешал, когда Тэхен не получил работу. — В детстве он часто забирал меня из дома, чтобы я не слышал, как ссорились родители, — Чонгук поджимает губы и теребит кольца на пальцах. Вспоминать неприятно, слова будто горчат на языке, а всплывающие в голове картинки больно жалят, заставляя вновь погрузиться в ту атмосферу, — я часто сбегал из дома и часто болел, в основном из-за того, что часто сбегал, — он горько усмехается, — а Юнги искал меня. Всегда искал, — губы Чонгука трогает теплая улыбка, — я помню, как он когда-то всю ночь бегал по городу в поисках. Его родители жутко нас отругали. Но знаешь что? — Тэхен вопросительно кивает,— он нашел. У Тэхена сердце сжимается. Больно представлять всегда веселого и жизнерадостного Чонгука прячущимся по холодным паркам и ночным кафешкам, только бы не возвращаться домой. Чонгук и раньше рассказывал о своем детстве, но довольно абстрактно, стараясь избегать упоминаний побегов, голодовок и обмороков от усталости. — Ты ему не говори только, — шмыгает носом Чонгук, — но для меня он не просто хён, он мне как отец, — Чонгук вдруг останавливается и быстро трет глаза рукавом пиджака. Тэхен тепло обнимает его. — Эй, тише, — шепчет в висок, — этого больше никогда не будет в твоей жизни, — Тэхен обнимает, будто забирая всю боль, все колючки из раненого сердца, — я с тобой, — улыбается он, — и Юнги-хён всегда будет с тобой. Он ободряюще гладит по плечу, неумышленно целует в лоб — сам себе от этого поражается и отстраняется, вмиг став пунцовым — но Чонгук негромко смеется, видя как покраснели тэхеновы уши. Еще одна его особенность. Тэхен поддерживает Чонгука за спину. Ким вдруг устремляет глаза к небу и прыскает. — Ставлю шоколадный кекс, что скоро пойдет дождь. — Нет-нет, господин Ким, — смеется Чонгук, подняв взгляд, — снова ты меня в спор не втащишь. Я устал тебе проигрывать, — они оба громко смеются и, взявшись за руки, бегут на остановку под первые капли дождя.***
полгода назад
— Кихенни, — тянет Чимин, плюхаясь в кресло и тяжело дыша. Они в каком-то клубе на Итэвоне, Кихен привел Чимина сюда, пообещав, что здесь зачетная музыка и крутая атмосфера. Музыка тут и вправду хорошая, биты пульсацией отдаются в груди, и Чимину это нравится. Они оба выпили уже по четыре коктейля, алкоголь успел завладеть ими, поэтому Чимин, глядя на Кихена и чуть не задыхаясь, все равно улыбается, — я уже не могу танцевать. Я так устал, — он отходит к диванчикам, роняет себя на первое свободное место и откидывается на спинку кресла, на секунду приложив руку к груди, — сейчас сердце вырвется. Кихен подсаживается и аккуратно кладет руку тому на грудь. На Чимине лишь прозрачная блуза, расстегнутая почти на все пуговицы и от пота прилипшая к телу. Сквозь нее Кихен отлично чувствует, как чиминово сердце трепыхается в груди. Кихен наклоняется и целует обнаженную шею, носом скользит к правому соску, вырывая у Чимина тонущий в музыке стон. — Тут же люди, Кихенни, — смеется Пак, но Кихена не гонит. Тот с коварной ухмылкой засасывает чувствительный участок на груди, а потом обводит затвердевший сосок языком. Чимин прижимает к себе за голову, зарываясь пальцами в нежно-розовые пряди, закусывает губу от наслаждения. Кихен, пользуясь возможностью, пока у Чимина закрыты глаза, проникает язычком в его рот, утягивая в чувственный влажный поцелуй. — Хочешь, я сделаю так, что ты никогда не устанешь? — Кихен загадочно улыбается, облизывает и без того влажные губы и на непонимающий взгляд Чимина лукаво смотрит прямо в глаза, вскидывая брови. Он тянет того за руку, и Чимин поддается, медленно плывет за ним, полностью покорившись этим демонически-черным глазам, в которых пляшут черти и мерцают красные огни прожекторов. Кихен отводит к туалетам и припечатывает к стене. Он накрывает пухлые персиковые губы своими и, оборвав ниточку слюны горизонтальным движением проворного язычка, отстраняется. Он тянется к заднему карману джинсов, и Чимин вопросительно хмурит брови, глядя на прозрачный пакетик с разноцветными таблетками в руках Кихена. — Что это, милый? — спрашивает Чимин, поглаживая плечо Кихена. — Конфетки, — сладко тянет Ю. Чимин думает, что с его рук съел бы их все. Кихен завораживает, своей расслабленностью, своей красотой, влечет и манит. Одним своим ванильно-сандаловым ароматом срывает крышу, покоряет Чимина каждым движением нежных пальцев, околдовывает каждым взглядом космически-черных глаз. — Ты предлагаешь мне колеса? — Чимин смотрит прямо в глаза напротив. Они гипнотизируют, засасывают в свой таинственный космос, и Чимин не замечает, как рука сама тянется к желтой таблетке в форме алмаза. — Тебе понравится, — обещает Кихен, улыбаясь совершенно магнетически.***
Юнги мнется возле квартиры Тэхена минут десять. Вахтер пропустил его без лишних вопросов, но, остановившись возле нужной двери, Юнги так и застывает с пакетами в руках. Он сглатывает и ставит один на пол, чтобы позвонить. Рука останавливается в сантиметре от звонка. А вдруг не поймет, вдруг отвергнет жест Юнги, вдруг подумает, что тот над ним смеется. Мин опускает взгляд на пакеты, набитые доверху продуктами, и глубоко вздыхает. Почему же так сложно? — Ладно, на счет три, — Юнги чувствует себя ребенком, который собирается с духом, чтобы рассказать родителям, что жестко накосячил. Он считает до трех. Потом еще раз. Потом решает по пяти. — Молодой человек, вы кого-то ищете? — слышится сзади приятный добрый голос. Юнги поворачивается и, видя бабушку Тэхена, округляет глаза. О Боже, как стыдно. Как же стыдно, проносится в голове с десяток раз, прежде чем у него получается открыть рот и связать слова в предложение. — Здравствуйте, — вежливо кланяется Юнги, — а я тут был в супермаркете и решил купить кое-какие продукты в благодарность за вкусный ужин, — улыбка получается стыдливой и нервной, но бабуля этого не замечает. Она семенит к двери, радостно оглядывая масштабы благодарности Юнги, и открывает двери, пропуская того внутрь. — Это так мило с вашей стороны, большое спасибо. Тэ-Тэ, кстати, скоро должен прийти, он в университете, — улыбается женщина, — проходите, можете подождать на кухне или в его комнате. Юнги застывает в ступоре. На такой расклад событий он не рассчитывал. Все-таки решаясь отказаться, он открывает рот, но, будто прочитав мысли, бабушка перебивает его: — Не стоит смущаться, проходите на кухню, я сейчас поставлю чайник и поболтаем, — она подмигивает застеснявшемуся юноше и быстро направляется в сторону кухни, пресекая любую попытку отказаться. Юнги, поджав губы и засунув руки в карманы джинсов, следует за женщиной на кухню. Он садится на то же место, где сидел в прошлый раз, и неожиданная волна тепла накрывает его, забирая тревогу и страх. — Так вы друг моего малыша? Юнги, негромко хихикнув при слове «малыша», утвердительно кивает и кланяется в благодарность за поставленную перед ним чашку чая. — Прошу вас, обращайтесь ко мне на "ты", - женщина с улыбкой кивает, - он лучший друг моего брата, Чонгука, — добавляет Юнги, делая глоток. Чай обжигает язык, и Юнги ойкает, но бабуля на это лишь посмеивается. — Не торопись, милый, чай еще не успел остыть, — Юнги виновато улыбается, а женщина пододвигает тарелку с домашними кексиками к гостю, — угощайся. — Спасибо, — Юнги несмело тянется к сладости и робко улыбается, думая, что все же это до безумия неловко. Он собирается с мыслями прежде, чем задать интересующий его вопрос, — а вы здесь живете вдвоем? — Да, с тех пор, как умер мой муж — вдвоем, — голос женщины меняется, приобретая тоскливость. Юнги замечает, как меняется ее взгляд, в глазах вдруг ощутимо виднеется скрытая за добродушием и позитивом печаль, — родители Тэ-Тэ погибли в автокатастрофе, — Юнги застывает с поднесенным ко рту кексом, а потом, уставившись на бабушку, опускает руку, — ехали на концерт в его школу. Случилась авария. Слова застревают в горле. Перед глазами мелькают картинки, как Тэхен вжимается в кресло его машины, до хруста пальцев сжимает ремень безопасности, зажмуривает глаза. — Мне.. мне так.. — Юнги очень сложно выговорить до конца, — жаль, — произносит он шепотом, стараясь подавить приближающиеся слезы. Бабушка ободряюще улыбается, указывая взглядом на чашку с чаем. Юнги сидит, не шевелясь. ..родители Тэ-Тэ погибли в автокатастрофе.. Юнги сложно дышать. В груди до боли сжимается сердце. Бедный Тэхен, бедный маленький Тэхен. ..ехали на концерт.. ..погибли в автокатастрофе.. Больно. Бабуля уже давно рассказывает о чем-то абсолютно другом, но Юнги не слышит, не вслушивается, у него вдруг будто атрофировался слух. В голове только слова, прозвучавшие раньше. Они отчего-то колют сердце. Мин сам не понимает, почему чувствует такую сильную эмпатию сейчас. Раньше с ним такого не бывало. — Бабуля, я дома, — Юнги слышит, как Тэхен скидывает кроссовки и, когда бабушка поворачивается в сторону прихожей, быстро стирает слезу со щеки. — А что это за пакеты в коридоре? Тэхен заходит на кухню и, завидев Юнги, радостно восклицает: — Хён! Как классно, что ты зашел. Юнги неуверенно улыбается. В тэхеновых глазах — искренняя радость. Юнги, видя это, почему-то представляет его такую же искреннюю скорбь, делающую из прекрасных миндальных глаз — черные и пустые. Он старается отогнать эту мысль и ровным голосом произносит: — Я хотел поблагодарить за ужин, поэтому решил купить кое-что и.. — Юнги не заканчивает. Что «и» он не знает, поэтому просто смущенно улыбается и на секунду застывает, завороженный чудаковатой прямоугольной улыбкой, что сияет для него. — Хё-о-он, ты не должен был, — совсем раскрасневшись, тянет Тэхен, но Юнги тут же смиряет строгим взглядом, — спасибо, — застенчиво лепечет младший. Когда Тэхен улыбается, он, словно лучик солнца, такой яркий и мерцающий. Рядом с ним хочется быть, хочется просто быть, без слов, без лишних движений. Просто. Быть. — Не буду вам мешать, ребятушки, — бабуля забирает свою чашку со стола и семенит в другую комнату. Тэхен провожает бабушку добрым взглядом, и у Юнги снова сжимается сердце при мысли, что она, возможно, единственная родная душа, которая у него осталась. — Как твои дела? — спрашивает Мин, делая глоток чая. — Хорошо, — сразу же отвечает Тэхен. Он наливает себе чаю и садится за стол, — почти, — чуть тише добавляет тот. В его глазах мелькает еле видная грусть. — Проблемы с работой? — Типа того, — погрустнев, говорит Ким, — в том магазине у меня не срослось, а листовки — это лишь временная подработка. — Знаешь, — Юнги на секунду задумывается, — кажется, у меня есть для тебя вариант, — он заговорщически улыбается и делает глоток.***
полгода назад
— Ты так круто танцуешь, — смеется Кихен, обвивая шею Чимина руками. Его расширенные зрачки в неоновом море выглядят словно планеты. Далекие и затерянные. Кихен залипает. Чимину хорошо, Чимину необычайно хорошо. Он совершенно не обращает внимания на быструю ритмичную музыку, медленно кружа с Ю в танце. Несмотря на то, что на танцполе они уже второй час, Чимин чувствует в теле невероятную легкость. Ему хочется смеяться и танцевать, много танцевать и много смеяться. А еще хочется Кихена. До одури хочется Кихена. — Пойдем выпьем воды, — Кихен за руку тащит Чимина к бару. Чимин к бару не хочет, но послушно тянется за Ю, не переставая танцевать. Кихен просит бармена налить стакан воды и заставляет Чимина его выпить. Тот слушается. — Мне очень хочется отыметь тебя, — Чимин ставит пустой стакан на стойку и прижимается к Кихену всем телом. Ему мало близости, хочется сократить расстояние максимально, чтобы даже воздух не прошел. Чимин жмется и тянет Ю на себя. — Мой принц желает заполучить тело своего покорного слуги? — взгляд Кихена — притворно-невинный. До дрожи. Чимина пробирает до дрожи. Он готов нагнуть его прямо на чертовой стойке. Он трется пахом о его ногу. Как же хочется. — Я хочу каждый сантиметр этого сексуального тела, — выговаривает Чимин, чертя на боку Кихена вертикальную линию от груди до бедра. Он хватает того за пах через ткань джинсов, но Ю резко отталкивает, облизывая алые губы и заводя Чимина еще больше. — Тогда поехали ко мне, ваше высочество, я удовлетворю любую вашу прихоть, — Чимину хочется стонать от желания. Его накрывает. Ему так жарко, все тело пылает. Кихен заставляет выпить еще один стакан воды, забирает их куртки из гардеробной и, вытащив у Чимина из кармана ключи от Дукати, ведет того за руку на улицу. Время давно перевалило за полночь, прохладный ночной ветер приятно ласкает разгоряченные тела, особенно одно полыхающее тело, прижимающееся к кихеновому. Натянув на Чимина шлем, Ю садится вперед. Алый Дукати летит, словно фрегат, по пустой дороге. Он будто создан для этого, для скорости, для вечной игры с ветром. Чимин крепко обвил талию Кихена руками, тот строго настрого запретил Паку отпускать руки после первой попытки раскинуть их в стороны. Черная кожанка развевается на ветру, и Чимину безумно хочется летать. Отпустить руки и лететь. Но он смиренно сжимает талию Кихена, пока красный зверь несет их вдаль. Розовые пряди мерцают в лунном свете, ветер треплет их, создавая самую прекрасную, самую настоящую прическу. Руки Чимина греют живот. Кихен выжимает сто шестьдесят и лишь непредсказуемый ночной принц, сидящий за ним, сдерживает от того, чтобы увеличить до двухсот. Кихен переживает, чтобы Чимину вдруг не стало плохо. Они тормозят у подъезда Ю. Кихен умело паркует байк и, спрыгнув, снимает Чимина, приподняв за талию. Тот, освободив платиновые пряди от сковывающего шлема, трясет головой, сверкая ярче луны, и дарит Кихену восторженный поцелуй. — Ты водишь ахренительно, это так возбуждает, — мурлычет Чимин на ухо, обдавая шею горячим дыханием. Ю довольно ухмыляется, приобнимая Чимина за спину и заводя внутрь. Они начинают лапать друг друга еще в лифте. Предположение, что кто-то может зайти, растворяется в нагревшемся воздухе прежде, чем кто-то из парней успевает подумать об этом всерьез. Кихен прижимает Чимина к стенке лифта, расстегивает ремень свободной рукой, шарится между бедер проворными пальцами. Они буквально выпадают из лифта. Теперь уже главенствует Пак. Он расстегивает на ходу кожанку младшего, пока тот пытается нащупать в кармане ключи. От каждого прикосновения у Чимина дрожь по телу, он никогда никого так сильно не желал. В нем все вопит, все умоляет отыметь его как можно скорее, даже если это случится здесь. Кихен кое-как попадает ключом в замок и проворачивает. Чимин не отвлекается, он захлопывает за ними двери, не удосужившись закрыть на замок, и припечатывает к первой попавшейся стене. В итоге, Чимин замечает это спустя пол минуты поцелуев, стена оказывается угловым шкафом. Но он не теряется и, приподняв Кихена за талию, усаживает на тумбу, на которой некогда располагались губка для обуви, лак для волос и другие мелочи. Чимин сносит все под чистую самим Кихеном, тот ударяется затылком о деревянную стенку шкафа и недовольно шипит, но Чимина это лишь дразнит. — Какой вы ненасытный, ваше высочество, — мурлычет Кихен минутой позже. Чимин стягивает с него футболку, оставляя Ю в одних лишь джинсах — обувь они скинули при входе — и утыкаясь шеей в выемку над ключицей, позволяет Кихену провести себя в спальню за руку. Спальная комната Кихена небольшая, но обставлена со вкусом. Если бы только Чимин успел это заметить, то, возможно, не снес бы на своем пути дизайнерскую вазу с искусственными цветами, но, чтобы оказаться в кровати, сейчас он готов ликвидировать любые препятствия. Бляшка на чиминовом ремне позвякивает от соприкосновения с брюками Кихена. У него все еще расстегнута ширинка, а рубашка осталась где-то по пути в спальню. Кихен стягивает с Чимина джинсы, толкая того на кровать, и довольно облизывается, когда слышит чиминов стон. Трусы постигает та же участь — они летят на пол, оставляя Чимина абсолютно беззащитным. Его обнаженное тело — произведение искусства, думает Кихен. Его молочная кожа, твердые розовые соски, к которым так хочется прильнуть губами. Эта нежная кожа на внутренней стороне бедра, которую хочется и приласкать губами, и прикусить до боли одновременно. Чимин красивый до безумия, умопомрачительный, совершенный. Лунный свет играет с его кожей, создавая безупречный образ внеземного божества. Сам Бог ночи лежит перед ним, обнаженный и безоружный. Хотя, думает Кихен, свое главное оружие он всегда держит при себе. Губы Чимина трогает фирменная улыбка, когда Кихен опускается к его бедру и слегка засасывает бархатную кожу. Он прогибается в спине и стонет кихеново имя протяжно и сладко. — Ваше высочество, неужели мои неумелые ласки волнуют ваше прекрасное тело? Чимин отвечает хриплым стоном, прижимая голову Кихена к паху, когда тот задевает языком яички. Кихен сосет чувственно, осознанно. Он кружит языком, словно пчелка, доставляя невероятное удовольствие и приближая Пака к наивысшему блаженству. но. не так быстро Чимин хочет больше, дольше. Он скидывает с себя разгоряченное тело и рычит в чужие губы. Он поворачивает Кихена к себе спиной, прижимает и сбито дышит тому в затылок. — На колени, — шипит он. Кихен понимает, что сейчас будет интересно. Он, на секунду отвлекшись, тянется к прикроватной тумбочке, чтобы достать лубрикант, а потом выполняет приказ Чимина, подставляя задницу. Чимин нервно мажет член и вытирает остатки смазки о кихенов живот. Ю морщится от секундного холода, но от ощущения Чимина внутри снова становится жарко. Пак толкается жестко, не щадит мраморное тело под собой. Он эгоистичен в своих движениях, ему хочется разрядки. Ю пытается надрачивать себе, но из-за силы толчков, не удерживается на одной руке и ему приходится упереться в постель двумя. — Ваше высочество, вы немилосердны сегодня, — усмехается Кихен, слыша чиминовы стоны и получая истинное удовольствие от такой грубости. Чимин никогда не бывает слишком жестким, даже в его грубости ощущается ласка. Он двигается быстро и дерзко, но при этом гладит кихеновы бедра, поддерживает за живот, окутывает сладкими стонами. Кихенов сандаловый аромат напрочь выбивает из головы Чимина здравые мысли. Он то хочет вытрахать из него всю душу, то жаждет окутать нежностью. Кихен приносит невероятное наслаждение его развращенному телу, и Чимин приближается к разрядке. Прижав Кихена к себе и зажав в кулак его волосы, Чимин громко кончает. Губы Кихена трогает удовлетворенная ухмылка. Ему хорошо уже от того, что его высочество остался доволен. Чимин, сыто облизываясь, падает на мягкие подушки и тащит Кихена к себе. — Нам нужно в душ, — напоминает Кихен через минуту, когда Пак уже обессиленно валяется на кровати, обнимая лежащего на его плече Ю. — И мы обязательно туда пойдем, — урчит Чимин, устраиваясь поудобнее, и мягко прижимает к себе Кихена. — Кихенни, — шепчет Пак, зарывшись носом в розовые волосы, — мне завтра будет хреново? Действие наркотиков начало рассеиваться, но Чимин не чувствует ничего негативного, ему хорошо и спокойно в объятьях Кихена. Хочется обнимать его, прикасаться, тискать и гладить. Ю, нежно поцеловав в плечо, отвечает: — Скорее всего, милый, — он трется носом у основания шеи, и Чимин чувствует, как мурашки бегут по телу, — но я буду рядом. Чимин засыпает с мыслью, что Кихен. будет. рядом.***
— Ну там и ливень, — морщится Юнги, стряхивая с кожаной куртки дождевые капли. Хосок сидит за баром, о чем-то оживленно общаясь с Чжэн Бо. В Гриндевальде почти пусто, заняты только несколько столиков. Юнги шествует к бару и сзади обнимает Хосока, который одет в одну черную футболку и джинсы. — Эй, — негодующе вскрикивает Чон от холодных облепивших его рук. — Какого..? Мин разражается смехом, даже Чжэн Бо за стойкой позволяет себе легкий смешок. Хосок строго поворачивается к нему — Бо сразу становится серьезен — и тут же отворачивается к Юнги, испепеляя того взглядом. — О, — Мин драматично ощупывает себя руками, — я уже чувствую прожженные дыры, — он смеется и, скинув куртку, кладет руку на плечо друга. — Бо, нашамань легкий коктейльчик, — Юнги подмигивает бармену и поворачивается к Хосоку. — Как делишки, хён? — Были лучше, — наигранно фыркает Хосок, но тут же смягчается, — какими судьбами? — Есть дело, — Чжэн ставит перед Юнги стакан с разноцветной жидкостью и, отхлебнув, тот жестом показывает «ОК» и кивком зовет Хосока присесть за угловой столик. — Выкладывай, — Хосок отпивает свой американо и раскидывает руки в стороны. — Один мой знакомый ищет работу.. — начинает Юнги, но Хосок резко прерывает. — В Гриндевальде вакансий нет, — Чон поджимает губы и пожимает плечами. — Ты не понял, бро, — Юнги подвигается ближе. Он складывает руки в замок и облизывает губы, — этот парень.. он.. — Юнги пытается найти нужные слова, но это оказалось сложнее, чем он представлял. Себе бы ответить, что «этот парень» для него значит, — он дорог мне, — наконец выговаривает Мин, — и он правда хороший человек. А еще ему действительно нужна работа. Хосок замечает, как Юнги робеет и заливается краской. Когда Гриндевальд не залит разноцветными лучами, это видно слишком хорошо. Хосок глубоко вздыхает. Этот парень дорог мне, проносится в его голове. Чон, чтобы не выдать лишних эмоций, надевает маску спокойствия — к счастью или нет, но у него их скопилась целая коллекция — и с легкой улыбкой отвечает. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Пусть приходит завтра в девять и возьмет паспорт с собой. Юнги благодарно вздыхает. — Спасибо, хён, — это «спасибо» почему-то отзывается горечью внутри Хосока. Если уж быть до конца откровенным, то Хосок знает «почему», но от этого не легче. Время не забирает, оно притупляет. Эти слова идеально описывают чувства Хосока. Они давно трансформировались в братскую любовь, уверяет себя Чон. Но иногда ему все еще до одури хочется напиться и все-таки сболтнуть то лишнее, что он никогда не позволял себе озвучить. А еще Чону безумно хочется расспросить Юнги про странного знакомого, о котором он никогда не слышал. Точнее, Юнги о нем не упоминал. Что странно на самом деле, учитывая их близость и уровень доверия. — Расскажи мне, — Хосок бесстрастно делает глоток кофе. — О чем? — О нем, — улыбается краешком губ Чон. — О нем.. — загадочно тянет Юнги. Он вдруг осознает, что ему и сказать-то нечего, он ведь практически ничего о Тэхене не знает, — да я как-то.. — запинается Юнги, — не расспрашивал. Хосок усмехается. — Не расспрашивал значит? — скептично хмурит брови Чон. — Он с бабушкой живет, — неуверенно тянет Мин. Хосок вдруг начинает смеяться. — То есть ты, Мин япытаюсьподсунутьтебенепонятнокого Юнги действительно просишь меня нанять на работу человека, о котором не знаешь толком нихрена? — Хосок отпивает кофе и закусывает губу, задумавшись, — а вдруг он тут расчлененку устроит? — Чон Хосок, — возмущается Юнги, — ну какую расчлененку. Он порядошный гражданин Южной Кореи.. Хосок перебивает. — Но дай угадаю, ты в этом не уверен? Юнги щурится и ругается под нос. — Да ладно, шучу я, возьму я твоего мистера Икс, — Хосок допивает кофе и ставит пустую чашку на стол, вытерев уголки губ салфеткой, — но если он начнет разрабатывать летающие тарелки в моем погребе или чего хуже, начнет подбивать клинья к Сиси — я за себя не ручаюсь. Юнги усмехается. — Спасибо, бро, я знал, что могу на тебя рассчитывать, — Мин хлопает Хосока по плечу, и тот доброжелательно кивает, — коктейль, кстати, огонь, — Юнги поворачивается к Бо, поднимает свой бокал в жесте «за тебя» и осушает до дна. Чжэн Бо, красуясь драконом на выбритом виске, что красиво отсвечивает в свете лампы, смущенно улыбается и благодарно кланяется. — Не упусти этого парня, — шепчет Юнги, наклонившись к уху Хосока, когда тот проводит его до выхода, — он просто находка. — Других не держим, — гордо отвечает Чон, — так что учти. Юнги улыбается другу, обнимает того на прощанье и выходит из здания, перебирая в пальцах ключи от Ауди, сверкающей, словно ночное небо среди припаркованных напротив клуба автомобилей.***
Когда Юнги приходит домой, Чонгук заботливо встречает его на кухне с чашкой кофе и самой очаровательной своей улыбкой. Мин, прищурившись, медленно берет чашку из рук Чонгука и принюхивается. — Там цианид или тебе позвонил доктор Хан и сказал, что я умираю? Чонгук закатывает глаза. — Так вот что ты про меня думаешь, — усмехается тот и залезает на свое любимое место — подоконник. — Так никакого подвоха? — уточняет на всякий случай Юнги, делая неуверенный глоток кофе. — Абсолютно никакого, — улыбается Чонгук, сложив ноги в позе лотоса, и тащит на колени свой любимый потрепанный скетчбук, подаренный Тэхеном на прошлый день рождения. Чонгук лишь пол года спустя узнал, что Тэхен экономил и собирал на него больше трех месяцев, и расплакался. Прямо перед Тэхеном. Так нелепо и мило. Ким, расплакавшись в ответ, гладил его по спине, они обнимались, наверное, минут пять и оба были счастливы от осознания того, какого прекрасного друга имеют. — Гуки, — несмело начинает Юнги, — а расскажи мне про своего друга. Чонгук удивленно вскидывает брови. — Про какого из? — важничает младший. Юнги на это лишь глаза закатывает. — Ой, ну давай не делать вид, что у тебя их больше, чем один, господин асоциальность, — хихикает Мин. Чонгук наиграно обижается, но, видя смеющегося Юнги, тоже слегка улыбается, в принципе, что правду-то скрывать, друзей у него и правда не много, да и особой социальностью похвастать он не может. — Сегодня что, день расскажи о ближнем? — усмехается Чонгук. Мин, отсербнув из чашки, вопросительно кивает, — сначала Тэхен со своим «расскажи про Юнги», — Чонгук копирует голос и манеру общения Тэхена, но получается лишь жалкая пародия по меркам Юнги, и тот усмехается, — а теперь еще и ты. — Тэхен спрашивал обо мне? Чонгук без задней мысли кивает. Осознание того, что, возможно, Тэхен не хотел бы, чтобы Юнги об этом знал, приходит чуть позже, ну, а что уже сделаешь теперь? В любом случае, это не Чонгук тут расспросами сыплет, поэтому, если что, он не при делах. — И что спрашивал? — смущенно уточняет Юнги. — Да всякое, — тянет Чонгук, поджав губы, — просил рассказать о тебе. Юнги с пару секунд обдумывает сказанное братом, а потом резко уставляется на того ошарашенными глазами и громко втягивает легкими воздух. — О Боже, что же ты ему наговорил про меня? — О-о, — сладко тянет Чонгук, — целую гору гадостей, не сомневайся, братец, — хохочет младший, — и про то, что ты курицу руками ешь, как тот свинтус, и про то, что слюни во сне пускаешь, — Чонгук показательно изображает задумчивость, приложив кулак к подбородку, — ах, да, еще же про то, как ты расплакался на «Дневнике памяти», а потом пол дня ел шоколадное мороженое и слушал Зигмана. — Ах ты, — Юнги подрывается с места, чтобы задать мелкому трепку, но тот спохватывается и, моментально спрыгнув с подоконника, скрывается в коридоре. — А ну сюда иди, смертник, — кричит Юнги, гоняясь за младшим по квартире. — Ага, щас, только мороженку прихвачу, — голос Чонгука слышится из спальни, и Юнги бежит туда, не сомневаясь, что через пару минут на одного мелкого засранца в этом мире станет меньше, — шо-ко-ла-д-ну-ю, — по слогам выговаривает Чонгук, не переставая смеяться. Юнги настигает его в гардеробной. Он прыгает на младшего сзади и они оба валятся с ног. Вешала с одеждой рушатся на них, создавая пирамиду. Юнги ерошит Чонгуку волосы, несильно заламывает, а тот вопит, что подаст в суд за покушение на его очаровательность. — Конец тебе, мелочь пузатая, — Юнги кусает Чонгука за плечо и начинает безбожно щекотать. Тот надрывно смеется, умоляя перестать, и брыкается, как котенок, не желающий мыться. — Кто еще пузатый, — хрипит Чонгук. Через пару минут буйств, Юнги обессилено валится на Чонгука. Тот гребет старшего на плечо, прижимая к себе и тяжело дыша. Они оба заражаются смехом. — Тэхен хороший, — мягко говорит Чонгук спустя пару минут, все еще гулко дыша, — он несколько лет назад потерял родителей и теперь из родных у него только бабуля, — Чонгук вдруг неожиданно обнимает Юнги и прикрывает глаза. Старший лежит на его плече и боится шелохнуться, — не представляю, что я делал бы, окажись на его месте. Он постоянно ищет подработки, чтобы оплатить счета и купить еду. Я стараюсь покупать ему вещи и продукты, но он такой упрямый, — Чон усмехается, Юнги усмехается в ответ — упрямый, это точно, — а еще он очень ранимый. И у него прекрасный бархатный голос. — Тэхен поет? — переспрашивает Юнги. — Да, он учится на музыкальном, — поясняет Чонгук, — он рассказывал, что его мама всегда хотела, чтобы он играл на саксофоне, поэтому он тренируется в музыкальном классе почти каждый день. На самом деле он у меня на втором месте в списке самых талантливых людей, которых я знаю. Юнги сглатывает. Столько новых фактов. — А знаешь, кто на первом? — Чонгук вдруг поворачивается к Юнги лицом и тот одаривает его добрым братским взглядом. — Кто? — вопросительно кивает Юнги. — Ты, — шепотом отвечает младший, улыбаясь краешком губ. Юнги прижимает его к себе, он снова кажется ему маленьким запуганным мальчиком, прячущимся в своей комнате от криков и боли, как моральной, так и физической. Юнги гладит его по спине, вспоминая, как мазал синяки и протирал антисептиком ранки. — Спасибо, хён, — шепчет Чонгук, уткнувшись брату в шею. И в этом нет никакой интимности, никакого любовного влечения, лишь тепло и братская забота, желание уберечь и защитить. Юнги подавляет желающие вырваться слезы и сквозь ком в горле отвечает: — Я всегда буду рядом, слышишь? Чонгук утвердительно кивает.