вечер следующего дня
На город тяжелым навесом опускается ночь. Сеул вязнет в тумане, и Каннам погружается в свое любимое состояние — сумрак. Веселящиеся корейцы, беззаботные иностранцы — все сливаются в одну огромную компанию, выглядывают буквально из каждого угла, кто-то пьет на улице, кто-то любовно прирос к лавкам с уличной едой, заведения по всему району будто оживают, пробуждаются от дневного сна. Пати-бои любят это время суток. Все расходятся по любимым заведениям, расслабляются и ловят нереальный кайф от пьянящей ночи и освежающего апрельского воздуха. Гриндевальд тонет в неоновом море. Чжэн Бо уверенно шаманит коктейли за стойкой, разливая их по сверкающим бокалам. Шоты, игристое, элит-сегмент — в Гриндевальде есть алкоголь на любой вкус. Над этим, конечно, Ким Чонин постарался как следует. Еще до открытия Хосок заключил с Каем контракт по поставкам фирмы его отца элитного алкоголя, доставленного с запада. И он ни разу об этом не пожалел. Из-за кулис выходит диджей, вызывая у толпы радостный возглас, а за ним две европейки, которые сразу занимают места у пилонов. Из колонок доносится тягучий тенор The Weeknd, и девушки начинают пластично двигаться, вызывая восторг и пошлые улыбки на лицах парней и пассивно-возмущенные взгляды девушек. Чимин наблюдает, величаво раскинувшись в кресле и попивая любимый Chateau Brion. Его губы трогает фирменная улыбка. Рядом с ним сидит Кихен, а чуть поодаль Чонгук, облаченный в красный костюм. Чтобы позлить Чимина надел. Эта их негласная игра забавляет Пака до ужаса. Красный цвет и Чонгук в красном — две любимые Паком вещи. Он знает, что Чонгук оделся так, чтобы насладиться его реакцией, но Чимин не глуп, просто так он не даст оппоненту то, что он хочет. Чонгук потягивает трубочкой коктейль и оживленно общается с Хосоком. И в своей непринужденности выглядит абсолютно чарующе. Чимин раскусывает его показательный пафос на раз, но сообщать об этом не спешит. Ему нравится, как Чонгук театральничает перед ним. Юнги, выпивший уже четыре стакана виски, чувствует приятную опустошенность внутри. Он равнодушно наблюдает за танцующими пантерами в черных нарядах и жестом указывает официанту принести еще выпивки. Ему все еще больно. Он старается не смотреть на Тэхена, но взгляд цепляется за его худощавую фигуру непроизвольно. Хосок наблюдает с гордостью. Лучшие танцовщицы в лучшем клубе. Все сходится, все правильно. Он мягко потягивает мартини и довольно наблюдает. Пленительные фигуры заканчивают танец, но толпа просит еще. На сцену летят купюры, и девушки, обменявшись лукавыми улыбками, снова сжимают в руках шесты, изящно крутясь и выгибаясь. — Мне определенно нравится сегодняшний вечер, — улыбается Чимин, чокаясь с друзьями бокалами. Они пьют и смеются, поглядывая на сцену и заводя типичный разговор для разговора. Девушки завершают танец и, обведя толпу хищным взглядом, с улыбкой удаляются со сцены. Танцпол Гриндевальда снова заполняют жаждущие движения люди. Чимин отворачивается от сцены и подзывает официанта. — Может, сделаем вечер интересней? — ухмыляется Пак, облизывая губы. Он кидает кроткий взгляд на младшего Чона, но тут же переводит его на метающегося между столиками Джи Ху. — Водка? — подхватывает Хосок. — Я хочу абсент, — тут же вмешивается Юнги. Продано! Кихен подзывает Джи Ху и довольно обвивает чиминову шею руками. — Джи Ху, принеси пожалуйста двойной абсент, — Мин растягивает губы в улыбке, — Бомбей Сапфир для принцессы, — Хосок кивком указывает на Чимина — тот закатывает глаза, — мне водки и еще пару бутылок вина. Официант услужливо кланяется и удаляется. — Что, сегодня во все тяжкие? — смеется Юнги. Он всеми силами пытается избавиться от ощущения липкого холода на коже после встречи с Тэхеном, но хоть угнетающие мысли все еще гложут, он, несмотря ни на что, смеется и веселиться с друзьями. Веселье это насквозь пропитано фальшью, но благо у Юнги достаточно масок, чтобы это скрыть. Мин знает, еще немного и Гриндевальд, как и всегда, заберет горькую печаль из души, наполнив горечью канадского Black Velvet. И может быть, вовсе и не заберет, а лишь на время заглушит — не важно, Юнги сейчас не видит разницы. Алкоголь приносят через пару минут. Стаканы звенят от столкновения, музыка оглушает, атмосфера обволакивает и поглощает, заставляя откинуть все лишнее, все, что ломает, изводит, ранит. Толпа неистово взрывается, когда стрипперши выходят снова. Теперь их четверо, по две на одном шесте. Две европейки, которые уже танцевали, переоделись в черный латекс, третья девушка — миловидная кореянка в белом кружеве, и черноволосая дьяволица рядом с ней в красном вельветовом костюмчике, открывающем практически все тело, и кожаном чокере с шипами. Они выгибаются, по-змеиному пластичные и гибкие, как кошки. Они магнитят, заставляют желать себя с каждым движением все больше, дьявольским взглядом гипнотизируют застывших гостей. Кихен не может оторвать взгляда от белоснежного божества, что словно снежинка, кружит вокруг шеста. В ее глазах адский огонь пляшет и этот контраст сводит Ю с ума. — Я хочу ее, — шепчет он. Его голос, так и не дошедший до слуха друзей, тонет в громыхающей музыке. 𝘐 𝘱𝘳𝘰𝘮𝘪𝘴𝘦𝘥 𝘮𝘺𝘴𝘦𝘭𝘧 𝘯𝘰𝘵 𝘵𝘰 𝘴𝘭𝘪𝘱 𝘣𝘢𝘤𝘬 𝘪𝘯𝘵𝘰 𝘰𝘭𝘥 𝘩𝘢𝘣𝘪𝘵 Девушки танцуют под «Love is a bitch», и Хосок, кинув короткий взгляд на Юнги, глубоко вздыхает, слегка усмехнувшись, и сразу отворачивается. '𝘤𝘢𝘶𝘴𝘦 𝘩𝘦𝘢𝘳𝘵𝘣𝘳𝘦𝘢𝘬 𝘪𝘴 𝘴𝘢𝘷𝘢𝘨𝘦 𝘢𝘯𝘥 𝘭𝘰𝘷𝘦 𝘪𝘴 𝘢 𝘣𝘪𝘵𝘤𝘩 Когда стрип-шоу заканчивается, черный циферблат Romanson показывает час ночи. Толпа все еще беснуется в безудержном веселье, и Хосок, уже изрядно напившийся, болтает с Чимином о том, как он был молодым, положив руку тому на плечо и ссутулившись, чтобы было лучше слышно, а Пак посмеивается с друга, не меньше пьяный, чем он сам. — Тебе двадцать семь, амиго, — смеется тот, пытаясь повторить испанский акцент. — Пойду посмотрю, как там Тэ, — наклонившись, говорит Чонгук на ухо Юнги. Тот осушает остатки абсента, никак не выказывая, что от одного этого имени кольнуло меж ребрами, и кивает. — Окей. Чонгук уточняет у Джи Ху, где Тэхен, и поднимается на четвертый этаж, узнав, что Ким помогает Сесилии на террасе. Она, впрочем, и правда битком забита людьми. Официанты — среди которых и Тэхен — летают меж столиков, доставляя напитки в считаные минуты. Здесь все знают, что господин Чон не любит заставлять гостей долго ждать. Тэхен, мрачный как туча, мелькает перед глазами Чонгука, пока тот не ловит его у бара. — Я одолжу его на пару минут? — лучезарно улыбается он барменше. — Только ненадолго, работы невпроворот, — ответная улыбка американки поражает в самое сердце. Она прекрасна, как и ее обладательница. Чонгук уводит Тэхена в свободный угол. Тот самый, который запрещено занимать гостям. — Ну как ты тут, справляешься? — ободряюще улыбается Чонгук. — Ага, — безучастно кивает Тэхен. Он устремляет взгляд себе под ноги, и Чон чувствует, что он чем-то расстроен. — У тебя все в порядке? — следует вопрос. — Ага, — тэхенов ответ. — Тэ, — мягко тянет Чонгук, глубоко вздыхая, — ты же помнишь, что можешь поделиться со мной? Я всегда пойму. Тэхен наконец поднимает взгляд блестящих глаз на друга. Он нервно трет свои пальцы, не решаясь признаться. Но как только Чонгук ласково кладет ладонь на кимово колено, он все-таки говорит: — Кажется, я очень обидел Юнги-хёна. Брови Чонгука сходятся у переносицы. Чем Тэхен мог обидеть каменное сердечко его братца? Чонгуку на ум приходят лишь всякие идеи по типу «сломал что-то в машине», «пролил на любимое хёново худи кетчуп» — да, это не исключено — или совершенно что-то несуразное. Следующая тэхенова реплика напрочь выбивает у Чонгука почву из-под ног. — Он хотел поцеловать меня, — хмуро произносит Тэхен. — А ты его че, опрокинул, что ли? — хихикает Чонгук, на что сразу получает пинок локтем в бок. У Чонгука не укладывается это в голове, его брат хотел поцеловать Тэхена. Он, конечно, не слепой, замечал, как Юнги смотрит, как, словно невзначай, пытается расспросить про него, но чтоб прям так. — Я просто.. — хмурится Тэхен. Чонгук кладет руку ему на плечо. — Тэ, а ты же ни с кем до этого.. Тэхен поднимает взгляд на друга, и по его глазам Чонгук понимает, что да. Он еще ни с кем. Ну как ни с кем, была, конечно, девчонка в старшей школе, но настоящим поцелуем это назвать можно с трудом, они просто прикоснулись губами и стояли так около полуминуты. Чонгук, услышав эту историю еще на первом курсе, когда они с Тэхеном пошли на какую-то вечеринку, устраиваемую в универе, от смеха чуть не укатился с танцпола. — Бля-я, — понимающе тянет Чонгук, — хреново. А я-то смотрю, хён еще мрачнее обычного. — И что мне делать теперь? — в отчаянье спрашивает Тэхен. — Тэ, — вдруг посерьезнев, обращает Чон, — а ты хотел поцеловать его? Тэхен молчит около минуты. Он рассматривает людей вокруг, деревья, расположенные внизу, дорогу и вывески, но ответить не решается. — Тэ? — Да, Гуки, я очень хотел поцеловать его, — наконец выдавливает Тэхен, — и это меня очень пугает. Чонгук понимает. У него самого в голове не укладываются все чувства, кипящие внутри из-за Чимина. Поэтому Чонгук понимает. Ведь Чимина хочется целовать постоянно. Он засыпает, представляя его пухлые сладкие губы на своей коже и даже во сне иногда видит его образ. Чонгук думает, что одержим. С приходом этого гипнотического мужчины в его жизнь, он резко стал ощущать себя, будто в любимом сериале Юнги. Чонгук стал одержим Чимином, словно каким-то демоном. Чонгук думает, что быть таким дьявольски красивым — невозможно. В Чимине идеально все, и тот факт, что Пак прекрасно это осознает, почему-то не отталкивает, а наоборот — сносит к черту крышу. Но Чонгук не против. Пусть продолжает. — Тэ, — по-доброму улыбается Чон, — если ты хочешь поцеловать его — поцелуй, разве не ты говорил, что жизнь слишком коротка для сомнений и подобного дерьма? — Не я, — прыскает Тэхен, чем вызывает искренне недоуменный взгляд друга. — Да? Ну и ладно, суть-то ты понял, — разражается смехом Чон. Тэхен с улыбкой кивает. — Просто мне как-то.. — он выдерживает паузу, пытаясь подобрать слова, — а вдруг я его, ну, разочарую. Чонгук поджимает губы. — Ну, хочешь, я помогу тебе? — неуверенно спрашивает Чонгук. — Как? — вопросительно сдвигает брови Ким. — Ну, научу, что за вопросы глупые, — усмехается Чон. — Чему? — все еще не понимает Тэхен. Чонгук закатывает глаза, закусив губу. — Целоваться, долбень, — смеется Чон. Глаза Тэхена округляются в немом шоке. Он еще минуту не может выговорить и слова. Он снова трет пальцы, приглаживает растрепавшиеся от ветра волосы и пытается собраться с мыслями и проанализировать идею. С одной стороны — дичь. Да со всех сторон, на самом деле, дичь, но разочаровать Юнги или, что еще хуже, сделать ему неприятно или больно Тэхену не хочется сильнее, чем целовать лучшего друга. Поэтому он неуверенно пожимает плечами, покраснев, кажется, с ушей до самых пят, и говорит: — Ну, давай. Чонгук смеется. — Иди сюда, — Чонгук облизывает пересохшие губы и расправляет плечи. По правде говоря, это жутко неловко, но как не помочь бро. — Что прям близко? — удивленно спрашивает Тэхен. Чонгук закатывает глаза и, усмехнувшись, подсаживается к другу вплотную. Он кладет его руки себе на плечи, а сам невесомо касается тонкой талии. Тэхен нервно дышит, и Чонгук уже подумывает бросить это безнадежное дело, но Тэхен прикрывает глаза и, сложив губы в трубочку, ждет. Чонгук внезапно разражается смехом, утыкаясь макушкой в тэхеново плечо. Тот растерянно моргает, не понимая в чем дело. — Ой, блять, сейчас живот треснет, — Чонгук прижимает руку к прессу и заливается смехом, — ты бы себя видел сейчас, — он пародирует Тэхена, сделав губы уточкой, и Ким недовольно дует губы. — Да иди ты, Гук-а, — шипит Тэхен, подрываясь с места. Чонгук тянет его за фартук назад и вытирает слезы с уголков глаз. — Да все, все, сейчас все будет, не кипишуй, — Чонгук с силой сдерживает новый приступ смеха, глядя в абсолютно потерянные тэхеновы глаза, — ты только с Юнги такого не делай. Тэхен пунцовеет еще больше. Он тупит взгляд вниз, но Чонгук неожиданно притягивает его за подбородок к себе и чувственно касается губами. Холодные и нежные. Губы Чонгука — холодные и нежные. Он поддается Чону, позволяя сминать свои, чуть покусывать и слегка коснуться языком своего. Это.. интересно. Тэхен не пробовал ничего подобного. Но нравится ему чисто механически, никакой эйфории этот поцелуй в нем не вызывает. Чонгук же в свою очередь целует Тэхена бережно и трепетно. Сознание упрямо рисует в голове Чимина. И Чонгук, возможно, повелся бы на это, но этот поцелуй совсем не похож на их поцелуи. Когда Чонгук целует Чимина, когда зарывается пальцами в его пепельные пряди, когда чувствует, как Пак прижимает его всем телом, его буквально ломает, он застревает в своем желании не отстранятся никогда. Чонгука накрывает, он будто захлебывается. Ему становится не нужен воздух, легкие наполняются огнем. Когда они впиваются друг в друга губами, между ними вспыхивает пожар, они горят, совершенно не желая тушить это пламя. По языку растекается лава, когда Чонгук проникает в чиминов рот, когда чувствует игривый укус. Их тела также полыхают в объятьях огня, он поглощает стремительно, сантиметр за сантиметром, и их кроет с головой. Сердце трепыхается, точно колибри в груди, слова забываются, и чужое дыхание становится единственным из ориентиров. С Тэхеном не так. С Тэхеном приятно, но не так. — Вау, — шепчет Тэхен, отстраняясь. Он вытирает костяшкой пальца влажные губы и смущенно улыбается, — Чимину с тобой повезло. Чонгук смеется. Да, Чимину с ним повезло, ведь Чонгук влюбился в него совершенно фатально, а так влюбляются — Чонгук уверен — лишь раз в жизни. И осознание, что ты стал для кого-то той самой фатальной любовью — сбивает с ног и сводит с ума. А Чимин тот еще любитель острых ощущений. — Юнги с тобой тоже повезет, — улыбается в ответ Чонгук, — ты даже не представляешь, как его кроет по тебе, — Чонгук вдруг вспоминает все взгляды, все расспросы, всю ту проявленную заботу, которая не окутывала никого раньше, кроме самого Чонгука, и кусочки сходятся в цельный пазл. В один большой влюбленный пазл.***
— Давай, братишка, залетай, — весело зовет Хосок. Он кладет трубку и кидает телефон в карман. — Джун-хён? — интересуется Чимин. Кихен уже закинул на него обе ножки и, по виду, устроился очень удобно. Вот только Чимин спихивает его уже раз в четвертый, но тот абсолютно не придает этому значения. — А где Юнги ходит? — вдруг спрашивает Ю, оглядываясь по сторонам. Хосок кивает Чимину и устремляет взгляд на Кихена, — он пошел позвать Чонгука. Этот самый Юнги спустя секунду, еще более хмурый, чем был, возвращается к друзьям и зло плюхается возле Хосока. — Все ок, чувак? — спрашивает Кихен, глядя на насупившегося друга. — Да все просто ахуенно, — грубо бросает Мин, устремляя взгляд на сцену. Парни перекидываются взглядами и пожимают плечами. — Наверное, с бойфрендом своим поссорился, — прыскает негромко Кихен, наклоняясь к чиминову уху. Пак кидает уничтожающий взгляд на парня, на что тот лишь невинно хлопает ресничками и, собрав губки в трубочку, чмокает Чимина в нос. Хосок напротив заливается смехом, наблюдая за ними. — Ребятушечки, — слышится довольный намджунов голос из-за спины. Юнги поворачивается и глубоко вздыхает, только этого Мистера Вечный Позитив не хватало сейчас. Он жмет старшему руку и натянуто улыбается. — Братишка, — Хосок расплывается в довольнейшей улыбке, раскинув руки в стороны для объятья. Чимин, глядя на них со стороны, разражается смехом. Он пожимает хёну руку, тоже проделывает и Кихен. — Тут так громко, пойдемте покурим, — предлагает Намджун, осушая первый попавшийся стакан. Это оказывается чонгуков, с вином. Намджун морщится, бурча что-то под нос, и направляется к выходу. За ним пробирается сквозь толпу хозяин заведения, остальные желания покурить не изъявили. — Самый курящий вызвался, — посмеивается Намджун, когда они выходят на улицу и становятся в угол возле скульптуры. Хосок усмехается. Он не курит. И Намджун, как и все остальные, об этом прекрасно осведомлен. И вышел Хосок вовсе не для того, чтобы изменить своим принципам, он хочет поделиться с Намджуном новостями и, раз уж такая пьянка, излить душу. — Как делишки? — Намджун как всегда бодр и свеж. Хосок прислоняется к скульптуре и сгибает ногу в колене. В его голове — приятный туман, но от тревоги он так и не избавился. — Хуево, Джуни, — отвечает Чон. Намджун выдыхает сизый дым и поджимает губы. — Опять твоя хуйня с Юнги проснулась? — понимающе спрашивает Ким. — Что? — недовольно морщится Хосок. И да, иногда его простреливает, как тут отрицать, и в такие моменты Хосок идет к Намджуну. Напиться и поплакаться. Но сейчас не об этом, — нет, с чего бы? — они оба прекрасно знают с чего, но Ким решительно молчит, — мне недавно пришло письмо. Намджун вопросительно вскидывает брови. — Там было это, — Хосок выуживает из кармана ветровки снимок и протягивает Намджуну. Тот с минуту оглядывает, переворачивает и пронзает друга изумленным взглядом. — Это еще что за херота? — он перечитывает надпись несколько раз, — это же фотка с твоего дня рождения? Хосок утвердительно кивает. — Все фотографии с того времени потерялись еще при переезде, я ума не приложу у кого она могла бы быть и кто вообще мог ее прислать. — Блять, — выдыхает Намджун. Он докуривает до фильтра, выкидывает сигарету и растаптывает. Хосок прожигает взглядом, но ничего не говорит. — Ты звонил Лукасу? — В тот же вечер. С минуту они стоят молча. Намджун, задумавшись, рассматривает фото и отдает его Хосоку — тот тут же прячет во внутренний карман ветровки. — Хотел бы я чем-то помочь, — виновато тянет Намджун, но Хосок, поджав губы, горько улыбается. — Я разберусь, — заверяет он, — просто хотел поделиться. — Чувак, — Намджун вдруг обнимает Хосока и хлопает по плечу, — я рядом, ты же знаешь. И если я чем-то могу, то я всегда.. Намджун не заканчивает, но Хосок знает, что именно всегда. Потому что он тоже всегда. — Я теперь даже не знаю, как тебе рассказать, — Ким чешет персиковую макушку и мнется. Хосок одаривает ободряющим взглядом. На это уходит немало сил, но Хосок привык. Иногда лучше улыбаться, даже когда хочется вырвать себе легкие. — Я уезжаю в тур, — осведомляет Намджун. Хосок с пару секунд молчит, а потом расплывается в счастливой — фальшивой — улыбке. — Чува-а-к, это же так здорово, — это и правда здорово. И Хосок рад за друга, ведь который год Намджун мечтает об этом. Но лишаться поддержки сейчас совсем не хочется. Они еще с пару минут разговаривают о намджуновом предстоящем туре. Он болтает о нем без умолку — Ким правда безумно вдохновлен, потом к ним подбегает пара девчонок и просят сфотографироваться с АрЭмом. Хосок, пока ждет друга, печально смотрит на валяющийся окурок и думает, что он не позволит уничтожить свой клуб, будто это одноразовая сигарета. Никто не посмеет отобрать у него его смысл. Также, как и не посмеет причинить вред одному из самых дорогих ему людей. — Хосок-и, пойдем? — зовет Намджун, кутаясь в свое пальто. Чон кивает, и они направляются к входу.***
Когда стрипперши снова выходят на танцпол, Хосок уже о чем-то беседует с Чимином и Кихеном, Юнги одиноко пьет свой абсент, время от времени кидая взгляды на Тэхена. Чонгук украдкой любуется Чимином, незаметно поправляя то прическу, то костюм, то сережки каждые пять минут. Девушки снова кружат в танце, вытворяя на шестах что-то абсолютно немыслимое. Кихен пожирает взглядом свою фаворитку — сейчас она в розовом белье, высоких босоножках и ярком боа до пят. Впечатляюще. Чимин переглядывается с Чонгуком взглядом и заводится дико, когда тот, закусив губы, дерзко ухмыляется и медленно скользит языком по коктейльной трубочке. Вот же засранец, знает, чем брать, мысленно проговаривает Чимин, пытаясь не выдать своего возбуждения. Когда девушки заканчивают танцевать и под аплодисменты скрываются за кулисами, Юнги осушает свой бокал и поднимается с места, вытерев рот тыльной стороной ладони. Он угрюмый и огорченный. Мин, проходя мимо Чонгука, бьет того, будто случайно, ногой по колену и продвигается через толпу к сцене. — Какого...? — возмущается Чонгук, разводя руки в стороны и испепеляя взглядом хёнову спину. — Если он запоет, я вызову копов, — сглатывает Хосок, не отрывая взгляда от двигающейся к сцене фигуре. Чимин также поворачивается в сторону сцены и усмехается. — Если он запоет, то я заставлю его заплатить за операцию по возвращению слуха. — Ставлю десять тысяч вон, что это будет сопливая девчачья баллада, — с интересом говорит Намджун. — Даю пятьдесят, если вы сейчас же вызовете охрану и его свяжут. Они разражаются смехом, но вскоре лишь удивленно вскидывают брови, ведь охрана не требуется — Юнги проскальзывает за кулисы, даже не думая о том, чтобы начать петь. За сценой небольшой коридорчик и развилка в три комнаты. Юнги открывает первую и заходит внутрь. Его пошатывает, но он приваливается плечом к стене и изучающе рассматривает сидящую перед зеркалом девушку. — Вам что-то нужно? — спрашивает европейка, снимая парик. Ее волосы из лиловых становятся черными. — Нужно, — басит Юнги. Из-за громкости музыки, ему приходилось кричать, чтобы друзья его расслышали, и теперь, и без того низкий Минов голос приобрел густое хриплое звучание. — Приваты не танцую, — фыркает стрипперша. Юнги ухмыляется. Он выуживает из кармана небольшую пачку банкнот и безэмоционально кидает на стол. Девушка вопросительно вскидывает бровь. — Надень парик и пойдем со мной, — тембр Юнги приобретает ледяные ноты, и смуглая кожа девушки покрывается мурашками. Странный, но чрезвычайно красивый незнакомец волнует ее. Это видно по тому, как она слегка поддается вперед, желая разглядеть, как мнет пальцы, гуляя хищным взглядом по обтянутому футболкой торсу — она хочет его, конечно, хочет, ведь Юнги не может не привлекать. Он стоит под лампой и его черные пряди переливаются от света, захмелевший взгляд приобретает особую сексуальность, а когда европейка обращает взор на выпуклость в области паха, она облизывается, еще раз кидает короткий взгляд на купюры и надевает парик, протягивая тонкую ручку к тумбочке, где находится небольшая шкатулочка с серебряными квадратиками. На всякий случай. Услужливый конферансье проводит их в комнату под номером три. Юнги в качестве гостя здесь еще не бывал, поэтому смотрит на все будто по новой. Розовое свечение, неоновая надпись на стене, просторная кровать с атласным покрывалом цвета спелого баклажана, напротив — пилон. Все, как задумывал Юнги. Девушка толкает его на кровать и сразу же садится сверху. Ее волосы обрамляют груди, лиловый в свете розовых ламп кажется еще ярче, еще краше. Она тянется, чтобы поцеловать, но Юнги резко поворачивается, поэтому девушка упирается носом в шею. Ее ничуть это не смущает, словно хищная пантера, она грациозно прогибает спинку и целует минову шею, стонет очень близко к уху — у Юнги мурашки — гладит через ткань футболки. Юнги прижимает к себе за талию. На девушке все еще корсет, и он одним движением расстегивает сзади молнию. Когда корсет спадает ему на грудь, он видит оголенный животик с приятной глазу выпуклостью, и ласкает сочное тело, сразу же откинув от себя ненужный предмет одежды. Следом на пол слетает минова футболка. Потом — латексный топ. Юнги зализывает соски, рычит в солнечное сплетение, ему хочется отдаться полностью, лишь бы заглушить давящее чувство злости и обиды, он хочет кричать от гнева, который накатывает с каждым движением. Он не понимает на кого так так сильно злится, но безумно хочется что-то сломать, хочется бежать или пить до потери сознания, лишь бы перестать чувствовать. Как он мог? Как они могли? Так жестоко поглумиться над его чувствами. И хоть ни одному из них Юнги их не озвучивал, он не понимает. За что? Неужели Тэхен отверг его, потому что влюблен в Чонгука? Юнги ласкает руками нежное тело и думает, что пусть, Тэхен ему и не нужен. Да и не любовь это вовсе, просто привязался. Он душит в себе обиду и бушующий гнев, уверяет себя, что Тэхен для него ничего не значит, но почему-то именно его имя звучит в голове Юнги, когда он целует живот европейки и буквально срывает с нее белье. — Да, — стонет пантера, когда ее укрощают сильные руки, беря в позе раком, — еще. Юнги не скупится на эмоции. Ураган бушует внутри него, его захлестывает искусственная страсть, вызванная гневом, он развязно шарит по телу девушки, прижимая ее рукой за живот и грубо трахая. Та слишком сладко стонет, упираясь в кровать и сжимая тонкими пальцами атласные простыни. Юнги — нахален, не сдержан, дерзок. Куда-то пропала вся его деликатность и чувственность. Он ритмичными толчками вырывает у девушки все новые стоны и вскрики, но совершенно не чувствует наполненности. Этот секс — лишь пустышка. Его страсть — всего-навсего фальшь. Но Мин об этом не думает. В мыслях лишь одно — скоро разрядка, скоро станет спокойно. Скоро приятное опустошение снова разольется по телу после горячей волны оргазма. Скоро. Скоро. — Да, да, не сбавляй, — рычит пантера, закусывая вишневые губы и запрокидывая назад голову. Юнги хватается за парик, наматывая волосы на кулак, и двигается быстро и грубо. Девушка кончает со сдавленным хрипом. Юнги подходит совсем близко. Еще немножко, всего пара движений. Да. Вот так. Он все еще толкается внутрь жаркого жерла, но волна, которая практически накрыла его, отступает. Нет, сука, нет. — Блять, — выдыхает Юнги, вынимая член через пару секунд и садясь на кровать. Он подгибает колени и опускает голову вниз, все еще сбито и громко дыша, зачесывает назад взмокшую челку. Он потный и неудовлетворенный. Никакой приятной опустошенности, никакого кайфа, ничего. Лишь поутихший гнев, принявший форму отчаянья. — Уходи, — шепчет Юнги, не глядя на девушку. — Деньги я все равно оставлю себе, — хмыкает та, натягивая топ и рассматривая нижнее белье, — ты мне трусы порвал, дикарь. — Там, в кармане брюк еще есть бабки, бери все, купишь себе новые, — девушка предложением не брезгует, наклоняется к черным брюкам, тащит купюры и, на ходу пересчитывая, выходит из комнаты, прикрывшись лишь топом и миновой футболкой. Юнги сворачивается в клубочек. Слезы сами текут из его глаз, он никак не может остановить свою истерику. Он нащупывает руками трусы и натягивает. Почему так херово? Гребаный Тэхен, гребаный Чонгук. Юнги орет в подушку, уже не сдерживая слезы, которые беспорядочно льются из черных глаз. Бездна в груди, кажется, разрослась до вселенских масштабов. Юнги накрывает чертовой истерикой. Он не понимает. Совсем не понимает, почему? Почему все еще так хочется сплести с ним пальцы и чтобы тела их сотрясало электричество? Почему жажда ощутить его присутствие каждым сантиметром болящего тела все еще так сильна? Юнги не может объяснить себе эту гребаную привязанность, которая теперь обжигает, разъедает его. Он отчего-то все также сильно скучает по нему. И хоть Юнги не видел его всего-то каких-то полчаса, он да. Он очень да. Юнги скучает по всему: по его ладоням, по его дрожащим ресницам, по миндальным глазам, кофейным прядкам, непослушно спадающим на лоб. Он скучает каждым сантиметром кожи, успевшей пропитаться его ароматом — освежающего утреннего дождя. — За что ты так со мной? — шепчет в пустоту комнаты Юнги. Жаль, стены не могут ответить.пару часов назад
— Выпьем? — уверенно предлагает Намджун. — Давайте дождемся Чонгука? — Мин опускает свой бокал, обращаясь к друзьям. — Да сколько его ждать, — хохочет Хосок, — иди позови его. — Да блять, хён, тебе надо, ты и иди, — Юнги пихает Хосока в бок, но тот, вооружившись подмогой Кихена, сталкивает Мина с дивана. Они оба смеются, давая друг другу «пять», и Юнги недовольно косится в кихенову сторону. — Предатели, — цедит Юнги, но Кихен лишь плечами пожимает. Юнги направляется к лифту, он спускается сначала на первый этаж, но Чжэн Бо, помотав головой, отвечает, что Чонгука не видел, потом Юнги идет в комнату для персонала, но жующий лапшу Джи Ху с полным ртом говорит, что Чонгук ушел с Тэхеном на четвертый. — Спасибо, — улыбается Мин, — и да, приятного аппетита, — он выходит из комнаты, еще раз напоследок улыбнувшись благодарно кланяющемуся официанту. На террасе людей полно. Сесилия в ускоренном темпе мешает коктейли, а официанты порхают меж столами, как пчелки. Юнги улыбается, зацепившись взглядом за тэхенову макушку, и уже направляется было к ним, но так и замирает у лифта. Его сердце останавливается. Он трет глаза, стараясь убрать легкую пелену из-за алкоголя. И не верит. Может, показалось, проносится в голове. Но нет, не показалось. Чонгук действительно целует Тэхена, придерживая его за затылок. И тот отвечает ему, уперев руки в чонгуковы колени. Юнги не верит. В груди жжет. Тэхен болит в Юнги. У него все такие же прекрасные глаза, когда он отстраняется от чонгуковых губ. Прекрасные и печальные, такие, в которых можно затеряться — что Юнги, в прочем, и сделал. И его губы все такие же алые и манящие. И на небе звезды — невероятные, далекие и до одури влекущие. Только сердце в миновой груди разрывается на гребаные атомы. И что-то вопит внутри. СУКА Сука сука Юнги напрочь забывает, что на террасе есть другие люди. Ему просто больно, и фокус отчего-то сужается до всего лишь двоих людей в этом мире. Нет, он не хочет никому из них врезать или спросить, зачем они так, ему просто больно. И почему-то бешено хочется плакать. Но Юнги не плачет. Он сжимает руки в кулаки — желваки играют на его лице — и треснувшее сердце дико стучит в груди. Агония, думает Юнги. Он поворачивается и шагает к лифту. Нет, Тэхен не стал ему противен и он не стал любить его меньше. Просто любовь эта теперь не возносит, она разрушает, ломает. Но этот комок боли, еще пульсирующий в миновой груди, сохранит в нем Тэхена чистым, незапятнанным злостью и обидой Юнги. Ведь в его сердце всегда будет для него место. Даже если вместо сердца останется ледяная пустыня с камнем в середине. Этому печальному мальчику с миндальными глазами будет тепло. Тэхен по прежнему звучит в Юнги теплом, он такой же космический и красивый, такой же бархатный и вишневый в его голове. Только в сердце теперь он не горит уютным летним костром, он его сжигает.