тринадцать попыток заставить жить шестьдесят семь сигарет, ноль пять никотина сто тридцать часов, поставить плейлист на repeat
до срыва связок в подушку, волосы в белый восемьсот пятьдесят насчитанных звезд
триста двадцать пять километров. и дыра меж ребер в гектар.
— Юнги, отдай мои таблетки, — безжизненный взгляд красных глаз прошибает насквозь. Мин на пару секунд задерживает дыхание. — Ты о чем, мелкий? — делает глоток, вопросительно вскинув брови. — Мои седативные, я знаю, ты опять рылся в моем шкафчике и забрал их, — его хриплый голос — ознобом по коже. — Гук-а, — тянет Мин, ему бесконечно больно за младшего, — не надо их больше пить. Давай лучше ромашку заварю? Или мяту, — воодушевляется Юнги, — ты же любишь байду эту всю зеленую, — пытается улыбнуться. Хосок насоветовал Юнги с десяток трав, которые оказывают успокаивающий и снотворный эффект. Но Чонгуку хоть бы хны. Из четырнадцати дней, которые прошли после уезда парней, Гук спал от силы шесть, потому накупил себе дряни этой седативной — Юнги рыщет в его комнате каждый день в поисках новых таблеток, ведь как бы Мин их не прятал, не выкидывал, не смывал в унитаз, Чонгук либо находит, либо покупает еще. — Я хочу поспать, — хрипит. Его глаза — красные и опухшие — опять всю ночь рисовал, думает Юнги. — Иди сюда, — Юнги поднимается из-за стола и подходит к младшему. Тот покорно склоняет голову к его плечу. — Отдай таблетки, пожалуйста, — шепчет Чонгук. У Юнги ком в горле образуется. Его разрывает, с одной стороны — Тэхен, с которым космос, счастье и любовь нежная, с другой — тьма, боль, обмороки, Чонгук, который никак не ведется на попытки помочь. — Гуки, — Юнги влетает в комнату. Чонгук мечется по постели, весь вспотевший, и стонет. Юнги кричит его имя, и лишь тогда младший подрывается. — Чим.. — орет младший в темноту комнаты. Он с пару секунд диким взглядом смотрит на старшего брата, а потом бросается тому на шею и мочит черную футболку слезами. — Опять кошмар? — спрашивает шепотом Юнги. Младший кивает. Третья ночь после отъезда Чимина. Третья бессонная ночь после отъезда Чимина. Чонгук не может спать, ибо как только он проваливается в сон — Чимина сбивает поезд, он умирает от передоза, тонет в море.. — Я рядом, — Юнги гладит по волосам, шепчет ласково. Он чувствует, как чужие слезы пропитывают тонкую ткань. — Давай я побуду с тобой, а ты попробуешь поспать немного? — жалобно просит Юнги. За две недели он успел испробовать мольбы, крик, манипуляции, секретное оружие в виде очарования Тэхена, текилу и шантаж, но помогло ровным счетом ничего. Потому сейчас Юнги просто тихо просит в надежде на то, что Чонгук не начнет спорить. Чонгук не начинает. У него попросту не осталось на это сил. Его тошнит четвертый день, и, видит Бог, если бы было чем блевать.. — Может, хочешь покушать? Я закажу, что скажешь, — говорит Юнги. Ответ отрицательный. Они приходят в хёнову спальню. Тут пахнет кофе и пряностями, повсюду разбросаны какие-то чертежи, бумажки с рисунками — минова атмосфера вся на виду. Юнги укладывает брата на синие атласные простыни и укрывает пледом. Тот не спешит закрывать глаза. — Нельзя себя так изводить, Гуки, — шепчет старший, поглаживая по голове, — хочешь, мы поедем к нему? Я возьму отпуск, и мы поедем, только скажи. — Не надо, — хрипит, — ему это не нужно, значит, мне тоже. если бы — Ты уже все подготовил к выставке? Когда она, в четверг? — меняет тему Юнги. — А какой сегодня день? — следует ответный вопрос. — Вторник, — вздыхает. — Тогда в четверг, — говорит Чонгук. — Гуки, все в порядке? — Вопрос глупый, Тэхен знает на него ответ, но спрашивает чисто механически, озабоченно глядя на опирающегося на стену друга. Студенты глазеют со всех сторон — Чонгук только что разбил свой планшет об пол. — Тэ, — едва слышно тянет Чонгук. У него темнеет в глазах. Сколько он не ел? День, два? Больше? Голова такая тяжелая. Чонгук опирается на стену рукой, но, кажется, даже этого совсем не чувствует, все тело, словно ватное. Обеспокоенное тэхеново «Гуки..» — последнее, что слышит Чон, перед тем, как окончательно провалиться в темноту. — Мелкий, — шепчет Юнги. Брат поднимает на него заплаканные глазенки, — помни, что я очень люблю тебя, — улыбается. Чонгук пробует улыбнуться в ответ. Получается тоскливо и сложно, но то, что получается — уже прогресс. Чон засыпает спустя десять минут. Юнги не прекращает гладить его блондинистые пряди, он вспоминает, как сложно младшему было смириться с уходами отца из дома, Юнги помнит, как маленький Гук рыдал ему в трубку и спрашивал, не у них ли папа. Юнги тянет из заднего кармана вибрирующий телефон. Пришло уведомление. Мин улыбается уголком губ — Тэхен. TaeTae Давай встретимся, хочу кое-что рассказать. MinYoongi Конечно, Тэ. Я съезжу с Чонгуком в выставочный центр и приеду к тебе, ладно? TaeTae Я буду очень ждать нашей встречи. MinYoongi Берегись, я до смерти соскучился и планирую тебя зацеловать /пошлый смайлик/ TaeTae Лучшая защита — нападение /три пошлых смайлика/ Юнги кладет телефон на стол и аккуратно залезает на кровать за спину Чонгука. Младший слегка подергивается во сне, дышит тяжело, и Юнги легонько обнимает, почти касаясь носом чужого затылка. Если бы можно было забрать из его похудевшего тела всю тоску — Юнги, не задумываясь, забрал бы, невыносимо смотреть как он мучается, как судорожно сжимает телефон в бешеном желании отправить сообщение, как рисует ночами и рвет на кусочки его портреты по утрам. Юнги пытался дозвониться Чимину трижды, но тот ни разу не взял. Тэмин сказал, что одна из составляющих лечения — ограничить связь с внешним миром, позволив сосредоточиться на своем внутреннем, поэтому у него забрали телефон. — Бро, приезжай, малому совсем херово, — голос Хосока мрачный и строгий. Юнги сигнал принимает незамедлительно, наспех собирает вещи, просит закончить без него, и вылетает с объекта. Когда он приезжает в Гриндевальд, Чонгук валяется на диване в кабинете Хосока и мычит что-то о том, что Чимин — мудак и не достоин его потрясности. — Давно он тут? — спрашивает Юнги, беспокойно глядя на младшего. Ворот его футболки мокрый, волосы тоже будто водой смочили — наверное, тошнило, предполагает мысленно Мин. Чонгук гладит себя по груди, там, где расположена татуировка, и сворачивается на диване клубком. — На самом деле, нет, просто сет шотов — слегка многовато на одного, особенно показательно голодающего, — недовольно щурится старший Чон. — Пошел он нахуй, правильно? — выкрикивает Чонгук неожиданно, — пусть и дальше с Кихеном своим дурацким лижется. В Пусане своем ебучем. Бабу себе найду, — пьяно усмехается Чон, — Хосок-хён, найди мне бабу. Оба парня поворачивают к нему головы и глубоко вздыхают. — Где его куртка? — спрашивает Юнги у Хосока. — Он пришел в футболке, — следует ответ. Юнги испепеляет младшего злым взглядом. При таком ветре в одной футболке, вот же идиот безрассудный. Когда Юнги слышит тихое чонгуково «хён» и чувствует, как его трясут за плечо, время уверенно близится к четырем вечера. За окном жизнь бурлит и бьет ключом, там смех радостный, дети на площадке играют, люди куда-то спешат, суетятся, и, кажется, что лишь в наглухо зашторенной миновой комнате темно и тоскливо. Юнги трет сонные глаза и еще с пол минуты вспоминает, кто он, где он и как он в этой кровати вообще оказался. Когда мозг услужливо отвечает на все вопросы, Юнги зачесывает пальцами волосы и приподнимается на локтях. — Ты меня в выставочный обещал отвезти, помнишь? — негромко спрашивает Чонгук. — Ага, — бормочет Юнги, — я отвезу. Только одно условие, — он слегка приподнимает уголок губ в улыбке и вскидывает бровь, — сначала поешь. Чонгук со стоном валится лицом в подушку. Он отрицательно мотает головой, но Юнги по-доброму хлопает по спине, грозится начать кормить через воронку, и внутренне ликует, когда младший, спустя пять минут, сидит на кухне и все-таки жует жареный рис с грибами и овощами. — Вообще, это даже не очень ужасно, — улыбается Чон. — Приму за комплимент, — смеется старший, подсовывая мелкому чашку с кофе и шоколадные конфетки под шумок. Они приезжают в выставочный центр спустя час (большая часть времени ушла на то, чтобы сделать Чонгука похожим на человека), и Юнги радуется невероятно, потому что мелкий, всю дорогу молчавший, сейчас меняется на глазах: он указывает какую иллюстрацию где развесить, как поставить свет и уверенно подписывает пригласительные открытки для администрации университета. Юнги радует, что младший нашел себя в этом и что в самый нужный момент любимое дело помогает как минимум не сойти с ума. — Ну че, Пикассо, — Юнги подходит к младшему, внимательно разглядывающему замок в рамке под стеклом, и радостно кладет руку на плечо, — чувствуешь себя знаменитостью? — Пикассо — кубист, не позорь меня, — отходит от брата Чонгук, закатив глаза. Но Юнги не обижается, он разражается смехом, устремляет взгляд на иллюстрацию перед собой, и, на пару секунд залипнув в темную атмосферу работы, задумчиво чешет затылок. — Я считаю, что, когда мы закончим, нужно съесть что-то вкусное и испанское, — Мин нагоняет младшего, когда тот рассматривает список приглашенных гостей, стоя рядом с неизвестным Юнги парнем, — Пикассо — испанец же, да? — Мы, значит, закончим? — вопросительно изгибает бровь Чонгук, делая ударение на первом слове, — ты просто мешаешься под ногами, хён, не льсти себе, — то, что к младшему вернулся сарказм, сразу добавляет Юнги еще плюс сто к настроению, мелкий без этой своей «особенности» совсем на себя был не похож. — Фу, какой ты душный человек, честное слово, — посмеивается Юнги, шагая в сторону устанавливающих скульптуру парней. Мин окидывает многозначительным взглядом творение и кричит брату через зал, жестом указывая на скульптуру Медузы Горгоны. — Я чего-то о тебе не знаю, мелкий? Ты когда успел в скульпторы переметнуться? — Ты заткнешься сегодня или чуда не ждать? — слышится ответный крик, у Юнги от этого ответа — улыбка на лице, если честно, лучше так, чем пять слов за сутки, — это не моя, — говорит более спокойно Чонгук, подходя к мужчинам у скульптуры и, скрестив руки на груди, рассматривая, — однокурсницы. Талантливо, правда? Юнги кивает. Чонгук, усмехнувшись, снова исчезает где-то в глубине зала, а старший глубоко вздыхает. Хоть бы, когда они выйдут из галереи, прежнее настроение Чонгука не вернулось. Мин тянет телефон и открывает диалог с Тэмином. Его губы трогает легкая улыбка — каждый раз, когда он видит, как подписан Ли в Какао. MinYoongi Как дела? Ответ приходит практически сразу, сначала фото Чимина, залипшего в ноутбук, с подписью «постоянно тягает мой ноут по выходным и проверяет странички малого, бесит», а потом и ответ. BlueDiamond Ему сложно. MinYoongi Как реабилитация? BlueDiamond По результатам анализов, его организм не сильно пострадал от веществ, сейчас он на детокс-программе. По выходным пускают домой, спасибо Хосоку, что договорился. А по будням обычная херня: антистрессовые мероприятия — Чимин их терпеть не может, постоянно жалуется — беседы всякие, терапия, в общем, не повеселишься. Но Пусан мне нравится, я побывал в самом популярном клубе на берегу, он ахренительный, нужно обязательно Кая затащить /коварный смайлик/ Юнги закатывает глаза — куда Тэмин и без тусовок — и быстро печатает ответ. Но не успевает он отправить, от Ли приходит еще одно: BlueDiamond Как Гуки? Сердце пропускает удар. Херово, Гуки, хочется ответить Юнги, но он не решается, потому печатает: MinYoongi Ему не просто, он еще не смирился с его уездом. — С кем чатишься? — Чонгук подходит сзади и кладет подбородок на плечо. Юнги, вздрогнув от неожиданности, лихорадочно блочит телефон и прячет в карман. Чонгук успевает заметить лишь краешек белых волос. — С Тэ, — врет, — мы договорились увидеться вечером. Чонгук, поджав губы, коротко кивает. Интересно, когда это Тэхен в блондина успел перекраситься, думает.. — Я уже все, ребята сами закончат вешать иллюстрации, так что можем идти, — говорит Чон. Юнги кивает. Они прощаются с работниками и выходят из здания. Юнги вскидывает брови, шагая к Ауди, они пробыли в галерее достаточно долго, на город успели опуститься первые сумерки. — Домой или.. — Юнги запинается, устремляя взгляд на лавки с уличной едой на другой стороне улицы, — Гуки.. — мечтательно тянет Мин с воодушевленной улыбкой. — Чего? — весьма скептично. — Мы идем есть шашлычки на шпажках, — Юнги радостно улыбается, снимает Ауди с сигнализации и быстро залезает на переднее сидение за портмоне в бардачке. Он кидает телефон на кресло — что не остается без внимания младшего — и трясет кошельком с довольным видом. — Пошли, — зовет. — Да я здесь подожду, мне куриный, — натянуто улыбается Чонгук, в голове прокручивая варианты хёнова пароля. Тот одобрительно кивает и улетучивается. Чонгук садится в авто и тянет с водительского сидения оставленный смартфон. Он вводит комбинации, нервно покусывая губы, и с четвертой попытки угадывает. — Как предсказуемо, — улыбается, введя дату собственного дня рождения. Одно непрочитанное сообщение. Чонгук бросает взгляд на семенящего к лавкам с уличной едой брата и снова утыкается в экран. Он мысленно извиняется перед хёном и открывает сообщение. Чонгук быстро скользит взглядом по предыдущим, задерживая дыхание, когда доходит до последнего, непрочитанного. BlueDiamond Чимину тоже. В первую же ночь после приезда, он устроил истерику, собрал чемодан и сказал, что не может без него. Я еле остановил. Чонгук сглатывает. не может без него.. Чимин сказал, что не может без него. Глаза начинает щипать. Чонгук делает глубокий вдох — решается — и печатает сообщение от имени брата. MinYoongi Он в порядке? Не прочитано. Черт. Чонгук нервно стучит ногтями по панели и громко тянет легкими воздух. Пожалуйста, мысленно просит. Спустя пару минут телефон наконец вибрирует. Чонгук реагирует молниеносно. BlueDiamond Не знаю, Юнги. Семья его поддерживает, я тоже, и он старается, но иногда его прям накрывает. За все время, что мы знакомы, я не видел, чтобы он любил кого-то также сильно, как Чонгука. Чон замирает. Он на долгую минуту забывает как дышать. любил.. эхом в голове. Когда-то, на какой-то вечеринке, Хосок спьяну ляпнул Чонгуку, что худшее, что ты можешь сделать в любви, — это раствориться в ней. Чонгук тогда лишь посмеялся, опустошая третью бутылку пива, и пошел танцевать с очередным парнишкой. И только сейчас он понимает, судорожно сжимая хёнов телефон и глядя на чиминово фото, от которого сердце, которое, казалось бы, уже выброшено под рельсы поезда, увезшего его, и им же размазано по железу, снова начинает биться, снова просится в его руки, снова хочет быть исцеленным. Чонгук проебался. В который, бляха, раз. Он растворился в этом гребаном ядовитом чувстве, растворился в любви этой долбанной. До нуля, до состояния, когда тебя уже нет, есть лишь любовь к нему, пульсирующая под кожей. Чонгук болен Чимином, и нихрена это не романтично, чертова зависимость. Больная дурацкая зависимость. привычка Он быстро скринит сообщение, пересылает себе и удаляет следы своего преступления. Чиминово фото Чонгук также сохраняет — от этого что-то внутри оживает будто, видимо, что-то есть еще живое там, под слоем горечи и отчаянья. — А вот и истинное блаженство подъехало, — лучезарит Юнги, залезая в машину за секунду до того, как младший кладет обратно его телефон. — У тебя нездоровые отношения с едой, ты знаешь об этом? — фыркает Чонгук, забирая свою еду и вдыхая прекрасный запах курочки. — Ой, кто-кто, а ты бы помалкивал о здоровых отношениях, — сарказничает. Чонгук как-то слишком довольно жует курятинку, и Юнги даже щурится скептически на секунду, но потом отпускает ситуацию, чтобы там ни было, главное, чтобы его мелкий котенок был счастлив, накормлен и не ввязывался в неприятности. То, что Чонгук десять секунд назад именно то и сделал, что снова ввязался в неприятности, остается для Юнги секретом.***
Лукас застает Хосока в кабинете, когда тот нервно стучит ногтями по столу и грызет кончик карандаша. — Привет, — бросает коротко. — Добрый вечер, господин, — он присаживается напротив и сразу проясняет, — я осведомлен про передозировки. На прошлой неделе, да? — В прошлое воскресенье и этот вторник, одного из двоих спасти не удалось, — мрачно сообщает Хосок. — Знаю, господин Чон, мне жаль, — Лукас кладет локоть на стол и делает глубокий вдох. По его лицу заметно, что он давно полноценно не спал, но Хосок решает не задавать вопросов, как и не давать очевидных советов. — К Гриндевальду присматриваются органы, такого не происходит нигде, только здесь, до меня дошли слухи, что клуб хотят закрыть, — Хосок поднимается и шагает к деревянному шкафу позади стола. Он достает оттуда две стопки и бутылку дорогого виски. — Не стоит, госпо.. — Перестань, — перебивает Чон, — не время для субординации. Лукас прокашливается, благодарно кивает на подставленную стопку с янтарной жидкостью и вынимает из кармана пакетик с зелеными круглыми таблетками. Он кладет их на стол и жестом указывает Чону взглянуть. Тот неуверенно тянется к зип-локу и выуживает две круглые таблетки. — Что это? — Нашли у господина Пака под окном, передозировка наступила в следствии принятия этих наркотиков. Хосока прошибает. Он катает таблетки по ладони, потом внезапно отбрасывает в сторону и зло присасывается к стакану с выпивкой. — Блять, — рычит. Он вспоминает. Таблетки — зеленые, со змеей с одной стороны и двумя буквами «J» с другой. Нет, это не инициалы его имени, это что-то другое, он уверен. Хосок подозревал, он думал о том, что это может быть он, размышлял в те бессонные ночи, когда кошмары с передозировками в клубе начали преследовать систематически. Но что, если он ошибся? Ведь брат в тюрьме. Или.. Когда он узнавал о его делах в последний раз? Около года назад? Может, больше. Нет, не может быть. Пока Чон разгуливает по кабинету, судорожно сжимая стакан и уперев взгляд в пол, Лукас читает в нем и страх, и непринятие, и отрицание. У него также были догадки, но раз господин сказал не проверять, Лукас не проверял и по этому пути в расследовании не шел. Он в принципе не привык нарушать обещания. — Лукас, — поворачивается Хосок. Он поднимает взгляд и смотрит мужчине прямо в глаза, — проверь, где сейчас Юджин. — Сделаю.***
Когда за окном темнеет, а время решительно приближает Тэхена к встрече с Юнги, Ким сидит на кровати, болтая ногами в воздухе и мысленно успокаивая сумасшедше трепыхающееся сердце в груди. Тэхен ведет рукой по фиолетовому атласу и прикрывает глаза, простынь на кровати Юнги — такая же на ощупь (да, он заходил и лежал на его постели, пока Чонгук уснул за просмотром сериала, а Мин был на работе). Тэхен закусывает губу, прокручивая в голове все просмотренные видео и советы из интернета, и очень надеется, что он готов. Ведь после того вечера в отеле, он работал над собой (усердно, кхм, работал) и сейчас почти уверен, что готов. Внезапно раздавшийся звонок в дверь заставляет вздрогнуть. Ким подрывается и еще с пару секунд стоит, засмотревшись на синий тюбик на тумбочке, и нерешительно шагает в сторону коридора. Проходя мимо кухни, он прикладывается к бутылке коньяка, делая два уверенных глотка, и в который раз проговаривает про себя «все получится». В голове слегка шумит от количества выпитого алкоголя (но, а как по другому, Тэхен и так решился с громадным трудом), но Ким старается игнорировать. Он поворачивает ключ, и в проходе рисуется Юнги. Как всегда безупречен. На нем серое пальто и улыбка на лице. Тэхен вдруг думает, что смело мог бы сдать его властям, ведь вряд ли законно воровать чужие сердца, хоть и будучи настолько красивым. Тэхен смотрит в его угольные глаза и чувствует, как что-то неистовствующее разгорается внутри, и Тэхен сгорает.. то ли от жгучего Хеннесси, то ли от пряного аромата, исходящего от Мина. — Ого, — удивленно тянет Юнги — Тэхен стоит обнаженным по пояс и вздыхает лишь. Он безмолвно и преданно всматривается в черные глаза напротив и мысленно напоминает себе дышать. Юнги задерживает взгляд на цепочке, обрамляющей ровную шею, на изящной линии плеч, но как только чувствует, что щеки покрываются румянцем, опускает голову, наклоняется снять обувь, стягивает пальто, в то время как Тэхен жжет взглядом. Мин, осознав, что дальше снимать разве что рубашку или штаны, все же устанавливает зрительный контакт и спустя пару секунд разражается смехом. — Ты чего? — спрашивает с улыбкой. Тэхен не отвечает. Он серьезен, он решается. Младший припечатывает Юнги к двери, сократив между ними расстояние в секунду. Тот вскрикивает от неожиданности и смотрит теперь совсем дико. Неожиданно, особенно от Тэхена. — Тэ, — давит Юнги, отталкивая младшего от себя. Тот отходит всего на шаг, — ты же хотел поговорить о чем-то, так, может.. — он не заканчивает, потому что Ким перебивает сразу же: — Замолчи, — закрывает рот старшего ладонью, — иначе я никогда не решусь. Тэхен на вкус — исступление с коньяком. Юнги инстинктивно сжимает талию донсэна и прижимает к себе за шею. Тэхен целует вязко, тягуче, позволяет почувствовать себя на вкус. Вопрос Юнги остается не озвученным, но младший будто мысли читает, безмолвно объясняя суть своих слов, он увлекает в новый поцелуй, дикий, развязный, требующий продолжения. И Мин догадывается, на что именно решался младший. Тэхен тянет за руки на себя, он пятится к кухне, ведя за собой Юнги, поворачивает и толкает на стол — Мин еле успевает выставить позади руки и опереться — глотает коньяку, чем вызывает ошарашенный взгляд старшего, и, схватив Юнги за волосы на затылке, снова прижимает к себе. — Да что в тебя вселилось? — мычит в поцелуй Юнги. Ему скорее любопытно, чем страшно, хотя Тэхен, хлещущий французский коньяк и забирающий душу французскими поцелуями, совсем не похож на того милого маленького котенка, что сворачивался клубком на миновых коленях. Этот мужчина напротив — другой. В его взгляде — жажда, из вишневых губ сочится жадность, ему хочется безумства, хочется, чтобы без устали, чтобы крыши в пекло несло к самим чертям, чтобы внутри все взрывалось безустанно. Юнги видит это. Именно потому видит, что под его бледной кожей струится та же жажда, та же тяга. Тэхен азартно улыбается в ответ и, пробираясь пальчиками под черную рубашку, льнет своими ядовитыми губами к чужой шее, целует, кусает — чем вызывает кружащие голову хриплые стоны — засасывает белую кожу, оставляя на ней багровые стигмы. — Любовь, — вдруг отвечает Тэхен, — в меня вселилась любовь к тебе, хён. У Юнги мурашки. Как пафосно и поэтично это звучит. Он вдыхает аромат тэхеновых волос — еще мокрые, наверное, только помыл — и сцепляет руки у него на шее. Юнги кроет от осознания, что, узнав запах этих волос, этой агатовой кожи, остальные запахи слились в одну целую банальность. Юнги проводит ладонью по цветущей коже, и Тэхен ежится от его холодных пальцев. Сколько же сексуальности в этом безупречном теле, думает Мин, сколько бушующей страсти, что волнами разбивалась бы о скалы чужого вожделения, дай ей волю. И Юнги прав во всем, в Тэхене действительно пляшет до безумия влюбленная вселенная, что жаждет разорваться на крохотные точки-звезды в своей бешеной похоти, и лишь одного ему не удается отчетливо понять — не чужого вожделения, а только его. В тэхеновой вселенной лишь одна скала и лишь ее хочется ласкать и любить, приручить и боготворить, как единственный источник того самого вожделения, о котором так стонет тэхеново море. Когда Ким кусает Юнги за ключицу, старший ловит себя на мысли, что сошел бы нахрен с ума, если бы этот мужчина стал чьим-то еще, если бы неожиданно исчез из его жизни, будто и не было никогда. Он бы в самом болезненно-бредовом смысле этой фразы, сошел бы нахрен с ума. Но пока что вселенная милостива, Тэхен есть, он здесь, рядом, проводит языком от ключицы до мочки уха, засасывает кожу, сводит с ума собой, таким необыкновенным собой, раскрепощенным, страстным, обжигающим. Юнги теряет самообладание. Он ласкает взглядом тэхеново тело, такое тонкое и манящее, гуляет ладонями по обнаженной груди, задерживаясь и оглаживая соски, гладит плоский живот, кусает губы, дойдя до кромки голубых джинсов, и устанавливает зрительный контакт, просит разрешения. Тэхен лихорадочно дышит, стискивая челюсти, берет Юнги за руку и молча ведет в свою комнату. Они не вписываются в дверные проемы, ударяются о стены и мебель, когда, наплевав на все, целуются по пути в спальню, и лишь когда заходят, Юнги отстраняется и, кинув быстрый взгляд на новое постельное на кровати, застывает с разинутым ртом. — Серьезно? — он смотрит на темно-фиолетовый атлас, и смешок вырывается непроизвольно. Раньше здесь было белое хлопковое. Тэхен краснеет в секунду, но виду не подает, он смотрит в космические глаза и отвечает тихо: — Я знаю, ты любишь синий, но было только фиолетовое, — он садится и тянет ручки к старшему, подзывая. Юнги не может сдержать улыбки. Он подходит и неожиданно даже для самого себя перекидывает через тэхеновы колени ногу и садится, прижимаясь бедрами, обвивая тонкую бронзовую шею руками и обжигая губы чувственным поцелуем. — Я люблю тебя, — шепчет Юнги, выделяя последнее слово. Он смотрит прямо в глаза. От этих слов у самого мороз по коже, но он не врет, он любит, до беспамятства, до забвения любит этого удивительного человека напротив. Того, кто сейчас прячет блестящие миндальные глаза с застывшими капельками слез, утыкаясь в сгиб шеи; того, с кем так горячо и необъяснимо хорошо; того, кто тянется сорвать невесомый поцелуй с влажных губ и робко останавливается в сантиметре, совсем забыв, что еще две минуты назад был диким неприрученным зверем, которого всю жизнь прятал глубоко внутри. Юнги уводит взгляд влево, именно туда, где на прикроватной тумбе лежит синий тюбик, и усмехается. — Кто-то подготовился? — спрашивает старший с издевкой. Тэхен улыбается: — Хочешь проверить, насколько? В своей жизни Ким Тэхен сделал лишь две абсолютно безрассудные вещи, за которые ему прям сильно стыдно: задал этот вопрос и купил анальную пробку, что было по истине лютым ужасом, учитывая то, что попросить кого-то купить — Чонгука, собственно, кого Тэхену еще просить — он так и не решился, потому стоял около магазина в солнцезащитных очках, закутанный в капюшон и чонгукову куртку, которая и на друга-то велика, около часа, и убеждал себя, что в этом ничего страшного нет и что естественно, то не безобразно вообще-то. Юнги, собственно, проверить не прочь. Он встает, с ухмылкой шагает к выключателю, погружает комнату во тьму, а затем, подойдя ближе, тянется к ширинке на тэхеновых джинсах, расстегивает легко, будто всю жизнь именно к этому и готовился, аккуратно стягивает. Тэхен привстает, чтобы помочь, из последних сил удерживая зрительный контакт, и Юнги с полминуты оглядывает открывшийся вид. Тэхен очень сильно красивый. Юнги нежит взглядом его очертания, изящный силуэт в сумраке ночи, он скользит по плавно вздымающейся груди, плечам, рукам, животу — у Тэхена еле видный рельеф, Юнги нервно слюну глотает — и целовать это тело хочется до колик. Тэхен упирается локтями в простыни и сгибает ногу в колене — как же ему идет эта поза, цвет этот аметистовый, ночь за окном, лунный свет, мягко ласкающий смуглую кожу. Юнги опирается на руки, нависая над Тэхеном, и шепчет: — У тебя когда-нибудь возникало непреодолимое желание поцеловать другого парня? — тает в ночной тишине вопрос. Они практически не видят друг друга, но чувствуют чужое дыхание на своих губах. — Да, — звучит тихий шепот в ответ. — Когда? — совсем неуверенно. — Сейчас. Тэхен тянет старшего на себя, так, что тот валится на него всем телом, но Тэхену нравится так, близко, он вжимает старшего в себя, трется пахом, срывает стоны с белых губ. — У меня есть еще одно непреодолимое желание, — говорит Тэхен. Старший мычит вопросительно. — Его имя начинается с Ю, — смеется. Юнги рычит в чужую шею, прикладывается губами к пульсирующей венке, и крышу сносит безбожно, когда он чувствует, как дрожит тэхеново тело, как содрогается его вселенная под рукой. Мин касается ладонью груди, он чувствует ее, такую неистовую, такую безумную. В Тэхене танцует обнаженный, яростный мир, пока Юнги танцует языком вокруг его соска. Он дышит в такт тэхенову сердцебиению, и ночь накрывает их с головой, размазывая по фиолетовым простыням. Такая себе экскурсия по грехам, не забудьте оставить здравый смысл дома. Мир в Тэхене — бесшабашен и безумен. Мир в Тэхене принадлежит одному конкретному человеку, и это даже не пугает, возбуждает, скорее. Мир в Тэхене вибрирует и гнется под ловкими руками старшего, и это желание обладать тем, кто хочет, чтобы ты им обладал — пьянит. Юнги стягивает с Тэхена белье, глядя ему в глаза. Сейчас для Мина, как не парадоксально, в них восходит солнце. И он осознает, что это, скорее, луна отражается, но ему больше нравится думать, что в них восходит солнце, ведь когда Тэхен пришел в его жизнь, то осветил ее, точно солнце. Юнги стягивает с Тэхена белье и в нем просыпается странное ощущение, что так было всегда, что только так и не иначе — правильно. Странное ощущение, будто он был рядом всю жизнь и даже прошлую, будто ничего и никого не было до него и даже любви, кажется, до него не было. Но он пришел и принес ее с собой. Синонимом любви для Юнги стал Ким Тэхен. Никто и никогда прежде не делал с Тэхеном того, что делает Юнги. И когда кажется, что жизнь уже выпила Тэхена до дна, раз за разом, как спасение, приходит он и дарит спокойствие, чувство защищенности. Так и сейчас, Тэхен лежит перед ним на фиолетовом атласе абсолютно обнаженный, совсем беззащитный, но в его глазах нет страха, в них безграничное доверие и безмерная любовь. Юнги целует грудь, оставляет влажную дорожку, когда скользит губами к паху, выцеловывает низ живота, заставляет младшего выгибаться и тихонько постанывать, сжимая фиолетовый атлас в кулаках и в немом крике прося больше. Юнги спускается к бедрам, чуть прикусывает — Тэхен вздрагивает — и оставляет рубиновую метку на нежной коже. Тэхен зарывается пальцами в мягкие волосы, тянет на себя, просит.. Когда Юнги оказывается лицом к лицу, Тэхен кивает на смазку и привстает, чтобы показать, что готов. Юнги смотрит на него с секунду. — Ты уверен? Может быть больно и.. Он не заканчивает, потому что Тэхен впивается в его губы жестким уверенным поцелуем. Теперь он не считает, что если они остановятся, то он больше не решится. То ли обжигающий коньяк, то ли горячий, как само пекло, Мин Юнги пробуждает в Тэхене что-то доселе ему неведомое, он пробуждает животное желание, что стягивает низ живота тугими путами, и в тэхеновом худом теле просыпаются бесы, которых не усмирил бы ни один экзорцист, они идут за Юнги абсолютно беспрекословно по этому темному лесу, по этому аметистовому атласу. — Я никогда не был ни в чем более уверен, — улыбается Тэхен в поцелуй. Юнги рывками снимает с себя оставшуюся одежду, стоя теперь бесконечно откровенным и совершенно голым перед Тэхеном, что телом, что душой. Юнги всегда любил секс, но даже подумать не мог, что от желания могут буквально неметь пальцы. Так бывает, оказалось, когда он рядом также сходит с ума, когда говорит, что хочет, когда транслирует всем телом. Мин тащит с тумбы лубрикант и мажет член. Тэхен лежит перед ним, готовый на все, что он скажет, и осознание этого дурманит. Тэхен буквально кружит голову своим непревзойденным совершенством, и в своем застенчивом безумии заставляет жаждать себя так, как никого и никогда Юнги не жаждал. — Ты помнишь? — спрашивает Мин, размазывая остатки смазки по тэхенову животу. Тот ежится от внезапного холодка и вопросительно сводит брови. — Я люблю тебя, — шепчет Юнги, пристраиваясь. Он входит не резко — удивляется жутко, что Тэхен лишь откидывается на постель, закрыв глаза и закусив губы, а не кричит, что больно — и двигается в младшем бережно и аккуратно, гладя руками чужие бедра, деля на двоих одно пламя. Тэхен мычит что-то нечленораздельное, похожее на «да, еще», и Юнги принимает сигнал, даже толком не расслышав, он ускоряет движения, льет керосина на пылающую землю, и Тэхен.. Тэхен просит еще, Тэхен тянет к себе, заставляя рухнуть и прижаться всем телом, Тэхен целует сумасшедше, оставляет на Юнги свой аромат вперемешку с запахом черничного геля для душа, всю свою нежность, свою дикость и тьму, что, кажется, заполнила его всего. Тэхен насаживается глубже, заставляя Юнги двигаться в нем быстрее. У него в который раз возникает вопрос «может ли быть так хорошо?». С Юнги этот вопрос всегда звучит в тэхеновой голове, и как хорошо, что внутренний голос всегда шепчет уверенное «да». Да. Тэхен знает, что да, Тэхен кричать готов о том, что да. И он кричит, стонет громко и чувственно — от одного этого сладкого голоса Юнги на атомы разрывает — чувствует, как старший подходит к пику, как терзает его тело быстрыми движениями, и шепчет /добивает/: — Я люблю тебя, хён. Юнги кончает, прижимая Тэхена за шею и с силой сжав в кулаке простынь. Он изливается в Тэхена, продолжая двигаться и сдавленно стонать. Юнги сбито дышит, когда выходит из младшего и заставляет того повернуться к себе спиной. Ким подгибает колени, совершенно не понимая, что задумал хён, и приваливается спиной к горячей груди. Юнги жжет его шею поцелуями, водя рукой по все еще колом стоящему члену. Тэхен стонет необыкновенно, Юнги глаза закрывает, чтобы прочувствовать его бархатный баритон, что мурашками отдается на коже. Юнги чувствует, как сбивается тэхенов пульс под его руками, от его поцелуев, как младший задерживает дыхание, не в силах глотнуть воздуха, как сдавленно хрипит, готовый расколоться на части от блаженства и жара, окутавшего все тело. Тэхен кричит миново имя, когда кончает, и Юнги почти что теряет сознание от внезапного озарения: Тэхен лежит сейчас на нем, по его бедру стекает собственная сперма, а на его губах играет еле видная улыбка. В его глазах все еще лунный восход блестит, и Юнги вдруг думает, что если Тэхен — пропасть, то Юнги прыгнул бы, совсем не задумавшись, лишь смотрел бы вниз, на его ключицы и блестящие от любви и ночного сияния глаза. Такая красивая трагедия исчезнувших в пропасти любви.***
Тэхен задерживает дыхание и вылезает из буквально облепившего его хёна, стараясь не издавать лишних звуков, да и не дышать даже. Будить Юнги не хочется, он такой мило-прекрасный, когда спит. Он, в общем-то, всегда прекрасный, но со слюной, стекающей по подбородку — особенно. Он на цыпочках выходит из комнаты, убеждается, что бабуля все еще на дежурстве — часы показывают четыре тридцать утра — и крадется на кухню. Сообщений от Чонгука — с десяток. Он-то знает, как Тэхен готовился, Ким хоть и не решился попросить об одолжении, но не рассказать о своих планах не мог. Сообщения в основном включают в себя четыре слова и множество их комбинаций: jkyourdream Ну че, ну че? jkyourdream Ну как там? jkyourdream Ну че, как там? jkyourdream Ну как там че? jkyourdream Тэ, че как? jkyourdream Тэ.. jkyourdream Я требую информации. О-о, наконец-то нормальный текст. Тэхен усмехается. jkyourdream Не смей меня игнорировать. Хён остался у тебя, это значит, что вы.. jkyourdream Вы да или нет? jkyourdream Че там как, Тэ? Мне нужно знать. Тэхен глубоко вздыхает, закрывает диалог, пропитанный бесконечным чонгуковым любопытством, и набирает нужный номер. Трубку, несмотря на то, что последнее сообщение было прислано пару минут назад, берут спустя долгую минуту. Но, когда Ким слышит пьяный голос друга, все становится на свои места. — Пиздец, кто объявился, — ржет, — я уж думал, он тебя до обморока затрахал, — Тэхен слышит, как икает Чонгук, и закатывает глаза. — Обмороки — твоя тема, забыл? — язвит Тэхен. На другом конце провода слышится громкий смех и звук бьющегося стекла. — Ты там живой? — обеспокоенно шепчет в трубку Ким. — Да живой, блять, хуйня эта стеклянная разбилась, — ругается друг. — Что ты там разбил, алкошара? — Да хёнов вискарь, я взял чисто пару глоточков сделать, а потом как-то.. — Чонгук снова икает, и Тэхен вновь закатывает глаза. Вот же придурок влюбленный, думает. Хотя, чья бы мычала. — Давай я приеду? — предлагает Тэхен, инстинктивно передергиваясь от осознания, что придется ехать на такси. Тэхен ни такси, ни в принципе ехать не любит, но чонгукову пьяную тушку надо бы усмирить, пока он там квартиру не разнес. Бабушка в теории должна вернуться только часа через четыре, Юнги-хён спит, а Тэхену бы только на минутку, проверить, как там эта пьянь и назад в хёновы объятья. — А приезжай, — воодушевляется Чон, — у меня есть еще бутылка вина, и закусь по сусекам можно наскрести, а пить можно, кстати, из моего разбитого сердца, — усмехается, — хотя, бокалы тоже где-то должны быть. Пьяный чонгуков ик. Глубокий тэхенов вздох. Приложение такси — открыть. Нужный адрес — вбить. Еще раз недовольно закатить глаза — есть. Можно ехать.***
— А ты быстро, — Чонгук валится на Тэхена, когда тот едва ли успевает переступить порог его дома. — Вот же пьяная ты туша, — пыхтит Тэхен, пытаясь скинуть друга с себя, — ты же вроде на голодовке, какого хрена тяжелый-то такой, — Ким тащит Чонгука в его спальню и укладывает на кровать. Чонгук и сам-то идти может, но желания особого ложиться спать не изъявляет, потому приходится тащить. Пьяная тушка Чонгук укладываться вовсе не желает, он выползает из постели, не обращая внимания на запыхавшегося Тэхена, привалившегося к стене, и снова тянется к бутылке на столе. — Тебе хватит уже, — обрывает попытки Тэхен, отставляя бутылку подальше. — Фу, ты всегда такой скучный? Как я выношу-то тебя столько лет, — ноет Чон, — давай, один глоточек и спать? — Вот же придурок, — хмыкает Тэхен и толкает Чонгука назад на кровать — тот валится, точно переспевшая грушка на землю с дерева, — ты чего нализался-то так? Чонгук разражается слишком нервным смехом, он тянется к мобильному в заднем кармане, что-то клацает и кидает телефоном в Тэхена — тот, к счастью, поймать успевает. Ким испепеляет друга грозным взглядом и утыкается в экран. jkyourdream Мне плохо без тебя. Тэхен хмурит брови — начало не очень. sweetred Гуки, я тоже скучаю, но у меня все в порядке, не волнуйся. Со мной семья и друзья, все меня поддерживают, мне здесь нравится. Надеюсь, ты тоже в порядке. Тэхен мрачнеет, дочитав, и блокирует телефон. Чонгук внезапно подрывается на постели и издает смешок. — Что я в порядке, надеется, прикинь? — возмущенно хихикает Чон, — я чуть под поезд ебаный не лег, мудак ты конченый, — орет, глядя на телефон в тэхеновой руке. Он не замечает, как смех переходит в истерический вопль, Тэхен лихорадочно жмет его к себе, пока Чонгук мычит в плечо: — Ему там, видите ли, блять, нравится, — всхлипывает, — в ебанном Пусане этом. Да чтоб он сгорел нахер, — кричит. Тэхен гладит по волосам, нервно сглатывая, ему страшно за друга. Он никогда не видел его в таком состоянии, чтобы он так нырял в кого-то, без остатка, не боясь остаться без себя в этой затягивающей трясине. Чонгук заходится в плаче. Перед глазами, вместе с пеленой слез, его фото. В висках пульсирует, тэминовы слова до сих горчат. Чимин Чонгука любит. я тоже скучаю, но у меня все в порядке, не волнуйся я тоже скучаю, но.. у меня все в порядке «Без тебя», — добавляет скрипучий голос в мозгу. Чертов омут. Почему так сложно выбраться из плена этих зудящих чувств? Будто все чиминовы черти разом ринулись держать Чонгука. Приказ получен — приказ выполнен. И Чимин же не держит по сути, он далеко, за триста двадцать пять километров, у него все в порядке, друзья и семья, Чонгук где-то на подкорке памяти — загибающийся правда, но это ничего — Чимину нормально, он скучает, конечно, но.. Пак Чонгука не держит. И не отпускает тоже. Тяжело. Будто собачку спустили с цепи у будки. — Беги, глупая, весь мир открыт перед тобой. А я переезжаю, ты не в списке. — Но как же я… — Все хорошо, справишься. -…без тебя. Тэхен берет Чонгука за плечи и устанавливает зрительный контакт. Он чуть встряхивает, чтобы друг обратил на него внимание, и вытирает большими пальцами слезы. — Собирайся. Тэхен неожиданно спрыгивает с постели друга, быстрыми шагами, под непонимающий чонов взгляд, несется в гардеробную и возвращается через минуту с первым, что попалось под руку. — Одевайся. Чонгук трет заплаканные глаза и в его взгляде отчетливо читается вопрос. — Куда мы пойдем? Сейчас часов пять утра, все закрыто еще, — Чонгук неуверенно мнет вещи в руках и шмыгает носом, поднимая на Кима взгляд. — Собирайся, говорю. Тэхен уходит на кухню, Чонгук слышит, как он убирает осколки от разбившейся бутылки, и натягивает на себя свитшот — хёнов при чем — и спортивные брюки. Когда он выходит из комнаты, Тэхен уже ждет его в коридоре, подставляя кроссовочки. — Тэ, куда мы… — Какой ты скучный, Чонгук, как я выношу-то тебя столько лет? — язвит Ким, припоминая другу его же слова. Они выходят из подъезда, Тэхен смотрит на часы — 5:22. Он указывает Чонгуку идти вправо, и Чонгук, бурча и причитая, плетется за другом. «Хоть бы не опоздать», — говорит про себя Тэхен. — Шевелись, — озвучивает. Он тянет Чонгука за руку, заставляя срываться на бег. Они пробегают целую улицу — под стенания Чонгука, конечно — и останавливаются только когда добегают до здания школы. — Ты что, серьезно, что ли? Математику решил подтянуть? — запыхавшись, давит Чонгук. От совмещения бега и алкоголя кружится голова — Чон вообще считает чудом, что он в обморок не грохнулся на пол пути — тошнит до ужаса, еще и в боку колит — отличное начало еще одного отличного дня. А сегодня еще и выставка вечером. Тэхен шагает к черному ходу и жестом указывает идти за ним. — Охранник подумает, что мы дебилы-второгодки, — раздраженно поджимает губы Чон, кидая взгляд на камеру видеонаблюдения на углу здания. — Забей, эта камера не рабочая, - ухмыляется Ким, - когда я был еще школьником, мы часто лазили на эту крышу после тренировок, — рассказывает Тэхен, когда они проходят задний двор и подходят к непримечательной металлической двери, — охранник как-то потерял ключ, а я нашел, с тех пор он всегда у меня с собой на удачу, — Ким трясет связкой ключей, где их как минимум четыре — Чонгук узнает ключ от квартиры друга, ключ от собственной — Чонгук дал ему на всякий пожарный, хотя за все время, что они знакомы, Тэхен им так и не воспользовался ни разу. Ким осторожно приоткрывает двери, лучезарно улыбается, и жестом подзывает проходить внутрь. Изнутри все выглядит, как подъезд, есть только лестница. Они поднимаются четыре мучительных этажа. — Может, ну нахер, а? — умоляюще глядит Чонгук, когда видит, что еще целых два этажа. — Это того стоит, поверь мне, — уверяет Тэхен, бодро поднимаясь по лестнице. Они выходят на крышу спустя минуту. Тэхен кидает взгляд на часы — 5:57. Успели, выдыхает. — Иди сюда, — Тэхен вдруг берет Чонгука за руку и подводит к самому краю. Они становятся на выступ, Тэхен позади Чонгука, и Ким закрывает ему ладонями глаза. — Это еще нахрена? — недовольствует Чон. — Увидишь, — шепчет Тэхен в самое ухо. Они стоят так около пары минут, а потом Тэхен медленно убирает руки, и Чонгуку открывается невероятный вид на рассвет. По горизонту медленно плывут красно-лиловые линии. Внизу небо еле розовое, солнце видно лишь на половину, чуть выше — фиолетовый, будто атласом накрыли. Чонгук залипает. Тэхен сзади мягко кладет руку ему на плечо, он на рассвет кидает лишь короткий взгляд, больше смотрит на реакцию друга, губы которого медленно расплываются в улыбке. Город выглядит поразительно, небо выглядит поразительно, и с Чонгука вдруг на какое-то время будто слетает темный плащ, из-за которого он был не способен увидеть то прекрасное, что его окружает. Тэхен чуть сжимает и говорит еле слышно, почти шепотом: — Мы, кстати, переспали. Чонгук спустя пол минуты после сказанного, вдруг разражается смехом. — А я знал, — ржет, — ты его или он тебя? — Чон Чонгук, — верещит Тэхен, пихая друга в бок локтем. Чонгук лишь смеется на это заливисто. — Тэ, - зовет Чон, - когда мы успели погрязнуть в этой гейской пучине? У меня же даже девушки были, - прыскает. — Ой, да ладно тебе, — вскидывает ладонь Ким, — тебе всегда парни больше нравились. По-моему, это у вас семейное, - смеется Тэхен. Теперь локтем в бок пихает Чонгук. — Ну, а ты? — А что я? — учащенно моргает Ким, — мне не нравятся парни. Чонгук скептически вскидывает брови. — Только Юнги, — произносит еле слышно, отворачиваясь, дабы спрятать покрасневшие ушки. Чонгук это конечно же замечает и улыбается довольно. — Тэ, а тебе понравилось? - запинается. Тэхен отвечает не сразу, он устремляет взор на небо, мнется слегка. Ветер треплет челку, а губы украшает еле заметная кроткая улыбка. — Очень, — шепчет в ответ.***
Тэхен приходит домой в половине седьмого. Он сразу же раздевается до пояса и крадется в свою комнату. Юнги все еще спит, как мило. Тэхен, стараясь не издавать лишних звуков, переодевается в домашние брюки и залезает в кровать. Юнги, не открывая глаз, поворачивается к нему и закидывает руку на живот. Ким только прыскает тихонечко. Он смотрит на его сонное личико, и ком к горлу подбирается. Сказать хёну все таки придется. Тэхен кидает быстрый взгляд на шкаф, где спрятан подарок для Юнги, и глубоко вздыхает. Он аккуратно скидывает его руку с себя, заставляя лечь на спину, и умащивается на плече. Рисует узоры на голой груди и очень старается сдержать накатывающие слезы. Юнги просыпается спустя минут десять. Он сонно ерзает на постели, все также прижимая к себе рукой младшего, и улыбается сквозь еще удерживающий сон — Тэхен рядом, что может быть прекраснее? — Хён, — сладко лепечет младший. Его бархатный голос — мед для ушей. — Тэ, — блаженно. — У меня для тебя подарок, — Тэхен вскакивает с места, окончательно возвращая Юнги в реальность, и тот поднимается на локте, глядя, как донсэн тащит что-то из шкафа, снимает оберточную бумагу и несет к нему. В длинной закрытой хрустальной вазе — синяя лилия. Юнги открывает рот от изумления. Он поднимается, садясь на край кровати, когда Тэхен смущенно протягивает ему подарок. — Я подумал, она будет красиво смотреться у тебя в спальне, — улыбается робко, — и напоминать обо мне, — совсем тихо. — Тэ, — шепчет Мин, — она практически также прекрасна, как ты, — он целует младшего в нос и счастливо улыбается, пытаясь заглянуть в опущенные миндальные глаза. — Хён, я должен рассказать тебе кое о чем, — тэхенов голос обретает грустные нотки. Юнги тянет донсэна на колени и сцепляет руки у него на талии. — Что-то о прослушивании? — догадывается Юнги. Он думает, что младший сейчас скажет, что его не взяли и что ему жаль, что он не оправдал ожиданий. Но реальность такова, что для Юнги — Тэхен всегда выше любых ожиданий. — Не переживай об этом, — жмется, — я всегда поддержу тебя. Тебе не перезвонили? Тэхен сглатывает. — Мне перезвонили еще неделю назад, хён.. Юнги хмурит брови, он не совсем понимает, к чему клонит Тэхен. — ...меня приглашают стать трейни Goldstar Entertaiment. Юнги сияет, услышав эту новость. Его мальчик смог! Он не сомневался. Мин радостно обнимает Тэхена, ерошит каштановые волосы и только после того, как видит, что младший его радости не разделяет, присаживается к нему ближе и спрашивает обеспокоенно: — Эй, ты чего, это же хорошо, - он поднимает тэхенов подбородок двумя пальчиками и дарит невесомый поцелуй. — Это означает, что мне нужно будет переехать в общежитие компании, жить и учиться там с утра до вечера, — поясняет Тэхен, — как минимум на год.