Цена победы

«Бывало ли с тобой так: ты знаешь, что должно произойти, знание рвет душу, но при этом ты ничего не делаешь, что бы изменить грядущее? Конечно, было, мне ли спрашивать? Ведь я прочитал все рапорты. Но одно дело – событие в масштабах страны или мира, а иное, когда есть возможность изменить жизнь близких. И злишься в тот момент не столько на других, сколько на себя. И в таком аду ты живешь не день, не два, не неделю, а десятилетиями. Я мог бы плюнуть на все правила, на континуум, переписав историю, но ведь именно потому все это и произошло. Это ВСЕГДА НАША вина. Потому, я просто плыл по течению, старался оставаться за бортом событий. Я так долго молчал, так долго бегал, что порой прошлая жизнь казалась сном. Так было, пока я вновь не увидел тебя. Тогда, впервые за десятилетия, я ощутил желание что-либо изменить, но не смог. Слишком силен долг перед Временем. И слишком свежа, как оказалась, рана. Слишком высока цена… Надеюсь, ты простишь и не осудишь…» Дэниэл оторвался от чтения. Что именно знал Шервуд? О какой цене говорит? За что он просит прощения? Археолог никогда полностью не понимал Шервуда, но именно этот странный старик стал самым близким после смерти родителей. Ему он мог доверить сокровенные мысли и чувства. Именно с Беном мальчик впервые заговорил после похорон. Только Бен смог найти подход к одинокому сироте и заставить почувствовать себя… дома. Порой Дэниэла удивляли необычные фразы старика. Например, та, что он бросил Балларду. Это было после похорон родителей. Ник умудрился даже на них опоздать. Плохой отец. Плохой дед. Иногда Дэниэл задумывался, может эта их семейная черта: увлеченность работой на первом месте? И мать, и отец были историками, археологами. Они познакомились на раскопках, когда еще были студентами. А после свадьбы просто вместе занимались любимым делом. Они не представляли себе жизни без загадок, руин, артефактов. И дед был таким же, знаменитый исследователь, кочующий по странам Востока. В детстве Дэниэлу казалось, что эта самая прекрасная жизнь. Единственная жизнь, которую он знал. С ранних лет его окружала история во всех смыслах этого слова, но только позже он стал задумываться, к чему все привело. Страсть к работе, увлеченность ей… может она и погубила его родителей, а вовсе не обвалившаяся плита? Может, именно потому и его личная жизнь не складывалась? В школе – "ботаник". В институте была Сара, но Дэниэл сам упустил шанс. Шарэ… и здесь он тоже виноват сам. Как пишет Шервуд: «Это ВСЕГДА НАША вина». Впрочем, когда тебе восемь, ты вряд ли понимаешь это, понимаешь взрослых. Дэниэлу было важно, чтобы рядом был кто-то близкий. Мальчик с большой надеждой смотрел на Ника, надеясь, что дед возьмет его с собой. Поэтому он с радостью поехал в кафе с ним после церемонии. За обе щеки он уминал вафли, не замечая внимательного взгляда Балларда. Дэнни не делал попыток заговорить, ждал слов от единственного родственника, но Баллард молчал. Сейчас Дэниэл понимал, дед просто не смог найти нужных слов, боялся взять на себя ответственность за ребенка. Впрочем, легкий осадок остался. Почему Шервуд, абсолютно незнакомый, чужой, человек, проявил больше сочувствия, чем родная кровь? Вопрос не давал покоя, оживляя события тридцатилетней давности. После кафе они приехали к Бену. Эбби помогала Дэниэлу собирать вещи, в то время как Шервуд и Ник остались в гостиной. Мальчик не слышал начало разговора, но услышал конец. Никто из мужчин не заметил, как ребенок спустился с лестницы и притаился за углом, впитывая каждое слово. - Я хотел бы поблагодарить вас за заботу о Дэнни. - Это меньшее, что я могу сделать, - отозвался Шервуд. – Он – чудесный мальчик. - Да… Мистер Шервуд, я надеюсь, вы поймете меня… Я исследователь. Моя жизнь непредсказуема, что б брать с собой еще и ребенка. Вы не обязаны, но… я вижу, что Дэнни успел привязаться к вам… Я прошу вас… позаботиться о нем. Дэниэл помнил, как замерло на этом моменте его сердце. Он не был уверен, что правильно понял дедушку. Неужели… неужели он оставит его здесь? Это казалось немыслимым, но реакция Бена подтвердила страшную догадку. Шервуд смахнул со стола кружку и яростно посмотрел на Балларда. Если бы взглядом можно было испепелить, дед Дэниэла уже бы рассыпался в прах. Мальчик съежился, впервые видя Бена в таком состоянии. Шервуд громко дышал, пытаясь унять гнев. - Вы – ничтожество, - выплюнул он. – Убирайтесь из моего дома! - Но… хорошо, - сглотнул Баллард. Может, он не знал причин, но он почувствовал всю силу эмоций Шервуда. Он не понимал, отчего совершенно чужого человека взволновал его отказ, но и возразить не мог. Баллард растерялся, уступив требованиям. Сейчас, по прошествии лет, Дэниэл это понимал. Но тогда это казалось настоящим предательством. Восьмилетний ребенок вынужден был наблюдать, как уходит единственный родной человек. Ник направился к выходу, но его остановил полный страсти голос Бена: - Уходите, но знайте: ваш внук станет героем. Он без раздумий пожертвует собой, спасая миллионы жизней! Он откроет нашему миру звезды! – Шервуд не сдерживался: в глазах блеснули слезы. - Я горжусь тем, что я его друг… пусть и стану им лишь через 40 лет. И как такое понять? Дэниэл так и не разобрался, но запомнил. Порой мальчик ловил на себе пристальный взгляд Шервуда, но не изучающий, а… ностальгический. А иногда ему действительно казалось, что опекун обладает даром предвиденья. Но он никогда не лез в душу этому человеку. Просто потому, что знал: Бен не расскажет, если не захочет. Если он и скрывал что-то, у него были причины. Он сам сказал: Прочтешь, когда наступит время. Очевидно, оно наступило. Время. Затаив дыхание, Дэниэл перевернул страницу дневника. «Время… Прекрасное и опасное. Оно стало причиной всех наших бед, но оно же и дало надежду. В тот день, когда Эбби привела тебя, я понял: оно решило скрасить мне последние дни жизни. Те четыре года, что ты жил в моем доме, были одними из счастливейших. И каждый день, пока ты был рядом, я задавался вопросом: сказать правду или нет. Ха! Саманта меня бы на клочки порвала. Она всегда считала, что вмешиваться во время плохо, опасно. Признаю ее правоту. Кроме прочего, ты бы не поверил, счел бы все сказкой. И я боялся… боялся, что своими словами поставлю под угрозу будущее. Но самая главная причина: правда была слишком тяжела для ребенка. И взрослому ее не легко принять. То, что ты прочтешь – исповедь одинокого человека, который хранил тайну слишком долго. Даже сейчас я рискую, открываясь тебе… но для меня так важно, что б хоть кто-то знал… хоть кто-то помнил…» - Дэниэла привели в некое замешательство строки, но на пожелтевших страницах он заметил и размытые пятна, в нескольких местах чернила расплывались. Шервуд плакал, когда писал свою исповедь.