◭ ◬ ◮
Чимин появляется неожиданно, словно материализуясь из ниоткуда прямо посреди танцующих. Тэхён видит его сразу, а вот Венди, весело качающая их сцепленными руками из стороны в сторону, оказывается к тому спиной. — Позволите ли украсть вашего партнера по танцам, мисс? — шутливо интересуется Чимин. — Нет, он мой, — неожиданно упрямо дует губы Венди, из-за музыки, видимо, не сообразив, кому принадлежит чужой голос. Она бросается вперёд и обнимает Тэхёна, словно любимую плюшевую игрушку, которую у неё хотят отнять. Тот изо всех сил сдерживает смех, наблюдая за сменой эмоций на лице опешившего Чимина. Когда Венди, не глядя, показывает за спину язык, взгляд того опасно темнеет. — Да неужели? — вкрадчиво тянет Чимин, подходя ближе. Тэхён перестаёт улыбаться и закатывает глаза. Чимин серьёзно собрался драться с ребёнком за его внимание? Венди, уловив, видимо, напряжение чужого тела, наконец обращает внимание на человека, которому, не задумываясь, отказалась отдавать своего нового друга. Осознание проносится в её глазах, маленькие ручки поспешно разжимаются и отпускают Тэхёна. — Ладно, жадина-говядина, не рычи, — повторно показав язык, Венди убегает к другим детям. Чимин тянет самодовольную ухмылку во всё лицо. — Сколько тебе лет? Пять? — недовольно интересуется Тэхён. Скрестив руки на груди, он осуждающе смотрит на человека перед собой, но тому хоть бы хны. Чимин, игриво покачиваясь под музыку, плавно приближается и скользит руками по чужой талии, прижимая всё ещё напряжённое тело к себе. Обнимает, словно нарочно (а зная Чимина — так и есть) повторяя за рыжей девчонкой в попытке стереть чужие прикосновения и заменить их своими. Целует упрямо сжатые губы (Тэхён как замер вначале неподвижной скалой, так и остался, игнорируя все чужие поползновения), улыбаясь в поцелуй и мурча что-то еле слышно. — Я соскучился… — наконец доносится до Тэхёна, когда его губы оставляют в покое и прижимаются щекой к щеке. Тэхён вздыхает, и с воздухом из него словно выходит всё напряжение. — Тебя не было десять минут, — он высвобождает свои руки, зажатые между их телами, и обнимает в ответ, позволяя утянуть себя в медленные покачивания. Музыка сменилась с подвижной на более плавную. — Она просто ребёнок, Чимин. Ты не должен так реагировать на детскую потребность в чужом внимании. В этом нет ничего такого. Чимин кладёт голову ему на плечо, утыкаясь носом в шею, из-за чего ответ звучит слегка приглушённо. — А мне абсолютно не важно: ребёнок она, взрослый или старик. Если понадобится, я пожертвую каждым в этой деревне ради тебя. И если они попробуют встать между нами в том числе. Тэхён слишком расслаблен, чтобы закатывать глаза и вздыхать. Да и, в общем-то, ничего нового ему не сказали. Опять. — Дурак, — выдыхает он, пристраиваясь щекой на чужой светлой макушке. Музыка затихает, уходит несколько секунд тишины на, видимо, выбор новой, и все музыканты, кроме Сокджина, вдруг откладывают свои инструменты. Тот берётся за свою гитару покрепче, и перебором по струнам звучат первые ноты какой-то трогательной мелодии. Чимин вдруг отстраняется и разворачивает растерянного Тэхёна лицом к большому костру, пристраиваясь сзади в привычной уже позе «большой ложки». — Что такое? — не понимает Тэхён, оборачиваясь на Чимина, утроившегося подбородком на его плече. — Песня хорошая, — бросает в ответ тот, улыбаясь. — Слушай. И целует в шею, посылая по всему телу кучу мурашек. — Лисы, волки… — начинает Сокджин, — помнят долго, кто им дал тепла… Тэхён осматривается, и только огненные блики мерцают в темноте на разбившихся по парам медленно качающихся жителях деревни. — Ночью тёмной… — продолжает певец, — нету волку места у огня… И думается Тэхёну, что все тут не понаслышке знают, о чём эта песня. — Ветры, войте! — громче и отчаяннее поёт Сокджин — Где ты? Вот я… с сердцем, полным льда! — и снова тише. — Лисы, волки… смотрят в окна, мёрзнут — не до сна… Припев повторяется, а Тэхён накрывает чужие руки, обнимающие его со спины, своими и переплетает пальцы, чуть сжимая. — Только знаю… — берёт Сокджин более высокие ноты, проникающие в саму душу, — ночь устала… Ночь грустит одна… — Только знаю… — тихо подпевает ему Чимин, — нам осталось… выждать до утра… Гитарный проигрыш заполняет тишину перед повтором последних строк, певец тянет крайнюю гласную, а Тэхён поворачивается в кольце обнимающих его рук и прислоняется к чужому лбу своим. Выдыхает в чужие губы, свои же невольно закусывает в раздумье, привлекая к ним взор потемневших глаз напротив. — Значит… — начинает он, когда музыка вновь сменяется на более весёлую, вынуждая народ вокруг двигаться активнее, — волк запомнил протянутую ему в детстве руку помощи и однажды решил вернуться к ней, дабы получить ещё одну порцию тепла? — Дабы забрать всё тепло, которое только сможет. И согреть в ответ в своей мягкой шерсти, ведь рука, растрачивающая своё тепло на всех вокруг, оказалась слишком холодной для самой себя. Никто не дарил ей тепло в ответ, все лишь потребляли, и волк решил, что положит этому конец. Чимин поднимает взгляд на жаждущие ответов глаза напротив, игнорируя всё вокруг. Они одни стоят неподвижно в толпе танцующих, но им, как, впрочем, и всем остальным, всё равно. — Волк не знал тепла прежде и был слишком ошарашен новым для него ощущением согревающей доброты чужой руки, чтобы забыть такое. Долгое время он не мог понять, почему… почему же кто-то другой протянул ему свою маленькую ладошку вместо того, чтобы занести её для удара.◭ ◬ ◮
Чимину около пятнадцати, когда он наконец понимает, почему. Погибшие были довольно известной в кругах их поселения супружеской парой Овчарок, потому на их похороны стеклось довольно много народу — в том числе и его семья. Статус обязывает. Чимин не испытывает грусти — он не знал этих людей лично. Подросток без интереса рассматривает лица вокруг — скорбные и не очень. Ни на одном из них нет действительно искренней сильной боли. Чимин словно на бал-маскарад пришёл. Правда… он не может видеть лиц двух парнишек, что стоят ближе всех к месту захоронения. Единственные, кто почему-то пришёл не в чёрном. В их искренность Чимину поверить куда легче, ведь только действительно горюющие люди могли забыть о банальных традициях одежды на похоронах. Или забить. Им не перед кем красоваться и строить из себя скорбящих. У младшего от непрекращающихся рыданий трясутся плечи. За них же его обнимает мальчишка постарше, прижимая к себе. Спина второго идеально ровная. Даже слишком. Он не издаёт ни звука, только пальцы его рук порой с силой сжимаются на плечах младшего брата. — Тэхён совсем не плачет… — слышит Чимин чуть в стороне, не придавая этому особого значения. — Они ведь одни друг у друга остались, бедняжки. Думаю, он, как старший брат, просто пытается так поддержать Чонгука… — отвечает второй голос, и вот теперь всё внимание Чимина обращено только на них. Чонгука? Чимин буквально слышит, как ускоряется биение его сердца. Невозможно. Просто совпадение. Он начинает медленно обходить толпу, чтобы всё-таки взглянуть на чужие… чужое лицо. Чимин уверен, что если это он… Чимин сразу узнает его. Даже спустя четыре года. Ведь Чимин слишком хорошо помнит. Да и люди не меняются до неузнаваемости за такой срок. Подросток замирает на небольшом возвышении в стороне. Какое-то время он вспоминает, как дышать. Это он. Чимин нашёл его. Наконец-то. Вот только радость длится недолго. Чимин замечает то, чего не хотел бы замечать. Его герой вновь спасает других, совсем позабыв о себе. Чимин видит, насколько этому мальчишке больно. Он страдает ничуть не меньше своего младшего брата, вот только… он сдерживается и не даёт волю чувствам. Прячет всё глубоко внутри своей широкой души. Делает себе только хуже. И всё ради него. Ради маленького «Гуки», которому нужна поддержка. Но ведь… ему тоже нужна. Вот только старший брат молча позволяет использовать себя, как жилетку для слёз, и не просит ничего взамен. Чимину горько наблюдать это. Его герой слишком добрый и светлый. Другие люди всю жизнь будут просто использовать его. Чимин не может этого допустить. Он должен спасти своего героя. Нет… у героя теперь есть имя. Чимин должен спасти Тэхёна. И чтобы сделать это… он должен испачкать его. Спрятать чужой свет, так привлекающий всякую мразь, под слоем чёрной грязи. Это не сложно. Чимин так уже делал. Только и нужно, что… вновь оказаться в беде да схватиться за эту протянутую ему чистую руку, пачкая её в собственной черноте — начало будет положено. После останется просто обнять своего спасителя, благодаря и незаметно оставляя на нём ещё больше своих чёрных следов. Тэхён не будет против, он, стоит лишь попросить, добровольно пойдёт вслед за Чимином на самое дно. И вот там, в кромешной темноте, лишившись своего губительного для самого же себя сияния и, вместе с ним, желания помогать всем и каждому, Тэхён наконец сможет полностью отдаться одному лишь Чимину. Ведь только так, пряча Тэхёна от всего мира в своих объятиях, Чимин сможет его защитить.◭ ◬ ◮
— Никогда бы не подумал, что это смерть родителей свела нас с тобой вновь, — замечает Тэхён, задумчиво глядя в костёр. — Впрочем, вспоминая причину нашего полноценного знакомства… — он вздыхает. — Словно строим своё счастье на чужих костях. Чимин фыркает ему в щёку, целуя — в излюбленной манере пристроился сзади для удобства рассказа «прямо на ушко» и лёгких покачиваний под музыку, чтобы не привлекать чужого внимания. — Тебе не стоит думать об этом. Просто у Вселенной своё чувство юмора. — Вот уж действительно… Так ты, что же, просто наблюдал за мной с пятнадцати лет? Чимин слегка кусает его за угол нижней челюсти. — Присматривал, — недовольно исправляет он. — Ты мог бы просто подойти и познакомиться. Подружиться со мной намного раньше. — Не мог. Для тебя подобное кажется мелочью, но я… не умел этого. Тэхён хмурится, не понимая. — Я не знал, что говорить и как вести себя, — объясняет Чимин. — Обычно дети учатся этому, общаясь с другими детьми, но мне запрещали подобное. — Запрещали… дружить?.. — Моя мать… — Чимин равнодушно хмыкает, ядовито улыбаясь, — была больной женщиной всё то время, что я её знаю. Всегда. Она свихнулась задолго до моего рождения. Знаешь, а ведь у этой истории счастливое начало — отец влюбился в девушку из очень бедной многодетной семьи и спас её от нищеты. Уже тогда его торговля шла весьма неплохо, поэтому мать быстро забыла, что такое голод, холод и лишения. Быстро, но ненадолго. Почему-то у неё всё не получалось родить, а отец… очень боялся, что дело всей его жизни не получит преемника. Поэтому он решил на всякий случай обзавестись им где-то на стороне. — Он что? Чимин усмехается чужой реакции. — Ну что ты, не будем осуждать — мужику сын был нужен просто позарез, а перестраховка никому ещё не помешала, верно? — саркастично замечает он. — Перестраховался несколько раз, чтобы уж наверняка. Познакомить тебя с парой-тройкой моих сводных братишек? Тэхён морщится, невольно заставляя Чимина веселиться ещё больше. — Мать так сильно боялась его ухода к другой сумевшей родить ему женщине и была в таком ужасе от перспективы возвращения на дно жизни, что совершенно помешалась на идее рождения идеального ребёнка. Словно сам смысл её появления на свет, её главное предназначение заключались именно в этом. И вот — о чудо! — молитвы были услышаны. Долгожданная беременность, ещё более долгожданное рождение сына… Интересно, как она там на месте не померла от счастья? — Прости, что я продолжал доставать тебя расспросами о семье — очевидно, это не самая приятная для тебя тема, — в противовес эмоциям рассказчика с досадой на собственное упрямство грустно просит Тэхён. — О, не бери в голову, волчонок, тебе не стоит волноваться из-за этого и тем более расстраиваться, — Чимин нежно целует его в загривок. — Помнишь, как я говорил, что всё, через что ты проходишь в своей жизни, в итоге приводит тебя туда, где ты есть сейчас? То же касается и меня, и поверь, я ни о чём не жалею. Я до одури счастлив, Тэхён-и, и готов сколько угодно раз проходить через всё это, если в конце ты всё так же будешь в моих руках. А вот мать моя, к сожалению, к подобному готова не была и всеми силами пыталась избежать возвращения к прошлой жизни. Конечно, отец постоянно уверял её, что раз у него есть рождённый в браке сын, то никакие другие дети на стороне уже не интересуют его, но разве можно убедить в чём-то больную женщину? В её голове к тому времени уже прочно засела мысль, что если я чем-то не удовлетворю собственного отца, то он точно бросит нас и уйдёт к женщине с более успешным ребёнком. — Чёрт возьми… — удручённо выдыхает Тэхён, уже догадываясь, что будет дальше. — И что она… — вопреки нежеланию знать подробности всё же спрашивает он. Чимин был с ним рядом всё то время, когда Тэхёну было очень больно, он как никто другой заслуживает, чтобы кто-то пережил с ним его собственную боль хотя бы на словах. — Била меня каждый раз, когда, по её мнению, я делал что-либо недостаточно хорошо. Крики, боль и унижение — я не знал другого от собственной матери. Отец постоянно был в разъездах, уделял всё своё время торговле, так что не замечал ничего до последнего. А я рос в среде чертовски высоких ожиданий от меня, постоянных сравнений с другими детьми и запретов с ними общаться, ведь я должен думать о том, как превзойти кого-либо, а не подружиться с ним. Мне довольно быстро вбили в голову, что дружба бесполезна. — Вот же сука. Чимин смеётся. — Это точно. Я честно не знаю, что со мной стало бы в итоге, если бы не ты. — Я? — удивляется Тэхён. — Ты. К моменту нашей встречи я уже был совершенно обессилен. Вся моя жизнь в те десять лет была сущим адом, мать — персональным дьяволом, люди вокруг — безликими наблюдателями, которые только и делали, что сплетни собирали. Я всегда был один, и я устал от этого. Сдался. Смирился. Смерть действительно стала для меня привлекательным вариантом, избавлением от всех страданий. А ты спас меня. — То, о чём ты рассказывал на фестивале? — Тэхён всё пытается вспомнить, но события его жизни до смерти родителей словно покрыты дымкой. — И да, и нет. Ты знаешь только о том, что спас меня физически, вытащив из той ямы. Спас моё тело. Но это сущая мелочь по сравнению с тем, как ты спас мою душу. Знаешь, в моей жизни не было никакого смысла до нашей с тобой встречи — сплошной тлен, исключительная апатия. Даже если бы моя мать, представим, вдруг исчезла и освободила меня от своего влияния, я бы просто не знал, куда идти и что делать. О том, чтобы противостоять ей самому или сбежать, не могло быть и речи, эта женщина с особым усердием каждый день в красках описывала мне, как ужасно жить без денег моего дражайшего папаши — как я буду голодать, задыхаться от холода по ночам, терпеть побои уличной шпаны… У меня не было ни единой причины идти на подобный риск — я не знал, что такое «хорошая жизнь», и был уверен, что никто никогда и нигде не поможет мне узнать это. Но ты подарил мне надежду. А она, в свою очередь, вдохнула в меня желание менять свою жизнь. Желание бороться. — Как… — Тэхён сглатывает накопившуюся от увлечения рассказом слюну, — как ты жил после? — Ты стал для меня смыслом жизни, чем-то возвышенным, к чему я отчаянно стремился. Каждый раз, когда мать избивала меня, я всё повторял у себя в голове: «Терпи, не плачь, вся эта боль ничто по сравнению с лаской той руки, что коснулась тебя в желании помочь. Терпи, если хочешь однажды вновь почувствовать на себе подобное прикосновение. И коснуться самому в ответ». И я терпел. Терпел и верил, что с каждый разом преодолеваю одну ступеньку божественной лестницы, ведущей к тебе. Тэхён вздрагивает от неожиданности, когда чувствует очередное прикосновение чужих губ к своей шее. — Потом я так привык к этому, что однажды просто осознал — эта женщина не авторитет для меня. Она не имеет никакой значимости для меня, я совершенно не нуждаюсь в её одобрении, мне это просто больше не важно. Я не буду делать то, что она от меня требует. Я могу… просто делать вид, что всё идёт по её плану. Так я научился притворяться идеальным ребёнком. Я занимался только тем, чего хотел сам, но при этом избегал каких-либо наказаний от матери, уверенной в том, что я наконец-то взялся за ум и вознамерился доказать всем в округе, что нет ребёнка лучше меня — все в плюсе, не так ли? А уж после этой женщины не было никакой трудности научиться находить подход и к другим людям. Да, они никогда не любили меня, не знали меня настоящего и всегда относились предвзято, но… мне и не нужна была их любовь. Главное, что милая улыбочка, ангельский взгляд и вежливый поклон заставляли их делать то, что мне нужно — остальное не важно. — И как часто ты использовал это против меня? — фыркает Тэхён, не испытывая, к удивлению, гнева или разочарования — лишь горькую печаль. Чимин сильнее сжимает руками его талию, словно боясь, что он начнёт вырываться. — Может быть, лишь в начале. Я боялся, что я, настоящий я, оттолкну тебя. Испугаю. Но даже потом ты… не испугался. Ты… принял меня таким, какой я есть. — Ну… ты не отказался от меня даже после двух чужих смертей на моих руках, так что… — Тэхён позволяет себе горький смешок. — Эти смерти… они не очернили тебя, Тэ. Ты всегда был очень светлым человеком, люди тянулись к тебе. Мы не будем вспоминать толпу пустоголовых идиотов, которые оказались слишком ведомы, но мы не можем не сказать про тех, кто знал тебя достаточно, чтобы не позволить злому року изменить их мнение о тебе. — Ты и Хосок? Чимин довольно улыбается. — Верно. Твой брат, конечно, сам ещё не определился, чего хочет, но, может быть, я и его внёс бы в этот список. А это уже целых три. У меня не было никого. Даже мой отец, который никогда не интересовался моей жизнью, однажды, после очередной торговой поездки, просто посмотрел на меня и ужаснулся. Сказал, что мать вырастила из меня монстра. Не то чтобы это сильно задело меня — я соседей видел чаще, чем этого человека — да и кто я такой, чтобы переубеждать его, правильно? Так что он просто внёс сам себя в список малознакомых людей с улицы, от которых мне что-то нужно — а я уже знал подход к таким. Ему было достаточно увлечённого лица во время его рассказов про торговлю и периодического присутствия в поездках — я мог ему это дать, а значит, получал взамен всё, что мне требовалось — отмазки для матери, довольной моим общением с отцом, деньги, репутацию. Так что даже с родным отцом у меня были сугубо деловые отношения. Я бы даже сказал «притворно-деловые». Мы не нравились друг другу, но делали вид, что это не так, до тех пор, пока это было выгодно нам обоим — как думал он, хотя на самом деле это продолжалось лишь до тех пор, пока было выгодно мне. Тэхён поворачивается в кольце чужих рук и обнимает Чимина за шею, мягко притягивая его лицо ближе. — Теперь у тебя есть я, — целует в лоб и прижимается виском к макушке. — Да, — Чимин скользит одной рукой выше, между лопаток, а вторую пристраивает на пояснице, прижимая чужое тело ещё ближе к себе. — Теперь ты есть у меня. Тэхён не видит, как в чужих глазах устраивают дьявольские пляски языки пламени, а если бы и видел, то кого здесь удивишь простым отражением костра, не так ли? Всего лишь отражение костра, правда?◭ ◬ ◮
Уже совсем темно, света от костра едва ли хватает на всю поляну, когда музыка замолкает и раздаётся звонкий девичий голос. — Последняя песня, народ, и сворачиваемся, поздно уже, а нам ещё целый стол убирать! — бодро предупреждает Юнджи под аккомпанемент смиренных вздохов. Она пробирается через людей всех состояний стояния и нестояния, словно ища что-то, а когда находит — Тэхён, греющийся в объятиях Чимина, невольно вздрагивает, напрягаясь — взгляд у неё весьма угрожающий. — Только сунься к столу… — на фоне начинается довольно миролюбивая мелодия, что делает девушку перед ними, кажется, ещё более пугающей. — Я серьёзно, хоть одна грязная тарелка в твоей руке… — она тычет пальцем в замершего на месте Тэхёна, — и юбка тебе обеспечена, помяни моё слово! Тэхён растерянно моргает, а Юнджи переводит палец на Чимина, многозначительно приподняв брови. — Я прослежу, — фыркает тот в ответ. — Вот и славненько, — Юнджи плавно уходит к кругу танцующих. — С каких пор луна и земля были вместе? — начинает петь Сокджин. — Ты сияешь, просто существуя, мне интересно, могу ли я стоять рядом с тобой? Чимин выдыхает горячий воздух на чужую шею, заставляя её покрыться мурашками. — Пошли домой. — Но… — Тэхён хмурит брови. — Ты её слышал — никто не позволит тебе сегодня участвовать в уборке. Ты устал и замёрз, Тэ, пойдём, — словно ребёнка уговаривает Чимин. — Ты — моя Земля, но я лишь Луна для тебя, — продолжает на фоне Сокджин, — твоя маленькая звёздочка, освещающая твоё сердце. — А песня… Чимин вздыхает. — Ты — моя Земля, и всё, что я вижу, это — ты, — подхватывает он мелодию, тихо напевая Тэхёну на ушко. — Я могу только наблюдать за тобой, как делаю это сейчас. — Откуда ты знаешь все эти песни? — удивляется тот. Чимин смеётся. — Не все, только те, что близки мне по духу, — объясняет он, а потом вновь поёт: — Все говорят, что я красив, но моё море всё чёрное. У тебя цветы, голубое небо — настоящая красота здесь ты. Паршивец поёт так, словно обращается лично к самому Тэхёну, а потому тот решает поскорее свернуть эту лавочку неловкого смущения. — Ладно, я понял, прекращай. Так уж и быть, споёшь мне её потом. — Неожиданно я задумываюсь: смотришь ли ты на меня тоже, — не останавливается Чимин, ехидно улыбаясь. — Я беспокоюсь, вдруг ты обнаружишь все мои болезненные раны… — Чимин. — Я буду кружить вокруг тебя, я останусь рядом с тобой, я стану твоим светом, всем для тебя… — Чимин! — У меня не было даже имени, пока я не встретил тебя, — тот целует Тэхёна в нахмуренное местечко между бровей. — Ты подарил мне любовь и стал моей причиной… — Я стану причиной твоей немедленной смерти, если сейчас же не прекратишь, волчара облезлый, — предупреждает Тэхён. Чимин улыбается, довольный собой, и целует его в розовые щёки. — Домой? Тэхён лишь кивает и позволяет увести себя за руку. Дорогу им едва освещает лунный свет, и он невольно удивляется тому, как Чимин не сбивается с пути в такой темени. В доме Чимин отправляет именинника зажечь печь, а сам зачем-то поднимается на второй этаж. Справившись с отоплением, Тэхён поднимается следом, заметив, что Чимин уже зажёг и повесил в комнате лампу. — Что ты тут… — начинает было он, переступив последнюю ступень, но замолкает, когда видит загадочную улыбку на чужих губах. Чимин неспешно подходит, скользит рукой по предплечью и тянет к кровати, на которую мягко усаживает. — У меня есть для тебя подарок, — довольно делится он. — Подарок? — растерянно переспрашивает Тэхён. Чимин на мгновение возносит глаза к потолку. — Ты же не забыл, что у тебя день рождения? — по проблеску осознания в чужих глазах он понимает, что «ещё как забыл», и вздыхает, подавляя раздражающую нежность к существу перед собой. — Да, Тэхён-а, весь этот праздник был в честь тебя, представляешь? — Ладно, что там у тебя? — смущённо отмахивается от его «подкола» Тэхён. Чимин молча протягивает ему небольшую деревянную коробочку. Тэхён с интересом открывает и видит… серьгу. — Это Уроборос? — уточняет он, заворожённо рассматривая серебряного змея, пожирающего собственный хвост. — Да, символ непрерывности, — подтверждает Чимин. — Жизнь и смерть, порядок и хаос, возрождение и разрушение — все эти понятия сосуществуют, сменяя друг друга и уравновешивая. Этот оберег служит напоминанием о том, что в мире нет только чёрного и белого — они всегда смешиваются, образуя серые оттенки. Он научит тебя сохранять внутреннее равновесие. Убережёт от разрушительных самокопаний. Тэхён невольно вздрагивает. Хотелось бы. — А внутри? — он гладит кончиком пальца переплетение трёх треугольников внутри круга из змея. — Валькнут. Символ триединства времён — показывает связь между прошлым, настоящим и будущим. Поможет тебе гармонизировать свою жизнь. Тэхён весело улыбается — Чимина заботит даже его душевное равновесие, боже. Чем он заслужил такого мужчину? — Это очень красиво, Минни, — со всей любовью, на которую способно его бедное зависимое от Чимина сердце, Тэхён смотрит в чужие глаза. — Спасибо. Чимин лишь кивает, утопая в полном удовлетворении от одобрения его знака внимания. Его внутренний волк точно распушил всю шерсть от самодовольства. — Но… — вдруг немного тушуется Тэхён. — Но? — У меня не проколоты уши, — расстроенно замечает он. Чимин, уже успевший надумать самого худшего, с облегчением смеётся. — Как будто это проблема, детка. Тэхён смущённо-возмущённо вскидывается на новое прозвище, но игла в чужих руках эффективно отвлекает его от этого. — Ты… проколешь мне ухо? — почему-то не верит он. — Если ты хочешь, — кивает Чимин. Тэхён нервно сглатывает. Картина того, как Чимин собственными руками прокалывает ему ухо, чтобы вставить туда, пачкая кровью, им же подаренную серьгу, словно это какой-то знак принадлежности… посылает дрожь по всему его телу. — Очень хочу. — Тэхён невольно облизывает губы. Глаза Чимина опасно темнеют — возможно, он подумал о том же. Возможно, он это и планировал, негодяй. Чимин достаёт спички и несколько раз проводит огнём по игле. — Будет немного больно, — предупреждает он. Тэхён фыркает. — Бывало и хуже. Чимин хмурится, словно недовольный одним фактом того, что когда-то Тэхёну было больнее, и, наклонившись, кусает его за мочку, словно в отместку за непринуждённость, с которой данный факт был озвучен. — Ай, ты чего? — Тэхён вздрагивает, когда по месту укуса размашисто проводят языком. Выпрямившись, Чимин довольно улыбается. — Обеззараживаю. — Конечно, зубы отлично в этом помогают. — Всё, не дергайся, умник, — Чимин подходит ближе и бережно обхватывает чужое ухо. Тэхён невольно напрягается в ожидании боли, когда кончик иглы касается его мочки. Он морщится, но довольно легко терпит болезненную пульсацию в ухе на протяжении всего процесса. Когда Чимин, подержав застёжку украшения над огнем и дав ей остыть, наконец вдевает серьгу в прокол, оставляя её свисать вниз, Тэхён выдыхает с облегчением. — Молодец, — хвалит Чимин, награждая его за терпение нежным поцелуем в лоб. — Знаешь, — задумчиво тянет Тэхён, осторожно трогая украшение, — ты словно бирку на меня повесил. Он смотрит в чужие глаза, в которых после его слов нежное тепло разгорается до адского пламени. — Пометил собственность. — Я делаю это со времён фестиваля, но спасибо, что заметил, — игриво отвечает Чимин. Тэхён тут же вскидывается, но чужой палец на его губах не даёт выплеснуть возмущение. — И раз уж зашла речь о метках… — загадочно тянет Чимин, делая шаг от кровати, — ты, знаешь ли, тоже совершенно виновен в данном вопросе. Тэхён хмурится в замешательстве. — Пробрался ко мне прямо в сердце, негодник, и навсегда пометил изнутри. Пока Тэхён с улыбкой вздыхает на, как ему кажется, очередное завуалированное признание в любви, Чимин хватается руками за край своей кофты. — Не веришь? Смотри, — и тянет наверх, в одно мгновение избавляясь от верхней одежды. Тэхён в шоке замирает с приоткрытым ртом. Казалось бы, это Чимин, ну, подумаешь, ничего такого, вполне в его стиле. Чёрт возьми. Он медленно тянет вперёд руку, словно до конца не веря собственным глазам. У Чимина прямо над сердцем чёрной непрерывной линией выведено его имя. Тэхён. Пальцами по чужой груди обводит каждую букву и ведёт дальше — линия уходит в сторону, пересекая левый бок. Чимин хмыкает, довольный чужим интересом, и поворачивается, давая доступ к продолжению тату. Линия доходит до позвоночника, где, образуя прямой угол, перпендикулярно уходит вверх, прямиком до широкого кольца на шее. Если Тэхён раньше думал, что тату-перекрытие старой метки Чимина похоже на ошейник, то теперь в этом нет никаких сомнений — даже поводок набил. И вручил его Тэхёну. — Ты… — слова застревают в горле, Тэхён судорожно сглатывает. Повернувшийся обратно Чимин провожает взглядом движение его кадыка, руша окончательно и так шаткое равновесие Тэхёна. — Ты… — делает ещё одну бессмысленную попытку и, наконец, срывается. — Блять. Резко приподнявшись, Тэхён обхватывает рукой чужой затылок, сжимая пальцами светлые волосы, и с силой тянет на себя, приземляясь обратно на кровать. Согнувшийся Чимин не успевает даже вдохнуть, когда воздух ему перекрывают грубым, отчасти даже животным поцелуем. В попытке удержаться на ногах и не упасть на него сверху, Чимин упирается руками в кровать по обе стороны от ног Тэхёна, но быстро понимает, что это не сработает — ладони буквально горят от желания коснуться чужого тела. Коснуться, сжать, пометить всю кожу своими отпечатками. Тэхён кусает его за нижнюю губу, и, откровенно говоря, Чимин всегда лишь играл отменную сдержанность, никогда не обладая ею на самом деле. Он рычит в поцелуй, его руки в одно мгновение оказываются на чужой талии, роняя Тэхёна на спину. Тёмные волосы рассыпаются по покрывалу. Чимин, отстранившись в острой необходимости сделать вдох, с искрящимся в районе солнечного сплетения наслаждением любуется картиной тяжело дышащего Тэхёна под собой. — Волчонок отрастил зубки? — Чимин медленно проводит языком по месту укуса. Тэхён не может оторвать взгляда от чужих покрасневших губ. Его работа. Боже, как же приятно это осознавать. Хочется ещё. — Скажи ещё, что ты против, — он притягивает Чимина обратно и кусает его за шею. Тот протяжно стонет, и этот звук словно резонирует с телом Тэхёна, вызывая ответную дрожь. — В том-то и дело, что я слишком за, — хрипло объясняет Чимин. — Нам стоит остановиться сейчас или… — Или что? — перебивает Тэхён, смотря на него тёмными глазами. — Или тебе придётся каждые пять минут честно подтверждать мне, что всё происходящее тебе нравится. Что это то, чего ты действительно хочешь. Тэхён делает вид, что задумывается. — Хм, что же… пожалуй, меня это устроит, — хитро улыбается он, обнимая Чимина за шею и почти касаясь губами его уха. — Но только если всё происходящее будет именно тем, что ты хочешь со мной сделать. — О, даже не сомневайся в этом, — мурчит Чимин в ответ, хватая зубами край красного платка перед собой и вытягивая его из узла. Получив доступ к обнажённой шее Тэхёна, он сразу же проводит языком от основания до подбородка, где прикусывает кожу, мягко всасывая её внутрь. Чимин приподнимается, довольно скалясь на красное пятно, которое совсем скоро станет темнее, а после переводит многозначительный взгляд на самого хозяина метки. Тэхён, не сразу сообразив, что он него хотят, фыркает. — Да, я хочу этого. Хочу, чтобы ты, чёрт возьми, пометил всю мою шею. Превратил её в грёбанный ночной небосклон. — Сколько плохих слов знает этот очаровательный рот… — выдыхает Чимин в чужие губы, догоняя свой выдох и ловя ответный в поцелуе. Его руки пробираются под кофту Тэхёна, с силой сжимая его бока, пока губы Чимина терзают чужие. Он отстраняется с звонким чмоком и ниточкой слюны между ними только для того, чтобы переместить сладкую пытку чуть ниже. Чимин лижет, целует и кусает чужую шею, уделяя особое внимание менее чувствительному шраму, а Тэхён, вцепившийся руками ему в плечи, старается сдерживать все те жалкие звуки, что рвутся из него, словно из скулящей от возбуждения псины, но проблема в том, что именно так он себя и ощущает. В штанах давно уже слишком тесно, а бёдра Чимина между его собственных не дают сжать ноги, чтобы подарить изнывающему органу хоть какое-то облегчение. Кажется, ещё немного и он начнёт просто тереться о тело сверху. Увлёкшись ощущениями на шее, Тэхён упускает из виду, как чужие руки скользят всё выше под его кофтой. Он крупно вздрагивает и шумно, на грани со стоном, выдыхает, когда его соски вдруг оказываются в захвате чужих пальцев. Чимин сжимает сильнее, и Тэхён шипит от излишней чувствительности, невольно отталкивая его. Тот и вправду немного отодвигается, тяжело дыша, и прекращает все свои действия. Тэхён реагирует с небольшой задержкой — очевидно, все его мозги сейчас слишком кипят от ощущений, чтобы функционировать как положено. — Хочу, — более низким от возбуждения голосом стонет он. — Хочу. И тянет раздражённо обратно, вызывая на чужих губах довольную улыбку. — Тогда позволь мне избавиться от этого, — Чимин тянет и так уже задранную кофту Тэхёна вверх, заставляя того поднять руки, а после кидает одежду куда-то в сторону своей. И, знаете, Чимин не был бы самим собой, если бы не уделил особое внимание тату на чужой груди в тот же миг, как только увидел. Метке фракции достаётся своя доля поцелуев, когда пальцы Чимина возвращаются на соски Тэхёна, заставляя его извиваться и скулить. Тэхён думает, что всего слишком много, но когда по одному из его сосков проходятся языком и вдруг прикусывают зубами, он вскрикивает, понимая — может быть куда больше. И будет. Чимин от его вскрика замирает и, опершись тяжёлой головой о чужую грудь, тянет руку вниз, с тихим стоном сжимая собственное достоинство через штаны. — Блять, что же ты делаешь… — возбуждённо ворчит он, поднимая голову и смотря на Тэхёна совершенно сумасшедшими глазами. — Я бы не хотел кончить раньше времени от одних только звуков, что ты издаёшь, детка. — А от чего бы хотел? И когда оно, это твоё подходящее время?.. — провокационно уточняет Тэхён и, упираясь пятками в кровать, волной приподнимает своё тело, прижимаясь пахом к чужому. Оба несдержанно стонут, Чимин добавляет к звуку рычащие нотки. — Паршивец… — выдавливает он из себя, приближаясь к чужому лицу, дабы ответить на вопрос. — Когда познакомлю тебя с незабываемым наслаждением. Тэхён усмехается. — А с чего ты решил, что я с ним незнаком? — и лижет угрожающе сжавшиеся от его слов губы напротив. Словно скалящего пасть зверя в нос целует. — Не шути так, волчонок… — чужие глаза опасно сверкают. — А то что? — не сдаётся Тэхён. Чимин наклоняется к его уху. — Выебу, — проникновенным шёпотом обещает он, одновременно с этим толкаясь бёдрами вперёд. Тэхён давится воздухом и шипит, вцепившись в чужие плечи до красных отметин. — Значит… — тяжело дышит он, — в планах на сегодня этого нет? Взгляд Чимина смягчается. — Нет, — он целует Тэхёна в лоб, убирая в сторону мокрые от пота пряди волос, — ты устал. Не хочу перенапрягать твоё тело. — Как мило с твоей стороны, дорогой, — нежится в чужой ласке Тэхён, саркастично добавляя, — не выебать меня в мой день рождения. Не знаю даже, как сдержать слёзы радости. — Не волнуйся, сдерживать не придётся. Я заставлю тебя рыдать и без участия моего члена, детка, — с дерзкой ухмылкой практически мурлычет Чимин. Тэхён закатывает глаза. — Как отвратительно самоуверенно, детка, — копирует чужую ухмылку он. — Одни обещания. — Боже мой… — неверяще тянет в ответ Чимин. — Кажется, я создал монстра. Кто ты и куда дел милого стесняшку Тэхён-и? — Заткнись, — смущённо шипит Тэхён, раздражённо толкая воркующего над ним Чимина в плечо. — А вот и он, — ласково усмехается тот, обнимая сопротивляющегося Тэхёна за талию и утыкаясь носом ему в шею. Тэхён стонет, когда чужое тело прижимается к его собственному. — У милого стесняшки Тэхён-и скоро взорвётся член, и никакое незабываемое наслаждение он познать не успеет, — недовольно предупреждает он. Чимин мягко посмеивается, щекоча дыханием чужую ключицу, которую мимоходом решает ещё и поцеловать. — О нет, — с улыбкой отстраняется он, — я не могу этого допустить. Дай мне минутку. Чимин поднимается с кровати и отходит к комоду. Взяв что-то из выдвижного ящика, он возвращается. Тэхён с любопытством рассматривает стеклянную баночку и чёрную кожаную перчатку в чужих руках. — Перчатка? — озадаченно спрашивает он. — Не хочу случайно поранить тебя ногтями, — объясняет Чимин. — Всё ещё очень мило с твоей стороны, — ухмыляется Тэхён. — Не ехидничай. Чимин надевает перчатку на правую руку и хватается за край штанов Тэхёна. — Кажется, пора освободить тебя… — и вопросительно смотрит в чужие глаза. Тэхён, уже наученный, с ответом не мешкает: — Очень сильно, чёрт возьми, хочу этого. Давай уже. Чимин стягивает чужие штаны вместе с нижним бельём и бросает на пол. Тэхён от облегчения на мгновение теряет связь с реальностью, невольно зажмурившись и закусив нижнюю губу. Чимин замирает сверху, заворожённый. — Господи, какой же ты красивый… — хрипло выдыхает он. Тэхён слышит звук откручивания крышки, а после чувствует влажное прикосновение к бедру. Чимин ведёт рукой в перчатке вверх, обводит тазовую косточку и скользит дальше, оставляя блестящий в свете лампы след прямиком до чужой шеи. — Неужели ты действительно в моих руках?.. — он сжимает талию Тэхёна, наклоняясь к его лицу. — Не верю. — Я вот не верю, что мне придётся где-то ночью смывать с себя это масло, но я же не жалуюсь, — саркастично выдаёт тот. Чимин улыбается в чужие губы. — Не волнуйся, оно отлично впитывается в кожу — помоемся утром, — и целует. Тэхён чувствует, как рука в перчатке скользит вниз и обхватывает его изнывающий от возбуждения орган — он стонет в поцелуй и оставляет на чужой спине красные полосы. Чимин ведёт рукой по его члену до неприличия медленно, в это же время безжалостно атакуя рот Тэхёна — тот удивлен, что чужой язык ещё не достал до его горла — и от разницы ощущений у Тэхёна поджимаются пальцы на ногах. Вскоре Чимин переходит на его шею и спускается поцелуями вниз. Тэхён вздрагивает, когда кожу на его животе прикусывают, оставляя очередной засос. Чимин прекращает медленную пытку и, отстранившись, тянется к изголовью кровати. Он возвращается с небольшой подушкой, которую, попросив Тэхёна приподнять бёдра, подкладывает снизу для удобства. Разнеженный Тэхён наблюдает за ним сквозь приопущенные ресницы — как тот берёт ещё масла из баночки, как смазывает руки и смотрит в ответ сверху вниз, заставляя тело дрожать в предвкушении и лёгкой неуверенности. — Боишься? — Тебя-то? — Тэхён фыркает. — Ты никогда не причинишь мне боль намеренно. Чимин застывает, тронутый чужими словами, а Тэхён, вдруг вспомнив что-то, вздыхает. — Ну, кроме моментов твоей глупой ревности, конечно же, — закатывает глаза он. — Ты, очевидно, не в силах бороться с желанием прокусить мне шею, чтобы я, видимо, не достался больше никому. Чимин хмурится. — Это другое, — пристыженно ворчит он. — Другая боль, и ты это знаешь, детка. Конечно же я никогда не наврежу тебе. — А ты ещё дольше масло растирай по своим рукам, и я тут от скуки всё под сомнения ставить начну, — провоцирует Тэхён, подталкивая Чимина сзади пятками. — Что, так сильно хочешь этого? — Хочу, — шипит он на очередную проверку. — Так что сделай уже что-нибудь. Чимин довольно улыбается на чужое нетерпение. — Желания моей волчицы — закон для меня, — ехидно высказывается он, прекрасно зная, какую реакцию получит. Тэхён возмущённо вскидывается, но не успевает и слова сказать, когда чужая рука вновь обхватывает его член, заставляя его подавиться стоном от неожиданности. — Сам ты… — откинувшись обратно, выдавливает он, — волчица… — Не сегодня, — ухмыляется Чимин. — Как-нибудь позже. А пока… — оставляя одну руку терзать Тэхёна сверху, вторую он опускает вниз, — ты побудешь моей хорошенькой волчицей, правда, малыш? — Блять, да, — возбуждённо скулит Тэхён, соглашаясь. — Ненавижу тебя. Чимин смеётся. — Я знаю, что тебе это нравится, Тэхён-а. Твой член в моей руке, и он всё ещё стоит, не забыл? — он целует чужой пресс и движется ртом к соскам, отвлекая, пока пальцы руки в перчатке скользят между ягодиц. — Забудешь тут… — ворчит Тэхён, тяжело дыша. Он зарывается рукой в чужие волосы, пропуская сквозь пальцы светлые пряди, когда… — Ты зна-ох! — …непривычное ощущение сзади заставляет его невольно сжать ладонь, отрывая Чимина от своей груди. Тот стонет, но не пытается освободить волосы. Лишь активнее движет рукой по члену, вводя палец глубже. — Расслабься, детка, — ласково просит Чимин. — Всё хорошо, ты у меня такой молодец, — он наклоняется вперёд, когда Тэхён разжимает пальцы, оставляя дрожащую руку в чужих волосах, и целует его в уголок губ. — Всё хорошо, только не забывай дышать, ладно? — Иди в задницу, — беззлобно огрызается тот. — Ну, технически… — Чимин самодовольно хмыкает, — я уже там. — Я тебя точно придушу однажды, — обещает Тэхён. Ему не больно, но ощущения… странные. Впрочем, рука Чимина на его члене отлично справляется с задачей отвлечения от анализа всего, что он сейчас чувствует, так что… Чимин двигает пальцем из стороны в сторону, давая ему привыкнуть, а сам покрывает поцелуями чужое лицо. Вскоре он начинает вводить ещё один, успокаивающе шепча Тэхёну всякие милости, пока тот, уткнувшись ему в шею, периодически сжимает чужую кожу зубами, словно в отместку. На этот раз боль есть, Тэхён старательно терпит, не забывая дышать только потому, что Чимин не перестаёт напоминать об этом. Однако, когда тот наконец-то нащупывает внутри небольшой бугорок и мягко давит, Тэхён с куда более громким, чем обычно, стоном — практически криком — запрокидывает голову назад, дрожа от жара пробежавшего по всему телу наслаждения. Чимин, сам того не замечая, прикусывает свою губу практически до крови, чтобы сдержать собственный стон от открывшейся ему картины — откинувшийся в экстазе на смятое покрывало Тэхён с мокрым от пота, масла и чужой слюны телом, покрытым засосами и следами укусов. — Почему же ты такой, блять, восхитительный, боже, я не понимаю, чем заслужил тебя… — словно в бреду бормочет он, проталкивая внутрь расслабившегося Тэхёна второй палец и поглаживая заветное местечко уже двумя. — Я сейчас откинусь, — едва слышно стонет Тэхён, переждав волну удовольствия. — Почему это настолько приятно? Чимин ничего не отвечает, неспособный, кажется, воспринимать информацию в данный момент. Он убирает руку с чужого члена и подхватывает ею Тэхёна под колено, сильнее сгибая и отводя в сторону одну из его ног. Тэхён не успевает даже подумать о возмущении по поводу исчезновения одной руки, ласкающей его, когда вторая напоминает о себе, вновь нажимая изнутри на точку удовольствия, и Тэхён забывает, что вообще такое «думать», потому что на этот раз пальцы не прекращают движение после одного нажатия. Тэхён вскрикивает и стонет, отчаянно цепляясь за чужие плечи и спину, пока Чимин ни на мгновение не отводит взгляда от его лица, запоминая, записывая на подкорку мозга каждую эмоцию, каждое прикусывание губ, язык, постоянно мелькающий во рту, приоткрытом от очередного стона или попытки вдохнуть всё ускользающий воздух, лихорадочный блеск тёмных глаз. Тэхён безостановочно умоляет о чём-то, сам не до конца понимая, просит он остановиться или не останавливаться ни в коем случае, чужое имя не прекращает срываться с истерзанных губ. В какой-то момент всего становится слишком много, и Тэхён не выдерживает. Он так и кончает, выстанывая имя Чимина напоследок, пока его тело бьёт крупная дрожь. Чимин, осторожно вынувший пальцы и избавившийся от перчатки, держит Тэхёна в своих руках, прижимая его к себе и целуя в мокрую макушку. Тэхёну требуется время, чтобы прийти в себя после крышесносного оргазма — Чимин успевает вынуть подушку из-под его поясницы, стянуть с неё наволочку и бережно вытереть ею чужое тело — до утра этого должно хватить — когда Тэхён наконец начинает подавать признаки жизни. — Как ты себя чувствуешь? — мягко спрашивает Чимин, целуя приоткрывшего глаза Тэхёна в лоб. — Как будто из меня двумя пальцами вытрахали всю душу, — едва слышно хрипит тот сорванным голосом. Чимин смеётся и ласково заправляет чужие мокрые волосы за ухо, чтобы они не мешались. — А ты?.. — вопросительно тянет сонный Тэхён. — О, не волнуйся, я уже тоже всё, — весело хмыкает Чимин. Тэхён удивлённо смотрит на него в ответ, а после замечает мокрое пятно на чужих штанах. — А ты думал, я шутил, когда говорил, что могу кончить от одних твоих звуков? — сыто ухмыляется Чимин. Тэхён смущённо прячет лицо в изгибе чужого плеча. — Дурак. — Эй, между прочим, я не только говорю правду, но ещё и обещания выполняю… — многозначительно тянет Чимин. Он мягко отстраняется от чужого тела и поднимается с кровати. Жестом попросив Тэхёна приподняться, стягивает влажное покрывало и бросает на пол. — О чём ты? — Я заставил тебя рыдать, детка. Тэхён вскидывается. — Что? Да быть этого не может! — не соглашается он, хотя про себя невольно признаёт, что «ещё как может». — Может-может, — самодовольно гиенит Чимин. — Где-то между «боже, пожалуйста, Чимин, только не останавливайся» и «какой же ты потрясающий, я так тебя люблю, жить не могу без тебя и твоих пальцев». Он отходит к комоду, меняя свои штаны на чистые, и захватывает ещё одни для Тэхёна, помогая ему одеться. Тот в ответ на чужие слова лишь закатывает глаза. — Ну да, конечно. — Так всё и было, ты просто, понимаешь, не в себе был от удовольствия, поэтому и не помнишь, — Чимин с улыбкой гасит лампу, погружая комнату в уютный полумрак, и забирается обратно в постель, накрывая их обоих одеялом. — Всё, замолчи уже, сказочник, — Тэхён и сам замолкает на некоторое время, а потом вдруг с демонстративным отсутствием интереса спрашивает. — И кто же научил тебя подобным… навыкам? Чимин удивлённо приподнимает брови. — Неужели?.. — радостно бормочет он, словно не веря, и с силой сжимает Тэхёна в своих объятиях. — Боже, ты такой милый, когда ревнуешь. — Ты меня задушишь! — пытается вырваться тот. Чимин немного ослабляет хватку и целует недовольного Тэхёна, не давая ему отстраниться. — Никто, — наконец отвечает он на вопрос, довольно улыбаясь. — Считай, что я теоретик — заранее узнал у «мастеров», что да как, только для того, чтобы тебе было хорошо в моих руках. Господи, я такой молодец, тебе так повезло со мной, — Чимин делает невинно-ангельское личико, и Тэхён со смехом бьёт его по плечу, после чего тот становится серьёзным. — Ты мой первый и единственный практический проект, волчонок. Только ты. Это всегда был только ты. Тэхён замирает. Его взгляд заметно смягчается, и он, обхватив ладонями лицо Чимина, нежно целует его в уголок губ. Тот смотрит в ответ, не отрываясь от чужих глаз. — Мне кажется, что я сплю. Я так чертовски сильно боюсь, что всё это просто сладкий сон, — шепчет Чимин, — что я сейчас проснусь и тебя не будет в моих руках. В моей жизни. Нигде. Если бы это произошло, я бы убил себя в ту же секунду. Тэхён вздрагивает, отчётливо ощущая, что тот не шутит и даже не преувеличивает. — Я здесь, — успокаивающе ласкает он чужое лицо, оставляя на губах напротив мягкий целомудренный поцелуй. — Я с тобой. — Пожалуйста, — отчаянно просит Чимин, — скажи, что ты мой. Озвучь это, иначе я никогда не смогу поверить в это до конца. Тэхён тепло улыбается. — Я твой, — говорит он, даже на мгновение не удивляясь тому, с какой лёгкостью слова покидают его рот. Конечно. Ведь иначе и быть не могло.