а мне все ещё больно блять. вроде и нахуй мне никто не нужен, а вроде и сердце рвёт, как гиена вырывает клочки мяса. в таком деле мне больше нравятся люди-медведи, убивают и мертвечиной набивают брюхо, и не больно и не грустно, вообще н и ч е г о.
***
«Клянусь, худший звук, который я когда-либо слышал — это звук ломающегося голоса человека, который вот-вот заплачет» — думает Шань и тянет руки к матери, ей больно, ей плохо, Мо опять все испортил. Она начинает рыдать, пугающе тихо и заливисто, ноги больше не держат, сгорбливается, опускает голову в пол и закрывает рот руками, чтобы издавать меньше звуков. Рыжий загнанным зверьком вертится вокруг нее, прижимает руки к щекам пытаясь поднять лицо к свету, а в голове какой-то лохотрон, что турбиной кружит мысли, а ты находясь в шаре должен уловить хоть парочку, не получается. — Ма-ам, — голос рыжего дрожит, как и он сам, — я не, — подбирает слова, — я не …хотел, — и глаза начинает жечь, нещадно, как в детстве, когда попадал шампунь на открытую ранку, по лицу бегут соленые дорожки, что Мо так по-мужественному пытается убрать с лица еще и сам не осознавая, что плачет. Шань когда-то поклялся себе, что сделает все, чтобы мама больше никогда не плакала. И, видимо, наврал. Смотреть на это невыносимо, блять, больно, рыжий предпочёл бы получить пару раз по печени, чем такое пережить. Шань отрывками помнит слова отца, мол, человек единственное существо не приспособленное к жизни на Земле, потому что только человек может упасть со своих ног и что-то себе сломать, человек и не должен был существовать. Сейчас же хочется начать истребление человеческой расы именно с себя. Он опять расстроил мать, хоть в петлю полезай, лишь бы не видеть её такой.***
А этот шизик все написывает-написывает, что хочется на стены лезть, каждый писк телефона в ушах отдается скрежетом, откуда у него вообще номер? Не отвечать: Ты умеешь готовить? Тот чай, конечно, был так себе, но я дам тебе еще один шанс 19:05 В последний раз, например, Шань курил на отвороте школы, теневая сторона, никого нет, комфортно и мирно, деревья чуть покачиваются от весеннего ветра и пахнет там свежескошенной травой. Тянь шел следом, спасибо хоть молчал, встал напротив рыжего и просто смотрел как тот курил, псих. Без слов и подъебок, своим любимым прищуром, разглядывал-разглядывал. Шань нервничал, злился, молчал, поймал взгляд и не отпускал, все сильнее и сильнее опуская начало бровей вниз. Кульминация специфическая, Тянь штормом приблизился и обхватил тонкое запястье рыжего с сигаретой, затянулся с его рук, за что и получил в ебало, надо сказать заслуженно. Какое-то время мама Мо работала флористом, ей очень нравилось место, но как оказалось никому нахуй цветы не нужны в таком гадюшнике, где они живут, Шань еще совсем мальчишкой был, а мама вместо сказок на ночь рассказывала про язык цветов и их значения. Школьные клумбы с левкой, агератум, орхидеями и какими-то полевыми цветами казались отвратительно приятными. Мо думает где найти базилик*. А рыжий устал удалять сообщения от мажорика, решил, что с первой получкой поменяет сим карту. Не отвечать: Привет Покурим на перерыве? 13:47 Чего молчишь? 13:50 Моооо я щас 14:00 Рыжий устал тыкать на кнопку «удалить», скоро протрет в экране дырку, отпрашивается за пять минут до звонка, уходит на стадион, в надежде, что Тянь его не найдет. Тянь находит и сидит рядом, молча, греется в лучах солнца и по-дебильному улыбается, как всегда рядом с Рыжим, вообще этот Тянь всегда выглядит так пафосно? Чтобы на нем не было надето, где бы тот не находился, это странно. Рыжий осудительно смотрит и молчит, долго молчит. Жилки напряжены и сам парень как натянутая струна, вот-вот лопнет. Злющие глазенки, капилляры полопались, дикие глаза, молчащие. — Знал, что недавно в Антарктиде ледник сошел? — Тянь замолкает, безрезультатно ждет, что рыжий ответит. — Ты на него случайно не смотрел? И что это? Недоподъебка, недофлирт? Рыжий, видно, не особо понимает о чем идет речь, поэтому лицо его как было острыми углами, так и осталось. — Почему на сообщения не отвечаешь? — задорно спрашивает он, включает дурачка, словно не знает ответ. — Нахуй мне таким заниматься? — шипит Шань и со скоростью Вояджера-1 уходит, снова уходит от компании Тяня, уже и не зная куда, может в женский туалет спрятаться? Туда-то он не полезет. Тянь полезет. Когда-нибудь рыжий захлебнется своей пассивной агрессией и его никто не спасет, не достанет. Тянь же выплевывая комками всю свою нежность и привязанность в никуда, рыжий ничего не принимает из чужих рук, плетется за Шанем, как за Моисеем, блять, бедным евреем по пустыне безразличия и злости. Хэ остается на стадионе, глядит в ужасно напряженную уходящую фигуру. На него уже смотрят как на психа, спрашивают, мол, зачем ты за ним ходишь? Зачем постоянно ешь вместе с ним? Он тебе, что денег должен? Тянь пожимает плечами и улыбается, интересно, хули. Все видят, все, Тяня выдают его же глаза. Как Сизиф толкает этот необъёмный камень в гору, приближаясь к рыжему. Тянь ждет и достает телефон, пишет.Хэ Тянь. Может поедим после школы? Знаю классную кофейню, ты любишь кофе? Видел у тебя растворимый на кухне пошли выпьем кофе после школы, если ты, конечно, хочешь 14:25
А я хочу блять, чтобы стало все проще и стабильнее, не так мерзко как было раньше. Цепляюсь за последнее, а ты мне отдавливаешь пальцы, — пишет он только 3 слова. Малыш Мо. Не пиши мне 14:25 Тянь даже чуть подпрыгнул, когда увидел новое сообщение от рыжего, от рыжего, он никогда не отвечал, глаза округлились, день сегодня превосходный, может, луна в зените или рыбы затмевают водолеев, этот день Тянь тоже отметит в календаре, содержание сообщения, не очень, но факт ответа радует. Хэ чуть сгорбился взяв телефон удобнее, и пальцы в темпе начали стучать по экрану пишет-пишет, думает, стирает и снова пишет.Хэ Тянь. Увау, ты умеешь пользоваться мессенджером И даже писать умеешь, я поражен 14:25 Что злой такой? Поешь подобреешь 14:30 Увидимся после школы? 14:31
***
Идти пытаясь подстроиться под нервный темп рыжего, идти по его шагам как по блядям, что были еще месяца два назад, а сейчас рыжий, сейчас сконцентрированная пустота внутри грудной клетки, что была под замком с поручениям брата, эта пустота рвётся к дворняжке, держать ее выходит туго, особенно в последний месяц, особенно после обеда, особенно сейчас. Мо — рыжий металл, как его там называют то, медь, точно. Мо точно не ржавчина, тогда не болело бы так, и вывести его из себя было бы в разы легче, рыжий — медь. А небо сегодня темное-темное, звезды на веснушки похожи, разбросаны по небу, сахар рассыпал кто-то. И, видимо, Тянь учился молчанию у звезд, идет как слепой за собакой-поводырем, молчит-молчит и идет, Мо скорости набирает, а Тянь словно держащий веревку дергается и подстраивается под темп. То интимное уединение, что сейчас происходит на пустой улице заставляет Тяня идти за рыжим до конца, куда бы тот не пришел. Интимное уединение заставляет Шаня идти быстрее и совсем уже неважно куда, просто быстрее. — Тебе хули от меня надо? — и смотрит поводырь с такой злостью, что и сам думаешь «зачем пошел?». — Целый день за мной шатаешься, пишешь мне, — вдыхает полные легкие, — нахуя? Фигура напряженная, рыжему дали еще в детстве установку либо поза, либо стойка, Шань всегда выбирал последнее. — Может кофейку? — дурачок, семнадцатилетний дурачок, улыбается, чего ждет сам не знает. Закат давно прошел, Рыжий уже отпахал смену, идет домой к матери. Как же хочется Хэ въебать, о Боже, если бы хоть кто-то знал как хочется, а мальчик с блядским прищуром смотрит и ждет ответа, ждет и улыбается. Тянь похож на чай пролитый в любимую книгу, бесит, лист идет волной и ничем не вывести, он там навсегда, в стиралку не закинуть, что бы не пробовал не поможет. Глаз никто не отводит, Тянь улыбается, Мо колется, смотрят. В двух шагах блядское расстояние, и въебать так просто не получится и убежать, обо напряжены, атмосфера и только большая медведица знает, что будет дальше. Два карих цитрина выводят на агрессию, сорваться с этих двух шагов меж ними, рвать, драть, дергать, бить, глаза Тяня зовут к действиям. Мо стоит. Мама всегда говорила Тяню не смотреть на сварку, а то ослепнешь, сейчас Хэ зыркает на вспышку в глазах, летят по сторонам маленькие огоньки, сейчас бы маску для защиты глаз, лица и шеи от ожогов, ультрафиолетового излучения, искр, инфракрасного света и высоких температур. Огонь тянет куда-то вниз, дотронуться дна, прощупать нутро дворняги, схватиться как утопающий за круг, за последнее спасение в ледяной воде, глаза Мо зовут к действиям. Тянь стоит. Воздух потяжелел свалился на плечи, Тянь разрывает грань в два шага, Мо дергается, пятерня хватает рыжий загривок с такой силой, что Мо шипит, Тянь идет на дно. Сухие губы впиваются в Шаня, рыжий теряет землю под протертыми найками, колени подгибаются, Хэ второй рукой хватает под спину, рыжий не так быстро реагирует. Мо вязнет как в смоле, незаметно для себя, берет и тонет, обычно спасательные круги не тонут, но рыжий никогда не был примерной деталью. Он снова выбирает стойку. На Мо словно что-то загорелось, он дергается, орет, шипит, извивается наконец тушит его, отталкивает Тяня на расстояние вытянутой руки он замирает, словно и вообще ничего не понял, просто застыл между школой, работой и домом. Ничего не понимает, как он стоит здесь, зачем, почему, вопросы грызут, а глаза поднять нет сил, нет возможности такой, просто не получается, глухое дыхание, грудь идет вверх-вниз и заново, смотрит на свои руки и злость не переполняет все нутро, не забивается между ребер, не рвется наружу через глотку, не играет трахеей, не выливается в слова, судорогами не заставляет кулаки сжиматься, ничего, вообще ничего.***
Держать все на расстоянии вытянутой руки, а потом взять и рядом с каким-то человеком руку опустить. И страшно, и жутко, и весело. Стоишь весь такой без щита и доспехов, улыбаешься, смотришь в глаза и думаешь: «Ударит или нет?»