Всё было во взгляде

За несколько часов «до» все шло своим чередом. Мурад оторвал свой взгляд от документов, но все еще оставался за столом. Он медленно прочёсывал бороду обеими руками, думая о лежащих на дубовой столешнице розах. Султан наблюдал, как они увядают, скругляя свои лепестки внутрь. Им оставалось так мало до признания быть выкинутыми за борт. Или оставить свою красоту навеки лишь для наблюдателей. В дверях показался резвый силуэт, который он ожидал увидеть меньше всего. Его никогда не было здесь без веской причины. Тем более в такой час, когда вся свита Валиде Султан испарялась из дворца, отъезжая в ее Вакф. Теперь он вошёл с видом, напоминавшим детского болванчика: голова трясётся, руки дрожат, будто привинчены к телу на тонкие проволки. Хаджи Ага не смог даже связать двух слов, сфокусировать свой взгляд. Потом, надо уж быть честными, и не будем преувеличивать мнительность сия евнуха, он собрался и вымолвил свою первую фразу без какой-либо тени сомнения: — Повелитель, позвольте… — Да, Хаджи, что привело тебя ко мне? — Ваша матушка, как вам известно, отправилась в свой Вакф, она попросила меня остаться здесь, взяв с собой только Кеманкеша Пашу. Это было еще утром, но никаких вестей от нее нет, а ведь госпожа должна была вернуться к обеду. — И что ты хочешь этим сказать? Неужели она снова что-то делает за моей спиной? — Мурад понимал, что это не так, потому что Хаджи настолько верен его Валиде, что и слова бы не проронил. Но правитель гнал от себя мысли, что что-то случилось. — Нет, государь, что вы, мне кажется это подозрительным, в последнее время в столице беспорядки, если позволите, я бы хотел, — Хаджи не успел договорить, как в покои кто-то влетел. Это противоречило правилам, но было не до них. — Султан, прошу моего прощения, — подданный поклонился, — дело срочное, в вакфе вашей Валиде было совершено нападение, жертв очень много… — Собирайте янычар, пусть успокоят женщин и детей, найдите их мужей, — развернулся, даже не примелькав лицо, которое это доложило. — Как скажете, повелитель, но… — Что еще? — резко рявкнул Мурад. — Вашей Валиде нет там: она либо успела уехать и должна прибыть во дворец с минуты на минуту, либо смогла скрыться. Иншаллах, мы увидим ее лик в ближайшее время. — Хорошо, но если с ней что-то случилось — каждый ответит, каждую шею я сверну лично! — раскрасневшись, крикнул Султан. — Не думаю, повелитель, но нам нужно отправляться на поиски госпожи. — Сейчас же! — уже не сдерживая свой гнев, заорал Мурад, да так, что у наблюдавшего за всем действием Хаджи резко зазвенело в ушах. — Я лично возглавлю поиски. Вена запульсировала на виске падишаха, а руки вольно отпустили слугу.

***

Прошло около часа, поиски продолжались, среди погибших в вакфе Валиде действительно не обнаружили. Это давало надежду. Искали в лесу, было приказано не пропустить ни одну хижину, ни один овраг, только бы найти Кесем Султан. Мурад не терял надежду, мать была ему очень дорога, несмотря на все их перепалки и плохие отношения. Он шел в окружении нескольких янычар, верных ему до последней капли крови, как вдруг заметил дом, казалось, спрятавшийся от всех посторонних глаз. Такая темень деревьев окружала его, что простой взгляд, явно не ищущий отчаяния, вряд ли нашёл. Там слабо блестел одинокий огонёк, дающий надежду на то, что это станет последним препятствием на пути к воссоединению с матерью. Лицо Султана пропустило испуг: найти её мертвой или не найти уже вовсе, но ноги сами подсказывали пойти туда, мешая болотистую почву под ногами. — Сюда! Окружите дом! Там могут быть убийцы, мы не знаем, сама моя Валиде ушла или ее увели силой, — шёпотом скомандовал Мурад, но слышали его все. Верные слуги незамедлительно выполнили приказ. Сам падишах резко приблизился к двери, не издавая при этом лишних шумов. Молодой падишах хотел выбить дверь, но что-то его остановило. Услышал монолог матери, обращённый Кеманкешу.       «Моя мать всегда была моим огнем и моим лекарством от ожогов. Я никого не ценил так же сильно, как ее. Она была идеалом в моих глазах, как внешне, так и внутренне. Именно Валиде понимала мои тяготы, находила решение проблем, ей я обязан своей жизнью. Последнее время мы отдалились друг от друга. Регентство и смерть отца изменили ее. Жестокая, черствая, скупая на эмоции. В глазах вместо счастья — страх и гнев.       Отец отошел в вечность так рано, но казалось, что даже не это изменило Валиде. Из ее жизни ушла не любовь, из ее жизни ушла простота и невинность, такое трудно было не заметить. Она столько лет боролась. Потом я еще… какой же дурак, что так жестоко отобрал регентство, это надо было обсудить, сделать спокойно, без суеты. Именно государство стало ее отрадой. Валиде не радовали так дети, не радовали так ее цветы, как радовало благополучие государства.       Отобрав титул регента, я лишил этого человека воздуха, смысла жизни. Но я заметил, что в ней что-то изменилось в лучшую сторону. Только сейчас понял: это была любовь. Я увидел то, за что могу казнить их, но в моей голове только ее слова:

«Мурад бы не позволил, Мурад бы не позволил, Мурад бы не позволил!»

      Шайтан! — эта фраза в моей голове крутится, я не могу ее выгнать, меня терзает совесть по отношению к матери… Как я могу так поступить, как?       Мой покойный отец… Как она могла предать султана? А Кеманкеш? Они вообще любили друг друга? Как янычар позволил себе эти чувства? Насколько давно?       Все вопросы вместе с фразой матери кружили в моей голове, до тех пор пока меня не вернули в реальность».