Всё было во взгляде

С последнего их диалога прошло семь дней. Вокруг многое изменилось, многое стало вставать на свои места. «Фаворитка» оказалась простой хатун, но всё равно близко к себе её не подпускали. Кёсем и Кеманкеш мирно ворковали в покоях, пока никто не наблюдал за их тихим счастьем. Объятия согревали друг друга, робкие ласки и тихие слова любви разбавляли пучину тяжких будней. Иногда казалось, что Валиде Султан в руках своего служащего превращается в юную девушку, которой впервые приходится испытывать на себе внимание мужчины, наполненное взаимностью. Кстати сказать, ему с каждым днём становилось лучше. Перелом заживал, а рана на животе затягивалась. Ночью Кёсем сама делала перевязки, всячески помогая Паше. Вечером они мило сидели у огня, а в часы солнцестояния каждый занимался своими делами. Паша очень много спал. Это было сейчас его основной обязанностью, он уже научился копировать почерк того «лекаря» и с лёгкостью писал письмо один в один как оригинал. Кесем же продолжала следовать, теперь уже совместному с сыном, плану. Признаться, она была достаточно сильно удивлена, что Мурад вновь подпустил ее к себе. Такое сближение не могло не радовать. Им стало легче находить общий язык. Возможно, сказалось покушение, возможно, то, что и он, и она были счастливы с любимыми. Может, также влияла отстраненность Кёсем от государственных дел, как казалось Мураду. Сама Махпейкер просто решила заняться немного другим. Она отдала себя возможности побыть с тем, кто заполонил её думы, чтобы потом вернуться к той власти, что была у нее во время регентства. Только с новой силой и с полного позволения своего правящего сына.

***

Очередное утро началось с восхода солнца над Стамбулом. Тихая идиллия пробиралась в покои к возлюбленным, которые имели счастье засыпать не разрывая объятий. То же происходило и в покоях Падишаха. Он аккуратно обнимал свою жену. Несмотря на свои редкие интрижки с другими наложницами гарема, он всегда был с Фарьей. Наложницы быстро надоедали, в них не было того, что он увидел в своей жене. Это была верность, бесконечная верность. Фарья его не предавала и даже думать об этом не смела. Она отдала себя ему, она полюбила его. Даже если к Султану приходили другие девушки, даже если они ссорились, она продолжала любить. Как и он ее. Именно Фарья помогла Мураду осознать, что все достойны любви, особенно, если она такая — взаимная. Может быть, это чувство ещё успеет поменяться, но пока ему вполне подстать воюющая за него Фарья, дарующая только ему желанные объятия. Медленно весь дворец стал просыпаться. Мурад уже приступил к делам. Ему принесли всю вчерашнюю почту. Среди других было и то письмо, которое они с матерью очень ждали. Гюльбахар решилась прислать весточку. За недолгими раздумьями было принято решение открыть письмо в присутствии Кёсем Султан. — Позовите мою Валиде! — резво отдал приказ Мурад. Та ещё покорно нежилась в объятиях мужчины, которые стали так ценны. Его руки во сне оказались достаточно проворны и огибали изгиб за изгибом, пока не стали причиной пробуждения. Нервно отдёрнув их, она вздрогнула. — Любимая, что-то случилось? Рано наверно еще, поспи немного… — сонно прошептал Кеманкеш. — Мне пора вставать, ты спи, — Кесем сама не поняла, чего она так испугалась. Её тело озябло от мысли о близости, которая непременно захочет стать не только духовной. Без лишней помощи она поднялась, запахивая халат, только потом сумев улыбнуться. И то, едва заметная улыбка пришла в смену суматошным мыслям. — Султанша, доброе утро! Повелитель желает видеть вас. — Хорошо, прикажи собирать меня, пусть подадут кофе! Если есть письма — все на стол! И поскорее! — Султанша не горела желанием ждать расторопных служанок, да и времени на это не оставалось. Потому каждые её утренние сборы были обречены оказываться схваткой со временем. Уже прошло около получаса, Валиде наконец была готова. Допивая кофе и листая документы, она не переставала думать об утреннем инциденте. Может быть, и верны её опасения, но каждый раз заглядывая в глаза Кеманкеша, женщина находит там лишь покорное подчинение, несмотря на жгучий нрав. Он, как и говорил, всегда готов быть поддержкой. Тут вспомнила о приглашении сына. Кесем поспешила в его покои. В коридорах дворца её ждало занятное столкновение с Синаном Пашой, который, видимо, тоже направился к Мураду. Ведь теперь он его «приближённый», по крайней мере, Паша думает так. А Султан все еще продолжает общаться с Кеманкешем, только теперь с помощью переписки и матери. — Синан Паша! Какая встреча! — лживо улыбнулась Кесем. — Султанша, — Паша поклонился, — насколько я понял, вы идёте к повелителю? — Верно, так что тебе придется подождать, он ожидает меня, но если ты не спешишь, советую пойти по своим делам. Мы с сыном будем разговаривать долго, — уже не скрывая отвращения, проговорила Кёсем Султан. — Хорошо, как прикажете. Она не дослушала и прошла в покои. — Матушка! — Мой лев! — Кесем была обеспокоена, но решила выдавить из себя улыбку, ведь она все равно рада видеть сына. — Что-то не так? — Нет, все хорошо. — Кесем ответила сухо, дав понять, что не хочет обсуждать это. — У меня для вас новости! Гюльбахар прислала мне весточку, думаю, все идет по плану. — Мурад дал матери письмо. — Читайте! «Повелитель, я пишу вам с просьбой отпустить меня к сыну хотя бы на неделю! Я понимаю, что моя вина перед вами огромна, но я хочу искупить ее своим примерным поведением. В последнее время мне нездоровится. Я понимаю, что моего Баязида ко мне никто не отпустит, поэтому прошу принять меня в столице!» — Шикарная сказочница, — недовольно цокнула. — Если уж лжёшь, то придумай что-нибудь необычное, может поверят! Ладно, пусть приезжает, так будет хоть на глазах. — Я тоже так думаю. Ещё одна шестеренка плана начала работать! Осталось немного. — Да, поверить не могу, что мы за неделю нашли уже столько предателей. А стоило всего-то приблизить Синана. Сын мой, прошу тебя, будь аккуратней, теперь в твоем совете много людей, желающих зла, помни об этом, какими бы интересными предложения ни казались — не отвечай на них. Следующая неделя станет решающей в нашей последующей жизни, — берёт его руки, исподлобья косясь в своих убеждениях. — Валиде, я не маленький мальчик, мне все равно, что мне там шепчут на ухо Визири. Я решаю сам, но некоторые их идеи верны. — Мурад! — мать резко перешла на крик. — Опомнись, ты сам сажаешь рядом с собой предателей, ни в коем случае не передавай им власть. Твое правление будет долгим, если ты будешь слушать! — откидывает его руки, которые прежде ласково согревала. — Кого слушать? Вас? Нет, спасибо. — Себя, Мурад, себя! Помни, всё то, что происходит за твоей спиной в Совете — скоро кончится. Последний наш шаг — это янычары. Мы до сих пор не можем определить количество преданных идее восхождения Баязида на трон! Предстоящая неделя всё перевернёт. Пожалуйста, знай об этом! Помнишь, что написала та девушка? Прямое доказательство того, что тебе пытаются что-то внушить! Поверь, если приглянулись какие-то идеи, то отложи. Ты всегда успеешь их воплотить, просто подожди еще некоторое время. — Я вас понял, — Мурад ответил сухо, но это скорее из-за того, что правда от матери сильно задела его. — Я хочу раздать янычарам золото из своей казны! — Зачем? — Так мы точно заручимся поддержкой! У меня хватит средств, пусть воины думают, что наша казна полна! Для них это важно. Они на той стороне, на которой получают больше денег! — Я не думаю, что это хорошая идея. Мы должны перестать подкупать армию, не на этом должна строиться моя сила! — возмущение вновь переполняло его. Даже если в отношениях с матерью появлялись ласковые обращения, забота и покорность, им всё равно рано или поздно наступал конец. Два сильных правителя не могут вечно оставаться в тени. Один из них всегда вырывается в свет и готов грызть глотки, лишь бы оставаться под тёплыми лучами. — А на чем она сейчас должна строиться? А? Может, пойдёшь в поход, оставив столицу в руках предателей-пашей? — Кёсем заметно повысила голос, дабы Султан понял, что она так просто не откажется от этой идеи. Их спор продолжался около часа; то переходили на крики, то замолкали. Казалось, что страсти накаляются, но вот они снова стихли: — Так ты согласен? — уже спокойно спросила бывший регент. — Видимо, да, тем более это ваша казна, распоряжайтесь ей как захотите, — усталым от крика голосом сказал Мурад. — Хорошо, — Кесем медленно направилась к выходу из покоев, чувствуя, что ее сын хочет ещё что-то сказать. — Спасибо! — Кесем развернулась от неожиданности и ее лицо засияло. — Вы могли бы раздать золото даже не сказав мне, взять деньги из государственной казны, но вы выбрали путь убеждения. Наконец вы поняли, что с моим мнением нужно считаться! — Пожалуйста, сынок! — с улыбкой на лице она вышла из покоев, направившись в гарем. Проходя над наложницами, она заметила Марию, с ней было что-то не так. Кёсем решила понаблюдать, благо, у нее было время. Девушку трясло, она выглядела очень бледной. — Хаджи, пусть хатун осмотрят, а потом приведут ко мне! — указывая на наложницу сказала Махпейкер. — Слушаюсь, Султанша. — Хорошо, после завтрака я буду работать в кабинете, обязательно постучи и сообщи, что привел девушку. Сделай это до того, как войти, иначе рыбы узнают, каков ты на вкус! — очередной грозный взгляд, и Кёсем Султан уже скрывается из вида, только шурша полами пышных юбок. Взгляд крайне быстро настигает будто опечаленного чем-то мужчину, сидящего чуть поодаль от неё. С напускным спокойствием она выдохнула и хотела подойти к столу с документами, но шуршания всё же заставили вновь поднять глаза на Кеманкеша. — Кесем, — Паша аккуратно встал, чтобы не задеть раны и подошёл к ней. — Мустафа… — Кесем пошла навстречу, чтобы облегчить путь больного. Руки сначала вполне нежно огладили бороду, затем поправили тёмный волос. Загадочно она глядела в его глаза, будто стараясь разгадать все тайны, что были скрыты за ними. Еще пара секунд и они слились в горячем поцелуе, инициатором которого стала. Она закинула свои руки ему на шею, тем самым приблизившись к нему. Он же здоровой рукой притянул её за талию. Немного погодя, когда воздуха стало не хватать, он отступил от её губ, что смаковали лучше медовой пахлавы, обдавая лёгкой пучиной нежности, которая умножалась с каждым соприкосновением. Посмотрев в ее глаза, он увидел небольшой огонек. Мустафа прильнул к ее губам, в этот раз более нежно, поднимая руку к причёске и не желая отпускать. Он ласкал уста, просил этим о большем, позже стал переходить на шею. Махпейкер же отклонила ее назад, и слегка вцепилась одной рукой в рубашку, а другой в бок. Вдруг резкая боль пронзила живот Паши. Это Кесем немного не рассчитала силу. Он отстранился, хотя думал продолжить свои «пытки». — Ох, — немного отойдя от происходившего и поняв, что она наделала, проговорила Кёсем. — Не переживай, всё хорошо, ты не виновата, — успокаивающе ободрил мужчина свою возлюбленную, — это я слишком далеко зашел. — Снимай рубашку, Паша, я сейчас схожу за новым бинтом, надо остановить кровь, — Кёсем проследовала наверх, именно там лежали лекарства, припасённые специально, конечно, не на подобный случай, но они вполне сгодились для простой перевязки. Взяв всё, что нужно, в том числе и указания врача, она резво спустилась вниз. Не особо печально Мустафа уже ждал её возвращения. Её забота была так ценна, что он готов был часами наблюдать как её пальчики водят по коже, втирают мази, возвращают на место бинты. Ей будто не чуждо всё человеческое. Кажется, она лекарша в маленькой деревушке, а не могущественная Валиде Султан. — Ну вроде все, как ты? — спросила Кёсем. Сероватые глаза всё больше наливались грустью, тогда он отстранил её от себя, пытаясь разобраться, чем же горят эти темные искорки пламени. Не уж то сам Мустафа уже успел разочаровать свою госпожу?! — Все хорошо, уже не больно, но что с тобой? Что тебя так печалит? — Кёсем не знала, как ответить на этот вопрос, сама не до конца поняла, что ее так расстроило. — Не знаю, просто, — тот лишь легко коснулся её губ и позволил даме прилечь на здоровое плечо. Она мягко водила по его торсу, стараясь забыть в это мгновение о времени или чём-то другом, что навевается тоской. — Просто…что? — переспросил, когда страсти улеглись. — Я переживаю за тебя, за твое здоровье. А еще за будущее… Я не знаю, что будет, когда ты выздоровеешь? Сможем ли мы быть вместе, когда ты вырвешься на свободу? Нужна ли я буду тебе? — после этих слов она уже начала плакать, слезы предательски потекли по идеальным щекам. — О чем ты, Кёсем? Это моё не первое ранение, я здоровее всех, вот смотри, — Паша аккуратно начал шевелить пальцами на руке, которую сломал, чтобы доказать, что он здоров. — Ну и?! А то, что я тебе только что рану открыла, тоже говорит, что ты в порядке? — Нет, конечно, но и это заживет. Вот тогда я, наконец, завладею тобой полностью, — Мустафа кинул недвусмысленный взгляд. — Ах, вот оно что, — игриво ответила Кёсем, — завладеть он мной собрался? Кто тут кем еще владеет? — Ты, конечно, ты завладела душой моей, думами, телом моим, руками, ногами. Всё, что есть во мне — всё твоё по праву, ты же госпожа моего сердца, — от этих слов на душе стало легче, но тревога за будущее не уйдет уже никогда, это невозможно, будь она простой наложницей или матерью Султана. Их с Кеманкешем жизнь всегда будет окутана тайной, опасностью и скорбью. Они взрослые люди с огромным рубцом печали на теле. Может, только этот шрам и помогает так легко поддаться первой минутной слабости. С ним не так страшно идти одной в неизведанный путь и забываться в пучине дел, потому она и кладёт голову мужчине на плечо, а пальчиками касается ран, чтобы легче стало проходить этот путь. Их милое воркование прервал стук: — Госпожа, я привел девушку! — Пусть ожидает, я занята! — может, чуть задремавшая, но легко приводящая себя в чувства, — Кеманкеш, скройся с глаз моих! — прошептала, затем также тихо добавляя, — О черт! Как же я могла забыть, сама же сказала Хаджи! — Что случилось? Кто это? — всё так же находившийся в непонимании, спросил Кеманкеш. — Тихо! Я потом объясню, а сейчас выйди и чтобы тебя ни одна душа не заметила! Миг — и теперь в зеркале вновь виднелась статная женщина, поправляющая шпильки, умело покидающие её прическу, стоит только к ней прикоснуться. — Войдите! — Хаджи Ага под руку завел девушку, та продолжила трястись. — Госпож-ж-жа, — хатун старалась поклониться. — Что с ней, Хаджи? — У девушки озноб, ей все хуже и хуже, но врач не сказал причины, лишь дал успокаивающую настойку. — Госпожа, не соч-ч-тите за д-д-дерзость, но я прошу поговорить с вами наедине. — Да, хорошо, проходи, — Кесем позвала девушку на подушки, видя, как ей тяжело стоять, а взглядом разрешила евнуху удалиться. — Что же с тобой стряслось? — Синан Паша… это он… он готовит покушение на повелителя, я должна была убить нашего Султана в ту ночь, но не смогла. — Что за россказни, как ты посмела стоить козни за моей спиной, да и признаваться в этом, не боясь и глядя в глаза?! — весь разум желал заточить эту девушку в карцер, но робость её запуганного взгляда заставила лишь сменить гнев на милость, опуская руку, которая уже намеревалась звонко запечатлеть след на щеке славянки. — Пр-простите, — вдруг девушка начала рыдать, уткнувшись лицом в ноги Кёсем. Госпожа не знала, что делать с такой дерзостью. Никто ранее не обладал подобной мнительностью, чтобы рыдать, схватившись за её платье. Даже собственные дети были лишены такой возможности, лишь изредка нарушая допустимые границы. — Ну, нечего слёзы лить, лучше расскажи все от начала и до конца, — вопросила, осторожно убрав руки хатун. — Меня украли из моего дома, разделили с братом, привезли сюда; на невольничем рынке меня купил Паша, некоторое время меня и ещё четырёх хатун готовил к гарему. Он давал нам пищу и кров, обучал языку. Пришло время и он отправил нас сюда, ничего не говоря. Так мы оказались здесь в качестве подарка. Одну девушку Повелитель сразу не принял, а меня, Аиду и еще двоих он оставил. После пары месяцев от Синана Паши появился приказ оказаться в вашем расположении, и попасть к повелителю, — немного погодя и переводя дыхание от постоянных слёз, она продолжила тараторить. — Аида должна была оказаться вашей служанкой. Когда вы отобрали меня для ночи, под мою подушку подбросили яд и кинжал, чтобы я сама выбрала способ. Ночь сорвалась. За это меня кто-то вывел из гарема и жестоко избил, — девушка вдруг распахнула рукава и показала синяки на своём худощавом тельце, впрочем, это не слишком впечатляло Султаншу, — тогда я поняла, что даже если исполню приказ — меня все равно убьют. Я боюсь. Я больше не могу. После громкого выдоха повисла тишина. — Ах Аллах, какой ужас. Ладно, прошло и это пройдёт, — тяжко наконец заговорила Кёсем, — ты же знаешь, что за попытку убийства есть только одно наказание? — подошла к какой-то шкатулке и достала флакон. Водичка в нём переливалась на солнце, кажется, забавно подсвечивая лицо госпожи. — Держи, хотя, может, у тебя есть еще пара слов для меня? — Я — я думала вы меня защитите, а вы… — Что ты думала? Милый ребёнок, как бы ты ни была приятна мне внешне и как бы искренне ни раскаивалась, твои признания не помогут, если ты хоть долей секунды причастна к этим делам, — рука погладила юную кожу щеки, затем всё же передавая в хрупкие ручки флакон. — Какая же вы жестокая, но, — доля восхищения и бесстрашия проскочила перед глазами Валиде, — справедливая, — бежать ей больше некуда, поэтому хатун так же тараторила, её зубы стучали в ознобе. — В Совете готовится заговор. Аида передает новости о гареме в мир! Я не знаю, кто ей помогает. Остановите их! — с этими словами девушка открыла флакон и выпила содержимое, во мгновение ока упала. — Хаджи Ага-а-а! — со всей силы закричала Кёсем. — Султанша, — как обычно, он вбежал, уже не думая, что в этот раз стряслось у обожаемой госпожи. — Сейчас же возьми её. Пусть тело пронесут по гарему, все видеть должны, что бывает с предателями, да и для шайки Синана уроком послужит, — сразу же легко улыбается. — Живая она, спит просто, — тогда и евнух, успевший обезуметь за эту минуту, выдыхает, — её куда-либо в безопасное место, возьми стражников, пусть следят за ней! Она наш козырь, пусть в гареме думают, что черная оспа распространилась от Шехзаде Баязида, а вторая часть пусть считает, что я ее казнила! — Конечно, госпожа моя, но позвольте спросить, что с ней? — Она под сильным снотворным, очнётся через пару дней. Но помни, все должны думать, что она умерла. Чем больше вариантов её смерти, тем лучше! И позови потом ко мне Аиду. — Конечно, конечно, госпожа, — евнух удалился, вместе с тем и передал указания прочим агам, стоящим за дверью. Через несколько мгновений Кесем почувствовала, как рука Кеманкеша медленно сомкнулась на ее талии, чуть прижимая к себе. Тёплом своего дыхания он дарил возможность успокоиться. — Кёсем, я уже подумал, ты и вправду её решила убить. Такая властная, всегда с собой яд, рабынь за людей не считает, — лепечет, утыкаясь в её причёску. — А какой смысл? Она для всех — труп, Синан немного понервничает, что их с этой змеей план рушится! А мне может ещё пригодиться. Не каждая решится вот так прийти ко мне и сказать всё в лицо, тем более, что я жестокая. — Но, справедливая… — Кеманкеш процитировал якобы мёртвую девушку, на этих словах смыкая всё сильнее руку вокруг талии. — Проследуйте, вы, Паша… — Куда? — с удивлением на лице спросил Кеманкеш. — В свое укрытие, сейчас ещё одна «верная» слуга придет! — Ладно, ладно, я удаляюсь. Немного погодя, Кесем успела пропустить глоток щербета и заглянуть в свой письменный стол; Хаджи не заставил себя ждать, приводя очередную девушку, ещё больше не горевшую желанием идти к Валиде Султан. — Проходи, — Кесем указала всё на те же подушки. — Так, мне тут сказали, что ты кое-кому новости передаешь? — Нет, что вы, я верна вам! — А если врать не будешь? Или я скажу, что у меня есть твои сочинения? — покрутила листочками, якобы подписанными ей, которые достала минуту назад. — Меня заставили, простите, госпожа, я, правда, не хотела, — поспешила оправдаться, но делала только хуже. Глаза Султанши испепеляли своим холодом, потому поспешила остановиться. — Кто же отдал этот приказ? — Хюсрев паша, — по девушке было видно, что врет. Она вжалась в себя, её руки тряслись. — Хорошо, тогда напиши ему ещё одно письмо. Скажи, мол видела, как Кеманкеш Паша по дворцу разгуливал, что он жив, здоров и никуда не уезжал, — Кесем прекрасно знала, что хатун не выполнит её просьбу, но сама девушка должна поверить, что несмотря на такую явную фальшь, ей сойдёт с рук. — Хорошо… — И да, принесешь мне его ответ, уж жутко интересно, насколько он поверит в эту «правду». Можешь идти, услышу что-то — русалкой станешь, благо, причин для этого достаточно. — Хаджи Ага! — вновь послышался вопль из покоев. Да такой сильный, что верный слуга успел помолиться, прежде чем зашел в комнату. — Госпожа, — уже сотый раз за день поклонился. — Предупреди моего сына о моем приходе и следи за девушкой, после того, как она получит ответное письмо — убей уже эту дрянь наконец! — Как прикажете, — в голове мелькнуло безумство, — госпожа, еще поручения? — Нет, отвар только, ну, ты и так знаешь. Иди, чего застыл?