Всё было во взгляде

— Атике-е-е-е! — резкий крик наполнил помещение, а топот каблуков поспешил вниз по узкой лестнице, за летящим кубырем телом. На секунду дыхание Валиде Султан замерло лишь в ожидании худшего. Торопливо осматривая такое неподъёмное для неё одной тело, Кёсем с ужасом осознавала, что произошло в эту минуту, пока она легко семенила за своей дочерью. Больше сожалела за собственной гордостью, которую придавила, лишь бы не навредить расстроенной Атике. Слушая своё дыхание, вновь приходящее в норму, женщина быстро обернулась, поднимаясь от обездвиженного тела. — Кёсем! — резко подбежал Мустафа, расталкивая девушек, столпившихся, как куры возле кормушки. Они лицезрели картинку, которой были крайне взволнованы, но увы, калфы быстро собрали их обратно, не давая слухам гулять вокруг ушей монаршей четы. — Кеманкеш, — крайне опечаленный образ щемил сердце, пока она приходила в себя. — Давай её сюда! Тело юной Султанши оказалось в плотных руках мужчины; кажется, ему это не доставляло ни малейшего неудобства. Только обеспокоенная фигура брела за ним, собирая след из парочки людей. Со стороны, опустив всю драму ситуации, их наряды и слишком дерзкое поведение, могло казаться, что это и вовсе простая семья. Скомандовав служанкам открыть двери и позвать лекаря, Кеманкеш аккуратно положил Атике на мягкие перины её комнаты. Вокруг суетилась Кёсем, беспрерывно что-то проверяя. — Любимая, — Паша взял женщину за руки, не взирая на появление лишних ушей, — моё сердце рябит, когда я вижу твои слёзы, оставь это. Наша Атике Султан просто осталась без сознания. Завтра же ей будет лучше, обещаю тебе. — Кеманкеш, — её кисти тепло сомкнулись на его спине, заключая в необходимые объятия, так эта женщина нуждалась в минутной слабости, — спасибо! — кажется, что её душа наконец приняла, что годами искала поддержки, которую сейчас дают его тихие слова в зените заката. Поддержки, которой не нужно будет много слов, только пару, самых мнительных и осторожных. Поддержки, которая будет оказана, невзирая на причины её нужды и на лишние глаза. Этот мужчина мог, просто взглянув на неё, заставить двигаться дальше. Последнее время Кеманкеш был рядом всегда, даже когда и думать об ответных чувствах не мог. Да и сейчас с трудом верится, что эта забвенная тишина не будет нарушена суровыми реалиями. Потому только крепче сжимает её, уже ожидая, когда даже такое, позволительное теперь расстояние снова станет огромным. Он находился рядом, когда глаза источали радость, что бывало крайне редко. Рядом, когда на щеках должны были вот-вот появиться слёзы. Этот человек рядом, когда в глазах был щенячий страх, так не присущий Султанше. В любую минуту он был рядом. Может, со временем она примирилась с существованием Кеманкеша подле себя, тенью над каждым поступком. Мустафа стал её совестью, её одобрением, её порицанием. Его нарочито недоверчивый взгляд мог остановить от какого-то действия, добрый и чуть смущённый — понять, что всё идёт верно. Совсем новую для них картинку застали дети. Гевхерхан забавно улыбнулась, не желая нарушать тишину этого момента, а вот Ибрагим слишком ярко отреагировал на обездвиженную Атике. Глаза его наполнились сочувствием, а лёгкие вдохнули порцию воздуха, давая понять, что такие действия Кеманкеша не вполне уместны. Тогда влюбленные отстранились друг от друга, стыдливо взглянув на окружающих. — Валиде, что здесь произошло? — задался вопросом младший. Мать смолчала, а вот Кеманкеш вышел вперёд, оставляя женщину возле ложа больной. — Атике Султан оступилась, упала с лестницы. Думаю, следует дождаться врача, но внешне она лишь потеряла сознание от сильного удара, — после этих слов он привычно склонил голову, складывая руки в замок. Велось какое-то обсуждение, совершенно ненужное его слуху, как в проёме показалась женская фигура. — Повелитель, Султанши, — лекарша поклонилась, — мне надо осмотреть госпожу, могу ли я попросить вас выйти? — Конечно, — ответил Мурад. — Нет, я останусь, а вы идите, — встрепенулась Кёсем, поднимаясь с ложа. Покои совсем опустели, погружаясь в мрак. Минуты тянулись дольше часов, пока чемоданчик женщины то и дело хлопал своей гарнитурой. Обеспокоенная мать ожидала в кресле, желая услышать вердикт. — Ну что с ней? — всё же вырвалось недовольно, когда женщина засобиралась. — Султанша, у госпожи сильный ушиб, часть удара приняла на себя макушка. Угрозы для жизни нет, но, с вашего позволения, её бы следовало осмотреть ещё раз, как только девушка проснётся. — Хорошо, конечно, передай всем это и скажи, чтобы расходились, — неким холодом встретила речи, лишь показав резко рукой, что следовало её покинуть сейчас. За закрытыми дверьми последовали ещё десятки минут тишины. Появился свет прикроватных свечей. Теперь болезненное лицо дочери освещалось теплым огоньком. Тяжёлая корона оказалась снятой и оставленной где-то рядом. А сама Кёсем ещё долго сидела, подбирая слова. Аккуратно стала поглаживать белоснежную кисть, затем и вовсе коснулась её губами, легко улыбнувшись. Да, их отношения всегда были далеки от идеала. Мать многое не устраивало в её дерзком поведении, эгоизме или же постоянной требовательности. Но в такие моменты, когда никто их не видит, когда девушка не смеет перечить, просыпалась очень сильная любовь, нужная обеим. — Дорогая Атике, прости меня, — тихо выдавила из себя, — меньше всего мне бы хотелось, чтобы всё стало известно таким образом. Мой храбрый сын сильно погорячился, рассказывая об этом хоть и не всему свету, но вашим неготовым умам. Знаешь, так случается. Меня саму терзают страхи и сомнения, раз я так беззаботно поступаю. Я полюбила этого человека, его нежный взгляд, смущение и улыбку. На других он смотрит иначе: с гневом и безразличием. Передо мной робеет, как мальчишка, — слегка улыбнулась, убирая пару неловких слезинок. — Если тебе когда-то удастся узнать о настоящей своей любви, которая не зависит от статусов и приходит к тебе в лице не тех людей, то ты поймёшь меня. В какой-то момент ты слишком сильно пожелаешь быть рядом с этим мужчиной, даруя ему невозможное — себя. Ты будешь готова сбежать с ним, поступить так, как он желает, поддаться, закрывая глаза на свой характер, — её руки проверяют лоб османской принцессы. — Твой характер так часто подобен моему, моя милая златовласка, — рука спускается по локонам. — Ты часто обижаешься на меня, винишь, что люблю твою сестру больше, но это не так. Гевхерхан так покладиста и скромна, редко перечит и всегда слушает. А ты, ты не такая. Ты напоминаешь мне Настю. Она была такая же. Светловолосая, бойкая, её невозможно было приручить. Бывало, она уносилась на коне куда-то далеко и возвращалась только под утро. Анастасия так же перечила родителям, стояла горой за свою сестру. Она всегда боролась. При этом девочка была очень эмоциональна, всё воспринимала, как личное оскорбление, а иногда надевала розовые очки. Знала я такую Настю, — ещё одна слабая улыбка на её еле освещенном лице. — С годами она изменилась, волосы потемнели, волшебный голосок окреп, а руки стойко стали держать отнюдь не узды лошадиной упряжки. Но ты — именно та Анастасия, которая многому меня научила и осталась моей частью. Я понимаю, отчего нам так сложно примириться, ведь я сама никак не могу свыкнуться с тем волчонком внутри меня, — Кёсем оставила ещё один поцелуй на лбу и стала чувствовать легкое забвение, забирающее её к себе. Как-то легче становилось, когда, пусть даже и не без прощения, но женщина произнесла вслух то, что так давно метил разум. Потому, и отпуская думы, она склонила голову сну, не замечая присутствия кого-то в комнате. Этот кто-то ослушался приказа, оставаясь подслушивать долгие речи. Его руки проверили сон госпожи, проводя пальчиком по нежной щеке, а затем подхватили выбившуюся из сил Валиде Султан. Та что-то промямлила, не открывая глаз. Ещё немного и комнаты встретили их своей прохладой. Слуги волей Кеманкеша были отогнаны прочь, а лестница преодолена в один миг. Он аккуратно положил любимую на кровать, расстегивая пуговки на плотной ткани. Женщина иногда шикала во сне, как обычно это делает в часы бодрствования, коря служанок, слишком неосторожно касающихся её одежд. Наконец, всё ненужное было отброшено в сторону и его госпожа предстала лишь в нижнем платье. Даже сейчас, смотря на неё, он «робеет, как мальчишка». Распустив локоны, он слегка провёл по ним, получая порцию душистого аромата. Скользнув рукой по телу, он накрыл его одеялом, оставляя напоследок целомудренный поцелуй на лбу. — Аллах, как же я влюблен в эту женщину. Помоги мне никогда не принести ей расстройств и бед. Закрывая за собой двери, кивнул служанке, а затем удалился прочь, будто его и не было в эти минуты. Пустынные покои Атике озарились, в них появился он. Да, может, это слишком неправильно, но он сел на кресло, неустанно наблюдая за тихим сопением. Мужчина не сомкнул глаз, обращая внимание на каждый чуть более громкий вдох. Стойкое желание оправдать доверие присаживалось рядом, каждый раз, когда веки нависали. Уже среди глубокой ночи он заметил сильное вращение девушки, а затем и её очертания, поднявшиеся на кровати со вздохом боли. Он покорно налил стакан воды, затем остановился. — Не переживайте, вам не стоит бояться, — протянул стакан, видя, как она вжалась в подушку, — попейте, вероятно, вам это необходимо. — Что ты здесь забыл, мужчинам нельзя в гарем! — всё же принимая питьё, она восклицает, резко хватаясь за болящую голову. — Ваша Валиде Султан, она задремала, мне было неудобно её будить, но и вас оставлять без присмотра было неправильно, — сказал так, будто никоим образом не имеет лишних привязанностей. Девушка недовольно цокнула, всё ещё придерживая место ушиба. Затем, растерев на пальцах капельку крови, всё же выпустила ещё пару звуков. — Вы, видимо, упали. Я точно не знаю, как всё было. Знаю, что вы крайне остро отреагировали на вести от Повелителя, покинули покои и, по всей видимости, устремились устраивать с матерью громкие ссоры, — на этих словах он забрал опустошенную тару, ставя её на тумбу, — а дальше уже упали. Его голос был так спокоен, что девушка почувствовала некую неловкость. — Да, я действительно упала, — вновь дотронулась до головы, задевая более больное место, — а-щ-щ! — Больно? — мило и наивно спросил Мустафа, без раздумий присаживаясь рядом. — Как думаешь?! — Вы не в том положении, чтобы становиться против меня, не упрямьтесь, — смочил хлопковый платок водой, убирая пятнышко на её руке. Атике только недовольно дёрнулась, испытывая его терпение. Тогда в голове мужчины впервые промелькнула мысль «как с детьми непросто…» — Я понимаю тебя, ты боишься, может, ревнуешь. Моя мать после смерти отца вышла замуж. Жили мы тогда достаточно бедно, но этот человек должен был обеспечить нам достойное будущее. Я этот период почти не застал, сразу был отправлен на службу янычаром. Но вот моя сестра и мать, как потом узнал, ещё какое-то время жили покорно. Правда, матушка отчима не любила, но брак был необходимостью. Сестру мою отправили в услужение кому-то из Пашей, там следы её и затерялись, как и матушкины, — вдруг перешёл на вольное обращение, немного ведая о себе. — И что! Разве это сказано, чтобы я поняла, как вы любите друг друга? Нет, ты, Паша, только подтвердил, что я права, — усмехается. — Только знаешь, чем отличаются эти браки? Их — получил одобрение, но не был наполнен любовью. Наш — никогда в других обстоятельствах не знал бы счастья, но был бы преисполнен этим чувством. — Моя Валиде уже давно забыла это чувство, не балуй себя. Теперь ты — первое лицо, оттого и желание стать твоей женой. Она не способна любить. — Жаль, многое остаётся за пределами твоих знаний, — пожимает плечами. — Если бы она была не способна, то вряд ли сидела здесь, ожидая твоего пробуждения, плакалась тебе, рассказывая тайны, вряд ли бы подпустила меня, не будь этих чувств. Ты, как и она, слишком горды для лишних касаний! — наконец заключает, убеждаясь в правдивости речей Кёсем. — К чему мне это знать? Даже если и читала она монологи, то где сейчас её эта любовь?.. — Знаешь, любовь — это не только чтение монологов. Любовь может быть разной. Когда она коснётся тебя лишний раз, когда пожурит за слишком смелый поступок, когда накричит. Это всё тоже любовь. Любовь Кёсем Султан странная, сложная и для каждого своя. Материнскую нельзя сравнить с чувственной, которой обладают людские отношения. — Зачем мне эти сказки? — Потому что когда-то ты поймёшь, что даже те слова, которые ты сегодня не услышала — правда. Может, что-то ещё дойдёт до твоего слуха и ты смиришься со мной, но пока ты только злишься, — точно, копия. Слёзы от его монотонных речей подступали, чем больше он углублялся в слова, которые часы назад говорила Кёсем Султан. В конце они покатились по щекам, что было так ненавистно Кеманкешу. Он не терпел их, всякий раз глубоко вздыхая и понимая, что не облегчит боль, от которой они появляются. — Вам не стоит плакать, госпожа, вы и так не в добром здравии, — вновь платок оказался в её руках. — Можно вопрос? — Конечно, маленькая копия, — немного ухмыльнулся её растрепанному виду. — Та любовь Кёсем Султан, она ответная? — мужчина приклонил голову, не спуская улыбки. — Как сказала она же — я — влюбленный мальчишка. Но ты не представляешь, Атике Султан, как прекрасно им быть. Я готов утонуть в её глазах. Больше чем уверен, что когда твоя Валиде проснётся, то будет в гневе на меня, за то, что я нарушил её планы оставаться тут до твоего прозрения. Даже если я дал ей отдохнуть. Но и тогда я буду видеть в её взгляде любовь и нежность. Я бы мог обещать, что никогда Кесем не будет на меня обижена, что никогда не будет лить слёз, но не смогу. Так всегда будет. Любовь — штука сложная, — глаза его забегали от пламенных речей, только подтверждая их. — Я не смею тебя задерживать, ты можешь быть свободен, — несмотря на смутность своего состояния, она уже более не могла терпеть эти разговоры, иначе бы пришлось признавать свою виноватость. — Мне стоит позвать лекаря. — Не надо, ступай, — отогнала от себя, только желая прикрыть глаза, как неудачное положение головы заставило тело скрутиться в судороге, — а-у-у. — Атике, что с тобой? — Кеманкеш подбежал к ней, так как находился уже в дверях. Ловко тазик оказался на коленях госпожи, а золотистые локоны убраны назад. Та лишь поблагодарила, сдвигая от себя содержимое. — А говоришь, не надо врача! Точно, маленькая копия! — стакан воды вновь заполнил её руки, а на лице выступила тонкая полоска испарины, — Как ты? Немного суеты и лекарша уже выходила из тёмных дубовых дверей весьма довольная своей работой. — Ну что там? — Мустафа подлетел к выходящей; он сам не знал, почему так переживает за девчонку. — Она сильно переволновалась, отсюда такая реакция, господин. Я дала ей лекарство, она ещё долго проспит. Через несколько дней пойдёт на поправку. — Я вас понял, Кесем султан я доложу лично, можете идти, — Паша вернулся в покои, — и чего же ты такая чувствительная, маленькая копия?! — спросил Кеманкеш у сладко спящей Атике и немного пододвинул ее одеяло, укутав девушку. Он подошёл к дверям балкона и прикрыл их, чтобы к утру комнату не выхолостило. На тахте за занятной книжкой он заснул, ожидая наступления смены караула с Кёсем Султан, которая ещё не знает о его ночных подвигах.