Истончаются часы

Рокс Д. Шебек — человек, рожденный от жестокости. Ребенок, чья мать желала ему смерти, вместо любви. Ребенок, что не знал отца, но получил от него лишь имя, Д. посередине и упрямость, равную катаклизму. Шебек был похож на мать: красные волосы, чёрные глаза, низкий рост и резкость в улыбках. Его мать была излишне жестока в воспитании с ним, поэтому он отплатил ей тем же: с руками, грязными от крови, и годами, сколько пальцах на обеих ладонях, он смешивал кровь с волосами и уходил из деревянной лачуги, смеясь. Он был молод и глуп, когда решил стать пиратом, их жадность, их власть, их слава — то, что ему прельщало. Но жизнь жестока, очень жестока, и он сглотнул этого в сто раз больше, чем любой подросток должен был. Ему, кажется, что он знает вечность, когда кожа на шее горит клеймом, а запястья усыпаны гнилью от незаживающей кожи; он слышит волны, тихие и далекие; он чувствует обиду и боль, когда ломает кости; он чувствует солнце ровно девятнадцать раз, за пять оборотов вечности, что он помнит. Шебек знает, что он слаб; слабее, чем хотел признавать; он ловит, задыхаясь, ртом солёную воду, она на вкус, как свобода, и будь он проклят, если когда-нибудь отпустит её. Он всё ещё молод, и конец на расстоянии двадцати пяти миль или метров, кто знает. Он собрал команду, возможно, из ещё больших ублюдков, чем он сам, кто знает. Он любит их или ненавидит, они довольно надоедливые сопляки и последние сучки и мудаки со всех морей, кто знает. Рокс Д. Шебек считает, что ему нравится его жизнь, когда он смеётся над чужой жестокостью, алкоголь в его крови кипятит море, и он забирает себе под контроль земли. За десять островов от его конца есть мальчишка, наглый, упрямый, громкий, с идиотской соломенной шляпой. Рядом с сопляком есть второй, не менее громкий, не менее странный. Они такие же, как он. И это странно, думает он, что за полвека бытия, он встретил лишь одного юного врача с глазами острыми, как его скальпели в рукавах, и слышал о гиганте-дозорном. Шебек думает не так долго, он лишь приветствует мальчишку с рогами в черепе, выше него в какие-то смешные десять лет (или пятнадцать? ах, кто знает), и предлагает это отметить. Где-то по пути между смертью и жизнью, он встречает женщину, волевую и сильную, чем-то напоминающему ему мать. И он хочет сломать её. Её красные глаза ненавидят его, он знает это, но Шебек лишь смеётся, когда она даже не пытается его умолять, не брать против воли. Восхитительно. Время стучится в дверь, но Шебек делает вид, что ему плевать; запястья впервые за годы зудят, а шея горит; время движется, движется и движется… и, внезапно, Шебек думает, что ему мало. Он гонится за призраками, за историями о невозможном, за бессмертием, за своей свободой отчаяннее и сильнее, чем ближе и ближе, крайний срок. Долина Богов — издевательство. Он хотел убить их, хотел разорвать и утопить всех Тенерьюбито, которых найдёт. Но сопляки, такие же, как он, сильнее и моложе его, были там. Рокс Д. Шебек смеялся, когда тонул вместе с островом.

Где может быть больше свободы, чем умереть от чужих рук, но забрать с собою тех, кого он ненавидел?