— Конечно, я хочу, чтобы ты жил!
И его мир покачнулся, когда эти слова слетают с уверенностью, что завтра взойдёт солнце. Как будто это самое логичное, что должно произойти. Что Эйс, дитя дьявола, ребёнок, который не должен был рождаться, тот, кого люди убили бы без малейшего колебания, может жить. Что кто-то хочет быть частью его жизни. Что кто-то хочет быть его братом. Что кто-то хочет любить его. Портгас Д. Эйс думал, что узнал, что такое счастье где-то в моменте. Но, ему стоило знать лучше. Сабо отняли, и это по ощущениям, как будто он лишился половины себя. Сабо ушёл, защищая их, и он почувствовал себя бесполезным. Сабо умер, не исполнив свою мечту и оставив после себя письмо — и это горе и боль, которые он никогда до этого не испытывал. И Портгас Д. Эйс ненавидит мир, сжимая письмо и смотря за горизонт, дав невозможное обещание от одного Д. к другому. Луффи сильнее утыкается в колени, пальцы до скрежета резины сжимают плечи. — Эйс, — мир разносит слова, что едва слышно, но он привык к жизни в лесу, привык искать тихие звуки, — скажи мне… какое число тебя преследует? Эйс не вздрагивает и не кривит губы, хотя хочется. Слышать этот вопрос… нет, неправильно. Люди не понимают, что это может причинять физическую боль. И Луффи сам «Ди», он знает это, и всё равно спрашивает. Голос Сабо со словами, никогда не произносимыми, прощальными и напутствующими, влетают поверх боли: позаботься о Луффи и за меня. Он обещал; себе, письму и мертвецу. Он позаботиться о Луффи. Даже если всё в нём кричит не говорить этого. — Сорок четыре, — слетает с губ, сердце отбивает бешенный ритм, капли холодного пота стекают по шее, тёплый ветер противно зарывается за ворот майки. Эйс ненавидит это чувство. Луффи вскидывает голову, глаза опухшие и красные, он улыбается, и его резиновые руки тянутся вперёд, в слезливом, знакомом, надоедливом и родном: — Эй-й-йс! — и сопли со слезами возвращаются на своё законное место. — Отпусти меня! — кричит он в ответ, смиряясь и сопротивляясь из привычки. Его плечо и одежда уже давно привыкли к подобному, рука сама находит чужие волосы, зарываясь, глядя, утешая. Ветер несёт в себе соль, листья и признание: — Семнадцать, — сказанное куда-то между его шеей и ключицей. Эйс чувствует, как холод своей цифры превращается в настоящий ужас чужой. Страх сопровождает его следующие семь лет, где он только один старший брат, вместо двух, и Эйс старается заполнить эту пустоту. Кажется неправильным вставать спиной к спине с Луффи, когда их должно быть трое, а не двое. И Эйс не может думать, что день, когда его спину будет некому прикрыть, не так далёк, как ему бы того хотелось. В какой-то момент Эйс понимает, что проживёт без Луффи дольше, чем с ним в два раза. И что проживёт без Сабо в шесть раза больше, чем с ним. Это заставляет его впервые в жизни попробовать напиться в свои четырнадцать, за что он получает хорошую взбучку от Макино. Эйс понимает, что его ненависть не стоит того, чтобы тратить её на близких людей, на Луффи, поэтому он полностью отказывается от неё, даже в отношении дедушки с бандитами. Эйс улыбается чаще, и Луффи выглядит таким же завороженным, как в те первые месяцы — он спрашивает, и Луффи отвечает: Эйс очень любим, ши-ши-ши. За это Эйс скидывает его в реку, тут же прыгая следом. Эйс спрашивает дедушку, и тот говорит, что дело в его матери. Она отдала за него жизнь. Более буквально, чем он понимал всё это время. Луффи рядом, держит его осколки вместе, не даёт ему снова стать злым подобием человека, самым худшим вором в истории, ворча на дедушку и даже каким-то образом заставив того извиниться перед ним — очень неловкая неделя, если честно. Эйсу семнадцать, солнце светит ему в лицо, и он не уверен, что готов отпустить Луффи — его младший брат обнимает его, смотрит снизу вверх и обещает, что будет в порядке. Эйс знает это, что Луффи будет в порядке в ближайшее время, но потом… — Встреть меня, — говорит ему Луффи, сбивая его оранжевую шляпу, которую он же и подарил, — где-то там, по пути, посередине, хорошо? Луффи улыбается ему, потому что он знает, что Эйс согласится. Он никогда бы не отказался. Эйс соглашается. И отплывает. Он становится огнём одну луну спустя и находит себе первого помощника, а по совместительству врача. Дьюс напоминают ему Сабо, и Эйс старается не думать о том, что поэтому так быстро привязался к нему. Остальные накама приходят не так легко, и Эйс смеётся, сбегая от капитана дозорных, дымного логии, прямо на Гранд Лайн. Эйс улыбается своей листовке и думает, что его дедушка в Дозоре мог подавиться своими крекерами, а Луффи тычет этой же листовой Макино в лицо (так и было). Он плывёт всё дальше, и за ними по следу мчатся дозорные, это весёлый драйв, и он смеётся так громко, что это отражается по морю. Эйс больше не чувствует себя вором, когда они покидают Рай и отправляются в Новый Мир. Они терпят кораблекрушение в Вано, и это одно из самых противоречивых мест. Эйс бы остался, готов был поставить свою жизнь на кон в битве с одним из Йонко, если бы его команда имела план отхода и если бы не через три года… Луффи семнадцать. Эйс уходит, но он обещает Ямато и Таме, что вернется, не сейчас, немногим позже. Возможно, тогда, когда его мир снова станет чёрно-белым, и такая вещь, как собственная жизнь, для него станет пустым звуком. Слух о том, что он хочет сразиться со всеми Йонко каким-то образом покинул стены и водопады Вано, но Эйс всё равно, в снегу и смехе над своими дрожащими от холода накама, идёт к Шанксу. Он улыбается, вежлив и почтителен, как учила его Макино — он не боится их, потому что его собственный инстинкт самосохранения он доверил Луффи. Шанкс улыбается ему также, как он сам, как Луффи, как дедушка, когда Эйс говорит, что он старший брат Луффи. Эйс видит это нечто между ними, схожесть, о которой они оба знают, но не озвучивают — они пьют за это в безмолвном тосте. Несколько островов спустя их находит Рыцарь Моря, у него есть к ним претензии из-за слухов, хотя, по сути, Эйс никогда не подтверждал их. Но и не отвергал, если он будет честен. Эйс был бы не против сразиться с Белоусом. Пять солнц спустя — он побеждает. И встречается с Йонко и всей его командой. Эйс усмехается, вытирая кровь, огонь отражается в его золотых глазах, когда он отрезает своих накама от себя — им стоит бежать от него, пока он не утащил их с собою в могилу. Эйс знает, что не может сражаться по тёмным пятнам в своём зрении, но это не мешает ему пытаться нанести хоть один удар. Конечно, он проигрывает. Эти люди похищают его и говорят, что это ради того, чтобы предложить ему семью — Эйс думает, неужели он так похож на идиота, чтобы поверить в это? Эйс огрызается, голодает, пытается убить Йонко несколько раз на дню и ворует медикаменты — он озлабливается, совсем, как тогда, и это помогает ему не доверять им также долго, как и Луффи. Но они искренны, они любят долго смотреть ему в глаза по какой-то причине, и они все идиоты, поголовно. Он уверяется, что повторил им всем эту мысль. В лицо. Даже Белоусу. (И им плевать, Белоусу плевать, кто его отец, ему плевать, что за дрянная кровь в его жилах — это не также ошеломляюще, как с Луффи, но очень схоже). От гордой татуировки на спине до проклятого Фрукта в руке — как вода, сквозь пальцы. И Эйс идёт по следам человека, который убил часть семьи. Человека, который был слишком расслаблен, чтобы ожидать ножа в спину, среди своих. Ненавидеть для Эйса также легко, как и всегда. В отличии от любви, от которой он был создан — ненависти он научился сам. Выучил, как самый полезный урок в жизни. В пустынях он проводит двенадцать скучных дней, пока ждёт прихода Луффи. Его младший брат швыряет его в стену, крадёт его еду, натравляет на них дозорных, какую-то преступную организацию, и всё это менее, чем за тридцать минут — Эйс так скучал по нему. Луффи врезается в него, когда он стоит на перилах каравеллы, и это едва не стоило бы им жизней, свались они в воду. Эйс ругает его — Луффи, вцепившийся в него, как коала, тихо смеётся ши-ши-ши, на что Эйс вздыхает и старается в таком положении представиться его накама. Луффи отлипает от него, и начинает называть всех, осыпая комплиментами и уворачиваясь от пары пинков и ударов своих накама; Луффи любит их так, будто завтра не наступит, и это режет сердце Эйса сильнее любого предательства. Эйс идёт с ними, солгав на ходу о зацепке, потому что ему нужно больше, чем пять минут с братом. Луффи семнадцать лет. И это поражающе больно, чем дольше Эйс смотрит на него. Он так молод, он так невероятен, он так неподражаем, что Эйс не уверен, что сможет справится со всем без него. Луффи ловит его ночью, прислонившись спиной к его груди и греясь, вместо любых одеял. Луффи ловит его руки, сцепляя их вместе и поднося к своему сердцу, оно бьётся, и Эйс думает, что может остаться слушать это всю ночь. Луффи ловит его мысли и говорит, вместо всего: — Я не боюсь. Это правда, в Луффи мужества больше, чем многие пираты осмеливаются мечтать. — И я ни о чём не сожалею. Это обещание, которое они трое дали друг другу, где останется только один из них. — Я рад, что встретил тебя, Эйс. Это улыбка, которую он получает, и карие глаза, полные любви и обожания, и Эйс чувствует, как что-то разрывается в нём, и он плачет. Впервые за годы. Впервые перед Луффи. Его младший брат умрёт где-то между июлем и апрелем, а он останется. Портгас Д. Эйс понял, почему Луффи так боялся одиночества. Эйс прощается с Луффи и даёт ему вивер-карту, в надежде на что-то. Он говорит ему найти его, если ему что-то понадобится. Он говорит, что всегда придёт, если Луффи попросит его. Он говорит, говорит и говорит, и Луффи обнимает его. И Эйс сжимает его сильнее, чем перед собственным отплытием. У его брата уверенная улыбка и сталь в глазах, любимая шляпа на голове и сила в голосе, когда он говорит ему увидимся, вместо прощай. Отпустить Луффи и уйти самому — самое сложное, что Эйс когда-либо совершал. Эйс делает ошибки и проигрывает бой, считая, что лучше умрёт вопреки всему, чем позволит Тичу быть тем, кто заберёт его брата. Эйс делает ошибки, и тюрьма встречает его атмосферой того, где он должен был быть с тех пор, как узнал, чья кровь в его жилах. Эйс делает ошибки, и из-за него начинают войну. А затем Луффи падает с неба, как будто так и должно быть, и ужас в его душе открывает новые берега. Луффи не может умереть здесь, не ради него, не в битвах, где он едва больше, чем младенец. Луффи не может умереть за него. В конце всё становиться просто. Между ним, что должен умереть в сорок четыре, и Луффи, что должен умереть в семнадцать — двадцать четыре шага. Между Луффи и лавой двадцать четыре года. Между Луффи и его смертью — самый лёгкий выбор, который ему приходилось делать. Года утекают под глухой стук порванных красных бус; их тоже двадцать четыре, — отстранённо думает Эйс; они катятся и теряются, ломаются и истрачиваются. Кровь пачкает жёлтую жилетку, красные шорты и лицо, шокированное, неверящее, полное ужаса. Эйс не дышит, он считает то, сколько лет отдаёт, до последнего дня, до последнего подаренного вдоха. Он отдаёт не-свои года дальше, извиняясь перед матерью, которая отдала за него всё, что имела. Эйс делает то же для Луффи.Что такое отдать своему брату свои двадцать четыре года, чем не благословение?