***
Тем временем Инес удалось убежать достаточно далеко, чтобы ее и малютку Эсперансу не смогли поймать. Но куда идти? Что делать? Теперь она осталась совершенно одна с грудным младенцем на руках, без дома, без семьи и друзей. Даже еды, которую удалось схватить впопыхах, было столь мало, что едва бы хватило на два дня, не говоря уж о том, чем можно было бы кормить Эсперансу. Да и сама Инес выскочила в чем была, когда побежала в дом к Хосе. На ней по-прежнему было простое крестьянское платье и кожаный пояс с притороченным к нему небольшими ножнами. В них был короткий острый нож для хозяйственных работ и работ на полях, который, в случае поломки серпа, мог его заменить. А еще такой нож мог сгодиться на охоте, чтобы разделать небольшие туши животных. — Тише-тише, маленькая моя, сейчас, мы что-нибудь придумаем — говорила Инес, уходя все дальше и дальше в лес и пытаясь укачать кричащую малышку, старясь подавлять страх и отчаяние. Что же ей теперь делать? Идти в соседнюю деревню? А если инквизиторы отправились туда? Да и идти до нее почти трое суток, если сама Инес еще сможет выдержать, то малютке Эсперансе нужна кормилица и не через несколько дней, а прямо сейчас. Нет, она не может предаваться отчаянию и тягостным мыслям — теперь, Эсперанса — это то, ради чего Инес поклялась жить дальше, а еще ее желание мести никуда не ушло. Оно всего лишь отступило на время. Инес хорошо знала дорогу, ведущую в город, но не отваживалась идти по ней, опасаясь погони. Эсперанса на какое-то время притихла и заснула. Нужно было срочно придумать, чем кормить малютку и куда теперь идти. Лишь к вечеру Инес добралась до старой заброшенной фермы. Она стояла в отдалении уже давно, рядом никто не селился, опасаясь слухов и сплетен о том, что там обитает нечистая сила. Но выбора у Инес не было, да и Эсперанса проснулась и хотела есть. Ничего не оставалось, кроме как остановиться именно там. Забравшись с полуразрушенный сарай, Инес постаралась развести огонь. Когда-от давно Мануэль учил ее как это делать, когда под рукой нет огнива. Пока она искала подходящий кусок дерева, казалось, прошла цела вечность и сумерки сгустились. Недалеко в лесу рыскали волки и это пугало Инес куда больше, чем солдаты инквизиции. Надо было торопиться. Наконец, когда ей удалось разжечь огонь и немного осмотреться, прошило время позаботиться об Эсперансе. — Бедная моя малютка, ты наверняка очень голодна, сейчас, сейчас… Мы что-нибудь придумаем… — торопливо проговорила Инес, потянувшись к ножу. Резко полоснув по пальцу, не раздумывая и не сомневаясь в своих действиях, женщина поднесла к губам малышки окровавленную плоть. Тепла кровь хлынула и стекала по руке. Спустя какое-то время Эсперанса затихла, вкушая совершенно новую спасительную для нее пищу, тихонько посасывая кровь своей приемной матери. Когда девочка заснула, Инес осторожно уложила ее рядом с костром, чтобы малютка могла быть в тепле, сон все равно не шел, а воспоминания тяжелым грузом давили на плечи, отзываясь в сердце острой болью. Ей опасно было возвращаться назад, а идти вперед, в неизвестность было страшно, но и оставаться на месте было невозможно. Начинать жизнь с чистого листа всегда трудно, всегда страшно, всегда есть шанс оступиться, всегда червь сомнений будет грызть робкую душу, всегда прошлое будет тянуть назад и ложиться тяжелым грузом, если его вовремя не оставить позади, но вместе с тем, дорогие сердцу воспоминания, какими бы болезненными они не были, будут тем самым опытом на который стоит опираться будто слепому на трость, подгоняя самого себя в долгий путь. Когда прошлое осталось позади, а оставаться на том самом месте, где на время остановилась душа, больше нет мочи, а будущее пугает своей неизвестностью, выбор становится невыносим и страшен. Такие мысли блуждали в голове Инес, пока она сидела в старом полуразвалившемся сарае, рядом с пылающим костром, наедине со своим горем и болью. Но теперь у нее было то, чего не было раньше — решительность и смелость, взявшиеся откуда не возьмись. Горе и потери сделали то, чего не сделали раньше жизненные трудности. Теперь у Инес была ее маленькая надежда — малютка Эсперанса, ради которой она должна была бороться и начать новую жизнь.***
— К вам посланник, святой отец — перед Родриго, сидевшим за большим дубовым столом и что-то писавшим, вырос один их стражников, пропуская в комнату посланника от Папы. — Впусти и выйди вон. — не отрывая глаз от очередного свитка, пробурчал Родриго. Стражник поклонился и вышел, впустив посланника и секретаря. Приняв посланника и разрешив все дела, Родриго по-прежнему сидел за своим столом, а его секретарь все еще стоял рядом, собирая рассыпавшиеся свитки. — Что это? — проговорил Родриго, случайно бросив взгляд на ближайший документ. — Это распоряжения брата Томаса и разрешение Его Высокопреосвященства… — начал было секретарь. — Что еще за разрешение? — Родриго насторожился, так как все разрешения и распоряжения проходили сначала только через него, а тем более какие-либо приказы самого кардинала Мендосы. — Это специальное распоряжение, одобренное Его Преосвященством — продолжал пояснять секретарь. — Продолжать борьбу с еретиками и врагами церкви, а этот документ дает право инквизиции… Но секретарь не успел договорить, когда Родриго выхватил злосчастный документ. Он быстро пробежал глазами по написанному и впился в одно названии из длинного списка: «Маланкилья». — Когда они выехали?! — взревел Родриго, хватая секретаря за шиворот, тот трясся от страха и еле сумел выговорить, что брат Томас вызвался сам возглавить борьбу, на этот раз. Для Родриго все было понятно без слов, брат Томас решил перейти ему дорогу и это было ясно как божий день. — Еще вчера утром — ответил растерявшийся секретарь. — Отдай мне бумаги и ступай вон — холодной ответил Родриго, всеми силами стараясь подавить нахлынувшее беспокойство. Дрожащий секретарь тут же скрылся за дверью, а инквизитор со всей силы ударил по столу, сминая в руке одну из горящих свечей. Мягкий горячий податливый воск налип на ладонь и опалил кожу. Родриго поморщился, но не от боли, которая обожгла его руку, а от негодования и осознания того, что из-за интриг завистника и ревности брата Томаса, Инес может угрожать настоящая беда и он, наверняка, уже опоздал… — Что ж, Томас, ты решил играть против меня — как бы рассуждая сам с собой прошептал инквизитор. — Ты еще поплатишься за это… Клянусь, если хоть один волос упадет с ее головы… Ты жестоко поплатишься… Родриго резко развернулся и вышел прочь, запирая толстую дубовую дверь, а чуть позже стражники видели его во дворе, когда инквизитор выехал куда-то в неизвестном направлении, не взяв с собой охраны и не сказав никому, куда он собрался. Его конь темной масти оставил позади себя лишь клубы придорожной пыли.***
Лишь на другой день Родриго прибыл на место, чуть не загнав коня. Еще подъезжая он почувствовал смрадный запах гари и паленой человеческой плоти. Тот, кто когда-либо смог ощутить этот запах, больше не забудет его никогда. Предвкушая неприятное зрелище, Родриго въехал в деревню, закрывая лицо платком. На этот раз он был одет как обычный путник, который словно по воле случая забрел сюда. То, что увидел Родриго поразило его, его видавшего много жестокости и самому чинившему расправу с неугодными. Теперь все было иначе. Со жженые тела женщин и мужчин были все еще привязаны к столбам, некоторые были связаны вместе, другие, наполовину обгоревшие, будто застыли в страшных муках. Лица их были искажены и беспощадно обезображены огнем. Осужденных и приговоренных к казни было запрещено трогать, а их тела и прах собирала стража и грузила на большие телеги, чтобы после развеять их прах по ветру, либо закопать останки там, где их никто не мог бы найти. Запах опаленных тел разносился на всю деревню, а стоявшая жара и палящее солнце только усугубляло положение. Тела облепляли мухи и шершни, а стражники то и дело отгоняли стенающих родных, пытающихся забрать останки своих близких. Вся небольшая деревенская площадь была превращена в жуткое кострище, но помимо этого по всему периметру площади стояли наспех сколоченные виселицы. На них также висели тела тех, кто все же под пытками и после долгих избиений, признался в своих грехах. Их пощадили и не предали огню, а их тела было разрешено захоронить, но за чертой деревенского кладбища. Их души спасены, но их тела погибли для доброго христианского мира. Родриго медленно объезжал площадь, вглядываясь в лица мертвецов, каждый раз испытывая неподдельный ужас, страшное предчувствие, что среди этой горы трупов, он отыщет ее — Инес. Это заставляло его сердце сжиматься и трепетать. Удостоверившись, что среди повешенных Инес нет, Родриго как бы невзначай расспросил одного из крестьян, который стал свидетелем страшной расправы над жителями деревни. — Я и говорю, господин, они ворвались в деревню, когда мы почти закончили работать. — говорил взволнованный пожилой крестьянин. — Инквизиторы, да еще и солдаты. Они стали хватить женщин, даже детей не жалели… А того, кто отважился защищать свой дом и своих жен — сюда же притащили и повесили! Боже Праведный! Неужто конец света настал?! Тех мужчин, кто им сопротивлялся — тоже повесили. — Что они искали или кого? — спросил Родриго, надвинув капюшон чуть ниже. — Не знаю, сеньор, да только искали какую-то ведьму — у нас нет таких, кто бы промышлял снадобьями или гаданием — продолжал крестьянин. — Может, они Инес искали, но она, бедняжка добрая христианка, да еще и беда с ней такая приключилась — всю семью у нее убили. Может вы слыхали — эта была работящая, хорошая семья. Они ни в чем не виноваты, простые люди… Но, кто же защитит простых людей от стервятников и кровопийц, когда за каждый золотой эти жадные твари готовы пол-деревни сжечь! — Они вас ограбили? Неужели? Слуги Господа призваны искоренять еретиков и помогать матери-церкви — проговорил Родриго, протягивая монету крестьянину. — Они всю нашу церковь разгромили, отца Хорхе сожгли вместе с теми, кого обвинили в ереси… Нет, сеньор, это не слуги Господа нашего, это слуги Дьявола, не иначе. Вам бы поспешить и скорей проехать это место, говорят, после того, как в соседней деревни побывали инквизиторы — разразилась чума. Они ведь тела так и не дали нам похоронить… Будь они прокляты… Окаянные… — старик вытер слезы, а в его глазах сверкала злость. — Забери свои деньги, не возьму… — А кто это такая, Инес? И кого они успели сжечь? — Родриго решился задать последний вопрос, так стражники, которые были недалеко от него, стали то и дело поглядывать на заезжего путника. — Хорошая женщина, красавица, добрая душа. Жена покойного Мануэля-гончара. — вздохнул крестьянин. — Незавидная доля ей выпала. Сначала сиротой осталась, теперь — потеряла семью… В город они поехали — на ярмарку, с этого все и началось… Возвратилась она лишь спустя много времени, одна с мертвецом-Матэо. Парнишке еще пятнадцати не было… Мы тогда догадались, что по доносу или по неосторожности, Мануэль попался в руки лихим людям… Она с тех пор сама жила и все хозяйство на себе тащила, Хосе и Мария ей помогали… Ох, Господи… А теперь и они висят на столбах, невинные души. Да и Инес… Но, постой, нет! Ее среди пойманных не было и после я ее не видел, может жива! Дай-то бог, если сумела убежать. Храни ее Господь, несчастную душу. — Благодарю тебя, старик. Да поможет тебе Господь наш. Кого хоронить собрался? — спросил Родриго холодным голосом, бросив свой взгляд на повозку неподалеку. — Сына и его жену. — ответил упавшим голосом крестьянин. — И не рожденного младенца… Первенца они ждали… Уезжай отсюда, господин, здесь нет бога. Родриго хлестнул коня и пустился вскачь. Выезжая из деревни, они проехал мимо дома Инес, на который ранее указал крестьянин. Окна были разбиты, двери распахнуты настежь. Родриго с большим трудом подавил свое желание зайти туда и просто проехал мимо. Стражники, которые копошились в поисках добра, не обратили на него никакого внимания. Рядом с домом были разбросаны вещи, выворочены несколько сундуков с крестьянским тряпьем. Вот и все, что осталось от Инес. Робкая надежда зародилась в душе Родриго — если среди мертвых ее нет, значит, она смогла спастись. Вот только куда направилась? А может быть ее схватили в соседней деревушке, а может по дороге в город… О, эти мысли были не выносимы, каждая догадка была страшней другой. Только теперь Родриго осознал всю боль и ужас, которую причинял сам, прикрывая свои замыслы и грязные дела расправами над еретиками, и грешниками. Внутри что-то заныло, заскребло и врезалось острой пронзительной болью. Он должен отыскать Инес. Во что бы то ни стало. Родриго пришпорил коня и поскакал прочь от проклятого места.