***
Поздний вечер. Инес как раз возвращалась после работы в поле, неся на плече перевязь с малюткой Эсперансой. День выдался нелегким, все ее тело ломило и болело, но только после того, как она разожжет огонь в небольшом камине и искупает Эсперансу, можно подумать и об ужине. Инес не ничего не насторожило и она вошла в свое новое жилище, не подозревая о неприятном сюрпризе. — Здравствуй, Инес — голос, раздавшийся из темного угла лачуги принадлежал брату Родриго. Инес с ужасом узнала его и тут же выставила перед собой серп, прикрывая другой рукой Эсперансу, которая проснулась и начала плакать. — Чего тебе нужно, исчадие ада? — прошептала она от страха, когда Родриго стал зажигать свечи одну за другой, чтобы осветит жилище. — Не пугайся, я пришел за тобой. — ответил мужчина и стащил с себя темный походный плащ с капюшоном, абсолютно не придавая значение тому, что в руках у Инес был серп. — Тебе придется пойти со мной, если ты хочешь жить — добавил Родриго, чуть помедлив, внимательно воззрившись на плачущее дитя. — Не ты дарил мне мою жизнь и не тебе решать, что с ней делать! — Инес не отпускала серп, но и бежать она тоже никуда не собиралась. — Как? Пойти с тобой? Неужели! С тобой, убийца? — Да, со мной, Инес. — продолжал Родриго, медленно поднимаясь со стула и подходя к камину, чтобы подложить еще дров и разжечь огонь. Он неторопливо начал растапливать огонь, поясняя цель своего визита. Казалось, инквизитор вовсе не опасался того, что женщина может ударить его серпом. — У тебя просто нет выхода. Тебя ищут. И насколько мне известно, рано и или поздно они тебя найдут, твоя деревня была одна из первых… — А кому? Кому я обязана своими несчастьями?! — продолжала кричать Инес, руки ее дрожали, а на глазах показались слезы. — Тише-тише, ты ребенка напугала. Малютка наверняка голодна. — Родриго разжег огонь и повернулся к ней лицом. — Чья это девочка? Насколько я успел узнать, это не твой ребенок. — Она такая же жертва твоей жестокости, как и я. — Инес медленно опустила серп и сняла перевязь с Эсперансой, малютка постепенно затихла и смотрела на все происходящее испуганными глазами. — Не я отдал приказ искать тебя и не я затеял столь жестокую расправу. Можешь мне не верить, но это так — сказал Родриго, спокойным и размеренным тоном, а уверенность, сквозившая в каждом слове, говорила о том, что именно он владеет ситуацией. — Я тебе не верю — Инес внимательно смотрела на Родриго, словно ожидала от него какой-нибудь каверзы. — Ты погубил мою семью, меня, мою жизнь… Разве этого мало? — Перестань, прошу, перестань упрекать меня и выслушай! — резко оборвал ее инквизитор. — Я с трудом нашел тебя и времени у нас не так-то много. Я пришел спасти тебя, а не тратить бесценное время на упреки. Мне из без этого несладко пришлось все эти недели… Выслушай меня, прежде, чем откажешься и постарайся понять. — Что ж, говори, мне все равно больше некуда идти, а Эсперанса еще слишком мала, чтобы переезжать с места на место каждый раз, когда ваши черные плащи появятся на горизонте. — Инес положила Эсперансу на стол, а сама тем временем, подвесила большой котел, чтобы согреть воды. Родриго невольно взглянул в ее усталые глаза. Исхудавшее лицо, изможденное с темными кругами под глазами и проступившими на лбу морщинами от забот и печалей, предали Инес тот вид, который Родриго часто видел у обреченных на казнь людей. Этот некогда прекрасный, наполненный жизнью и огнем взгляд, теперь был серьезным и потухшим. Сосредоточенным и печальным. — Я не враг тебе, Инес. — начал Родриго, еле сдерживая свои нахлынувшие чувства. — Вот, возьми — я привез еду и вино, и еще кое-что важное. Он поставил на стол корзину с едой и достал свиток из дорожной сумки. Запах свежего хлеба, запеченной баранины и овощей наполнил небольшую лачугу. Инес невольно потянулась к хлебу, ведь на ужин у них с малюткой Эсперансой было лишь пол-кувшина козьего молока да остатки бобовой похлебки. — Что это? — спросила Инес, когда увидела документ с гербовой печатью самого кардинала. — Это — твое спасение. — ответил Родриго, медленно приблизившись к ней, но так, чтобы не напугать Инес. — Я приложил немало усилий, чтобы ты смогла начать новую жизнь. Эта бумага — что-то вроде охранной грамоты для жителей твой деревни, но с этого момента, тебя больше не должно существовать на земле. Слушай. Тебе придется доверить мне свою жизнь и свою судьбу. Отныне, в Испании, больше не существует Инес Гарсия — она умерла. Ты поедешь со мной, приняв новое имя и новую жизнь. — Как же… Как же Эсперанса? Я поклялась быть ей матерью. Нет, я без нее никуда не поеду, даже, если бы потащил меня силой. — Инес замотала головой, уставившись на Родриго обеспокоенными глазами. — Не волнуйся, девочка поедет с нами. Так даже лучше, никто не заподозрит добропорядочную мать и верную христианку в чем-либо. — кивнул Родриго. — Я заберу тебя с собой. Ты будешь жить в моей усадьбе, не далеко от Толедо. За малюткой будет должный уход и я обещаю приставить к ней кормилицу. — И что же за жизнь ты мне приготовил? Я буду твоей служанкой или буду работать на полях, принадлежащих монастырю? — Инес догадывалась, что этот монах не будет делать что-то просто так. — Нет, Инес. — произнес Родриго, почти шепотом, подходя к ней еще ближе. — Ты станешь моей любовницей и будешь жить в моем доме. Ты и малышка не будете ни в чем нуждаться, а жители твоей деревни могу спать спокойно, их больше никто не посмеет тронуть, даже, если там соберется оплот всех ведьм и колдунов нашего королевства. — Что?! Что ты сказал?! — вскричала Инес, отталкивая от себя Родриго. — Как? Стать твоей любовницей? Твоей подстилкой? Как ты можешь… ТЫ…Ты… Нет… Никогда… Нет… Губ ее задрожали, а слова срывались на шепот, ноги ее подкосились и Инес медленно осела на пол, представив тот ужас, который ее ждет с этим человеком. — У тебя нет другого выхода. Хотя бы не ради себя, но ради своих соплеменников и этой малютки, согласись быть со мной. И еще — если задумаешь уморить себя, я не замолвлю ни единого слова за этот деревенский сброд. Советую тебе помнить об этом. — Родриго взирал на нее сверху, отчеканивая каждое слово каким-то холодным тоном, подобно статуе. Его темные глаза вновь зажглись пламенем и скользили по телу Инес, очерчивая каждую складку ее дряхлого крестьянского старого платья. — Значит… Я не смогу даже умереть… — как бы рассуждая отозвалась Инес слабым голосом. — Я больше не хозяйка своей жизни, но и смерти… " — Инес, выслушай, прежде, чем обвинять меня! — неожиданно выпалил Родриго, подходя к ней порывистыми шагами. Одним движением он поднял Инес на ноги и обнял, прижав слабое исхудавшее тело женщины к себе, столь крепко, что казалось мог задушить. — Я не хотел… Послушай, я не хотел для тебя тех мук и страданий, клянусь тебе! Я не желал для тебя несчастья… Я…Я люблю тебя. Да, да, люблю и желаю. Но, теперь, слышишь, теперь все будет иначе. Я буду заботиться о тебе, а малютка Эсперанса будет расти в достатке. Инес. Никогда еще мое сердце не обжигало столь нестерпимым огнем. Никогда еще я не испытывал такого мучения… О, Инес, прошу — едем со мной!». Эти слова чуть не сорвались у него с языка, как и порыв, стремившийся обнажить его истинные чувства, который Родриго подавил в себе усилием воли. — Да. Твоя жизнь отныне принадлежит мне, как и жизни тех людей, которые живут в Маланкилье. — продолжал Родриго вслух, а его голос звучал будто приговор для осужденного. — Что ты решила? Хватит играть со мной, Инес, тебе не раз предоставлялся шанс понять, что со мной эти глупые игры вовсе ни к чему. — Я слишком устала, святой отец, чтобы и дальше сопротивляться. — бесцветным голосом ответила Инес, тогда как в ее голове стучала одна единственная мысль — стоит ей сейчас схватить серп и полоснуть по горлу этого ублюдка, как все будет кончено, но что же тогда станется с остальными жителями деревни? А быть может инквизитор лжет? — Можешь прочесть сама. — как будто угадав ее мысли, сказал Родриго и протянул ей документ. Инес пробежала глазами по написанному. Печать и подпись кардинала де Мендосы красовались яркими красками. Сердце ее забилось чаще, ибо строки гласили о том, что вся Маланкилья отныне, буквально принадлежит доминиканскому монастырю, главой которого являлся сам Родриго. Это было тем самым «приговором», который остудил чувство мести Инес. — Значит — вот оно, подтверждение твоих слов… — сказала Инес, еще раз пробегая глазами по свитку. — Верно, это бумага тому подтверждение. Видишь, я не лгу. И еще одно. Для тебя я просто Родриго. Ни к чему эти церемонии. А сейчас, пожалуй, тебе стоить поесть и покормить малютку, а после, мы отправимся в путь. Я больше не желаю слышать твоих попреков и возражений. Ешь. — произнес инквизитор, пододвигая корзину со съестным ближе к Инес.***
Наступила ночь, но в маленькой лачуге с соломенной крыше никто не спал. Вскоре дверь хижины отворилась и высокий мужчина, одетый во все черное, вышел с зажженным факелом в руке. Следом за ним вышла женщина, держа на руках спящего младенца, закутанного с головой. За плечами у нее была дорожная сумка. — Нам пора, теперь можем ехать. — сказал Родриго, бросая факел на соломенную крышу жилища. Огонь тут же занялся, разносясь багровым пламенем по всей поверхности нехитрого дома, а зарево осветило место вокруг. Конь, которого ранее инквизитор привязал неподалеку, заржал и забил копытами. — Подожди — обратился он к Инес, подойдя совсем близко и, потянулся к завязкам ее платья. — Это тебе больше не нужно. — Нет, что ты делаешь? Этот крест был дан мне при рождении… Это великое богохульство…великий грех! — Инес хотела было воспротивиться, но сильные руки инквизитора и его взгляд заставили женщину покориться. Сопротивляться было бесполезно, а малютка Эсперанса могла вновь проснуться и испугаться горящего пламени, разверзающегося перед ними подобно адскому. — Господь помилует тебя за столь нечаянную провинность, позволь взять мне и этот грех. С этого момента ты больше не Инес Гарсия. — сказал Родриго, а его темные глаза приобрели странное и необычное выражение, как будто смирившееся с чем-то нутро его, было готово и к этому, а может быть и к куда более страшному. Ибо, согрешив единожды, он уже не мог остановиться… Инес послушно опустила голову и позволила Родриго расшнуровать завязки. Ловкие мужские пальцы быстро справились со своей задачей, а в следующее мгновение он резко дернул кожаный шнурок — тот самый, на котором был деревянный крестик, единственное напоминание о прошлой ее жизни, но и единственное свидетельство существования самой Инес. Родриго подошел к объятому пламенем жилищу и бросил крест в огонь. Языки пламени тут же поглотили последний символ надежды и спасения.