Демон

Если мне станет душно, Когда горят тормоза — Я смотрю, как по белоснежной коже Медленно движется лезвие ножа… — «Брат Никотин» Борис Гребенщиков

Цифры привели его в сонное, опалённое солнцем поле, волнующееся золотой травой. От телепортации ныла шея, так что Сальери преодолел жёлтую дорогу, обрамлённую ветхим заборчиком, пешком. Вскоре пекущее солнце согнало с него фрак и жилет, закатало рукава старомодной блузки. Туфли рыли носками горячую пыль. То и дело, пейзаж походил на Италию — а тут уже нет. Горизонт потёк, как гуашь, от солнечного жара. Телефон быстро перестал ловить, но назначенное место вовремя показалось у подножия холма в его оранжевой тени. Это был деревянный амбар с коричневой крышей и башнями из сена, уходившими ввысь точно бойницы или церковные колокольни. Дверь застыла, приоткрытая, на жарком безветрии, а за ней к недовольству демона виднелся земляной пол и больше сена. Прислушавшись в дверях, Сальери решил, что если это правда ловушка, то его медленное приближение и так наблюдали. Он распахнул дверь до конца, отчего притихший на громадном сенном кубе Амадей подскочил. Рука его рванула к поясу. Стоило лишь ему увидеть Сальери, застывшего в дверях при всём параде с чёрной сумкой на плече, охотник бестактно выпучился. — Ты чего напялил? — воскликнул он в ужасе. Демон задумчиво оглядел усыпанный звёздами и обшитый серебром фрак и безучастно пожал плечами. — Мне нравится, — ответил он просто, показным жестом поправляя брошь. Глаза Моцарта задержались на сверкнувших филигранью запонках, — И не надо думать, что если я зажарюсь, то не замечу этого. Амадей проследил за линией его взгляда и сокрушенно вздохнул. Выложенная сеном дьявольская ловушка была не лучшей его идеей. — Чёрт. Глазастый. — Пф. Просто вы — дилетант. Очень, оч-чень нелепая работа, — с расстановкой пропел Сальери, ленивой походкой описывая круг по самому краю ловушки. — Посмотрю на тебя после ночной охоты, критик. К тому же, как можно судить о моих навыках, не увидев меня в действии? Сальери почуял подвох в его тоне, поднял глаза к потолку и встал, как вкопанный, едва не пересёкши черту ещё одной ловушки — меловой, на деревянном потолке. Он пристыженно сглотнул и с опаской покосился на довольно рассевшегося мальчишку. Сальери столько собой кичился, а вот-вот чуть по-глупому не попался. Не дай ему Амадей подсказку… а впрочем, зачем он её дал? Сальери не умел подойтись к этой мысли, потому отложил её на потом. Он снова взглянул на меловой купол, и отчего-то ему перехватило дыхание. На бумажно-тонком лезвии ножа его, словно спятившего канатоходца, охватило внезапным порывом — один, один шаг, и довольно… Он проклял своё мимолётное безумие, прочистил пересохшее горло и с трудом отступил от сладко его манящего, ужасающего адского круга. Амадей наблюдал за ним с искоркой в глазах, раскинувшись на троне из сена и расстегнув первую пуговицу жуткой лиловой рубашки. Рядом с ним Сальери приметил кожаный чемоданчик в крапинку и знакомое кожаное пальто, видавшее виды. Поодаль блестнули золотые дорожки струн на прислонённой к стене гитаре, выглядывающей из расстёгнутого чехла, отчего Сальери совсем задумался. — Ну что же, нелепая работа? Будь внимательнее, павлин, или не доживешь до первой охоты. — Доживу, не волнуйтесь. Признаться, правда, я удивлён… я ждал если не засады, то пару-тройку ваших охотничьих дружков так точно. — Тоже мне! Я в одиночку тебя легко поймаю, — Амадей натянуто усмехнулся, — Мне их помощь не нужна. Сальери пинком разбил ободок сенной ловушки, опустил сумку на истекающий травяными ароматами золото-зелёный рулон и взмахом руки заставил пальто Амадея устлать сено. Под возмущенный писк мальчишки, Сальери величественно расположился на пальто, и, жмурясь от сочащегося в окно солнца, которое пришлось ему прямо в глаза, обратился к Амадею снова. — Не любите других охотников? — Можно и так сказать, — Моцарт недовольно взъерошился, точно злой воробей, и перевёл тему, — Не твоё дело. Лучше послушай, мы тут не просто так. В округе орудует пара вампиров, причём уже давно. Гнездо, скорее всего, где-то тут, в пригороде, и чем быстрее мы его отыщем, тем лучше. — Вампиры… должно быть просто. Демоны сильнее пиявок. — А сам-то разоделся, как граф Дракула! — При чём тут это? К тому же, не вам меня осуждать, — Сальери укоризненно посмотрел на пенку розовых кружев у Амадейского воротничка, потом на обтягивающие джинсы, по полам которых были вышиты крохотные сердечки, — Я одеваюсь со вкусом. Вы… как из голубого ковбойского романса. — Не знаю, я таких не смотрел, — Амадей довольно ухмыльнулся стушевавшемуся Сальери, потом отворил с щелчком свой чемоданчик, бывший не менее жутким, чем весь остальной его наряд, и вытянул из тьмы бумажек (мелькнули исписанные партитуры) глянцевую туристическую карту, — Красным помечены потенциальные места. Зачёркнутые я проверил вчера ночью. Сальери расправил карту, обдавшую его слабым запахом духов и новой печати, и окинул взглядом три толстые маркерные пометки. Поверх блестящего от солнца края карты, Моцарт, до того роющийся в чемоданчике ужасов, вдруг дёрнулся и совершил в его сторону резкое движение. Демон отпрыгнул и повалился на зеленеющий холм кошеной травы, а на сухую, жёлтую землю, описав предварительно в воздухе сияющую серебристую дугу, обрушилось немалое количество воды. Несколько блестящих брызг достигли руки Сальери, и тот зашипел и выругался. — Вы чего творите? — воскликнул он невозмутимому Амадею, убирающему как ни в чём не бывало пустую фляжку обратно в недра чемоданчика. — Проверяю твою реакцию. — К чёрту! Какой смысл меня убивать прежде, чем я успел пригодиться? — А ты думаешь, люди только делают, как выгодно? — усмехнулся Амадей, — Нет, Сальери, совсем нет. И тебе ли не знать? Неужто совсем забыл, как был человеком? — Не забыл, — процедил сквозь зубы демон, поднимаясь и отряхиваясь от игольных копьишек-травинок. Он привычно потянулся растереть ожог, однако одёрнулся, — Люди в моё время… а впрочем, неважно. Амадей как-то с интересом на него покосился, застегнул чемоданчик на крупную стальную кнопку-цветок, и взмахнул подобранной с пола картой. — Начнём в заброшке, она ближе всего. Сальери протянул ему ту руку, которую не ошпарило — Амадей непонятливо потупился. — Чего? — Что — чего? Берись. Ты что, хотел пешком идти по такой жаре? — Ну, вообще-то да, — Амадей с неверием разглядывал его вытянутую руку, задержавшись на иссиня-чёрном, чуть-чуть облупившимся лаке. Сальери вдруг понял его опасение, и мягко рассмеялся — смех у него был как поступь рыси, едва-слышный, какой-то вкрадчивый, но притом музыкальный и оттого приятный слуху. — Боишься, я тебя унесу в ад? Не бойся. У меня-то мозг где надо, мне нет смыcла это делать, — он подался рукой вперёд, ловя ладонью капли солнца из открытого под потолком окошка, — Ну? — Ладно, — вздохнул Амадей, с опаской берясь за холодные пальцы Сальери своими, обветренными и шершавыми, — Если обманешь, у меня есть пистолет. — Не попадёшь, — усмехнулся демон, то ли горделиво, то ли в предвкушении, — Готов? И, не дожидаясь ответа, Сальери скользнул в вечные лапы телепортации, увлекая за собой бледного, потерянного Моцарта.

❧

Сальери в третий раз твёрдо приземлился на ноги. Его лаковый каблук стукнул о землю, разгоняя дорожную пыль. Амадей повалился рядом на колени и с ужасающим звуком прижал руку ко рту. Демон с хамоватой улыбочкой наблюдал за пытающимся отдышаться охотником, скрючившимся в выжженой траве, в которой блестела звездная роса. Солнце навалилось на горизонт, однако закат в тот вечер вышел какой-то блёклый, едва розоватый и только по краям с золотой прожилкой. Приближалась душная и неподвижная ночь, и даже призрачная луна зависла на небе сломанными часами. Они оказались у подножия холма, обитого чахлыми кустиками, а неподалёку небо резал пик заброшенной церквушки. Сальери поморщился — войти-то он войдёт, но силы поубавится. Может, никакого гнезда нет и не было, а это — ловушка Амадея? — Ты закончил? — С телепортацией — так точно, — прохрипел Моцарт, поднимаясь, — Плевать, что быстро. Я лучше пятьдесят километров пройду, чем снова эта чертовщина. — Как скажешь, но я с тобой таскаться не буду, — предупредил Сальери, на что получил яркой взгляд, означающий «не больно ты мне и нужен был». — Должно быть тут, — он указал на церковь. — Если это ловушка, на моём счету станет на одного убитого больше, — предупредил шуточно Сальери, и потёр шею, в которой опять засела тупая телепортационная боль. — Как скажешь, как скажешь, — Амадей уложил свой чемоданчик в траву и вытянул оттуда крючковатый, серебристый клинок, — Как убить вампира знаешь? Сальери ядовито глянул на наглеца и промолчал. Амадей усмехнулся, припрятал чемоданчик под какой-то рваный куст и кивком пригласил демона следовать за собой. Не приемлющий авторитета Сальери как-то заплавался в своих мыслях, бывших точно вода из-под тёмной акварели, и тихонько отступил на второй план. Пусть, впрочем, Амадей наиграется всласть — вампирские куклы на нитях расколоть каблуком Сальери ничего не стоит, а человечек пусть резвится. Если же ловушка… избавиться от Амадея — раз плюнуть, и ничего от наглеца не останется, однако Сальери не станет. Всякий демон ручается, что убить — как подкинуть монетку. Оттого они Сальери презренны. Также всякий демон — чернющий омут, чаша старых чернил, за годы потопивших донный рельеф их человеческой жизни — и всякий демон сам себе водолей. Но Сальери с утоплением помедлил, и медлил до сих пор. Что бы ни говорил Моцарт, а человеческая жизнь больно уж плотно въелась. На пороге церкви Сальери поник — телепортироваться ему больше не придётся, пока под ногами святая земля. Да какая она святая, с досадой думал он, одни руины. И правда — каменные стены до того облупились, что кое-где плиту словно проела жуткая моль, в просветы некрепких кирпичей мелькнула капризная луна. На пороге развалился кусок каменной скамьи, а витраж, проливавший на ряды оставшихся красноватый блеск, раскололся пополам и жалобно хрустнул у демона под каблуком. — Ходи тише, — прошипел Амадей, погрозив клинком, — услышат ведь. — Услышат, маэстро, ваш недо-шёпот, — отозвался неприятный Сальери ровным голосом. — Да тише ты! — одними губами произнёс Моцарт, — Или ты решил меня предать? — Не бойся, я свои обещания держу, — они нырнули в тенистую арку и оказались под низким сводчатым потолком, — Они, должно быть, в крипте. — В чём? — Неужто вас в школе не учили? — ухмыльнулся Сальери, а Моцарт пробубнил, что «его выперли», — Крипта под церковью. Там нет окон, так что, полагаю, лучше места им не найти. — Хорошо, зануда. Где эта твоя крипта? — хмыкнул Амадей, с интересом поглаживая ужаснейшую, полу-разломанную могильную плиту. — Откуда я знаю? — сдержанно ответил демон, — Ищите подземный ход. Они разошлись. Не выпуская Амадея из бокового зрения, Сальери пустился обходить крохотную комнату: вдоль рядов белокаменных, ломаных скамей, могил позабытых святых, и до площадки алтаря. Тут он едва не пошатнулся, а пол заскользил из-под ног. Выругавшись себе под нос, Сальери облокотился о жгучий сине-белый алтарь и скованно похромал подальше от грозно нависшего над ним распятия. Алые лучи витража кровью окрасили спасителя, тот покрыл демона багровой тенью — на мгновение, его лик мелькнул и сменился чертами Амадея, потом вернулся к прежнему, осуждающему виду. Чего-то я совсем того, подумал бессвязно Сальери, поводя плечами, разнывшимися от близости к святыне, правду говорят, что от безделия теряют рассудок. — Сальери, — шёпотом позвал его не распятый Моцарт, не судья, — это оно? В стене, припрятанная за пыльно-красной портьерой, была прорезь, уходившая отсыревшими ступеньками в саму бездну мрачного ада. Узкие стены, всего сантиметров пятьдесят от одной до другой, сходились заострённым сводом потолка, под белёсой известью и медным мхом. Когда Амадей одёрнул тяжёлый занавес, в воздух взметнулсь ржавая пыль. Повеяло подземельем и мертвятиной, а чуткий Сальери унюхал нотку крови. — Оно. — Дамы вперёд, — развёл руками Моцарт. — Не впечатляет. — беззлобно сказал Сальери, и действительно первым гулко щёлкнул каблуком о влажный камень, — Над шутками стоит поработать, я отказываюсь сотрудничать, если продолжится такая пытка. — Могу устроить другую пытку, — легким тоном сказал Амадей. Безумие Сальери снова зашлось шёпотом, отчего демон незаметно стыдливо поморщился и ничего не ответил. Вниз-вниз-вниз, кровавая вонь затянулась, ступеньки распластались и опасно хлюпали — Сальери в темноте острым взглядом приметил, что не от воды, и проклял всё за испорченную пару туфель. — Огонёк есть? — подал голос Моцарт. — Курить? — глупо спросил растерявшийся Сальери, и тут же понял, — А! Да, конечно. Из внутреннего кармана фрака он, порывшись в пенчатых кружевах, выудил глянцевую жёлтую зажигалку и протянул её Амадею через плечо. Тот если и был удивлён, то знака не подал. — Может, стоит вернуться утром? — бесстрастно предложил Сальери. — Струсил? — Мечтайте! — фыркнул демон, — Когда зажжете, они сразу вас увидят. К тому же, что-то тихо слишком. — Они и так меня уже учуяли. Притаились, наверное, — зажигалка знакомо-жалобно скрипнула, оранжевое сияние растопило темноту, и у Сальери перед глазами предстала опять старая картина — закатано кружево рукава, кожа изрыта водяными ожогами, а ладонь подъедает синеватое пламя и жадная гарь. Моцарт с разлёту на него налетел. — Ты чего встал? — прошипел он, — Хочешь, чтобы я тебя случайно поджег? — Как-нибудь потом, — рассеянно шепнул демон, и тут же опомнился, — Кхм. Мы на месте. Даже Сальери в темноте едва мог различить сводчатый низкий потолок и тёмно-оранжевые очертания брошенных могил и закапанного кровавыми лужами пола, блестящего в огоньке зажигалки. Где-то далее, за полуразвалившимися колоннами, ключом била белоснежная луна. — Думаете, они нападут внезапно? — тихо спросил демон у насторожившегося в проходе Моцарта. Тот шикнул и рукой махнул ему, дескать, помолчи. Оскорблённый Сальери открыл было рот, но тоже замер — из затопленного луной угла доносились жалобные всхлипы и какое-то шуршание. Амадей зыркнул туда-сюда глазами, поднял наизготовку клинок и двинулся внутрь, а не успевший его предостеречь Сальери махнул на всё рукой и покрался следом. Из-за резной колонны показалась освещённая луной сцена, жуткая чёрно-белая картина на серебре — два вампирских трупа раскинулись посреди измокшего пола, с разодранными с клочья глотками и нитками плоти на пальцах. Поодаль, в тесный уголок, обступленный серыми колоннами, забилась жалобно дрожащая фигурка, уткнувшая голову в колени. — Ого, — только и выдавил Моцарт, — это они так друг друга…? — Похоже, — кивнул Сальери, только мимолётом глянувший на растерзанные тела на полу и тронувшийся по кромке лунного света, к стенающему углу, — это ещё что? — Жертва? — предположил Амадей. — Ещё человек, или… — Сальери склонился над крупно дрожащей девушкой и нежно положил руку ей на плечо. Та издала испуганный вскрик и вскинула голову — во рту, между в кровь исколотых губ, сверкнули кончики клыков. Амадей отпрянул (его тень перестала ниспадать на испуганное лицо девушки), а Сальери печально вздохнул и слегка сжал хватку, — Тихо, тихо. Всё в порядке. — Ты спятил? — прошипел Амадей, — отойди от неё сейчас же! — Да тихо ты, — бросил Сальери негромко, и обратился к девушке мягчайшим тоном, — всё теперь в порядке. Они мертвы. Ту трясло так, что она едва дышала, и это сбивчивое дыхание бледными облачками вырывалось и хрипло стихало. Сальери поглаживал её плечо, что-то журчал ей тихо-тихо, потом стянул фрак и обернул им, застегнув на горле стразовую пуговицу. Отдышавшись, девушка едва слышным голоском рассказала ему, как её похитили и напоили кровью. — Нда, — пробормотал демон, — врать не стану, этого я исправить не могу. Но не бойся, у меня, пожалуй, найдется выход-другой… — Закончил играть в дочки-матери? — подал голос мрачный Моцарт, скрестив руки на груди водящий взглядом по развернувшейся сцене. — Почти, Амадей, почти, — с тёмным предчувствием, Сальери вскинул на охотника глаза, — Что же вас так тревожит? — Нет, что ты, совсем ничего. Только, знаешь, такая мелочь, что ты, балбес, уже полчаса воркуешь над вампиром! — А вы так не нервничайте, — Сальери, приметив лёгшие вновь на плетёную рукоятку меча пальцы Моцарта, сделал мягкий и вкрадчивый тон, — сейчас я всё это решу. Есть у меня один контакт. Просто подождите. — Контакт? — Моцарт оскалился, — Опять демоны? Ещё не хватало. И не надо мне тут песни с плясками, будто ты так уж не любишь убивать. — Да сколько можно! — от раздражения Сальери прикрикнул, тут же бросил через плечо виноватый взгляд на девушку, и бессильно потёр переносицу, — Достаточно, Моцарт. Вы глухи к моим словам и слепы к моим поступкам. Как ещё мне вам доказать, что я ценю жизнь почище вашего? — Я ценю жизнь человека, человека, — клинок взметнулся и встал, как стрелка лунных часов на полуночи, на линии сердца Сальери, — ты, она — уже давно не люди. Твоя жизнь не ценнее пыли. — Моя — может быть, — Сальери горько усмехнулся, — однако её так же ценна, как ваша. — Всё, хватит, — Моцарт решительно тряхнул головой и принялся надвигаться на Сальери. Тот вскочил на ноги и загородил собой угол. Амадей, хмуро на него глянув, замахнулся мечом. Тот, тонкий, как лист бумаги, рассёк луну и воспылал серебром — господи, подумалось Сальери, не будь я нужен, так бы тут и остался. Облачённым в лунное сияние, Амадей точно был соткан из света, точно им окрылен, как какой-то сказочный, карающий ангел. Господи… Сальери опомнился. — Погоди, да погоди ты! — прорычал он, перехватывая запястье Амадея и, плавно скользнув пальцами, выхватил клинок. Ребро ножа сладко-сладко, серебристо переливалось, даже подмигнуло Сальери, когда тот откинул его в сторону. — Совсем переметнуться решил? — воскликнул Амадей. — Она — только жертва, — чётко сказал Сальери, отчего девушка за его спиной сжалась и посерела лицом. Её глаза всё ещё были туманны и то потерянно блуждали по сырому полу, а то вдруг начинали метаться. — Скоро её еда станет жертвой, — Амадей совсем взбеленился, а голос его подрагивал — Сальери приметил, как пальцы оглушительно громко царапали воздух, — Знал бы, что у вас выродков друг к другу симпатия, никогда бы не согласился. — Сам ты — симпатия. О тебе же забочусь — убьешь невинного и вымостишь себе дорогу в ад. — Да не невинна она, посмотри! — Амадей всплеснул руками, — Она вампир! О чем ещё тут спорить? — Никого не убила, значит — невинна. Так в демоны захотелось? — Да я и так туда попаду, чёрт подери! — заорал Моцарт исступлённо, да с такой пламенной, алой ненавистью, что Сальери пробило холодным потом, — Двигайся. Демон остался стоять, даже раскинул руки в стороны, и стальным стражем врос в землю. Некрасивый свет луны посеребрил его сбоку, и отчего-то её лучи смыли человеческие чары: левая половина лица погрубела и налилась мертвенным красным и тяжелыми синими венами, а чистый карий глаз стал чернильным. Амадей тоже застыл, и заворожённо наблюдал метаморфозу в отвращении. — Я ж тебя сдвину, — сверкнуло сталью дуло, плёткой взметнувшееся в воздух и припавшее кромкой ровно к груди Сальери, который было вздрогнул, однако упрямо остался на месте, — Я не шучу! Сальери бледно усмехнулся, не сводя взгляда с пустой глазницы пистолета — воротник жарко обступил взмокшую шею, а чёрная брошь потяжелела, словно цельнометаллическая цепь. Как жарко было — а от лунных лучей холодно, и от воздуха холодно, но больше всего — от дикого взгляда Моцарта. Не время мне ещё умирать, подумал Сальери, и, будто бы сдавшись, прикрыл глаза. Амадей рвано выдохнул, палец его на курке дрогнул, дёрнулся, и… Сальери распороло руку. Перехватишая выстрел ладонь на дуле сжалась крепче, а дыра в ней захныкала дымом. Запахло пороховой гарью. Амадей застыл в мрачном шоке, не в состоянии оторвать глаз от руки демона, раскроенной на слякотные ленты плоти. Сальери весь скривился от боли, однако дула не отпустил. — Ты готов умереть за монстра, — пробормотал Амадей в неверии, слабо дёрнув дуло из стальных пальцев Сальери, — нежели убить его? — Дошло наконец-то? — демон трясужейся рукой вырвал постолет из кисельной хватки Моцарта, который тот позволил ему, потерянно разглядывая подёрнутые болью черты Сальери, — Пойдите, Моцарт, присядьте, и потерпите немного. Мне нужно сделать звонок. Амадей отбрёл к расколотому могильному камню, коронованному белокаменным ангелом, и прямо под его облупившимися крылами плюхнулся в паутинную пыль. Если луна тяжелила Сальери тальковыми цепями, то Моцарта она облагородила, как своего собственного павшего ангела. Оброненная зажигалка обнаружилась у носка сапога Амадея, и охотник вытянул её из вязкой крови и принялся щёлкать, не рождая огня. Только пара красных искр изрездка озаряла его молодое лицо. Сальери оторвался от нового синеватого всполоха, вытянул телефон и набрал Розенберга. Тот, в присущей ему манере, взял с третьего раза. — Слушаю, — проворковал он нарочито, с ноткою возбуждения. Конечно, он узнал номер Сальери, и, должно быть, из чистой мелочности не отвечал. — Это я. — Кто это, «вы»? — Довольно, Розенберг, — устало попросил Сальери, — Извините, что я вас так отрезал. Что-то я в последние годы, вы знаете, не в духе. — Ах, уж не Антонио ли это? — трубка кружевно запричитала, Сальери поморщился под вопросительным взглядом Моцарта, — Сколько лет, сколько лет. — Да говорю же, мне жаль. Довольно цирка, пожалуйста, — повторил Сальери терпеливо, — У меня есть для вас новый «рекрут». Амадей напрягся, а Розенберг по ту сторону прекратил своё куриное клокотание и ответил по-человечески: — Ах. Как интересно. Где нашли? — Логово вампиров, — он назвал адрес, — да, в церкви. — Обратили? — Только вот-вот, — Сальери покосился на притихшую девушку, — Примете? Розенберг, конечно, примет, однако для виду он гулко поцокал языком, пощёлкал автоматическим карандашом и с мерзейшим болотным хлюпаньем долго-долго лакал чай. — Ну? — Да примем, что уж поделать! Примем, — взвизгнула трубка, — А вы, Антонио, не думайте, что это я вас так просто прощаю. Звоните почаще. — Разумеется, — с трудом сделав дружелюбный тон, Сальери оскалился своему отражению в кровавом зеркале у кончиков туфлей, — что же, вы пришлёте людей сюда? — Сию минуту. Только из церкви выйдите, мы туда не сунемся, — предупредил Розенберг, и, что-то ещё проворковав зачем-то кивающему Сальери, распрощался и дал отбой. Как только Сальери сунул телефон в карман брюк и поднял глаза от своего бледного, окроплённого кровью отражения, он встретился со скептическим взглядом Моцарта. Оправившийся охотник переплёл пальцы перед лицом, и поверх них теперь с прищуром его разглядывал. — Знакомый, — обьяснил Сальери, — да, демон. У него, как бы попроще… подпольная организация, что ли. — Тьфу ты, бредни какие-то развелись, — пробормотал Моцарт, откидываясь на обитый паутиной и трещинами хитон каменного стража. Ворчать-то он ворчал, он в конце-концом сам вывел девушку по пологим ступенькам из крипты в разбавившуюся ночь.