Сенека

Мы пошли по темным коридорам, в которых еле-еле светили маленькие лампочки под потолком, явно сделанные совсем недавно. Замок старинный, а лампочки новые. Хочется сказать спасибо за то, что здесь нет пыточных… как-то поспешно сказала. Откуда мне знать, есть они или нет? Из людей здесь никого уже не было, даже слуг. Проходя мимо некоторых комнат, можно было услышать шепот, смех и какой-то галдеж. Как я поняла, это корпус для вышестоящих особ, но по-тихому шумела именно прислуга, ушедшая на свои часы отдыха. — Здесь страшно ночью, — вполголоса заметила я, пытаясь подстроиться под широкий и быстрый шаг Франа. Он что-то невнятно промычал, никак не отвечая на мою попытку начать диалог, лишь бы не идти в этой сокрушающей дух тишине. Парень остановился у двери с золотой ручкой, на которой было что-то написано. Именно в этой части погибшего замка пахло едой, от которой сводило спазмами голодный желудок. Фран заглянул внутрь и начал диалог своим уже привычным мне равнодушным голосом, пока я безучастно рассматривала голые стены. Истинный вышел из помещения с подносом, на котором располагались две тарелки с какой-то едой, бокалы с чаем и десерт. Все это выглядело очень вкусно, но в данный момент я готова была съесть даже какой-нибудь сгоревший кусочек стола. — У-у на-ас есть столо-овая, — он кивнул на другую дверь, находящуюся напротив, и мне пришлось открыть ему дверь, чтобы он ничего не расплескал. Как я и подумала, внутри никого не было. Часы бездушно показывали час ночи. Мы сели за самым ближним столом и начали молча есть. Было немного неудобно жевать под проницательным взглядом Франа, от такого даже глоталось как-то трудно, в чем не помогал чай. — Ты что-то хочешь сказать? — не выдержала я, накалывая какой-то кусочек на изящную металлическую вилку. Фран отпил свой сок, специально издав булькающие звуки. — Не-е осо-обо. Па-авлин хотел позна-акомить тебя с блу-удницей, но переда-ал мне, что ты-ы выгляде-ела очень заня-ятой. Так вот как он узнал, где я нахожусь. Почему-то мне показалось, что он определил это по запаху, но, видимо, способности не безграничны. Хоть что-то радует. — Блудница? — зацепилась за кличку, которую дал этот паренек. Даже интересно, чем названная успела ему насолить, раз он так о ней отзывается. — Оме-ега оруще-ей рыби-ины, — Фран очень быстро закончил есть и откинулся на спинку стула. Взглядом он смотрел куда-то сквозь меня, — Мадле-ен. Я закинула в рот последний кусочек основного блюда и приступила к десерту. Голод все еще не отступил, но оно и верно — я не ела целый день, сконцентрировавшись на примечательной книжке. Десерт, состоящий из небольшого кекса, наполненного текучим шоколадом, закончился быстро, и я разочарованно вздохнула, обращая внимание, что парень к своему десерту даже не притронулся. Помяв губу, я с сомнением посмотрела на чужой десерт. — Е-ешь, — я вздрогнула, когда он пододвинул мне тарелочку, как и тогда, в ресторанчике. Отказываться не было смысла, ведь я еще не наелась. Поэтому с гложущей нутро совестью принялась за второй десерт. Фран сидел все это время с прикрытыми глазами, словно все еще не выспался после того, как спал весь день. Наконец, голод стал отходить. Я смогла в коем-то веке спокойно выдохнуть, устав от сосущего чувства в желудке. — А… ты не знаешь, где моя комната? — вспомнив об этом, решила задать вопрос полу-заснувшему парню. Фран зевнул и кивнул одновременно. — Да-авай еще немно-ого посиди-им, — он улегся на свои руки, из-за чего я больше не могла видеть его лицо, скрытое за плотной шапкой. Через несколько минут послышалось мерное сопение. Кажется, он заснул. Сначала я честно пыталась разбудить Франа без прикосновений, потому что заметила, что он пытается лишний раз не касаться моей кожи и вообще ко мне не приближаться. Попытки, увы, успехом не увенчались — я делала это шепотом, боясь слишком позднего времени суток, а между тем уже перевалило за два часа ночи. — Фран, — я осторожно подергала за глаз его огромной шапки, надеясь, что это поможет. Он что-то промычал, но кроме этого даже не двинулся. Его острые локти все так же размещались на гладкой поверхности стола, пока он уткнулся щекой в тыльную сторону ладоней. Тяжело вздохнув, тронула его за плечо, начиная расталкивать его сонную тушку. Нашел время, чтобы заснуть, ещё бы немного и уже был бы в своей комнате! К слову о комнатах — я ведь даже не знаю, где находится моя. Фран мог бы помочь, но он беспробудно спит. — Фран, — я грозно нахмурились, как будто это действительно могло чем-то помочь в данной ситуации. Запах ладана и полыни словно дернулся, когда он все-таки открыл глаза и моргнул, явно потерянный в этом пространстве. Когда взгляд мутно-зеленых глаз скользнул по моему лицу, я постаралась улыбнуться. — Ма-ари, — устало протянул парень и откинулся на спинку стула, случайно при этом задев рукой пустую тарелку. Резкий звук прокатился по помещению, заставив меня вздрогнуть. — Почему-у не разбудила-а ра-аньше? Скажи спасибо, что вообще разбудила, а не нарисовала на твоём детском личике усы перманентным маркером. Конечно, опыта у меня в таких делах нет, но это дело практики. Внутри что-то недовольно екнуло на такие мысли, послышалось сдержанным смехом фырканье ланки, исчезающее эхом в моем подсознании. — Думала, что ты проснешься сам, — обречённо призналась я, переплетая свои бледные пальцы. Истинный заторможено кивнул. — Если ты заснешь ещё раз, я просто оставлю тебя здесь. — Угро-оза! — драматично воскликнул преступник, всплеснув руками. Я закатила глаза. — Чего-чего-о, но это-ого не ожидал. Он осуждающе покачал головой, и ему не хватало только укоряющего жеста указательным пальцем, чтобы быть вывешенным где-то в столовой с надписью: «Не болтай за едой, иначе подавишься и умрёшь». Я вновь промолчала, не желая хоть как-то реагировать на его остроумные замечания. Он, наконец, встал. Послышался шорох складок его застегнутого наглухо плаща, в котором, как мне казалось, должно быть сейчас адски жарко. — Ты знаешь, где находится моя комната? — это был идеальный момент, чтобы задать этот вопрос. Если бы я сама знала, где находится комната, то будить Франа бы не пришлось. Раз уж ему так нравится спать в неожиданных местах, то я никак не могу этому препятствовать. Остается только гадать, привыкли ли остальные обитатели замка к этим наклонностям или все еще удивляются, когда замечают его спящим на столе? — Да-а, через три-и от мое-ей, — он махнул рукой куда-то в сторону, видимо, показывая направление комнаты. Мне, к сожалению, это ничего не дало, поэтому я продолжила стоять рядом и смотреть на него. — Прово-одить? Я молча кивнула. То ли действительно намеков не понимает, то ли вовремя умеет притвориться. Он вышел из пустой столовой безмолвно, мне пришлось последовать за ним. То ли слишком устав, то ли просто не желая разговаривать, Фран больше не говорил ни слова. Не знаю, порадовало ли меня это, но я тоже устала за этот день — начиная от похищения, заканчивая удивительными новостями. И это даже не упомянуто утопление! Мы поднялись по каменным ступенькам на другой этаж, где коридоры были в стократ темнее. Здесь висели какие-то картины, рассмотреть которые не представлялось в такой темноте никакой возможности. Желания тоже не было, поэтому я мысленно махнула на это рукой, когда чуть не врезалась в нескладную спину Истинного. Тот взглянул на меня через плечо, в этой своей огромной шляпе, и что-то в этом взгляде меня смутило. — Моя ко-омната да-альше, — оповестил парень и ушел. Франа можно понять, он клевал носом на ходу, дальнейшие расшаркивания были бы просто в избытке. Пожав плечами, я направилась в свою новоприобретенную, совершенно незапертую, комнату. Внутри было очень темно, из-за чего пришлось искать выключатель, который нашелся с левой стороны. На секунду свет ослепил уставшие глаза. Обстановка в комнате была минималистичной. Даже приукрашиваю — на самом деле, очень скудной. Кровать, тумбочка, маленький шкафчик; в какое-то помещение вела другая дверь. Все. В принципе, как раз то, что нужно для выживания на первое время, но видно, что здесь до меня никто не жил. Постель была заправлена новым бельем, от которого приятно пахло кондиционером. Взгляд зацепился за одежду, лежащую на тумбочке. Я подошла к ней поближе, чтобы лучше рассмотреть, и поняла, что это просторная футболка и свободные штаны. Не знаю, кому стоит сказать спасибо за этот набор, но огромное спасибо за то, что мне не придется спать в грязном. Вторая дверь, что неожиданно, вела в ванную. Трудно, конечно, назвать это небольшое помещение ванной, но что есть — то есть. Я покрутила кран, дожидаясь нормальной температуры, что было очень сложно для моего утомившегося сознания. Вода медленно наполняла пространство маленькой ванны, от которой шел пар. Я разделась и легла, за весь день облегченно вздохнув. Боже, спасибо за воду. Боже, спасибо за то, что я жива. * В ванной я неожиданно задремала, разнеженная теплой и комфортной водой. Вода уже остыла, когда я сонно проморгалась и привстала в ванной, чтобы оглядеться. Боюсь представить, сколько времени проспала. Надеюсь, что никто не приходил — особенно Луссурия, он же обещал меня сегодня учить, было бы как-то глупо проспать занятие, от которого зависит моя дальнейшая судьба в этом замке. Воспоминание об этом заставило мое сердце учащенно забиться, ведь в дремотном сне мне виделась избитая я и хохочущий мужчина, который размахивал мечом и обещал утопить всех, кто мне дорог. Все пространство вокруг было залито кровью, из нее состоял воздух. Кровь наполнила землю, я купалась в ней, захлебывалась и задыхалась. Я начала кашлять, будто наяву почувствовав этот противный запах. Мыться дальше не было смысла, только лишний раз воду тратить, так что пришлось вставать и вытираться, чтобы надеть чистую одежду. Вода уже сливалась, когда я прошествовала в основную комнату и выглянула в окно. Солнца еще не было, только злорадный полумесяц, рождающий лунный свет, который проникал сквозь тонкое стекло. — Не проспала, — выдохнула с радостью, тут же завалившись на жесткую кровать. Именно этот момент был идеальным для того, чтобы обдумать все, что случилось со мной за все эти три неполных дня. События медленно перетекали из одного в другое, в голове у меня замешивая какой-то удивительный микс переживаний и страхов, порождая какое-то ужасающее отчаяние. Отчаянность — не храбрость. Оно едва ли поможет делу, только сильнее все загубит, так как выхода никакого не видно, только еще бóльшие проблемы. С другой стороны, до сего момента мне только везло, и я чудом не попала в какие-нибудь бордели или в подчинение сумасшедшему альфе. Истинный — самая малая часть проблем, так как он совершенно неконфликтный, не заставляет меня что-то делать и вообще отрешенно ко мне относится. Прекрасный человек! Страшно, на самом деле, находиться в этом замке. Вокруг куча убийц, не считая слуг, которые на этом зарабатывают и не испытывают никаких угрызений совести по этому поводу. Бельфегор вообще не выглядит особо адекватным, того гляди и выпотрошит где-нибудь в темном углу просто ради собственной королевской прихоти. Я попыталась вспомнить все с самого начала, даже то, как стояла у собственного гроба, но что-то начало стираться и плыть. Это раздражало и заставляло испытывать чувство беспомощности: быть может, еще немного, и я забуду то, что я вовсе не Мари по рождению? А кто я? Как меня зовут на самом деле? Алина? Анастасия? Алла? Что-то знакомое, что-то, что должно было быть заучено. — Чертово прескевю! — ударила ладонью по хлопковой ткани, от чего боль прокатилась по всей руке до предплечья. Это ощущение отрезвило паникующее сознание. И впрямь. Какая разница, кем я была, если сейчас я уже не смогу вернуться назад? Я-прошлая уже погибла, и, если только меня не воскресит какой-нибудь некромант, у меня нет ни шанса вернуться и жить так, как жила раньше. Перед глазами вспыхивали золотисто-янтарные глаза шамана, который вытащил Мари буквально с того света. В груди разлилось чужеродное мне восхищение, чем-то отдаленно напоминающее идолопоклонничество. Цвет его радужки накладывался на что-то похожее — оскал, рога, желтый-желтый-желтый. Черт возьми… это был он. Это с самого начала был он, верно? Именно этот чертов старик затащил меня сюда, в этот чуждый для меня мир. Олень — его животное. Он пришел в лес существ на олене, его тотем — олень. Он — гребанный олень, и это даже не какое-то оскорбление, а констатация факта, ведь он был тем самым оленем, который словно вырвал меня в самый последний момент из лап красноглазого чудовища-топотуна. Я не успела додумать возмущение — все мои мысли прервал деликатный стук в дверь. — Простить. Луссурия сказать, чтобы привести тебя, — прозвучал мелодичный голос. Её слова были пронизаны акцентом, из-за которого я не сразу поняла смысл сказанного. Когда я полностью осознала цель чужого прихода, то встала с заправленной кровати и открыла дверь. В полуосвещенном коридорчике стояла симпатичная девушка, одетая в форму этой преступной организации. У неё был довольно меланхоличный взгляд и синяки под глазами, в руках она держала толстые, заполненные какими-то листами, папки. От неё ничем не пахло, хотя после встречи с Франом полагаться на запахи как-то глупо. — Который час? — в комнате не было часов, а ориентироваться по звездам я еще не научилась. Девушка выставила перед собой руку, на которой мерно тикали часики. Она поджала губы: — Четыре, — сказала она, сомневаясь. Из-за этого тона я тоже неуверенно подумала, что она могла ошибиться в цифрах, ведь не говорила на французском хорошо. В любом случае, четыре часа — это очень рано. Неужели они всегда встают ни свет ни заря? Она махнула рукой, жестом показывая следовать за ней. Мне было как-то неловко сказать, что книгу Луссурии я оставила в библиотеке, но и молчать не было смысла — ведь тогда мне придется отчитываться перед самим начальником за собственную безответственность. Что-то мне подсказывало, что он в обучении очень строгий: то ли его попытка меня утопить, то ли острый взгляд, ощущающийся даже сквозь темные солнцезащитные очки. От воспоминаний об «испытании» меня даже передернуло, что заметила сопровождающая. — Нужно в библиотеку. Оставила там важную книгу, — коротко пояснила я свою реакцию, пытаясь использовать только легкие слова, чтобы она поняла смысл. Девушка кивнула и сильнее прижала папки к себе, словно мать, защищающая выводок. Она без слов повернулась в противоположную сторону, я поравнялась с ней и обратила внимание на картины. Где-то мелькали знакомые изображения, где-то осуждающе смотрели исторические личности, но больше всего меня привлек портрет Екатерины Медичи, который висел около непримечательной двери. Рядом с ней сильно пахло миррой и вином. Удивительное сочетание запахов, навевающее атмосферу католической церкви. В голове пронеслась цепочка воспоминаний Мари. Старая монахиня — белые ленты — «для бога все вещи чисты, хороши и правильны…». Строгий голос оборвался так же резко, как и появился. Я потрясла головой, не время для всех этих воспоминаний, появляющихся так невовремя, не к месту, как раз в тот момент, когда я больше всего уязвима! Совсем запутавшись в собственном подсознании, я, не заметив этого, пришла вместе с девушкой к дверям библиотеки. Она выглядела столь же мрачно, как и в ночной час вчера, словно впитав всю атмосферу старой книги, которую я держала вновь в руках. Бледные пальцы сжали корешок. Внутри просыпалась ненависть к автору и ко всем тем, кто имел предубеждения против омег и возвышал за их счет альф. Как по мне, природа просто поиздевалась и над теми, и над другими. Если бы Мари родилась бетой, она бы выиграла генетическую лотерею, но вместо этого оказалась в самом низу иерархии. — Всё? — отрешенно вопросила помощница Луссурии, все это время находившаяся за дверьми библиотеки. Я отрывисто кивнула, и мы вновь начали спускаться, вниз-вниз-вниз, до тех пор, пока не показались знакомые коридоры, в которых я столкнулась с напуганной служанкой. Было заметно, что многие еще спали, потому как никого бродящего в замке, кроме нас двоих, не было. Все либо предавались блаженному сну, либо очень хорошо скрывались. Лишь одна приоткрытая дверь давала свет всей темноте этого замка. Искусственные лампочки натужно жужжали, разбавляя гробовую тишину. Девушка проследила мой взгляд и выдала мне на руки желтую папку с помеченными закладками листами. — Иди. Её приказу пришлось повиноваться. Я протиснулась в небольшую щель дверного проема и остановилась прямо на пороге, не зная, проходить ли дальше или остаться здесь, пока не поздно. Мужчина сидел за белым столом и раздраженно перебирал документы. Только негромкое покашливание смогло обратить его внимание на что-то кроме макулатуры. — Мари! — обрадованно воскликнул начальник и откинул документацию на край стола, — Элли-чан в этот раз что-то совсем долго, так исхудала с этой работой, а я ведь говорил — бери отпуск, моя плюшечка, а она каждый раз отвечает: не хочу да не хочу. Ну, как с такими разговаривать? Просто тихий ужас какой-то, и не ест совсем, и не спит совсем. Когда же… Для того, чтобы прервать его «поучительный» монолог, мне пришлось с негромким хлопком положить книгу на стол, прямо рядом с документами. Начальник стушевался и издал нервный смешок. — Прости-прости, солнышко, — он замахал рукой. — Совсем заработался и устал, да и с кем тут поговоришь? С этими, прости господи, бугаями? Ты видела, кстати, один из них вчера так странно на тебя глядел… ну-у, я и сказал, что ты занята… — Вы сказали прочитать книгу. Я её прочитала, — оборвала его сплетни я. Это все очень интересно и занимательно, но я пришла сюда не для того, чтобы слушать истории уставшего лекаря. Мне нужно учиться, заниматься делом, чтобы иметь хоть какой-то голос, а не быть «той омегой», о которой знают лишь по тому, чья она. Да и к тому же, все его истории кончаются не тем, чем мне хотелось бы. Хотелось бы радугой, а на деле всегда выходит резня. — Ах, ты такая серьезная и холодная, — заканючил Луссурия, покатавшись из стороны в стороны на своем удобном кресле. — От тебя такой холод исходит, прямо как от мальчика-ежа, ужас! Мой плащ от такого льда не спасет! Прекратив охать и ахать над моим «бесчувственным» поведением, он внезапно стал серьезным и взял книгу в руки. — То, что ты здесь прочитала — основа отношений альф и омег. С годами… ничего не изменилось, — своими словами он оборвал во мне последнюю надежду, что теплилась где-то глубоко в душе и изредка подавала признаки жизни. — Но ты будешь заниматься не этим. Как и любая другая сфера деятельности, медицина имеет свою историю. Сначала я тебе расскажу небольшую лекцию про саму медицину, потом про пламя Солнца; ты ответишь на несколько вопросов — если сделаешь все правильно, начнем изучать анатомию. Я утвердительно мотнула головой. В университете, конечно, на ознакомление выделяли гораздо больше времени, но здесь, видимо, ускоренный курс, ведь ему срочно нужна помощница. История медицины была не то чтобы интересной, но нужной мне здесь и сейчас, поэтому пришлось улавливать каждое слово, а потом отвечать на тривиальные вопросы. С пламенем все было гораздо интереснее — я о таком в прошлой жизни не слышала. Это казалось какой-то мистической силой, в которой было больше бредового, чем реалистичного. Почему солнце — лечит? Почему гроза защищает, почему облако умножает? Небо объединяет, и это странно, будто бы совершенно ничего не умеет по сравнению с остальными, только является лидером и направляющим. Впрочем, с этим можно было смириться. С чем смириться было нельзя, так это с тем, что пламя должно определять характер. Мари с ним родилась, а я пришла будто уже на готовое. Видно, что она его хорошо развивала, что у нее были хорошие учителя — мы с Луссурией сейчас проходим то, что ей знакомо уже давным-давно. Это так разочаровывало. И если предназначение Солнца — лечить, тогда становится ясно, о чем просила та девочка, которая умерла рядом со мной. Она надеялась на силу Мари, а в итоге получилось так, что умерла за идею. Боже, какой ужас. — Советую тебе начать изучать итальянский. На французском здесь говорят единицы, — незаметно вставил в свою речь совет Луссурия и принялся дальше пояснять, чем кости отличаются друг от друга. Я механически кивнула, совсем погрузившись в анатомию человека. Да, изучить итальянский было бы неплохо, раз уж это мой новый дом. К нам ближайшие два часа никто не заходил, поэтому у начальника был простор для того, чтобы загрузить мой мозг названиями на латыни, показать старые картинки в учебниках, на примере собственных мышц рассказать о строении тела. Через эти два часа схемы уже перемешивались между собой, из-за чего голова кружилась. Большое количество информации усваивалось только в маленьких порциях, а не в огромных кусках того, что некоторые узнают годами. В полуоткрытую дверь бойко постучались. Первым делом я заметила только тонкое женское запястье, на котором висел браслет с гравировкой; только после обратила внимание на лицо улыбающейся незнакомки. Она что-то спросила на певучем итальянском у Луссурии, который только развел руками и грустным тоном ответил. Женщина поникла плечами, а после перевела взгляд карих глаз на меня. Я застыла под этими хищными глазами, изучавшими меня. — Мари, это Мадлен ди Адамо, — с какой-то неясной гордостью представил ее мне начальник, на что Мадлен тонко улыбнулась. Так вот как выглядят ныне блудницы по мнению Франа, — Мадлен не говорит по-французски. Ей нужна мазь от ожогов, она у нас закончилась. Омега, от которой и пахло теми коридорными миррой и вином, махнула рукой и вышла, исчезнув с нашего поля зрения. Что-то в этой встрече неясно взволновало меня, и почему-то хотелось с ней поговорить — одним своим видом она вызвала у меня восхищение. Вся Мадлен будто вызов, стрела. Опасная, быстрая, ловкая. Удивительная во всей этой системе слабых омег. — Ску-чан нашел её в борделе Мельфиоре, помнишь, рассказывал? Она как раз пыталась сбежать, когда они столкнулись, у них образовалась связь. Удивительно, как избирательна бывает судьба, — Луссурия задумался о чем-то своем, а я посмотрела на белый потолок. Значит, Фран действительно был прав, и это была не шутка. Мадлен — блудница. Боюсь даже представить, что ей пришлось пережить. — Она показалась мне… опасной, — с трудом призналась начальнику, ведь нужно же было что-то ответить на эту историю. Мужчина кокетливо рассмеялся. — Это верно, верно, моя дорогая, — он подпер щеку ладонью, пока другой рукой вырисовывал какой-то узор на горизонтальной поверхности стола. — Мадлен — очень опасная, солнышко, лучше не брать из её рук ни еды, ни напитков. — Почему? — нахмурилась я, подавшись вперед в секундном интересе. — Она из семьи отравителей, что служили самой Екатерине Медичи, — Луссурия ностальгически вздохнул, будто сам побывал в том времени, когда она правила. — У неё хорошие природные способности, почти как у Скорпиона Бьянки. Спрашивать, кто такой Скорпион Бьянки, я не стала, потому что и так задала слишком много вопросов. Мы вернулись к изучению человеческого тела, что после стольких часов было для меня сущим адом. Спустя еще некоторое время к нам стали стучаться люди, которым понадобилась медицинская помощь. Луссурия тут же выпроводил меня, сказав, чтобы я пришла в это же время завтра. Удивительно, как сильно он хочет, чтобы я не высыпалась каждый день. Путь до своей комнаты я, вроде бы, запомнила, но внезапный порыв прогуляться остановил меня на половине пути. Хотелось во всех деталях рассмотреть картины, которые висели на голых каменных стенах древнего сооружения. Это было даже чем-то похоже на музей. В конце я даже заметила репродукцию Джоконды. Остановившись у светлого полотна, я вгляделась в кроны деревьев. Вдруг что-то на переднем плане изображения привлекло мое внимание: оно начало двигаться, гонясь за оленем, скрытым в кустьях у озера. Я прищурилась. Охотник задвигался, собаки истошно загавкали, перебивая друг друга. Мое дыхание сбилось. Послышался звонкий мальчишечий голос, который звал меня. — Мари! Мари, не отставай! — мальчик с картины обернулся и схватил меня за руку. Деревья и кусты исчезли, оставив только покрытые снегом горы. Все вокруг сияло льдом и чистотой кристаллической воды. Я бежала куда-то за ним, пока впереди лаяли собаки. Мальчик выругался. Перед моими глазами все потемнело.