Сенека

Перед глазами расплывалось какое-то зелено-бледное пятно. В груди все еще неприятно ныло, отравляя душу эмоциональной пустотой, будто я действительно заново пережила все чувства прошлой-Мари. Я закашлялась, как только почувствовала запах нашатырного спирта, который ни с чем невозможно спутать. Голова сама собой отклонилась в сторону, подальше от источника этого ужасного аромата, в то время как ватку, пропитанную спиртом, уже куда-то выкинули. — Меня-а не было всего-о несколько часов, а ты уже-е упала-а в обмо-орок, — протянул знакомый голос Истинного, хоть все вокруг все еще оставалось размытым. Обратив глаза на звук, я откинула голову обратно на пол, чтобы немного прийти в себя. — Кто сказал, что это из-за твоего отсутствия? — хриплым голосом вопросила, из-за чего голосовые связки напряглись. Хотелось то ли плакать, то ли спать, то ли просто исчезнуть хотя бы на время, чтобы все вокруг улеглось и без моего присутствия. Картина, из-за которой воспоминания вновь вернулись, зловеще висела наверху. — Ко-огда я ря-ядом, ты, по крайне-ей мере, не пытаешься-я умере-еть, — привел весомый аргумент Фран. Мне пришлось даже специально открыть глаза, чтобы после их закатить в знак несогласия с его словами. — Мы не в тех отношениях, дорогой Тристан, — собрав силы, фыркаю и встаю на локтях, пытаясь не обращать внимание на головокружение. Равнодушный взгляд Истинного скользит по моему искривленному лицу. — Почему-у Тристан? — он подтянул мой корпус поближе, чтобы я вновь не упала обратно, за плечи, сокрытые в футболке. Мои губы сами собой разошлись в шальной улыбке: — Потому что на Изольду я совсем не тяну, — зрение целиком восстановилось, и теперь лицо Франа выглядело четким, но каким-то слишком нереальным после всего того, что я увидела-вспомнила. — А ты очень, очень печальный. Как только мое тело обрело силы держать себя в одном положении, парень меня отпустил и отстранился, будто ему было противно находиться со мной рядом, прикасаться ко мне, заботиться обо мне. Осознание этого глухой болью отдавалось где-то в подсознании, мечущейся ланкой взрываясь в висках.  — Спо-орно, — ответил Истинный, и не понятно, на какой именно приведенный факт это было. Тяжело вздохнув, встала с прохладного каменного пола, на котором было довольно-таки неуютно лежать. Кто-то из окружающих мог бы подумать, что у меня анемия, раз я постоянно падаю в самых разнообразных местах. Как в прошлой жизни постоянно болела, так и в этой не перестаю мучиться от разнообразных недостатков человеческого тела. — Как ты узнал о моем состоянии, если находился на другом конце замка? — внезапно пришло ко мне озарение в виде этого вопроса. Конечно, это можно было бы объяснить тем, что кто-то сказал ему об этом, но тогда бы мне оказали первую помощь сразу, а не ждали его прибытия. — Связь Истинны-ых. Альфа оберега-ает омегу, и все-е такое-е, — он неопределенно махнул рукой, тоже вставая с насиженного места. До этого темный коридор стал еще мрачнее, словно сюда не мог проникнуть свет. Я задумчиво нахмурилась. В книге не объяснялось, как именно альфа чувствовал, что его истинной или истинному нужна помощь, поэтому я и пропустила этот момент. К тому же, омега такого не ощущает обычно, ведь альфа сам «способен» справиться с трудностями. Переступив с одной ноги на другую, обратила взор на картину, которая теперь совершенно не двигалась. Типичный летний пейзаж с разворачивающимися внутри событиями, и нет ничего, что могло бы вновь пробудить давно забытое. — Я начала вспоминать… — вдруг вырвалось у меня само собой, и я не смогла остановить собственное движение губ. Фран тут же повернулся ко мне, переставая созерцать статичную картину, и, хоть в его глазах было сплошное ни-че-го, я чем-то внутренним ощущала его любопытство. — Свою жизнь. Неважно. Сказать об этом было, скорее всего, поспешным решением. Теперь, когда это произошло без долгих раздумий, я жалела о вырвавшихся словах. Никогда не отличалась импульсивными поступками, что больше указывало на личность Мари, которая будто сливалась с моей и делала её… более детской? Словно весь мой накопленный опыт, все жизненные ситуации канули в лету, ведь Мари всего этого не переживала. Парень прищурил глаза, но ничего не сказал на мою последнюю фразу. Столь осторожное отношение к моим личным границам и восхищало, и огорчало одновременно. Все это напоминало минное поле, на котором, казалось, шаги делаю только я, а Фран стоит и ждет, подорвусь я или дойду до него целой. — Обморо-ок отнимает много-о сил, — парень указал куда-то вниз, на следующие этажи, находящиеся под нами. — А силы-ы тебе еще нужны-ы. В столовую-ю? — Ты каждый раз так сильно хочешь меня накормить, — я криво ухмыльнулась, вопреки своим словам следуя за ним в столовую. — Да-а, пришлось взя-ять твои обязанности-и на себя-я, — Фран придержал дверь, пропуская меня вперед, словно я не могла удержать дверь самостоятельно. От дискомфорта повела плечом, но ничего не сказала — быть может, здесь так принято? Мы вновь начали спускать по лестнице, которая теперь начала вызывать у меня лишь глухую ненависть из-за слишком больших ступенек. Кому-то это, может быть, и было удобно, но с моим ростом приходилось совершать слишком много усилий для таких простых действий. Мимо проходящие служанки и рядовые подчиненные с интересом осматривали нас двоих, как какой-то экспонат в музее. Какую же репутацию носит Фран, если все так удивлены, что у него может быть пара, которая не убежит спустя пять секунд разговора с ним? Столовая находилась на том же этаже, что и ночью, хоть это было и очевидно, но отчего-то вызвало у меня удивление. В моей голове почему-то столовая вышестоящих находилась вдалеке от столовой рядовых, на самом же деле оказалось, что в этом заведении все иначе. В помещении было шумно, намного шумнее, чем было ночью. Даже обслуживающий персонал тихо переговаривался между собой, создавая тем самым гам. Итальянский переплетался с английским, испанским, а кое-где — даже с русским. Как удивительно эта преступная организация смогла собрать людей со всего света. Перед Франом расступались люди, а я шла за ним, надеясь, что на меня никто не обращает внимания, потому что это было выше моих сил. Кто-то особо прислужливый даже освободил отдельный столик, за который мы тут же сели. Точнее, села одна я, а парень встал рядом, так как к нему подошел кто-то из подчиненных и начал что-то быстро говорить на итальянском. На наш столик все еще изредка оглядывались, но теперь не так много. Истинный протянул что-то уже знакомым апатичным тоном, и рядовой пошел куда-то вглубь помещения. — Мне-е нужно к Бо-оссу, — кажется, этот неизвестный мне босс был единственным человеком, над которым Фран не пытался подшучивать. Настолько опасный? — Я по-опросил, чтобы тебе принесли-и еды. Обращайся-я к остальным, если-и что-нибудь пона-адобится. Если ты опя-ять упадешь в обморо-ок, я приду через пя-ять часо-ов, чтобы у тебя нача-ала болеть спина. То, как шустро пошел к еде подчиненный говорит скорее о приказе, чем о просьбе, но эти слова можно вполне отпустить. Фран поддевает меня насчет моих внезапных обмороков и о том, что я постоянно молчу о своих проблемах, но не насчет тех крупиц информации, когда я не смогла удержать язык за зубами. Доверять кому-либо все еще казалось невыносимым. Всегда страшно довериться не тому человеку, а ведь в этом мире я завишу от Франа. Если только у него появится желание, он сможет превратить мою жизнь в ад, в то время как я ничего не смогу с этим поделать. Довольно мило с его стороны принять правила игры природы. — Постараюсь не умереть, пока тебя нет рядом, — решила колкостью отбить его поддевку, чтобы не казаться совсем уж молчаливой. Вряд ли он как-то агрессивно отреагирует на мой ответ, это не в его характере. Фран вновь драматично показал, что своим ответом я разбила ему сердце. Второй раз за неделю? Только после этого жеста он медленным шагом направился к выходу, и я смотрела ему вслед до тех пор, пока его спина не исчезла за дверью. Это чем-то напоминало проводы Кританты, только вот Кританта, скорее всего, умер, а Фран — пока нет. Интересно, если Фран умрет, а у меня к тому времени все еще не будет метки, я отправлюсь к праотцам только из-за связи? Жаль, что этот вопрос так и останется неозвученным вопросом — проверять такую теорию не особенно хотелось после смерти, благодаря которой моя душа очутилась в чужом теле ребенка с незажившими детскими травмами. Отправленный за едой рядовой появился в поле зрения с наполненными тарелками. В этот раз было что-то мясное и салат, а из напитков только апельсиновый сок, который я любила всем своим сердцем. При виде него даже настроение повысилось. На еду отчего-то смотреть не хотелось, поэтому я сначала начала пить сок, и только потом взяла в руки столовые приборы для мяса. Подчиненный Франа достал небольшой сенсорный телефон, в котором начал что-то судорожно печатать. — Вы девушка красивый, — внезапно сказал неожиданный собеседник с ужасающим акцентом. Я говорила об акценте моей утренней сопровождающей? Забудьте, у неё был идеальный французский по сравнению с этим чудовищем. Даже страшно представить, как будет звучать мой говор для носителей итальянского, когда я начну изучать новый язык. — Что связывать с жабой тебя? Своими словами он добился только того, что я снисходительно выгнула бровь. Мне казалось, что остальным вполне ясно, что мы Истинные, но, видимо, для остальных наши запахи никак не поменялись. Возможно, это связано с нашим взаимным непринятием, потому как в учебнике написано, что запахи альфы и омеги смешиваются при установлении связи. Я решила игнорировать его, надеясь, что он поймет мой прозрачный намек на то, что сейчас нет желания ни с кем обсуждать мои отношения с кем бы то ни было. — Вы врач? — предпринял парень еще одну попытку для начала беседы. Оценивающе его оглядев, я поняла, что не посмотрела бы в его сторону, будь я на улице. Внешности он был совершенно не цепляющей, скорее даже мрачной и грустной, от чего хотелось только отсесть подальше. Если Фран выглядел… спокойно? То этот представитель выглядел так, словно мой отказ повлечет за собой его самоубийство. Это меня всегда пугало. — Врач, — саркастично усмехнулась, отодвинув от себя нетронутую еду. В такой компании даже кусок в горло не лез. Подчиненный вновь задвигал пальцами по сенсорному экрану. Внутри меня все еще теплилась надежда, что он попрощается и уйдет подальше, чтобы не тревожить мою голодную и больную душу. — Залечить мои раны? — прочитал он ломано текст с переводчика, обратив на меня свой блестящий чем-то взор. Я поджала губы и рывком встала. Это выше моих сил. Да видят боги, я пыталась это терпеть, но то, что он до сих пор не понял моего желания остаться одной — это какой-то кошмар. С сожалением посмотрев на оставшуюся на столе еду, я повернулась к двери и протиснулась меж чужих тел в толпе, чтобы пройти к выходу. В коридоре было свежее и просторнее. Я глубоко вдохнула чистый воздух, не запятнанный запахами альф, и двинулась к окну, чтобы посмотреть, где находится выход во двор. Ворота оказались прямо под моим местоположением, поэтому пришлось мысленно прикинуть, как выйти туда и не заблудиться. Вдруг что-то коснулось моего плеча. Задержав дыхание, я вздрогнула и резко повернулась, отчего другой человек отпрянул, отойдя на несколько шагов. Это была Мадлен. Все такая же бодрая, как и была утром. В её глазах я заметила понимание, а в руках — тарелку с нетронутой едой и вилкой. Она протянула мне тарелку, щелкнула по носу и ушла, оставив в каком-то непонятном смятении около окна. Я вспомнила предупреждение Луссурии о том, что ничего нельзя брать из рук Мадлен, но я была так сильно голодна… Недолго думая, села на подоконник и начала есть, чтобы не терять времени. Как мило с её стороны помочь мне не дать умереть от голода. Да уж, выполнить собственные слова Франу, хоть и сказанные в шутливом тоне, оказалось не так уж и просто. Когда я все доела, то не смогла себя заставить вернуться в то душное помещение, чтобы опять пережить все любопытные, маслянистые взгляды. Встав с горизонтальной поверхности подоконника, положила на неё чистую посуду и мерно двинулась в сторону лестниц, чтобы никто не смог связать со мной это покушение на чистоту. Что удивительно — я даже не заблудилась. С лестницы мигом дошла до ворот и скользнула на улицу, на которой пахло последними днями лета. В России, конечно, это было более заметно, не как здесь, но то ли чутье, то ли действительно погода подсказывали, что приближается сентябрь. На небе собирались тучи, ветер был холоднее, чем несколько дней назад. Пришлось сильнее закутаться в просторную футболку, чтобы не замерзнуть раньше времени. Удивительно, вот и один месяц переходит в другой, а я все не знаю, какая у меня фамилия, в какой день я родилась и училась ли я в школе с остальными детьми. Думая об этом, прошла тот полигон, на котором меня совсем недавно избили (казалось, что запах крови все еще стоял в воздухе), приблизившись к территории, на которой тренировались неизвестные мне люди. Надеюсь, меня не прогонят с криками, если я совсем немного здесь посижу, никому не мешая. Люди тренировались так удивительно, что я даже засмотрелась. Они знали то, что делали — очевидно, их этому учили. Бились друг с другом в спаррингах, побеждали и проигрывали, но статус проигравшегося не делал кого-либо отбросом в глазах других. Все они были равны между собой, все они только учились и совершали ошибки. Меня же волновал вопрос — как же можно избежать лишнего внимания со стороны других людей, чтобы меня совсем-совсем не замечали? Можно было бы просто не показываться за пределами комнаты, но сидеть на одном месте целыми днями представляется настолько скучным, что даже при мысли об этом начинается уныние. С другой стороны, понять поведение некоторых парней можно: они буквально заперты на территории этого замка, в то время как девушек здесь очень мало, и все они либо заняты, либо не обременяют себя такой ужасной вещью, как отношения. Реалии этого мира ввергают меня в уныние хуже собственных мыслей. — Ма-ари, — внезапно протянул Фран за моей спиной. Я схватилась за сердце. — Вы решили меня сегодня напугать до смерти? — возмутилась вслух, когда откинула голову назад и встретилась взглядом с чужими глазами. Парень безразлично пожал плечами. — Ты-ы же-е сказала, что не-е буде-ешь умирать в мое-е отсутствие-е. Но в мое-ем присутствии-и ты не обеща-ала, — в его словах можно было различить едва слышную иронию, или это я начала видеть то, что мне хотелось бы видеть? Повернувшись, перестала обращать на него внимание. Он сел рядом, смяв идеально отглаженную форму преступной организации, к тому же наверняка испачкав травой. — Блудница сказала-а, что к тебе-е приставали, — парень откинулся на спину, чудом не потеряв огромную шапку. Я на автомате кивнула, совсем не желая обсуждать эту тему с ним. — Если-и я поставлю-ю метку-у, — вдруг вновь обратился ко мне Фран, когда, казалось бы, разговор прекратился. Это оставить без внимания я не смогла, тут же дернувшись по направлению к нему. — Никакой метки. Не сейчас, — перебила его, хоть он и хотел продолжить, наверняка расписав все плюсы метки. Но это было единственной крупицей свободы, что я имела, и терять её в данный момент мне совсем не хотелось. Мы смотрели друг другу в глаза, и я молилась о том, чтобы он понял, что мной движет. Может, в чем-то я и эгоистична, но метка — это слишком серьезно для тех, кто неумело пытается контактировать хотя бы раз в день и заботиться друг о друге. У меня никогда не было отношений и, уверена, у Франа тоже. Мы совершим кучу ошибок, прежде чем придем к тому уровню доверия, при котором я разрешу ему официально мной командовать в любой ситуации. А, быть может, такого мы и не достигнем, навсегда оставшись друг другу чужими людьми. Он молча прикрыл глаза и замолчал. — Прости, — с трудом выговорила, так как не привыкла искренне извиняться. Может быть, Фран из тех, кто по ночам мечтал о второй половинке, которая примет его любым, а тут появилась я и разрушила все его представления? Хотелось бы не доходить до крайностей. — Ни-ичего, я понимаю-ю, — он мотнул головой, из-за чего зеленые волосы коснулись земли, слившись с травой. Мне стало неловко от собственного грубого поведения. Я сцепила дрожащие пальцы и уткнулась в них подбородком, прижав колени к груди. Казалось, что Фран сказал это, чтобы закрыть тему, а не действительно понимал меня, от чего становилось больно. — Я уе-езжаю в город через ча-ас. Прие-еду вечером, — он проследил взглядом быстро плывущую на небе тучу. Она была похожа на грозовую, но, благо, прошла мимо без раскатов грома. — Это далеко? — тут же обеспокоилась я. Если расстояние будет больше нескольких километров, то весь оставшийся день у нас обоих будет сильно болеть голова от разлуки. Еще одно чудо эволюции, за что ей огромное спасибо. — Не-ет. Наве-ерное, — меланхолично ответил парень, тем самым закончив разговор. Через три минуты он и вовсе оставил меня одну, даже не попрощавшись. Казалось, разговор о метках его действительно задел. Я понуро оглядела пустой полигон, с которого давно ушли тренирующиеся люди, и поднялась сама. Нужно пойти к Луссурии, узнать о собственных документах. Настроения уже не было совсем. Фран портил настроение так же ловко, как и поднимал. * На пути к кабинету Луссурии я немного заблудилась. Как обычно, выйти намного легче, чем войти, как бы это ни было прискорбно для меня и таких же, как я. Окна казались одинаковыми, коридоры — длинными, а двери — совершенно непримечательными. Обращаться к жителям замка показалось мне чем-то постыдным, да и к тому же все мои случаи общения с местными оказались… мягко говоря, неудачными. Помнилось только то, что кабинет находился где-то на втором. Или на первом? Вот черт, я не помню даже этого. — Мари-ча-ан? — послышался кокетливый призыв с конца коридора. Вместо лица Луссурии в глаза кинулся его яркий мех на плечах, который выглядел как жертва безумного дизайнера. Я прищурилась — мне было больно на это смотреть. Он быстрым солдатски-мерным шагом подошел, что-то говоря одному из слуг, что тут же покраснел до самой шеи. В этот момент стоило только порадоваться, что я не знаю итальянского и была освобождена от понимания его замечания. — Я видел вас с младшеньким из окна, ты стала такой расстроенной, — он, как обычно делала моя мама в прошлой жизни, подхватил меня под руку и куда-то потащил, — Франчик тебя обидел? — Н-нет, — не совсем понимая, какой ответ он хочет получить, в начале ответа я даже вздрогнула. Мужчина растянул подкрашенные губы в жуткой улыбке: — Ничего-ничего, если обидит — иди ко мне. Мы с тобой, между нами девочками, обсудим способы, как его можно отравить. Я ошеломленно округлила глаза. Это удивительно мило с его стороны, в груди начала теплиться благодарность вкупе с ужасом и благоговением. Такого человека действительно страшно обидеть: то утопит, то отравит, то залечит не так, и ты умрешь. В любом случае умрешь. — Я думала, по отравлениям в этом замке только Мадлен, — недоуменно констатировала, подстраиваясь под широкий шаг. Луссурия поправил солнцезащитные очки, и мы остановились около знакомой мне картины каких-то монархов. Он прищелкнул языком, а потом отпустил меня, чтобы достать ключ от кабинета. Что ж, наверняка с запиранием помещения связана какая-то история, не зря же на пять замков? Что у него там хранится? Обезболивающее? Дезоморфин, дипипанон? Интересно, ведь наверняка среди всех обитателей замка найдется хоть один наркоман. — Моя дорогая, мы врачи. Мы можем лечить — а можем… что? — он с намеком уставился на меня сквозь темные линзы очков, просверливая все нутро вопросительным знаком. Как преподаватель на зачете, зная, что студент прогулял все лекции. Как мать, когда знает, что её ребенок пьян, но пытается это скрыть. — Калечить? — полу-вопросительно, полу-утвердительно продолжила фразу, в это же время присаживаясь на место, что оприходовала в прошлый раз. Удобное расположение, к тому же, близкое к столу начальника. Мужчина довольно щелкнул пальцами. — Верно! Верно, солнышко, — он весело хохотнул и передвинул стопки листов из одного угла в другой. Потом повернулся ко мне. — Но ты же по замку гуляла не для того, чтобы собеседника найти? Я кивнула, из-за чего локоны светлых волос скользнули по щекам. Хоть это зрелище уже не было выбивающим меня из колеи, но видеть волосы цвета блонд вместо привычных черных — больно. Все еще больно. Луссурия тяжело вздохнул, стягивая с плеч кислотное боа. — Я хотела узнать, что с моими документами. В Министерстве сказали, что документы были у Мельфиоре. То есть, вы тоже можете о них узнать? — переплела дрожащие от волнения пальцы. Сейчас я была как никогда близко, чтобы, наконец, узнать о Мари столько информации, сколько могут официальные документы: хотя бы день рождения, фамилию, имена родителей. Конечно, эти знания были бесполезны. Но без них я не чувствовала себя полноценной личностью, полноценной Мари. Будто кто-то может мне соврать, а я в это поверю. Что? Фамилия — Дампьер? Конечно-конечно, мистер, у меня потеря памяти, поэтому теперь меня зовут Мари Дампьер, ха-ха. А ведь так все и могло быть, если бы меня первым делом перехватили Мельфиоре. Если бы в том порушенном здании остался хотя бы один выживший кроме девочки, чья жизнь теперь висит грузом на моей совести. Я бы думала, что это нормально, что в это мире детей используют в борделях. Я бы думала, что мир несправедлив, раз поместил меня в это тело. Так что я ужасно благодарна, что сейчас нахожусь в более-менее нормальных условиях, что меня кормят, дают мне одежду и даже неумелую заботу со стороны Истинного. — Ты такая медлительная, — как бы невзначай оскорбил меня ласково Луссурия, надув губы. — Я озаботился этим вопросом еще до того, как вы приехали! Ах, кстати, очень быстро доехали. Симпатичный помощник Бельчика сегодня вечером должен занести папку. Откроем этот подарок вместе? Я неопределенно пожала плечами. Хотелось бы, конечно, быстрее, но понимала, что у них кроме меня еще куча дел. Во всем замке я не единственная, кому нужна информация. Фран отправился на задание, а значит, что на это задание тоже нужно было найти информацию. Так что не стоит устраивать истерики и как-то обижаться — это все равно ничего не изменит. Прождала три дня, смогу потерпеть и еще один. Хоть этот день и длился неимоверно долго. Казалось, что сейчас уже должен быть вечер, но время на часах едва доходило до десяти. Вот и минусы раннего подъема, день тоже становится длиннее. — Спасибо, — легонько поклонилась корпусом, все еще находясь в сидячем положении. Хотелось выразить свою благодарность как-то помимо слов, но ничего другого сделать не могла, пока полностью не обучилась. Знания Мари были хорошей поддержкой, но она все еще не умела пользоваться Солнцем. В этом кабинете мне больше нечего было делать, поэтому я немного выслушала бормотание начальника о том, что нужно больше питаться; узнала немного слухов, бродящих по замку. Потом устала от пустых разговоров на фоне лечения пациентов, которые выглядели так, словно прошли войну, и попрощалась с Луссурией. Безумно интересно каждый раз смотреть на то, как он выпускает пламя Солнца или диагностирует что-то, а потом объясняет мне, но, все же, терпеть монотонную практику было выше моих сил. От болтовни кружилась голова, хотелось скорее зайти в какое-нибудь прохладное и тихое помещение, лечь и уснуть. Но вместо этого я пошла в пыльную библиотеку, дорогу до которой хорошо помнила. Мне все еще нужно научиться итальянскому языку, и, если повезет, то в библиотеке может заваляться какой-нибудь старинный самоучитель. Внутри архива все еще никого не было, небольшой диванчик пустовал, а на нем сохранился запах ладана. Неосознанно я вдохнула глубже, и головокружение немного успокоилось. С осознанием этого пришло понимание, что голова кружилась не от усталости, а от того, что Истинный удалялся и удалялся. Становилось страшно — что будет, когда он поедет дальше? Сможет ли он вернуться, если связь сделает нам двоим больно? Думая об этом, пальцами прошлась по корешкам заброшенных книг. Их здесь было много, некоторые стопками лежали прямо на полу, дожидаясь своего часа. Мне хотелось прочитать их всех, но ни времени, ни возможности на это не было. Предстояло большое количество работы. С некоторых приходилось стирать пыль, чтобы узнать название (за это время я чихала больше, чем за всю свою прошлую жизнь), некоторые — открывать, потому как обложка была изуродована. Но прошел час-два-три, книги были расставлены по полкам, а самоучителя нигде не было. Это было… ужасно жалко. Радовало только то, что я навела здесь идеальный порядок, а вот отсутствие самоучителя вгоняло в какую-то апатию. Будто бы это была моя единственная надежда дожить до вечера. Вместе с испарившимся запахом ладана испарилось и нормальное состояние. В ушах начинало шуметь, но мы с организмом стоически терпели, хоть ланка и начинала скрести в подсознании. Я вышла из библиотеки, держась за стены, чтобы не упасть в нападающей слабости. Снизу, на лестнице, послышались какие-то яростные крики и шум. Легкие затопило запахом моря и стали, который волнами плескался вокруг. Захотелось кашлять — настолько внутренняя омега отторгала запах чужого альфы в отсутствие Истинного. Чтобы избежать столкновения с этим несомненно разозленным, орущим человеком, и не спровоцировать ланку на потерю сознания, я вознамерилась вернуться в свою комнату и переждать весь день до того, как не вернется Фран, чтобы продолжить жить в привычном ритме. Собственный отказ от метки уже не казался таким умным и здравым решением. Я даже начала думать, смогу ли такими темпами дожить до того времени, как мы впервые серьезно поговорим об отношениях, что нас связывают? Вопрос метки следует рассмотреть на ближайшем досуге. В таких условиях невозможно жить, а ведь Фран наверняка очень мало находится в замке. Если он поставит метку, он получит надо мной полную власть, которую не сможет оспорить даже Министерство (в данный момент хотя бы можно обратиться в полицию), но связь станет крепкой, и мы не умрем в случае долгого расстояния. На половине пути я остановилась. Фран действительно умнее меня, а я осознаю вещи только после того, как они меня чуть не убьют. Нужно будет извиниться перед ним за доставленные неудобства из-за собственного эгоизма. О чем я только думала? Ведь сейчас страдаю не только я, но и он. К тому же, ему сейчас нельзя отвлекаться. Что, если по моей вине он умрет? Какая же я идиотка. Собственная комната нашлась быстро хотя бы потому, что от неё пахло моим концентрированным запахом. Я ввалилась внутрь и еле дошла до кровати, чтобы упасть в нелепой позе на прохладные простыни. Это показалось на секунду чем-то райским, потому что боль и тошнота, появившиеся совсем недавно, ненадолго отступили. * Хоть сон и был поверхностным, но все мое тело было скованно погоней. Нужно было бежать-бежать-бежать, скрываться и скрывать, и каждый шаг, каждое отклонение от допустимой траектории причиняли боль. Тело едва двигалось, когда водитель обратил внимание на состояние своего пассажира. Мужчина запаниковал. — Синьор, все в порядке? — вдруг сказал он, и я почувствовала, как по эфемерному рту течет горячая кровь. Голова взорвалась вспышкой боли, но выражение лица почему-то не поменялось. — Да-а, сле-епой иди-иот, смотри на дорогу-у, а то мы-ы врежемся в твоего-о родственника-оле-еня, — послышался голос Истинного, издаваемый моими связками. Связь колыхнулась, треснула-звякнула-надломилась, и я закричала, просыпаясь уже в собственной кровати, пропитанной ненавистной мне кровью, которую встречаю уже несколько дней подряд в любой неподходящей для этого ситуации. Виски сдавливало так, словно я находилась под толщей воды, на самом дне глубокого океана с ужасающими существами. От боли хотелось плакать, но так же от боли я совершенно не могла напрячься лишний раз. Любое движение было трудным, невозможно было даже открыть рот. Кровь текла вниз из ноздрей, впитываясь в ткань футболки, пачкая чистую кожу своей медью, с вином перемешанной. Я захлебывалась ей, я давилась ей, и, казалось, что скоро потону. Быть может, она заполнит все это небольшое помещение, займет весь замок и утопит остальных. Что-то внутри удивлялось выдержке Франа — как он, черт возьми, в таком состоянии смог говорить?