Сенека

Тонкие пальцы перебирали мои волосы, когда прозвучал первый вопрос. Я не хотела открывать глаза, полностью погрузившись в эти безмятежные ощущения спокойствия и безопасности. Казалось, что никаких проблем нет, и все так же, как и раньше, но это было лживое чувство. В любом случае, мне нравилось пребывать в сонном состоянии. Так замечательно… ленивое потягивание на подушке только дополнило утреннюю картину. — Что ты дела-ала в моей ко-омнате? Этого я никак не ожидала, и, повернувшись лицом к парню, наткнулась на взгляд, полный подавленного любопытства. Голос его был тихим после сна, но не хриплым, что означало, что проснулся он до меня, и достаточно давно, чтобы взбодриться и поразмышлять. — Тебе правдоподобную или правдивую историю? — вчерашний день казался галлюцинацией воспаленного мозга или просто абстрактным сном, но ожоги на руках не давали усомниться в правдивости всего произошедшего. Фран, зажав светлую прядь между указательным и средним пальцами, дразняще дернул её на себя. Я в ответ на это действие обиженно фыркнула. — И как ты вообще узнал, что я там была? — Ма-ари, — он посмотрел на меня взглядом учителя, что медленно разочаровывался в способностях отличницы. Мне захотелось столкнуть его с кровати, но вместо этого я просто улеглась удобнее, захватив все одеяло в единоличное пользование. Фран постарался отвоевать его обратно, и для этого ему пришлось отпустить мои волосы, и я победно ухмыльнулась ему в лицо. — Горди-ишься тем, что по-обедила обесси-иленного сою-юзника? — Ты-то обессиленный? — скептически его передразнила, а потом дополнила тем же тоном. — Ты-то союзник? Парень обманным маневром отобрал у меня одеяло, накрывшись с головой. Я хихикнула, придвинувшись спиной к холодной стене. Интересно, через сколько ему надоест лежать в тишине под тканью и он решит продолжить допрос? В том, что он не забыл, о чем мы говорили, я ни капли не сомневалась. Когда он перестал двигаться, я всё же стянула с него одеяло медленным движением, и напоролась на равнодушно-хитрый взгляд, из-за чего меня внутренне окатило возмущением. Он выглядел так мило, лежа в постели, как обычный человек, а не убийца. Мне захотелось его поцеловать — прикоснуться легонько к по-мальчишечьи гладкой щеке, только для того, чтобы хоть как-то направить свой поток эмоций. Не больше, чем просто прикосновение, простое движение сухих губ около чужой скулы. Но я сдержалась, хоть в груди стало почему-то тяжело и душно. — Ску-учно стало? — знающе ухмыльнулся Фран, переводя взгляд на потолок, и я смогла перевести дыхание. — И ты-ы покра-аснела. Он приподнялся на локтях, чтобы податься вперед и оказаться слишком близко ко мне. От него пахло дурманяще, но я не позволяла себе поддаться на эти утренние чары, чтобы не разрушить те отношения, что мы уже построили. Быть может, он и не хочет этого? Кажется, его вообще ничего такое не интересует. — Ты-ы спросила, как я узна-ал, что ты была-а в моей комна-ате, — он вновь пропустил мои отросшие волосы сквозь музыкальные пальцы, и одну прядь поднес к носу, чтобы впиться в моё лицо потемневшими глазами. — Пото-ому что тво-ой запах ни с че-ем не спу-утаешь. — Фран, ты, кажется, хотел узнать ответ, — я прокашлялась, все еще ощущая тепло его рук около себя. Кажется, за ночь он немного нагрелся, потому что обычно был ледяным, как горный ручей. Как бы мне ни хотелось отложить разговор, но лучше так, чем мы сейчас просто… поцелуемся? Почему я постоянно так хочу этого избежать, если мы оба этого хотим? Я знала, почему, но признаваться самой себе было страшно, потому что это казалось трусостью: я боялась повторения тех событий, что уже произошли со мной. Я все еще чувствовала себя не такой, и мне казалось, что любви я не достойна. На мгновение стало даже жаль, что Франу досталось настолько бракованное существо, но мне хотелось стать лучше и сделать отношения такими, чтобы нам обоим было в них комфортно. А этого я могу добиться только через разговоры, ведь откуда мне знать, что для него комфорт? Кто б только знал, как я ненавижу разговоры. В последнее время их слишком много. Меня передернуло, как только я вспомнила вчерашний инцидент с Гилбертом, и то, как он цинично отозвался о смерти своего ребенка после обманного маневра. Он надеялся приказать мне своими альфа-силами, и у него это могло бы получиться, если бы моя омега была покорной, но ланка с трудом подчинялась даже Франу, хоть я ему и доверяла. Наверное, это было правильно — я могла сама решать, что мне делать. Впрочем, Фран и не пытался мне приказывать, за что я ему и доверилась. — Хоте-ел, и хо-очу, — он откинулся обратно, и зелень его волос раскинулась по всей подушке. — Это долгая история, и я не сумасшедшая, — решила сразу предупредить альфу, чтобы он после не косился на меня подозрительно. Будто это предупреждение от чего-то убережет: скорее наоборот, насторожит. Боже, если бы мне пришлось услышать такую историю, я бы тут же подумала, что человек либо лжет, либо совсем поехал крышей. — Я же говорила тебе, что я была ученицей шамана, верно?.. Да, я решила начать издалека. Фран спокойно кивнул. — Я вижу духов, — мученически скривилась, сама не веря в это. Да и как поверить? Я всё еще не могу принять, что пламя существует, а тут что-то еще более фантастическое. — И сын Элли, помощницы Луссурии, кажется, был иллюзионистом. — Бы-ыл? — выцепил главное из моего не особо информативного диалога альфа. — Да, умер. Его отец утопил. Милая история, — защитная реакция не заставила себя долго ждать, и я хихикнула. — Ребенок захватил контроль над моими эмоциями, и я чуть не прикончила Гилберта. Мне пришлось спать в твоей комнате, потому что иначе призрак не давал мне спать. Фран молча на меня смотрел. По связи была такая тишина, что даже стало страшно: как он может не чувствовать удивления, недоумения, шока или чего-то такого, словно ожидал от меня чего-то такого? Это было даже капельку обидно. Но больше поражала собственная спокойная реакция: теперь меня не штормило из стороны в сторону, и даже перестало тошнить от самой себя. Я все еще не принимала жажды убийства, но теперь могла здраво и со стороны оценить, что, хоть это и было моей эмоцией, но направлялось всё чужой волей. Пламя внутри лениво сверкало, полностью покоренное и готовое в любой момент быть выпущенным на волю. Хоть что-то в этой ситуации было хорошее: это помогло мне обрести уверенность в собственных силах, и перестать бояться смерти. — Я все-е дума-ал, что мое-ей оме-еге будет тру-удно принять мою рабо-оту, — он так тяжело вздохнул, что и мне стало трудно. — Но оказа-алось наоборот. — Хех, — я незадачливо потерла свою шею, — да ладно, шаманы крутые… наверное. Под конец своей реплики я вспомнила Ска Иси, и его методы обучения, и все же решила не утверждать так точно. Про него трудно сказать — «крутой», скорее «о боже, он что, украл нашу дочь и выгнал из селения моего сына?!». — А я все-е это вре-емя был под прикры-ытием, — парень задумчиво сполз по подушке, тем самым склонив голову к плечу. — Мада-ам Конти подумала, что я-а наркома-ан. Я похо-ож? Я оглядела его бледное лицо, тощее тело, небольшие синяки под глазами и безразличный туманный взгляд. Вывод выходил неутешительным. Даже его замедленная речь была, в какой-то степени, признаком. Теперь я уже с подозрением осмотрела его еще раз. — Знаешь, — с сомнением я замолчала. — Ладно, похож, но не совсем. Если тебя это утешит. — Уте-ешило, — он закатил глаза, — в любом слу-учае, семпа-ай решил, что это-о хороша-ая маскировка, так что-о я неко-оторое вре-емя дела-ал вид, что пы-ытаюсь что-то ку-упить. — А что делал Бельфегор? — мне стало интересно, что же они там делали вдвоем так долго, если Фран мог справиться и один под прикрытием. Альфа зевнул, откидывая одеяло подальше — кажется, сонное утро в постели закончилось быстро. — Сия-ял на мое-ем фоне фа-альшивой коро-оной, — парень встал с кровати, свесив ноги на пол, а после наклонился за скинутым на пол плащом. Раньше он складывал, а в этот раз, так же, как и я, торопился скорее лечь спать. — И поче-ему те-ебя интересует это-от недо-при-инц, пере-гени-ий? Тон его голоса нисколько не переменился, но по связи рябью прошло мимолетное любопытство, смешанное с небольшим недовольством. Ревностью это назвать было трудно, скорее он действительно не понимал, почему в разговоре я задумалась о другом парне, когда он тут строил из себя несчастного, чтобы его пожалели. — Не переживай, в моем сердечке есть место только для тебя, — ухмыльнувшись, я накрыла его одеялом. — О боже, приведение в моей кровати! — И это-ой девушке-е исполнилось семнадца-ать лет, — раздался гнусавый голос из-под ткани. Когда он сорвал с себя одеяло, я уже стояла на пути к ванной комнате, и рассмеялась от того, как сильно наэлектризовались его волосы. — Сто-ой на месте, престу-упница. — Господин полицейский! — громко ахнула, прижав руки к груди, а после с кривлянием захлопнула дверь в ванную. Улыбка не сползала с моих губ даже тогда, когда я с трудом взялась за щетку, чтобы почистить зубы. Фран наверняка ушел в свою комнату, потому что его присутствия я уже не ощущала. Спрашивать обо всем остальном, продолжая диалог о его миссии, не имело смысла: даже если он что-то расскажет, это может подставить под удар и всю преступную организацию, и его самого; если меня когда-нибудь схватят и будут пытать. Я не уверена в том, что смогу держаться до конца, а потому постараюсь не узнавать лишней информации, чтобы потом ничего не выдать. Зато, раз мне дали вынужденный выходной на сегодня, хотелось провести его с Франом. Хотя это было неловко — думать о таком, потому что все казалось, что я куда-то тороплюсь, совершаю ошибки и веду себя как щеночек, ищущий внимания. Еще не хотелось бы причинять ему дискомфорт своей просьбой, потому что он мог хотеть провести день в одиночестве после тяжелого задания. Тяжело вздохнув, решила, что если не спрошу, то и не узнаю, а потому, когда вышла из комнаты, тут же заглянула в соседнюю. Фран был в ванной комнате, и я замялась, не зная, могу ли подождать его здесь. Встала на пороге, потопталась немного и уже хотела вернуться обратно, чтобы зайти позже, как парень вышел из другого помещения сам, широко открыв дверь. Пар расходился под его ногами так, словно все это время он был в бане. Сам он был немного покрасневшим от горячей воды — не думала, что его кожа вообще умеет менять цвет. — Бы-ыстро ты, — тут же заметил меня мнущейся на входе, — что-то случи-илось? — Нет, я просто спросить хотела, — по привычке закусила нижнюю губу, перебирая пальцами узелок повязки, — ты сегодня свободен? Или хотел чем-то заняться? — Так-то свобо-оден, — очень уклончиво дал ответ парень, протирая свои яркие волосы темным полотенцем. — А что ты хо-отела? — Мы могли посмотреть какой-нибудь фильм, — я стояла в напряжении так, словно готова была в любой момент, при отказе, уйти и никогда больше не вернуться. Это, конечно, было слегка утрированно. Альфа задумался, прищурив глаза. На нем не было привычной шапки-лягушки, она лежала на тумбочке, и потому его голова казалась куда меньше. Тонкая шея была покрасневшей, как и его щеки — боже, почему он краснеет только от горячей температуры? Хотелось бы мне посмотреть на него в смущении. На руке его блеснуло кольцо, когда он скинул полотенце на угловатые плечи. — Како-ой? — просто так сдаваться он не хотел. — Только-о не ужасы, а то-о я не усну-у, буду плака-ать, а ты бу-удешь сидеть и успока-аивать меня. — Тогда мы будем плакать вместе, — фильмы ужасов меня не прельщали тоже. Зато моя мать их очень любила: устраивала в выходные вечера просмотров. Помню, с самого детства в семейном кругу приходилось смотреть самые разнообразные триллеры. Тогда меня это пугало, но со временем я просто перестала на все это реагировать — хотя мне очень сильно хотелось смотреть какие-нибудь мультики, а вместо этого мне всовывали какой-нибудь «Звонок» или «Пилу». К подростковому возрасту у меня выработалось отвращение ко всем старым фильмам, и меня после этого стало невозможно уговорить на просмотр. Фильмы одной трудно смотреть, все время хочется перелистнуть скучные, на мой взгляд, моменты. И как-то так получается, что пролистываю весь фильм, оставшись с неприятным впечатлением. Особенно это настигало неловкие сцены, на которых я испытывала стыд такой, будто вместо главного героя в ситуации нахожусь я. В общем, с кино у меня вообще отношения не сложились. Если бы не старший брат, я бы вообще была где-то на периферии всех новинок. — Давай посмотрим что-нибудь из новинок? — все же предложила, не зная, какие в этом мире есть фильмы. Здесь совсем иная культура, и боюсь представить, что сделали с Золушкой в этом мире омег и альф. — Прине-есу ноу-утбук, сиди ту-ут, — он махнул на кровать, и я, наконец, прошла в комнату. Здесь все еще пахло нашим сплетенным ароматом, и это успокаивало. Фран, растрепав свои волосы, захватил шапку и вышел, оставив меня одну. Вместо того чтобы сесть на кровати и спокойно дождаться его, я прошла к окну, чтобы полюбоваться на виды. Не то чтобы углы обзора наших комнат как-то отличались: мы буквально соседствовали рядом. Все тот же вид на дорогу, эти красивые ворота, далекое селение и бескрайние просторы неба. По выложенной камнем тропинке кто-то торопливо шел, и я по походке определила Гилберта. Он выглядел нервным, держал руки в карманах, сгорбившись, и никакого лоска теперь заметно не было. На замок он не смотрел, просто сел в машину, быстро двинувшуюся с места. Выглядело это довольно подозрительно, но уже не было никаких моральных сил, чтобы думать о нем. Оставалось только надеяться, что мы с ним больше не встретимся. Я испортила ему жизнь. Он может отомстить, если только не умрет. До чего я докатилась, если искренне надеюсь на чужую смерть? С этими мыслями я все же присела на кровать, поджав ноги под себя. Вернулся Фран уже с ножиками Бельфегора в шапке, что явно говорило об их встрече, закончившейся как обычно. Младший парень всеми силами язвил и подкалывал, а принцу это быстро надоело. В руках альфа держал тонкий ноутбук — даже удивительно, что они здесь есть. Такой антураж средневековья и такая современная техника… необычно. Ноутбук тут же положили мне на колени, чтобы ловко достать ножи из головного убора. — В этот раз не пожалел, — подметила я, заметив, что количество ножей в этот раз превышает обычное. Фран смерил меня равнодушным взглядом: — Еще-е и прома-азал. Ста-аренький уже-е стал, слепо-ой, — он помахал перед своим лицом ладонью. — Всё из-за че-елки, тут и гада-ать не надо. Пару ножичков он мстительно разломил надвое и скинул их под кровать, где уже стопроцентно набиралась горочка таких инструментов. Меня слова о гадании невольно заинтересовали — почему-то способности туманников показались мне очень похожими на таинственные силы гадалок. — А ты умеешь гадать? — на эти слова парень заинтересованно покосился. Я ухмыльнулась, протягивая ему перебинтованную руку. Пламя Солнца хорошо справлялось с ожогами и, уверена, к завтрашнему дню все пройдет, но гадать было пока рановато. — Погадаешь по бинтам? Фран, подыгрывая, подхватил мою тонкую ручку, и моя ладонь утонула в его. Прикасался он осторожно, не причиняя боли, и это заставило меня улыбнуться, другой рукой сжав край лежащего на коленях ноутбука. — Да-а, — он перевернул мою ладонь, чтобы внимательно вглядеться в контуры повязки. — Сча-астливой бу-удешь, если зелено-оглазого кра-асавчика люби-ить будешь. С вас пя-ять тысяч. — За такое и все богатства мира не жалко, — вместо того, чтобы отпустить его прохладную руку, я точно так же перевернула её, и указательным пальцем проследила одну из линий, заставив Франа всмотреться внимательно. — Так-так-так, что тут у нас… Загадочно замолчав, я хихикнула. Линии были абсолютно для меня нечитаемыми: обычный набор каких-то прямых, косых, круглых и всяких таких. Ничего интересного. Я наклонилась ближе, и тут же заметила, что одна из прямых, пересекающих всю ладонь по горизонтали, сильно отходит от линии жизни — линию жизни мне показывали одноклассницы в школе, когда мы в шутку гадали, кто из нас умрет раньше. Суровые школьные развлечения. Линии на ладони Франа будто подсветились, выстраиваясь в какую-то цепочку, и я услышала далекий детский голос: — Где мама? Я ей не нужен, да? — Мари-и? — кажется, я зависла надолго, потрясенно рассматривая чужую руку, и Фран позвал меня обратно в реальность. — Ты-ы там фи-ильм уже смотришь? — Ага, — я хмыкнула, смаргивая внезапный морок, и отпустила его ладонь. — Кажется, я убедилась, что ты тот самый зеленоглазый красавчик, о котором мне нагадали. По связи прокатилось игривое веселье, что пришло на смену легкому подозрению после моего «зависания». Парень схватил ноутбук и присел рядом, чтобы открыть его и найти что-нибудь в интернете, а я в это время начала строить сзади сооружение из подушек, чтобы было удобнее сидеть. Что произошло сейчас? Я действительно увидела какой-то кусочек из его жизни, или мне нужно просто расслабиться и отдохнуть, а это все стресс? Так много вопросов и так мало ответов в теле Мари, когда любое отхождение от нормы может рассматриваться и как психическое отклонение, и как проявление дара шамана. Ладно, Луссурия сказал мне отдохнуть, поэтому я усиленно постараюсь отдохнуть, ни о чем таком не думая. У меня еще будет время на то, чтобы всерьез загнаться, а сейчас… сейчас лучше выбрать фильм, желательно, без стереотипов о хрупких омегах. Фран уже листал какие-то списки с фильмами, и высвечивались самые разные обложки — то, что в разных мирах стопроцентно никак не отличается. — Како-ой жанр? — он обернулся ко мне, смотря через плечо, и уже как-то успел натянуть обратно шапку. Выглядело просто смешно — он весь, расслабленный после душа, в обычной одежде, и с этой огромной лягушкой на голове. — Мне без разницы, может, мультик какой-нибудь? Оставалось надеяться, что я не расплачусь. * Я рыдала, завернувшись в плед, смотря на то, как главную героиню обнимает её друг. Фран рядом, уже привычный к такому, просто молчал и смотрел, что произойдет дальше. Диалог на фоне выстраивался такой мотивационный и милый, что я просто не могла перестать плакать. Это так невероятно… я знала, что героиня справится! — Мари-и, они про-осто обнялись, — парень не выдержал, притираясь к моему плечу своим. Мы сидели рядом, только я была полностью завернута в теплый плед. — Они обнялись, — совершенно другим тоном повторила его слова, вытирая слезы. Мультик был совершенно детским, наивным и светлым, с прямо читающейся моралью. Хотя тут альфа-омеговая иерархия оставила огромный отпечаток, но это никак не помешало просмотру. Только вот заставило задуматься над приближающейся течкой еще сильнее: избежать её точно не получится, а с моими психологическими проблемами это будет не так-то легко. Понимаю, что остаться без партнера в течку будет больно, но морально больно мне может быть, если партнер все же останется, не в обиду Франу. Закусив губу, я прищурила воспаленные от слез глаза. Надо сказать. Сейчас? О боже, это слишком быстро.

_ !TW: упоминание изнасилования, связанного с инцестом! (чисто формально — все участники достигли возраста согласия). К сожалению, не могу выделить какой-то фрагмент, который можно было бы пропустить людям с триггером, так как тут разговор об этом переплетается с другим важным разговором. _

Несмотря на расслабленную атмосферу, я чувствовала, что все же должна кое-чем поделиться с Франом, прежде чем продолжить наши своеобразные отношения. Но так же я боялась, что все, к чему мы пришли за эти дни, обрушится. Доверие ко мне потеряется, мой образ очернится, и я потеряю эту тихую гавань какой-никакой безопасности. Может, все-таки позже? С другой стороны, если рушить отношения этой новостью, то лучше в начале, чем потом, когда я уже к нему полностью привяжусь. На сердце тут же стало неспокойно, и, хоть плакать уже не хотелось, ладони предательски вспотели. День из повседневного как-то резко перешел в вечер откровений. Причем, не самых приятных. Долг бился в моей груди напополам с собственным страхом. Вспышками пролетали отдаленные воспоминания из прошлой жизни — тихие смешки, темный угол, тревога из-за того, что происходит что-то непонятное. Я обратила глаза на чужую шапку, внезапно находя успокоение в подвижных благодаря иллюзии зрачках лягушки. Они часто выражали какую-то эмоцию, которую Фран хотел сам транслировать окружающим — в этот раз, как ни странно, глаза шапки были устремлены прямо на меня. Что было немного страшно. Ну и мило тоже, чего таить. — В больнице, — тихо начала я, переплетая от волнения пальцы, как это обычно и бывало в стрессовых для меня ситуациях. На фоне мелькали прощальные титры пополам с типичной песней. — Мне сказали, что течка будет проходить каждый месяц. — Зна-аю, — пожал плечами Фран и перевернулся на спину, чтобы лучше видеть мое лицо. Он выказывал участие всем своим видом, отчего я скуксилась, переживая, что могу потерять весь настрой на разговор. Но он должен знать об этом, верно? Это то, что может мешать нам, а я не хочу, чтобы что-то причиняло дискомфорт. — Я не думаю, что хотела бы этого. Секс мне… — горло сжало спазмом, как только я вспомнила дешевый шантаж двоюродных братьев, — не так интересен, как остальным. На самом деле, я даже его боюсь. Фран словно бы недоуменно затих. Может быть, из-за того, что на прикосновения я обычно реагировала охотно, а, быть может, из-за того, что не произвожу впечатления неправильного человека. Я вперила глаза в пол. Если уж начала, нужно идти до конца. Прямо как в тот момент, когда я, глотая слезы, решилась рассказать об этом матери на кухне поздней ночью. — Не из-за того, что ты мне не нравишься. Ты мне нравишься! — тут же поспешила его заверить, чтобы он не придумал мне какое-то оправдание. — Дело в том, что… был случай. До меня домогались мои двоюродные братья. Я тогда не совсем понимала, что происходит. Я замолчала. Пришлось сильнее сжать собственные руки. Мне казалось, что я пережила этот случай и отпустила его. Психолог мне сказала, что в этом не было моей вины. Мама сказала, что в этом не было моей вины. Так почему мне все еще так тяжело говорить об этом, даже вспоминать? Плакать, конечно, не хотелось, но все еще до одури жутко. — Они… воспользовались мной, — через силу проговорила, все же поморщившись. Фран повернулся полностью, теряя меланхоличный вид. Уставшими глазами было тяжело разглядеть выражение его лица, но я видела, как предательски дрогнули его пальцы. Среди чужих эмоций можно было явственно разобрать сочувствие и растерянность. — Если не хочешь говорить — не говори, — быстро среагировал парень, протягивая мне руку. Хоть его голос и был лишен эмоций, но то, что он перестал тянуть гласные, уже о многом говорило. Я нахмурилась, но руку послушно сжала своей. Наши пальцы соприкоснулись, и своими теплыми ладонями я начала согревать его, холодные. Даже сквозь повязку это было ощутимо, и стало якорем среди буйных эмоций, так что я сожалеюще стиснула его руку сильнее, будто цепляясь за последнюю надежду. — Я хочу, — тяжело сглотнув, продолжила. — Хочу, чтобы это не было открытием в будущем, когда течка начнется. Когда моя бабушка узнала об этом, она сказала мне, что я согрешила. Что мне нужно покаяться. Тогда я почувствовала себя очень грязной, и мне стало страшно. Я до сих пор чувствую себя такой… испорченной. Пришлось прерваться для того, чтобы схватить немного воздуха высохшими губами. Картинка стояла передо мной все так же ярко, как и несколько лет назад. Омерзительное ощущение падения собственной души, грязноты тела. Двоюродные братья сверкают заговорщицкими взглядами, ухмыляются чему-то своему, что-то помышляют. Находят где-то потрепанную обивку когда-то машинного кресла и кладут в угол заброшенной комнаты. Самый темный угол, вдалеке от окна, и так, чтобы сразу было слышно, если кто-то войдет. Страшно им, очень страшно, если кто-то заметит. Фран сильнее сжал мою руку, безмолвно поддерживая. — Всё хорошо, — прошептал он, поглаживая забинтованную ладонь большим пальцем. Стало даже щекотно, и это отвлекло от неприятных воспоминаний. Я несколько раз на автомате кивнула, пока находилась в прострации и ненависти к тем событиям, что произошли. — Сейчас всё хорошо. Это больше не повторится. — Я хотела прекратить это. Это происходило не один раз, — я скривилась, чувствуя, как горькие слезы попадают прямо в рот и тают на языке. Они бежали по покрасневшим от стыда и злости щекам, стекали вниз, по шее, прямиком в плотно застегнутому воротнику рубашки. — Но когда я об этом говорила, они шантажировали меня — говорили, что расскажут моей матери о том, какой я стала шлюхой. Рыдания стиснули горло. Нужно было рассказать последнее предложение, но ни физических, ни моральных сил не было. Когда я думала об этих событиях, все не казалось мне таким ужасным, но стоило мне только сказать вслух, как мои слезы было не остановить. К тому же, мне всегда была важна реакция собеседника после этой новости. Я всегда боялась осуждения. Что человек отвернется от меня после того, как я ему об этом расскажу. Будто какую-то поломанную вещицу выкинут на помойку и забудут. Как бракованный товар вернут обратно производителю. — Ты же понимаешь, что ты ни в чем не виновата? — шепотом спросил парень, проницательно глядя на мое зареванное, покрасневшее лицо. Его зеленые глаза стали безмолвной травой на безветренном поле. — То, что с тобой произошло, никак не изменило тебя для остальных. Ты не стала грязнее. Ты не стала хуже. Замотав головой, прижала одну ладонь ко лбу, чтобы немного успокоиться. Его слова немного облегчили мои рыдания. — Тогда я этого не понимала, — прикусила губу и повернулась к нему, чтобы видеть лицо и его реакцию на весь рассказ. Хоть и чувствовала внутренне, что никакого отвращения у него ко мне не появилось, да и пальцы все еще были переплетены — наши руки стали одинаково теплыми. — И боялась, что, когда мама узнает об этом, она откажется от меня. Прошлая жизнь могла бы сломать меня. Но, как часто говорят, «что не убивает нас — делает сильнее». Много тяжелых событий произошли, и именно они сделали меня такой, какой я стала. Непроработанные травмы стали частью моей личности, с которой я не хотела бороться. Я знаю, что мне стоило разобраться со всем этим, стать более адекватным и нормальным человеком, но на это не было ни мотивации, ни денег. — Ты ей рассказала об этом? — он взял небольшую прядь моих отросших волос и заправил её за ухо, чтобы она не мешала обзору. Волосы обласкали мокрую щеку, заставляя прикрыть уставшие глаза. Сквозь ресницы посмотрев на его лицо, на котором плясали тени, я фыркнула, постепенно беря себя в руки. Мультфильм закончился, и все затихло. — Да. Это было страшно, страшнее даже сегодняшнего раза, — его взгляд требовал продолжения, её реакции. Казалось, что он готов был ударить мою мать за то, что со мной происходило. А ее рядом не было. — Она заплакала. Сказала, что подозревала это — и почему-то молчала. Еще она сказала, что готова прикончить этих ублюдков, что сотворили со мной такое. — Я тоже, — доверчиво добавил парень, прижимая свои музыкальные пальцы к моей щеке. Я утомленно прижалась к его ладони лицом, прикрыв глаза. Впервые за все мое существование я почувствовала себя дома. Место, в котором ты можешь быть собой, где тебя точно примут, и не будут заставлять делать что-то, что тебе не нравится. То, что он принял все это, внезапно обрушило огромный камень с моей души. А его слова хоть немного, но помогли вновь принять всю эту ситуацию. Как и с психологом, когда она сказала, что это было ужасным поступком со стороны моих братьев. Не с моей. Мы молча соприкасались, и в этот момент я поняла, что люблю его. Это не было каким-то озарением, не было каким-то тайным знанием. Постепенно растущее во мне чувство, что становилось сильнее с каждым его поступком. То, как он всегда ждал моего согласия; то, как он чутко подмечал какие-то важные для меня вещи; то, как он обо мне заботился. Интересно, он почувствовал это от меня? Парень поднял брови, не понимая, почему я так долго и внимательно на него смотрю. Но в этот момент он был самым привлекательным человеком за все мои обе жизни, и я говорю о красоте скорее внутренней, хоть и внешней он не был обделен. Даже при том, что он был профессиональным убийцей, в нем было куда больше адекватности, чем в некоторых моих «нравственных» родственниках. — А когда я прикасаюсь?.. — задал незаконченный вопрос Истинный, словно боялся даже предполагать. Не то чтобы я плохо реагировала на его прикосновения, но его опасения можно понять. — Мне нравятся прикосновения. Я вообще тактильный человек с близкими, — я неловко улыбнулась, пальцами поглаживая его по раскрытой ладони. Это было приятно, к тому же, мне нравилось чувствовать, что кто-то рад прикасаться ко мне и принимать в ответ мои прикосновения. — Наверное, это из-за того, что я не помню всего, что происходило. Всегда только начало. Фран проводил взглядом собственные движения, когда легкими мазками пальцев прошелся по лицу ото лба до подбородка. Большим пальцем он дотронулся до заметного шрама, что оставил мне в подарок Бельфегор. Я хихикнула от этой незатейливой ласки, совсем забывая про собственные слезы и покрасневший кончик носа. — Но сам секс, — он не запнулся на этом слове, как обычно делают смущающиеся подростки, — тебя пугает? Что именно? Этот вопрос заставил меня и задуматься, и засмущаться одновременно. Говорить на такие откровенные темы с человеком как-то странно, если ты самому себе боялся в чем-то признаться до этого времени. — Прелюдия ощущается приятной, — медленно кивнула, из-за чего как бы потерлась о чужую ладонь, — но дальше… скорее страшно, чем отвратительно. Если это важно, мы могли бы что-нибудь с этим сделать?.. Рука Франа стекла на метку, обводя её уже зажившие края. Теперь это не вызывало каких-то инородных чувств, только прикосновение холодных пальцев. Чувствительные рецепторы будто притупились, и я даже не ощущала какого-то безмолвного приказа от парня, как это было с Гилбертом и Эдом. Чужое доминирование всегда казалось особенно неприятным. — Я асексуален, — он скосил взгляд равнодушных глаз куда-то на окно, а после опять обратил все внимание на мое лицо. — В подростковый возраст у меня не было влечения, в то время как остальные заглядывались на омег. — Может, это позднее созревание? — я подалась вперед, чуть ли не утыкаясь с ним нос-в-нос. Было интересно узнать больше о нем, так как из нас двоих темной лошадкой всегда был именно он. Я многое о себе рассказывала, а он предпочитал скрываться, и открывался маленькими клочками. — Может, — он просто пожал плечами, возвращая все к изначальной теме разговора. В своем стиле. — Когда начнется течка, что нам делать? Я замялась. Хоть я и часто думала об этом в последнее время, как этот день приближался, но все же не могла сформулировать свои мысли правильно. Я не могу скрываться от этого все время, иначе начнутся болезни, но так же я не могу допустить того, чтобы мне это все не нравилось даже на подсознательном уровне. — Я не знаю, — беспомощно выдохнув, пояснила, — у меня пока не было ни одной. Я даже не знаю, как это ощущается. — Нужно будет попробовать в ближайшее время и разобраться, — его взгляд поверхностно перетек на мои губы, и я их рефлекторно облизнула, из-за чего мы тут же отвели глаза, — ох-х, у меня-я уже спина-а болит так сиде-еть. Он вернул свой привычно-тянущийся тон, закрыв этим душещипательный разговор. Немного отстранившись, парень целиком лег на спину, из-за чего забавная шапка сдвинулась с его головы и грозила упасть на пол. Я легким движением взяла её и положила на колени, чтобы лучше рассмотреть. — Как её зовут? — чтобы отвлечься, задала максимально дурацкий вопрос, который задают дети при знакомстве. Фран беззвучно хмыкнул: — Это-о спроси у Бел-се-емпая. Его иде-ея, — он махнул рукой, отгоняя надоедливые упоминания о собственном напарнике. — Но може-ешь как-нибудь назвать. — Никак называть не буду, а то привяжешься к ней до конца жизни, — закатила глаза, осторожно положив шапку на край кровати, а сама перетекла в лежачее положение, грудной клеткой соприкасаясь со свежим покрывалом. — А без шапки ты красивый. — А в шапке-е стра-ашный, — съязвил Истинный, не удержав свою натуру, но я ощутила волну его растерянности от такого заявления. — А в шапке не оставляешь мне иного выбора, кроме как влюбиться, — я рассмеялась, утыкаясь ему подбородком в плечо. Фран тихо вздохнул и начал перебирать мои волосы на затылке, что чуть не заставило меня мурлыкнуть. После этого легкого дня хотелось заснуть в таком положении, не думая ни о чем, кроме того, что все хорошо. Казалось, что даже недавнее нападение Мельфиоре не способно разрушить эту восстановившуюся идиллию, однако, внутри все равно все сжималось в ожидании чего-то нового. Нового нападения ли, похищения ли — не знаю, но полностью успокоиться я смогу только тогда, когда тот монстр с фиолетовой татуировкой умрет у меня на глазах. И не воскреснет. — Все-е хотел спроси-ить, — задумчиво протянул альфа, отстраняясь, чтобы заглянуть в глаза. — Ты была-а в монастыре-е… давала какие-то обе-еты? — Это был монастырь для омег, — я замялась, раздумывая над этим. Воспоминания охватывали не все, только наиболее яркие события, поэтому так, сходу, сказать трудно. — Рано или поздно каждый из нас найдет Истинного, так что давать обеты бессмысленно. — А ка-ак же жи-изнь в страда-аниях, отмы-ывание болью гре-ехов? — ухмылка расползлась по его лицу. Удивительно было слышать такое заключение от человека, который в свободное время зачитывается религиозными текстами. Если Ад существует, то он стопроцентно попадет туда. Надеюсь, что его не прикончат черти сразу же, как только он там появится, ведь он способен вывести из себя кого угодно. — Это, конечно, была секта, но не до такой степени, — я передернула плечами. Каков был шанс, что мы с Франом встретимся? Действительно один на много-много вариантов, ведь Мари могла бы сдаться, остаться в монастыре, и там бы её убили — а меня бы не отпустили, и тогда противники нашли бы еще раз и закончили эту работу. Все еще удивительно осознавать, что я умерла, какое-то время была мертвой, а потом переместилась сюда. По прошествии стольких дней в моей душе поселились сомнения, что я все это выдумала. Это действительно пугало. Мозг иногда выкидывал такие фокусы, что и опытные иллюзионисты могли позавидовать. С другой стороны, я ничего не могла с этим поделать — оставалось только плыть по течению, подстраиваясь под обстоятельства. Что ж, надеюсь, за сегодня я выплакала все слезы, и в дальнейшем у меня будут силы, чтобы бороться. А пока… — Давай еще один мультик. — Ты опя-ять буде-ешь пла-акать. — В этот раз точно нет. — Да-да-а, пятый ра-аз слы-ышу.