Сенека

Изменения — не важно, к лучшему они, или к худшему, — всегда сопровождаются разрушением. Так я умерла, и так обрела новую жизнь. Это как скептицизм нигилиста только с одним нюансом: далее следует созидание. Когда я еще училась в университете, у меня были затяжные месяцы апатии — она приходила, как старая подруга, и обнимала меня за плечи, укутывая в плед бессмысленности этой жизни, всех действий и волнений. Стараясь выйти из этого состояния, я также пыталась изменить что-то, и это неумолимо влекло за собой череду неприятностей. Все вокруг рушилось. Отношения с друзьями, мечты, стремления. Раз за разом приходилось идти дальше, закрывая глаза на горящие мосты позади, преодолевая немыслимые для меня, в то время, проблемы. Я брала на себя ответственность (может быть, даже слишком) за собственные решения, какой бы страшной она ни была; вытирая тихие слезы на кухне, без чужой поддержки и утешающих слов, взрослела. Взрослеть — это тяжело. Если бы можно было поставить рейтинг этому явлению, я бы поставила минус сто. Стоя напротив Равати, с чужими размытыми воспоминаниями в голове, с коробочкой в дрожащей руке и решительным выражением на юном лице, я вдруг заметила, что она совсем не изменилась. «Это невозможно», — такой была первая мысль, пропитанная сомнениями. «Все люди меняются со временем, просто это может быть незаметно», — следом пронесся аргумент. «Ты её совсем не знаешь», — вдруг опомнилась я, шагнув назад, к уже закрытой двери подгорающего с одной стороны особняка. Верно, я её совсем не знала, и не могла судить, изменилась ли она, или нет. Это был словно отголосок прошлой владелицы тела, которая с ностальгией встретила давнюю знакомую и пожалела о потерянных годах своей жизни. Скривившись от некого раздвоения в личности, вставила в коробочку горящее пламенем кольцо, и Солнце сверкнуло в пугающей паутине бездны живительным теплом. Олень появился передо мной желтыми искрами и, дернув головой, затих, словно к чему-то прислушивался. — Я уступаю тебе первый ход, — противница снисходительно качнула головой, всё еще держа флейту на весу, около губ. Вместо того чтобы сразу атаковать, я застыла в ожидании. Глупо идти напролом, когда не знаешь способностей соперника. Стоит только мне начать бой, она прознает про большинство моих техник, и тогда не останется шанса обескуражить и ударить. Не то чтобы я практиковала такой стиль боя — я вообще никакой стиль не практикую. Хотя, считается ли «выживание» стилем? Сенека прижал овальные уши к голове, напряженно разглядывая Равати. — Мы не в шахматы играем, — всё-таки высказала свою мысль, намекая на цвет волос. У неё они были черными, как пугающий мрак в какую-нибудь гадальную ночь, а у меня — светлыми, как сгущенная молочная пена в кофе и сверкающая пшеница разом. Белые ходят первыми. Есть легенда, что черный являлся цветом, приносящим удачу, и потому светлым фигурам дали шанс как-то противостоять удаче противника. Если переносить эту очень красивую и, безусловно, слаженную легенду на реальность, то я надеюсь, что черный цвет волос Равати удачи в этой битве не принесет. Девушка скривилась так, словно успела меня сразу же после этих слов похоронить. Мелодия флейты растеклась по окружающему пространству, как яд, медленно пропитывающий живительный кислород. Я застыла на месте, чувствуя, как Солнце горит внутри меня, словно бы опутанное липкой паутиной — коробочка задрожала в руке, силуэт оленя дернулся, когда я подняла глаза на Равати. Там её уже не было. Лишь зимний пейзаж, до боли знакомый, ели по бокам (где-то срубленные, где-то гнилые), и я утонула в ледяном сугробе по колено. Вот, значит, как. Иллюзионисты очень любят пробираться пламенем в чужую голову, ворошить воспоминания в поисках самых больных, чтобы надавить на прошлое и заставить человека поверить в то, что всё вокруг — реальность. С этим у меня были небольшие проблемы: я и реальный мир не всегда воспринимала реальным. Девушка пытается опутать своей волей моё пламя внутри, но нити рвутся сразу же. Ориентируясь на ту девочку-Мари из прошлого, она совсем забыла, что люди растут и учатся, расширяя диапазон умений. Дышать становится легче — кольцо понемногу искрит, когда я чувствую, что пространство искажается позади. Нападение со спины, как же это грубо. Уклоняясь от удара, встаю в стойку, которой научил меня Луссурия. Кажется, это было так давно, что происходило в прошлой жизни. Олень вышел вперед, под его ногами разрезалась иллюзия, расцветал настоящий мир предрассветной росой. У Франа морок развеивался, как настоящий туман под лучами солнца — кажется, у каждого иллюзиониста свои особенности использования. Насколько помню, даже мальчик-утопленник имел совсем другое воздействие на психику. Нападающая оказалась дешевым фокусом, и мне пришлось усиленно сосредоточиться, чтобы не пропустить следующий удар. Своими выбросами девушка будто пыталась не убить меня, не ранить, а завести куда-то: в ловушку или в спасение? Пауки вились под ногами черненым ворохом, как движущаяся земля во время катаклизма. — Глупо ожидать честности от иллюзионистки, — сама себе прошептала под нос, крепче сжимая кулаки в стойке. Надоедливые насекомые рылись под подошвой, но я никогда не боялась этих тварей. Легко идти вперед, когда страх не твой. Двигаясь хаотично и зигзагами, избегая иллюзорных ударов взявшимся из ниоткуда кинжалом, я случайно наткнулась на дерево, и тут же удивилась, что мы так далеко зашли. Лес был, как минимум, в километре от особняка, а это значит, что Равати либо должна увести меня от сражения, либо похитить, чтобы доставить в Мельфиоре. И то, и другое было не очень хорошим итогом для меня, так что, схватившись за крепкую шею подрагивающего в пламени оленя, я поспешила сесть на него. Это было неудобно без седла, и каждое движение животного чувствовалось, но выбора не было. Сенека встал на дыбы, вынуждая меня крепче прижаться к нему всеми конечностями в надежде пережить его барьерную форму, и Солнце расползлось по пространству вместе с его криком, разрушая довольно-таки некачественную иллюзию. Деревья закрыли вид на горящее здание, так что пришлось прищуриться, чтобы понять, как далеко мы находимся. Мельфиоре так любят поджигать все, что это даже перестает быть забавным. Лишь бы только с Франом все было нормально. Это беспокойство слегка сбавлял тот факт, что связь стабильно передавала его искреннюю усталость и ни капли боли. Пока он не надевал свое странное кольцо, блокирующее все чувства, я могла понимать, что он еще жив, и меня это успокаивало. Равати стояла около лиственниц (могли ли они произрастать в этом регионе, или девушка просто решила вспомнить прошлое?), и атмосфера была такой же, как и в их первую близкую встречу. Её взгляд, заглядывающий в душу, этот прищур и фальшивая улыбка понимающего человека. Не я победила иллюзию, она позволила мне это сделать. — Каково это — находиться на грани смерти? — повторила она свой вопрос, с которого всё и начиналось. Сенека встал боком, не подходя к иллюзионистке близко из моих вполне здравых опасений. — Холодно, — коротко ответила, внимательно вглядываясь в её меняющееся лицо. Равати опустила флейту, ухмылка разрезала её маску: — Значит, они чувствовали жар, — девушка посмотрела на небо сквозь застилающие кроны деревьев. Молчание затопило пространство неуютной недосказанностью. — Знала ли ты, что первый пожар устроил Ска Иси? Будь здесь Мари, она бы начала рьяно отрицать любое поползновение в сторону своего учителя, хоть время от времени у неё и возникали некоторые сомнения в правильности его поступков. Мне же была безразлична их драма, потому как меня эти события нисколько не касались; Равати, будто заметив отражение мыслей на моем лице, ошпарилась неприятным удивлением. На её руке сверкнуло обручальное кольцо, как грустная насмешка. Не представляю, как тяжело ей было все это время находиться с убийцей своего учителя, зная, что тебя могут убить в любой момент, потому что ты бесполезна. Отблеск металла слегка отрезвил меня — у иллюзорных двойников кольца не было, будто бы девушка подсознательно отталкивала этот элемент в своем образе. Значит, всё-таки реальность. — Есть ли разница, если вы его все равно убили? — пожала плечами, хватаясь одной рукой за густую шерсть оленя. — И мы кого-то ждем? — Хочешь подраться? — хмыкнула Равати. Силой иллюзиониста чаще всего был именно ум, воображение, а не физическая оболочка, потому они часто не вступали в прямой поединок, отсиживаясь где-то в сторонке, пока противник не сойдет с ума. — Две девушки будут драться в грязи, ну что за клише, — закатила глаза, пока Сенека фырчал под успокаивающими (и меня, и его) движениями. Достаточно ли умно будет подметить вслух, что первый вопрос она проигнорировала? С другой стороны, какой был бы смысл в её рассказе, если бы я не поверила ей на слово (хотя, с моей доверчивостью — да, поверила бы)? Стараясь не слишком менять выражение лица и позу, приготовилась к тому, чтобы напасть на Равати. Считает ли она, что уже довела меня до края, до места, в котором все должно преломиться? Нельзя недооценивать её, ведь опыта у противницы куда больше, чем я могу себе представить. Олень, подчиняясь моему резкому движению, рванул вперед и толкнул девушку копытами на землю. Равати такого не ожидала: это было заметно как по расширившимся глазам, так и по тому, как флейта упала в траву неподалеку. — Что ты, дьуотту, творишь? — зашипела она змеей, пытаясь найти рукой выпавшее оружие, не переставая следить за мной глазами. Я соскользнула с оленя, толкая её обратно к земле — честно говоря, в этот момент я сама себе показалось до ужаса жалкой, словно нападаю на человека, который ничего плохого против меня не имел. Боюсь, сама противница такими нравственными дилеммами бы не озаботилась. Пламенный олень, сверкнув пару раз, исчез в коробочке, которая давно оказалась запрятана в кармане плаща. Девушка скривилась, поняв, что отступать я не собираюсь, и, увернувшись от удара, и поменяла нас местами. Как и предполагалось, она даже не задумалась, прежде чем сломала мне нос. Ох, это было… больно. И грубо. Пламя уже спешило все залечить, и из-за этого придется ломать нос еще раз, потом, чтобы все встало на свои места. Будто бы исчерпав свою злость, противница прижала мои руки к грязной поверхности и, тяжело дыша, сверлила меня взглядом. Я слизала с губ появившуюся мелким ручейком кровь, и поморщилась. Ладно, может быть, нападение было лишним — у Равати после удара Сенеки, должно быть, останутся синяки, если не прибавится к этому каких-нибудь переломов. — Ты ничего не знаешь, — констатировала девушка, наклоняясь ближе. Мы столкнулись носами. — Я не убивала Ска Иси. Я была верна ему до самой его смерти. Он приказал отправляться за этим туора киһи, чтобы у тебя было время, а после унес с собой несколько жизней, выкурив трубку с ядом. Ханна бардыҥ теперь, а? Нападаешь на своих. Сааттаах! Я закатила глаза: хоть слова на другом языке, пробиваясь сквозь преграду моей памяти, с промедлением обретали своё значение, запальчивая речь Равати была очень странной. В какой-то момент меня даже поглотило сомнение, нет ли у неё капли урагана в пламени — настолько порывистой, резкой и злой она была в своем стремлении оправдаться и заставить меня почувствовать вину за свои действия. — Ты заявляешься с нашим врагом, уводишь меня в лес и думаешь, что я буду просто ждать, пока меня закинут в багажник? — морщась от боли, всё же выгнула скептично бровь. Равати отпустила мои руки, на которых расцвели-завяли алые гематомы. — Я думаю, что ты идиотка, раз считаешь, что я перешла на сторону этого безумца, — девушка нахмурилась, отползая от меня в сторону флейты, но не поспешила сразу вызвать еще одну волну иллюзий. — И я, и Кританта нужны Мельфиоре лишь потому, что знаем твои слабые места. Ты умрешь — убьют и нас. — Кританта умер на моих глазах от рук Кадакии, — горло пересохло. Значит, то тоже было иллюзией. Если только они все встретят меня, мне будет тяжело оправдать изменения в характере — я уже доказала своими высказываниями отсутствие потери памяти, так что придется выдумывать что-то иное. Грудной хохот пронесся по окружающему пространству, спугнув затихнувших птиц. Я прижала раскрытую ладонь к носу, пытаясь проверить, насколько все плохо вышло. Выводы были неутешительными, но на что-то хорошее я уже и не надеялась. Смех резко оборвался, вызывая тревогу в солнечном сплетении. — Кританта даже не знал, что его невеста прикончила, — девушка тряхнула волосами, пальцами убирая из прядей застрявшую траву. Я, кашлянув пару раз, встала с прогретой земли тоже, чтобы не смотреть на неё снизу вверх. Мы встретились глазами: в её темных омутах сквозило неприкрытое хищное безумие. — Впервые встречаю человека, который так сильно ошибается во многих своих суждениях. Всё еще поразительно, как в этот лес не забралась Вария. Что-то подсказывает мне, что планом варийцев и было дать Мельфиоре меня украсть. Может быть, они просто хотят от меня поскорее избавиться, чтобы жить не мешала? Не хотелось бы надеяться на то, чего нет, но я думала, что мы, вроде как, пришли к тому, что убивать меня не стоит. Слова Равати больно кольнули душу: хотела ли она сказать, что Кританта еще жив? Тогда это бы значило, что увиденный Мари человек в заброшенном здании не был Критантой — это была настолько качественная иллюзия, что у неё даже не было сомнений. Но тогда это становилось для меня огромной проблемой: я не Мари, и никогда ей не была, а это значит, что придется либо ей притворяться, либо идти в своем характере до последнего. Не хотелось бы этого признавать, но настоящая владелица этого тела была более бойкой и импульсивной. Она бы не смогла промолчать там, где обычно молчу я, и смогла бы она выжить в Варии, с её-то самоубийственными наклонностями говорить всё напрямик? — Ты хочешь сказать, что Кританта жив? — вспомнился и подгоревший тотем на фоне окровавленного пола, и стрелы, и грозовое пламя. Руки задрожали от одной только самообвинительной мысли, что Кадакии в тот день я не смогла помочь. Тогда был тяжелый день, и я с трудом понимаю, как не сошла с ума от стольких произошедших событий. — А с чего бы ему быть мертвым? — с некоторой иронией вопросила Равати, крутя в руках отливающую алым цветом флейту. Я, тяжело вздохнув, хотела потереть кончик носа указательным пальцем, но вовремя вспомнила, что успела поваляться в грязи. Вдох отдался болью в неправильно срощеном носе. Ай. — Может быть, если бы Ска Иси не занимался остракизмом, у меня было бы больше вариантов для ответа? — сарказм, как средство психологической защиты, нашел свой выход. Девушка сжала кулаки, как делала это каждый раз, когда я оспаривала какие-либо решения шамана, и, глухо зарычав, начала идти на меня. Под моими торопливыми шагами хрустели сухие ветки, и спина вдруг столкнулась с шершавой корой дерева. Равати вцепилась руками в воротник плаща, сжав ткань до неприятного треска, и острый кончик флейты уперся мне в линию подбородка. — Да что с тобой не так? Раньше ты была… — глухо процедила противница. Несмотря на то, что она обращалась ко мне, я не видела в её глазах ни капли узнавания. Будто она видела во мне всё еще ту маленькую девочку, которая внимала каждому слову в ожидании интересных приключений, и теперь не могла понять, куда она делась. Я склонила голову к плечу, отчего чужое оружие чуть не оставило небольшую царапину. Что ж, одним шрамом на лице было бы больше. — Неважно. Нам нужно скорее идти, пока Бьякуран не отправил отряд за тобой. И за мной теперь тоже. Она действительно ожидала, что между нами все будет так же, как и раньше. Все эти годы, пока Мари была в монастыре, Равати построила себе идеальный образ спасительницы в виде Мари, и теперь, столкнувшись с болезненной реальностью, не желает верить, что надежды не оправдались. Она ожидала увидеть жертвенную, храбрую, но, при этом, легковнушаемую девочку, которую оставили под тяжелыми сводами монастыря вместе с пускающей корни болью. Вместо этого она получила меня: саркастичную, недоверчивую, не желающую жертвовать собой во имя всеобщего блага. — Тебе меня похитить не удастся, — стараясь выглядеть не слишком развеселено-напуганной, фыркнула ей в лицо. Равати сморщила свой аристократичный нос с выделяющейся горбинкой. — Мне нужно вернуться к Варии, и поверь, они защитят меня точно. — Ну надо же, что-то я нигде их не вижу, — Равати с намеком оглянулась, и толкнула меня к дереву, отчего я сдавленно охнула. — Не забывай, что Бьякуран в любой момент может установить с тобой связь, и тогда у него будут все права на тебя. Никто не сможет что-то противопоставить Истинности… Она могла бы продолжать и продолжать, выливать все свои накопившиеся переживания единственному человеку, который был способен её понять — кому бы еще всё высказать, как не виновнице? Задыхаясь от собственных эмоций, девушка остервенело сорвала обручальное кольцо с безымянного пальца и выбросила его в траву. Оно быстро потерялось в темной зелени итальянского леса, и Равати сразу же опустила плечи в бессильном отчаянии. — Твоя информация давно устарела. У меня уже установлена связь с Истинным альфой, — не желая сильно её огорчать (её неадекватно-непредсказуемые реакции меня больше пугали, чем заинтересовывали), я подняла руки с открытыми ладонями к груди, чтобы показать свою безоружность. Именно в этот момент связь с Франом закрылась, и его эмоции, проходящие фоном, как старая мелодия, резко оборвались. Он надел то жуткое кольцо, ради которого продал душу, и теперь, если с ним что-то случится, мне не удастся этого узнать. Это выбило меня из колеи больше, чем я думала. Ланка внутри обеспокоенно зацокала копытами, хотя до этого упокоено лежала на одном месте. — Ты бесполезна, — прошептала ученица шамана в ужасающем озарении. Её тонкие пальцы начали подрагивать на флейте, когда она зашагала вокруг, меряя рваными движениями небольшой клочок земли. — Ты бесполезна теперь так же, как и я. Мы обе… нам не жить, Мари, ты это понимаешь? Зачем я всё это делала?! Столько лет, столько мучений и страхов, и я надеялась!.. Равати завыла, падая на колени. Это была смесь острого рыдания, волчьего воя и надтреснутого кашля. Предсказывающая смерть банши. Неустойчивость её поведения не позволяла мне использовать привычные шаблоны для успокоения, поэтому я застыла на месте, боясь, что невольно спровоцирую девушку на какой-нибудь опасный поступок. Для самоубийства она слишком сильна духом, а вот для убийства мотивации хватит вполне. Неловкая мысль о побеге скользнула в мою голову, но тут же потухла. Если Бьякуран действительно убьет меня, как только узнает, что я больше не его Истинная, мне нужно действовать осторожнее. Была только одна проблема: всё еще было непонятно, почему убийца не узнал связь с другим по запаху сразу. Взяв себя в руки, морщась от гудящей боли в носу, я присела перед Равати. Она закрывала лицо ладонями, будто пыталась оградить себя от окружающего мира. Теперь, когда на её пальце не было не вписывающегося в картину кольца, становилось иррационально легче. — Хей, давай успокоимся, и всё обсудим, — это было плохим началом, но иного выбора у меня не было. Девушка вскинула на меня темный взгляд покрасневших от слез глаз, и на дне зрачков я увидела как ненависть, так и надежду. — Мне нужен ответ только на один вопрос, чтобы понять, как дальше действовать. Хорошо? Ученица шамана медленно кивнула, хоть слезы продолжали капать на землю под нашими ногами. Я глубоко вздохнула, пытаясь мысленно сформулировать свой вопрос, но, как назло, всё внутри путалось из-за потери связи с альфой. Сдерживая дрожь от этой низменной потребности в безопасности, я хлопнула легонько ладонями: то ли оттряхнув грязь, то ли приводя себя в чувства. — Почему Бьякуран не понял, что мы больше не Истинные? — голос слегка сипел от того, что я и сама с трудом сдерживала слезы. Ситуация казалась безысходной. — Он принял специальные таблетки, чтобы не отвлекаться, — Равати с упрямством оттерла свое лицо до покраснения и взглянула на меня с задранным подбородком, словно пару секунд назад не выла отчаянно. — У него есть план. Я притворилась, что поддерживаю его, но этот темный дух наверняка что-то заподозрил. Если ты вернешься сейчас, он всё поймет, и тогда у нас не будет спасения. Что же делать, о небо? Она глубоко задумалась, и хмурая морщинка спряталась между изогнутых бровей. — Что ж, я не вижу другого выхода, — опираясь на колени, я встала обратно. Спина болела от легкого сражения и удара о дерево, а голова — от иллюзий и усталости. Не хотелось думать и что-то решать, вновь брать ответственность за свою и чужую жизнь. Это напомнило вновь ситуацию, когда мальчик-утопленник протянул мне руку, и я протянула ладонь в ответ. Стоило ли этого того? Обещая раз за разом больше не вестись на такое, всё равно иду до последнего в своем стремлении всем помочь. Аргх! Равати неопределенно промычала, всё еще находясь в мыслях. — Я пойду за тобой. Воспользуемся эффектом неожиданности в следующий раз, если только он не способен предсказывать будущее, — неверяще хмыкнув, я протянула руку девушке и та, сощурив глаза и, наверное, не до конца уловив, что я хотела сказать, крепко схватилась за неё. Вставала она, что примечательно, на мою руку совершенно не опираясь.  — Ты же говорила, что сегодня без похищения? — несмотря на свой подначивающий тон, Равати цепко следила за изменениями в окружающем пространстве. Наша беседа была не столь долгой, но мы достаточно сильно задержались — и, быть может, за нами уже вышел отряд Мельфиоре. — Чисто технически, это будет уже не похищение, я же иду добровольно, — я пожала плечами. Любопытно, как она выведет нас обеих из-под прицела Варии и Мельфиоре. У меня уже не осталось сил даже опасаться, что моя доверчивость вновь приведет к опасной ситуации.