Сенека

бои жестокие кроваво бегут в леса, в дома, в умы спасенье наше — лишь отвага в безумном царствии луны.

У рядового дрожали руки. Он вцепился в свое оружие так, словно оно могло спасти его от неминуемого преступления, однако это было ложной надеждой. Вместо того чтобы спасать, орудие убивало. Рядовому хотелось думать, что убивает не он, а сталь ножа, что стреляет лишь пистолет, а не его пальцы нажимают на спусковой крючок. Это было легче: вот так перенести ответственность на неодушевленный предмет. Рядом с ним прошла смерть в человеческом обличии — тонкое лицо, худое, угловатое тело, пергаментная кожа и пустые глаза. Дрожь прокатилась по позвоночнику, и голова сама по себе дернулась в нервном тике. Посмотрев этому человеку в лицо, рядовой уже не мог отвести взгляда, хоть это и было до одури тревожно. Это было то самое чувство, когда что-то притягивает взор, и невозможно отцепиться, но зрелище настолько пугает, что начинает тошнить. Парень, ещё совсем мальчишка, постарался выглядеть не слишком напуганным. Младший офицер даже не обратил на него своего внимания, вглядываясь в просторное темнеющее небо. Напротив — несколько связанных соратников, еще недавно бившихся рядом с рядовым, но после малодушно струсивших. Их было не так много: два человека из всего отряда, но Вария таких ловила быстро. Их смешали с толпой раненных и пленных, и поставили шеренгу с оружиями из других членов отряда, чтобы произвести расстрел. — Пощады не давать, ши-ши-ши, — ураганный офицер проходил между рядами, что-то комментируя от скуки. Принадлежа к отряду Луссурии, рядовой уже привык к некоторым поблажкам в виду странного характера командира, а вот остальные офицеры вызывали какой-то животный страх. Украшение сверкало в свете луны, путаясь в блондинистых волосах. Принц повернулся к рядовому мельком, но парня будто бы прошила сотня (тысяча миллионов) иголок. Они стояли и сами не знали, чего ждут. Рядовой был человеком простым, может быть, слишком наивным для мира мафии. Родители послали его в Варию, чтобы он набрался опыта и вышел в люди уже известным, но это оказалось слишком трудным. Тяжелые тренировки, ни капли привязанности, гнетущая атмосфера и жесткая иерархия — в какой-то момент ему начало казаться, что он попал в Ад на земле, и совсем неясно, как до сего момента ему удавалось выжить. Как он вообще сумел пройти отбор. — Бе-ел-семпай, такие деви-изы во Фра-анции не очень-то и люби-или, — намекая на дни Великой французской революции, меланхоличный офицер сложил руки за спиной. Рядовой мысленно начал молиться о том, чтобы они сейчас в споре либо прикончили друг друга, либо совсем забыли о происходящем. Прямо напротив на него глядели бездонные в своей печали глаза друга. Видимо, больше не друга. Можно ли назвать себя другом, держа в руке пистолет и собираясь стрелять? «Он молчит, и от этого мне только страшнее. Если бы он кричал и бился, я бы мог его понять, а тут такое чувство… будто ему плевать», — парень крепко сжал губы, не позволяя мучительному стону души взметнуться в тишине. «Что же ты натворил, идиот? Кто тебя просил бежать? Умер бы, как герой, а так сдохнешь, как собака». Мысли неумолимо неслись вскачь, перепрыгивая с одной темы на другую, лишь бы не концентрироваться на происходящем. Над пожарищем былого особняка крепко сгущались навигационные сумерки. — Вро-ой, чего ждем, отбросы? — капитан, только подошедший к шеренге, тут же отдал уверенный и холодный приказ. — Стрелять! Хлопки выстрелов потонули в грохоте падения тел — по крайней мере, именно звук падения тел запомнился рядовому больше всего. Всё сузилось до одной точки: вот, казалось, совсем недавно друг подтрунивал над ним — «Эй, философ, а ты только лечить можешь?», — а теперь он упал вниз, в свежевырытую яму специально для расстрела. Рядом шипяще смеялся старший офицер, громогласно бурчал что-то о сопляках и наемных убийцах капитан, и почему-то непривычно-молча оглядывался парень в лягушачьей шапке. Мальчишка опустил пистолет, и его руку свело судорогой. Больше он не двинулся, продолжая смотреть на то место, где совсем недавно на коленях стоял другой рядовой. Ему не приходилось убивать знакомых. Он убивал людей, да, и достаточно много для своей должности в отряде Луссурии-нее-сан, но на его руках не было крови друзей. Рядовой помнит только первую отнятую им душу: молодая девушка, принадлежащая к вражеской Альянсу семье. После неё преступления превратились в рутинную работу, не вызывающую излишних переживаний. Однако… От тяжелых раздумий и даже некоторого страха его отвлек сильный удар по плечу — другой рядовой, нахмурив брови, впихнул ему лопату в руки, и принялся закапывать яму. Все они тут, как муравьи, вынуждены совершать какие-то абсолютно бесполезные, с точки зрения высшей цели, действия. — Какие же вы жалкие, ши-ши-ши, принцу смешно смотреть. — Та-ак вы ниче-его не видите-е, принц-само-озванец. — Еще хоть слово, и жаба лишится возможности не только видеть, но и болтать слишком длинным языком. — А-а, я та-ак напуган. — Если только исчезновением своей монашки, ши-ши-ши. — На меня-я да-аже мона-ашки клюют, а вы-ы до сих по-ор один, семпа-ай. — Потому что я принц, идиот. Принц достоин только лучшего. — Врой, заткнулись оба, чертов босс отдал приказ. Шипящий смех вторил пущенному в напарника ножу. Переругиваясь, офицеры исчезли с поля зрения уставшего после изнурительной битвы отряда. Мальчишка угрюмо уткнулся взглядом в темнеющую от крови землю, не замечая тихого бормотания рядом. Вонгола ушла, оставив территорию на Варию. Следующие действия планировались среди вышестоящих, и рядовой, к своему вящему облегчению, ничего о них не знал. Только выхватил среди толпы мрачное лицо Десятого, который усадил в отдельную машину свою жену, и сам глубоко задумался, не поздно ли еще покинуть эту разворачивающуюся в своих масштабах войну. Впрочем, расстрел ясно дал ему понять, что эти глупые мысли так и должны оставаться мыслями. Долгое время тишину прерывал только мерный стук лопат. Вскоре работа была закончена, и рядовой повернулся к угасающему свету на горизонте, выхватывая в немногочисленной толпе лицо грозового офицера. Жестокость и раболепие были заключены в его лице. Умевший использовать скудную и «танковую» тактику, мужчина всегда был на вторых ролях — рядовой не хотел бы думать об этом, но иногда Леви оказался ему очень и очень ограниченным человеком. Однако офицер был из тех, кто никогда не позволит себе слабости: если нужно — не пожалеет ребенка, ради босса можно уничтожить весь мир. Жестокость в Варии уважалась почти так же, как дисциплина и контролируемое безумство. Мужчина покрутил пальцем свои длинные, будто бы наэлектризованные, усы, и на лице его застыла презрительная гримаса. Обсуждали пропажу какой-то девчонки, и рядовой постарался проскользнуть скорее мимо, чтобы не быть пойманным на невольном подслушивании, но Леви поймал его, когда парень уже почти был у желанной свободы. — Эй, пацан, — старший офицер тут же поморщился, стоило ему понять, что рядовой не из его отряда. Но прогонять мальчишку было слишком поздно. — Чей? — Отряд Луссурии, с-сшш… — рядовой хотел уважительно обратиться к Леви, но вместо этого зашипел — широкая загорелая ладонь грубо сдавила ему плечо. Взгляд старшего убийцы, и до того сумрачный, сделался совсем уж стеклянным. — Я готов исполнять приказы. Он сказал это лишь для того, чтобы грозовой офицер отпустил руку, оттряхивая её так, словно касался чего-то очень неприятного. Видимо, солнечников мужчина не особенно жаловал. Это было неудивительно — как мальчишка знал, Луссурия был третьим человеком, которому доверялось командование Варии. Сначала Босс, потом капитан, и потом начальник. И при этом, солнечный офицер был не очень-то ответственным в своей работе, однако это нисколько не умаляло страха перед ним. Луссурия-нее-сан был беспощаден. Рядовой надеялся никогда не попадать к нему раненным. Лучше уж, как друг, упасть в выкопанную яму и быть закопанным, чем получить смертельное ранение в этой Семье. Слабаков здесь не жаловали, это верно — только самые отбитые при малейшем ранении шли к офицеру. — Где ваш офицер? — узкие темные глаза под нависшим веком тяжело просверлили рядового. Тот гулко сглотнул, не зная, как бы лучше ответить: говорить правду было самоубийственно. «Я видел, как недавно он тащил труп куда-то в кусты»? Нет, такое не скажешь. А врать было бессмысленно. — Неважно. Черт возьми, какой же вы все мусор. Пойдешь со мной. Мальчишка не успел даже пискнуть, как его потащили в наспех сделанный участок для переговоров высшей инстанции. Идти туда было страшно даже под давлением — от небольшого клочка земли доносилась такая сильная жажда убийства, что недавний инцидент с расстрелом вдруг показался пробной подпиской на это безумие. Леви, доведя широким шагом рядового до офицеров, толкнул его в спину так, что мальчишка ненароком упал на колени. — Босс, — теперь в голосе грозового офицера слышалось ничем неприкрытое благоговение. Рядовой поднял голову и поспешно встал, даже не оттряхивая колени — стоя под этими острыми взглядами, он не мог сделать даже лишнего вздоха. — Я нашел того, кто может отыскать эту девчонку. — Какая милая розыскная собачка, — нашедшийся внезапно Луссурия не преминул посюсюкать. — Но какой-то этот ребенок слишком хлипкий, Мари-чан он не потянет. — Врой, идиот, из твоего отряда рядовой, — Скуало взмахнул импульсивно мечом. Босс поморщился, скосив на него взгляд из-под темных ресниц. — Конечно, хлипкий. Ты же с ними не занимаешься, мать твою! От новоприбывшего не отрывал своего равнодушно-пронзительного взгляда младший офицер. Липкая, как пот, опаска начала стекать по телу рядового. Иллюзионист был известен своим острым языком и тем, что мог довести человека до самоубийства за час (если не меньше — специально никто не засекал), и находиться под его пристальным вниманием было пугающе. — Ладно-ладно, Ску-чан, — элитные убийцы пришли к какому-то компромиссу, что уже было удивительно. — Бо-осс, мы можем послать его? Я сегодня так устал, так устал… — Мусор, мне плевать, кто её отыщет, — алый взгляд, полный потаенной ярости, опустился на старшего офицера, и Луссурия замолчал, переставая выдавать странные жесты. — Если вражеская падаль перехватит девку раньше, я пристрелю и тебя, и твоего рядового. — Ой-ой, — прокомментировал это парень в шапке лягушки. — Какая опа-асная ситуация. — Босс, эта монашка не так уж и важна, — увещевания Леви прервал Скуало точным ударом в живот. Бельфегор засмеялся своим фирменным смехом, будто увидел что-то действительно смешное. — Тц, ты!.. — Врой, не тупи, придурка кусок, — капитан встал над лежащим телом, подняв меч. Рядовой, сам того не осознавая, попятился назад, чем вызвал еще несколько смешков. — Ты, отброс, девчонка сейчас в девятнадцати километрах от нас, точные координаты будут позже. Если не притащишь её, то лучше убейся. Мальчишка закивал так быстро, что, казалось, еще немного — и голова отвалится. Одновременно с этим он пятился-пятился-пятился, пока не отошел на достаточное расстояние, чтобы можно было уйти быстрым шагом. Спрашивать больше он не стал: ни о том, почему сами офицеры не могут пойти за девушкой, если уж она так важна; ни о том, почему, собственно, это делать заставляют его. Он просто молился, чтобы девчонка (или «монашка», как некоторые её называли) нашлась быстро и не оказывала сопротивления. — Та-ак спешишь поскорее начать по-оиск? — рядом всё это время неспешно шел младший офицер, и, обернувшись, рядовой наткнулся взглядом на его бесчувственное лицо. Лягушонок склонил голову набок, заглядывая в самую суть, и рядовой почувствовал подступающую к горлу панику. — Если на Ма-ари будет хотя бы-ы одна цара-апина… не на-адейся найти спа-асение да-аже после смерти. Пока-пока-а. Закончив свою довольно угрожающе-меланхоличную речь, парень медленно помахал рукой и пропал с поля зрения. Мальчишка скрыл дрожь, хотя у него продолжали трястись руки. Он знал, кто такая Мари, видел её издалека, но не понимал, чем она привлекла внимание столь странных людей. Она появилась в Варии совсем недавно — наверное, не прошло и месяца. Каждый раз мелькала в отряде, с этим убийственным, серьезным взглядом на молодом лице красивой девушки. Рядовой к ней не лез, хотя некоторые в первые дни пытались с ней познакомиться (шутка ли, симпатичная омега в Варии?), но ненавязчивое внимание со стороны туманного офицера быстро прорезало количество неудачливых ухажеров. Про девчонку ходило немало слухов, и все они казались бредовыми. Была похищена Мельфиоре? Состояла в печально известных Дочерях Магдалины? Спасла как минимум двадцать рядовых, раненных в бою около замка? Сдружилась с волевой Фердинанд? Лишила Гилберта своего места в отряде? Как минимум половина из всего этого было неправдой — мальчишка в этом был уверен. Начинался дождь. Осенняя погода сделалась совершенно невыносимой, и в один момент спокойная и безмолвная картина оказалась под натиском целой стены ливня. Капли падали вниз, обрушиваясь на землю, и небесный грохот в один момент осветился молнией. Рядовой запыхтел, зная, что укрываться бесполезно, и только плотный плащ мог хоть немного спасти его от холодной влаги. Точные координаты уже были на руках — это было так далеко, что нужен был как минимум мотоцикл, чтобы добраться в срок. — Черт, — мальчишка выругался. — Черт-черт-черт! Черт возьми!