Сенека

В книгах говорят, что стерилизацию предпочтительнее делать до прохождения первой течки — так понижаются риски возникновения заболеваний, связанных с маткой и яичниками. Операция влечет за собой большое количество необратимых последствий, о некоторых страшно даже думать. Так забавно рассуждать об этом, словно операция проводится над животными, чью популяцию нужно во благо сократить, но жизнь в этом мире куда более интересна. Стерилизуют и людей: омег, если быть точнее. Однако это происходит редко до первой течки, чаще после нескольких — потому как она проводится только с согласия альфы и при условии, что омега имеет не меньше трех детей. Я задумалась над этим только на половине пути, когда от дрожи в ногах и непрерывного желания начинало темнеть в глазах. Может быть, было бы легче сейчас без течки. Может быть, меня стоило стерилизовать. Такие мысли неумолимо вели к апатичному состоянию, и мне хотелось поскорее добраться до какого-нибудь стабильного укрытия, где я смогла бы лечь. На земле особо не полежишь — попросту неудобно. — Я передала Сумси данные о том, куда мы направляемся, — хмыкнула чему-то своему Равати, устремив взгляд вдаль. Я кивнула, находясь в прострации, не особенно прислушиваясь к её словам. Сознание словно плавало в тумане, и слова иллюзионистки пробивались сквозь мягкую вату. Моё состояние можно было сравнить с тяжелым гриппом, когда температура мешает ясно думать. — У тебя есть подавители для омег с собой? — об этом хотелось спросить еще треть пути назад, но решилась только сейчас. Она могла их носить с собой, ведь омег в этой «шаманской общине» было достаточно. Авид рядом чуть не подавился вздохом от того, что я даже не пыталась скрыть метафорами свою проблему. Мы приближались к Варии, а там была куча несвязанных альф, которым только и нужно, что учуять мой усилившийся запах от естественной смазки (даже думать об этом неприятно). Не хотелось бы создавать неприятную ситуацию, и даже если после подавителей мне придется лечиться несколько лет, это лучше, чем… чем повторение событий, что уже со мной происходили. Домогательства, шантаж — даже если Фран сейчас меня защитит (хотелось бы мне на это посмотреть), всё это не хотелось испытывать даже в малой степени. Равати зарылась во внутренний карман своей легкой куртки, что не спасала её от прохлады осеннего ветра. Наполовину приконченная пластинка с белыми таблетками показалась передо мной, когда она протянула руку. — Их подбирают врачи, вообще-то, — девушка сморщила нос, говоря мне ту информацию, что я и так знала, — тебе будет фигово, несчастье. — Извините, — в разговор вмешался рядовой, который чувствовал себя дискомфортно в нашей пестрой компании. — Мне влетит, если вам станет плохо. Теперь стало понятно, чего он так трясся надо мной, как гусыня над выводком. Только вот всё еще интересно, кто его мог так запугать — может, начальник? Хотя ему должно быть всё равно на меня, если только не появилась какая-то очень важная работа. Впрочем, ладно, сейчас это уже не так важно. Не обращая внимания на их слова, я щелкнула упаковкой, чтобы достать одну таблетку и рассмотреть её в пробивающихся лучах солнца. — А это точно подавители? — ироничная улыбка скользнула по моим губам, когда я повернулась к Равати. Та сразу же закатила глаза, отмахиваясь от меня рукой, как от надоевшей мухи. — И сколько они действуют? — Двенадцать часов вроде, — протянула незаинтересованно иллюзионистка. Эх, какое было бы счастье, если бы у неё при себе была инструкция к препарату. Могу предположить, что они противопоказаны при беременности, вызывают тошноту, головные боли и отек Квинке. Ну, стандартный набор? Подавители снижают выбрасываемые в пространство феромоны, перебивают запах и помогают легче пережить течку. В то время как альфы перестанут меня чувствовать, я их запахи ощущать не перестану — и это куда хуже, чем кажется. С другой стороны, выбора у меня нет, и потому я выпила препарат. Надеявшийся, что я одумаюсь, Авид мученически застонал, но тут же собрался, приложив пальцы к уху, где располагался коммуникатор. Парень покивал будто бы сам себе, а направление его взгляда размылось, словно он уже находился в другой вселенной — стало быть, передают какую-то важную информацию. Мне же слегка полегчало — скорее всего, у меня очень хорошее самовнушение. — Осталось идти полтора часа, — с заметным облегчением оповестил нас обеих рядовой. Эта новость подняла нам настроение — после стольких часов ходьбы с этим хрупким грузом на руках хотелось поскорее осесть в каком-нибудь относительно безопасном месте хотя бы на сутки. Идти стало легче. Сердце слегка сбивалось с мысли о том, что я вновь увижу Франа. Сейчас, когда омега молчала, подавленная течкой и препаратом, было намного легче идентифицировать свои собственные чувства. Они были. Они действительно мои. Тревога присутствовала из-за того, что я не знала, как он меня встретит — начнем с того, что меня как бы «похитили», и закончим тем, что я опять вляпалась во что-то. Что уж говорить об отношении остальных в Варии, они же все-таки не няньки, чтобы таскаться за мной повсюду. Рациональнее было бы меня поскорее прикончить, чтоб не мешалась, да пресловутая связь путает все карты. Несмотря на весь ужас, что творился в моей жизни, я почувствовала умиротворение и расслабленно улыбнулась. Авид почему-то вздрогнул. Холодно, наверное, стало. — Давай выкинем его в озеро, — вдруг быстро зашептала мне на ухо Равати, закрывая рот ладонью, чтобы он не смог прочитать по губам. — Перестань вести себя, как ребенок, — прошипела ей в ответ, даже не скрываясь.

*

Вария захватила замок — это было совершенно неудивительно, что за такое короткое время эта организация смогла заполучить в этом городе территорию. Это было уморительно только с моей стороны. Как оказалось, самому Авиду об этом замке сказали недавно, как раз в тот момент, когда он схватился судорожно за коммуникатор. Хотя рядовой почти всю дорогу молчал, мне почему-то казалось, что он то ли меня боится, то ли ненавидит — и для обоих чувств я не понимала причин. После того он сказал лишь несколько фраз: — Вария в замке графов Модика. — Как вы себя чувствуете? и — Станцию лучше обойти. Благодаря тому, что моя спутница была слегка болтливой, а спутник — слишком молчаливым, дорога превратилась в какой-то момент в сущую пытку. Впрочем, это было всяко лучше того, что я видела в тех местах, куда меня водил Бельфегор. Пренеприятное зрелище. Как ни странно, но захваченный замок выглядел куда лучше, чем монастырь. Тот выглядел запустело и умирающе, этот — так, словно у него только началась вторая жизнь. Несмотря на то, что он был меньше того, что был у Варии в родном краю, на фоне остального пейзажа строение выглядело внушительно. У входа на территорию нас проверили уставшие рядовые, и Авид отчего-то помрачнел. Мне было не особенно интересно, какая драма происходит у него в жизни, но мое подсознание тут же подкинуло мне несколько вариантов того, что могло с ним случиться до того, как мы встретились. Я, фыркнув и прижав к себе осторожно рюкзак ближе, выкинула эти мысли скорее из головы. — Вот это обустроились… — Равати не успела договорить, как её перебили. — Ах, Мари-ча-ан! — первым встретился прохлаждающийся Луссурия, не очень-то любящий скучные задания. Он чуть ли не засиял, когда меня увидел, и тут же широким шагом отправился к нам. Позади него стоял тучный офицер с зонтами, который выглядел так, словно хотел меня поскорее прикончить. Господи, да что я такого сделала? — Когда я говорил тебе танцевать, я не имел в виду убежать после бала со своим кавалером! Он был хотя бы симпатичненьким? — Это была она, — я показала пальцем на Равати, и та сложила руки на груди. Луссурия же сделал свой излюбленный жест с оттопыренным мизинцем, с самого начала моего прихода убивая во мне остатки адекватности. — Мне больше нравятся парни. — Один конкретный, да-а, — начальник то ли насмешливо, то ли кокетливо хихикнул, прикрыв губы ладонью, скрытой за перчаткой. Его вниманием тут же завладел Авид, который пытался незаметно куда-то уйти, пока я отвлекала мужчину на себя. — Хороший мальчик! Ты так хорошо справился. Сказав это, Луссурия похлопал его по голове, как обычно гладят собаку. Еще немного и, я уверена, он бы начал чесать его подбородок, приговаривая: «кто у нас тут хороший мальчик, кто у нас хороший мальчик?». Равати посмотрела на меня с немым вопросом, не сошел ли мой начальник с ума, а вот у самого Авида несколько раз дернулся глаз. Я же отнеслась к этому с философским смирением: боже, спасибо, что не я. — Ты прислужница Мельфиоре? — Солнечный офицер оскалился, перестав, наконец, издеваться над рядовым. Равати перевела взгляд на его очки и отчего-то вздрогнула. — Глупо было с твоей стороны соваться сюда, но… Каким образом тут вдруг возникла такая гнетущая атмосфера? — Она меня от них спасла, — вставила я свое слово, пока не стало слишком поздно. Хоть я и сама была в этом не слишком уверена, приводить её сюда, чтобы убить — верх лицемерия. Да и если бы не она, сейчас бы у меня в рюкзаке не было эфира. И того странного ножа чудища, но он для меня бесполезен — надо бы отдать его тому, кому он действительно мог пригодиться. — Хватит болтать, девчонка, — прервал мои объяснения тот пугающий тип с усами. Он глядел на меня с презрением в своих узких глазах, и от отвращения ко мне они словно становились еще уже, чем дано природой. — Она останется здесь, а ты должна быть у босса. Только на последнем слове отвращение отступила какому-то поразительному чувству, которое я так и не смогла понять. Это было похоже на то, как произносят верующие в молитве обращение к Богу. Это было… пугающе. Я нахмурилась, не зная, что можно со всем этим сделать: оставить Равати на них? Защищать её до последнего? Стоит признаться, что офицеры меня пугали, но куда больше меня пугало, что совесть меня потом сожрет, если я сейчас просто кину иллюзионистку на произвол судьбы. Черт возьми, она этим точно пользуется. Если бы Равати хоть сколько-нибудь считали опасной, она бы здесь не стояла. Но в этом заключалась и проблема: она так же не имела никакой ценности, кроме информации. — Она ещё понадобится, — сказала настолько уверенно и твердо, насколько смогла. Это ведь действительно последний аргумент, что у меня остался — как прискорбно, что я не подумала обо всей этой ситуации заранее. Равати умело делала вид, что эта беседа нисколько её не касается, и мы не обсуждаем её так, словно её тут нет. Она всё еще стояла за моим плечом, как незримая тень, двигающаяся за своей хозяйкой — и нет ничего хуже, чем поверить в это, потому что тень вдруг может стать отдельным человеком, способным тебя убить. Луссурия рассмеялся, тряхнув плечами так, будто вырос в кабаре. Хотя кто его знает… — Не переживай, лучик, мы лишь немножечко с ней поболтаем, — начальник склонил голову к плечу, и его острые скулы утонули в густом мехе формы. — Может быть, у неё даже останутся ручки и ножки. Я не успела даже раскрыть рта, чтобы ответить, хоть как-то выбить для Равати смягчение допроса (будто бы на самом деле я сама не подозревала, что иллюзионистка предательница, гнусно служащая за нашими спинами нашему же противнику), как офицер с зонтами схватил меня за локоть и потащил вглубь здания. Равати хмыкнула мне вслед: видимо, на большее она и не рассчитывала. — Доставила проблем, а сейчас думаешь, что можешь о чем-то нас просить, — с тщательно скрытой жестокостью в голосе пробормотал мой вынужденный сопровождающий. — Спасибо за ваше мнение, я его учту, — кто мог обвинить меня в колкости? Я была зла, устала после длительного похода, боялась за эфир в моих руках, а теперь вынуждена терпеть все эти грубости от человека, с которым мы до этого никогда не разговаривали. Ну прямо мечта, а не беседа. — Лучше бы тебе заткнуться, как и мелкому зеленому ублюдку, — довольно грубо парировал мужчина, сжимая свои жесткие пальцы на моем локте. Что ж, спасибо Солнцу, что синяков не останется — хотя видит Бог, я бы хотела, чтобы они остались только для того, чтобы вспоминать о том, какими злыми люди бывают. — Никчемные твари, не знающие, где их место. Босс должен вышвырнуть вас отсюда, но приходится терпеть всякий мусор. Хотелось бы мне знать, что такого здесь произошло за время моего отсутствия, что меня так ненавидит незнакомый мне человек. Впрочем, да уж, мусор — это огромная проблема. Экология страдает. — Можно заняться сортировкой отходов, — я сделала вид, что не поняла, о чем он, и вежливо растянула губы в улыбке, хотя мне хотелось укусить его за руку — до того он сильно схватил меня, что, казалось, её придется ампутировать из-за тяжелого случая синдрома длительного сдавления. — Ты бы её не прошла, — наверное, он подумал, что я пыталась как-то его задеть, хотя я просто пыталась перевести тему и смягчить разговор. Не знаю, чего он так ко мне прицепился. Стало быть, его сильно обидел Фран (это он может, я не сомневалась), и теперь мужчина решил цапнуть меня побольнее, чтобы я расплакалась и ушла. Наверное. Двери не было: то ли начальство, захватывая замок, уничтожило преграду; то ли то же самое начальство, разозлившись, решило немного освежить дизайн. Мужчина втащил меня внутрь, тут же отпустив, никого не предупреждая о нашем появлении, но сам босс, казалось, был готов к тому, что мы придем. Он не ждал, конечно же, такие люди никого не ждут — это остальные ожидают аудиенции. Обстановка в самой комнате мало чем отличалась от всего остального в этом замке. Однако рассмотреть всё детально у меня не было шанса — всё внимание было сосредоточено на человеке, что вальяжно и расслабленно сидел в кресле. Я застыла перед ним, как травоядное перед хищником. Со смутным ощущением, что даже за предательскую дрожь меня сожрут, проглотив целиком. — Мусор, — несколько мыслей, связанных с уже оборвавшимся разговором с офицером, мимолетно скользнули в голове и пропали под прицелом алых глаз. Взгляд босса, словно отражающий огонь из самой преисподней, оценивал меня. И, кажется, оценка была не особенно радостной для меня. Может быть, даже это приветствие было на самом деле приговором. Перестаньте-перестаньте-перестаньте-перестаньте. Он молчал, тихо отпивая какой-то алкогольный напиток, которым так резко наполнялся воздух в комнате. Теперь, когда я могла его разглядеть ближе, чем обычно, он казался мне слегка усталым, хоть и до жути пугающим. Стоящий позади офицер, будто бы следящий за тем, чтобы я не убежала, молчал, но даже в этом молчании фанатизм смешивался с благоговением. Спиной чувствовался тяжелый взгляд — вот, значит, каково чувствовать себя между молотом и наковальней. Молчание нагнетало обстановку. Естественно, что начальство интересовало, какого черта я так понадобилась Бьякурану. Меня и саму ранее убивало любопытство, и разбросанные повсюду загадки и воспоминания не спешили раньше складываться в единую картину. Не верю, чтобы босс не был уведомлен обо всей информации, что узнали Бельфегор и Капитан. Несмотря на пугающую атмосферу, я порадовалась тому, что здесь нет остальных офицеров. потому что тогда бы всё это стало куда невыносимее — хотя, казалось бы, куда невыносимее? Хорошо, что позади меня стоит бета. Не думаю, что мой организм, ослабленный течкой, сейчас вынес большую концентрацию альф на один квадратный метр. Тяжелый алкогольный аромат, смешанный с нотками сожжённого пороха, давил, как бетонная плита. Мимо пролетело что-то стеклянное, разбившись о шкафообразное тело офицера. — Босс, спасибо! — он чуть ли не прослезился, не пытаясь даже скинуть осколки со своей формы. Я прижала ладонь к губам, пытаясь скрыть то ли неуместный кашель, то ли свой шок. — Пошел вон отсюда, — хриплым голосом приказал босс, и мужчина с зонтами, неприязненно на меня косясь, но не желая спорить со своим начальником (богом-благодетелем-творцом), покинул помещение, скрывшись за стеной. Если бы была дверь, он бы плотно её прикрыл. Не думаю, что он ушел далеко — скорее всего находится неподалеку, прислушиваясь к происходящему. С одной стороны, было славно, что его теперь здесь нет, потому что он был странным. С другой стороны, я осталась наедине с еще более пугающим человеком, и меня спасет только чудо. Оставшийся перевел взгляд на меня, и мои пальцы сами по себе впились в рюкзак, который я всё еще прижимала к себе. Ещё не поздно начать молиться? — Назови мне, бесполезный мусор, хотя бы одну причину оставить тебя в живых, — мужчина склонил голову, наблюдая за мной из полуприкрытых век. Что-то подсказывало мне, что причины он знал и сам, и ничего нового сегодня сказать я не смогу. Ну, может быть, кроме информации о той ценности, что сейчас лежит у меня в рюкзаке. Не могли же меня сюда притащить только для того, чтобы убить. — Вы уже наверняка знаете, что Бьякуран считает меня своей Истинной, — начала издалека, надеясь, что свою жизнь смогу выиграть своей же ценностью, а свободу Равати — уже приобретенным эфиром. — Раньше это действительно было так, но, в конечном итоге… я стала Истинной Франа. — Истинность не может измениться, — дернув уголком губ, опроверг мои слова аксиомой этого мира босс. — Не может, но изменилась. И я не знаю, как, — легко пожала плечами, стараясь выглядеть невозмутимой. Так, словно мои руки не трясутся, вцепившись в ткань рюкзака, угрожая разбить на маленькие кристаллы весь эфир, содержащийся в нем. Скрыв информацию, фактически я не соврала, ведь мне и впрямь неизвестно, каким образом истинность изменилась. Может быть, это как-то связано с закреплением Истинных за души, и так как в этом теле теперь другая душа, то и Истинный другой. Кажется, что-то такое я уже где-то слышала, но уже не могу вспомнить, где. — Бельфегор говорил, что я не угроза Джессо. Теперь это действительно так. Но, если бы я всё ещё была его Истинной, моя смерть после появления связи убила бы и его, как вы знаете. Он искал Мари тогда, потому что хотел уничтожить до того, как она бы смогла хоть что-то сделать. Тогда он назвал её артефактом, не совсем понимая, что ищет. Повелся на обман шамана, увез с собой Равати, но выяснил, что она не та, кто нужен. Так что на мне весит огромная табличка: «убей меня скорее, пока не доставила проблем». Но откуда же он узнал о Мари изначально? Что-то вертится в голове, какая-то мысль, которая способна раскрыть этот секрет. Не в каждом мире мне может быть так весело… Мужчина хмыкнул, обращая внимание больше на свой новый стакан (я даже не заметила, как он его взял) с алкоголем, чем на меня. Мысль сбилась, так и не дойдя до своего логического завершения. Нужно сосредоточиться на диалоге, а не уходить вглубь своих размышлений. Пытаясь собрать свои аргументы обратно, я обратила внимание на то, как чужеродно в этом замке смотрится сидящий напротив меня мужчина. — И, — продолжила, когда пауза чрезмерно затянулась. Тогда я начала расстегивать рюкзак, который так бережно несла всё это время. Это было тяжело. Но как-то получилось так, что от эфира даже ничего не отломилось — может, требовалось прямое прикосновение к пламени, чтобы он раскололся. — У меня есть еще кое-что. Наконец, босс вновь перевел на меня (или, скорее, на эфир в моих руках) взгляд, и я почувствовала, что смогла вызвать своими словами слабый интерес. Его глаза на секунду расширились, прежде чем на лице мужчины появилось сложное выражение, которое я никак не могла расшифровать. — Откуда? — он резко махнул рукой, не занятой стаканом, чтобы я подошла ближе. Поджав губы, сделала несколько шагов вперед так, чтобы передать ему с таким трудом полученный эфир. — По пути были старые знакомые, мы их немного, хм… мы одолжили у них эфир. Если бы не Равати, ничего бы не получилось, — голос дрогнул. Всё-таки этот поступок казался мне не очень хорошим. Упоминать о том, что ограбили мы монастырь, не стоило из здравых соображений. Судя по всему, этот мужчина — ревностный итальянец, ценящий традиции. Что, если он уважает католиков? Или, например, любит монастыри. И обязательно нужно было упомянуть Равати — может, это поможет вытащить её без лишних увечий. — Хах, — босс оскалился, раскусив мои намерения, и я с досадой вздохнула, чувствуя себя заранее побежденной. Это действительно пугает. Не знаю, как Фран вообще с этим справляется. Ещё и дергает льва за усы. И напарника своего. — Об этом мусоре позаботятся. По позвоночнику пробежала едва заметная дрожь, скрытая одеждой. Мужчина, отворачиваясь, указал подбородком на столик неподалеку, на который он совсем недавно закидывал ноги, и сделал глоток алкоголя. — Оставь его и вали, — дал милостивое разрешение итальянец, растеряв последний интерес к разговору. Его ярость, горящая фоном на одном тяжелом уровне, слегка стихла, как если бы кто-нибудь повернул газ. Я сделала так, как было сказано. Хоть и было весьма трудно таким образом выпускать эфир из рук, сражаться за него с боссом — это действительно самоубийство. Судя по завершению беседы, хотя бы одна причина оставить меня в живых нашлась. Но смогла ли я предоставить аргумент в защиту Равати? Только после того, как он меня отпустил, и я беспрепятственно вышла, не провожаемая его взглядом, я поняла, насколько странной была эта встреча. Словно это была моя последняя попытка вырывать свою жизнь у него. Доказать свою хотя бы малейшую полезность — потому сам босс этой организации разговаривал со мной. Если бы я сделала что-то не то, если бы я не имела такого значения для Бьякурана, он бы решил, что от меня больше проблем, чем пользы. И я бы уже была мертва, утянув за собой Франа. И о чем я только думала всё это время? И позаботятся о Равати в каком именно смысле? Может, это какой-то термин, обозначающий убийство? Черт, я становлюсь параноиком, не иначе. Офицер с зонтами, как и было ожидаемо, был за первым же поворотом. Но он был там не один — сердце провалилось куда-то вниз, заставляя меня остановиться в смятении. Рядом с ним стоял Фран. Он совсем не изменился, да и кто бы вообще изменился за такое количество времени? Парень повернул лицо ко мне, даже не обращая внимания на изощренно-прямые оскорбления другого офицера. Эта встреча после тяжелого разговора с Боссом (такого устрашающего человека лучше всегда называть с большой буквы, даже в мыслях, даже в разговоре) воспринималась так, словно я сбежала от строгих родителей, чтобы упасть в объятия тайного возлюбленного. От этой мысли меня слегка передернуло — какой кошмар. И почему у меня такое чувство, будто я героиня какой-то игры? Увидев, что я подошла, мой невольный проводник по замку тут же замер, отлепляясь от стены, как призрак. Он ничего не спросил и не ответил Франу, сразу же широким шагом направившись в то место, откуда я только пришла — и сразу стало понятно, что он спешил к своему горячо любимому боссу. Ещё никогда я не видела такого пугающего фанатизма. — Постойте, — окликнула убийцу, но тот даже не повернулся, даже не остановился в любопытстве. Стало быть, ненависть пересиливала интерес. Или у него вообще не было интереса? Черт, и как вообще теперь узнать о судьбе Равати? Но мне предстояло пережить проблему ещё хуже, ведь я опять влезла в неприятности. — Тво-ой запах, — Фран прищурился, делая несколько медленных шагов ко мне. Это нормально, что я попятилась к стене? — Его не-ет. — Я приняла подавители, — несмотря на это, все ароматы чутко улавливались обостренным обонянием. Это было почти физически больно — ощущать ладан и полынь, когда все остальные меня даже не чувствовали. Омега внутри, хоть и была приглушена, но рыдала от невозможности подставить шею альфе. Отстой. Хорошо, что я могу её контролировать. Иллюзионист остановился, выглядя так, словно я нанесла ему смертельное оскорбление, приняв лекарство. Может быть, он был потрясен, узнав, что течка всё же началась, а мы так и не решили, что можно с этим сделать — подавители слегка влияли на связь, и я не понимала эту спутанную вязь его эмоций. Ох… я не подумала, но, может быть, он решил, что я умерла, раз связь приглушилась? — Ты-ы зна-аешь, что последнее я услы-ышал перед тем, как ты-ы пропала? — Фран протянул это деланно-равнодушно, скрепляя руки за спиной. Он стоял теперь так близко, что мог бы уловить моё дыхание — и будто пытался вместо этого почувствовать пропавший аромат. Хотел уничтожить тебя до того, как мы встретимся, чтобы лишить возможности потянуть меня за собой в Ад, или во что вы там, шаманы, верите… Ай-яй-яй, как нечестно. Хорошо, что мы ничего такого не разболтали, верно? Я виновато опустила глаза. Не представляю, что бы чувствовала, если бы сам Фран пропал после такой угрозы. — Извини, — кашлянув, переплела пальцы в волнении перед собой. — Извини, мне так жаль. Едва успев заметить момент, когда его тонкая и бледная рука уперлась в стенку над моим плечом, я задержала дыхание. Хорошо, что этим коридором никто не ходит — разве что, самоубийцы — иначе нас бы застали в весьма компрометирующей позе. Впрочем, я всё еще могу сбежать… — Ты когда-нибудь слышал о личном пространстве? — я прошептала это через силу, сама удивившись низкой громкости. Парень тяжело вздохнул, обращая взгляд к потолку, будто спрашивая что-то у высших сил. — Мадемуазель Мари така-ая лицемерна-ая, — не ответил на прямой вопрос он, вместо этого заставляя меня возмущенно вскинуться, чуть ли не сталкиваясь с ним носами. — Ты не зада-авала этот вопрос, когда без мо-оего согла-асия лечила мою спи-ину. Справедливое замечание. Но сквозь смущение от этой ситуации пробивалась также вина за то, что я бросила свою спутницу на съедение хищникам, а теперь извиняюще кокетничаю со своим Истинным в темном коридоре около бушующего Босса. М-м-м, романтика. — Мне нужно пойти к Равати, Луссурия забрал её, — пробурчала, упорно не поднимая взгляд выше его шеи, что была плотно обтянута темной горловиной водолазки. — Позабо-оться о се-ебе, — на этом он не остановился и открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость обо мне, так что я решила действовать на опережение. Вцепившись в плотную ткань, я поспешно притянула к себе иллюзиониста, что, даже не сопротивлявшись для вида, поддался. У меня была надежда, что поцелуем я смогу заставить его замолчать хотя бы на пару минут, но не представляла, что сама заведу себя в ловушку. Парень наклонился ближе, внимательно разглядывая меня своими бездушно-бездонными глазами, что очень напоминали болото: как цветом, так и сутью. Однако иллюзионист на этом решил не останавливаться, и меланхолично-медленно провел своим острым кончиком носа по моей краснеющей от смущения щеке. Я чувствовала его холодное дыхание и приятный аромат, и не могла понять, почему вдруг так быстро забилось сердце, если мы уже целовались. У меня, черт возьми, течка, и с его стороны очень грубо так меня дразнить. — Мы кого-то жде-ем? — не сбавляя громкости своего тянущегося голоса, вопросил Фран, и я могла поклясться, что чувствовала движение его губ своими. Мне захотелось ответить колкостью — право слово, он не мог просто так заткнуться — но вместо этого он, наконец, поцеловал меня. Поцелуй был быстрым и отчаянным, как если бы я могла раствориться в его руках в любой момент. Его руки держали мои щеки, и длинные пальцы цепко впились в кожу, не позволяя мне даже отклониться — впрочем, мне этого и не хотелось. Прикрыв глаза, я подалась навстречу, пытаясь сгладить его резкие прикосновения успокаивающим бормотанием. В полумраке едва было видно его лицо, но омега внутри успокоилась от одного лишь присутствия Истинного. Одной рукой потянувшись к его затылку, напоролась на громоздкую шляпу, и с недовольством постаралась её снять — это было не так-то просто, как казалось со стороны. — Фран, — будто не веря в реальность происходящего, я выдохнула это, оторвавшись от его губ для того, чтобы посмотреть, нет ли поблизости нежелательных зрителей. Одна рука иллюзиониста теперь лежала на талии, обжигая кожу даже через ткань, а вторая на шее — и мурашки поползли вниз по позвоночнику от его прикосновения. Тело вдруг стало настолько тяжелым и неповоротливым, что я с трудом могла дышать. Казалось, что подавители больше не действовали, и все симптомы течки вернулись, но скорее всего это было естественное возбуждение от действий понравившегося парня. Приятный запах ладана и полыни, несмешанный с моим (омега внутри была очень этим недовольна), слегка потяжелел и охватил всё пространство узкого коридора. Офицер прищурил глаза, отчего треугольные татуировки дернулись, и парень молча прикоснулся губами к моему горящему лбу. — Мадемуазель Мари стала совсем взрослой? — интимный шепот на грани молчания без привычных растянутых гласных заставил меня слабо улыбнуться. Совладав с собой, вцепилась ему в плечи, царапая ногтями гладкую ткань форменного плаща. Его взгляд, вопреки словам, был абсолютно безразличен, как и лицо, что не сменило эмоций. — Я тоже по тебе соскучилась, — с тихим смехом я склонила голову к плечу. Он бы никогда не смог признаться об этом вслух. Ничего, я была искренна в чувствах за двоих. — И, пожалуй, мадемуазель Мари нуждается в душе.