The Chieftess of Berk/Старшина Олуха

Астрид парализовало. Мать тяжело держала ее за плечи и всхлипывала. Юная девушка просто не знала, как на такое реагировать – особенно, вспоминая предыдущий разговор между ней и Льйодой прямо перед отплытием, что определенно было не самым лучшим воспоминании о ее матери. Так что все это казалось ей немного нереальным. — Ты вернулась, доченька моя! — снова повторила Льйода, наконец, оторвав голову от плеча девушки, и посмотрела ей прямо в глаза. Глаза самой женщины были красными и опухшими от пролитых слез. — Не думала, что ты так быстро сюда доберешься! После нескольких секунд шока от того, что ее мать позволила себе открыто плакать на людях, Астрид выдавила из себя слабую улыбку и положила руки на плечи Льйоды. — Да, мама... я вернулась... я здесь... Ради вас обоих, тебя и папы... Льйода тяжело вздохнула, смахнула оставшиеся слезы и сделала глубокий судорожный вдох. — Хорошо, что ты здесь. Не знаю, сколько он еще протянет. Пойдем. Он все это время так хотел, чтобы ты пришла и осталась на пару дней... После этих слов женщина пошла вперед, оставив позади сбитых с толку Иккинга и Астрид. До этого Астрид никогда не видела, чтобы ее мать плакала, а значит, видимо, Льйода действительно сильно волновалась о состоянии своего мужа, что было добрым знаком. В тяжелые времена пробуждаются настоящие чувства. Но с другой стороны... насколько же был плох отец...? — Она что... игнорирует меня...? — спросил Иккинг стоя рядом с девушкой и не совсем понимая стоит ли ему тоже пойти за своей тещей. Астрид моргнула, а затем подняла голову и посмотрела Иккингу прямо в глаза. Она снова взяла его за руку. — Она, наверное, просто слишком волнуется из-за папы. Лучше сильно не думать об этом. Давай просто... дадим ей немного времени привыкнуть к тебе... Парень улыбнулся и слегка кивнул. — Может, ты права... — сказал он после того, как они последовали за старшиной Хранафалла, которая шла прямо к большому дому, стоявшему близ центра деревни. Астрид прекрасно знала этот дом, ведь именно в нем она родилась и выросла. Она знала каждый уголок и каждую щель, в которой пряталась от людей или родителей, когда хотела побыть одна. Наверху находилась ее комната, которая пустовала теперь уже две с половиной луны, а также личная оружейная и сокровищница ее отца. Внизу был главный зал, на стенах которого везде были развешены гобелены вместе с большими щитами ее предков. Там же была и кухня, где прислуга всегда давала ей что-то перекусить, когда она возвращалась с тренировок или охоты. А еще мама любила здесь печь разные пироги, которые так нравились Астрид. Это место так долго было ее домом, и когда она вновь увидела его, то что-то странное прямо-таки тянуло ее туда. Что же... это место было ее домом столько, сколько она себя помнила. Девушка снова посмотрела на Иккинга с грустной, но все же любящей улыбкой, ведь именно он заставил ее чувствовать себя дома больше, чем все что было на Хранафалле. Поэтому она крепко сжала его руку, чтобы тоже напомнить ему об этом. Когда они вошли в дом Хофферсонов, их встретила жуткая тишина, из-за которой Астрид тяжело вздохнула, а сердце ее забилось быстрее. Обычно тут сновали несколько слуг, которые бы убирались, выполняли разные поручения ее родителей или готовили роскошные блюда, которые так любил есть ее отец. Но сегодня... здесь никого не было, только ее мать стояла у горящего очага, обнимая себя. Она смотрела прямо в огонь, и девушка не могла никак понять, что же было в ее взгляде. — Я отослала всех слуг. Просто не могла смириться с тем, что они были рядом с твоим больным отцом. Не хотела, чтобы они видели его таким слабым... Ингунн приходит иногда, но других я просто не выношу. — Я понимаю... — сказала Астрид, в последний раз неуверенно посмотрев на Иккинга, и отпустила его руку. Она подошла к своей матери и осторожно опустила руки на ее предплечья. — И я теперь здесь... И я... мы... можем задержаться здесь на некоторое время. Иккинг даже позволил мне остаться, если ему придется вернуться к своим обязанностям на Олухе. Мама... но что бы там ни было с папой, мы справимся. Иккинг даже предложил поговорить с Готти, целительницей Олуха. Мы сможем поставить папу на ноги снова. Я уверена в этом... Перед тем как Льйода вырвалась из рук своей дочери, она на мгновение как-то неопределенно посмотрела в сторону Иккинга, а затем подошла к столу в конце комнаты, на котором стоял поднос с кувшином и кружкой, и взяла его в руки. — Боюсь, уже ничего нельзя сделать... После своих слов она направилась к двери слева. Астрид знала, что там находилась комната ее родителей. Ее отец, наверное, лежал там, и девушка сразу же захотела пойти за своей матерью. Но перед этим она повернулась к стоящему рядом юному вождю, да только девушка не успела раскрыть губ, ведь первым заговорил Иккинг: — Я подожду здесь. Думаю, твоя мама еще не сильно привыкла ко мне, а я не хочу ее злить. Я твой муж, но я также гость твоих родителей. Если понадоблюсь, то просто позови... Астрид очень хотела, чтобы он пошел с ней. Если бы рядом было твердое плечо, на которое можно было опереться и крепко держаться, было бы намного проще. Ведь она не знала, что ее там ждет. Но она понимала, почему он так поступал и знала, что парень был прав. Подождать снаружи было мудрым решением. — Ладно... — промямлила девушка, затаив дыхание. А затем она легонько коснулась его щеки и на кратчайшую секунду прижалась к его губам, желая показать Иккингу, как она была счастлива, что он прилетел с ней. Но, к сожалению, ей пришлось оторваться от него, и Астрид, в последний раз печально посмотрев на него, направилась в спальню за своей матерью, мягко закрывая за собой дверь. Да... вокруг так и пахло болезнью. Потом, лихорадкой и кровью. И источник этого запаха лежал на большой постели с балдахином перед ней. То была лишь блеклая копия сильнейшего воина, которым всегда считала его Астрид. Хакон являлся тенью самого себя. Бледный, глаза впали, а под ними виднелись темные круги. На лице читалась агония, а кожа стала дряблой. Он явно похудел от всех этих мучений. Его борода и волосы были жирными, растрепанными и потеряли весь свой цвет, став даже более седыми, чем до этого. Но даже в таком состоянии на его губах все равно расцвела теплейшая улыбка, когда Хакон заметил, кто зашел в спальню. Слабой рукой он потянулся к руке своей дочери. — Папочка... — прошептала она. Так она называла его только в свои самые уязвимые минуты. Астрид села рядом с ним и взяла его руки в свои холодные. И, к сожалению, его собственные ладони были такими горячими, будто по-настоящему горели от, буйствовавшей в его теле, лихорадки... — Дочь моя... ты пришла... Если... если бы я знал... то хоть причесался бы слегка... Печальная улыбка коснулась ее уст, и девушка почувствовала небольшое облегчение, ведь ее отец, пусть и слаб, но все еще был с ней. — Тебе не нужно волноваться о своем виде, пап... Не сейчас... Он слегка засмеялся, но затем крохотные капли крови показались на его губах, и мужчина тяжело закашлялся. Льйода сразу же достала тряпку и вытерла красную жидкость. Было в этом нечто ужасающее... — Ты должен пить, Хакон. Знаешь же, Ингунн сказала, что у тебя быстро наступает обезвоживание и с болезнью мы можем бороться только водой! — тут же сказала старая женщина, а затем убрала тряпку и наполнила водой из кувшина кружку. После этого она поставила все обратно, помогла Хакону принять полусидячее положение и дала ему сосуд, чтобы он немного выпил. — И никто не знает что с ним? — спросила в отчаянии Астрид, снова взяв отца за руку, когда тот закончил пить. — Даже Ингунн?! — было странно такое говорить, поскольку целительница знала множество разных болезней и никогда не ошибалась в своих прогнозах. Льйода покачала головой и встала рядом с ними. — Нет... ни одно из ее лекарств не работает. Она никогда не видела ничего подобного, и мы все боимся, что ничем она ему не поможет... Это почти что разбило сердце Астрид, но отец ободряюще сжал ее палец и улыбнулся, и девушка вновь взглянула на него. — Не волнуйся, дочь моя. Я не планирую... умирать от какой-то там простуды! Ты просто... подожди недельку другую и я снова буду здоров! Но скажи же... — сказал он, а глаза Астрид в это время в ужасе расширились от мысли, что ее отец может умереть, — ...почему ты одна? Где Иккинг? И как... Олух? Астрид увидела, как мать сжала губы и отвернулась, чтобы снова наполнить кружку водой. — Иккинг? — немного осторожно повторила она, все еще не зная, что думала ее мать по поводу всей этой ситуации. — Он ждет за дверью... — Иккинг здесь? — спросил Хакон, и ликование вернулось в его взгляд. Теперь он уже полностью сидел на кровати. — Так приведи его сюда! Он же мой зять, он... должен быть тут с тобой! Льйода вздохнула, а затем подошла к двери и открыла ее. — Заходи.. — просто сказала она и головой кивнула внутрь комнаты, оставшись стоять у двери. Юноша зашел, и в его глазах плескалась неуверенность. — Аааах! Вождь Иккинг! Я так рад, что у тебя нашлось время посетить наш чудесный остров. Не... не волнуйся о драконах! Они в безопасности и мы тренируем их на острове недалеко от сюда. Если хочешь, можешь сам полететь и увидеть... Хакон тяжело закашлялся, очевидно от того, что так много и быстро говорил. От этого, казалось, ему стало еще хуже. Астрид воспользовалась возможностью и с мольбой посмотрела Иккингу в глаза, надеясь, что он узнал болезнь и скажет, что у Готти есть что-нибудь, что сможет помочь ее отцу. Но когда он лишь покачал головой и опустил глаза в пол, она поняла, что парень тоже не знал. Значит, надежда была лишь на знания Готти, и что она каким-то образом знала нужное лекарство... — Да... — наконец, сказал юноша, когда Хакон снова смог успокоить кашель, — ...я бы с удовольствием посмотрел на это. То есть... я очень заинтересован в популяции ваших драконов, и что мы может узнать от них... — Ты на самом деле мудрый вождь... Всегда пытаешься учиться новым вещам. Я знаю много других вождей, которые цепляются за свои старые узколобые убеждения. Я восхищен... — Спасибо... — Так... как у вас дела? Вы все еще счастливы вместе? Если бы Астрид не сидела у, возможно, умирающего отца, она может даже посмеялась, так как «все еще» совсем не подходило их ситуации, поскольку им потребовалось некоторое время, чтобы найти счастье друг в друге. Но ее отец не знал этого... и, наверное, будет лучше, если никогда не узнает... — Да... — сказал Иккинг, почесывая затылок, но Астрид все же заметила, появившуюся на его губах, улыбку, когда он сказал следующее: — ...определенно очень счастлив с вашей дочерью. Она очень хорошо вписалась в жизнь Олуха. И Астрид точно единственная в своем роде – она совершенно удивительная. Несмотря на то, что ее мать пристально следила за ними, юная девушка не смогла удержаться. Она встала и обняла Иккинга за бок, гадая, чем же заслужила его. Его присутствие и близость каким-то образом помогли ей успокоить нервы, особенно после того, как он тоже обнял ее, положив руку на плечо и слегка поглаживая его пальцами. Астрид была рада, что он был рядом с ней, ведь тогда ей не придется проходить через все это одной. — Значит, наследник уже на подходе? — спросил Хакон, в его уставших и туманных глазах блестело веселье. А вот Льйода напротив, будто бы неодобряюще зашипела и встала рядом, чтобы помочь Хакону обратно лечь. — Последнее, о чем тебе надо беспокоиться, так это о бегающем здесь ребенке. Твое здоровье намного важнее, Хакон... Ложись и спи. Ты же знаешь, Ингунн сказала, что сон очень важен в твоем состоянии! Он извиняющееся посмотрел на двух викингов и слегка пожал плечами. — Моя жена, должно быть, права. Поговорим позже, хорошо? Или завтра... в последнее время я так много сплю... — Как пожелаешь, папа... — прошептала Астрид, снова отходя от Иккинга, чтобы поцеловать отца в лоб. — Я теперь буду рядом, когда бы ни понадобилась... После этого она взяла Иккинга за руку и вывела его из комнаты, закрыв за ними дверь. — Так... что случилось с планом не распускать руки перед твоей мамой? — спросил он мягким, но неуверенным тоном, ведя ее за руку к камину. Она была благодарна ему за это, ведь ужасающий холод снова пришел к ней, вместе с тоской по теплу. — О... ты об этом? — спросила Астрид, обхватывая его торс руками, в надежде найти еще больше тепла, которое мог дать ей лишь он. Все-таки, она только что увидела в каком ужасном состоянии находился ее отец, и почему-то ей казалось, что от смерти ему не удастся спастись. Конечно, еще была надежда на Готти... но сколько займет времени привезти ее сюда и создать нужное лекарство? Вдруг будет слишком поздно? Сколько на самом деле пройдет времени перед тем, как Хранафалл и Племя Охотников останутся без вождя... И внезапно она поняла еще кое-что, что коснется их обоих, когда время Хакона в Мидгарде подойдет к концу: Она, будучи наследником своего отца, должна будет взять ответственность и править племенами. Обоими, ведь она была замужем, и она и Иккинг были наследниками, правящей парой обоих племен и островов. Это значило, что на плечи Иккинга упадет еще больше забот. И ей казалось это немного нечестным – отбирать у него еще больше свободного времени, которое он так любил тратить на полеты высоко в небе с Беззубиком. Если только... если только ее мама снова не выйдет замуж, но Астрид такое казалось невозможным, поскольку ее мама всей душой ненавидела противоположный пол. И наблюдая за тем, как она и Иккинг стали близки, мысль об еще одном браке казалась просто абсурдной. Ведь если ты любишь кого-то так же сильно, как ее отец любил ее мать, то новая попытка не принесет ничего хорошего. И девушка надеялась, что ее мать тоже сильно любила своего мужа... Внутри нее будто разбушевался шторм. Холодная, ледяная метель, которая хотела задушить ее, и единственным скалой, который мог бы помочь ей спастись, был юноша, который позволил ей положить свою голову ему на грудь, пока сам он крепко обнимал ее и утешительно гладил по волосам. Было что-то успокаивающее в том, как его дыхание касалось ее волос и в звуке его сердца. Что-то, в чем она так сильно сейчас нуждалась. — Да... именно об этом... Больше не хочешь осторожничать перед ней? — Все равно... — пробормотала она ему в грудь. — ...Она же моя мама, так? Значит, она все поймет... Мысли ее матери об их отношениях вдруг перестали казаться такими тревожными. Все еще слегка пугающими, особенно учитывая, как она вела себя в последний раз, но не хуже остального, что внезапно пыталось затянуть ее все глубже и глубже в пучину неопределенности. — Пойму что?! — внезапный голос заставил их отпрыгнуть друг от друга. Это была Льйода, которая только что вышла из спальни и с грохотом поставила поднос на стол. — Так расскажи мне, что же я должна понять? — она жестом указала на свою дочь и юношу, глядя на них с дрожащими губами и сжатыми кулаками. — Мама... — начала было Астрид, но так и не найдя слов, она посмотрела на Иккинга, ища помощи, так как знала, что он был красноречивее ее. — Старшина Льйода... — сказал молодой Драконий Наездник со всей своей любезностью, — ...мы никоем образом не хотели вас злить... — О, действительно? — спросила немолодая женщина с сарказмом в голосе. — ...но вы таки разозлили! И что же ты скажешь на это? — М-м... — запинался Иккинг. — ...Мне очень нравится ваша дочь. Я бы и пальцем ее не тронул и... — Астрид, это не та дружба, о которой ты писала в письме! Так что «это»? Ты стала его мелкой любовницей? Его похотливой игрушкой?! Его... Юная девушка взорвалась бы от злости, но была благодарна, что Иккинг снова подал голос, ведь сам был намного спокойнее ее. Да, она заметила его дрожащее дыхание, и что какие-то из слов Льйоды тоже разозлили его. Или ранили... Но, к счастью, он не терял самообладания и контроля над своими словами, должно быть, научился этому, когда спорил с Астрид. — Я бы никогда не посмел коснуться Астрид таким неподобающим образом! Я глубоко уважаю ее и ее чувства, и никогда бы не заставил делать того, чего она не захочет! — Так значит, вы уже переспали, да? Ты забрал ее честь и девственность! Подарил народу наследника и выполнил свои обязанности? Или это был всего лишь предлог для твоей похоти?! Как типично для мужчины! Делаете только то, что понравится народу и вам самим, и никогда не думаете больше ни о чем другом! — Нет никаких причин обвинять его в этом, мама! — сказала Астрид, встав перед Иккингом. С нее достаточно, теперь она защитит его от ранящих слов своей матери. В конце концов, как она посмела говорить с ним так?! Он ни сделал ничего плохого и всегда держал свое слово! Разве ее мама не желала, чтобы она сама нашла мужчину? И она действительно нашла, возможно, не совсем так, как хотела, но ее это устраивало. Больше, чем все остальное. — Он ничего не сделал! Иккинг добродушный и никогда бы так не поступил! Он хороший человек и хороший вождь! — Но ты спала в его кровати! — А он спал на полу! Внизу, у камина! Он ни разу не тронул меня! — конечно, не в правах ее матери знать о таком, но внезапно Астрид почувствовала, что сейчас было важно защитить их близость. Или... скорее отсутствие оной, раз почему-то ее девственность была так важна для Льйоды. Кроме того, даже если они и делали что-то, ее матери должно быть все равно, потому что девушка сама решила быть с Иккингом, и это была только ее жизнь. Мама должна была радоваться за нее. Грудь Льйоды тяжело вздымалась, и она со всей своей ненавистью глядела на юношу, который стоял за Астрид. Она в неверии покачала головой. — Я считаю отвратительным то, что у тебя появились чувства к этому бесполезному калеке! Ох, если бы только Льйода знала! Узнав о его прошлом, она бы поняла каким великим был Иккинг! Если бы она только поняла, что Астрид нашла кого-то, с кем могла быть счастлива. Кому доверяла свою жизнь. Она хотела рассказать ей все. Прокричать прямо в лицо. Заставить ее мать увидеть правду. Заставить понять и принять. Она хотела крикнуть, как же та была неправа во всех своих предположениях и обвинениях. И что она ненавидела, как она обозвала Иккинга. Но у нее было чувство, что каждое новое слово лишь сделает все хуже и посеет больше злобы и презрения. И хотя у нее не было сил развернуться и уйти, стоявший позади Иккинг схватил ее за запястье и повел к двери, шепча успокаивающие слова, и что они попытаются позже донести до Льйоды свое счастье. Что будет лучше, если они обе остынут слегка. Что крики ничему не помогут. И он был так прав. Казалось, мир остановился на минуту, когда Иккинг осторожно закрыл за ними дверь, а крики женщины все продолжали звучать. Приглушенные деревом, но все такие же разящие. Ее разум был полностью пуст от произошедшего, и поэтому девушка, спотыкаясь, побрела обратно к хижине для гостей. К счастью, здание было пустым, вероятно, их друзья пошли сеять хаос в деревне или кормить своих бедных, голодных драконов. Астрид просто хотелось заползти в свой спальник. Хотелось плакать и думать, почему ее мама не была рада за нее. И вылезти только тогда, когда она изменит свое мнение. И едва горячие слезы гнева начали щекотать ее щеки, она повернулась к нему, к юноше, который все еще был рядом, несмотря на ужасные вещи, которые сказала ему ее мать. Который все так же держал ее за запястье, а в глазах полнилась печаль. Да... в них виднелись горе и боль, но и было там столько любви к ней. Астрид тяжело всхлипнула и в спешке обняла его, отчего парень ударился спиной о дверь, к которой они близко стояли. — Прости... — шептала она, — ...если бы только она увидела все те вещи, что и я... — Не извиняйся... Мы найдем способ, чтобы она поняла нас... — ответил Иккинг, к счастью, будучи намного сильнее ее в этом плане. — Главное, что я сейчас рядом с тобой. А ты рядом со своим отцом... Она неверяще уставилась на него. Это же безумие! Как он мог оставаться таким спокойным?! Как он мог стоять здесь, прижимаясь к двери, крепко держать ее и улыбаться такой уверенной, любящей и самой красивой улыбкой?! Как он мог оставаться с ней рядом, несмотря на все оскорбления, сказанные ее матерью?! И как он мог вынести все это, выслушать, не огрызаясь и при этом оставаться таким сильным? Астрид не могла сдерживаться и потянулась руками к щекам Иккинга, чтобы наклонить его голову к себе и одним быстрым движением соединить их губы. Она закрыла глаза и прижалась грудью к его. Она боялась, что парень отпрянет, поэтому схватила его за затылок и прижала еще ближе, словно он был воздухом, который нужен был ей, чтобы выжить. В процессе девушка случайно прикусила его губу, чувствуя вкус его крови и ее соленых слез на его губах. Но она была не против. У нее заняло несколько секунд, чтобы понять, что он не отвечал. Астрид резко открыла глаза и отступила. — М-мне так жаль, Иккинг... — позорно сказала она, ее руки прижались к собственным губам, когда ее взгляд упал на его окровавленную нижнюю губу и еще более лохматые волосы. — Я... я не должна была делать этого! Пока страх, что она могла напугать его, рос в ее груди, на губах Иккинга расплылась ухмылка изумления и веселья, и он слегка засмеялся, еще больше сбивая с толку бедную девушку перед собой. — Ну... знаешь, у тебя определенно есть талант заставать меня врасплох, — она моргнула, когда парень вытер кровь с губ и потянулся к ее талии. — А теперь иди сюда.. И, к счастью, вскоре слезы прекратились после того, как он снова поцеловал ее.