The Chieftess of Berk/Старшина Олуха

Никогда в своей жизни Астрид не чувствовала себя такой беспомощной. Словно... несчастное, пойманное животное, которое были готовы убить в любой момент. Словно дракон, которого вот-вот разорвет дюжина жестоких мужчин и женщин, не знающих иного выхода. Словно... заключенная. Но именно такой она и была, поймана своей матерью и прикована цепью к стене своей собственной комнаты. Без возможности сражаться. Без возможности бежать. Она осталась совсем одна. Ситуация была совершенно жалкой, и даже мысль, что она сможет как-нибудь отомстить матери за все, что она сделает с Хранафаллом, Олухом и Иккингом, никак не помогала. Потому что... как же ей осуществить это, если она даже выбраться из комнаты не может? Поэтому юная девушка сидела в своей комнате. Точнее... в том, что осталось от нее, поскольку она разломала всю мебель, до которой смогла дотянуться: Книжный шкаф был опрокинут на пол, а все книги валялись вокруг него. Полная гнева и ярости, она отпрыгнула от кровати, надеясь, что это каким-то образом поможет ей освободиться от оков. Рядом валялась разлетевшаяся на куски тумба, а поодаль лежала пустующая стойка для оружия, в которую эту самую тумбу она и кинула. У ее ног лежали глиняные осколки от тарелки и кувшина, которые ранее принесла ее мать. Опрокинув их на пол, они разбились расплескав свое содержимое по холодному дереву. А Астрид? Она сидела в центре сотворенного ею же беспорядка и не могла поверить в то, что отсюда не было выхода. В конце концов, разорвать путы никак не удавалось. Железо очень сильно сдавливало ее запястье, почти вгрызаясь в кожу. Естественно она уже думала о том, чтобы откусить себе руку, но, к сожалению, в случившейся ситуации лишиться руки было отвратительным решением. И она не хотела подхватить очередную инфекцию. В обычных обстоятельствах она бы решилась на нечто столь опрометчивое. Но Иккинг научил ее, что жесткость и сила это еще не все, в первую очередь практически всегда будет полезно оценить свои шансы и возможности. Вот только, Астрид ничего бы не смогла сделать, даже если бы хотела. Поэтому несчастная юная девушка уже какое-то время просто сидела так, пока темнота опускалась на деревню и весь остров Хранафалл. Она знала, что снаружи никого не было, ведь крики уже прекратились. Не было слышно никакого свиста и смеха. И «воодушевляющая» речь ее матери также давно окончилась. Значит... возможно... еще осталась надежда на то, что Ингунн будет время от времени приносить ей еду и воду, и, может, она сможет помочь ей. Но... что если она была очередной приспешницей Льйоды, готовая сделать все, что ее старшина захочет? Астрид не сможет снова выдержать такого предательства... после всего, что случилось в этот судьбоносный день. День, который оставил ее полностью разбитой, ошеломленной и просто слишком взбешенной из-за всего того, что ей наговорила ее мать – о ее любви к этому Драго Блудвисту, о том, что она отдалась этому мужчине перед своей брачной ночью с ее отцом Хаконом, предав его с самого начала. И еще более страшные мысли начали закрадываться в голову Астрид. Вещи, в которые она доселе не хотела верить, потому что если думать о них слишком много, то они могли ее саму свести с ума. А сейчас ей это было не нужно. Ей нужно было оставаться сосредоточенной. Быть наготове. Потому что только так она сможет придумать что-нибудь, чтобы выбраться их этой ситуации. Астрид слегка вздохнула, позволив своему разуму снова вернуться к мыслям об Олухе и Иккинге, за них она без колебаний была готова убить и быть убитой. Хотя... будет безумно трудно встретиться лицом к лицу со своим народом из-за этого. И дело не в том, что она будет меж двух огней. Ей просто не хотелось, чтобы по вине одного обезумевшего человека, желающего изменить мир в худшую сторону, умирали люди. Но все же... она боялась того, на что была способна ее безрассудная мать – особенно она боялась, что Льйода убьет вождя Олуха, как она и «пообещала». Дыхание Астрид стало тяжелым, а ком в горле мешал глотать слюну. Мысль, что она могла потерять этого мужчину была совершенно невыносимой. Это будет самая большая потеря, с которой когда-либо сможет столкнуться Астрид. Потому что – как она уже искренне призналась Льйоде – она совершенно и бесповоротно влюбилась в этого мужчину, полностью изменившего ее мир. Она сразу же поклялась себе, что признается ему, когда вновь увидется с ним. Если... она когда-то сможет снова увидеть его... Она слегка раздраженно зашипела от такой ужасной мысли и ущипнула себя за переносицу, не в состоянии поверить, что она подумала вот так вот просто сдастся. Нет, она не сдастся! Она не какая-то там дама в беде! Она родилась Хофферсоном! Воином! А теперь она Карасик! И потому не было причин сейчас опускать руки! Поэтому девушка снова внимательно осмотрела свою скованную одной цепью руку, надеясь найти в этом куске железа какое-то слабое место. Но была вынуждена признать, что оковы были прекрасно выкованы, и сломать их, не имея под рукой никакого инструмента, было практически невозможно. Потому она решила поднести руку поближе и попыталась сильно прижать пальцы друг к другу в надежде, что железный браслет соскользнет, что, разумеется, не сработало. Оковы были слишком тугими. Если бы только... ее рука была у́же браслета. Если бы она была... мягче, чтобы железо легко соскользнуло. Странная мысль закралась к ней в голову. Если она не может сломать оковы, то, возможно... Пару раз она слышала, как люди выбирались из ситуаций подобно этой, вывихнув себе сустав большого пальца или же сломав руку в нескольких местах. Конечно, то могли быть всего лишь нелепые слухи, рассказываемые во время пьяных разговоров в Медовом Зале. Однако... если это правда... В таком случае, она потеряет руку и освободится. И, возможно, этот вариант будет самым быстрым... Что же... Астрид должна была признать, что эта идея была, должно быть, не самой умной, но она была в отчаянии. Да и чего стоит сломанная рука по сравнению с разрушенным архипелагом? Тотчас в ее голове созрел план. В спешке она встала, подняла книжный шкаф и приставила его к стене. Затем она взяла простыню со своей кровати, разорвала ее так, что легко получила несколько длинных полосок ткани, а затем связала их концы вместе, образуя тем самым что-то наподобие веревки. И эту веревку она обвязала вокруг шкафа, а оставшийся конец, за который девушка будет тянуть, остался свободно висеть. Ее сердце уже бешено стучало, а адреналин, должно быть, тек по венам. Все-таки, у нее будет лишь несколько секунд на то, чтобы освободить руку, потому что после того, как рука сломается, ее плоть распухнет. И тогда сбежать уже не получится никогда. Она снова села и опустила сжатый кулак на пол. Большой палец она спрятала за остальными, поскольку понимала, что так будет эффективнее. Глазами она еще раз просчитала примерную траекторию падения шкафа, убедившись, что верхний его край упадет точно ей на руку. Кивнув самой себе, она второй рукой взяла оставшийся кусок порванной простыни, скатала его в небольшой шар и положила его себе в рот, чтобы в процессе не откусить себе язык от боли. И затем... ...она потянула за веревку, и шкаф полетел на пол, прямо ей на руку. Глаза Астрид все это время были широко раскрыты, желая увидеть удар. Желая подготовиться к моменту, когда боль пронзит все ее тело. Желая вытащить руку из этой дряни. И когда тяжелая мебель упала ей на руку, сломав ее, Астрид закричала сквозь кусок ткани у себя во рту, а из глаз тут же потекли слезы. Но вместо того, чтобы отдаться боли, она рефлекторно вытащила руку из-под тяжелого дерева и потянулась к железному браслету. Вытаскивая руку из него, она причиняла себе еще больше боли, и затем кандалы соскользнули с ее изувеченной конечности. И она позволила рукам упасть на пол. Выплюнув влажную тряпку, она издала хриплый, мучительный крик, надеясь, что это хоть как-то облегчит ее боль. Она проклинала, ругала свою мать, а затем вновь закричала, и, наконец-то, позволила слезам свободно течь по щекам. Но те слезы были не из-за сломанной руки, хотя боль все еще была сильной. Нет. То были слезы надежды, ведь теперь она вновь была свободной и сможет вовремя предупредить их – она надеялась на это – об объявлении войны ее матерью. И она найдет возможность покинуть Хранафалл. Она должна, и, возможно, есть шанс, что ее друзья все еще где-то прятались, ожидая ее. Ведь она знала, что они не были трусами, какими клеймила их ее мать, а храбрыми и верными воинами. Готовая сражаться за то, что было правильным, Астрид вытерла слезы и встала на ноги. Своей здоровой рукой она отвязала веревку от шкафа и кое-как закрепила сломанную. Конечно, она знала, что ей был необходим целитель, но не зная кому можно доверять на этом острове, а кому нет, девушка решила, что лучшим вариантом будет Готти, а не Ингунн. А до тех пор, ей придется терпеть, хотя она и знала, что кости были сломаны сразу в нескольких местах, и что плоть уже сильно распухла и потому так сильно жгла. Однако это было лучшим решением, которое она смогла найти и была рада, что выиграла этим себе немного времени. Она немного вздохнула, а затем зашипела, завязав маленький узел, чтобы повязки держались. Но потом вдруг остановилась и затаила дыхание, услышав что-то. Снизу. Тихие шаги. Значит... кто-то зашел в дом, и Астрид сразу почувствовала, как страх засел в животе, потому что сейчас это мог быть кто угодно. И раз этот человек крался, значит на уме у него было что-то недоброе. Ее глаза метались по комнате, надеясь отыскать что-нибудь, чем бы она могла себя защитить. И затем ее глаза зацепились за глиняные осколки, которые, вероятно были достаточно острыми, чтобы ранить человека, если она сумеет достаточно близко к нему подобраться. И, возможно, внизу она найдет оружие получше, как только доберется туда и сможет правильно оценить ситуацию. Поэтому она взяла самый, как ей показалось, острый осколок, который был при этом достаточно большим, и, легко поместив его в левой руке так, чтобы не поранить себя, она молча направилась к двери, бесшумно открывая ее. Астрид подумала, что, несмотря на то, что ее правая рука сломана, а именно в ней она обычно держала оружие, у нее все же есть одно преимущество здесь – это знания, которые она накопила, прожив двадцать лет в доме Хофферсонов. Она привыкла сбегать отсюда и возвращаться ночью каждый раз, когда ей хотелось потренироваться в лесу, и она знала куда ступать, чтобы дерево не скрипело под ее ногами. Кроме того, ее мать и так сняла с нее тяжелые сапоги, а без них она была тихой и быстрой, словно кошка. Она легко подбиралась к лестнице, спина ее была прижата к стене, полностью скрываясь от глаз вторженца. Затем она замерла. Слушала. Слышала, как этот человек медленно поднимался по лестнице, даже не подозревая о ней и исходящей от нее опасности. Итак, она ждала – один шаг. Два. Три. Она выскочила из своего укрытия, спрыгнула вниз по ступеням и с силой повалила незваного гостя на твердый пол. Ударив его (хотя это было больно) подбородок сломанной рукой, она прислонила острый осколок к его горлу, умостившись у него на груди и прижимая его своим весом к полу. — А-Астрид?! — прерывисто выдохнул он, и тем самым сильно напугав ее. Но вскоре ее дикие глаза нашли во тьме его лицо, освещенное вышедшими из-за туч звездами и луной. Не сильно, но этого было достаточно. И хотя она не смогла увидеть его веснушек или чудесных зеленых глаз, она сразу поняла, что это не иллюзия созданная ее разумом. Потому что она знала, что он вернулся. По-настоящему. Ради нее. И да, засада, которую ему устроила юная девушка была неожиданной, но Иккинг не злился на нее. А боль в спине от падения с лестницы и от удара в лицо вскоре была забыта. Ведь она не могла знать, что он все еще был на острове и посмел войти в дом ее родителей после всего произошедшего. И он понимал, что она подумала, что ночью мог вломиться в дом кто угодно, но не он. Но все же, парень не смог скрыть своего учащенно бьющегося сердца и затаившегося дыхание, когда нечто острое оказалось плотно прижатым к его горлу. И то, как эта прекрасная юная девушка сидела верхом на его груди, только сильнее затрудняло его дыхание. Но, в конце концов, он поблагодарил богов, когда Астрид убрала осколок подальше от его шеи, соскользнула к нему на колени и прижала его к себе. Ведь сейчас могло произойти все что угодно, хотя до этого момента юноша сильно сомневался в ее предательстве. И когда она крепко обняла его, он был абсолютно счастлив, что вернулся за ней. — Иккинг! — радостно воскликнула она и, затаив дыхание, крепко-крепко вцепилась в него. Ее руки обвили его грудь, а лицо было прижато к шее. Наконец, он пришел в себя и смог ответить на ее объятия. — Ты здесь... ты правда-правда здесь! Он слышал отчаяние в ее голосе. Ингунн, которая сейчас дежурила снаружи, рассказала ему обо всем, что произошло за время его отсутствия. И он сразу же снова разозлился от мысли, что Льйода действительно приковала свою собственную дочь в ее комнате, сохраняя ее «чистоту» для оплаты тех свиней, которые будут яростнее всего сражаться на войне, которую она хочет принести на Олух. Его невообразимо тошнило от этого. — Я здесь, Астрид... — заверил он ее, но когда парень вновь раскрыл губы, чтобы и дальше утешить ее, Астрид резко прервала его, крепко прижав свои губы к его. Она целовала его, отдавая всю себя, прижимаясь к его телу еще ближе, одной рукой зарывшись в его волосы, а другую положила на плечо, цепляясь за него из последних сил. И хотя он знал, что им, скорее всего, нужно было вернуться в лес, найти Беззубика и улететь обратно на Олух, он не смог сдержаться и практически утонул в ее объятиях, ответив на поцелуй с такой же страстью. Она прогнала все его мысли прочь, оставив разум пустым, а воздух вокруг горячим. Он чувствовал, как все вокруг вращалось и словно больше ничего не осталось, кроме их самих. И хотя он не знал причины такой реакции на него, Иккинг хотел вложить в этот жест всю свою любовь и восхищение к этой юной девушке. Одной рукой он крепко держал ее за талию, а вторую поднес к щеке. И было ли ему дозволено хотя бы удивиться чувствам, которые зарождались в нем, пока они вместе сидели на полу, а она двигалась у него на коленях, пытаясь сблизиться с ним еще больше? Но, к сожалению, девушка вдруг остановилась и отстранилась, оставив двух юных викингов судорожно вдыхать воздух. Тем не менее, ему казалось, что он чувствовал, как ее сердце бьется в груди так же быстро, как и его. А ее мягкое, спешное дыхание щекотало его лицо. Он хотел бы посмотреть ей глубоко в глаза, желая, чтобы этот момент длился чуть дольше, прежде чем им придется взяться за свои обязанности. Но юноша знал, что им снова нужно подниматься, найти Беззубика, полететь обратно на Олух и подготовиться к войне. Что им нужно... — Я люблю тебя... — неожиданно воскликнула она. — Я люблю тебя, Иккинг. Правда люблю... Мгновение юный вождь думал, что его сердце уже как минуту перестало биться. Его мозг будто просто перестал работать. Он не мог вымолвить даже несколько понятливых слов, лишь какие-то бессмысленные звуки исходили из его рта и губ, а затем он заставил себя прикусить язык. Юная девушка приняла это, как сигнал к продолжению: — Я не хочу расторгать этот брак. Отношения, которые мы начали... — шептала она, и Иккинг прижался своим лбом к ее, крепко сжимая ее талию руками, боясь, что она снова ускользнет от него. — ...Я хочу быть с тобой. Хочу быть твоей женой. Хочу быть Старшиной Олуха. И прости меня. За то, что моя мама хочет навлечь войну на наши племена. И что я была слишком наивной и продолжила верить ей, хотя и так понимала, что она обманывала меня и заставила верить в вещи, которые больше не имеют смысла. И прости меня, что привела тебя с собой, она же просто использовала болезнь моего отца, как приманку. И прости, что она натравила на тебя моих соплеменников в лесу, и прости, что... В этот раз он прижался своими губами к ее, заставив девушку замолкнуть, чтобы она перестала извиняться за вещи, в которых никогда не было ее вины. Он не мог слушать это. Ведь единственным, кто был виноват во всем – это Льйода, и только она втянула Астрид во все это. И этим поцелуем он хотел поддержать ее замечательную мысль продолжить их брак и отношения. Доказать, что он тоже хотел всего этого – чтобы она была его женой, старшиной и даже больше. Его другом, Драконьим Наездником, и что он просто хотел вернуть ее обратно на Олух и оставить рядом с собой. Поцелуй был коротким. Значимым и сладким, лишенный прошлого огня и страсти, но не любви, которую разделяли викинги. — И я люблю тебя, Астрид Хофферсон... — прошептал он, отстранившись всего на несколько миллиметров от нее, широко улыбаясь, когда она ответила: — Карасик... Я теперь Карасик, не забывай об этом... — Как я мог? — Ох, точно не сможешь. Потому что отныне я буду всегда рядом, чтобы напомнить тебе об этом. Услышав это, будоражащие мурашки прошлись по всему телу Иккинга, разлив по нему и его конечностях тепло. — О, я надеюсь на это... Но до того, как они бы смогли продлить этот волшебный момент чуть дольше, громкий, тяжелый кашель эхом разнесся по дому, немного напугав двух юных викингов. — Что это было?! — спросил Иккинг, будучи одновременно и удивленным, и ошеломленным. А глаза Астрид тут же расширились, прекрасно понимая, кто был источником этого звука. — Отец! — громко воскликнула она, поняв, что звук доносился из спальни ее родителей, где Хакон, должно быть, все так же лежал в кровати. Она сразу же поднялась, выпутавшись из теплых объятий Иккинга и подала ему левую руку, чтобы помочь тому встать. — Иккинг, отец не болен! Мама хотела убрать его, чтобы самой управлять племенем! Думаю, она использовала какой-то яд... — Ты уверена?! — совершенно пораженно спросил Иккинг. — Да. Она сама сказала мне. Мы должны помочь ему перед тем, как улетим... Я не могу позволить своему отцу умереть! Только не так! — Мы поможем, не волнуйся. Прежде чем она бы кинулась к спальне, юноша схватил ее за левую руку, тем самым остановив, и развернул к себе. — Это тоже она сделала? — взволновано спросил он и показал пальцем в сторону ее перевязанной правой руки. Астрид немного скривилась. До того позабытая от присутствия Иккинга и их поцелуев боль вновь вернулась. — Я... Она приковала меня к стене, и чтобы сломать цепь и сбежать мне пришлось сломать руку... Мне же нужно было вернуться на Олух и предупредить вас! Иккинг слегка зашипел, осознавая, через какую боль прошла и продолжает проходить девушка. — Понимаю, что это далеко не самая моя разумная идея, и подожди я чуть дольше, ты бы спас меня... От этого юный вождь усмехнулся и наклонился, чтобы подарить девушке небольшой поцелуй в щеку. — Видишь... это одна из причин, по которой я так сильно люблю тебя. Потому что ты готова ранить себя, чтобы сражаться за то, что ты веришь. И тебя точно никто не должен спасать. И... Астрид? — Да? — Больше тебе не придется проходить через это самой. Потому что отныне всегда будут Иккинг и Астрид... Навсегда...