Вино для Магистра

      Арктур шёл по саду, приводя разбушевавшиеся мысли в порядок. Точнее, пытаясь. Но стихия внутри не утихала. Попытка сбежать от собственных чувств успехом не увенчалась. Трепавший рубашку ветер никак не остужал его разум. Ноги сами привели к восточной стороне школы, независимо от его попытки скрыться.       Он остановился, смотря на окно в вершине башни, где находилась спальня Темиса, замечая свет. И совсем не замечая огня в другом окне, пониже, что интересовало его в разы больше.       «Конечно, она у него. Она всегда в это время у него, судя по его трёпу...»       — Твою мать!       Он пнул камень, с ужасом осознавая, что, кажется, тот спектр ненависти, что он испытывал, назывался идиотским словом «ревность». Которую он, в общем-то ощущал довольно часто, но становясь исключительно её объектом, а никак не тем, кто сам ревновал. И даже все его прошлые любови, с которыми он был и довольно долго, не вызывали подобного дикого чувства, когда уже самому хотелось повеситься на её волосах от злости и безысходности. Что ж, всё так или иначе случается впервые.       «Да и к кому! К этому снобу Темису! Это же смешно!»       Было бы смешно, если бы не рвало внутри, если бы не заставляло смотреть на ненавистное окно неотрывно, мучая себя ещё больше, если бы мысли не сжигали, если бы разум не рисовал без конца её в чужих объятиях, если бы сердце не колотилось в груди так отчаянно быстро. И даже чёртовы упавшие на лицо кудри не раздражали, как не раздражал и холод. Всё существовало лишь фоном для его личного Ада, пока взгляд чёрной бездны его глаз сверлил одну лишь точку и весь мир съежился до одного лишь желания. Вытащить её из этой постели и хорошо набить ненавистное лицо, примерно до смерти. Без чёртовой магии. А вот так, по-мужски, примитивно и оттого так желанно.       Гневное дыхание душило его, пробиваясь сквозь царапающие когти опустошения и панического осознания отвратной реальности, когда он заметил в окне башни дрогнувший дважды свет свечей, ровно друг за другом. Очевидно, от двух персон. И в миг промелькнувшие следом силуэты, позволяя убедиться, что Темис и правда не один. Что всё - не обман зрения, не обман чувств.       Крепкая рука упёрлась в толстую кору широкого многовекового дерева, передавая ему всё своё болезненное состояние, отравляя зелёную листву каждой из собственных мыслей, яркими вспышками её образа, плавящегося в чужих руках. И дерево плавилось так же. Издавая дикий гул древней коры, скручивающейся под рукой в густоте чёрного тумана. Свистя бушующими ветвями, выворачивающимися словно кости ненавистного ему человека. Опадая почерневшей листвой к ногам вместе с его душой. В такт бьющегося в дикой лихорадке сердца, пульсируя древесным соком, который скрученное дерево выплёскивало из себя словно кровь. И вдруг нахлынувшая пустота вместе с чётко различимым в окне видом мужчины, обнимающего женщину. Его женщину. И тонкие руки без налёта какой-либо одежды, зарывшиеся в его волосах. Так же, как делала она. С ним.       Арктур покачнулся под искореженным, дымящимся тёмными клубами деревом. Он уже не чувствовал ни сердца, ни души, ничего. Лишь всеобъемлющую боль. Неясно почему. Лишь, как факт, констатируя, что умерло что-то внутри, не имея возможности возродиться. Магистр поднял руку к окну, намереваясь сделать с ним тоже самое, что с этой вековой махиной. И остановил себя, почти сжав пальцы, понимая, что мог навредить и ей. И тогда дерево... Несчастное, многовековое дерево умерло вместе с ним. Поглощаясь в пустоту, словно никогда его не существовало в этой Вселенной.       Так же, как и его не существовало для неё.       Огонь в окне погас, погружая башню во тьму и он уже знал, почему, для чего. И картинки, закружившиеся в голове, вкидывали новые поленья в пустоту. Нет, больше он не в силах сдержаться. Он и так сдерживал себя столь долго, оставаясь мрачным наблюдателем. Он должен. Просто должен. Плевать на последствия. Его шаг, наполненный решимостью, быстро устремился в сторону входа. И плевать было даже на ту картину, что откроется его глазам, когда он распахнёт ненавистную дверь. Он готов был пережить даже это, прекрасно зная, что картинка отпечатается в памяти на всю оставшуюся жизнь, но лишь бы вытащить ее из этой чёртовой постели, лишь бы избавить чужие простыни от её запаха. Лишь бы...       Яркая вспышка зажёгшегося света в окне чуть пониже привлекла боковое зрение и он повернулся, скорее машинально. И замер, как вкопанный. Различая её, открывающую створки, впуская ночную прохладу. Взгляд переметнулся выше, к башне. Разве могла она так быстро оказаться у себя? Он ведь сам видел, что там происходило, в ненавистном окне. Видел, что Темис точно был не один. А теперь он смотрел на нее в окне её же временной спальни. Не один. Но не с ней. Главное, что не с ней...       Сердце застучало так дико, что, казалось, готово было убить его этим ритмом. На душе отлегло, отпустило, перестало скручивать в болезненный ком. Почти. Ибо желание увидеть и убедиться было сильнее здравого смысла, который у него, очевидно отсутствовал, ведь только идиот, получив за одну неделю отказов больше, чем за всю жизнь, пойдёт к ней.       «Эйрин, видимо, была права, называя меня болваном... Да и... Плевать... Лишь бы мне она не привиделась»       Он покрутил рукой в воздухе, создавая чёрные полупрозрачные ступеньки, ведущие прямиком к её окну и торопливо поднялся, вторгаясь в её комнату, спрыгивая с подоконника в освещённую комнату. Моргана обернулась на звук, шокировано замерев у зеркала и роняя из рук расчёску на пол. Арктур оглядел её, пребывая в небольшом ступоре от её вида, от того, что она реальна, от того, что она не была в ненавистной комнате. Она сидела на маленьком пуфике, босая, с распущенными мокрыми волосами, в простой, короткой чёрной сорочке, так притягательно очерчивающей все изгибы. Она встала, быстро набрасывая подхваченный с дверцы шкафа халат и смотря на него неприязненно.       — Какого чёрта?!       И его глухое, почти что сдавленное:       — Прости...       Он сделал шаг вперёд, всё ещё не веря в ложь собственных мыслей, чувствуя, как всё внутри сходило с ума от столь знакомого аромата. Будучи так близко и не имея возможности дотронуться.       — Что?!       Она скрестила руки на груди, непонятливо смотря на него и не зная, как оценивать его выходку.       — И за окно тоже... Но я чуть с ума не сошёл! Ты не Моргана! Ты самый настоящий Мор на мою голову!       — У тебя что, температура, Арктур? Несёшь какой-то бред.       — Никакой это не бред! Я пришёл извиниться. И не уйду, пока ты не выслушаешь. Сколько ещё можно игнорировать моё существование?!       — Пока что ты только кричишь на меня. И я не игнорирую.       — Да-а! — он всплеснул руками, подходя ближе, — А что же ты тогда делаешь, когда проходишь мимо, даже не поздоровавшись?! Или, когда отводишь взгляд, вот прямо, как сейчас! Или, когда сворачиваешь в другой коридор, только завидев меня?! И еще куча других «или»!       Янтарный взгляд тяжело коснулся разбушевавшейся бездны и она вздохнула.       — Говори, что хотел и выметайся.       — И прекрати мне грубить, Моргана! Я не пустое место!       — То есть ты, — она ткнула в воздух пальцем, указывая на него, — Можешь мне грубить, а в обратную сторону это не работает?!       — Потому я и пришёл!       Он подошёл совсем близко, замечая, как часто она дышала, то ли от гнева, то ли от волнения. Он остановился, напряжённо выдохнув и чуть помолчав, прикрывая глаза. Давая себе и ей пол минуты, успокоиться. Унять внутри поглощающие эмоции.       — Прости меня. Слышишь? — он различил недоверие в янтаре и понизил голос, — Я не хотел. Не то имел ввиду. Сказал глупость на эмоциях. Я не думаю о тебе так. Совсем наоборот, Моргана...       Он сделал еще один короткий шаг, становясь очень близко, взволнованно рассматривая её лицо, с которого сошли язвительность и недоверие.       — Я думаю совсем иначе. Ты — уникальная. Особенная. Как хочешь назови... Я, чёрт возьми, восхищаюсь тобой. И меня почему-то ранит отсутствие твоего внимания. Да я просто с ума схожу! На стенку лезу! Крыша уже поехала! До такой степени, что ничего меня не радует...       — Ну-ну, — она скептически усмехнулась, отводя взгляд, — У этого твоего «ничего» весьма красивые глаза и тонкий голосок. Как жаль, что она перестала тебя радовать. Но это не страшно, это пройдёт, ты ведь здесь нарасхват, быстро отыщешь замену для своего «ничего».       — Да не нужна мне ни она, ни Элизабет, ни одна из этих девиц! Я к ним даже не прикасался с тех пор, как тебя увидел! Мне, видимо, ты нужна! Зачем — я еще не понял, не разобрался, но...       Он вдруг замолчал, осознавая её поведение и тут же нагло улыбнулся, вводя её в ступор сначала своим откровением, а теперь и такой переменой.       — Постой-ка... Ты что, ревнуешь?!       — Что?! Нет. С чего бы мне ревновать такого, как ты?!       Он сделал полшага вперёд, улыбаясь. Она отступила, не сводя с него глаз.       — Ревнуешь...       Её спина коснулась шкафа и отступать стало некуда. Моргана выставила ладони вперёд и он упёрся в них грудью, подступая всё ближе, наплевав на эту помеху, ставя руки на дверцу шкафа по бокам от неё, отрезая пути отхода.       — Не обольщайся, Арктур.       Магистр мягко провёл по её щеке, наконец, вновь чувствуя её, ощущая, что она и правда реальна, видя, как часто она задышала, буквально оцепенев и слыша, как собственное сердце рисковало чуть ли не сорваться в пропасть.       — Простишь?       Она язвительно усмехнулась, пытаясь придумать хоть один способ, как отогнать его от себя. Подальше. За дверь, которую она решила не открывать. И ничего умнее в голову не пришло.       — А на колени встанешь?       Арктур недовольно нахмурился, но лицо быстро прояснилось, а наглая улыбка проявилась вновь. Он не стал больше терпеть, он сказал всё, что хотел, теперь лишь одно желание пульсировало в его разуме: поцеловать эти губы, ощутить эти руки, почувствовать её, обнять. И он исполнил это желание, накидываясь голодным зверем, гранича в своём поцелуе между грубостью и нежностью, мечтая вновь испить это вино. Его вино. Только его.       Халат соскользнул с плеч, падая на пол, улетая вместе с её недолгим протестом, когда спустя пару секунд натиска она сдалась. Руки ласково поднялись по его плечам и зарылись в чёрную копну, ероша волны. Он тут же прижал её к себе, почти до боли стискивая в объятиях, сминая ткань чёрной сорочки и нагретое жаром нахлынувших эмоций желанное тело под ней. Она реальна. Она и правда реальна. И она целовала его в ответ так же жарко. Он оторвался от её губ усилием воли, улыбаясь, замечая растерянный взгляд.       — Вставать на колени ради мольбы уж точно не буду. Даже не жди. Никогда. Да и вижу, ты меня и без того простила. Но есть иной повод, ради которого я вполне мог бы этого самого пола коснуться...       — Что? О чём ты? Ты точно не болен? Бред за бредом сегодня из тебя так и ...       Она замолчала, наблюдая, как он опустился вниз, нежно проходясь руками по её ногам, поднимая ткань сорочки вверх и неторопливо целуя внутреннюю сторону бедра, поднимаясь всё выше, вслед за руками. Моргана задержала дыхание, чувствуя, как его руки стянули с неё бельё и слегка отвели ногу в сторону. Она громко выдохнула, ощутив мягкое и столь волнующее прикосновение его губ и языка.       — Ах, ты об этом... Что ж, такое изви... Извинение меня тоже устроит.       Она запустила пальцы в его волосы, чувствуя весьма приятные движения, и такие же от его рук, очерчивающих её бёдра и плавно продвигающихся по пути его поцелуев, погружая после в ещё одну грань удовольствия. В спутанных мыслях промелькнуло, что никто до этого так и не смог своими настойчивыми ласками такого рода хоть как-то даже приблизить её к тому, что сейчас творил он. Усмешка тронула её губы и потерялась в стоне, а пальцы сжались сильнее, зарываясь в эти буйные волны, что так нравились ей. Мурашки прошлись по напряжённому телу, сбивая дыхание, заставляя прикрывать глаза и тонуть в каждом прикосновении.       Моргана громко выдохнула, чуть покачнувшись от головокружения, упираясь спиной в спасительный шкаф, облокачиваясь затылком и выгибаясь. Она тяжело дышала, ощущая себя, как минимум, водопадом. От бушующих эмоций в том числе.       — Прошу, остановись... Я больше не могу... Я, кажется, умру прямо сейчас...       Её частое, сбивчивое дыхание терялось в стонах и он нарочно усилил напор, не позволяя ей выбраться из этого плена.       — Нет... Не останавливайся... Умру... Зато... Как...       Она ощутила, как онемели кончики пальцев, с трудом произнося эти слова, скорее шёпотом, такими же онемевшими губами, и совсем невпопад между частыми стонами и накатывающей волной жара, от которой подкашивались ноги. И, наверное, если бы он не держал её одной рукой, прижимая к этому шкафу, она бы уже поплыла вслед за темнотой в глазах и крутящейся комнатой, настигшими её вместе с погрузившей в удовольствие волной.       Моргана пыталась отдышаться, понимая, что зрение возвращалось катастрофически медленно, чувствуя его руки, поднимающие сорочку всё выше и неторопливые поцелуи на бёдрах, мягко начавшие огибать живот, касаясь сантиметр за сантиметром горячей кожи, тихо пробираясь выше, к возбуждённой груди, задерживаясь там ненадолго, пока он управлял ей, как куклой, снимая ткань окончательно. Арктур посмотрел на её затуманенный взгляд, порозовевшие щеки, вздёрнутые беззащитно брови и приоткрытые губы, и улыбнулся. Именно такой он её и вспоминал чаще всего. Именно такой она и нравилась ему. Именно такой — настоящей.       — Я хочу целовать тебя всю.       — Ты, кажется, уже...       Она поцеловала его сама, впервые, и начала быстро расстёгивать рубашку, хотя, скорее, отрывать пуговицы, желая большего. Желая его. Рубашка полетела куда-то вбок по пути к кровати, как, впрочем, и остальная одежда. Её спина коснулась мягкости матраса и руки быстро обвили его шею, торопливо притягивая к себе, практически безумно.       — Куда ты так спешишь...       — Неделю тебя ждала...       Он усмехнулся, подаваясь вперёд, слыша уже знакомые мурчащие стоны и не намереваясь слишком быстро прощаться с этой ночью, наблюдая, как горел светом её янтарь и как она сама терпким вином и мягкой патокой извивалась по его мыслям и перед его глазами. Её прикосновения практически умоляли о поцелуях и он целовал, — нежно, неторопливо и вдыхая пьянящий, единственно важный аромат, утопая и в её ответной ласке, растворяясь в чувствах. В долгожданных и столь необходимых ему объятиях. И в свете дрогнувшей свечи сквозь томные вдохи прозвучал и её шёпот, внезапно перекрывший нежность и запустивший в нём волну несдержанной страсти.       — Ревную неистово. Делить тебя не хочу... И мне, кажется, тоже ты нужен. И я тоже не знаю — зачем...