Вино для Магистра

      Она лежала на его груди, обнимая, слушая быстрое сердцебиение и рисуя пальцем тени в свете последних догорающих свечей. Придя в себя минут через пятнадцать, Арктур повернулся на бок, укладывая её на спину, серьёзно разглядывая лицо. Она улыбнулась, наблюдая взъерошенные кудри.       — Моргана.       — Ммм?       Его серьёзный тон заставил насторожиться, но желание накрутить на палец завиток было сильнее. Ей всегда нравились такие волны, всегда хотелось и самой иметь такие, но она не имела... Как не имела и большинства из того, чего на самом деле желала. И оттого эти буйные кудри вызывали в ней такую улыбку. Хоть так они у неё были. Пока был и он.       — Пообещай, что больше не пойдёшь к Темису.       — С чего это вдруг?!       Она посмотрела возмущённо, убирая руку от его лица, не понимая, при чём здесь вообще этот забавный чопорный сейчас.       — С того, что я тебя прошу.       — Арктур, я не могу не пойти к нему! Это моя работа! Попечительство сожрёт меня с потрохами, если я не предоставлю им отчёт по каждому попавшему на отчисление школьнику. А у этого зануды их больше всего! И документов там, как в библиотеке...       — Так ты... Не спишь с ним?       — Я что?! Кто?! С кем?!       Её глаза округлились и она замолчала. Когда шок прошёл спустя пару секунд, она рассмеялась так громко и безудержно, что аж слёзы проступили на глазах. Арктур удивлённо наблюдал за ней, терпеливо дожидаясь, пока её смех прекратится. Потому что ему сейчас смешно не было.       — Ты! Решил! Что я! Да с ним! — она рассмеялась еще раз, утирая слёзы, — С этим-то снобом, который и любовью, наверное, занимается исключительно в рамках собственной кровати и по правилам! Ну насмешил... Ты что, ревновал меня к нему?!       — Ну-у...       — О, мой Бог! — она закрыла лицо руками, пытаясь остановить поток слёз и смеха.       — Думал, точно убью его сегодня...       — Теперь ясно, чего ты в окно полез! У тебя же крыша совсем съехала!       Она положила руки на его плечи, поглаживая, весело смотря в эти серьёзные глаза. Её объятия немного растопили его, позволяя, наконец, выдохнуть, от осознания, что всё, о чём он думал — лишь его мысли, не имевшие ничего общего с реальностью. Она улыбнулась, видя его прояснившееся лицо и ласково провела ладонью по щеке, говоря уже более спокойным голосом.       — Я просто над ним немного измываюсь... Ну, знаешь... Он весь такой зажатый. И меня веселит вгонять его в ступор. Всё время хочется его растормошить. Правда, по большей части мы с ним спорим, разгребаем его записи относительно всех попавших в списки и составляем новые отчёты на тех, кого я оставляю в школе. Иногда это занимает по пол ночи... Да и потом, ты разве не знал, что они с Эйрин встречаются?       — Ты это сейчас серьёзно?       — С тех пор, как я начала его гонять в хвост и в гриву, и он подрастерял немного свою чопорность... В общем, Эйрин попросила меня надавить на него ещё немного, чтобы выбить из колеи окончательно, а то он такой недоступный... Ну и, в один из дней, когда я ушла, она прилетела под видом заботливой феи и так и осталась до утра. За что он теперь, по её указке, таскает мне пирожные с кухни...       — Так это она была в его окне сегодня...       — Ты что следил за ним?!       — Я как представил тебя с ним, а потом и увидел... Меня такой гнев задушил... Хотел вытащить тебя из его постели и разделаться с ним раз и навсегда... Пока не увидел свет в твоём окне.       Моргана слегка рассмеялась, ярко представляя эту картину и обескураженность Темиса и Эйрин.       — Вот было бы смешно, если бы ты к ним завалился. Ты точно сумасшедший!       — Меня, кажется, разум покинул, так что мне вообще не смешно...       — Да брось...       Она приподнялась и повалила его за плечи на кровать. Белые волосы, еще не до конца высохшие, расстелились по спине, обдавая холодом. Арктур улыбнулся, наблюдая, как её грудь покрылась мурашками. Ладонь тут же не упустила возможности очертить эти изгибы.       — Ты очень красива.       — Этот изысканный комплимент адресован моей груди или мне?       — Ты вся красивая.       Его рука поднялась выше, поглаживая улыбающиеся щёки, чётко очерченные скулы и убирая волосы с острого плеча, любуясь ей, чувствуя прилив нежности, что так редко появлялся в нём по отношению к любовницам. Он в принципе не помнил, когда и с кем лежал так в кровати в последний раз, наслаждаясь просто присутствием, просто разговором, испытывая потребность в чужих объятиях и поцелуях, а не в банальном удовлетворении инстинктов. Да и он не считал её «одной из своих любовниц». Скорее просто одной. Той, от чьего присутствия оживала душа и отчётливо билось сердце. Той, кого хотелось понять.       — Я видел Элизабет вечером...       Она нахмурилась и глубоко вздохнула, ложась на спину, заворачиваясь в одеяло.       — Не порть момент, Арктур... Ты лежишь в моей постели. Так говори обо мне, а не о ком-то ещё.       Он повернулся к ней, утопая в белых волосах и запахе, сжимая в объятиях, шепча у самого уха.       — Вопрос и есть о тебе... Я хочу тебя понять. Объясни мне... Почему ты поступила именно так, а не иначе? Почему не дала ей доучиться спокойно, пожить ещё немного... Почему ты сделала такой выбор?       — Ты не поймёшь... Ты... Другой. Ты не приемлешь всего этого и не одобришь.       — Может и не одобрю, я не знаю. Но понять попытаюсь.       — Ты не знаешь, каково это. И то, что тебе кажется благом, не всегда им и является.       Она повернулась к нему спиной, обнимая подушку, съеживаясь в попытке отгородиться от бессмысленных объяснений. Его рука нырнула под одеяло, аккуратно притягивая её за живот к себе и крепко обнимая, целуя плечо, чувствуя, как она немного расслабилась.       — Значит, развей мои представления. Я правда хочу узнать тебя, твои мотивы, твои мысли.       Моргана вздохнула, наблюдая за пламенем свечи, неторопливо расплавляющим медленно капающий воск.       — Нет у неё этого времени, Арктур...       — Почему?       — Особенность света...       — Расскажи.       — Ты не отстанешь, да?       — Выпытаю любым из способов. Мне это важно. Так что соглашайся по-хорошему, а иначе...       Арктур слегка укусил её за плечо и она поёжилась, сильнее заворачиваясь в одеяло, размышляя в воцарившейся тишине, пока он поглаживал её талию. Она вздохнула и решила сказать, как есть. Увидеть и самой, испугается ли он, узнав правду о ней.       — Мои способности открылись, когда мне было, кажется, лет шесть. Я бежала за каким-то жуком и упала в старый, осушенный колодец, сломав ногу от падения. Очнулась уже глубокой ночью. Было настолько темно и страшно, что это спровоцировало выброс света. Благодаря этому меня, конечно, нашли и всё обошлось. Родители испугались, не сказали никому. Поначалу всё было в порядке... А потом, спустя буквально пару месяцев, способность начала агрессивно проявляться. Так всегда происходит со светом. Если я расстраивалась или злилась, то что-то обязательно горело. Сначала это были игрушки, потом пара растений, потом заживо сгорел мой кролик, сидевший у меня на коленях, когда какой-то соседский мальчишка кинул в меня камень, дразня. После — сгорел склад с продуктами, лишив всю мою семью еды посреди зимы... Мы голодали тогда. Родители отдали меня Совету, когда я ослепила соседа-садовника, что учил меня выращивать всякие растения по выходным. Я выжгла старику глаза, просто испугавшись его внезапного появления за спиной. Конечно, случайно. Я не управляла этим. Родители не хотели, но им пришлось, к тому же, они боялись меня. Да и после гореть начала я сама в постоянной попытке сдержать силу внутри.       Она повернулась, заглядывая в его спокойные глаза. Кажется, ничего из сказанного не пугало его и даже не особо удивляло. Арктур убрал с её лба покатившиеся на лицо волосы, внимательно слушая и наблюдая.       — Когда я была в возрасте Элизабет — было очень сложно. Эмоции били через край. И методы по их регулированию были жестокими. Потому что страдали люди вокруг меня. Когда я пообщалась с ней после того, как вскрыла эту силу, я поняла, что она хоть и робкая, но очень эмоциональная. А это значит, что оставаться в школе — опасно. И для неё и для окружающих. Свет — это проклятье, Арктур. Обрекающее на вечный контроль и часто — одиночество. И чем раньше она к этому привыкнет, тем лучше для неё самой.       — Ты ведь могла взять ее под своё крыло. Научить сама.       — Нет. Не могла. Вот куда мне её, скажи? К себе домой? И что мне с ней делать? Я ей не мать и не хочу ею быть.       — Если с ней будут поступать так же, как с тобой...       — Не будут.       — Почему ты так уверена?       — Когда я подросла примерно до её возраста, то поняла, что меня боятся. Что все методы нацелены на то, чтобы сломать мою волю, подчинить. И я сделала вид. Притворилась, что сломалась. И начала свою игру. Я тихо и неторопливо продвигалась по карьере, выполняя даже дикие для меня поручения. И, достигнув высокого положения, я начала манипулировать. Аккуратно, осторожно... Чтобы никто не заподозрил. Мне удалось взять образовательный корпус, где содержатся все те, чья сила опасна для общества, под свой контроль. Сначала ненавязчиво... Затем по всей документации. По всем фронтам. Сменив абсолютно весь персонал. Мне понадобилось много лет, осторожности и союзников, чтобы изменить эти методы. Когда Совет и Попечительство поняли, что происходит, было уже поздно и я защищалась и защищала, угрожая. Зная, что они боятся. И ты прав, я могу поставить их всех на колени одним лишь желанием, но что будет потом, когда они встанут с колен, превосходя числом? Когда за моими плечами по большей части лишь дети с нестабильными способностями. Подумай.       Он сел, напряжённо смотря на неё, ловя каждое слово. До этой минуты даже не подозревая ни о чём подобном. Не подозревая о том, что происходило во внешнем мире, от которого он отрезал себя добровольно и довольно давно.       — Они наверняка растерзают каждого твоего подопечного. В назидание. И в качестве мести.       — Именно так. Мне удаётся держать их на коротком поводке лишь благодаря их страху, моему влиянию на магическое сообщество и наглядному примеру, что для подчинения ломать не обязательно. Каждый день я жду удара в спину, понимаешь? И даже то, что я приехала сюда — для меня имело свою цель. Мне нужны последователи. Нужны преемники. Чтобы, когда я покину этот мир, такие, как я, не боялись своей силы.       — Почему же ты думала, что я не пойму тебя? Я понял каждое твоё слово, каждую мысль и каждый посыл.       Она села напротив, нежно обхватывая его лицо ладошками. Одеяло поползло вниз, открывая чувственную фигуру, прикрываемую теперь лишь длинными волосами. Она смотрела в его глаза с мягкой улыбкой, рассматривая каждую деталь столь приятного ей лица.       — Потому что ты, мой милый Арктур, идеалист... Ты живёшь так, как ты хочешь сам. Делаешь всё, что тебе вздумается и как вздумается. Ты хозяин своей жизни. Ты наслаждаешься каждым днём... Мой мир — иной. И там нет места таким, как ты. Такие, как ты, становятся в нём изгоями или, что еще хуже, съедаются, даже не застревая костью в горле. И я, честно, даже завидую тебе немного. Этой способности: жить в том мире, что ты сам для себя создал, идя вперёд с весёлой улыбкой, не взирая ни на что. У меня так совсем не получается и я не понимаю этого, не понимаю, каково это. А значит, и тебе будет сложно понять мой мир, мою жизнь.       Он буквально накинулся на неё, завладевая поцелуем, повалив на подушку, сжимая её ладони над головой. Она обхватила его ногами, удивляясь этой неудержимой и столь резко вспыхнувшей страсти. Он прервал свои поцелуи, смотря в её светящиеся глаза.       — Но я понял... Всё понял. Послушай, я же говорил, что восхищаюсь тобой? Скажу еще раз.       — Что? — она слегка рассмеялась.       — Ты сделала то, о чём я лишь думал, о чём лишь мечтал. Я предпочёл сбежать. А ты — нет. И мне даже стыдно, что я не такой. Что я никогда таким не был. И вся моя жизнь — лишь мелкая песчинка. А твоя — это солнечный свет. И я... Ты меня ослепила.       — Очень-очень важная и совсем не песчинка... Разве ты не видишь?       — Не вижу чего?       — Мой глупый, милый Арктур...       Она высвободила свои руки, мягко обнимая его, запуская пальцы в волны и улыбаясь. Он смотрел так непонятливо, что она чуть было не рассмеялась.       — Понимаешь... Моя жизнь наполнена серыми красками. Я не умею летать. А ты — делаешь это каждый день, не задумываясь. И раскрашиваешь мир вокруг себя. Ты хоть представляешь, как это важно?       — Не вижу ничего важного.       — Тогда посмотри внимательнее. Начни замечать. Потому что я заметила сразу. И все это видят. В этой школе столько людей... Но тянутся они к тебе, как к огоньку. Как к костру, у которого хочется погреться. Они слушают тебя, заражаются тобой, ты очаровываешь. Стоит тебе начать говорить и ты покоряешь сердца. И даже я... пала жертвой твоих чар, желая раскрасить собственную жизнь хоть ненадолго. Знаешь, весь наш мир, вся эта магия — не более, чем техника и навыки. Настоящее волшебство порождают такие, как ты... Заставляя парить над землёй...       — Но мои мечты так и остаются мечтами.       — Это не имеет значения.       — Почему?       — Важна сама способность... Умение мечтать, желание верить... Это то, что даёт толчок. Даже если и не тебе, то людям вокруг тебя. Посмотри, оглянись на своих учеников. Они же подхватывают любую твою мысль и сломя голову бегут реализовывать. Думаешь, я не заметила этого? Каждый вечер я наблюдаю, как они гурьбой несутся по коридорам, обсуждая какую-то вскользь сказанную тобой мысль.       Он потупил взгляд, задумчиво сдвигая брови, анализируя её слова.       — Я этого не замечал. Но разве ты не такая же? Ведь люди идут за тобой, раз тебе удалось сдвинуть с мёртвой точки эту систему...       Она улыбнулась ностальгично, продолжая перебирать эти чёрные волны, ненадолго погрузившись в собственные далёкие воспоминания.       — Во мне этого почти не осталось. Вся эта реальность, пропитанная вечной борьбой, убивает, заставляет черстветь. Рано или поздно. Медленно загоняет и не оставляет ни времени, ни стремления к мечтам, ставшим вдруг пустыми. Потому что на смену желаниям приходит необходимость. На смену мечтам приходят цели и чётко выстроенные планы.       — Скажи мне, чего ты желаешь, Моргана?       Она задумалась, ненадолго обращая взгляд на свечу и пожала плечами, откровенно заглядывая в заинтересованную бездну этих глаз.       — Мои желания не имеют особого значения.       Арктур коснулся её щеки губами, оставляя короткие поцелуи, произнося шёпотом на ухо.       — Для меня — имеют. Скажи. Хоть что-нибудь. Хоть самое маленькое желание.       Она слегка рассмеялась и сильно взлохматила его копну волос, чувствуя лёгкие поцелуи на плече.       — Хочу такие же кудряшки!       Он тихо засмеялся, удивлённо смотря на неё.       — Что-что, а вот этого я сделать не смогу... Боюсь, скорее сожгу твои чудесные белые локоны...       — Хочу того вина... И чтобы ты читал мне что-то интересное, а я буду его пить и слушать твой красивый голос... А ещё... Но это глупо.       — Говори.       — Мне всегда хотелось посадить какое-нибудь растение, как в детстве... Чтобы наблюдать, как оно растёт, может быть, лет через сто даже показать кому-то очень важному, что в итоге выросло. Но поначалу, когда меня привезли в столицу, мне было негде. А потом — уже некогда.       — Значит, завтра начнём с вина.       Она тихо засмеялась, целуя его, ютясь в объятиях.       — Знаешь, мне так нравится быть здесь... Словно я смогла поставить всё на паузу, взяла передышку. Конечно, это не так на самом деле. Но я отдыхаю. И я рада, что ты залез в это окно сегодня. Я думала, ты оставишь свои попытки довольно быстро.       — Моргана, для меня ты не одна из...       — Помолчи. Мы, кажется, уже достаточно наговорились... Лучше поцелуй меня так же, как целовал до этого...       — Как пожелаешь.       Он улыбнулся, возвращаясь к поцелуям, осыпая её ими, воплощая своё желание — целовать её всю.       До нежности прикосновений и кружащейся от ощущений головы.       До последней сгоревшей свечи.       До сладости мурчащего голоса.       До усталости в мышцах.       До ласкового шёпота.       До сладострастного «моя», прозвучавшего в свете дрожащего огня посреди нагретой комнаты.