Equal Opportunity Employer/Работодатель равных возможностей

После завтрака, стряхивая с себя крошки печенья я выхожу следом за Ником. Когда мы добираемся к стоянке отеля, я замечаю, как Хэнк выгружает что-то из багажника автобуса. — Что происходит? — спрашиваю я. — Кое-кто переезжает в другой автобус. — Другой автобус? Я щурю глаза, стараясь не смотреть на раздвоенную задницу Хэнка вылезающую из штанов, когда он наклоняется, чтобы выудить еще багаж. Наконец я поворачиваюсь к Нику. Его руки упираются в бедра. — Ах, черт. Кто переезжает, я или Боб? — Боб. — Я? Почему я? На каком автобусе я еду? Хэнк пыхтит и садится на корточки. Он делает глубокий вдох. — Технический автобус. Ник начинает смеяться. — Технический автобус? Я чуть не плачу. — Но почему? Слышу хруст гравия, когда кто-то подходит ко мне сзади. Обернувшись, я вижу Дэйва. Он щурит один глаз от светящего ему в лицо утреннего солнца. — Что происходит? — спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы меня пересадили в технический автобус? — О чем, черт возьми, ты говоришь? Я указываю я на Хэнка. — Он собирается перенести мое барахло в технический автобус. — У тебя какие-то проблемы с техниками? любопытствует Дэйв, уголок его рта приподнимается в полуулыбке. Мой рот приоткрывается, и глаза начинают бегать. — Э-э, нет… Но разве я не должна ехать в автобусе музыкантов, раз я музыкант? Дейв тычет языком в губу изнутри и смотрит в сторону. Я чувствую, как мое лицо расстроенно морщится. — Черт… Черт, Дэйв, что происходит? — Я попросил пересадку на другой автобус. Я больше не доверяю тебе и Нику. Мои брови нахмурились. — Что? Ник подкрадывается ко мне сзади. — Дейв, я пошутил, когда сказал это дерьмо в закусочной. В самом деле, мы с Бобом всегда были очень дружны. Ничего не происходит, клянусь тебе. Руки скрещены на груди Дэйва, и он ухмыляется. — Хм-м-м, ну, видите ли, я только что слышал от роуди, что вы, ребята, обнимались в топлесс-баре. Я бы сказал, что это более чем дружелюбно, не так ли? — Ну это мы можем объяснить. Дэйв выгибает бровь. — Правда? Вы можете? Ник поворачивается ко мне. Клянусь, я все меньше и меньше чувствую себя виноватой за то, что отравила его. Гребаный поц. — Да, я могу. Дэйв машет мне подойти поближе. — Ну что же, давай послушаем. — Гм…гм… Я прикусываю губу. — Ну, видишь ли, ко мне приставала одна девушка Дэйв моргает, никак не реагируя. — Эээ… она была довольно сильной и не воспринимала никаких намеков… Я смотрю на Ника. — И я перехватил инициативу. — Ты перехватил? — Да, я притворился, что Боб — моя, э-э, моя девушка, чтобы эта цыпочка оставила ее в покое. — Да, именно потому это и произошло, — подтверждаю я. Дейв переводит взгляд на Ника, а затем снова на меня. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Не переводи меня к техникам, — умоляю я. Он моргает, глядя на меня. — Ладно, — вздыхает он, поворачиваясь к автобусу. — Хэнк, вещи Боба не поедут к техникам. — Да!!! Темные глаза перемещаются на меня, когда его палец тыкает меня в грудь. — Я думал, что мы с тобой развиваем какое-то взаимное уважение друг к другу. Но ты только что соврала, глядя мне прямо в лицо. Ненавижу это. Я удивленно вскидываю брови, откидываясь назад. — Я не потерплю лжи от моих товарищей по группе. Он бросает взгляд на Ника, а потом снова на меня. — А теперь собирай свое барахло и садись в мой автобус. Я стою с открытым ртом и смотрю, как Дэйв идет к своему автобусу. Ник толкает меня локтем. — Ты действительно облажалась, Боб. Я медленно поворачиваюсь к нему. Затем я очень небрежно бью его в живот. — Черт… блядь… Боб. Он начинает ругаться, пока я иду к своему бывшему автобусу за рюкзаком и подушкой. Когда я прохожу мимо него к своему новому обиталищу, он все еще стоит, согнувшись, и все еще матерится. — Увидимся, Ник, машу я. Когда я поднимаюсь по ступенькам в автобус Дэйва, я понимаю, что у нас с Ником все это время был просто сарай на колесах. Идти дальше — все равно что войти в роскошный отель. Наш с Ником автобус по сравнению с этим походил на мотель номер Шесть. Мои глаза расширяются, когда я вижу всю эту черную кожу и глянцевый дуб. Встраиваемые лампы освещают все вокруг теплым желтым светом. Я оборачиваюсь, когда слышу, как водитель поднимается по ступенькам. — Тебя тоже подменили, Хэнк? — Я иду туда, куда идешь ты, бормочет его крепкий грубоватый голос.  — Верно, — улыбаюсь я. — Ты мой телохранитель. — Скорее я твоя гребаная нянька. Моя улыбка исчезает, когда я падаю на диван. Лениво отворачиваюсь в сторону, когда автобус начинает движение. Когда наклоняюсь, чтобы посмотреть в конец коридора, то вижу, что раздвижная дверь в заднюю гостиную закрыта. Мастейн закрылся от меня. Нахуй, это отстой. Тогда я, пожалуй, устроюсь как дома Иду в камбуз и роюсь в шкафчиках. Ничего. Я открываю холодильник. Там две бутылки Столичной. — Так, так, так, — бормочу я, вытаскивая одну из них.— Значит чист, да? Очевидно, Дейв нарушает свои собственные пункты контракта. Почему же он так разозлился из-за того, что я чуть не похерила один из своих? Я ставлю водку на место и беру диетическую колу. Раздается щелчок и шипение, когда я открываю банку. — Лучше бы это была не моя газировка, слышу я из-за раздвижной двери. — Нет, — отвечаю я, делая глоток. Не знаю, правда это или нет, но, черт возьми, он уже считает меня лгуньей. Какая теперь разница? Дверца отъезжает в сторону. — Диетическая кола — моя, — ворчит Дейв. Он придвигается ко мне, отнимает банку от моих губ. — Это мое. Глядя на меня, он наклоняется, чтобы сделать глоток. — Я плюнула в неё, ухмыляюсь я. — Не-а, ты не плевала. Потом подносит банку ко рту и делает большой глоток. Сглотнув, он наклоняется к моему лицу. — Я могу сказать, когда ты врёшь, Боб. — О, да неужели ты и правда можешь? Он кивает. — Как? Ты как маленький гребаный ребенок. Он ухмыляется, а затем делает грустное щенячье лицо. Он говорит детским голосом: — Я не брала печенье, мама. Честное слово!!! Я скрещиваю руки на груди и хмуро смотрю на него. — Не лги мне, — говорит он, указывая на меня, все еще держа банку. — Ну, теперь это уже не имеет значения. Я все равно тебя вычислил. Ври мне сколько хочешь. Я все равно буду знать правду. Я смотрю, как он делает еще один глоток, а затем возвращает мне банку. Когда я подхожу, чтобы взять её, он дергает банку обратно. — Один вопрос. — Что еще? , спрашиваю я, прищурившись. Дэйв облизывает губы, темные глаза не отрываются от моих. — Как далеко вы с Ником зашли? Я прищуриваюсь сильнее. — А вот это не твое дело. — Моё. Ответь на вопрос. Ты трахалась с ним? Я пристально смотрю на него и решаю, что просто не буду отвечать. Это не его собачье дело. Когда я начинаю протискиваться мимо него, он хватает меня за руку. — Почему тебя это волнует, Дейв? Какая тебе разница? Если бы мы с Ником когда-нибудь что-нибудь сделали, мы бы все равно прекрасно работали вместе. — Все мужики — чертовы кобели… Если ты отдашься Нику, это все испортит. — Ну, тебе не нужно беспокоиться, потому что это не зашло так далеко. — Я думаю, ты даже не помнишь эту часть контракта, да? Пристально смотрю на него. «Не делай этого. Не делай этого. Это не вызовет ничего, кроме неприятностей. О, черт, а вот и я, бля». — На кой черт вообще нужны эти чертовы контракты? — фыркаю я, открывая холодильник. Вытаскиваю бутылку и держу ее перед его лицом. — Ты не исполняешь своих, так почему же это должен делать кто-то другой? Его глаза метнулись в сторону, а подбородок выпятился. — То, чем я занимаюсь, тебя не касается. — Ну да, усмехаюсь я. — Послушай, Боб, я стараюсь присматривать за тобой. — Почему?! — шиплю я. — Почему, потому что я девушка? Черт, Дэйв, зачем ты меня нанял, если не можешь смириться с тем, что я женщина? — Дэйв, — говорю я, делая глубокий вдох, чтобы смягчить свой голос. — У меня двадцать лет не было отца. И мне, конечно, не нужно, чтобы ты сейчас пытался быть им. Он прислоняется к стойке и сжимает край руками. — Я не хочу быть твоим отцом, Боб. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно. — Я могу справиться с болью. Я крепкий орешек. Я справлюсь. Протискиваясь мимо него, я сажусь на диван напротив. — Ты забываешь, что я могу сказать, когда ты лжешь. Я смотрю на него, поджав губы. Черт, я начинаю его ненавидеть. Он проводит рукой под носом и смотрит вниз. — Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. И что же ты знаешь? Его темные глаза поднимаются останавливаясь на мне. — Ты никогда раньше не была в настоящем туре. Это была ложь номер один. Я сглатываю нервный комок и бросаю взгляд в окно. — Я не дурак, Боб. — Но ты все равно взял меня в группу? — Ну да, кивает он. — Почему? — В твоей игре много чувства, как будто ты дышишь музыкой или что-то в этом роде. Это просто сочится из твоих пор. Я давно не видел такой страсти, мне это нужно на сцене. Мои глаза снова находят его. — Песни, которые я считал мертвыми и ушедшими, вернулись к жизни вместе с твоим исполнением. Я чувствую, как мои кости размягчаются. У меня в жилах течет теплая кровь. Похвала и лесть делают это со мной, особенно если они исходят от кого-то, кого я так сильно уважаю. Здесь должно быть какое-то «но». — Но, как и подобает женщине, ты позволяешь себе увлечься моментом, не задумываясь, продолжает он. Он скрещивает руки на груди. — Мне бы не хотелось, чтобы ты испортила свою карьеру из-за нескольких минут потного ворочания. Я саркастически хихикаю и снова отворачиваюсь от него. — Послушай, Боб, — говорит он, садясь рядом со мной, — если тебе нужно куда-то деть излишнюю энергию, то сделай вот это, вместо Ника. Он протягивает мне акустическую гитару. — Мне понравились песни, которые я слышал на выступлении твоей группы. Может быть, когда все это закончится, у тебя будет, что забрать отсюда. Я всегда лучше всего писал в дороге. Кладу гитару на колени и наклоняюсь. Когда я скольжу пальцами по грифу, из-под пальцев, царапающих канавки металлических струн, доносится скрежет. — Займись вот этим поближе, а не моим барабанщиком. Понятно? Дэйв встает и уходит в свое укрытие. Я играю пару часов, теряясь в теплых звуках акустики. Расслабляюсь и начинаю радоваться переходу в автобус Дэйва. Он прав: я должна направлять свою творческую энергию, а не пытаться трахаться. Потом Хэнк что-то рявкает спереди. — Что? Ты что-то сказал? Я наклоняюсь вперед, чтобы увидеть, как Хэнк разговаривает по сотовому. — О черт. Ты уверен? он пыхтит. — Любопытствуя, я кладу гитару и делаю шаг вперед. — Все в порядке? Когда он поворачивается ко мне, я не вижу его глаз из-за солнцезащитных очков, но по линиям, идущим под углом от носа ко рту, вижу, что что-то не так. Что — то ужасно не так. — В чем дело, Хэнк? Он закрывает телефон и бросает его на приборную панель. — Это хреново, Боб. Хэнк проводит рукой по губам, потом по подбородку. — Хэнк? Он поднимает очки на лоб. Его серо-голубые глаза выглядят усталыми, расстроенными. — Хэнк? Он хватает меня за руку и крепко сжимает. — Боб, — бормочет он, когда я поворачиваюсь и вижу, как открывается дверь в гостиную.  — Ник ушел. Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом. — Что значит — «ушел»? Он качает головой и снова поворачивается к дороге. Я оглядываюсь через плечо и вижу Дэйва, стоящего позади меня. Его глаза темные, холодные, строгие. Я начинаю открывать рот, но он знает, о чем я собираюсь спросить, поэтому перебивает меня. — Ник едет домой. Он отводит от меня взгляд и проводит обеими руками по волосам. — Дэйв?! Он оглядывается на меня, и я вижу его кадык, когда он сглатывает. Затем он кладет руки мне на плечи. — Ник, — он останавливается, чтобы сделать глубокий вдох, — был уволен. Он больше не ударник Megadeth.