Equal Opportunity Employer/Работодатель равных возможностей

— Хорошее шоу, Дэйв! Я молча беру полотенце у Стива и возвращаюсь в раздевалку. Боб идет позади меня слева, Дроверы болтают о выступлении позади нее. Когда я вхожу в холл, первым, кого я вижу, оказывается Ник. — Великолепно, Боб, просто отлично! Твой голос звучал супер! О господи, уберите его от меня, пока меня не стошнило! Правда в том, что она действительно звучала хорошо, даже слишком хорошо. Я до сих пор не могу понять, почему она отказалась от своего ведущего места в Wicked Antics, чтобы играть со мной. Мне кажется, у нее должен был быть собственный контракт на запись. Они бы обязательно раскрутились. Правда, ее гитарист был полный отстой, но, черт возьми, в наши дни контракт на запись это чертовски важно. — Ты видел все эти зажигалки? — слышу я ее голос у себя за спиной, когда мы входим в зеленую комнату. Зажигалки. Да, было довольно круто, когда Боб пела «Cementary gates». У всех в этой толпе были зажигалки над головой. Публика была похожа на море теплых золотистых светлячков, раскачивающихся взад-вперед. Это было прекрасно. У меня на глаза навернулись слезы. Черт, я, должно быть, становлюсь мягким на старости лет. Приняв душ и немного поболтав с корешами, мы с Бобом садимся в автобус и отправляемся в Бостон. Она осторожно маневрирует по всей длине автобуса, потому что у нее в руках охапка плюшевых мишек и цветов, которые поклонники принесли для нее. Думаю, они наконец приняли ее. Наверное, я тоже. — Это Пух! Она трясет медведем у меня перед носом, а потом швыряет его на койку. Она смотрит на меня с ухмылкой. — Теперь мне никогда не придется спать одной. Черт, если бы все было как мне хочется, она бы никогда не спала одна, но тогда ее приятель по койке тоже не был бы этой гребаной детской игрушкой. Я протискиваюсь мимо нее в камбуз, чтобы попасть в заднюю гостиную. Раздраженно швыряю сумку в угол и сажусь на край кровати. Я чертовски устал. Самое тяжелое-это время после шоу. Весь адреналин, когда ты выступаешь, это такой кайф, а потом, когда он ослабевает, ты…ты…ну, ты просто чертовски слабеешь. Когда я был моложе, все было по-другому. Черт, я жил тогда ради вечеринок после концерта, девчонок, выпивки, наркотиков, но не теперь. Черт, теперь просто дайте мне гребаный стакан молока с печеньем, а потом уложите мою задницу в постель. Чего бы я сейчас не отдал за бутылку кока-колы. Я встаю с кровати и иду обратно на камбуз. Когда я пробираюсь мимо коек, нога Боба, свисающая с верхнего выступа, подталкивает мою руку. — Да, он здесь, выглядит таким же сварливым, как всегда. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, когда открываю дверцу холодильника. Она лежит, закинув одну руку за голову, а другой прижимая к уху этот гребаный мобильник. — Конечно, сегодня вечером он звучал хорошо. Разве бывает иначе? Откручивая крышку бутылки с водой, я поднимаю подбородок. С кем, черт возьми, она разговаривает? -Это Джейсон, улыбается она, покачивая ногой в пушистом тапочке. Блядь. Ну конечно. Я не помню, чтобы видел его за кулисами. Думаю, он не мог остаться на всё шоу. Я стою у ближайшего к кухне стола. Повернувшись боком, я все еще вижу Боба на ее койке. Слышу, как она сюсюкает с Ньюстедом. Я наблюдаю, как ее тело подергивается от смеха, эта чертова нога все еще болтается взад-вперед. Потом она разражается хохотом. Ньюстед не такой уж и смешной. Это, блядь, просто глупо! — Да ладно! — она смеется. — Ты шутишь! Я поднимаю бутылку с водой и с трудом глотаю. Оглядываю гостиную, пытаясь отвлечься от ее неприятного смеха. Я делаю еще глоток, еще глоток, еще глоток. — Да, пришли мне диск. Я не могу дождаться, чтобы услышать это. Мои глаза возвращаются к ней и ноге, которая все еще качается взад-вперед. Я стискиваю зубы. «Я не могу этого вынести, перестань улыбаться! Перестань быть такой чертовски счастливой! Посмотри на меня, Боб. Блядь…обрати же на меня внимание!» Теперь она начинает хихикать, как какая-нибудь глупая влюбленная старшеклассница. Звук ее голоса царапает меня, гложет изнутри. Я залпом допиваю остатки воды и снова закручиваю крышку. Постукивая пустой бутылкой по ноге, я отвлекаюсь на разговор с Хэнком по двусторонней связи. Это длится недолго, потому что Боб снова начинает смеяться. Я смотрю на нее недобрым взглядом. — Пошли его в управляющую компанию. Они позаботятся о том, чтобы я его получила…или…ты мог бы использовать это как предлог, чтобы снова навестить меня. Я решаю, что быть одному в задней гостиной лучше, чем слушать весь этот тошнотворный флирт. Встаю и иду по проходу. Когда я прохожу мимо нее, Боб снова касается моей руки своим пушистым тапочком. — Куда собрался, босс? Мои глаза сузились, губы скривились. Я провожу языком между нижними зубами и губой. Неужели она не видит? Она нужна мне прямо сейчас. Что такого особенного в Джейсоне, что она предпочитает говорить с ним, чем быть со мной? Возможно, ей нужно немного вспомнить о прошлой ночи. Я кладу руку на джинсовую ткань на ее лодыжке. Ее нога достаточно тонкая, чтобы моя рука легко сжимала ее. Я прижимаю свою ладонь к ней и скольжу рукой вверх к ее бедру. — Да, — тихо говорит она на что-то, что говорит Джейсон. Я слышу его бубнеж через динамик. Она отвечает: — Угу. Мой большой палец начинает делать маленькие круги на внешней стороне ее бедра. Она делает легкое движение ногой в мою сторону. Другая нога сгибается в колене и падает в сторону. Она тянется ко мне, и все это время ее глаза не отрываются от моих. Затем она облизывает нижнюю губу и прикусывает ее. Она делает глубокий вдох. -Да. Медленно и с большим нажимом я поднимаю руку. Теперь она у нее между ног. Ее глаза закрываются, когда я прижимаю большой палец к шву ее джинсов в промежности. Она с трудом сглатывает. Раздается негромкий стук, когда ее нога в тапочке упирается в потолок койки. — Да…э-э…да. Я все еще слышу, как Джейсон что-то бормочет. Разве он не заметил, как зазвучал ее голос, как он изменился? Теперь она практически только дышит в ответ. Неужели он ни хрена не понимает, что происходит? — М-м-м… Я наклоняю голову, чтобы облизать кожу между поясом ее джинсов и краем футболки. Без колебаний она впивается пальцами в мои волосы и впивается ногтями мне в голову. — Джейсон, я…гм, да. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее. Ее глаза полуприкрыты, рот приоткрыт, с края койки свисают золотистые локоны. Ее ноги широко расставлены, как открытое приглашение. Моя рука все еще прижата к ее промежности. Я чувствую тепло и сырость, исходящие из-под джинсовой ткани. Я удивляюсь глубине и хрипоте своего голоса, когда говорю. — Немедленно положи трубку. Она игриво улыбается и качает головой. «Черт побери, Боб, ты мне чертовски нужна. Я не собираюсь делить тебя с ним. Отвали от этого проклятого телефона.» Я снова наклоняюсь, чтобы уткнуться носом в ее грудь. Когда мои губы касаются ее, я чувствую, как ее сосок поднимается под тканью. Обхватываю его губами, потом зубами и кусаю. Жестко. — Черт! Дэйв! Она пинает меня ногой, отбрасывая к другой стене. Когда я смотрю на нее, она прижимает руку к груди. Смеясь, я твердо встаю на ноги. Вырываю телефон из ее рук и захлопываю. — Дэйв, черт возьми, я разговаривала с Джейсоном! Я усмехаюсь — Теперь уже нет. В чем твоя гребаная проблема? Я киваю головой в сторону задней гостиной. — Да ладно. Ее глаза становятся большими, а затем она моргает, будто не понимая меня — Что? — Тащи свою задницу в заднюю гостиную. Она фыркает. — Да пошел ты. Я сжимаю губы, косясь на нее. Мобильник в моей руке начинает вибрировать, и я слышу старую мелодию Элвиса. — Что это за хрень? Я хмыкаю. — Не знаю, — говорит Боб, морщась, — но я это ненавижу. Должно быть, Джейсон так запрограммировал ее телефон на звонок его номера. Он может быть таким занудой. Я ухмыляюсь. — Так смени звонок. — Я бы с удовольствием, но не знаю как. Я качаю головой и беру трубку. — Джей, это Дейв. Послушай, Боб сейчас очень занята. Ей придется перезвонить тебе позже. Его голос едва слышен, когда я отрываю трубку от уха и захлопываю ее. Я уверен, что это разозлило его, но здесь не о чем говорить. Боб-мой басист. Я ее босс. А сейчас самое подходящее время для встречи группы. — Мне не нравится, что ты лезешь в мою личную жизнь. Я пристально смотрю на нее. Я тоже, черт возьми, не рад, что она влезла в мою жизнь, но она все равно это сделала. Она хотела знать, что заставляет Дейва Мастейна дергаться. Она хотела войти в мою душу. Теперь, когда она наконец-то получила, то что хотела, она пасует. Я ухмыляюсь. — Ну, я думаю, что это относится к нам обоим. Она подходит ко мне, уперев руки в бока. — Дэйв, что происходит? — Ничего. Заправив за ухо завиток волос, она смотрит по сторонам, на переднюю часть автобуса, на Хэнка. Когда она берется за ширинку моих джинсов, ее взгляд снова поднимается на меня. Рывок, рывок, рывок — все пуговицы на моих джинсах расстегиваются. Затем ее рука скользит внутрь. Улыбка мягко касается ее лица, когда ее тонкие пальцы обхватывают мой возбужденный член. — Так вот в чем дело, да? Кажется, она обращается со мной так, будто уверена в том, что делает. Боб знает. Она знает, что имеет надо мной власть…и я говорю не только о моем члене. Она говорит с придыханием. — Ты когда-нибудь мне расскажешь? — Почему ты всегда хочешь того, что плохо для тебя? Я с трудом сглатываю и отвожу взгляд. Блядь, вот она опять с этим дерьмом. Я медленно отодвигаюсь от нее, ее рука выскальзывает из моих джинсов. Я делаю глубокий вдох. — Это ты мне скажи. Ты, кажется, все поняла сама. В ее глазах вопрос. Мне приходится отвернуться. — Может, ты и была права тогда. — В чем? спрашивает она. — То, что ты сказала… Как мы похожи внутри. Я вижу «как так?“в ее глазах, когда она хмурит брови. — Мы оба, кажется, хотим того, что в конце концов только навредит нам. Она слабо улыбается и кивает. — Да. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о боли. — Ты почувствовала это? Она подходит ближе и кладет руки мне на грудь. — Да, я это чувствую. Ты говорил, что боль дает почувствовать себя живым. Я жива. Ты дал мне доказательство этого. — Боб, тебе просто нужен человек, который заменит твоего дорогого папашу. Я делаю шаг назад. Ничего не могу с собой поделать, ее близость беспокоит меня. — Ты хватаешься за песок, который продолжает проходить сквозь пальцы, потому что это то, что ты хочешь…чтобы кто-то оставил тебя, как это сделал когда-то твой отец. — Ну, тогда, наверное, поэтому я и хочу тебя, а? Я закрываю глаза и медленно открываю их, надеясь, что она исчезнет. Но-нет. Она все еще тут. Я вглядываюсь в ее лицо. — Значит мы оба понимаем, что делаем друг для друга. — Ну, я знаю, что ты для меня делаешь, — бормочет она, отводя глаза. — Забавно, но почему-то нам обоим нужно одно и то же — быть брошенными, отвергнутыми. — Я думаю, именно поэтому мы составляем такую идеальную пару. Ее сверкающие голубые глаза снова устремляются на меня. — Мы делаем это друг с другом, не так ли? Я сжимаю челюсти и киваю. Я делаю себя непроницаемым прямо сейчас. Мне приходится. Мне вообще не следовало впускать ее в душу. Надо быть твердым, как скала. Я отказываюсь смягчиться, когда она проводит рукой по моей груди. Я тверд, а она мягкая, текучая, как жидкость. Она не сможет войти. Вода никогда не проникает внутрь камня, но, с другой стороны, каким-то образом ей удается изменить его. Вода всегда уносит с собой что-то из камня. Проходя по неровным поверхностям, она сглаживает его, закругляет края. Не говоря ни слова, она скользит кончиками пальцев по моей руке и берет меня за ладонь. Когда она идет к задней гостиной, то слегка тянет меня за собой. Меня и впрямь не нужно упрашивать, чтобы я следовал за ней. Это то, чего я хочу. Наедине с ней-вот где я хочу быть. Когда мы проскальзываем мимо раздвижной двери, я закрываю ее и запираю замок. В почти полной темноте я едва различаю ее волосы и кожу. По какой-то причине вдруг чувствую ее запах. Наверное, плохое зрение обостряет остальные чувства. Я слышу, как она дышит. Теперь мне просто хочется ощутить вкус ее губ, почувствовать прикосновение ее кожи к моей, ее текучую сладость, поглощающую меня. Я беру ее за руки и притягиваю к себе. Оранжевый луч света, пробивающийся сквозь тонированное окно автобуса, мерцает в ее глазах, когда она смотрит на меня. Теперь, когда мои глаза привыкли к темноте, я вижу, что ее губы мягкие, податливые и ждут моего поцелуя. — Это должно быть в последний раз, — шепчет она, прежде чем наши губы встречаются. — Потому что я боюсь, что не смогу оттолкнуть тебя, если привыкну держать. Я не смогу выполнить свою часть сделки. Я хочу сказать ей, что чувствую то же самое. Я могу легко пристраститься к этому, к ней. Но что будет, когда тур закончится? Что произойдет, когда я должен буду вернуться к своей семье? Черт, в конце концов она просто бросит меня. Мы никогда не сможем быть такими, какими хотим быть друг для друга. — Я люблю… — Я прижимаю палец к ее губам. Мне невыносимо слышать, как она это говорит. Если она это скажет, это станет по-настоящему. Мы не можем позволить этому стать реальностью. Оба наших мира развалятся, если это произойдет. Я сглатываю, наблюдая, как она приоткрывает рот. Ее зубы кусают мой палец. Я чувствую, как ее руки двигаются в темноте. Потом я чувствую, как поднимается низ моей футболки. Я позволяю ей снять ее через мою голову. Когда она начинает дергать меня за джинсы, я толкаю ее назад, чтобы она легла. Если это мой последний раз с ней, я сделаю все что захочу. Мне плевать, что у нее месячные. Я хочу узнать её всю до того, как мы доберемся до Бостона. Я никогда не боялся крови. Когда у тебя было столько женщин, сколько у меня, ты видел все. В ней нет ничего такого, что могло бы меня удивить или вывести из себя. Я беру каждый из её тапков с рисунком животных и бросаю их через всю комнату, слегка массирую ей ступни, а потом хихикаю, когда вижу, что ногти на ее ногах выкрашены в черный цвет. Я также вижу кое-что, о чем не знал — у нее есть татуировка " М «, стилизованная буква из слова «Мегадет», прямо над лодыжкой. Трудно сказать в полутьме, но похоже, что она написана черными чернилами, а за ней мерцают красные и оранжевые языки пламени. — А что означает эта " М»? Боб дергается и хихикает, когда я провожу пальцем по ее ступне. — Не надо. Перестань меня щекотать! — Так что же это значит? Она улыбается. — Не прикидывайся дурачком. — Мастейн? — Нет, хихикает она. — Маньяк? Она пытается пнуть меня, но я крепко держу ее за ногу. Она стискивает зубы. — Нет! — Монеты? — Нет. — Лучше для тебя, чтобы это была не «Металлика», — Нет, снова улыбается она, качая головой. — О, я знаю, что это такое. — Я прикусываю зубами подушечку ее ступни и целуюсь в ее свод. — Да, я точно знаю, что это такое. Я толкаю ее ногу и опускаюсь между ее бедер. Глядя на ее лицо, я изучаю его мягкие черты. Она так юно выглядит. Возраст даже не коснулся уголков ее глаз, не сузил полные, пухлые губы. Нос у нее прямой, на конце чуть скошенный. Я теряюсь в ее глазах. Она поджимает бедра, чтобы разрушить чары, в которых я нахожусь. Я провожу губами по линии ее подбородка, носом по ее щеке. Затем, наконец, я смотрю в эти большие глаза лани. Отражения отскакивают от них блестящими белыми искрами. Я знаю, что должна означать буква «М». Мне не следовало бы этого говорить, но почему-то хочется. Она должна знать, как я к ней отношусь. Это самый безопасный способ, которым я могу это сказать. — Буква " М», — выдыхаю я между поцелуями, — Моя.