***
Проблема заключалась не в избирательности темы для воспоминаний, а в том, что в его голове, насколько понял Сяо Синчэнь, больше не было четкого разграничения на хорошее и плохое, правильное и не правильное. Он всем сердцем желал, чтобы оно было — это бы все сделало гораздо проще. Кроме прочего, было бы гораздо легче, имей он дело с Сюэ Яном — склонным к манипуляциям, агрессивным и злым Сюэ Яном, который являлся неоспоримой правдой, чем с Чэнмэем — сладкой ложью, в которую определенная частичка его больной души все еще хотела верить. Так что да, на самом деле, он заставил себя вспомнить ту деревню — и всю неуклюжую нежить, вроде той, что извивалась на его клинке (временами такую маленькую и беспомощную) — потому что иначе он мог бы вспомнить и все другие Ночные Охоты, вместе с ним. И тогда уверенность в том, что Сюэ Чэнмэя не существует, снова начала бы размываться. Размываться в оттенки серого, которые он не смог бы себе сейчас позволить. Эти леса и правда были похожи на те, что располагались не далеко от хребта, где они вдвоем сражались с Чжуцзянь в старые добрые времена. Он был беспечен, до этого привыкнув сталкиваться лишь с низкоуровневыми лютыми мертвецами, так что демонический зверь, на которого они наткнулись в тот раз, почти прикончил его. Но затем, к его вящему удивлению, в бой вступил его новый друг. Он все еще прихрамывал, но грубая сила, полученная им от природы, проходя сквозь его мышцы, превращалась в нечто изысканное, красивое и смертоносное. Им удалось сразить этого демонического зверя только вдвоем — а затем на обратном пути к городу его друг рассказывал самые дурацкие шутки о леопардах, которые только можно себе вообразить, лишь бы отвлечь его от полученных ран (Эй, даочжан, с какой стороны у Чжуцзяня больше всего пятен? С внешней!). Он смеялся — тогда он смеялся столько, сколько думал, что не способен смеяться в принципе, после столь долгого времени тоски и одиночества. Он смеялся так, что было больно. А-Цин была расстроена, она отчитала его за неосторожность, а затем принесла теплой воды, но именно его друг (который той ночью наконец-то сказал ему свое имя) очищал раны от когтей меж лопаток, где сам он не мог достать. Сяо Синчэнь до сих пор не мог с уверенностью сказать, было ли последнее прикосновение у основания его обнаженной шеи касанием пальцев или, всё-таки, губ. Он не мог вспомнить, возникали ли лютые мертвецы после этого. Слишком увлекшись нарастающим шумом в голове, он едва не упустил змею. Синчэнь скрутил ее и разрезал пополам чисто инстинктивно — даже не контролируя свои движения. — Это неполноценная особь, — услышал он, как Чэ… Сюэ Ян сказал куда-то в сторону от него, и оглушающее настоящее настигло его так внезапно, что он почти споткнулся. — Нет, все равно не могу прочесть. Серьезно, даочжан Сун, найди более чистую грязь или вырезай на дереве, что ли… Да, теперь лучше. Потому что она зеленая. Это подросток, но она уже вымахала до таких размеров. И это означает, что взрослые особи будут куда крупней и…. Ну раз ты знал, за каким хуем спрашивал? Он понимал, что даже с пальцами Цзычэня в своей ладони, у него не было и шанса угнаться за таким ритмом обсуждения, поэтому внезапно ощутил себя одиноким и отрезанным от мира. — Есть какие-то признаки других? — спросил он пытаясь отвлечься от этих ощущений, и тут же услышал шорох сухих листьев: очевидно, они оба повернулись на его голос. — Нет, пока никаких. Впрочем… Да, я как раз собирался сказать об этом. Земля местами разрыта, так что скорее всего они ходят здесь довольно часто. Поэтому начиная отсюда следов будет больше. Он почувствовал, как знакомые пальцы прикоснулись к его запястью и поднял руку, чтобы послушать. «Не нравится это», — сказал Цзычэнь, — «Не доверяй ему, когда он говорит за меня». — Не буду. Я переспрошу, если буду сомневаться, — ответил он, тщательно подбирая слова. А затем неопределенно уточнил, чувствуя себя несколько беспомощным: — Ты ведь укажешь дорогу, да? То, с какой скоростью они оба одновременно сказали «да» и «мм» однозначно поубавило его чувство одиночества.***
Дождь все еще перешептывался в кронах деревьев, и их листья серебрились в лунном свете, стоило луне изредка показаться из-за облаков. Но, не смотря на эти посторонние и весьма отвлекающие от цели звуки, Синчэнь услышал и обезглавил еще двоих змей — причем еще до того, как Сун Лань и Сюэ Ян поняли, куда смотреть. В его движениях было такое отчаянное рвение, которого Цзычэнь ранее ни разу не замечал — казалось, Синчэнь хочет полностью раствориться в чем-то простом и понятном вроде Ночной охоты, где четко определен враг и способ его уничтожения. И, разумеется, было бы гораздо менее тревожно, если бы Сюэ Ян не наблюдал такими голодными глазами за тем, как Сяо Синчэнь убивает. Этот взгляд заставлял его кожу холодеть, заползал куда-то глубже и темнее, гнездился там, готовый в любой момент впиться клыками. Вообще-то, у него были свои опасения еще с того самого момента, когда Вэй Усянь и Лань Ванцзи втащили этого полуживого ублюдка обратно во двор Похоронного дома аккурат в момент его скорби — и попросили разрешить им закончить ритуал, который возможно — только возможно — вернет к жизни Сяо Синчэня. Выражение глаз Сюэ Яна в тот момент было слишком далеким от привычного слишком дерзкого, слишком резкого, и слишком бешенного — он бы списал это выражение на очередные манипуляции этого ублюдка, если бы шанс услышать еще хотя бы разочек голос Синчэня не придал его собственным глазам точно такое же выражение. В этих горящих безумием глазах сверкала исковерканная толика любви, стоило только вглядеться — он снова и снова нехотя приходил к выводу, что это было нечто поломанное, больное и жалкое, но все равно именуемое любовью. Сюэ Ян — тот самый убийца, мучитель и демон — откровенно поклонялся земле, по которой легкой поступью шагал Синчэнь. Нечто темное и гадкое снова и снова впивалось своими когтями прямо в кишки Сун Ланя от одной только мысли об этом. Но, с другой стороны… Возможно, это и не было так уж странно. Как мог кто либо, узнавший Сяо Синчэня, не полюбить его? Полюбить так, чтобы уничтожить его. Он бы с радостью позволил себе поддаться порыву и свернуть Сюэ Яну его бледную шею до того, как это мерзкое пламя снова рискнет сжечь Синчэня до тла. Словно бы расслышав его последние мысли, Сюэ Ян резко бросил в его сторону взгляд широко распахнутых глаз, а затем сузил их, позволяя ядовитой сладенькой ухмылке торжествующе появиться на его устах, и шикнул, привлекая внимание. — Гнездо, — шепнул он, кивнув вперед, когда Синчэнь присел, чтобы расслышать. Вырвавшись из плена тревожных мыслей столь грубым способом, он посмотрел между ними туда, куда указал Сюэ Ян, на небольшую долину между скалами и деревьями — и тоже увидел извивающуюся груду змей. Должно быть, там не меньше двух дюжин этих тварей, самая крупная из которых могла бы равняться размеру четырех взрослых людей, собранных воедино. — Похоже, тебе сегодня особенно повезло, даочжан Сун, — выдохнул Сюэ Ян, сверкнув глазами. — Или ты все же развяжешь меня, чтобы мы хотя бы теоретически могли их прикончить? У двоих заклинателей — даже чертовски сильных — здесь не было и шанса. У троих — в полную силу — возможно. В полную силу, которой у них, при любом раскладе, не было бы. Но он знал, что Синчэнь не вернется назад на полпути. Он никогда не оставит беспомощных без своей защиты. Мы нашли только маленькую ножку в ботиночке. Сжимая рукоять Фусюэ так сильно, что побелели костяшки, он нанес удар, и сам не понимая до конца, что собирался разрубить: веревки или чужую глотку.***
Всю свою жизнь он оттачивал каждый навык, тренировал каждый мускул в теле, натаскивал каждый инстинкт, превращая себя самого в смертоносное оружие. И в данный конкретный момент все это его нещадно предавало. Мягко оттолкнувшись от дерева, Сюэ Ян сумел развернуться достаточно быстро, чтобы врезать по морде недоросшей твари с такой силой, что ее череп раскололся — и немедленно шмякнулся сам, едва не угодив лицом в извивающиеся кольца ее плоти. При необходимости он прекрасно мог обойтись в бою и левой рукой — к тому же, он нашел довольно удобную острую палку для колюще-сокрушающих ударов — но обычно в таких ситуациях правая рука все-таки присутствовала, хотя бы для поддержания равновесия. Теперь же ее не было. Равно, как и не было его равновесия. — Блядь, — как-то рассеяно сообщил он очередной змее, на этот раз куда больше предыдущей, ему пришлось весьма осторожно уклоняться от ее атаки, прежде чем загнать острие деревянной палки глубоко в ее глазницу. Хорошо, что он не из тех, кто зацикливается на собственных несчастьях, иначе пережить потерю ведущей руки, да еще и вместе с мечом, было бы особенно тяжело. Он прекрасно осознавал, что в данной ситуации его используют больше как приманку, чем настоящего противника для змей, но это его не смущало — змеи, считающие его легкой добычей, упускали из виду Сяо Синчэня. Он почти наяву представлял себе ошарашенные выражения морд этих тварей, когда практически из-ниоткуда появлялся Шуанхуа, чтобы тут же отделить их головы от туловища. Как же весело! Как в старые добрые времена.***
Сун Лань подумал, что был прав, когда беспокоился — даже когда он сражался изо всех сил, идеально синхронизировавшись с изящными выпадами Синчэня, количество змей только росло: на месте двух убитых вновь появлялись уже три живых. — Эй, даочжан! Знаешь, почему Змеи-Измерители измеряют добычу не в футах? Увлеченный его веселым голосом, он заметил, что Синчэнь заколебался на полпути с вопросительным выражением лица. — Потому что у них нет ног! Звук, который издал Синчэнь, не был похож ни на что из того, что Цзычэнь когда-либо слышал от него, более того: он даже замешкался на мгновение, едва не уронив Шуанхуа. Несмелое хихиканье Сюэ Яна тут же взорвалось полноценным смехом. Восстановив твердую хватку, Синчэнь усилием воли придал своему лицу суровое выражение и легко пронзил сразу двух змей. — Пожалуйста, умолкни, — сказал он, и широкая усмешка тут же исчезла с уст Сюэ Яна. — Ладно, — буркнул он, закатив глаза, — Ладно, ладно, я буду молчать. Даже в пылу сражения, Сун Лань позволил себе снова эту горькую мысль «если бы только…». Случайно или нет, беспорядочные движения Сюэ Яна действительно привлекали внимание змей, что значительно облегчало задачу с их убийством. Но если бы только Вселенная была достаточно справедлива — одной из тварей, рано или поздно, могло бы повезти чуточку больше. Если бы только.***
Он чувствовал себя живым, по-настоящему живым, впервые с тех пор, как проснулся в кошмаре, переполненном гробами, полусмертями и разбитыми сердцами. Пульсация в венах, ритм собственного дыхания, плавные движения Шуанхуа, отдающие эхом где-то внутри него самого и… Он был живым. Вот Сюэ Ян выманивает измотанных, обезумевших змей на удобную позицию для атаки, вот Цзычэнь прижимается к его спине своей, и они сражаются в одном слаженном ритме без каких-либо лишних мыслей. Эти хорошие. Те плохие. Наконец-то, четкая грань. Очищать мир от зла. Мутное задание оказалось куда более сложным, чем он мог себе представить, но эта охота была хорошим началом. В столь искрящем моменте меж дружбой и враждой наконец-то нашлась возможность сделать мир более простым для восприятия. Все остальное может подождать. Он пускал в ход Шуанхуа снова и снова, пока мир наконец не окунулся в умиротворенную тишину.***
— Это странно, — задумчиво отметил Сюэ Ян, выплевывая сухие листья, забившиеся в рот. Он лежал на спине, среди грязи и влаги все еще подергивающихся внутренностей убитых змей, вглядываясь в облачное небо, пока оба заклинателя пытались перевести дыхание неподалеку. Кроме них, больше ничего не двигалось. — Что именно? — наконец, спросил Сяо Синчэнь, выравнявшись и убедившись, что все монстры перебиты. — Идет дождь, — сказал Сюэ Ян и перекатился, чтобы встать сначала на колени, а потом и на ноги (признаться, это было самой унизительной хренью в сложившейся обстановке). Сун Лань выглядел так, словно собирался его одним ударом снова уложить на спину, если тот сейчас же не перейдет к сути. Сюэ Ян закатил глаза и невозмутимо вынул еще несколько листиков из волос, которые все равно торчали то тут, то там — по правде, все еще слишком раненный и неприспособленный к удержанию равновесия, он падал гораздо чаще, чем ему хотелось бы признавать. — Дождь идет с самого утра, — пояснил он, сдув очередной листик с кончиков своих пальцев в сторону бездумного и пустого лица Сун Ланя. — Так почему же листья сухие? Даос в темной одежде моргнул и осмотрелся. Сяо Синчэнь выглядел удивленным — но у него, по крайней мере, было достойное оправдание, чтобы не замечать состояние земли вокруг. — Это действительно странно, — признал он, ощупав стопой землю, чтобы услышать мягкий шорох сухих листьев. О, это могла бы быть очаровательная картина — в лучшем из миров, он бы тоже лежал на спине, и прекрасные волосы его были бы усеяны листьями, травой и брызгами крови. Сун Лань, разрушающий волшебство момента так искусно, словно это было его призвание по жизни, подошел вплотную, взяв Сяо Синчэня за руку — и, собственно, в этой картине совершенно точно не было ничего очаровательного. Будучи все еще на взводе от этих острых ощущений сражения и резни, Сюэ Яну потребовалось недюжинное усилие над собой, чтобы сдержаться и не метнуть свое импровизированное копье в этого болвана. Он отвернулся, тревожно осматривая место битвы, где дождь испарялся, превращаясь в туман, еще до того, как успевал прикоснуться к земле. Некоторые змеиные тела все еще дергались, и их чешуя отражала свет изредка проблескивающей луны. Затем вдруг по земле, покрытой трупами змей, прокатилась едва ощутимая волна дрожи и нечто, раз в десять больше чем самый большой змей-измеритель, вырвалось из глубин этой долины. Тела, скрутившееся в раздельные два кольца, заканчивались единой головой с капюшоном, словно у кобры — змея фэйи открыла рот настолько широко, что запросто могла бы проглотить трех человек одновременно. Яд капал из ее клыков, которые по размеру могли бы сравняться с рукой (которой у него, к слову, больше не было). Демон засухи. Вполне себе объяснение. Внезапно такая удобная доселе палка вдруг показалась ему чертовски маленькой. — …ой, — выдавил он из себя, привлекая внимание, и к счастью оба даоса быстро сориентировались, отвлекаясь от своего достаточно долгого сердечного разговора, чтобы обнажить мечи. В любое другое время, наблюдение за тем, как Сун Ланя разъебывают, отправляя в полет под покровом ночи, совершенно точно стало бы для него событием месяца, но конкретно сейчас сей факт оставил Сяо Синчэня в одиночку сражаться с этим гигантским монстром без какого либо прикрытия. Ну уж нет. Безусловно, это выглядело совсем не так изящно, как могло бы с надлежащим оружием в руках, но сейчас было не до тонкостей и изысков — грубая атака с воздуха отвела голову змеи с ее первоначального курса, и ядовитые клыки всего на пару миллиметров промахнулись мимо Сяо Синчэня. Хуя с два он позволит этому блаженному даосу погибнуть в пасти какого-то ничтожного деревенского монстра — только не тогда, когда он только-только его вернул с того света! — Осторожней, даочжан! Нельзя же вот так просто стоять, когда тебя атакует монстр, — выкрикнул он, оказавшись на земле и пытаясь восстановить равновесие, когда Шуанхуа сверкнул там, где мгновением ранее была голова змеи. Сяо Синчэнь ненадолго удивленно замер. Сюэ Ян снова выровнялся, отчаянно пытаясь успокоить предательски дрогнувшее сердце. Это было слишком слишком опасно! Он снова открыл было рот, чтобы разразиться в деталях гневной тирадой о том, как глупо было едва воскресшему и слепому заклинателю с не до конца восстановившимися силами вставать на пути разьяренного обезумевшего монстра — но нечто огромное врезалось в него, сбив с ног и отправив в крайне неблагоприятный полет до ближайшего дерева. Столкновение с ним весьма ощутимо сотрясло каждую из его затягивающихся ран, и Сюэ Ян сполз по стволу дерева временно оглушенный этими ощущениями. Сяо Синчэнь снова бросился в бой, белые одежды и рукава мелькали то тут, то там, Шуанхуа сверкал, словно серебряная молния — и весь даочжан выглядел как нечто потустороннее, нечто чистое, едва спустившееся с небес. Сюэ Ян, все еще толком не пришедший в себя из-за головокружения, подумал, что с таким успехом мог бы просто сесть вот здесь, наблюдая за танцем своего даочжана, потому что он был достойным противником демоническому зверю, едва сосредоточившись на этом сражении — о, разумеется, он был достойным. На самом деле, в мире не существовало ничего, что Яркая Луна и Легкий Ветерок не мог сделать, если задумал — ну, кроме, разве что, одного: торговаться. В какой-то момент Сун Лань ползком вернулся, присоединившись к битве, и пригвоздил кончик одного из хвостов к земле, отвлекая внимание змеи. Воспользовавшись этим, Сяо Синчэнь плавно, более мягким чем привычный удар, движением, наконец, вонзил Шуанхуа твари глубоко между глаз, и та рухнула замертво, оглушающе громко, словно небо разразилось раскатами грома во время грозы. Даочжан легко приземлился неподалеку и обернулся, пустые глазницы под повязкой, казалось, искали именно его. — Нельзя же вот так просто стоять, когда тебя атакует монстр, — спокойно произнес он и Сюэ Ян моргнул. Да, этот голос был равнодушным, но Сяо Синчэнь пошутил, это была настоящая шутка, и Сюэ Ян внезапно для себя самого тоже разразился диким безудержным смехом. Губы Сяо Синчэня чуть дернулись, прежде чем он отвернулся, чтобы вытереть Шуанхуа и проверить мертвого зверя. Признаться, он съел бы его целиком сейчас.***
Воспоминания Сун Ланя о собственной смерти были туманны и слишком болезненны, чтобы пытаться их воссоздать, но в этом тумане неопределенности все еще оставался яркий образ боли от того, что его лучший друг — часть его души — встал между ним и Сюэ Яном и, защищая последнего, вонзил в его грудь Шуанхуа. — Это ты? — спросил тогда Синчэнь, и тот факт, что кто-то другой ответил на этот вопрос, ранило его сердце куда сильней, чем острие меча. Теперь же, глядя на едва заметную усмешку в уголках губ Синчэня, казалось, лезвие тех слов все еще там, внутри, проворачивается и ковыряется, бередя старую рану. Поломанное, больное и жалкое подобие любви — с отвращением думал он о той странной восхищенной одержимости Сюэ Яна всего несколько часов назад. Похоже, это поломанное, больное и жалкое подобие любви каким-то образом все же смогло отвоевать обратно частичку сердца Сяо Синчэня.