Однажды в Ривии

      Конец феаина. Ну, или начало августа. Жара, лето в этом году сухое, всё в пыли, и дождя толкового не было давненько. По пыльной, прокаленой полуденным солнцем дороге едут двое. Один — мужчина без возраста, одетый в черный доспех с шипами и двумя мечами. Это ведьмак. Знаменитый Геральт из Ривии, Белый Волк, кое-где прозываемый Мясником из Блавикена. Он мерно покачивается в седле, и вроде даже дремлет. Его спутник, в противоположность Ведьмаку, юн, симпатичен и говорлив. Геральта болтовня не раздражает: он успел понять, что у Лютика (настоящее имя барда — Юлиан Альфред Панкрац фон Леттенхоф) это своего рода защита. Как грубость у Ламберта или несколько чрезмерная любовь к одному козлу у Эскеля. Или его «кодекс». То, что Лютик умел молчать, и мог постоять за себя, Геральт выяснил очень быстро. На привалах болтовня развлекает, при необходимости не даёт заснуть, а ещё располагает даже к нему самых недоверчивых селян. Дурацкая песенка про чеканную монету неожиданно стала своего рода популяризацией ведьмаков и их услуг. Прежние твари уходили, но на их место приходили новые… И ведьмаки всё ещё были нужны. Сейчас они ехали на «историческую родину» Геральта — в Ривию. По слухам там завелось нечто, отравляющее жизнь простым жителям. Странный монстр был невидим, но при этом крушил и ломал все, словно вихрь. Его пытались усмирить, но лучше не становилось. От размышлений ведьмака отвлёк бард, что-то спросивший у него: -…, Геральт? — Что? — Я хотел спросить — а на что похож тот монстр? — Селяне описывают это как темный вихрь, или туман, который все крушит. — Может, это неупокоенный дух? Там есть старые руины? Эльфские? Может, духу не нравятся люди? — Узнаем. Некоторое время ехали в молчании. Геральт размышлял над словами барда. В принципе, в этом не было ничего необычного: в старых развалинах можно было наткнуться на любую пакость, особенно в эльфских. Остроухие не сдавались и весьма изобретательно ставили ловушки. — И все-таки как ты думаешь что это может быть? — Не отставал бард. — Я не знаю что это может быть. И у меня много предположений. Одно хуже другого. Поэтому повторюсь, приедем узнаем на месте. — Нетерпеливо ответил Геральт. — Пожалуйста помолчи! Дай сосредоточиться. — Все понял, умолкаю. — Поднял руки Лютик. Геральт махнул рукой и пробурчал что то невнятное. Он знал что надолго того не хватит. Поэтому нужно использовать любой момент пока менестрель молчит. Покачиваясь верхом на Плотве, ведьмак размышлял над событиями в Ривии. Местные говорили что незадолго до появления монстра появился молодой парень, свалившийся словно ниоткуда, выглядящий и ведущий себя так, будто он потерял память или был оглушен. Языка он не знал, был темноволос и темноглаз, стрижен под горшок, но одет странно, не по здешнему. Так описывали его ривийцы. Парня, судя по всему, пытались пристроить к делу, но безуспешно. А потом появился этот странный невидимый монстр крушащий все на своем пути. Геральт предполагал что именно этот странный потеряшка как-то связан с монстром, что причиняет столько проблем людям. Когда до места назначения оставался один дневной переход, путники решили встать на привал, чтобы все обдумать, подготовиться и набраться сил. Стреноженные кони паслись неподалеку, потрескивал костер, ведьмак с невнятным бурчанием правил мечи да разбирал зелья, бард же молча грелся у костра, глядя в темнеющее небо и проступающие звёзды. Наконец Геральт закончил приготовления, перекусил, и завернувшись в плащ, улёгся на попону, буркнул, чтобы Лютик спать ложился, а не сидел всю ночь, пялясь в огонь. Бард лишь рассеянно кивнул. В густеющих сумерках костер особенно ярок. Пламя огня было похоже на танцовщицу выступающей перед зрителями. И это настраивало на романтический лад. Друг барда уже давно спал завернувшись в свою попону, недалеко щипали лошади траву. А Лютик устроившись на своем плаще, медленно перебирал пальцами струны лютни, глядя сквозь огонь. Ему казалось, что он видит прекрасные женские силуэты. Как сказал бы ведьмак, это все от того что он шалопай и блядун, добавив про балаболку… Но тем не менее это не могло не наводить на романтический лад. Бард размышлял о своих женщинах. Их было немало в жизни мужчины. Но были и те, что оставили свой особый след в душе поэта. Именно о них и думал Лютик, о тех кто затронул самые глубокие струны его души. Думал о той, что сделала его мужчиной: ему явственно чувствовался запах яблок, когда он думал о ней. Она подарила ему первые познания в утехах и ласках женского пола. Увы, он не мог вспомнить ни имени, ни лица… Вспоминал и ту, что любил как свою сестру. Восьмилетнюю девчушку, конопатую, с забавными короткими косичками и широкой щербатой улыбкой! Добрая и смешливая девчушка, что подарила ему столько ярких и теплых моментов в его жизни. Ещё припомнил ту, от которой пришлось бежать бросив все. Но какая же она была горячая… Но вещи дело наживное. Чувства, эмоции и воспоминания — это гораздо важнее. За это он готов был пожертвовать всем, кроме своей своей жизни, естественно. Мысли незаметно перетекли с пола прекрасного на иное. Что ждёт их там, в селении? Смогут ли они помочь парню и селянам (ведь несчастного просто могли проклясть, Лютик тому свидетель), и не придется ли пойти на крайние меры… Мысли текли все медленнее, голова парня клонилась на грудь, мирная атмосфера вокруг усыпляла. Уже не различая границу снов и яви Лютик перебрался под бок к ведьмаку, услышал ворчание, но затем его укрыли плащом, и бард провалился в сон. Путники мирно спали, рядом, пофыркивая, паслись кони, чуть покачивалась трава под ветром… Впереди был непростой день. И для ведьмака, и для барда. Им предстояло узнать очень многое…