Новая Эдда. Неожиданный поворот

Мидгард встретил тишиной. Лишь неподалеку, внизу под горой, шелестело волнами холодное море. Дул легкий ветерок, перебирая волосы на голове. Локи подошел к опустевшему дому. Дверь была заперта. Коснувшись ее ладонью, Лофт прислушался. Нет, сюда не приходил никто. Дом пустовал вот уже более трех лет. Зайдя в комнату, он включил свет. Вся мебель, пол, огромный экран на стене были покрыты приличным слоем пыли. Локи повел руками, образуя небольшой вихрь — пыль исчезла. Он присел в кресло и взял со столика пачку сигарет, вынул одну, прикурил и с наслаждением втянул дым. Как много всего произошло в этом доме. Когда-то Тор нашел для него это пристанище, чтобы спрятать, помочь начать новую жизнь. Интересно, если бы бог Грома тогда понимал, на что обрекает себя, свой мир, стал бы он так заботиться о нем, боге Обмана? Наверное, нет. Локи прикрыл глаза, и воспоминания нахлынули волной. Да, в свое время Тор не щадил кулаков, чтобы заставить его жить спокойно, не мечтать о мести, чтобы сломать, навязать свою волю. Интересно, если бы Громовержец знал, насколько это бесполезно, стал бы он так издеваться над непослушным богом, или же сразу убил бы, как не раз обещал? Здесь, в этом доме, Локи претерпел от бога Грома столько боли и унижений, что вспоминать об этом вовсе не хотелось. Но он пришел сюда, чтобы вспомнить. Во всех подробностях. Каждый удар, каждое оскорбление. Это было необходимо. Вот уже три года Локи жил, как хотел. Никто не смел ему указывать, что делать и как. Он спокойно мог путешествовать по мирам, общаться с кем хочется, не оглядываясь, не прячась, не ожидая очередной порции побоев и унижений от любимого сына Всеотца. Но каждый раз, отправляясь в очередное странствие, в последнее время он особенно остро ощущал свое одиночество. Почему-то очень хотелось иметь спутника рядом, надежное плечо друга. Ведь переживать приключения и опасности гораздо интереснее и веселее с кем-то, а не одному. Чтобы потом вместе вспоминать, сидя за кружкой крепкого меда, спорить, строить планы. Смертные, с которыми он сдружился здесь и ценил каждого из них, к сожалению, не могли составить ему компанию. Их тела слишком хрупкие и несовершенные для таких авантюр. А больше у Локи друзей и не было. И сейчас самым ужасным было то, что все чаще и чаще в голову приходили совсем уж глупые и странные мысли. Почему-то казалось, что именно Тор мог быть тем самым другом, который не предаст, защитит, который… смог пожертвовать своим благополучием, свободой и даже жизнью ради него. Именно поэтому Локи пришел в этот дом, чтобы напомнить самому себе о том, как жесток был Тор, как не умел прощать, как издевался над ним, скованным и беспомощным. Чтобы не лезли в голову глупые мысли, чтобы не разливалась в душе сентиментальная дурь. Не хватало еще по Тору скучать, когда жизнь бьет ключом и волен сейчас творить все, что вздумается. Но кроме побоев и унижений вспоминалось и другое. Нежные поцелуи и прикосновения сильных рук, крепкие объятия, признания в любви, удовольствие, которое дарил ему Тор, гневливый и жестокий бог Грома. Локи с досадой почувствовал напряжение внизу живота и вскочил с кресла. Все, достаточно. Что было, то было. Сейчас Тор надежно заперт в царстве Хель, и не выбраться ему оттуда. А тоска, что порой закрадывается в сердце — всего лишь блажь, ерунда, пройдет. * * * Локи вышел за порог и увидел, что небо уже сереет от предрассветной дымки. Вдали на горизонте появилось чуть розоватое свечение — над Мидгардом занималось утро. Он решил еще прогуляться к той пещере, где когда-то благополучно спрятался от разъяренных асов. Интересно, защитные руны Тора пропали или все так же не пускают посторонних в пещеру? Здесь состоялся их последний разговор. Локи уже почти не помнил, о чем тогда говорил Тор. Слишком велика была его обида на Громовержца, а в сердце жила ненависть. Кажется, бог Грома просил прощения? Освободил его и залечил раны, а сам… Сам виноват, не издевался бы над ним, не сковывал, все могло быть иначе. Интересно, если бы Тор остался жив и застал последнюю битву, на чьей стороне был бы любимый сын Одина? Конечно же, Громовержец сражался бы за свой мир, за асов. Хотя кто знает… На каменных стенах рун больше не было, как ни присматривался Лофт, даже огненный шар сотворил, освещая им своды пещеры. Они не были больше испещрены знаками, что нарисовал своей кровью когда-то великий Громовержец. Сердце почему-то болезненно сжалось. Локи, злясь на себя, бросил огненный шар в стену. Камни немного оплавились, а шар с шипением растворился в воздухе. Локи покинул пещеру. Не надо было сюда приходить. Не стало легче на сердце. Как же неуютно и муторно на душе, когда понимаешь, что кто-то отдал свою жизнь за тебя. Локи было неприятно об этом думать. Все три года он старался и не вспоминать. Быть перед кем-то в неоплатном долгу — что может быть хуже? Бог Обмана в сердцах пнул ногой какой-то камень, что лежал недалеко от входа в пещеру. Вдруг заметил слабое зеленоватое свечение под ногами. Наклонившись, он, к своему величайшему изумлению, увидел лофию. Та лежала в пыли, среди каменного крошева. Тор когда-то отобрал ее. Локи думал, что давно уже выбросил. Неужели носил с собой? Зачем? Как она здесь оказалась? Скорее всего, выпала из кармана Громовержца, когда тот… упал, сраженный смертельным ударом молота. Локи поднял фигурку и поднес к лицу, заглядывая в зеленые глазки. И вдруг услышал шепот. Тихий, едва слышный. Но голос сразу узнал. Тор… «Помнишь, ты спросил меня? Самое сокровенное желание, самое несбыточное, даже мысль о котором пугает. Я не ответил тебе, не рассказал, ведь знал, что лишь посмеешься. На самом деле, это смешно, нелепо и безрассудно полюбить того, в чьем сердце лишь лед, кто никогда не оценит и не поймет, а теперь уже и не простит. Сейчас мои руки сковывают цепи, а отец отобрал силу, и я знаю, что, быть может, не увижу тебя более, не смогу сказать, как любил тебя все эти годы, как мечтал видеть тебя рядом, видеть тебя счастливым. Не сложилось. Я смирился с тем, что твое сердце никогда не растает, не будет принадлежать мне. Я знаю, как виноват перед тобой. Только сейчас понимаю, как был не прав. Тебя невозможно было изменить, заставить стать другим, заставить смириться. Но я просто наивно пытался оградить тебя от беды. Как умел, порою жестоко. То, как поступил с тобой, никогда не прощу себе. Ведь люблю тебя больше жизни. А сейчас понимаю, что мое самое сокровенное желание — твоя свобода» Локи даже не заметил, как присел на колени, как сжал лофию в ладони так, что маленькая фигурка слегка поменяла форму, словно была сделана не из камня, а из податливого воска. Даже не почувствовал, как по щекам поползли непрошеные слезы. — Тор, — прошептал Локи, — прости меня… Перед глазами вдруг мелькнула белая вспышка, немного ослепив. Лофт поднял голову и с изумлением увидел перед собой Хель. — Здравствуй, отец! — поприветствовала родителя царица Хельхейма. — Опять тебе удалось удивить меня. — Здравствуй, доченька, — нахмурился бог Обмана. Сейчас ему меньше всего хотелось кого-либо видеть. Он быстро смахнул слезы и посмотрел на Хель уже веселым непринужденным взглядом. — Давно не виделись. — Я так и знала, — рассмеялась Хель. — Я не могла ошибиться. — Что знала? — Лофт непонимающе уставился на развеселившуюся дочь. — Ты о чем? — Отец, не поверишь, просто гора с плеч, — продолжала гулко хохотать царица мертвых. — Наконец-то свершилось! Ну ты даешь! Никогда бы не подумала, уж и не надеялась! — Ты как с отцом разговариваешь?! — вдруг вскипел Локи и подхватился с колен. — Ты смеешься надо мной? Как ты смеешь, девчонка? — Тише, успокойся, — Хель подошла ближе и положила ледяные ладони на плечи отца. — Сейчас все объясню. — Уж будь добра, иначе… — Не смеши, что ты мне сделаешь, — усмехнулась Хель. — Лучше послушай. Помнишь, когда-то давно я обещала отпустить Бальдра, если все живые поплачут о нем? Уронят хоть слезу? — Мы сейчас будем вспоминать былое? К чему это? — опять нахмурился Лофт. — Нет. Просто не так давно в моем царстве объявился один очень неспокойный житель. Я весьма опрометчиво возжелала заполучить его душу. Ты понимаешь, о ком я, не так ли? — Допустим, — насторожился бог Обмана. — Так вот. Я не смогла его упокоить, не получилось. Сначала он разнес свой посмертный чертог, спасибо тебе, что вручил ему молот. А затем все ходил за мной, просил отпустить. Пытался даже сбежать. Все переживал, как ты тут без него жить будешь. И мне пришлось… — Хель замолчала и пристально посмотрела в зеленые глаза. — Дальше, — как можно спокойнее произнес Локи. — Я поставила ему условие, чтобы успокоился. Чтобы не страдал, не рвался назад. — Условие? И какое же? — Почти такое же, как и в случае с Бальдром. — Чтобы все плакали? — усмехнулся Локи. — Это невозможно. — Нет, отец, — молвила Хель. — Он вернется и будет жить, если по нему прольет слезы лишь одно существо. — Кто? — Ты, Локи! Бог Обмана стряхнул руки дочери с плеч и отступил на шаг. — Что ты несешь? Что за бред? — Все сбылось, как видишь. Мне придется отпустить его, как обещала. — Не мели ерунды! — воскликнул Лофт. — Не было ничего! Мне мошка в глаз попала! Вот… — Локи потер глаз и продемострировал дочери какую-то несчастную мошку. Хель подошла вплотную и бесцеремонно схватила отца за подбородок, тот попытался увернуться, но хватка царицы Хельхейма была железной. — Посмотри мне в глаза, отец, — повелела Хель. — Ты не смеешь так… — В глаза смотри, лжец! — прикрикнула Хель и сжала подбородок сильнее. — Вот так. Зачем врешь? Меня нельзя обманывать, ведь знаешь. Тор вернется, нравится тебе это или нет, — Хель отпустила Локи. — Ты прости меня, отец, — уже миролюбиво молвила она, — но я не терплю лжи, я вижу ее, ведь я твоя дочь, меня нельзя обмануть. — Не хочу видеть тебя, убирайся, — прошипел Лофт, потирая челюсть, которую с силой сжимала дочь. — Если не любишь меня, не уважаешь, то… — Я люблю тебя отец, что бы ни натворил, что бы ни сказал мне, — улыбнулась Хель. — Но ведь это неправда, я не хотел… — Локи, ты можешь врать кому угодно, только себе не ври. Прощай. Мгновение спустя Хель растаяла в серебристой дымке. * * * — Надо же, сама царица пожаловала, какая честь, — усмехнулся Тор. Он сидел на песке, на берегу моря, и бросал в воду мелкие камушки. — Собирайся, пошли, забери свой молот и проваливай, — велела Хель без лишних вступлений. — Не хочу я ничего забирать, никуда не пойду, мне и тут хорошо. Я привык уже. Закрыла меня здесь, вот и радуйся, я никого больше видеть не хочу. Успокоился, как видишь. — Я отпускаю тебя, глупый, — улыбнулась Хель и подошла ближе. — Я же сказал, мне и здесь хорошо, что я не видел в царстве твоем? — Тор, ты не понял? Я отпускаю тебя в твой мир, в Асгард. — Что? — Громовержец вскочил на ноги и недоверчиво уставился на царицу Хельхейма. — Что за глупые шутки? Решила причинить мне очередную боль? Наказать? — Ты оглох, Тор, или совсем отупел? — жестко припечатала Хель. — Я же сказала тебе — отпускаю. — А условие? — все еще не веря, не понимая, спросил растерянно бог Грома. — Свершилось, сбылось твое условие, не капризничай, пошли, — уже мягче произнесла Хель. — Он… он… — Да, Тор, ты свободен, возвращайся.