Три скейта, два сердца и одно бенто

      — Я приму у тебя душ. Можно? — прошелестел Каору, кое-как спинывая с ног кроссовки, и Коджиро встревожено кивнул, разглядывая его с ног до головы. Вроде как Каору был жив-здоров, только старая ссадина на щеке так и расчерчивала тонкой полоской кожу, да и лицо казалось осунувшимся и усталым. Он кутался в куртку, натянув ворот аж до подбородка, да так и застыл на месте, думая о чём-то своём, словно забыл о своём же желании пойти умыться.       — Я подберу для тебя какую-нибудь старую футболку и штаны, может, мама не выкинула, а то сейчас ты во всём моём утонешь, — предложил Коджиро, надеясь так его расшевелить. — Да ты хоть куртку сними, а то так в ванную в ней и пойдёшь, что ли?       — Да… — растерянно отозвался Каору и перевёл на него тёмный, почему-то испуганный взгляд. — Да, извини, я завис.       Он медленно потянул вниз молнию, неохотно высвободил руки из рукавов, аккуратно поправил волосы, выбившиеся из низкого хвоста, словно хотел спрятать за ними шею, и до Коджиро наконец-то дошло.       — Покажи, — выдохнул он, и плечи Каору напряглись под лёгкой футболкой.       — Не понимаю, о чём ты.       Коджиро не стал больше уговаривать, быстро к нему шагнул и аккуратно накрыл его ладонь своей, потихоньку отвёл в сторону.       — Тебе это не понравится.       — Мне уже всё не нравится с той секунды, как я увидел на пороге твою убитую физиономию, — не выдержал Коджиро и всё-таки отвёл в сторону пряди волос, перекинул их Каору на спину и вдруг понял — сейчас он не сможет пошевельнуть и пальцем. Сейчас он хотел бы отвернуться, но он не в силах даже моргнуть.       Кожа у Каору бледная и нежная, как у девчонки, на ней легко появляются синяки, которые сходят долго и цветут сине-жёлтым, и Каору вечно злится, когда ушибается, например, локтем или запястьем, или сдирает кожу на костяшках пальцев. Все тогда думают, что он подрался. Интересно, что же скажут сейчас, когда увидят тёмные полосы следов пальцев на шее? Они расползлись и на плечо, и, аккуратно оттянув ворот футболки, Джо заметил на коже следы ногтей. И что скажут другие — ему плевать, сам он смог только яростно процедить:       — От того, что ты сейчас скажешь, зависит, пойду я убивать Адама сейчас, или же он проживёт до завтра.       Он и правда не сомневался — это дело рук Адама. Он это просто знал. Только ему было под силу зажечь огонёк жизни в глазах Каору и в один миг его погасить. Только он мог его сломать, и только ему Каору мог это позволить.       Каору шумно вздохнул, хватая его ладонь.       — Пожалуйста, не нужно. Адам… Я сделал ему так больно. И сбежал. Я… — он затих, словно подбирая нужные слова. — Я так запутался, Коджиро.       — Тебе придётся мне всё рассказать, — тихо сказал Коджиро и попробовал ободряюще улыбнуться: — Давай я лучше подготовлю тебе ванну?       В другое время Каору точно обронил бы какую дурацкую шуточку, а сейчас смиренно и молча ждал, провожая взглядом каждый яркий бутылёк с полки, который оказывался у Коджиро в руках. У матери была целая коллекция всяких баночек, пакетиков и бутылочек с пенами, маслами и прочей вроде как расслабляющей дребеденью, и Коджиро решительно использовал каждый, остановившись только тогда, когда душистая пена уже полетела на пол пушистыми облачками.       — Ну всё, залезай.       — Твоя мать нас убьёт, — растерянно протянул Каору, пока Коджиро расставлял оставшиеся бутылочки.       — Ну, если ты поможешь мне в магазине купить то, что нужно, мы её задобрим. Я в этом не шарю, честно, и без тебя у меня нет шансов.       — А я типа шарю, — вздохнул Каору и без предупреждения стянул с себя футболку, Коджиро даже отвернуться не успел — и не хотел.       Хотя чего он там не видел? Они столько раз переодевались в одной раздевалке на физкультуру, и он знает, сколько родинок у него на правой лопатке и что на левом бедре у него есть небольшой, но кидающийся в глаза рваный шрам — неудачный прыжок. Каору тогда раскроил кожу о торчащий гвоздь, и Коджиро смутно помнил, как на себе дотащил его до ближайшей больницы. Каким-то чудом тогда Каору не поймал никакую заразу и вообще отделался лёгким испугом. Коджиро, мотающийся кругами по холлу больницы, был тогда в ужасе.       Сейчас просто всё не так, сейчас Каору раздевался, просто роняя одежду на пол, оголял саму душу, и Коджиро не хотел смотреть. Слишком сломанная у него она сейчас, эта душа, наверное, а он вряд ли сможет её починить. Он сел на стиральную машинку, отвернулся, уставился в стену напротив. Не повернулся к Каору даже тогда, когда тот аккуратно залез в ванну, бесшумно, как призрак какой-то, даже водой не заплескал.       — Я… Я думал сегодня с Адамом переспать, — вдруг проговорил Каору, видимо, собираясь с мыслями. В его голосе прозвучало яркое безразличие, но Коджиро знал — это не так. Каждое слово сейчас дастся ему с трудом. Как и ему самому. Он не хотел слушать и слышать, было бы легче скомкать чистое полотенце, что он сейчас сдержал, а потом накинуть себе на голову. Это маленькая, нехорошая слабость, пусть она останется только редкой колючей мыслью, с которой он мог справиться.       — Я догадывался, — вздохнул Коджиро и, наконец, повернулся к нему. Каору кивнул и снова замолк, невесомо ведя пальцами по душистой пене.       — Я, ну… Я думал, что я готов к этому. А когда, ну… Когда всё… Ну, ты понимаешь же, — кое-как выдавил из себя Каору, и Коджиро медленно кивнул. — Я не смог. Я оттолкнул его. И я… я обидел его. Синяки на шее — он не хотел, понимаешь? Он пытался меня успокоить, когда я запаниковал. Как-то получилось не очень, — Каору криво улыбнулся и откинул голову на край ванны. — Я всё испортил. Я сбежал, понимаешь? Он сидел, смотрел, как я одеваюсь, и мне надо было остаться с ним, сказать, что я просто испугался, но мы справимся с этим. У него такое лицо было… Я оставил его справляться со всем этим одного. Не думаю, что он меня простит за это. Он вздохнул, прижал ладони к лицу, и Коджиро аккуратно спросил:       — Что-то… Что-то ведь ещё было? Прости, сам не понимаю, почему это спрашиваю. Просто такое странное чувство…       — Нет, — вдруг резко перебил его Каору, зло плеснул водой и повернулся к нему. С полминуты он вглядывался в его лицо тёмным испытывающим взглядом, потом дал злости схлынуть, смениться усталостью, и выражение его лица стало мягким и беспомощным. — Пожалуйста, Коджиро… Не сейчас. Не спрашивай меня об этом сейчас. Просто я не могу тебе пока это сказать.       Коджиро растерянно кивнул, и Каору снова отвернулся от него, провёл ладонями по плечам, размазывая по коже пену. Одной ладонью перекинул волосы на грудь и задумчиво замер.       — Помочь тебе? Ну, с волосами, — предложил Коджиро и в следующую секунду был готов сам себе откусить язык за это. Такое предложение в любом случае было бы слишком, а в такой ситуации и вообще бы сошло за домогательство. Каору бы сейчас едко отшутиться, и пусть бы они оба забыли об этом, но он вдруг неловко улыбнулся:       — Пожалуйста. Очень выручишь меня, — и не оставил Коджиро пути к отступлению, чуть наклонившись вперёд, чтобы тому было удобнее.       Собственные ноги казались чужими и ватными, но Коджиро медленно подошёл в ванне, порылся на полке.       — Шампунь, наверное, тоже мамин возьму, окей?       — Отлично, думаю, так я хоть не облысею, — хмыкнул Каору, и это был добрый знак, раз к нему вернулось его едкое чувство юмора. — Только чем я буду ещё пахнуть? Тут в этой пене я почуял яблоки, что-то ментоловое и, похоже, жасмин.       — Так, подожди, — Коджиро вгляделся в яркую этикетку. — Эм, вроде цветами тоже какими-то.       — Ладно, к чёрту, буду пахнуть как целый цветочный магазин, можно будет меня дарить вместо букетов, — смирился Каору и тут же чихнул. Коджиро же решительно выдавил шампунь на ладонь.       Волосы у Каору послушной волной легли в ладонь, и Коджиро старательно вспенил шампунь, ожидаемо перестарался, и мягкая белая пена окутала голову Каору пушистой шапкой, а потом поползла по бледной спине, и Коджиро поймал её ладонью. И не удержался, поддался соблазну провести пальцами по коже, Каору и не поймёт же?       Это в школьной форме Каору казался обманчиво слабым из-за своей утончённой худобы, на самом деле он за несколько месяцев борьбы со скейтом наработал мышцы, которые прочерчивались под кожей при движении и ощущались под пальцами. Коджиро быстро отдёрнул ладонь, слыша лёгкий вздох. От самого себя стало тошно, но удержаться от наваждения было практически невозможно. Каору ведь всегда был настолько близко, что можно было легко его коснуться, но в то же время это сделать было нельзя. И раз уж настал такой невероятный момент, когда пеной растаял барьер дружбы, а Каору доверчиво подставлялся его ладоням, то можно… Можно ведь? Хоть чуть-чуть. Позволить себе немного больше, чтобы потом забыть, но всё-таки поддаться слабости и вспоминать, как кожа Каору слегка покраснела от горячей воды, что с закрытыми глазами и забранной наверх мокрой чёлкой его лицо открытое и беспомощное. Таким его хочется поцеловать ещё больше. Можно было бы аккуратно заставить его запрокинуть голову на бортик, а самому наклониться и осторожно прикоснуться к мокрым губам своими.       Коджиро закусил себе нижнюю губу, старательно отгоняя такие будоражащие мысли. Смыл из душевой лейки с волос Каору всю пену и снова зарылся в них пальцами, аккуратно массируя кожу головы. Медленно спустился прикосновениями ниже, чутко провёл пальцами по следам синяков и положил ладони на горячие плечи. Слегка сжал, потом снова расслабил пальцы, принимаясь осторожно массировать, и Каору, вздрогнув, только смог выдохнуть:       — Ох…       Он всегда быстро краснел, и в этот раз смущение расползлось от скул к шее за какие-то секунды. Коджиро был готов взмолиться, попросить, чтобы Каору сказал ему прекратить, но тот крепко зажмурился и внезапно расслабился, а на ощупь казался горячим-горячим, и Коджиро казалось, что от его ладоней сейчас пойдёт пар.       Но Каору вдруг резко дёрнулся вперёд, расплескав пену, и Коджиро замер, чувствуя, как задрожали в панике руки.       — Я… Я дальше сам, ладно? — тихо пробормотал Каору, не поворачиваясь к нему, и Коджиро заметил — уши у него были тоже красные. И это было очень мило.       — Хорошо. Я… ну, одежду на машинку положил. И полотенце…       — Коджиро. Просто уйди. Прямо сейчас уйди. Пожалуйста.       Голос у Каору был острый, колючий, и Коджиро послушно вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь и прижимаясь к ней спиной. Руки так и дрожали, пальцы не слушались, и он кое-как спустил с себя шорты и скользнул ладонью в трусы. Хорошо, что Каору к нему не повернулся. Хорошо, что не заметил, как он готов был умереть от стыда — и возбуждения. Коджиро был готов кончить прямо там, разминая его плечи и слыша его непослушное тяжёлое дыхание. Возбуждённое дыхание. Не то чтобы Коджиро был в этом специалист, но последний хриплый вздох Каору так походил на лёгкий стон.       Он и сам едва сдерживал свои, быстро водя ладонью по члену. Ноги снова казались тяжёлыми и непослушными, поэтому он просто сел на пол, закрыв рот свободной ладонью. Коджиро до боли закусил её ребро, слыша из-за двери тихий стон, который Каору не спрятал за плеском воды.       И кончил.