Левая рука Шквала

Клаустрофобия давно не встречал настолько настойчивого противника — чёрно-белый ёж оказался не только быстрым, но и выносливым, и полчаса беготни по кварталу не смогли его ни запутать, ни измотать, ни разозлить. Хотя телекинетик и без того был зол, подцепить его за живое никак не выходило. И вторая погоня, уже с двумя телекинетиками, результатов не обещала, поэтому берсерк, не сбавляя скорости, нырнул в тень. — Покой, мне не справиться до рассвета! Что делать? — крикнул он, продолжая бег по тьме, лишь чуточку замедлившись. — Тормози и отдышись. Они тебя потеряли. Подкрадись к ней со спины. Если она не сможет тебя заметить — она недостойна внимания отца. — Отдышись! — усмехнулся черно-зеленый ёж, проглотив конфету, и бросил фантик под ноги, — На это нужно время. А теперь каждая секунда на счету. — Уж десять секунд тебе погоды не сделают. Иди, когда будешь готов, — Покой открыл ему портал. Клаустрофобия мотнул головой, размял плечи, перевёл дух и только после этого бесшумно шагнул в портал. Мэри вглядывалась в тёмные улицы, свесившись с небольшого заборчика на террасе, и что-то шептала по телефону. Берсерк подкрался в такт шепоту из динамика и уже поднёс нож к её шее, как вдруг девушка выпрямилась и, ощутив на спине чужую руку, изумлённо обернулась. — Нашла. Схватив берсерка за руку прежде, чем тот успел сделать шаг назад, ежиха виновато улыбнулась. — Прости, но… Лузером я не буду. Клаустрофобия выронил нож и свободной рукой схватился за горло — оно отчего-то полыхнуло болью так, что на глаза навернулись слёзы, а сердце замерло от ужаса. — Пусти, — только и смог выдавить из себя берсерк. — Как я могу тебя отпустить, если это — единственный способ заставить вас почувствовать чужую боль? Клаустрофобия ударил себя в грудь кулаком, второй раз, третий, и только когда он надел кастет, чтобы ударить снова, девушка изумлённо заглянула в лицо скалящемуся берсерку. — Что… Тебе плохо? Черно-зеленый ёж наконец отнял у неё руку, рухнул на пол, поставил кастет себе точно над сердцем и несколько раз ударил по нему. Лишь спустя минуту он облегчённо вздохнул и растянулся на полу, тяжело дыша. — Что это было? Девушка недоуменно покосилась на ежа. — Ты спрашиваешь это у меня? С тобой что было? — Остановка сердца. Вроде завелось. А с тобой? Мэри виновато поджала ушки. — Кто-то из берсерков зверски убил мою дочь. Кому она могла перейти дорогу, она же была совсем малышкой?! Клаустрофобия недовольно фыркнул. — Его поймали? — Нет. — Тогда почему ты решила, что это был берсерк? — Через неделю так же погиб ещё один малыш. И его голову тоже не нашли. Ведь так берсерки обычно делают — коллекционируют головы и издеваются над трупами! Клаустрофобия поднял указательный палец. — Маленькая неувязочка: мы коллекционируем не просто головы, а черепа. А у детей черепа целыми не получаются. Они, конечно, в дело годятся, как и любые кости, но их ценность с целым красивым черепом не сравнится. А с тел было взято что-то ещё? Чёрно-белая ежиха задумалась. — Нет, я не слышала, чтобы взяли что-то, даже одежду, да и органы… Тела выглядели целыми, хоть и расчлененными. Клаустрофобия тяжело поднялся и сел на полу. — Расчленил, забрал голову, а остальное просто выбросил? Либо это весьма извращённая по нашим меркам месть, либо кто-то тронулся умом. И вовсе не обязательно берсерк. Хотя есть ещё вариант — кто-то намеренно решил подмочить нам репутацию. И твоей малышки на это почему-то оказалось недостаточно. Кому-то очень нужен был скандал на весь Пси-союз, а тела одной девчонки на это не хватило. Пришлось пустить в ход вторую жертву. Если бы я мог увидеть, как именно были разрезаны тела, я бы точно сказал, берсерк ли это был или представитель какого вообще вида. Но дело даже не этого года, а значит, я ничем помочь не могу. Девушка смутилась. — Почему ты так уверен? И откуда знаешь, что дело не этого года?! — Бодренько держишься для потерявшей чадо матери. И я слышал про вторую смерть, а это — давнее дело, а раз твоя дочь умерла раньше него — то прошло уже несколько лет. Не берусь считать, дат не знаю, но определённо больше двух. Чёрно-белая ежиха проглотила слезы. Её голос задрожал, но остался вполне разборчивым. — Если я найду фотографии… — Я не настолько хорошо разбираюсь в разделке, чтобы обещать, что помогу. Понять, кто это, только по фотографиям — задачка для алхимика, а не для шпиона. Но знаешь, если тебе удастся поговорить с Воздухом — думаю, он сможет тебе помочь. Его отец — мясник. Он разделал много тел прежде, чем ему исполнилось десять. Думаю, ему и фото хватит, чтобы понять, чьих рук это дело. Девушка выронила телефон и в ужасе прикрыла рот руками, но спустя несколько секунд всё же смогла совладать с челюстью и хрипло выдохнула: — Спасибо. Клаустрофобия недовольно дёрнул ухом. — Да где шляется этот псих? Уже минут пять тут трындим, а к тебе никто на выручку не спешит! Я ж так усну… Чёрт с ним, я пошёл. Мэри подобрала упавший телефон. Включился, хоть и треснул. — Ланс? Но звонок уже был завершён и он прибежал только через пять минут после исчезновения Клаустрофобии. — Я опоздал? — чёрно-белый ёж раздражённо рявкнул и стал рассматривать растерянную как никогда ежиху. — Ты ранена? — Нет, — она вытерла слезы, — ничего, я… Я в норме. — Он не говорил, куда собрался? — Нет, но хочет спать. Я… Не думаю, что смогу продолжать погоню. Прости. Чёрно-белый ёж только теперь отдышался и кивнул. — Лифт не работает. И света на лестницах нет. Будь осторожна. Ланс спрыгнул с крыши и, смягчив падение барьером, снова побежал на поиски. — Видимо, без этой глыбы льда мне его не найти… Покой, прошу твоей помощи. Едва сказав это, он споткнулся на ровном месте и растянулся на тротуаре. — Да что ж за… И осекся, заметив прямо перед глазами взломанную дверь торгового центра. — Это с каких пор они дверь нараспашку на ночь оставляют? Тихо прокрался внутрь и стал озираться: знакомая было обстановка в темноте и тишине оказалась не такой уж и знакомой, только где-то вдалеке звякал металл. Ланс притаился и прислушался. Было похоже, будто кто-то перекладывал ножи из одной кучки в другую — то ли чистил, то ли пересчитывал. Телекинетик тихо поднялся на нужный этаж и побрёл на звук. Но он затих задолго до того, как Ланс понял, в каком именно павильоне находится берсерк, сменившись едва различимыми шорохами. Чёрно-белый ёж остановился и задумался: исчезнуть враг мог в любой миг, застать его врасплох было крайне тяжело, а чтобы загнать его в засаду, неплохо было бы узнать, где именно её устроил Альберт. — Можешь не прятаться, я знаю, где ты, — донеслось откуда-то с потолка, и Ланс вздрогнул от неожиданности. — Ты мутант-паук или что вообще?! — рявкнул он в ответ. — Пауком меня ещё никто не называл, — усмехнулся Клаустрофобия, — а вообще тут такая удобная вентиляция, что лазать по ней смог бы даже ты. И тут столько кабелей, что стоит мне захотеть — и всё здание рванёт так, что будет слышно у меня дома. Так что давай не будем портить друг другу настроение? Чёрно-белый ёж раздражённо рявкнул. — Ещё чего? — Ещё? — хмыкнул черно-зеленый, — Шашлык хочу. Из крольчатины. И череп хамелеона на память. На поток грязной ругани Клаустрофобия только рассмеялся. — Тогда докажи, что не трус! — Сам докажи, что не трус, и спустись сюда, тварь! — Ладно, уговорил, — вздохнул берсерк и спрыгнул на пол, — спустился. И не успел он надеть кастеты, как ему уже пришлось уворачиваться — Ланс времени не терял и атаковал со всей яростью, которую приберег лично для него. — Да какая муха тебя укусила, в самом деле, — раздражённо проворчал Клаустрофобия, — тебе-то я что сделал? — Мне?! — рыкнул телекинетик, — Всем нам! Я не хочу быть тем, у кого ты отнимешь члена семьи, будущее или жизнь в следующий раз! Я покончу с тобой здесь и сейчас! — За убийство полагается смертная казнь, если ты забыл. — Я ведь могу не убивать! — телекинетик продолжал наносить удары кастетами несмотря на то, что берсерк все их парировал, — достаточно ведь сделать тебя калекой, не так ли? — Это тоже навредит клану. — Да какая к чёртовой матери разница, для тебя убивать — смысл жизни, ты не можешь не убивать, так сдохни и оставь нас в покое! Клаустрофобия нахмурился. — Ошибаешься. Мой смысл жизни — служить клану. И твой — тоже. Я не убиваю без позволения Вождя. Остынь. — Тебе не нужно ничьё разрешение, чтобы жрать сердце убитого прямо на поле боя! — О, — виновато улыбнулся берсерк, успешно отражая все атаки, — невовремя я проголодался, уж прости. И сейчас, кстати, голоден зверски. Можно я тебя укушу? Ланс рявкнул и его движения отчего-то стали медленнее. — Покой… Я хочу, чтобы он ощутил на себе ту силу. Ту самую, что повергает в беспросветный кошмар. — Эй, за такое вообще-то… — Даруй её мне! Я не к тебе обращаюсь, ублюдок, — с этими словами Ланс нанёс последний удар. Клаустрофобия рухнул на пол, дрожа от ужаса, и стал что-то тихо тихо шептать сквозь слёзы. Телекинетик только хотел наклониться к нему, как вдруг появившийся прямо перед ним Покой собственной персоной поймал его руки, снял с них кастеты и бросил куда-то в сторону. — Будь ты достойным моего покровительства — я бы забрал твою жизнь за злоупотребление моей силой. Но ты всего лишь провалил экзамен… Это я не могу оценить в жизнь. Твой приговор — ты не сможешь заслужить моё снисхожденние, как бы этого ни хотел, и ни одно существо не сможет изменить моё решение. Прощай. Возвращайся домой. Твоя битва окончена. — Постой… Ты ведь знал, чем это кончится! Если такая ошибка стоит жизни — почему не остановил меня?! Покой выпустил его руки и виновато улыбнулся. — Ты жаждал справедливости. Я не смог тебе отказать. Тем более я знал, что успею вмешаться прежде, чем ты совершишь непоправимое. Можешь гордиться: ты — единственный, кто остался в живых, сумев нанести моему подопечному настолько глубокие раны. Ланс попытался рассмотреть черно-зеленого ежа на полу. Синих бликов хватало только на то, чтобы различить силуэт. — Разве он ранен? Я его даже не поцарапал… — Берсерки особенно восприимчивы к моей силе. Без вмешательства они сходят с ума после такого. Возвращайся домой. Больше тебе здесь делать нечего. Телекинетик недовольно фыркнул, но не стал спорить и ушел. Покой сел на пол и накрыл свернувшегося в комок черно-зеленого ежа ладонью. — Проснись. Это был просто кошмар. Ты уже давно вырос и сам решаешь, кто будет членом твоего рода, а кто — нет. Клаустрофобия завозился, вытер слёзы и только после этого вылез на тусклый свет Алмаза. — Всего лишь кошмар, говоришь? — Прости. Но ты только что получил результат: тот ёж провалил испытание. Остался только Альберт. — Мне опять придётся рисковать жизнью? — Нет, — Покой поджал уши и отвёл гдаза, — ну… Если ты его не разозлишь. Клаустрофобия ощупал своё тело. — Эй… А я ходить хоть смогу? — Да, только не торопись. И до рассвета тебе придётся пользоваться опорами. — Чёрт бы побрал этого ублюдка, — вздохнул берсерк и с трудом поднялся на четвереньки, — голова кругом. Жаль, не дотянулся до него в прошлый раз. Теперь только и остаётся надеяться, что он подохнет, как червяк. Покой покачал головой. — Его смерть обещает быть лёгкой. Забудь. Ты не вправе мстить. Я уже осудил и казнил его. И другого суда не потерплю. Черно-зеленый ёж горько вздохнул. — Хотелось бы мне это видеть. Покой уменьшился до размеров ехидны, помог ему подняться и довел до лифта. — Однажды я покажу тебе, когда придёт время. А пока — спускайся на лифте. Этот я включил, не смотри, что лампы не горят, он исправен. Клаустрофобия кивнул и, держась за дверной проем, зашёл внутрь. Кое-как нащупал кнопки, ударил по ним кулаком и, убедившись, что загорелся первый этаж, изумлённо замер: его шеи коснулось острое лезвие. Берсерк тяжело вздохнул и, вспомнив этот запах, произнёс: — Альберт? Что ты хочешь? — Вывести тебя из игры. — Да я и так уже не игрок. Так что ты хочешь в обмен на мою жизнь? Альберт смутился и опустил руку. — Вообще-то… — Не ври, я заметил по лезвию, что ты решился бороться до победы. У меня не осталось сил бороться. Победа твоя, как и моя жизнь. А я не люблю оставаться в долгу. Скажи, как мне его вернуть? Телекинетик задумался. — Мне понадобится информация. Много информации. И я рассчитываю на твою честность. Клаустрофобия покачал головой. — Мне доступна информация, которая стоит дороже жизни. О ней даже не мечтай. Но в остальном — так уж и быть, согласен. Только не сегодня, ок? Альберт нахмурился. — А как я могу быть уверен, что ты сдержишь слово? Клаустрофобия раздражённо рыкнул. — Моя жизнь в твоих руках. Какие ещё доказательства тебе нужны?! — Разве нет способа… — Есть. Но, видишь ли, я не хочу портить с тобой отношения. Поэтому у меня нет другого выбора, кроме как вернуть долг сполна. — И я могу верить тебе на слово? — Ты — можешь. Но только потому что я тебе должен. Альберт кивнул. — Такие условия меня устраивают. Какие планы теперь? Клаустрофобия раздражённо выдохнул. — Спать. — А экзамен длится не до рассвета? — Ты был последним. Я закончил. — Скажи, а это случайно не твой нож? — Альберт протянул Клаустрофобии своё оружие. Тот горько усмехнулся. — Угадал. — И не ты ли подкинул мне крольчонка прямо в спальню? — Я. — Так и знал! Ты с ума меня хотел свести? Берсерк снова усмехнулся. — Закалить. Ничего больше. — И использовал для этого младенца? — Да. Ты ведь сам признался, что питаешь к малышам особую слабость! — Я такого не говорил! — Зато я — услышал. Остынь, дело прошлое, и вообще никто не пострадал. Экзамен окончен. Завтра мы уйдем. — Ладно, — вздохнул телекинетик, — раз всё решено, то и спорить не о чем. Забирай. Клаустрофобия нащупал в протянутом ему кулаке нож и покачал головой. — Мелочь. Тебе нужнее. Оставь себе. Альберт пожал плечами и опустил руку. — Ну как хочешь. — Покой, может, ты уже откроешь дверь и мы пойдём по домам? С потолка донёсся ехидный смешок. — Как только Альберт завершит свой экзамен. Ежи настороженно обернулись друг к другу. — А я разве не закончил? Ты же сказал… — Я понятия не имею, о чём он. Альберт вздохнул и схватился за голову. — Если он солгал в первый раз, то мог солгать и сейчас. — Он не лгал, но мог иметь ввиду совсем не это. За что ты ненавидишь берсерков? Телекинетик растерялся. — Я не… — Лжешь. Отвечай на вопрос. Альберт задумался. — Другие странности можно понять, но ваша тяга к смерти… Вы убиваете без разбора и с гордостью совершаете самоубийства… Как так можно? Почему? Черно-зеленый ёж коснулся груди. — Такова наша вера. Так мы прославляем нашего Бога — Смерть. Телекинетик недоверчиво покосился на него. — Прямо все? Клаустрофобия развел руками. — Такими сотворил нас Иблис. Он сам разделил нас, и женщин оставил поклоняться себе, а мужчинам велел восхвалять Смерть. И мы счастливы творить смерть своими руками и вручать свою жизнь нашему Богу. Альберт задумался. — То есть каждый раз, когда берсерк хочет кого-то убить, он делает это из любви к богу? Черно-зеленый ёж опустил уши. — Вообще-то нет. Но каждый раз, когда он произносит Его имя, то мечтает заслужить похвалу богатым жертвоприношением. Даже если жертва всего одна, он может сделать это настолько виртуозно, что Смерть будет удовлетворён. Такое — не редкость. Телекинетик покачал головой. — То есть я могу упрекнуть его за то, с кем и когда он это сделал, но не за то, как и почему? Клаустрофобия кивнул. — Именно. Альберт раздражённо фыркнул. — То есть не просто убийцы, а религиозные фанатики… Кто бы мог подумать. Потому обычные методы и не срабатывают — они счастливы умереть. И на самом деле желают этого. И никто их не обманывал и не запугивал — это действительно их мечта. Просто нет ничего более важного и ценного, чем желание угодить собственному богу. Только и всего. — Так и есть. — И ты тоже? Черно-зеленый ёж ухмыльнулся. — Мне до такого ещё далеко. Однако Смерти угождать я умею и люблю. Но только если есть возможность сделать это безнаказанно. Но если это может бросить тень на репутацию клана — остаётся только мечтать и укреплять свои позиции. Причинить вред Шквалу станет последней ошибкой в моей жизни. Альберт одобрительно хмыкнул. — Держишь себя в руках… А многие ли из вас настолько благоразумны? Клаустрофобия рассмеялся. — Вообще-то нет. Но члены Чёрного Кастета и их ближайшие родичи достаточно благоразумны, чтобы не рисковать головой почём зря. Я бы даже сказал, что они дальновиднее, хоть и ненамного. Просто им есть, что терять. Дверь лифта открылась и ежи изумлённо уставились друг на друга. — Что… Всё? — Похоже на то, — пожал плечами Клаустрофобия и вышел, держась за стену. Альберт хотел уйти, но что-то заставило его обернуться. — Ты как? — Неважно, но Покой обещал, что к утру пройдёт. Телекинетик нахмурился. — Что пройдёт? — Тело… Будто бы моё, а будто бы и нет. Двигаться тяжело. Непривычно. Да и голос тоже… Будто из наушников. Голова кругом. — Помочь дойти? — Нет, я… — он стал сползать по стене, и Альберт помог ему лечь, — Пойду спать. Покой, ты уж прости, я совсем обнаглел, но сил идти никаких. Тело берсерка растворилось во тьме, и телекинетик с чувством выполненного долга пошёл на выход.