Левая рука Шквала

— Испугалась? — рычал на весь двор Воздушное Лезвие, тщетно загребая руками пустоту перед собой, — Так почему тогда не кричишь от страха? Потеряла дар речи? Палладия сидела за колонной навеса, зажав рот, и тряслась от ужаса — не могла поверить, что такой добрый и терпеливый учитель может всерьёз поставить её жизнь под угрозу. — Где же ты, маленькая плоская сучка? Конечно, я предпочитаю формы покруглее, но времени у меня не осталось, так что сгодишься и ты. Платина раскрыла рот от изумления — Воздух никогда не делал даже малейшего намёка, и не заметила ни одного похотливого взгляда — только холодная хищная суровость. И даже когда говорил с матерью или братом, он не давал ни малейшего намека, что хочет проводить эти уроки, чтобы видеться каждый день. — Умыкну тебя куда-нибудь в подвал, будем жить-поживать, да детей наживать… Девушка не сдержалась и громко икнула. — Вот ты где! — усмехнулся берсерк и медленно пошел на звук, тщательно ощупывая перед собой путь, — Что, не хочешь в подвал? Ну тогда разговор короткий — на мясо и в котёл. Говорят, одним трупом можно питаться целый месяц. Не проверял, да и мяса в тебе маловато, но попробовать стоит. — Нет! — в слезах взвизгнула девочка и бросилась бежать. — Попалась! — рявкнул Воздух и пошёл на звук шагов, правда, через пару секунд чуть не впечатался в колонну и Платина успела притаиться, пока он её обходил, — Ой. Белая ежиха сжалась в комок, давясь слезами, но звуков почти не издавала, и Воздух решил продолжить рассуждения. — Мне всегда были любопытны на вкус молочные железы. Никогда не удавалось попробовать. Интересно, их лучше варить или жарить? И хороши ли на вкус сырыми? И глаза тоже не пробовал — слишком уж они дорогие. Чуть не на вес золота, правда, только если первозданной свежести. За малейшее пятнышко сухой роговицы отбраковывают нещадно. Но уж твои-то я сберегу, не волнуйся, не останется воды — буду во рту нести. Так уж и быть, не съем, ну только если не покусаю по дороге. Обидно будет. Воздух дошёл до колонны, за которой спряталась Платина, ощупал её, медленно обошёл и двинулся дальше. Белая ежиха проскользнула мимо его ног и спряталась за предыдущей колонной. — Но самая вкусная часть тела — это рёбра. Твои, наверное, будут жестковаты, но женские кости взрослеют медленнее мужских, так что они могут оказаться такими же нежными, как у детишек! Всё-таки надо было тебя пощупать, как следует, пока была возможность. Или даже запереться с тобой в ванной… Или умыкнуть тёмной ночью… Трудно определиться. Пожалуй, украл бы тебя при возможности, а там уже на месте решал, сможешь ты родить или только на мясо и годишься. Воздух обошёл уже почти полдвора, но вдруг отчего-то раздражённо фыркнул и побежал к устроенному специально для него баку со льдом. С разбегу нырнул и закопался по самую макушку — подтаявший лёд сразу потушил ему ноги, а спустя несколько секунд сверху обрушилось ещё несколько литров воды и Воздух свернулся клубочком на дне, блаженно пуская пузыри. Платина робко подошла и заглянула внутрь. Берсерка едва можно было различить под ледяной крошкой. — Я что, сдала? Из-подо льда выглянула рука берсерка и показала большой палец. Но спустя всего секунду вернулась под воду — обожжённая кожа всё ещё была перегретой. Лишь спустя пять минут черно-зеленый ёж высунул нос и подоспевшая Палладия начала его отчитывать за жестокое обращение с ребёнком. Воздух неохотно поднял голову. Черной шерсти на ней заметно прибавилось — преимущественно за счёт гари. — Во-первых, ты сама меня об этом просила. Во-вторых, она уже способна выносить ежонка, тебе это любой берсерк с первого взгляда скажет. В третьих, должна же она знать, о чём будет мечтать любой мой сородич, когда будет смотреть на неё! — Что, прямо каждый? — ахнула Платина. Воздух повёл ушами. — Смотри на глаза. Если взгляд будет спокойный и сосредоточенный — он просчитывает выгоду, которую ты можешь ему принести. Он может посчитать тебя недостаточно лёгкой целью, просто не оставайся в одиночестве. Если же он заворожен тобой — не позволяй ему приблизиться ни при каких обстоятельствах. Дотянется — поминай, как звали. У нас достаточно уловок, чтобы совершить похищение даже средь бела дня. Одно прикосновение — и ты можешь оказаться хоть на другом конце Мобиуса. Или упасть замертво, но в твоём случае это маловероятно. Палладия растерялась. — Но все эти уроки… — Бесполезны, если её застанут врасплох. Но теперь ты ведь будешь оглядываться по сторонам, не так ли? — коварно ухмыльнулся Воздушное Лезвие. Платина хлопнула его ладонью по лбу. — Дурак! Воздух поймал её за руку и рывком опрокинул на лёд. — Это ты — дура, раз позволила берсерку коснуться себя. Имей я на тебя зуб — ты бы уже рассталась с жизнью. Платина с воплем отскочила назад. Палладия нахмурилась. — Прекращай. Экзамен окончен. Хватит её запугивать. Воздушное Лезвие глубоко вдохнул и снова залёг на дно, а Палладия отправила дочь домой и пошла разбираться с последствиями этого пламенного шоу.

***

Клаустрофобия проспал хоть и не до обеда, но Воздушное Лезвие уже успел вернуться и скрылся у себя в комнате. — Ты не представляешь, что сегодня учудил этот ублюдок! — подсел к брату на край кровати Серебряный Блик. Клаустрофобия вяло отмахнулся. — Может, я сначала поем? — Ты должен знать! — кровожадно оскалился Серебряный Блик и начал поползновения под одеяло. Брат пинком согнал наглеца с кровати. — Приду — доложишь, как следует. Ты вроде всё ещё в дозоре? Вот и не отвлекайся. — Но… — Минут десять уступишь. Серебряный Блик опустил уши. — Но ты… — Я в норме. Отстань. — Как пожелаешь, мой господин, — старший ёж в комнате со вздохом вернулся на подоконник. Когда Клаустрофобия закончил с завтраком и докладами остальных дозорных и вернулся в свою комнату, Серебряный Блик обиженно покосился на него и спустился на свою кровать. Доложив обстановку, он снова обиженно зыркнул на младшего брата. — Давно бы уже его прикончил, и никакой возни с журналистами. — Ты же знаешь, что Шквал не одобряет подобной поспешности. — Воздух уже достаточно навредил клану! Клаустрофобия повёл ушами. — Это мне только предстоит выяснить. И мне плевать, в каких вы с ним отношениях, так что хватит морочить мне голову и продолжай дозор. — Но десять минут давно вышли! — Мне нужно ещё немного времени. Придётся разобраться с Воздухом до прибытия Шквала. Младший вернётся — можешь спихнуть дозор на него. — Будто я сам не догадаюсь, — фыркнул Блик и полез обратно на подоконник. А Клаустрофобия пошёл стучаться в комнату Секиры и его родни. Дверь открыл, как ни странно, Воздух, целый и почти невредимый, если не считать горелой шерсти. — Секира ещё не вернулся? — Нет, — Воздушное Лезвие поджал уши, — что передать? Командир отрицательно мотнул головой. — За мной. Тот покорно последовал за хозяином и, едва переступив порог его комнаты, опустился на колени. — Докладывай, что ты там устроил. Воздух подробно рассказал, как провёл экзамен, и сжался в комок. Клаустрофобия покачал головой. — Не отрицаю вероятности, что именно ей нужен был именно такой экзамен. Но из-за тебя будут проблемы у всего клана. — Не будут! Палладия… — Не спихивай на новичка собственный просчёт. За него ты ответишь сам. Блик, он твой. Серебряный Блик изумлённо оглянулся на брата. — Не понял… — Изнасиловать его. Это — приказ. Старший брат смерил их растерянным взглядом. Приказ не звучал твёрдо, но формулировка была стандартной и ослушаться значило совершить преступление, даже если для Клаустрофобии это была всего лишь многоходовочка, а настоящее наказание он решил немного отложить. — А… — Дежурство на время исполнения приказа я возьму на себя. Блик раздраженно фыркнул — брат прикрыл последнюю лазейку, и сказать хоть ещё слово поперёк значило ослушаться старшего по званию. Старший брат спрыгнул на пол и, раздражённо бурча себе под нос, подошёл к Воздушному Лезвию. Тот покорно склонился перед ним и подставил зад, не издав ни звука. — Поцарапаешь меня — хвост оторву. — Как пожелаешь, Господин. Блик прижал его к полу, и Воздух с благодарностью принял всё наказание до последней капли. И только когда Серебряный Блик ослабил хватку, осторожно вывернулся и отполз обратно к двери. — Господин… Ты доволен? Клаустрофобия кивнул, не отводя взгляд от окна. — Можно мне идти? — Чё вякнул? — усмехнулся как раз очухавшийся Серебряный Блик и, потянувшись, побрёл обратно к окну, — Твоя казнь только начинается. И я с удовольствием на неё полюбуюсь. Клаустрофобия покачал головой. — Если младший успеет… А, вот он, — командир наконец повернулся к Воздуху, — Подвинься. Сейчас поднимется. Воздух удивлённо поднял уши и, спустя минуту услышав хлопок входной двери и шаги в коридоре, отполз от двери прежде, чем она открылась. Парень хотел затащить в спальню большую коробку пиццы, но Клаустрофобия его остановил: — Оставь на кухне. Найди немного алюминия, согрей в чашке на плите и неси сюда. — Любого? — удивился племянник и только теперь заметил притихшего у стены провинившегося. — Любого. Только побыстрее. Спустя пять минут грохота и ругани на кухне Воздух прикрыл нос и нервно поджал уши — запахло жареным. Буквально. Ещё спустя несколько минут завоняло жжёной шерстью, и нос зажимать пришлось уже не ему одному. И вот наконец черно-зеленый ёжик внёс жидкий металл, держа посуду огромными рукавицами, чёрными то ли от угля, то ли от сажи, то ли просто обугленные целиком. В дверь заглянул рыжий ежонок, но его отшвырнули пинком, и мальчишка не смог ничего рассмотреть — дверь захлопнулась прежде, чем он поднялся на ноги. Клаустрофобия поморщился и приказал брату открыть окно. — Первый раз в огонь лезешь, что ли? — Прошу прощения, — опустил уши его племянник, — не углядел. — Закрывай и держи его, — командир кивнул на Воздуха и Блик со вздохом оттащил провинившегося от стены, обхватил его за плечи и упёрся ногой в спину. Клаустрофобия снял с правой руки Воздушного Лезвия перчатку, крепко обхватил за запястье и локоть, а левую прижал к полу ногой. — Сделай ему татушку, только смотри, не размажь. Символ должен остаться чётким. А то придётся вырезать лишнее с мясом. Воздух предусмотрительно хлопнулся в обморок — терпеть ожоги второй раз за утро было выше его сил, к тому же риск потерять руку в случае, если металл растечется куда-нибудь за пределы шрама, был слишком велик — Клаустрофобия оставался перфекционистом даже в таких мелочах. А без правой руки зарабатывать на жизнь у Воздуха вряд ли бы вышло — даже с ней он едва мог себя прокормить, хоть концы с концами он и сводил, но завести накопления даже на месяц никак не удавалось. А о выживании без руки в одиночку вообще речи быть не могло. Но ежи недолго мучали обмякшее тело — шрам оказался покрыт алюминием уже спустя две минуты и несчастного потащили в ванну охлаждать руку. Только спустя пару часов он наконец пришёл в себя и застонал, схватившись за запястье — шрам всё ещё полыхал, и любое движение пальцами только усиливало боль. Дежуривший на подоконнике черно-зеленый ёж раздраженно фыркнул. Его рука хоть и была прижата к стеклу, на этот раз ощущение жара почти не уменьшалось. — Прости, что доставляю столько проблем, — простонал Воздух и принялся зализывать шрам. Разумеется, безуспешно. — Секира всё ещё прибирается за тобой. Посмотрим, как ты будешь выпрашивать прощение у него. А Секира как раз вернулся и сразу пошёл на поклон к Клаустрофобии, ну разве что перед этим заглянул на кухню и подержал правую руку в морозилке несколько минут. — Мой Господин, — сразу бросился он в ноги командиру, — благодарю, что сохранил жизнь моему брату! Благодарю, что сохранил его тело целым! Благодарю, что позволил ему остаться в своём уме! — Да больно нужен мне труп в этом городе, — проворчал Клаустрофобия и отодвинул Секиру ногой, — его даже как следует не продашь. — Если он не расплатился до конца — только скажи, — несчастный склонился перед ним, — не таи долг, прошу! Командир задумался. — Нет, за сегодняшнее он заплатил сполна. Но он всё ещё должен мне жизнь. И по крайней мере до нашего возвращения я сохраню за ним этот долг. Говорят, Вождь уже покинул лес. Проследи, чтобы Воздух не успел ничего натворить. — Разумеется, — снова поклонился Секира, — он больше не помешает. — Слухи уже пошли? — Нет, я не смог найти никого, кто пожелал бы трепаться об этом по своей воле. Это называют спектаклем лично для Палладии и в случае чего вопросы возникнут к ней, а не к актёру. Тем более что уже полгорода знает, что Воздух лечится у Альберта. А его пациентов предпочитают вообще не обсуждать. Даже за деньги. — Ладно, можешь идти. Как только наших заметят со стены, я созову собрание. Будь готов. Секира снова поклонился и, держась за правую руку, как раз успевшую оттаять, зашёл в спальню и поднял свернувшегося в комок брата за шиворот. — И какого хрена ты разлёгся? — Ещё одна ошибка — и меня убьют, — чуть слышно прорычал он, тяжело дыша. — Тоже мне, новость! — фыркнул старший брат и потащил его на кухню, — Дай руку. Морозилка хоть и уменьшила чувство жара, но не сильно — металлическая корка уже давно остыла и холод лишь замедлял разложение сожжённой плоти. — Да чтоб тебя! — раздражённо выдохнул Секира, оттолкнул брата и сунул в морозилку свою руку. Полегчало, конечно, но даже замороженная до побеления рука ощущалась холодной недолго. В дверях показался рыжий ежонок. — Прочь с дороги, — фыркнул на него старший из братьев, закрыл холодильник, поднял младшего за шиворот и оттащил обратно в спальню, — может, я её отрежу, а? — Режь, — донеслось с подоконника. Воздух содрогнулся. — Могу я попросить тебя сохранить мне руку? Секира горько вздохнул. — Хрен с тобой. — Как мне заслужить твоё прощение? — Разберись с долгами, пока жив. Кажется, у Клаустрофобии на тебя уже есть план. Ты же знаешь, что произойдёт, если умрешь с таким долгом за плечами. Воздушное Лезвие тихо всхлипнул. — Клянусь связью с родом, я верну ему долг прежде, чем моя жизнь иссякнет. Больше я не буду для вас обузой. Секира покачал головой. — Уж скорее я подарил бы ему твою голову, чем допустил это, но раз уж ты сам… Ладно, прощаю. Но только попробуй натворить ещё хоть что-нибудь. Воздух горько усмехнулся. — Не думаю, что мне хватит на это сил. Слушай, а можно… — Нет. — Но ты даже… — Тебя и так уже поимели. Не борзей. Воздух виновато поджал уши. — А можно попросить кого-нибудь ещё? Секира раздраженно фыркнул и вырубил брата ударом по макушке. — Вот так и лежи. Попросить… Как будто на это кто-нибудь согласится даже за деньги. Дозорный пожал плечами. — Блик согласился… Правда, ему приказали. — Этот мажор? — удивился Секира, — Согласился? Хотя… Если приказал его брат — то ослушаться он не мог. Ублюдок, столько Света получил, и что? И где?! Почему рука до сих пор не прошла?! — У него уже были ожоги, когда он вернулся утром. Не много, но неприятно. Секира схватил брата за плечо и поднял опять, но скрипнул зубами и опустил руку. — Убил бы. — Не смог бы, — эхом донеслось с подоконника. — Да и хрен с ним, — отмахнулся Секира и пошёл к двери, — вернусь — сменю тебя. — Давно пора. Закрыв дверь, он вернулся на кухню и снова полез в холодильник — на этот раз за едой. Рука всё ещё саднила, но как только он вырубил брата, жар прошёл. — Господин Секира, — на кухню робко заглянул рыжий ежонок, — я могу чем-нибудь помочь? Черно-зеленый ёж смерил его подозрительным взглядом. — Голодный? — Нет, я ел. — Тогда чего тебе? Парнишка опустил уши. — Я хочу услужить всем двенадцати господам, а господин Воздух до сих пор ни разу ничего не захотел мне приказать. Когда к нему можно подойти… — Забудь, — отмахнулся Секира и начал наводить себе кофе, — не судьба. Ежонок задумался. — Господин, ты ведь многое делаешь вместо него… А ты можешь отдать приказ вместо него, от его имени? Черно-зеленый еж покачал головой. — Мог бы. Если бы захотел. Мальчишка удивился. — Разве ты не хочешь, чтобы я выполнил твой приказ? — Я мог бы сказать, что… А, плевать. Лучше готовься к приезду Вождя. Не думаю, что тебе разрешат торчать в коридоре. — Но всё-таки… Если мне нужен только приказ и я ничего не попрошу взамен? Секира задумался и вынул из холодильника молоко. — Если платой будет исполнение приказа твоего отца и больше ничего тебе не нужно… Вот, — он налил в пустую миску немного молока и протянул парнишке, — взбей пену. Тот быстро нашёл венчик и принялся взбивать молоко, стараясь не расплескать ни капли. Тем временем Секира накрыл себе на стол и занялся обедом, оставив кофе на десерт. — Вот! — протянул ему полмиски молочной пены рыжий ежонок спустя всего пять минут. Секира кивнул. — Отлично. Можешь сказать отцу, что и приказ Воздуха ты тоже выполнил. Парнишка аж просиял и бросился к двери в спальню Клаустрофобии. Правда, пришлось оббежать пару берсерков, что-то обсуждавших в коридоре, но отец, судя по всему, скучал, дожидаясь сообщения, и уж на этот раз точно бы его пустил. Но на стук в дверь почему-то никто не вышел. И на второй — тоже, только в чувствах отца на миг проскользнуло недовольство. — Эй, мелочь! Ежонок удивлённо оглянулся на окликнувшего его берсерка. — Господин Пожар? — Заняться нечем? — кровожадно ухмыльнулся тот и протянул ему кусок толстой проволоки, — На, скрути мне пружинку. Его собеседник подозрительно покосился на собрата. — Ты чего задумал? Тот лениво отмахнулся. — Мелочь погонять, чтобы не путаталась под ногами. — Зачем тебе пружина и куда конкретно ты собрался? Тот смущённо улыбнулся. — Есть у меня одна идейка… — Ты охренел? Вождь вот-вот прибудет, а у него ИДЕЙКА! Не высовывайся, если хочешь жить. — Не буду, — хитро ухмыльнулся тот, показал пустые ладони, принёс с кухни нож с круглой ручкой, вручил ежонку и потрепал его по шипам на макушке, — на, займись делом и сиди тихо. Мальчишка поднял на него изумлённый взгляд — Пожар действительно что-то задумал и ему не хватало буквально пары мелочей. Одну из которых он мог сделать и сам, но не захотел тратить время и силы, и потому спихнул на «мелочь». — Бесплатно, что ли? Пожар фыркнул и покачал головой. — Ну ладно, заплачу, но только если закончишь до полудня. Мальчишка повёл ушами — до полудня оставалось меньше часа, и он вполне мог успеть. — По рукам. Ежи разошлись — кто на кухню, кто в туалет, а кто в самый угол у двери. Мальчишка раздражённо ворчал — проволока оказалась жёсткой, и ему с трудом удавалось накрутить её на рукоять, тут бы и взрослый вспотел, а ежонок ещё и мозолей натёр и несколько раз поцарапался. К счастью, проволока быстро кончилась и он, не теряя времени, побежал на кухню. — Господин Пожар! Тот оторвался от еды и недовольно покосился на ежонка. — Чего орёшь? — Вот, — он протянул черно-зеленому ежу пружину и положил нож в подставку, — я успел. Пожар ощупал пружину и помял её в руках. — Как я и думал… Слабовата. Ежонок насупился. — Я сделал то, что ты сказал, с тем, что ты мне дал. И ты обещал заплатить. — На и хватит ныть, — Пожар не глядя протянул ему большую горсть мелочи. И довольный ежонок утащил монеты к себе на постель и начал пересчитывать, радуясь каждому доллару, как бриллианту, и почти не замечал, как вдруг будто по свистку берсерки начали сновать по квартире, громко друг с друом ругаться и так же внезапно разбежались по городу, оставив присматривать за домом лишь дозорных и Клаустрофобию.​