***
В этот раз Беллами снова за ним заехал после работы. Его автомобиль так плавно передвигался. Внутри салона всегда так спокойно, если закрыть глаза, то даже не поймёшь, что куда-то движешься. Таким был мир Беллами для Мёрфи. Джон был спрятан за стенами большого уютного дома, был защищён, находился в спокойном движении, управлял которым Блейк, а Джон просто рядом. Один тревожил минус — в любой момент Джон боялся быть сброшенным на дорогу на полной скорости. Переломать кости, заполнить органы собственной кровью, умирать медленно и мучительно. Ведь именно так это и будет ощущаться. Джон ведь сам всё для этого сделал. Эти навязчивые мысли с ним всегда, от них не скрыться и не убежать. Он бы правда хотел. Хотел бы хоть иногда об этом не думать, но теперь ему всё сложнее контролировать свою жизнь и даже собственные мысли. Как перестать истязать себя неугомонным паническим страхом? Это становится всё менее нормальным, Джон понимал это, а остановить не мог. Казалось, что легче вскрыть себе вены, чем остановить этот поток нежелательных мыслей, отравляющих его жизнь. Его любовь стала самой настоящей заразой. Раньше хотя бы надежда была, хоть что-то светлое. А что есть сейчас? Только беспощадное осознание неминуемой гибели. — В доме нет твоих вещей, — прервал его мысли Беллами. — Почему? — Я оставил их у себя. — Объяснишь? — попросил Блейк с твёрдым напором, но без негатива и злости. Джон не готов был делиться с ним истинной причиной. Причина для всего одна — недоверие. От того и страх привыкать, и нежелание перевезти свои вещи в его дом, чтобы держать дистанцию всё дальше. Джон всегда наготове вернуться в прежнюю жизнь. И Беллами сейчас допрашивал его так, будто бы всё это понимал. — Не думаю, что мои вещи нужны в твоем доме. — В нашем доме, — строго поправил его Беллами. — Тогда мы сейчас поедем к тебе собирать твои вещи. В квартире Джона парней встретил завал из обломков, повеявшей чем-то мёртвым, словно бы хозяин этой квартиры давно умер. Так показалось даже самому Джону. Странное чувство. Будто бы он пришёл сюда бесплотным духом посмотреть на то, как о нём забыли после его смерти. — Ты сюда так и не приходил за всё это время? — удивился Беллами. — Нет. Здесь много осталось того, о чём я предпочёл бы забыть. — Иногда полезно возвращаться в прошлое и наводить в нём порядок. Я помогу. Беллами тут же стал собирать обломанные доски и складывать в кучу. В четыре руки они недолго убирали маленькую квартиру. После они стали перебирать уцелевшие вещи. Пока Джон собирал одежду, которой-то и было пару тряпок, Беллами осматривал коробку, которую обнаружил под обломками шкафа. Вскоре он нашёл небольшой томик Харуки Мураками и произнёс: — «Охота на овец». У меня была такая, но исчезла. — Беллами открыл первую страницу и усмехнулся: — Хотя вот нашлась. Беллами поднял взгляд на Джона, и тот ответил: — Октавия подарила. — Я уже понял. Это я подсадил Октавию на эту книгу. — А Октавия подсадила меня. Как ты узнал, что это твоя? — По красной ленте, которую Октавия использовала вместо закладки. — Да, точно, — вспомнил Джон. — Отличительная черта. — Вы были очень близки с ней? — В какой-то период времени она была для меня лучшим другом. — А теперь? Джон задумался, прежде чем ответить. Считал ли он сейчас Октавию лучшим другом? Он и сам не мог ответить себе на этот вопрос. Она безусловно была важной для него. По почему-то этот вопрос поставил его в тупик. Возможно, он стал настолько чувствовать себя одиноко, что уже и не понимает, есть ли у него друзья, и есть ли вообще люди вокруг, которым он правда нужен. Некрасиво по отношению к Октавии, ведь поводов усомниться в ней она не давала. Но Джон чувствует себя одиноким постоянно. И он не верит не только Беллами, он не верит уже никому. — Когда мне было очень тяжело, я остался один. Абсолютно один. Теперь я ко всему отношусь иначе. — Ты пострадал из-за меня ещё до того, как мы познакомились, — с сожалением подметил Беллами. А ведь и правда. Джон заметил это только сейчас. И угораздило же Джона влюбиться именно в него из всех возможных вариантов. Ведь именно брат Октавии, с которым Джон когда-то только хотел познакомиться лично, оказался тем, кого теперь Джон предпочёл бы никогда не знать. У судьбы очень жестокое чувство юмора. Беллами продолжал с интересом рассматривать его личные вещи. Джону было как-то не по себе. Ему было слишком не привычно, что Беллами интересуется тем, что с ним происходило. Блейк достал старый плеер и вслух прочитал приклеенную к нему надпись: — «Чтобы уши твои отвяли. От Джаспера». Мило. А это от кого? — Был другом. — А сейчас он кто? — А сейчас он мёртв. — Давно? — Почти два года назад. — Мы тогда уже были знакомы, — отметил для себя Беллами. — Я его не встречал? — Нет. Общаться мы с ним перестали раньше. Из-за наркотиков. Из-за них он и умер. Джон попытался удержать нахлынувшие воспоминания о Джаспере, особенно о болезненном прощании с ним. Но чувствовал он себя спокойно. Уже давно достиг смирения. Следующей Беллами достал пачку сигарет. Она тоже осталась от Джаспера. — Не знаю, зачем оставил её, — прокомментировал Джон, не дожидаясь вопроса. — «Плата за секс», — прочитал Беллами и показал приклеенную записку к пачке. Джон коротко усмехнулся. — А вы точно были друзьями? — подшутил над ним Блейк. — Да. Придурковатый был. Клеил дурацкие записки на всё, что мне оставлял или дарил. — Поэтому ты это сохранил, — произнёс Беллами с едва ли скрытым сочувствием. — Ты хочешь это забрать? — Нет. Пусть валяется здесь. Джон заглянул в коробку. Она была полна подобным хламом. Раньше Джон не замечал за собой такой сентиментальности, но раз он это всё сохранил… зачем-то. Сам не заглядывал никогда в эту коробку. Просто оставил всё это в глубине шкафа и не трогал её. Теперь её рассматривает Беллами, спрашивает. Не думал он, что когда-то Блейка будет интересовать его жизнь. Вроде бы хочется проникнуться этим, растрогаться, обрадоваться, но снова страшно, снова нужно держать чувства под строгим контролем. Но в этот раз очарование Беллами всё же победило. Сидит такой милый, будто родной. Иллюзия, но такая приятная. На мгновения стало легче, словно бы тяжёлая туча развеялась и выглянуло солнце. И пусть уже к вечеру снова затянет, но солнце хоть на миг выглянуло, это уже радует. Собрав все вещи, они загрузили в машину и отправились домой. Джон сам не верил всему, что происходит. Так всё просто. С виду так просто. Собрал вещи и попал в другой мир. Ощущение обретения дома — постоянного и теплого. Ужасные мысли! Ужасны своей наивностью. Этого Джон и боялся — почувствовать, что едет домой. Туча вновь затянулась, более хмурая и тяжёлая, чем была до этого. — Заедем за сигаретами? — предложил Беллами. — Ты же плату ими принимаешь. Джон недобро посмотрел на парня и строго предупредил: — Ещё раз так пошутишь, отхватишь пиздюлей. Беллами широко заулыбался: — А мне так шутить нельзя значит? И почему это? — С Джаспером мы на самом деле не спали. — Получается, привилегии получает тот, кто не трахается с тобой? Джон снова зыркнул на Блейка, и тот рассмеялся. — Ну ладно. Понял я уже, что с тобой шутки плохи. Но за сигаретами заедем. На всякий случай. — Ты неисправим, — обречённо выдохнул Джон. — Мы с тобой так мало знаем друг о друге. Давно пора это исправлять. Может обсудим какую музыку любим слушать, для начала, например? — В основном, ты слушаешь инди-рок, — ответил Джон. — Иногда и другие направления, но в основном его. Твои любимые группы AnnenMayKantereit и Alt-J, а ещё A Perfect Circle частит. Беллами в удивлении посмотрел на парня. Джон почувствовал какую-то вязкую печаль, словно напомнил самому себе свою ненужность. Мог бы и промолчать, но нет же — выдал всё как на духу. Зачем? Чтобы снова выглядеть жалко? — По ходу, только мне нужно узнавать тебя, — ответил Блейк. — Я разное могу слушать. Но больше всего цепляет A Whisper in the Noise. — Не слышал никогда, но название интересное. — Они не слишком популярны. Беллами что-то набрал в телефоне и через динамик в машине заиграла «The song you hate». Беллами даже ни о чём не говорил, слушал музыку. — Мрачновато, но красиво, — прокомментировал Беллами. — Как и ты сам. Джон проникал всё глубже в уныние и ничего с этим сделать не мог. Сколько он ещё так протянет? Можно ли вообще так жить? Когда всё, что должно радовать, причиняет немереную боль. Когда страх и неверие губит всё светлое и тёплое, что может быть в жизни. Его любовь, как смертельный яд, разносящийся по венам. Противоядия нет. Ничего не спасает. Как бы Беллами сейчас не старался что-то построить, Джон рушит всё. Сам всё рушит, и он это понимает. Но переступить через свой страх как самая непосильная задача. Настолько слабым Джон себя ещё не чувствовал никогда. Он опускает руки и идёт своей погибели на встречу. Когда-нибудь дойдёт, это его единственная точка назначения. Попав домой, Джон разложил свои вещи. Он старался не думать о дурном, но это не спасало от паршивого самочувствия. По-хорошему, надо было хотя бы притворяться, что всё нормально, но как-то не выходило. Всё так изменилось. Джон стал чувствовать, что ничего не может. Совсем. Раньше он мог хоть как-то противостоять, были на это силы, мог скрывать себя от других. Сейчас в этом нет необходимости, вот он и сдулся. Когда парень убрал последние вещи в шкаф, то заметил рядом стоящего и наблюдающего за ним Беллами. Тот хитро улыбался, а после резко набросился на Джона, толкнув его на кровать и накрыв собой сверху. — Всё. Теперь-то ты точно никуда не денешься. — А что сложно вещи снова собрать? — съехидничал Мёрфи. Беллами неодобрительно посмотрел на парня и с наигранной строгостью произнёс: — Ещё раз так пошутишь, отхватишь пиздюлей. Беллами его целует, и всё летит к чертям. Это единственное, что остаётся неизменным. Чтобы между ними не происходило, стоит Блейку обнять, коснуться губами, как всё становится неважным. Таким вот образом Беллами и уничтожил всю его жизнь. Уничтожал и истязал своим безразличием, лишь периодически целуя. Этого было достаточно, чтобы заставить Джона закрыть на всё глаза. Как и сейчас, наверное. И Джон даже не пытается сопротивляться. Всё утратило смысл. Не к чему ведь больше стремиться. Он уже получил то, о чём беспрестанно грезил. Получил, чему теперь не рад. Джон может чувствовать себя несчастным, в хлам разбитым, ненавидящим себя или весь мир, но стоит Беллами поцеловать его и прижать к себе, всё кажется терпимее, всё уходит на второй план: мир, война, ненависть, боль — всё! Так было два года назад, и так есть сейчас. Вот что постоянно заставляет его остаться. Это была полная неспособность влиять на свою жизнь, полная потеря контроля над разумом. Он ведь понимал, к чему это всё ведёт, но не останавливал. Он поддерживал эту иллюзию, этот обман. Позволял сам себя обмануть. Он был необъяснимо бессилен. Потому сам себя порицал за безвольность всё время, хоть и плодов это не давало. Сейчас же даже на злость к себе сил не хватает. Джон сомневается, что вообще в последнее время чувствовал что-то кроме страха и отчаяния. И только в эти мгновения, пока Беллами целует его, он чувствует другое бессилие. Не отягощающее, а выдержанное волнительным трепетным желанием той близости, что сейчас так доступна. Настолько доступна, какой ранее никогда не была. Настолько доступна, что иллюзия нужности обретает форму, цвет и запах, становясь совсем реальной. Горячие губы Блейка прошлись по шее парня, а руки ловко избавились от одежды. Он очень близко, очень тёплый, всё так же собственнически, властно держит Джона в руках, гладит, целует. Джон ощущал свою беззащитность перед ним ещё больше. Раньше это даже заводило, но многое поменялось. Раньше Джон знал, что не нужен ему, а теперь Беллами слишком правдоподобно делает вид, что нужен. Именно поэтому ничего больше не забавляет и не заводит. Джон словно в самом центре на мишени с красной точкой на лбу. Нет никакого спасения, никакой защиты. И самое ужасное в этом, то что Джон просто стоит и ждёт выстрела.***
Опять чёртовы выходные. Джон так и не научился им радоваться. Хотя, чему радоваться? Много свободного времени ему во вред. Беллами всё так же работает, хоть и находится теперь дома. А Джон снова пытается занять себя делами по дому. Он занимался уборкой, иногда выходил покурить на веранду, рассматривая всё один и тот же вид на просторный красивый двор. Чаще всего цепляла взгляд крыша соседнего дома. Слишком высокая крыша, видимо на чердаке обустроили целые хоромы. Джон никогда не встречал обитателей этого дома. Вокруг всегда так тихо, будто бы по близости вообще никто не живёт. Джон, проживший двадцать один год в квартире, не привык к такой глухой тишине. Когда живёшь в доме, складывается ощущение, что из соседей здесь только птицы да собаки. Только их и слышно периодически. Но Джону нравится это умиротворение. Он так быстро к этому привык, что к жизни в квартире придётся снова привыкать, когда он туда вернётся. Когда он туда вернётся… Мысли о недолговечности его положения постоянно цепляют, при каждой безобидной с виду мысли. Начал думать о крыше соседнего дома, закончил, как всегда, за упокой. Потому Джон старается реже оставаться без дела. Чтобы меньше задумываться. Чтобы не причинять себе боль постоянно. Его собственные мысли образуют нож в его руках, который он периодически вонзает себе под кожу. Рана не успевает затягиваться, ведь Джон без остановки долбит в одно и то же место. Он играет роль самоубийцы, но не по своей воле. Сам он никогда не хотел убить себя. Сколько себя помнит, Джон всегда надеялся на лучшее, даже когда для надежды, казалось бы, не оставалось ни малейших причин. Только когда он этой надежды лишался совсем, тогда и смысла не было тянуть эту лямку, которую даже жизнью не назовёшь. Сейчас вот надежды тоже нет. Вот Джон и занимается самоубийством замедленного действия. — Мне вот искренне интересно, существует ли существо более жалкое, чем ты? — послышался едкий голос за спиной, и Джон стянул кулаки, приготовившись сдерживать натиск. Каждый раз было очень сложно. Диксон находил болезненные точки и безжалостно давил на них. Джон старался делать вид, что это не так больно, но это было просто адово. Как бы он себя ни уговаривал не слушать то, что говорит Диксон, тот всё равно пробирался вглубь под кожу и скрёб по оголённым нервам. — Как всё замечательно сложилось, не так ли? — не унимался Диксон. — Беллами вернулся. Твоя мечта сбылась. Живёшь в его доме, как в своём. В качестве его собачки! — Диксон закончил фразу полным презрением и озлобленности тоном. Джон затушил сигарету и поспешил скрыться внутри дома. Он и не надеялся сбежать таким образом от Диксона, но нужно было хоть что-то делать, хоть куда-то от него бежать. Диксон шёл за ним по пятам и даже не думал оставлять его в покое: — Слышал когда-нибудь о самоуважении? Или ты свою гордость поглубже в жопу себе запихал? Ты всё прекрасно понимаешь! Ты понимаешь, зачем ты здесь! Ему просто надо куда-то спермак спускать! Так почему бы не в тебя?! А тебя это всё «типа» устраивает? Джон больше не мог держать себя в руках. Казалось, что вот-вот он слетит с катушек: начнёт кричать, крушить дом, самого себя разъебёт с разбегу о стены, чтобы не слышать всего этого. У него руки тряслись, в горле стоял ком. Его накатила буря неведомой прежде силы из невероятно тяжёлой тоски, боли, неоправданного отрицания. Он готов был пойти на что угодно, лишь бы Диксон исчез из его головы. Лежал бы перед ним сейчас пистолет, он бы без раздумий выстрелил себе в голову. Но пистолета не было, и приходилось искать иные пути освобождения, если таковы вообще существуют. Но Джон не знал где они, не знал, что ему делать, поэтому метался по комнате, судорожно что-то искал, сам не зная что. А голос, не умолкая, твердил всё одно над ухом: — Тебе может всё это нравится? Нравится быть домашним питомцем? Или ты ждёшь, когда он приведёт тебе новую хозяйку? Кого-то вместо Луны? Тогда собачонка отправится на ту же свалку, с которой её подобрали. — Чёрт! — прошипел про себя Джон. Силы были на пределе. Отчаяние достигло предела, вытиснув остатки здравого рассудка. Джон включил электрическую плиту. Опёрся локтями о столешницу и закрыл уши руками. Его душили слёзы, так больно стягивало грудную клетку и горло, словно бы оно было полностью обезвожено и уже трескалось от сухости. — Это тебе не поможет. Прячься от меня сколько влезет. Не я — твоя главная проблема. Ты этого ещё не понял? Лучше бы ты свалил тогда, лучше бы ты даже умер, чем жил так как сейчас! Не хватает смелости закончить всё — так сдохни, Джон! Чего тянуть? Это всё равно скоро случится. Ты же сам себя в могилу ведёшь. Так хотя бы это сделай достойно. Твой отец был прав. Ты лишний в этом мире. И уж лучше бы тебе достойно умереть, раз жить достойно ты не умеешь! Один громкий выдох, даже всхлип, и Джон отрывает руки от своего лица и прислоняет ладонь к раскалённой конфорке. Ужасающая боль пронзила всю руку, доставая до плеч. Джон сжал зубы изо всех сил и промычал от боли, но руку прижимал ещё сильнее, пока хватало сил. Казалось, что кожа на ладони уже полностью сгорела и огонь прожигает её до кости. Эта боль, неописуемо сильная, смела вокруг всё. Джон уже ничего не слышал и не чувствовал. И только когда в глазах уже начало темнеть, он оторвал руку от плиты, подлетел к крану и поставил ладонь под поток ледяной воды. Он простоял так с несколько минут. Диксон исчез. Стало очень тихо. Когда Джон выключил воду, то увидел перед собой красную распухшую ладонь. Она ужасна пекла и болела. Но Диксон исчез, и это главное. Парень добрался до аптечки обработал руку и перебинтовал её, с трудом управляясь с этим самостоятельно одной рукой, да ещё и не особо послушной дрожащей рукой. Стоило ему только закончить, как тут же совсем не вовремя позвонили в дверь. Джон насторожено посмотрел в сторону двери. Застыл, не зная, правда ли то, что он слышит. Спустя минуту звонок в дверь повторился. Джон подорвался, подбежал к зеркалу и ужаснулся от собственного вида: глаза красные как у нарколыги, взгляд обезумевший, всё тело трясёт. Он не может открыть дверь в таком виде. Нужно было быстро привести себя в порядок. Он умылся ледяной водой несколько раз, пытался нормализовать дыхание, глубоко вдыхал и выдыхал. Звонок в дверь повторился. Медлить нельзя. Дверь нужно было открыть поскорее, потому что Беллами заметит этот часто повторяющийся звук и спустится, а ему нужно было работать. Да и объяснять почему Джон долго не мог открыть дверь не хотелось. Он всё-таки не мог легко рассказывать Беллами о том, что с ним происходит. Это неправильно, ведь он обещал рассказывать. Но он всё откладывал на потом. «Сейчас не время/ Беллами и так занят/ да и чем он может помочь/ ему это нахрен не надо, у него своих проблем по горло» — куча отговорок, чтобы не делать того, что не хочется делать. Джон собрался из последних сил и пошёл открывать дверь. Надеялся, что выглядит чуть лучше. За дверью его встретили Атом с Октавией — оба улыбались. За их спинами ярко светило солнце, пели птицы, и погода была просто отличной. Октавия крепко обняла Джона, Атом тоже поприветствовал его. Джон постарался не оставаться долго у них на виду, под предлогом заварить чай скрыл от них своё лицо, стал лить воду в чайник. — Как выходной проходит? — весело спросила Октавия. — Нормально, — коротко ответил Джон. Старался состроить беззаботный голос. Не уверен был, что получается. — А где Беллами? — спросил Атом. — Он в кабинете. Работает. — Поднимусь тогда к нему, — ответил тот и ушёл на второй этаж. — Как проходит совместная жизнь? — спросила Октавия. — Ты имеешь ввиду эти шесть дней совместной жизни? — Ну может он уже успел заебать. Беллами очень способный. — Да он бы не успел. Он всё время работает. — Джон был не рад, что почти всё подготовил к чаепитию и скоро ему придётся общаться с Октавией лицом к лицу. Он всё ещё пытался привести в порядок мысли. Не хотел, чтобы она заметила по нему, что с ним происходит. — А как же ты? Он хоть уделяет тебе время? «Ну да, чтобы потрахаться» — пронеслось в голове, но говорить этого Джон не стал. — Немного. Обычно я сам по себе тут вожусь. — Надо бы его отчихвостить, — высказалась Октавия чуть недовольная. — Нет, всё в порядке. Он сказал, это временно. — Джон подошёл к столу и расставил чашки. Октавия, воспользовавшись случаем, взяла его за здоровую руку и этим остановила. — Присядь. Я хочу поговорить с тобой. Джон, проклиная всё на свете, послушно сел рядом, не сумев ей отказать. — Что с тобой происходит? Я же вижу, что что-то не так. Давно вижу. Только думала, когда Беллами вернётся — ты улыбаться хоть иногда начнёшь. Но что-то я не вижу тебя особо счастливым. — Просто всё никак не привыкну к своей новой роли, — ответил Джон. — В этом ли вся причина? Я надеялась поговорить с тобой откровенно. А ты опять закрываешься, — с грустью сказала Октавия. Она сказала это так, будто готова была расплакаться, но сдержалась. Джон заметил и не смог проигнорировать. В прошлый раз она уже удивила его уровнем своего сопереживания. — Я ему не доверяю, — признался Джон. Ненадолго повисла тишина. Октавия, может, обдумывала его слова. В глубине её глаз засела печаль. — Не доверяешь в каком плане…? — девушка хотела уточнить свой вопрос, но Джон ответил раньше. — Во всех возможных планах. — Ты уверен, что стоило тогда съезжаться с ним? — А лучше бы было, если бы он просто приезжал ко мне потрахаться, а потом уезжал к другой, как раньше? — Нет. Но как ты можешь так? Быть с человеком, которому не доверяешь? — Я так уже два года как-то могу. — Будем надеется, он не совсем дурак упускать тебя. Кто ещё его будет так любить? — Не думаю, что он будет обделён вниманием. Очаровывать он умеет. Желающие найдутся. — И кто из них готов будет любить настолько самоотверженно? — Считаешь, я один такой долбаёб? — с горькой насмешкой над самим собой усмехнулся Джон. — Считаю, что многие для этого слишком малодушны. — А толку? Никому не нужна эта самоотверженная любовь. Материальные вещи куда важнее. Люди любят деньги, любят секс, любят заботу или просто вместе фильм посмотреть. Для этого всего не нужна великая любовь, достаточно и привязанности, привычки или страсти. Только чтобы не было скучно и одиноко. — Мне нужна, — ответила Октавия. — У тебя взаимно. А вот Беллами это не нужно. Ему просто не кайф быть одному, и кайф кого-то трахать. Девушка сочувственно смотрела на него и сжала его руку. Джон терпеть не мог жалости к себе, но отталкивать Октавию не хотелось. Её участие небезразлично ему, просто он не хочет выглядеть жалким в глазах других людей. Если раньше он это успешно скрывал, сейчас он стоит с обнажённой душой на виду у всех, кто желает поглазеть. — Слушай, а давай я испеку блины? — перевела тему Октавия. — Продукты же теперь у тебя есть в холодильнике? Девушка открыла холодильник, и с довольным лицом достала молоко и яйца. — Ну теперь хотя бы кто-то будет следить за тем, чтобы ты не голодал. Надеюсь, хоть еду брать ты не стесняешься? — На днях мы даже перевезли мои вещи, — рассказал Джон. — Да? Это отлично! А почему только на днях? — Ты же понимаешь, сам я на это решиться не мог. Беллами заставил. — Джон стал чувствовать себя ощутимо лучше. Будто бы тяжёлая огромная рука, сдавливающая грудь, ослабила хватку. Надо бы не забывать, что Октавия всё ещё может сотворить для него чудо. Или хотя бы блины. — М-да. Раньше я бы и представить не могла, что когда-нибудь мой брат будет жить с моим другом. Ну а вообще, мы ведь теперь породнились. Я так этому рада, — сказала девушка со светящийся улыбкой. — Я и до Беллами считал тебя своей семьёй, — ответил Джон и стал помогать ей с готовкой. Ему всегда было необходимо себя чем-то занимать. Иначе крыша летит быстрее. — Расскажи лучше. Как у тебя дела? Строите планы на свадьбу? — Мы пока перенесли свадьбу на неопределённое время, но ничего не отменяется. Просто сейчас столько дел нужно переделать. Атом был занят работой и помощью Беллами. А я вот решила поступить в Университет. — Да ладно? — приятно удивился Джон. — На какую специальность? — Криминалист. — Ничего себе. Ты давно это решила? — Нет. После всего, что с нами случилось. — Из-за Диксона? — спросил Джон, дабы проверить свои догадки. — Не знаю. Может быть. Возможно, это подтолкнуло — искать таких уродов как он. А может быть, я так буду чувствовать себя в безопасности. Я мало что могу себе объяснить. Но мне нужно очень много готовиться к экзаменам. Я ведь забросила тогда школу — кое-как доучилась. Теперь нужно столько учить, чтобы сдать экзамены. Я большую часть своего времени провожу за учебниками, онлайн лекциями и живыми. Сейчас совсем не до свадьбы. Поступлю — потом решим с датой. — Ты молодец, — с гордостью за неё сказал Джон. — Уверен, ты добьёшься того, чего хочешь. — Спасибо. Надеюсь, ты тоже. Со второго этажа послышались шаги и голоса. Джон был рад избежать откровенных разговоров о Беллами с Октавией. И рад был бы увидеть Беллами. Хоть Джон и сам пытается его избегать всё время, что хоть и нелепо делать в его же доме, но тупость порой является единственным двигателем иллюзорной надежды. И вот несмотря на свой запрет к привыканию, он всё же скучает по Беллами постоянно. Тот много работает, Джон думает: «Ну и хорошо. Пусть будет дальше от меня — так безопаснее». Но реальные чувства и желания не отключить. Самого внутри тисками сковывает от желания увидеть его. Ничего с этим не поделаешь. Борьба с собой выглядит именно так. — Молодчина, Джон! — громко похвалил его Атом, как только увидел парня у плиты. — Но еду не только готовить, её ещё и есть можно. А то совсем исхудал. Беллами не жалуется, что ты в него костяшками упираешься? — Мне жаловаться особо некогда, — ответил за него Блейк. — Не прибедняйся! — опроверг Атом. — Ощупать там всё ты точно успеваешь. — А на пожаловаться времени уже не остаётся. — А у тебя как со временем? — спросил Атом у Джона. — Найдётся время пожаловаться на него? По-любому, любовник из него был лучше, чем бойфренд. Атом и не предполагал, насколько он был прав. Но Джон сделал вид, что понял эту «шутку». — Не могу пока об этом судить. Руководитель фирмы он точно замечательный. — Ох, друг, как я тебя понимаю, — стал причитать друг. — У Октавии на меня времени тоже вечно нет. — Эй! — возмутилась девушка. — Тебе тоже было не до меня последнее время. — Но а теперь-то я свободен. — Ну извини, что поступить в институт сложнее, чем найти психопата-убийцу! — саркастично ответила Октавия. — Ух ты! — восхитился Атом, заглянув через плечо Джона в тарелку с готовыми блинами. — Пока не знаю, как на вкус, но на вид эти блины просто идеальны. — Это ты ещё не видел, как он украшает пирог персиками — вообще загляденье, — отшутился Беллами, сев за стол. Джон усмехнулся краем губ. — А когда это он успел тебя пирогами откормить? — Ещё на прошлой моей днюхе. Они вместе с Луной делали. — Что серьёзно? — удивился Атом. — Вместе с Луной? Неплохо ты устроился. — И ты так хочешь? — с недовольством спросила у парня Октавия. — Я не такой прожорливый, мне и пары твоих прекрасных ручек хватит, — сверх обаятельно оправдался Атом, поднеся руку девушки к губам и поцеловал её. — Так может поведаете нам, как это случилось? — спросил после Атом у парней. — Я и сам без понятия. Зашёл на кухню, а у них там совместное творчество, — ответил Блейк, и тогда все взгляды устремились в сторону Джона, всё ещё колдующего у плиты. — Просто решил помочь Луне с готовкой, — коротко ответил Джон. — И заодно выложить член из персиков? — уточнил Беллами. — А так вот, что там было! — со смехом воскликнул Атом. — Ты сам виноват. Ты меня выбесил, — сказал Джон Блейку. — И чем же? «Ну конечно же не тем, что трахнул свою девушку почти что у меня на глазах» — со злой иронией пронеслось в голове Джона. Но говорить об этом прилюдно было бы совсем неуместно. Да и не очень-то хотелось, чтобы кто-то знал об этом. Достаточно того, что он сам ужасается, оглядываясь на своё прошлое. — Позвал при мне Луну говорить о «личном». — Ну так она моей невестой на тот момент была. — Я прекрасно это помню, — со сдержанным раздражением ответил Джон, но его взгляд наполнился куда менее сдержанной злостью. — Помалкивай лучше, а то сейчас он вместе сиропа блины польёт твоей кровью, — предупредил друга Атом. Беллами беззаботно рассмеялся и продолжил говорить с Джоном: — Ну ладно. Обещаю, так больше никогда не делать. Буду говорить о личном только с тобой. — Я просил тебя ничего не обещать мне, — строго напомнил Мёрфи. — Ты просил не обещать того, что я не собираюсь исполнять. — Одно и тоже. — Ну вот что с ним делать? Он меня тиранит! — с улыбкой высказался Блейк. — Упрямее его хрен сыщешь. — Ну наконец-то ты нашёл себе в этом достойного противника, — усмехнулась Октавия. — Бесишься, что слишком конкурентоспособен для тебя? — спросил у неё Беллами. Атом вдруг в голос рассмеялся и сразу же объяснился: — А Беллами ведь и о тебе так говорил. — Что? — возразила Октавия. — Я не тиранила его! Это он меня тиранил! «Где ты? С кем ты? Чтобы в девять была дома!» — Ну ты и не особо-то слушалась, — припомнил ей Джон. — Так, Джон! — недовольно воскликнула девушка. — Я не поняла, на чьей ты стороне? — А ну-ка, о чём это ты? — спросил у него Беллами, всерьёз заинтересовавшись. — Бывало она приглашала меня к себе в час ночи, пока тебя не было дома. — Ну а что? — начала оправдываться Октавия, будто ей всё ещё пятнадцать. — Он сказал, что на улице спать собирается. Не оставлять же его было. — Ты говорил, у вас ничего не было, — припомнил Блейк, выражая тем самым своё сомнение. — Беллами! — отчитала его сестра. — Мы были друзьями. Так вот вышло. То он меня отшил, то я. — И чем вы занимались в час ночи? — Пили чай, долго говорили. Он рассказывал об отце и Эмори. — Ты даже имя её запомнила. Ведь не видела её ни разу, — сказал Джон, до трогательного приятно удивившись. — Да ты же все уши о ней прожужжал! — насмешливо упрекнула его Октавия. — Не было такого, — с лёгкой улыбкой опроверг Джон. — Кто такая Эмори? — поинтересовался Беллами. — Была моей девушкой. Но её облапал мой отец и она меня бросила, — ответил Джон, выкладывая последние блины на тарелку. Сейчас уже для него это не большая трагедия его жизни, а лишь мало приятный момент из прошлого. — А почему тебя бросила? Он лучше, чем ты, её облапал? — усмехнулся Атом. Джон даже коротко хмыкнул от смеха и подтвердил: — Видимо так. — Так почему батя такой флексовый был? — продолжал расспрашивать Атом. — Потому что больной на голову. И наркоман конченый. — А мама хоть нормальной была? — Её вообще не было. Умерла, когда мне было два. — Ок. Понял. Не будем тогда эту тему развивать, — сказал Атом. — Мы с друзьями собрались устроить пикник в парке. Хотим прихватить вас с собой. Джон уже накрыл на стол, Октавия ему немного помогла — разлила чай по кружкам. Сахар каждый накладывал сам. Джон в свой не добавил, насыпал лишь пол ложки в чашку Беллами и размешал. Знал до миллиметров сколько ему нужно. Октавия с умилением проследила за этим и улыбнулась, пока парни обсуждали планы на этот день. — Я не могу, ты знаешь, — ответил Беллами. — Берите Джона, пусть развеется. — Ну так тоже нельзя, — не одобрил Атом. — Ты как вышел, ни с кем ещё толком не виделся. Все о тебе спрашивают. Забросил уже друзей. — Ну ладно. Давай сегодня собери всех у меня. Только сам всё организуй — у меня на это времени нет. А на пикник без меня идите — мне нужно закончить дела. — Ок, договорились. — Ты же хочешь пойти с ребятами? — спросил Беллами у Джона. — Хочет! — ответила за него Октавия, пока Джон замешкался с ответом. — Ты же составишь мне компанию, Джон, правда? — Думаю, тебе и правда полезно будет выбраться из дома наконец, — поддержал её Атом. — Не наблюдать же эту работающую нудную рожу весь день. — Да, хорошо! А то заебёте, — согласился Джон.***
Солнце было очень приятным. Не сжигало кожу, а ласково обдавало теплом. Ребята расположились на просторной поляне огромного парка неподалёку от крошечного озера, в котором плавали дикие утки. На уличных столиках лежали овощи и фрукты, куча закусок, а Миллер с Брайаном жарили судака на гриле, обещали, что это будет объедение. Друзья вели непринуждённые разговоры и пили пиво. Даже Джон несколько расслабился. Он уже очень давно себя не чувствовал так легко. В болезненном напряжении находится чуть ли не 24/7 — то чуть лучше, то хуже. В последние месяцы это стало нормой. А сейчас не было Диксона, не было Беллами — было пиво и разговоры. Миллер рассказывал о поездке в Мексику, привёз всем в сувенир по бутылке текилы, и Джону тоже. Когда судак был готов, ребята разделили несколько рыб на равномерные куски и раскидали по картонным тарелкам, подавали с лимоном. Брайан взял две порции, прошёл мимо толпу друзей, всех разгоняя, и подошёл к Джону. — Возьмите, — сказал Брайан и протянул одну порцию Мёрфи, а вторую рядом стоящей Октавии. — Спасибо, — поблагодарил его Джон, немного удивившись такому вниманию. Брайан мило улыбнулся, задержав недолгий взгляд на нём напоследок, и снова ушёл назад к Миллеру. — Что это было? — спросила Октавия. — Не знаю, — ответил Джон. — Ты Брайана закадрил? — Нет. — А ведь зря! Он хороший парень. Джон улыбнулся и попробовал предоставленное ему блюдо. — Чёрт возьми, судак и правда божественный, — прокомментировал Джон. Он вообще давно уже не чувствовал наслаждение от еды. Будто бы все реакции были притуплены, вкус к жизни исчез в любых мелочах. — Миллер просто создан для того, чтобы творить шедевры на гриле, — согласилась Октавия. — Я так скучала по такой жизни. Три долгих года я провела в самоистязании и ненависти, пока снова не встретила тебя. Кажется, ты делаешь эту жизнь лучше, как никто другой. Парень с удивлением посмотрел на Октавию, но ничего не сказал. Он вообще не думал о том, что может делать чью-то жизнь лучше, если не может сделать лучше даже свою. — Знаешь, моя подруга тобой интересовалась, — сменила тему Октавия. — Просила с тобой познакомить. Не хочешь сходить с ней в кафе на днях? — Ты забыла, что я в отношениях с твоим братом? — усмехнулся Джон. — В отношениях, в которых ты не уверен, — напомнила Октавия. — Так почему бы тебе не пообщаться с кем-то ещё? — М-да, сестра из тебя никудышная. — Ну а что, если тебе от этого станет легче? Ты откроешь глаза, увидишь, что существует ещё мир, кроме мира Беллами. Что он не солнце и вокруг него не надо крутиться. Увидишь, что ты нравишься людям, что ты не останешься один без него, и обретёшь уверенность. Я хочу, чтобы тебе стало легче. А может, найдёшь себе даже запасной вариант. Я не прошу ведь бросать Беллами. Просто пообщайся с кем-то, позволь себе немного лишнего. — Хорошо, что этого сейчас не слышит Беллами, — не переставал усмехаться Джон. Его очень обескураживало то, на что подбивала его Октавия. Он даже не знал, как реагировать. — Давай я дам ей твой номер? Спишитесь, пообщаетесь пока по переписке, потом может решишься встретиться с ней. — Нет, Октавия, это плохая идея. Беллами если узнает, сожрёт меня с потрохами. Да и девчонку вводить в заблуждение я не хочу. Вдруг я ей серьёзно понравлюсь. Это будет неправильно по отношению к ней. — Сколько можно постоянно думать о других людях?! — возмутилась Октавия. — А когда о себе думать начнёшь? Беллами не понравится! С девчонкой получится неправильно! А ты так и останешься в заднице? — Я не считаю, что это решит мою проблему. — Какую проблему? — встрял в разговор Атом, незаметно появившись рядом. — Джон не хочет пойти на свидание с моей подругой, — пожаловалась Октавия. — Ну так логично. Он же с Беллами теперь. — А ты вот с уверенностью можешь сказать, что Беллами будет верным парнем? — поставила под сомнение Октавия. — Ну поживём — увидим, — ответил Атом. — Ты говорил с ним о Джоне? Выкладывай, что он говорил. — Любимая, есть вещи, которые остаются только между мной и Беллами, — мягко отказал парень. — Ну вот, что и требовалось доказать! — воскликнула Октавия. — Если бы мог сказать, что-то обнадёживающее, то не ушёл бы от ответа. Джон стремительно стал терять прежнюю лёгкость. Совсем не рад он был вернуться к этой теме. Октавия упёрто несётся его спасать, но она не понимает, что здесь она бессильна. — Но я вполне могу выразить своё мнение на этот счёт, — начал Атом. — Я вам скажу, что никто в целом мире не знает Беллами лучше, чем знаю его я. И он не хреновый человек, в этом я больше чем уверен. Он не тварь конченая, которой похуй на всех. Да, он порой использует людей, но лишь потому, что боится их. Да-да, он боится людей, хотя всем кажется совсем обратное. Он сам этот страх никогда не признает. Есть у него причины не доверять людям. Но есть небольшой круг людей, которым он доверяет или пытается доверять, и он этих людей просто так не отпустит. В этот круг однозначно теперь входит Джон. На последней фразе Атом проникновенно посмотрел Джону в глаза. В его взгляде читалась искренность, но также читалась лёгкая грусть. От чего? Джон понимал, что Атом не договаривает, но он точно не лжёт. Вряд ли Джону станет сильно легче от этих слов, но это всё равно было приятным завершением данного разговора. Лучше, чем если бы Атом этого не сказал. Джон решил, что на этом нужно и закрыть эту тему. — Пойду похвалю еду Миллера, — оповестил Джон и пошёл к остальным друзьям. Домой он вернулся вместе со всеми. Как и договаривались, вечером все собрались в доме Беллами. О нём кстати было много разговоров. Многие друзья давно не видели Блейка. Джон вошёл в этот дом словно бы гость. Как раньше он приходил вместе с друзьями и его встречала Луна вместе с Беллами. Неприятная ностальгия нахлынула. Среди друзей мало кто знал, что он тут живёт — Атом, Октавия и Миллер. Вряд ли кто-то из них распространялся об этом. Джон был этому даже рад. Ему бы хотелось поменьше внимания к своей персоне. Как только Беллами появился в поле зрения, все радостно набросились на него. Много было шуток про тюрьму, ну и конечно же поздравлений. Джон затерялся в этой толпе, остался в стороне. Мерзкое ощущение, словно он лишний, вцепилось острыми клыками и пробивало насквозь. Беллами уделил некоторое время друзьям, но всё же вскоре подошёл к Джону. — Как провёл время? — Неплохо. Место красивое. Миллер ахуенно готовит. А ты как провёл? — Скучнее, — с улыбкой ответил Беллами, не стесняясь поглощать Джона взглядом при всех. — За работой. — Понравилось без меня? — Мало, что поменялось. Тебя и дома не видно, не слышно. Но я всё равно соскучился. — А я вот не успел. Столько разговоров о тебе было, — с нарочным безразличием ответил Джон. Беллами хмыкнул и расплылся в улыбке: — Надеюсь, говорили только хорошее. — Естественно. Ты ведь всеобщий любимчик. Внезапно в разговор вклинились Атом с Миллером. — Прекрати раздевать Джона глазами. Как он будет ходить голый? Здесь же куча народу, — шуточно отчитал Блейка Миллер. — Чертовски рад всех вас видеть, — с довольной улыбкой признался Беллами. А после обратился отдельно к Атому: — А где Монти? — Ты же знаешь, он не любит большие тусовки, — ответил Атом. — Ну ты же сказал, что я хочу видеть этого засранца? — Да. Он сказал, что постарается прийти, но если не придёт, то его двери всегда для нас открыты. — Надо было ему организовать отдельное приглашение. Желательно, привести сюда под дулом пистолета, — отшутился Беллами, но явно был немного расстроен. — Я смотрю, без Луны стаканы сами себя на стол не ставят? — высказался Миллер в упрёк хозяину дома. — Или ты сам не знаешь где они у тебя стоят? — Я сейчас достану, — сказал Джон и направился в сторону бара. — А вот Мёрфи уже освоился, — прокомментировал Миллер и пошёл за ним, чтобы помочь. Не думал раньше Джон, что будет знать, где что находится в этом доме, и вообще слабо себе представлял, как ориентироваться в таком большом пространстве. Всё-таки он привык. Неизбежно грядёт самое страшное — он привыкает к этому дому, привыкает к Беллами и к его постоянности. Невозможно теперь и представить, что будет с ним, если он всего этого лишится. Даже думать об этом было до безумия больно. Может Диксон прав, и лучше уж умереть, чем жить в постоянном страхе. — Смотрю, ты никак не освоишься на новом этапе своей жизни, — подметил Миллер, помогая расставлять стаканы для текилы на стол. — Ты выглядишь не так, как раньше. Словно растерян и подавлен всё время. Человек не должен так выглядеть постоянно. — Я могу это не комментировать? — попросил Джон, не зная, что сказать. — Не нужно. Я и сам всё прекрасно понимаю. — Ты так думаешь? — с сомнением спросил Мёрфи. — Грохнул человека от безысходности, который пытался свалить все свои злоебучие злодеяния на тебя; Беллами всегда любил изменять, и как ему теперь верить, а ты видимо очень серьёзно в него втюханный, раз ты всё равно с ним. Это пиздец, а не жизнь. Джон охренел от того, что Миллер в курсе всего, да ещё и вложил это всё в пару предложений. — Прости, что угнетаю. Наоборот хотел сказать что, если вдруг нужна будет помощь, поддержка или ещё что, мои двери для тебя открыты круглосуточно. Звони, приходи в любое время. В делах сердечных я, конечно, порешать проблемы не смогу, но искренне выслушать — всегда. А это иногда ой как помогает. Лицо Джона озарила слабая вымученная улыбка, но очень искренняя и тёплая. Он вряд ли бы когда-то ожидал подобное внимание от Миллера. Раньше они лишь вместе пили и веселились, и это был максимум их взаимоотношений. Сейчас его израненная душа переполнилась трогательностью и благодарностью, словно тёплым густым молоком. — Спасибо, — ответил Джон. Миллер сверкнул ему улыбкой, взял пару бокалов с текилой и отправился к образовавшейся компании друзей. Парни и девушки были хоть и в непосредственной близости друг от друга, но в одной большой компании они разбились по небольшим группам, в каждой из которых вёлся свой разговор. Беллами был рядом с Атомом, Миллером, Брайаном и ещё парочкой парней. Они увлечённо о чём-то говорили. Беллами будто бы и не вспоминал о существовании Джона, но второй и не требовал к себе ежеминутного внимания. Он смотрел со стороны на то, как они легко общались. Всё вроде бы хорошо. Все выглядят весёлыми и довольными, а Джон снова на затворках жизни. Он мог бы и сам подойти, присоединиться к разговору, но не хотел. Он не может как они — казаться весёлым. Ему проще остаться в стороне и не пытаться притворяться перед кем-то. — Джон, — окликнула его Октавия, и тогда парень обратил на неё внимание. — Знакомься. Это моя подруга Хлоя. Перед ним стояла миловидная девушка со светло русыми волосами, мягкими чертами лица, невысокая и очень худенькая. Джон раньше её не видел. Но по хитрой довольной улыбки Октавии понял, кто эта девушка. — Привет, Хлоя, — поздоровался Джон, а после просверлил Октавию строгим взглядом, но та не унимала свою неоднозначную ухмылочку. — Поухаживай за Хлоей. Налей ей выпить. А мне пока нужно отлучиться, — сказала Октавия и упархала к друзьям. Джон не понимал, чего пытается этим добиться Октавия, но решил проявить вежливость с гостьей: — Что ты будешь пить? — То же, что и ты, — с милой улыбкой, не сходящей с её лица, произнесла девушка. Джон налил виски в стакан и поставил рядом с ней. — Безо льда? — удивилась девушка. — Поверь, этот виски лучше пить безо льда. — Рада, что наконец встретила тебя. Октавия о тебе рассказывала, — делилась Хлоя, не спеша приступать к алкоголю. — Да и я пару раз видела тебя на вечеринках у друзей. — Да? Извини, что не замечал тебя. — Ничего страшного. Вокруг тебя столько людей обычно. — С виду я могу показаться общительным. Но это впечатление обманчиво. — А ты, значит, не общительный? — попыталась уточнить Хлоя. — Неоднозначно. Иногда готов к общению, а иногда абсолютно противоположно. — Видимо, у тебя раздвоение личности. Джон внимательно посмотрел на неё, задумавшись, вспомнив Диксона, и не заметил, что может выглядеть слишком серьёзным в этот момент, а может ещё хуже. Улыбка с лица девушки спала, и она начала оправдываться: — Извини, я пошутила. Наверное, глупо. — Нет-нет, — попытался выйти из ситуации Джон. — Просто у моей первой личности совсем нет чувства юмора. Хлоя вновь развеселилась и вернула ему улыбку. — Но если хочешь, я могу позвать вторую, — продолжил Мёрфи. — Не надо. Я хочу пообщаться и с этой тоже. Может быть, выйдем-покурим? — Давай, конечно. Пошли на веранду. На улице было уже совсем темно и свежо. Двор и веранда были хорошо освещены фонарями, и Джон задумался о том, сколько таких вечеров он провёл на этой веранде — не сосчитать. Он часто сбегал сюда, чтобы не видеть Беллами с Луной, курил и прятал здесь свою боль, пытался собраться, придать себе непоколебимый вид. Здесь же он впервые встретил Диксона. Тогда он получил ту злосчастную визитку, которая в последствии прилично испортила ему жизнь. Как же люди порой бывают слепы. Что если бы он не взял визитку? Было бы ли всё иначе? Но теперь он снова впервые встретил кого-то в этом доме, он снова на этой веранде знакомится. Только теперь он живёт в этом доме, чему до сих пор иногда удивляется. Будто бы всё это — мираж. И он чувствует, что это неправда, поэтому ему всегда так плохо. — Как давно ты знаешь Октавию? — начал Джон, для того, чтобы избежать воспоминаний. — Около двух лет. Так странно. Она вообще всегда одиночкой была. Будто бы у неё не было прошлой жизни. Ни парня, ни семьи, ни друзей. А потом всё так внезапно появилось. Вот её уже позвали замуж, оказывается у неё есть брат и вон сколько друзей, тебя называет лучшим другом. Странная она. Зачем было скрывать? — У неё были причины. — Ты, надеюсь, не скрываешь своих братьев и друзей? Внутри даже что-то передёрнуло. Эта девушка будто бы знает о нём всё и издевается. — Нет, — холодно ответил Джон. — Ты всегда такой серьёзный? — Не всегда. Ты же не захотела звать мою вторую личность, которая повеселее. — Ну можешь позвать, если она такая же обаятельная, как и первая, — кокетливо произнесла девушка. Парень не особо поддерживал её флирт, а просто мило беседовал с ней. Он пока только думал, что ему нужно мягко намекнуть ей, что он не ищет отношений. Девушка была очень милой и приятной в общении. Не хотелось бы её обижать. Да и Джону было комфортно пообщаться с кем-то из «нового мира». — Может, расскажешь что-нибудь о себе? — сменила тему Хлоя. — А может лучше ты? — Стрелки перекидываешь? — шуточно упрекнула его девушка. — Не люблю рассказывать о себе. — Много скелетов в шкафу? — Да там целый склеп. — А я такое люблю, — с восторгом произнесла Хлоя. — Сумасшедшая? — усмехнулся Джон. — В этом мы с тобой похожи, верно? Джон вечно упирался в камни или тяжёлые глыбы. Разговор только уходил в другую сторону, как тут же снова натыкался на то, что било его по голове. Обычные шутки, которые раньше бы он с удовольствием поддержал, стали восприниматься им по-другому. И он ничего не мог с этим сделать, никак не мог это скрыть. — Иногда твой взгляд так резко меняется, — поделилась своими мыслями Хлоя, внимательно изучая парня. — Я не понимаю, что в этот момент происходит. Он просто… становиться другим в одну секунду. Будто бы что-то случилось сейчас масштабное, а я не заметила. Может это только в твоей голове. Но я такого раньше не видела в людях. «Прекрасно! Все уже видят, что я псих», — пронеслось в голове Джона. Но это наблюдение было полезно для него. Сам он не знает, как выглядит со стороны в такие моменты. Теперь знает. И что дальше? — Мы же уже выяснили мой диагноз, верно? — переводил всё в шутку Джон. Главное, что девушка оставалась довольна и улыбалась. — И, кстати, не спроста. Я учусь на психолога. Правда, психолог с меня пока ещё никудышный. Я вообще мисс неудачница. — Почему ты так думаешь? — Вляпываюсь в ситуации. Меня вот уже чуть два раза не отчислили из института. Я постоянно падаю или во что-то врезаюсь. Хожу потом с синяками, как жертва домашнего насилия. — Может, ты просто невнимательная. — М-да. Это точно. Настолько, что даже не замечала, как мой парень мне изменял на протяжении долгого времени. Встречались с ним со школы — три с половиной года. А он потом ушёл к другой. Ну вот опять. Джон уже начинает думать, что ему противопоказано общаться с людьми. Справляться со своими страхами тяжело в одиночку, но что-то общение совсем не помогает. Ну его этот «новый мир» со старыми проблемами. Знала бы мисс неудачница, что встретила человека, самой большой удачей для которого будет просто сдохнуть. — Любила его так. Думала, наложу на себя руки скорее, чем научусь без него жить. Но я вот живу. Уже почти год без него и ничего. Отпустила. Сейчас мне нравится моя жизнь. — Хеппи энд одиночества? — грустно прокомментировал Джон. Хлоя рассмеялась и согласилась с ним. И в этот момент дверь сзади раскрылась. Джон услышал шаги и его голос: — Не помешаю? — Нет, Беллами, присоединяйся, — весело пригласила его Хлоя. Джона уже сковало напряжением от его присутствия. Беллами приблизился к нему слишком близко, обнял со спины и прижал к себе. Джон растерянно глянул на него через плечо, и его губы тут же захватили в поцелуй. Джон от неожиданности застыл, потом попытался отстраниться, но Беллами крепко схватил его рукой за шею и не отпускал. Целовал нарочито медленно, уверенно, собственнически, но при этом чувственно. Он специально так целовал, напоказ перед девушкой, и чтобы Джон растаял так, что не мог ничего сделать. Джону было стыдно перед Хлоей, но Беллами не оставлял шанса всё это прекратить. Держал так крепко, как будто принадлежащую только ему одному игрушку. Как только Блейк разорвал поцелуй, Джон спрятал стыдливый взгляд от девушки в плече парня. Беллами вскоре отстранился и с самодовольным лицом оставил их на веранде, а сам ушёл в дом. — Ух ты, — безэмоционально удивилась Хлоя. — Неожиданно. Джон не мог посмотреть ей в глаза. Он бы вообще с удовольствием провалился бы под землю. Внутри клокотала злость, стыд, боль, из-за того, что Беллами так поступает с ним. Джон снова ощущает себя лишь его вещью. Блейк распоряжается им как вздумается, решает за него всё. А Джон и сказать против толком ничего не может, потому что стал ещё больше зависеть от него. Беллами это знает — что его теперь остановит? — Извини, не знаю, что на него нашло, — оправдывался Джон. Хотя он прекрасно понимал, что на него нашло. Чувство собственности задели. Как это так, Джон пошёл общаться с кем-то без его ведома или согласия? Беллами не любит спускать его с поводка. — Так вы вместе? Он замешкался прежде чем ответить. Слишком сложный вопрос. Джон и сам себе не может дать на него ответ. Они вроде как вместе…. живут, спят. Но Джон не чувствует Беллами своим, не чувствует себя здесь в своем доме. Но ей ведь эти подробности не нужны, поэтому Джон сократил: — Да. — Не знала, — ответила Хлоя. Говорила она с той же мягкостью и спокойствием, но было видно, что он разочарована. Пыталась это скрыть. — Октавия даже не сказала. — Прости, Хлоя. Но я вынужден оставить тебя. Я пойду в дом. Дальше разговор он бы вести не смог. Злость переполняла и куча других неприятных чувств. Ему вообще бы хотелось сбежать ото всех подальше. От всех людей. Любить Беллами откуда-то издалека, но не видеть его и не слышать. Один хуй ему всегда больно. Беллами, кстати, попался сразу. Стоял один возле бара и разливал всем текилу. Джон воспользовался случаем, что рядом никого и подошёл к нему. — Обязательно было ставить меня в неловкое положение? — А что, помешал свиданию? Ну извини. Больше так не буду, — иронично ответил Беллами с фальшивым раскаянием в голосе. — При чём здесь свидание? Мы просто общались. Если тебя это даже и бесило, можно было по-другому это как-то обозначить. — Просто общались? А то, что она на тебя запала, и ты об этом прекрасно знаешь, это так — пустяки? — С чего ты это взял? — Октавия сказала. Джон замолчал от растерянности, судорожно пытаясь понять, что вообще здесь происходит. Он уж точно не ждал от Октавии нечто подобного. Он ведь хорошо её знает. Что она творит? Зачем ей это? — На первый раз я отреагировал деликатно, — продолжил Беллами. — Но если это повторится, будем разговаривать уже по-другому. Так что даже не пытайся творить подобную хрень. Меня легко выбесить, ты же знаешь. Беллами обдал его напоследок строгим взглядом и отправился к друзьям. Джон сразу же стал искать глазами Октавию, и когда нашёл незамедлительно подошёл к ней. — Пойдём поговорим? — сказал ей Джон. — А почему ни здесь? — спросил Атом, насторожившись его раздражённому виду. — Всё в порядке, милый. Я скоро приду, — успокоила его девушка и ушла с Джоном. Они вышли на кухню. Там никого не было. Лишь приглушённо слышались голоса и музыка из другой комнаты. Октавия налила обычной воды в пару стаканов и сделал глоток со своего. — Что за игру ты затеяла? Какого хрена ты меня подставляешь вообще? — Я тебя не подставляю. — А как это называть? Ты привела свою подругу и познакомила нас, хотя я просил тебя этого не делать! Потом ты ещё и рассказала о ней Беллами! — Ну он поинтересовался, с кем ты общаешься. Я должна была ему солгать? — Октавия! — отчитывающе воскликнул Джон. — Ну что? — с чистой невинностью спросила Октавия. А после наполнилось детским любопытством: — Что Беллами-то тебе сказал? — Ты издеваешься? — Ответь сначала на вопрос. И я отвечу на твой. — Он поцеловал меня при ней и просто ушёл. Когда мы говорили наедине, он предупредил, чтобы такого больше не было, или он будет очень зол. — Как мило. Беллами учиться сдерживать свой пыл. — Ты объяснишь уже наконец? — нетерпеливо донимал её парень. — Да что тут объяснять? Нужно ему немного нервы помотать — полезно будет. Поревнует, подумает о том, что ты без него и не пропадёшь как бы, что нравишься ты другим. Будет бояться потерять, а значит больше начнёт ценить. — Это не про Беллами. Он не будет бояться меня потерять. Он только поорёт в лучшем случае, а в худшем вышвырнет из дома. — Пусть поорёт. Потому что не похуй, вот и поорёт. — Ты лишь задела его чувства собственника. Он даже когда был с Луной, меня ревновал и контролировал. Сам делал, что хотел, облюбовывал свою девушку у меня на глазах, а мне и шагу от него ступить не позволял. — А ты всё равно иногда напрягай его, на нервишках немного поиграй. Не перегибая палку, конечно. А то ему слишком удобно с тобой. Он-то от тебя просто в восторге, а тебе это всё выходит боком. Опять ты делаешь его жизнь лучше за счёт своей. Я ведь видела, как ты заботливо помешивал сахар в его чашке, когда несколькими минутами ранее признавался мне, как тебе тяжело и что ему «просто нужно кого-то трахать». Ты это сам сказал. — Я не хочу прикидываться страдальцем. Я это выбрал. Я остался с ним. — А какой был иной вариант у этого выбора? — опровергала Октавия. — Уехать куда-то, где можно будет спокойно умереть? Это твой инстинкт самосохранения это выбрал. Так уж люди устроены — до последнего держаться за жизнь. Джон ни мог с ней не согласиться. Он и правда оказался в ловушке. Выбор есть, но его всё равно что нет. Выбор из того, что осталось. Самый хреновый выбор. Умри быстро или медленно. Что же лучше? Может показаться, быстро — лучше. Но чаще люди выбирают медленный способ. Он мучительней в разы. Но всё же надежда на лучшее берёт своё и не отпускает. Так всё-таки есть у него надежда или нет? Он ведь точно не ждёт, что Беллами его однажды полюбит. Но может быть он надеется на что-то ещё. Может на то, что ему станет проще свыкнуться с этой мыслью, принять её, отпустить. Всё так странно и непонятно. Джон кормит своё безумие собой. Всё меньше понимает, что ему делать; всё меньше имеет влияния на свою жизнь; всё ближе он к самоуничтожению. Почему же так устроено в мире, что один человек своей значимостью может уничтожить чужую жизнь, стать единственным смыслом, полностью поработить чувства и разум? Почему от этого невозможно избавиться, как ни старайся? Где же был его чёртов инстинкт самосохранения, когда он влюблялся в Беллами? Вечеринка продолжилась. Октавия ушла к друзьям. У Джона абсолютно пропало желание кого-либо видеть и с кем-то взаимодействовать. Он поднялся на второй этаж и расположился в зале на кресле. Включил телевизор, чтобы что-то мигало и растворяло тишину. Он думал обо всём, что сегодня произошло. Какой-то необычайно насыщенный день. Джон уже отвык от таких. Вспомнилось, как он сидел когда-то в своей квартире, надеялся, что Беллами приедет. Если не приезжал, то день будто был прожит зря. Он просто уставал на работе, бродил по улицам, виделся с друзьями (знакомыми), носил наркоту и ничего хорошего. Когда приходил Беллами, то ненадолго делал его жизнь более значимой, что-то приятное происходило с ним совсем недолго, а после снова — дикая боль. Сейчас всё изменилось. Только боль не исчезает. Дверь отворилась с лёгким скрипом. Джон поднял глаза и увидел Октавию. Они посмотрели друг другу в глаза, промолчав. Девушка подошла к нему поближе, села на пол у его ног и положила подбородок ему на колено. — Ты зол на меня? — Нет, — тихо ответил Джон. — Я просто очень устал. — Для всех борьба закончена. Для тебя она никогда не прекращалась, — с пониманием произнесла Октавия. — Чтобы я тебе ни сказала, как бы не пыталась помочь, это ничего не изменит? — Не надо мне ничего говорить и помогать, — твёрдо сказал Джон. — Просто будь рядом. Девушка грустно улыбнулась, а после залезла на кресло рядом с ним и тесно обняла его. Они просидели так несколько минут в тишине, чуть позже первой её прервала Октавия: — Помнишь, как мы приходили к Джасперу, вызывали его гулять, а после залезали на крышу подъезда, ложились, и нас не было видно. Он выходил, матерился, искал нас. Мы бросали в него бычки от сигарет, он ещё пуще возмущался. А мы старались вслух не рассмеяться, держали крепко рты. Джон улыбнулся от приятных воспоминаний. Как же тогда всё было легко. Почему это время безвозвратно исчезло? — Помню, да. Он ещё орал на соседей, что они из окна окурки выбрасывают. — Да, — со смехом подтвердила Октавия. — Лучшее время. Сможем ли мы когда-нибудь так снова? — Когда мне станет похуй на то, что я не нужен Беллами, тогда как заживём. — Никогда, значит? — с сомнением спросила девушка. Джон посмотрел на неё с несколько секунд и с ироничным укором произнёс: — Ты вообще в меня не веришь, что ли? Девушка звонко рассмеялась и ответила: — Я люблю тебя. — Я всё ещё помню, как ты меня отшила. — Чёрт! У тебя склероз ещё не начался. — Я хоть и поизносился чуток, но напомню, что мне всего 21 год. И я уже жду склероз, как благословение божие! Октавия вновь рассмеялась, и на лице Джона тоже проступила улыбка. Эта девушка определённо всё ещё остаётся на позиции самого прекрасного человека в его жизни. Только с ней он чувствует себя лучше. Иногда правда сам забывает об этом. — Я тоже тебя люблю, Октавия.***
Они остались смотреть фильм. Октавия лежала на его плече. Они иногда отвлекали друг друга разговорами, то о сюжете, то о своём. Джон чувствовал себя согретым. По-другому это и не назовёшь. Ему бы чаще так выдыхать. И научиться чувствовать себя так же легко рядом с Беллами. Спустя время в комнату зашли Атом с Беллами. И Атом незлобно возмутился: — Ах вот вы где! А мы вас ищем! Октавия, ты же сказала, что скоро подойдёшь. — Ну извини, зай, Джон заставил меня смотреть с ним фильм. — Приковал наручниками к её любимой кровати и давай включать телевизор, — поддержал Джон. Все рассмеялись. Даже Октавия. Теперь это лишь забавное воспоминание. Удивительно просто. — А я и забыл, что ты такое любишь, — сказал Атом. — Поедем домой, тоже попрактикуем такое. — А что все уже расходятся? — Да. Мне ещё снова работать завтра, — ответил Беллами. — Ладно, — ответила Октавия и поцеловала Джона в щёку, прежде чем слезть с дивана. — Провожать не буду. И сами справитесь, — сказал Беллами. — Да-да, мы самостоятельные гости. Сами пришли, сами и уёбываем, — согласился Атом, пожав руку Беллами и Джону. Октавия обняла брата, ещё раз попрощалась с Джоном, помахав рукой и устало улыбнувшись. Дом опустел. Стало очень тихо. Беллами недолго осмотрел лежавшего Джона взглядом, потом лёг рядом, положив голову на его живот. Джон ожидал, что тот будет злиться, но нет. Беллами совершенно не выглядел злым, скорее расслабленным и довольным. Будто бы неприятных инцидентов сегодня вообще не было. Джон расслабленно выдохнул, радуясь тому, что нравоучений и упрёков сейчас не услышит. — Атом сказал, у вас с Октавией есть какие-то секреты от нас. — У вас с Атомом тоже есть секреты. — Разделились на два фронта, значит? — усмехнулся Беллами. — У нас мирные намерения. — Разве? — усомнился Блейк. — А почему тогда сегодня атаковали? — Это была контратака. — И что я такого сделал, что она вдруг понадобилась? — На самом деле, это просто недоразумение. Твоя сестра — это недоразумение. — Твоя подруга, — поправил Беллами. — Хотя сестра из неё такая же. — Ты понял, что это её рук дело? — Да. Я что Октавию не знаю? Одно вот не пойму: нахрена? Она всё ещё пытается мстить мне? — Нет. Она просто беспокоится обо мне. Беллами приподнялся на локте над Джоном и внимательно посмотрел ему в глаза: — А о тебе стоит беспокоиться? Джон пожал плечами: — Она любит это делать. Беллами улыбнулся краем губ, задумался о чём-то на пару секунд, а после сказал: — Знаешь, она ни о ком ещё так не заботилась. Джон смотрел на него при тусклом свете лампы. Смотрел так долго, как обычно себе не позволяет. Почему-то сейчас от него бежать совершенно не хотелось. Да и Беллами выглядел очаровательно безобидным. Джон невольно задумался, как же всё сейчас странно. Почему же ему плохо и хорошо одновременно, он хочет сбежать от Блейка и хочет быть с ним, до безумия любит его и до такой же степени боится. Все эти чувства разом во что-то одно намешали, что стало его постоянным состоянием. Названия этому не придумали, но Джон надеялся, что его случай единичный, и никто в целом мире больше не испытывает таких мук. Джон бы никому не пожелал такого. Взгляд Беллами неспешно прогуливался по телу Джона, в какой-то момент споткнулся и остановился на одном месте. Блейк приподнялся с локтя и сел на диване, поджав под себя ноги. После медленно протянул руку, мягко коснулся кисти правой руки Джона, приподнял её и повернул к себе, рассматривая накрученный вокруг ладони бинт. — Что с рукой? — Обжёгся. — Когда успел? Утром ещё не было. — Когда готовил. Днём ещё. Беллами стал аккуратно распутывать бинт. Джон застыл, неохотно позволяя это сделать. С головы до ног накатило какое-то необъяснимое напряжение. Такое, будто бы после того, как Беллами увидит ожог, то изобьёт его. Возможно, это от того, что Беллами сейчас проникает в очень личную спрятанную часть его жизни, в какую Джон никого бы пускать не хотел. Беллами снял бинт, осмотрел тёмно-красную ладонь и сразу же помрачнел. Лёгкость и беззаботность его покинули сразу. Он схмурил брови и перевёл серьёзный настороженный взгляд на Джона. — Как можно было так случайно обжечься? — Так вышло, — тихо, немного даже виновато ответил Джон. Беллами не сводил с него прямо направленного взгляда. Он будто о чём-то догадывался и сомневался в искренности Джона. — С таким в больницу надо. — Не надо. Всё нормально уже. Беллами опустил пристальный взгляд снова на ладонь, и Джон выдохнул. Под его взглядом был как под прицелом. Блейк вышел из комнаты на пару минут и вернулся с аптечкой. После нанёс на руку противовоспалительное и заживляющее средство, перевязал повязкой как следует, а не так, как до этого кое-как сделал Джон. — Я договорился о твоей встречи с напарником Диксона, — сказал Беллами, затягивая и фиксируя бинт. — Подумай ещё раз, точно ли тебе это нужно. Может передумаешь? — Не передумаю, — ответил Джон, сдерживаясь, чтобы не застонать от боли. — Спасибо тебе. Беллами закончил перевязку, наклонил голову и аккуратно поцеловал пальцы на перебинтованной руке парня. Джон едва ощутимо вздрогнул, а сердце забилось, как после прыжка с высоты. Он подобного даже в мечтах своих не представлял, а тут это происходит наяву. Верить в происходящее становиться всё сложнее. Ведь в привычной реальности Джона всё не так сказочно. Беллами задержал поцелуй, обдал горячим дыханием кожу. Джон внутри себя весь сжался в исступлении, не зная, что делать, как себя вести. Сжался, чтобы не проронить эмоции, забил всё в себе. Беллами поднял глаза, посмотрел на него с тоской, или что это было, Джон не понял. Почему бы ему так смотреть? — Не зажимайся. Я не кусаюсь, — произнёс Блейк и сел ближе к парню, лицом к лицу. — Если когда и кусаю, то только так, чтобы тебе нравилось. Джон ответил скованной улыбкой, быстро потерявшей свою форму. Его переполняло волнение, это явно было заметно Блейку. Он волновался так, будто чёрт знает, что произошло. Но то, что для других мелочи, для Джона часто не сбыточные мечты. К тому, что эти мечты могут когда-нибудь исполниться, он точно не был готов. — Почему ты сторонишься меня? — С чего ты взял? — Джон сделал вид, что не понимает о чём речь. — За весь вечер ты был где угодно и общался с кем угодно, но только не со мной, — мягко, без малейшего раздражения утвердил Беллами. — Ты ведь общался с друзьями. — Это тебе мешало быть рядом? Вроде бы у нас общие друзья. — Просто не хотел тебе мешать. Я сейчас более асоциален, чем раньше. — Когда мы дома вдвоём, ты тоже не хочешь мне мешать? — Ты ведь занят. — И что? Я говорил тебе, что моя работа — не повод нам с тобой не общаться. Говорил ведь? — Да. — Тогда почему ты вечно где-то отдельно от меня? Джон не знал, что на это ответить, не знал, как объяснить. Ведь скажи ему правду, он взбесится, решит порвать между ними всё к чертям. А кому бы понравилась такая правда? Джону тоже она не нравится. Но от него в этой ситуации мало что зависит. — Ты ничего о себе так и не рассказываешь, — продолжил Беллами, наслушавшись его молчания. — Вот наглядный пример. Про ожог умолчал. О чём ещё умалчиваешь? Сколько ещё у тебя там от меня секретов? — Я всю жизнь жил один. Не так просто перестроиться, — нашёл объяснение Джон. Беллами тяжело выдохнул. Сдался. — Окей. Только запомни одно, наконец, ты не можешь мне помешать. Я хочу видеть тебя чаще, чем вскользь иногда. Хочу знать, что у тебя происходит, даже если это мелочи и неважно для тебя. И не хочу постоянно искать тебя по дому, не зная, куда ты запропастился. Запомнил? — Да, — подтвердил Джон. — Ты сильно изменился за такое короткое время, — сказал Беллами с глубоко засевшей грустью в голосе. Джон знал, что когда-нибудь это будут видеть все. А всё дело ведь в том, что Джон просто не может больше делать вид, что всё в порядке. Беллами когда-нибудь устанет от этого и уйдёт. Оставит Джона одного, как всегда оставлял. Хотя это ведь и так неизбежно, Мёрфи лишь ускорит сей процесс. Беллами просто не знает, с чем Джону приходится бороться изо дня в день. А даже если бы и знал, чем бы он помог? Жалостью к себе человека не удержишь, а Беллами тем более ничем не удержишь. Он сам по себе, не от кого независим, куда захочет, туда и повернёт. Джон же слишком сильно зависит от него. Теперь, когда Беллами об этом знает, у Джона нет и малейших шансов на безопасность. У него нет контроля над своей жизнью, ведь всего себя он отдал другому человеку. Настолько ненадёжному, что тот сбросит, как наиграется. Так, что назад уже и не соберёшь себя. Беллами посмотрел на Джона с такой нежностью, в которую парень хотел впиться зубами. Всю-всю эту нежность, которая предназначена для него, впитать в себя без остатка и захлебнуться ею. Блейк поцеловал его в шею, оставляя влажные следы от кончика уха до ключиц. Джон снова не удержал своё нетерпеливое дыхание, которое вырывалось из груди так часто и так рвано. Мёрфи залез руками под майку парня и прикоснулся к обжигающе горячему телу двумя руками, не взирая на боль от ранения одной из кистей. Беллами вздрогнул от прикосновения и произнёс с улыбкой: — Какие руки ледяные. Джон разорвал прикосновение, чтобы не морозить парня, но это тому почему-то не понравилось: — Лапки верни. — Мёрфи послушно положил ему руки на поясницу и получил нежный поцелуй в губы. У Джона голова отключилась, а чувства обострились в несколько раз. Беллами сквозь поцелуй произнёс ему: — Знаешь, задница у меня особенно горячая. Мёрфи даже не обдумывал, спустил руки на его ягодицы. Кожа у того, и правда, пылала, а может просто руки у Джона были слишком холодные. Беллами так быстро и легко, в пару движений руки оставил парня голым и уложил на кровать, накрыв собой и всё теснее к себе прижимая. Джон чувствовал, как сам загорается, как горят его руки и ноги до кончиков пальцев, и голова до мочек ушей. Блейк ненадолго, но так беспощадно останавливается и тянется через него к прикроватной тумбочке, мельтеша своим прессом перед лицом Джона. Он не дожидается, целует Блейка в живот, собирая приятный любимый вкус его кожи языком. Как только Беллами натыкается рукой на то, что искал, то сразу возвращается к нетерпеливому парню и смотрит на него, как изголодавшийся хищник на лань. Блейк берёт Джона за правое запястье руки и пристёгивает его к кровати, следом сразу же поясняя: — Не будем рисковать твоей раненной рукой. Джону стало немного обидно, ведь ему даже двух рук не хватало, чтобы вдоволь насладится прикосновениями к телу Беллами, а тут ему оставили только одну. Но Блейк вскорости восполнил нехватку, своими обоими свободными руками обвил парня и хищными поцелуями обглодал всё его тело. Мёрфи извивался и стонал, одной рукой впиваясь в металл наручников, другой в спину парня, который трахал его то с силой входя в него, то медленно и нежно толкаясь. Иногда прерывался на поцелуи, и это всё длилось так долго. Но Джон всё равно не хотел, чтобы это заканчивалось. Когда Беллами кончил, он остановился и засмотрелся на мокрого, тяжело дышащего парня под собой. Джон не сразу заметил его взгляд, а когда заметил, то не мог ничего спросить. Он просто лежал, приводил дыхание в норму, бездумно отдался прицелу его глаз. Беллами освободил уставшую, уже занемевшую от одного положения руку парня, продолжая буквально впитывать Джона глазами, и сказал низким бархатным голосом у самого его уха: — Как ты прекрасен. Тысячи маленьких иголок пробежалось по телу от его слов, впились вплоть и понеслись внутрь по венам. Джон обнял его и прижал к себе. Внутри себя он рыдал. Он не знал почему. Много чувств, слишком много чувств. Беллами делает его всё слабее. Но сейчас это даже не страшно. Джон обнимает его так крепко, как давно уже себе не позволял. В последний раз только в угнанной машине так мог позволить себе обнять его. Как же сильно тогда он не хотел его отпускать. Так же, как и сейчас. И так же, как и тогда, его сердце разрывалось об одной только мысли выпустить его из объятий и потерять его навсегда.***
С самого утра бил нервный мандраж. Небо нахмурило тучи, лишь изредка выпуская просветы на землю, давая маленькая надежду на солнечную погоду и тут же отнимая её. Прямо как с жизнью Джона. Много мыслей в голову лезло — всяких. Словно бы пытались отвлечь его, но он всё равно нервничал. Он совсем не мог предположить, как должна пройти эта встреча, сможет ли он вообще завести разговор. Беллами сказал, этот парень — по имени Терон — говорить не шибко желает. Но Джон всё равно хотел хотя бы увидеть его. Он и сам не понимал, что ему это даст. Ответы? Которые изменят что? Возможно, Джон просто надеялся таким образом избавиться от преследования Диксона в его жизни, которое не прекращается до сих пор. Решетки его всё никак не отпускают. Джон вечно крутится вокруг до около возле них, как, собственно, и сейчас. Уже ни раз должен был там оказаться, но он всегда по другую сторону. Ожидание было затяжным и мучительным. Джон почти не отрывал взгляд от стрелок часов. За утро выкурил пол пачки сигарет. А внутреннее беспокойство всё нарастало. Иногда Джону казалось, что его даже тошнит. Возможно, от того, что он ничего за сегодня не ел и бесконечно курил. Или это всё-таки из-за нервов. Когда Джон оказался напротив стекла, за которым место ещё пустовало, волнение сковало так, что казалось, он не сможет заговорить, и слова произнести. Он невольно задумался над тем, что он мог приходить сюда к Беллами. Их бы разделяло стекло, они говорили бы через телефонную трубку. От одной мысли об этом по коже пробежался мороз. Джон бы точно тогда не справился с этим всем. Слетел бы с катушек, однозначно. С обратной стороны стекла запустили заключённых. Все занимали свои места, рядом уже слышались радостные голоса их близких. Один Джон сидел и не знал, кто сейчас перед ним предстанет. Все прошли мимо, расселись по своим местам. Несколько секунд для Джона растянулись до невозможного под громкие стуки его сердца. Но наконец перед стулом напротив кто-то остановился и сел на него. Перед Джоном был парень, чьё лицо он когда-то видел, но не понимал, где и при каких обстоятельствах. Но он точно видел его. Кажется, что совсем недавно. Но этого не может быть, Джон за последнее время не заводил новых знакомств, а простого прохожего он бы попросту не запомнил. Терон беспристрастно смотрел прямо в глаза застывшего парня, судорожно пытающегося вспомнить его лицо. Но нихрена было неясно. Джон видел его, точно видел. Это не могло просто показаться ему. И это очень напрягало — то, что он не может вспомнить, откуда знает его. Ещё с некоторое время они оба смотрели друг другу в глаза, пока Терон ни взял трубку и не прислонил к уху, тем самым побудив Джона сделать тоже самое. — Наконец-то ты пришёл, — произнёс Терон с абсолютным спокойствием и невозмутимостью, словно он робот, а не человек. А вот Джон вспыхнул пуще прежнего. Его голос! Он точно знает его. Его голос, его интонация — всё это Джон уже слышал. Это было не год/не полгода назад. Он будто бы приходил из другого мира, а затем бесследно растворился. Поэтому Джон не помнил, откуда знает его. Хотя быть может так оно и есть… — Я тебя знаю… — неуверенно ответил Джон. — Откуда я тебя знаю? — Приходил в твои галлюцинации. — Нет. Ты не можешь знать об этом, — резко отторгнул Джон, а после его осенило, он внезапно замолчал, задумавшись, вспомнив. — Ты был там. — Да, — подтвердил парень, прекрасно понимая о чём говорит Джон. — Я думал, ты… как ты сказал, галлюцинация. Но ты стоял там. А потом испарился, когда пришёл коп. Откуда тебе известно о моих галлюцинациях? — Предположение. Вряд ли бы ты стал открывать душу первому встречному, если бы считал его реальным. А наркотики или шиза, в твоём случае — вполне ожидаемые явления. Джон с ужасом вспомнил тот вечер — свой день рождения. Вспомнил незнакомого парня, стоящего у обломков сгоревшего дома. Джон в темноте не особо рассмотрел его лицо, да и не пытался. Но он почему-то узнал его сейчас, и не сомневался что узнал. По голосу, по интонации, а может по чему-то ещё. «Он говорил тебе, как ты можешь себе помочь. Сделай так, чтобы его смерть не была напрасной,» — пронеслись в голове его слова в тот вечер. — Ты хорошо знал Диксона? — сразу же последовал вопрос от Джона. — Лучше, чем кто-либо на этом свете. Это именно то, что было нужно — человек, знающий Диксона лучше кого-либо на этом ебаном свете. — Что я должен сделать? Ты сказал мне это при первой встрече. — Я ничего тебе не говорил. Тебе это сказал Диксон. — Я не могу выполнить его волю. Я не придерживаюсь его странной теории, и я… — Ты внимательно его слушал? — перебил его Терон твёрдым тоном. — Наверное, — неуверенно ответил Джон. — Я всегда считал, что да. Я не сомневался до этого момента. — Тогда может нужно было слушать? — Что я мог не понять? Скажи мне. — Ни я, ни Диксон, никто другой не сможет тебе это объяснить, пока ты сам не поймёшь. И пока ты этого не сделаешь, он от тебя не отстанет. — Он мёртв, — напомнил Джон. — Это что-то меняет? — Терон был пугающе спокоен и безмятежен, при этом твёрд и холоден. Всё ещё смутно напомнил человека. Как типичный маньяк из фильмов. И отвечал на вопросы непонятно, неоднозначно — точно как в этих дурацких фильмах. Джон даже стал терять связь с реальностью, и начал сомневаться, что происходящее — не его сон. — Что значит, он не отстанет? — Ты всё поймёшь. У тебя просто нет другого выбора. — Ледяной ничего не выражающий взгляд сверлил Джона через стекло. А парень судорожно пытался ухватиться за каждое слово, как за единственную нить, ведущую его к пониманию. Но каждая из нитей безнадёжно обрывалась и ускользала из рук. — Почему ты ему помогал? — спросил Джон. — Я помогал не ему. Я помогал тебе. — Только не говори, что и ты мой неизвестный родственник. — Нет. Мы друг другу никто. Я помогал тебе потому, что меня попросили об этом. — Диксон? — Не он. Ты же понимаешь, что в одиночку Диксон бы ничего не смог. — У него был ещё помощник? Помимо тебя, — сыпал вопросами Джон, по крупицам пытаясь восстановить полную картину всего, что тут на самом деле происходит. — Помощник? — колко усмехнулся Терон. — Скорее, помощником был он. Она — была генератором всех идей. Она помогла ему только потому что он делал то, что было нужно ей. — Она? Кто она? — Тебе не зачем знать о ней. Узнаешь, когда придёт время. Можешь считать, что тебе дали второй шанс. И если ты проебёшь его, то окажешься в западне похуже той, что пережил. — Что это значит? Что ей может быть от меня нужно? — К прежней растерянности подключилось некое неконтролируемое раздражение, даже ярость — очень сдержанная и спрятанная. Мало того, что Джон понятия не имеет, кто такая Она, так ещё Ей до сих пор от него что-то нужно. И какого, спрашивается, хрена? — Чтобы ты не проебался, — сухо ответил Терон. — А конкретнее никак нельзя? — требовал объяснений Мёрфи, всё больше раздражаясь. — Конкретику теперь ждём от тебя. Это твоя жизнь, только ты знаешь, что всё это значит. — Вы издеваетесь? Вы совсем там все охуели в конец?! — сорвался на злостный крик Мёрфи. — Да! Чёрт возьми, да! Это моя жизнь! Значит нехуй в неё лезть! Скажи Ей, кем бы Она ни была — пусть идёт на хуй! Пусть валит к чертям, психопатка долбанутая! — Я тебе всё сказал. Повторять не намерен, — ответил Терон и повесил телефонную трубку.