Заточение II

— И часто с тобой такое происходит? — спросила Луна. — Последние полгода часто, — ответила Хоуп.       Девушки сидели в камере на полу друг напротив друга. Тишина больше не звучала угрожающе, она была умиротворённой, хоть и немного тяжёлой. После всего, через что прошла Хоуп, совсем неудивительно, что её накрывают подобные приступы. Девушка рассказала, что они случаются, когда она остаётся наедине с собой. Собственные мысли в голове становятся ей врагами, беспощадно нападающими и режущими тысячью лезвиями. Луна задумалась о том, что как бы ей не было плохо, что в какие бы сложные ситуации она не попадала, она никогда не оставалась совсем одна. Она могла найти поддержку от сестры, от Беллами, когда они были вместе, позже она получала её от своих подруг в тюрьме. Хоуп уже на протяжении длительного времени не видит поддержки от кого-либо. В один момент она лишилась всего и так ничего не обрела. Луна даже в самых жутких фантазиях не могла поставить себя на её место. Кажется, она единственная в целом мире, кому не плевать на эту девушку, кто может ещё оказать ей поддержку. — Когда я училась в школе, меня тоже часто накрывало, но не так. Потом мне становилось лучше. Может продолжительная терапия помогла, или я сама сумела абстрагироваться. Как попала в тюрьму приступы вернулись, и им стало сложнее сопротивляться, чем когда-либо. Это как будто тебя окунают в креозот с головой и удерживают, ты задыхаешься, но не умираешь, а просто беспрестанно барахтаешься в этом ужасном ощущении и не можешь выбраться. — Хочешь, я буду твоей терапией? — спросила Луна. — Очень, — голос Хоуп сорвался на шёпот. — Расскажи мне, что тебя пугает? — Всё, — искренне ответила девушка. — Это может показаться не совсем развёрнутым ответом, от того нечестным, но я никогда не была более откровенной, чем сейчас. Меня пугает всё. Моё прошлое, моё будущее и настоящее. Меня пугают люди, что вокруг. Меня пугаю я. — Я тоже пугаю тебя? — Меня пугает, что ты исчезнешь. В последнее время только ты заставляешь чувствовать меня не так одиноко. Ты как единственный луч надежды. — Я не исчезну. Я обещаю тебе.

***

      За ужином всё проходило свободно. Подруги снова обсуждали обыденные вещи, а после все разошлись по своим камерам. Рейвен выглядела немного задумчивой, но она не уходила в себя. Девушка начала разговор первой, пока расправляла постель, готовясь ко сну. — К тебе приходила сестра сегодня? — спросила она. — Да. — Представляю, как ты счастлива была её увидеть. — Очень. Но когда Мэди ушла, я почувствовала тоску по дому. — Не удивительно. Неважно сколько ты здесь просидишь — год или десять — тоска по дому не утихнет никогда. — Только дома, как такого, у меня и нет больше, — с печалью поделилась Луна. — В квартиру матери я не вернусь. Те условия для жизни и та обстановка больше не для меня. — У меня есть дом. Это теперь и твой дом тоже. — Я выйду раньше, — напомнила Луна. — Ну и что? Заберёшь ключи у моей подруги, и мою кошку. Будете вместе меня дожидаться, — с тёплой улыбкой сказала Рейвен, а после с чуть более ощутимой печалью дополнила: — Если ты этого хочешь, конечно. — Конечно, хочу, — удивилась сомнениям девушки Луна. — Что-то не так? Почему ты так говоришь. — Всего лишь даю тебе право выбора. Может быть, ты не думала вот так сразу со мной съезжаться.       Луна видела, что Рейвен сегодня не такая весёлая, как обычно. Чувствовала, что что-то не так. Да и вообще она сейчас на саму себя едва ли похожа. — Тебе рассказали? Я была в камере Хоуп, и её соседка зашла… — Да. — Ответ Рейвен не выражал никаких эмоций. — И что тебе рассказали? — Что вы там обжимались. — Это частично правда, но это не то, чем может показаться. У неё была паническая атака, и я просто пыталась её успокоить. — Теперь она в порядке? — Да. Ей лучше. — Ты молодец, — с улыбкой ответила Рейвен, и Луна поверить не могла, что девушка так просто к этому отнеслась. Её гложут сомнения в том, что всё действительно так хорошо. Что это с Рейес сегодня? — Ты это серьёзно? Ты совсем меня не ревнуешь? — А надо? — чуть усмехнулась девушка. — Нет. Просто я ожидала, ты по-другому отреагируешь. — Однажды я уже ошиблась, не поверив тебе. Я не хочу больше допускать подобных ошибок.       Почему-то после этой фразы накатились слёзы, они лишь поблёскивали в глазах и не вырвались наружу. Луна была тронута, и ей почему-то стало грустно. Хотя она должна испытывать абсолютно противоположные сейчас чувства, но она будто бы просто устала удерживать тоску в себе. Она всё время пыталась её прятать. Вроде бы всё хорошо, но что-то её всё время гложет. Наверное, это нормально для того места, где она находится. Наверное, это нормально, после встречи с сестрой, с которой она вынуждена видеться в таких жутких условиях при строгом ограничении времени. Наверное, это нормально, когда она видит столько боли в глазах окружающих её людей каждый день. И может быть, это нормально ещё потому, что благодаря ей Рейвен стала чуточку открытее и доверчивее к миру. Что та Рейвен, которая не так давно отвергала, ненавидела, пыталась бежать от неё сейчас полностью готова доверять ей. — Только скажи честно, — продолжила девушка. — Она нравится тебе? — Хоуп? — зачем-то переспросила удивлённая Луна. — Она для меня только друг. Она человек, нуждающийся в моей поддержке. Я не отношусь к ней так, как к тебе. Рейвен опустила глаза и словно задумалась о своём. Всё же она будто бы чего-то недоговаривала, Луна не могла избавиться от этого чувства. — Ты сомневаешься? — осторожно спросила Луна. — Нет. Я верю тебе. — Тогда что у тебя случилось? — Мне захотелось промокнуть под дождём, — ответила Рейвен, в её голосе звучала глубокая тоска, будто бы она скучает по кому-то очень родному и далёкому. — Да так чтобы промокнуть насквозь. Даже если на следующий день заболею. Хочу дома поболеть. Полежать в кровати, выпить молоко с мёдом и смотреть любимый фильм. Все здесь всегда грустят об этом. — Можно в твои мечты проникнуть? — с лёгкой улыбкой на губах спросила Луна. — Нужно.       Луна обняла девушку, и та обвила её двумя руками, прижалась к ней ближе. Наполненный горечью день подходил к концу. Луна чувствовала себя выжатой до последней капли. Но несмотря ни на что, она была довольна окончанием дня. Пока рядом с ней Рейес, все проблемы и печали отходят на второстепенный план.

***

      Спустя несколько дней девушки снова собрались на завтраке, лениво ковыряли в тарелках, разговаривали друг с другом, и все мечтали повалятся ещё с пару часов в кровати. Луна к режиму так и не привыкла. Другие девочки тоже. Видимо от желания спать по утрам отвыкнуть невозможно. Одна только Эмори всегда выглядела бодрее остальных. Чёртов жаворонок. — Сегодня одна пизда стояла и поглядывала на мою задницу в душевой, — жаловался жаворонок. — Ну а что? Её можно понять. У тебя ничего так попка, — усмехнулась Эхо. — Да пусть за своей смотрит, мымра. Я еле удержалась, чтобы ей не въебать. — Суровая ты женщина, Эмори, — подшучивала Рейвен. — А если я случайно твои булочки взглядом задену?       Луна в голос рассмеялась: — Лучше так не рисковать. — Да вы хоть залюбуйтесь. А эта лесбиянка старая пусть не глазеет! — Так она старая? — сморщилась Эхо. — Ну смотри как ты умеешь цеплять зрелое поколение, — невозмутимо сказала Луна. — Это случайно не после того, как ты заинтересовалась кроссвордами? — продолжала издеваться Рейвен, и в этот раз искренним смехом поддержала её Эхо. Как быстро всех растормошила ото сна разговор о задние. — Да не то, чтобы совсем старая, — объясняла Эмори. — Не припомню как её зовут, да и не особо интересно. Ну она же наркоманка. Она выглядит лет на десять старше своих лет. — Имени её не знаешь, а вот сексуальную ориентацию и любовь к наркотикам запомнила сразу. — Может этим ты её и зацепила? — поддержала всеобщие издёвки Хоуп. — Бабуля увидела в тебе родственную душу. — А ты вообще помалкивай, — грубовато ответила ей девушка, до этого спокойно воспринимавшая шутки подруг. — Эмори! — отчитала её Луна. Всё-таки Эмори дольше всех привыкает к новым людям.       Она последней из девочек, кто сблизилась с Луной. Теперь она не совсем ещё привыкнет к обществу Хоуп. Такой уж характер.       Луна глянула на Хоуп. Та только улыбнулась, даже не сконфузилась. Она к подобному отношению привыкла в последнее время, учитывая, что Эмори в общем-то счёте никак не обижает её, просто не замечает. Немного осмотрев девушку, Луна замечает небольшой синяк на виске той. Она протягивает руку к Хоуп, убирает волосы с лица, чтобы лучше рассмотреть, и тут же спрашивает: — Откуда это?       Хоуп не ответила, лишь посмотрела подруге в глаза, но Луна всё поняла по этому взгляду: — Элка?       Девушка не очень хотела отвечать, но под пристальным взглядом пришлось: — Да.       Луна опустила руку, а её взгляд наполнился суровой злостью: — Придётся ей доходчивее объяснить. — Луна, нет! — строго остановила её Рейвен, прочитав по взгляду своей девушки, что она задумала. — Чтобы даже не думала ввязываться в драку! Тебе мало было прошлого раза? Напомнить, что тогда произошло? — А я, по-твоему, должна закрыть на это глаза? — А ты хочешь, чтобы тебе срок увеличили? — Да плевать. Зато вместе выйдем. — Луна, я запрещаю тебе, слышишь? — твёрдо возразила Рейвен. — Не думаешь о себе. Сделай это хотя бы ради меня. — Ты ставишь меня перед выбором? — раздражённо рявкнула Луна. — Нет. Но если моё слово хоть что-то значит для тебя, ты прислушаешься ко мне. — Твоё слово значит для меня много. Но я вольна сами предпринимать решения, влияющие на мою жизнь. — Значит, я теперь тоже могу предпринимать решения, которые пойдут мне во вред, не считаясь с твоим мнением на этот счёт? Я не прошу от тебя ничего такого, чего не могу дать взамен, Луна. Подумай над этим. И над компромиссом, если не хочешь, чтобы мы с тобой поругались.       Луна выдохнула, сбавив свою злость. Всё-таки Рейвен права. Луна бы тоже ей не позволила навредить себе. Тогда она провела пару минут в молчании, а после посмотрела на Эхо и сказала ей: — Есть у меня одна идея. Поможешь? — Опять будем веселиться? Не могу отказать себе в таком удовольствии, — с улыбкой согласилась Эхо, не требуя даже разъяснений. Именно поэтому Луна обратилась именно к ней. Она — единственная, кто способен пойти на безумства ради свершения справедливости, ну и ещё для того, чтобы скрасить своё скучное заключение в тюрьме хоть какими-то приключениями.

***

      После выматывающего трудового дня в коридорах было достаточно пустовато. Заключённые разбежались отдыхать: кто по камерам, кто смотреть по телевизору старый романтический сериал. Элка рано или поздно должна была вернуться в свою камеру, и Луна вместе с Эхо поджидали её неподалёку. Момент настал, Элка шла в сопровождении двух девушек, что всегда возле неё вьются. Увидев незваных гостей возле своей камеры, Элка заметно напряглась. — Вы ко мне погостить? — Элка попыталась говорить как можно более невозмутимо. — Есть разговор, — серьёзно начала Луна. — Твои подруги не оставят нас? — Они останутся. — Ну как знаешь, — с самодовольной улыбкой произнесла Луна. Ей-то лишние уши не помешают, а вот Элка об этом явно потом пожалеет. — Недавно я случайно подслушала твой разговор с одной из новеньких, в котором ты утверждала ей, что скоро вся тюрьма будет ходить у тебя по струнке. — Не понимаю, о чём ты, — поставила под сомнения её слова Элка. — Ты говорила, что Лекса оказалась слишком слаба, чтобы удержаться на своём месте, а вот ты гораздо больше стоишь того, чтобы тебя все боялись и уважали. — Что ты несёшь? — нервно опровергла девушка, с опаской глянув на подруг. Те в ответ посматривали на Элку с сомнениями. — Ну конечно же проще вливать в наивные уши одной девчонке в уголке камеры, пока лезешь рукой в её трусы, чем озвучить подобное при всех. Какая же ты после этого крутая? — усмехалась Луна. Она говорила с той твёрдой непоколебимой уверенностью, которой сложно было не поверить. Да и Луна — не последний человек в этой тюрьме. К словам другой, может быть, не прислушались, но от слов Луны никто не стал бы отмахиваться. — Я была вместе с Луной, и тоже это слышала, — подтвердила Эхо. — Ты по лезвию ножа ходишь, Элка.       В глазах присутствующих девушек появлялось всё больше подозрений в сторону Элки, а Элка ещё больше начала нервничать, чем только усугубляла своё положение. — Это неправда, — чуть дрожащим голосом опровергала она. — Вы же не верите в этот чёс? — Пока мы пришли только предупредить тебя, — продолжала Луна. — Будешь продолжать в том же духе, до Лексы это рано или поздно дойдёт, а дальше ты сама можешь предугадать сценарий. Мы пришли осадить тебя для твоего же блага. Наберись немного мозгов.       Элка уже не знала, как ещё оправдаться и лишь сверлила взглядом Луну. Её подруги переглянулись друг с другом и будто бы договорились о чём-то одними взглядами. После чего они молчаливо ушли, оставив Элку. На лице Элки нервно заиграли желваки. Она выглядела растерянной и злой одновременно. — Что ты за игру устроила? — прошипела она Луне. — Тронешь хоть пальцем кого-либо в этой тюрьме, и тогда Рейвен начнёт рассказывать о том, как ты к ней приставала, — угрожающе произнесла Луна. — Думаю, тебе не нужно рассказывать, чем это для тебя закончиться? — Ты за эту тварь впрягаешься? Тебе язычка Рейвен не хватает, и ты решила себе здесь гарем устроить? — Впредь следи за своим язычком. Как бы он не подлизывал зад Лексы, тебе это не поможет. Лишишься его вместе со своей безмозглой головой.       Элка испугалась. Её уже чуть ли не трясло. Она поспешила спрятаться в своей камере. После чего Эхо насмешливо воскликнула Луне: — Ахуеть! Ты только что использовала Лексу, в качестве своей цепной собаки, которую ты готова спустить с поводка. Это было нереально круто!       Луна самодовольно улыбнулась. Репутация Элки была не столь весомой, поэтому подорвать её авторитет было нетрудно. Да и Элка оказалась слишком труслива. Всего лишь шавка, возомнившая себя чёрт знает кем. При малейшем нападении поджала хвост и слиняла в нору. Эта победа оказалась даже приятнее, чем если бы Луна просто разбила ей лицо.

***

      Предзакатный час прекрасен везде. Даже в тюрьме. Сегодняшний Луна бы предпочла считать одним из лучших в своей жизни. Рядом с ней её девчонки расселись на поляне. Воздух свеж, вокруг тишина, далёкая от шума города. Слышался лишь шелест листьев от резвого ветерка. А солнце, по-вечернему доброе и спокойное, светило и приятно грело, совсем не припекая. Эхо лежала спиной на траве, положив голову на колени Эмори. Та ковырялась в её волосах и плела косы. Луна с Рейвен сидели рядом друг с другом и напротив подруг. Хоуп сбоку лежала на животе, подперев голову руками, и грызла травинку. Ощущение высоких стен и постоянного надзора охраны пропало. Они были свободны. — Если закрыть глаза, то я будто бы нахожусь на берегу озера, — мечтательно произнесла Эхо. — Видимо, будет дождь. Воздух пахнет влагой, — сказала Рейвен. — Ты теперь тюремный синоптик? — спросила Эмори, не отвлекаясь от причёски Эхо. — Была бы здесь моя бабушка, она бы составила вам прогноз чуть ли ни на неделю. — Так ты в неё пошла? — усмехнулась Луна. — В Берлине сейчас дожди, — произнесла Хоуп. — Ни хрена себе, — удивилась Эхо. — А вот она покруче синоптиком будет. Погоду чует с другого континента.       Хоуп коротко рассмеялась и ответила: — Друг написал, что у них уже дня три льёт. А у меня тут лайтово. — Ну всё, он тебе начнёт завидовать. — Да он уже. Я как рассказала, какие тут горячие девчонки сидят. Сказала, что познакомилась с самыми горячими. Как топ-модели, только в тюремной форме. — Теперь пацан начнёт дрочить на порно с заключёнными, — усмехнулась Эмори. — А такое есть? — удивилась Луна. — Здравствуй, божий одуванчик! Ты с какой планеты? — усмехнулась подруга. — С настоящими заключёнными? — Нет, конечно. Настоящие заключённые могут только киску на камеру потеребить, да сиськи показать. Так кстати некоторые зарабатывают. Хотя я не понимаю за что платят деньги эти извращенцы. Снято на тупую камеру, смазано, непонятно. Столько качественного порно в интернете. — А ты откуда такие подробности знаешь? — усмехнулась с неё Эхо. — Подрабатываешь? — Нет. Только старухам задницу показываю. — Надеюсь, за деньги? — шутливо спросила Рейвен. — За деньги — это уже проституция. А я добрая самаритянка. — Ничего такая благотворительность, — прокомментировала Луна, а после засмотрелась на то как закатные лучи разлились по плечам Рейвен и забыла обо всём, о чём они говорили. Она выпала из разговора всего на пару минут, но когда вернула голову на место, удивилась тому, куда девочек занесла беседа. -… Я спала с немногими. Мне в этом плане непросто довериться человеку, — говорила Эмори. — Значит, вполне можешь пересчитать? — пыталась выяснить Эхо, всё так же расслаблено устроившись на её коленях. — Три. — Какая недоступная. Скажи ещё, что только по любви? — Почти. По влюблённости или сильной симпатии. — Это очень мило, — прокомментировала Хоуп. Луна заметила едва ощутимую грусть в её голосе. Настолько еле приметную, которую наверняка заметила только она одна. — Слышала? Это мило, — с несерьёзным укором обратилась Эмори к Эхо. — А ты, значит, спала, с кем приспичило? — Тоже по великой симпатии, — с широкой улыбкой оправдалась девушка. — Только у меня их было побольше. — Намного? — Ну столько, что так сразу не посчитаешь. — Хоть кого-то любила? — теперь уже едва заметная грусть поселилась во взгляде Эмори. И зачем только Луна это всё примечает? — Возможно, — неоднозначно ответила Эхо. Понятно было только то, что на подобные темы девушка не умеет отвечать открыто. Она выглядит независимой, и ей так комфортно. А что на самом деле у неё внутри — загадка даже для Эмори. — Может быть все поделятся откровениями, раз началась такая песня? — предложила Рейвен. — Давай ты и начнёшь, — ответила ей Луна с улыбкой. — У меня было пять партнёров, включая тебя. Про любовь ты знаешь. Любила до тебя одного мудака. — Я тоже до тебя любила одного мудака. А по количеству партнёров полное совпадение с Эмори. — Ещё одна, — произнесла Эхо. А после глянула на Хоуп и спросила у неё: — А ты монашка или шлюшка? — Я асексуалка, — ответила девушка. — Вообще прекрасно, — иронично прокомментировала Эхо. — То есть, вообще ни с кем не трахаешься? — уточнила Рейвен. — Меня не тянет к сексу. Даже когда влюблена. Меня может очень тянуть к человеку, но желания я как такового не испытываю. И влюбляюсь исключительно в девушек. — Так может тебе стоит хуйца попробовать? Вдруг зайдёт? — предположила Эмори. — Я ненавижу мужчин, — резко ответила девушка. — Фемка, асексуалка и лесбиянка — ничего себе букетик, — рассуждала вслух Эхо. — Не совсем так… Я имела ввиду… Я хорошо отношусь к парням. У меня почти все друзья именно парни…были. Но если воспринимать их в качестве потенциального партнёра. Я даже думать об этом не могу.       В глазах Хоуп забилась дикая невысказанная боль. Она пыталась её безуспешно спрятать, но Луна её кожей прочувствовала. Хоуп чего-то недоговаривает. И Луна даже почувствовала страх за неё. — Слушайте, ну после таких разговоров нам нужно было бы поднять бокалы и выпить, — сказала Рейвен. — Выпить нам нужно было ещё до таких разговоров, — поправила её Эхо, а после подняла голову с колен Эмори и села рядом лицом к подругам. — Но мы можем поднять импровизированные бокалы.       Девушка подняла руку так, как если бы в её руке был бокал, и протянула её вперёд к подругам. Девчонки воодушевились и последовали её примеру. У всех засверкали глаза, будто бы бокалы в их руках были настоящие. — Давайте выпьем за то, чтобы нам по жизни больше не встречались мудаки! — провозгласила тост Эхо. — И чтобы у тебя, Хоуп, появилась девчонка, которая так тебя оттрахает, что ты забудешь, как тебя зовут.       На лице Хоуп вытянулась широкая довольная улыбка. Подруги чокнулись кулачками и сделали вид, что выпивают из несуществующих бокалов до дна. Рейвен даже слегка скривилась и произнесла: — Чем бы закусить?       В этот момент с абсолютно ясного неба хлынул уверенный дождь. Капли красиво сверкали из-за закатного света, отливали оранжевым цветом. Луна могла поклясться, что в её жизни никогда не было более красивого дождя. — Рейвен официально провозглашается тюремным синоптиком! — радостно прокричала Эмори. Подруги поднялись на ноги и запрыгали, радуясь дождю. — Ты ведь хотела промокнуть под дождём, — с улыбкой сказала Луна своей девушке. — Это ты его для меня организовала? — Ну так шаманю немного. Только ради тебя.       Лицо Рейвен засияло самой лёгкой и счастливой улыбок из её арсенала. Она прижалась к Луне и поцеловала её в губы. Луна обняла её обеими руками, желая держать её как можно ближе к себе. Девушки открыто целовались посреди двора, плевав на всё вокруг. Любовь и счастье переполняло их двоих, и им хотелось раствориться в этом моменте. — Девчонки, охранник идёт, — предупредила Эмори увлечённых любовью подруг, но даже это не заставило их отстраниться друг от друга. Им было всё равно. Чтобы не происходило вокруг. Им было так хорошо, что ничего на свете не казалось более важным. Никаких запретов и ограничений просто не существовало. — Заключённые, живо по камерам! Промокните ещё и позаболеете, — послышался не слишком строгий тон Финна неподалёку. В этот момент Рейвен с Луной поняли, что им уж точно не обязательно отлипать друг от друга. — Какой заботливый у нас надзиратель, — насмешливо произнесла отдаляющаяся от них Эмори.       Подруги побежали внутрь тюрьмы, пока Луна с Рейвен всё ещё утопали друг в друге. Голос Финна заговорил уже совсем близко: — Вип-заключённые этой тюрьмы. Вам особое приглашение нужно?       Девушки оторвались друг от друга, и Рейвен посмотрела на друга так задорно и игриво, как будто что-то задумала. Так оно и было. Она с разбегу влетела в Финна, что тот чуть ли не потерял равновесие и не упал вместе с ней. — Что ты творишь, сумасшедшая? — мягко отчитал её парень. — Здесь же камеры. — И кто их смотрит? — Ну если произойдёт какое-нибудь чп, просмотрят. — А чп происходит прямо сейчас. Две заключённые зверски напали на охранника, чтобы повалить его на землю. — Рейвен посмотрела на Луну, приглашая к ней присоединиться, и тогда Луна тоже разбежалась и завалилась на Финна. Вместе они его уронили на землю и прижали собой сверху. Рейвен громко ликовала своей победе над парнем. А Финн сдался, он поддался всеобщему веселью и позволил над собой немножко поиздеваться. — Безумные, — произнёс Финн, валясь на мелкой траве. — Сейчас кто выйдет, и нам всем пизда. — Ничего страшного. Мы тут все любим киски, — отшутилась Рейвен, и Финн искренне вслух рассмеялся. — Значит, у нас набралась целая банда почитателей кисок, — поддержала Луна. — Наши все девчонки тоже. Кроме Харпер. — И твоего бывшего, — усмехнулась Рейвен, и на этот раз рассмеялась Луна. — Ух ты! Я пропустил какую-то интересную историю! — удивился Финн. — Да ничего особенного. Мелочи. Мой бывший теперь живёт с парнем. — М-да уж. Удивительная у тебя жизнь, Луна. — Лучше и не скажешь. Точно, что удивительная. Страна чудес без тормозов. — Фанатка Мураками? — спросила Рейвен. — Да! Я же книжный червь, забыла? — Для червя ты слишком сексуальна. — А ты, значит, в книгах начала разбираться? — спросила у девушки Луна. — Из-за тебя. Ты же знаешь, мои любимые книги — это технические инструкции. — Я бы сказала, это тоже сексуально. — Девочки-девочки, — остановил их Финн. — Это слишком горячо. Пожалейте мою нервную систему. — После он поднялся на ноги и позвал за собой девчонок. — Нам пора заходить. Уже все мокрые. — От дождя или выбранной темы? — насмешливо спросила Луна. — Хватит паясничать, заключённые, — с улыбкой выругался Финн.       Зайдя внутрь, девушки побежали прямиком в душ снимать с себя мокрую одежду. В это время почти все разошлись и в душевой было безлюдно. Девушки встали под один душ и страстно целовались под струёй воды. Вода была еле тёплой, но им это не мешало. Они напали друг на друга, как оголодавшие звери. Этот вечер и дождь так их раззадорил, что оторваться друг от друга они просто не могли. Луна проникла в Рейвен двумя пальцами, сладостно смаковала её губы, ловя её стоны ртом. Рейес крепко цеплялась руками в её плечи, спину, ягодицы. Луна прижала возлюбленную к кафелю, спускалась поцелуями по шее, хватала её сосок губами, аккуратно цепляя зубками. Рейвен стонала всё громче, и этим самым всё больше сводила Луну с ума. Наслаждаться её телом, её кожей — было чуть ли не жизненно необходимым. Луна хотела расцеловать её всю — с головы до ног, и именно это она и собиралась сделать. Она собирала языком капли воды, стекающие по телу Рейвен, спустилась поцелуями по животу и чуть ниже пупка. А после взяла её ногу, закинула её бедро себе на плечо и стала хватать ртом её половые губы, пальцами продолжая толкаться внутрь. Рейвен выгибалась в пояснице, рвано хватала воздух ртом. От наслаждения по её телу словно бы шла пульсация от низа живота и пробегала вверх. Луна схватилась рукой за её попку и прижимала пах девушки ближе к своему лицу. Этот одурманивающий вкус её тела на языке Луна ни на что другое не променяла бы. Казалось, что у неё уже кружится голова от наслаждения. Рейвен была немыслимо прекрасна в каждом уголочке её тела. Она была мягкой, сладкой, любимой. Луна ловила на ней волну мурашек своими пальцами и всё глубже проникала в её тело и в свою любовь к ней.       К сожалению, офигительный секс пришлось закончить по скорее, чтобы успеть попасть в камеру до отбоя. Правда Луна не могла оторваться от девушки, вернулась к её губам и стала целовать их. Неугомонная ласка остановилась тогда, когда девушки заметили чьё-то движение рядом с собой. Луна обернулась и увидела проходящую мимо Хоуп, стыдливо опуская глаза. — Что ты здесь делала? — удивлённо спросила Луна. Ведь она была уверена, что в душевой никого не оставалось. По крайней мере, в поле видимости. Хоуп ненадолго подняла свои заплаканные красные глаза и выдавила из себя: — Простите. — После чего, как можно скорее, выбежала из душевой. Луна смотрела в сторону двери, из которой вышла Хоуп. Она была обеспокоена, и это отчётливо читалось на её лице. Ей хотелось ринуться за подругой, но оставлять Рейвен сейчас было бы тоже некрасиво. — Иди за ней. Узнай, что случилось, — сказала понимающая Рейес. Услышав одобрение, Луна на скорую руку вытерлась полотенцем и оделась, а после поспешила за Хоуп.       Времени до отбоя оставалось совсем немного. Уже скоро их начнут разгонять по камерам. Потому Луна очень спешила попасть к ней в камеру. К счастью, там Хоуп и была. Лежала на кровати, отвернувшись к стенке. На соседней кровати расслабленно лежала её сокамерница Лиз. — Хоуп, объяснишь, что случилось?       Девушка взглянула на неё, но отвечать не спешила. Тогда Луна обратилась к Лиз: — Оставишь нас ненадолго? — Нас скоро по кроватям растащат, — ответила Лиз, не желая покидать камеру. — Ну пожалуйста. Я куплю тебе сникерс.       Лиз оценила предложение с пару секунд и добавила: — И колу. — Договорились.       Лиз вышла из камеры, оставив девушек наедине. И тогда Луна продолжила: — Хоуп? — Извините. Я сидела в душевой за стенкой. Я должна была уйти раньше, но мне было неудобно. — Что ты там вообще делала? Все уже ушли оттуда. — Накатила истерика. Я почувствовала себя так плохо. — Из-за чего? Вечер был замечательный. Ты совсем недавно улыбалась. — Вечер замечательный, правда. И я всегда улыбаюсь, когда не одна.       Луна сразу же вспомнила их откровения во дворе, вспомнила наполненный болью взгляд. — Почему ты ненавидишь мужчин? В этом же дело? Ты их боишься? — Я не могу тебе всего рассказать. Некоторое вещи очень сложно вспоминать. — Хоуп пробирали слёзы, слова давались ей тяжело. — Я любила одну девушку. Я рассказала ей, и после этого она ушла от меня. Она сказала, что ей слишком тяжело с этим смириться, что она так не может. Я рассказала ей о самой терзающей моё сердце боли, а она ушла, она бросила меня. — Я не уйду, — твёрдо сказала Луна. — Я не брошу тебя, слышишь меня? Там у тебя были хреновые друзья, хреновая семья. Ну и пусть идут нахуй все. У тебя теперь новая семья. Мы — твоя семья. — У меня есть только ты. — Не только я. Ты не одна. Девочки привыкают к тебе. Они и меня не сразу приняли как родную. Но поверь, им есть до тебя дело. Рейвен иногда спрашивает меня, хорошо ли всё у тебя. — Правда? — В замученном взгляде промелькнула какая-то наивная лёгкая радость, надежда или благодарность. Что-то из этого. Что-то очень светлое в бесконечно беспробудном мраке. — А Эхо всегда будет готова тебя защитить, если понадобиться. На неё свободно можешь положиться. Эмори дай немного времени, и она будет смеяться над твоими шутками и поддерживать тебя вместе со всеми. Эти девчонки заменили мне всех. Потому я уверенно тебе заявляю, мы — у тебя есть.       На лице Хоуп вытянулась улыбка, хоть слёзы всё ещё блестели на щеках. Луна взяла её за руку, всем своим видом излучая уверенное твёрдое тепло. Тепло, в котором невозможно сомневаться. — Отчим… — попыталась говорить Хоуп. — Он приставал ко мне, когда я была младше. Когда я рассказала об этом маме, он выставил меня больной психопаткой, и мама ему поверила. А он меня с тех пор ненавидел. Он в попку дул своей дочери, моей сводной сестре, а меня прессовал постоянно. Я с тех пор спала с ножом под подушкой. Боялась засыпать, боялась, что он придёт. Он больше не лез, но я много лет спала с ножом. Когда это заметили, меня вновь назвали психопаткой. Меня положили в психушку на месяц. — И после этого твоя девушка ушла от тебя? — удивилась Луна. — Она ушла, потому что я была проблемная.       В этот момент Луна как никогда осознала, прямо прочувствовала слова, которые когда-то давно сказал ей Беллами. О том, что люди не готовы брать на себя ответственность за проблемы других людей. Как же мало, оказывается, людей, способных взять эту ответственность. Проще уйти, не поверить или даже не спросить. Проще оставить человека разбираться самому. Даже родная мать Хоуп не была готова возложить на себя ответственность за жизнь своей дочери. Ей было проще спихнуть всё на расстройство психики Хоуп, чем смириться с мыслью, что она выбрала в мужья не того человека. Проще назвать дочь лгуньей, чем взять на себя ответственность и изменить всё, обвинить мужа, спасти дочь. Ужасно осознавать, что родная мать может уничтожить жизнь собственной дочери. Она повесила на дочь клеймо сумасшедшей из-за своей моральной несостоятельности. В последствии это клеймо обернулось против девочки, и сделало её в глазах большинства убийцей. Стоит один раз закрыть глаза на боль человека, и в конечном итоге это погубит всю его жизнь. Каждый человек даже не представляет какую имеет власть: как сильно он может изменить ход событий не только своей жизни, но и жизни окружающих; сколько он может уничтожить, а сколько спасти одним даже словом или действием своим. Луна для себя однозначно решила, что только она одна способна вытащить Хоуп из того состояния, которое её медленно убивает, которое в конечном итоге убьёт, если она из него не выберется. — Тогда хорошо, что ты здесь оказалась. Здесь не бояться проблем, — подбодрила её Луна. — Я сама уже этому рада. Кто бы мог подумать, что в тюрьме я встречу самого неравнодушного человека во всём этом ебаном мире.       Прозвенел предупредительный звонок о том, что заключённым нужно расходиться по камерам. Луна взяла девушку за руку перед уходом и сказала: — Ничего не бойся. Я с тобой.

***

      Время в тюрьме протекало спокойно и неторопливо. Девушки отпраздновали Рождество. Уже второе Рождество в тюрьме для Луны. Всё было тоже самое, только вместо Харпер была Хоуп. Подруги с ней к тому времени достаточно сблизились, и Хоуп уже не чувствовала себя лишней среди них. Рождество было сказочным временем даже в тюрьме. Холлы украшались бумажными украшениями, сделанные руками заключённых. Стояла искусственная ёлка, украшенная простыми игрушками и гирляндами. Активные девушки устраивают шоу программу для своих, которые смотрели все, включая надзирателей. Кругом праздник, который ценится как никогда. Обычные серые будни приобретают новые краски, и все выглядят более воодушевлёнными, лица девушек наполняются надеждой и радостью. Так же в Рождество заключённым позволяется лечь на пару часов позже. Все общаются друг с другом, дарят подарки, и тюрьма неожиданно становится похожа на простое общежитие. Пусть и всего на один день.       К сожалению, это чудесное время заканчивается. Дальше тянется скучная зима. Скучной она перестаёт быть в те редкие дни, когда выпадает снег. Тогда заключённые превращаются в маленьких детей и выбегают бросаться друг в друга снежками. А потом они же убирают территорию тюрьмы от снега.       Весной пробуждается жизнь. Теплеет, заключённые начинают высаживать цветы и облагораживать территорию. Луна так уже к этому всему привыкла. Если в первый год ей всё казалось новым и другим, то сейчас ей казалось, что она так жила всегда. Прошлое становится всё дальше. Луна реже вспоминает о том, что осталось позади. А будущее совершенно не пугало. Сейчас всё произошедшее казалось ей таким правильным. Будто бы её заключение помогло расставить всё на свои места. Для неё это точно было так. Она любила лучшую девушку на всей планете, и так же горячо была ею любима. Разве можно считать это заключение ужасным происшествием в её жизни? Для неё и для Джона оно точно принесло только пользу. Так же оно положительно повлияло на жизнь Рейвен, Харпер и Хоуп. Как ни странно, Но Луна могла только благодарить судьбу за то, что оказалась здесь. Ну или Мёрфи.       Закончив ужин после работы, Луна просидела в библиотеке с Хоуп. Потом посетила душ, и отправилась в камеру к любимой. Как только она зашла, то была ослеплена светом довольной улыбки её сокамерницы. Обычно Рейвен сидит с озадаченным видом, занимаясь починкой очередного телефона. Её приходиться отвлекать на себя, переключать внимание, Рейвен с улыбкой просила её чуть-чуть подождать, но Луна всегда была нетерпелива. — Тебя что Финн снова угощал пирожным? — Нет, — с неисчезающей с лица улыбкой ответила Рейвен. — Чего тогда такая счастливая? Дай угадаю. Наверное, рада меня видеть? — Очень. — Хм. А это даже чуть настораживает. Забыла, что ты каждый день меня видишь? — Луна, у меня хорошая новость. Только сядь. — О, боже, что там? — поинтересовалась Луна, сгорая от любопытства, и присела на кровать рядом с девушкой. — Мою апелляцию рассмотрели. Улыбка на лице Луны тут же потеряла свою форму: — Тебя выпускают? — Да! — радостно воскликнула Рейвен. — Когда? — Через два дня.       Рейвен ликовала от счастья. А Луна была прижата тяжёлым грузом осознания. Она должна была радоваться, но почему-то не могла. Она не могла поверить в это. Она не могла представить себе жизнь без Рейвен. — Так быстро? — безнадёжно произнесла она. — Ты не рада? — Улыбка покинула лицо Рейвен. — Я рада. Конечно, я рада за тебя, — ответила Луна, натянув неискреннюю улыбку. — Это просто неожиданно. — Я понимаю. Нас разделят решётки. — На полтора года, — с внутренне спрятанным ужасом произнесла Луна. — Это будет тяжело. Но ты не представляешь, как сильно я хочу покинуть эти стены. Я провела здесь ебанные четыре года. Мне так уже хочется жить, как все нормальные люди. — Да, малышка. Ты это заслужила.

***

      Все эти два дня Луна от Рейвен практически не отлипала. Она ловила каждое её движение рук, её взгляд, её улыбку. Хотела всё впитать это и запомнить. Хоть они и будут видеться. Рейвен обещала приходить как можно чаще, но этого будет так мало. Безбожно мало. Сердце Луны разрывалось от одной только мысли об этом. — Харпер ты уже известила? — спрашивала Эхо за обедом. — Да, — ответила Рейвен. — У неё счастья полные штаны. Она сказала, что прибежит меня встречать из тюрьмы. — Какие же вы обе везучие! — сказала Эмори. — Как я вам завидую. — Да ты здесь пораньше нас выйдешь, — сказала ей Эхо. — Да я, по идее, и раньше Рейвен должна была выйти. — Я вообще лучше промолчу, — грустно произнесла Хоуп. — Мне ещё сидеть и сидеть. — Не переживай. Мы обе с тобой поздние пташки. Когда-то будем вдвоём тут куковать, — подбодрила девушку Эхо.       Луна слушала их и всё ещё не могла смириться. Неужели это правда? Два дня — как же это жестоко. Как бы ей хотелось растянуть это время, секунды превратить в вечность. Луна была слишком не готова расставаться с ней сейчас. Рейвен, заметив грусть любимой, взяла её за руку и подарила свой нежный взгляд. Луна вытянула улыбку, чтобы не выглядеть слишком печальной. — Присмотрите за моим совёнком? — спросила у подруг Рейвен, не отрывая взгляда от Луны. — А то она любит встревать в приключения. — Не беспокойся. Руки, ноги свяжем, и не рыпнется, — заверила Эхо. — Или закроем в стиральной машине, — добавила Эмори. — Почему в стиральной машине? — не поняла Хоуп. — А она уже там бывала. Затаскалась, решили отстирать. — Однажды у неё умер парень… — пояснила Эхо. — Что? Я не знала об этом, — Хоуп испуганно посмотрела на Луну. — Он умер-то всего на четыре дня. Решила, что не так это важно, чтобы об этом рассказывать, — ответила Луна. — Как это на четыре дня? — Видимо, нашёлся на него один Франкенштейн, — прокомментировала Эмори. — Не заморачивайся. Он долбанутый слегка, — ответила Луна Хоуп. — М-да уж, как хорошо, что здесь нет мужчин, — сказала Рейвен. — Это должна была сказать Хоуп, — иронично отчитала её Эмори. — Она же здесь мужененавистница. — Ну нет же! — со смехом отрицала Хоуп. — Но они, и правда, все странные. — Была бы здесь Харпер, она бы однозначно сейчас что-то сказала про члены. — Поэтому она единственная, кто сейчас живёт с парнем, — усмехнулась Рейвен. — Ага. Только говорила она про афроамериканские агрегаты, а по факту связалась с каким-то китайцем, — иронично отозвалась Эмори. — Все же знают, что в штанах у этих китайцев невеликое достояние. — Его зовут Монти. И он — кореец, — Луна полностью скопировал манеру Харпер в тот момент, когда она говорила это девочкам. Подруги рассмеялись, вспомнив тот день. Одна только Хоуп не совсем понимала, о чём идёт речь, но всё же улыбалась, глядя на них. — Сначала нас бросила Харпер. Теперь и ты уходишь, — печально произнесла Эмори, обращаясь к Рейвен. — Главное не заведи себе там корейца, — сказала Эхо. — Эй! Я вообще-то помолвлена, — оборвала подруг Рейвен. — Да? — Луна сценично подняла брови в удивлении. — Ну буду же когда-то, — Рейвен подарила девушке самую обворожительную улыбку. — Так. Только свадьбу без нас не сыграйте, — угрожающе предупредила Эмори. — Помним. Ещё Харпер впереди на очереди.

***

      Чёртовы два дня пролетели безжалостно быстро. Девушки стояли вокруг Рейвен, подолгу обнимались, плакали от счастья и грусти, растягивали прощание, как могли. Луна держалась из последних сил, внутренняя тяжесть чуть ли не валила её с ног. Она любила Рейвен во все глаза, обволакивала её нежностью с головы до ног. Они обнимали друг друга не только руками, и зарывались в друг друга, целуясь. Луна не знала, где найти в себе силы, чтобы отпустить её. Как же это было тяжело, если бы кто-то знал! — Помнишь, как я тебя учила? — Произнесла Рейвен ей на ухо. — Включаешь мобильный на вибро и проникаешь внутрь.       Луна рассмеялась и обняла её покрепче. — А я буду присылать тебе горячие фоточки, — дополнила Рейес. — Каждый вечер новые. И чтобы не пропускала, — шуточно наказала Луна. — Я люблю тебя, — с нежностью произнесла Рейвен.       Луна не сдержала слёзы. Она поглубже вдохнула запах её волос и ответила: — Я тоже тебя люблю, малышка. — Заключённая Рейес на выход!       Надзиратели вывели девушку. Луна хватались за неё взглядом до последнего. Она всё ещё чувствовала тепло её тела на своих ладонях. До осознания всё ещё никак не доходило, что Рейвен теперь будет на другой стороне. Но в сердце образовалась сквозная дыра. Луна боялась пошевелиться, будто бы может умереть от кровотечения. — Я люблю тебя, — повторила про себя Луна. — Скоро я буду рядом.

8.1. Шаг через себя.

      Комната была заполнена полумраком, словно окутана туманом, в котором исчезают силуэты. Джон смотрел в одну точку, особенно ни о чём не думая. Он один? В комнате так тихо. Джона наполнило неумолимое чувство, что он теперь навсегда один. Что никогда не будет иначе. Эта мысль осела в его голове и обосновалась там. Он чувствовал её сквозь ломоту, жар и головную боль. Чувство, что он находится на необитаемом острове и его никто никогда не придёт навестить. Чувство, что он сдохнет здесь. Джону было так хреново. Он и в здоровом состоянии чувствовал постоянную слабость, через силу заставлял себя двигаться и жить. Сейчас он чувствовал себя так, будто бы руки и ноги отказали, а в вены залили что-то тяжёлое и горячее. От бессилия парень почти всё время спал, но не слишком крепко. Он слышал, как иногда в комнату заходил Беллами, прикасался к нему, проверял. Когда он уходил, Джон боялся, что тот больше не вернётся. Такой глупый страх, Беллами всё-таки в своём доме. Но Джон всё меньше стал что-либо понимать и анализировать. Он чувствовал необъяснимую и необоснованную тревогу внутри себя.       По комнате вновь раздался звук шагов, но это были не те шаги, не шаги Беллами. Джон мгновенно запаниковал, хоть и снаружи он свою панику ничем не выдал — хотя бы уже потому, что сил на это не хватало. В голову полезли совсем ебанутые мысли. Кто-то пришёл причинить ему вред. Этого кого-то Беллами впустил в свой дом. Специально. — Проснулся? — послышался женский голос, и чья-то ласковая лёгкая рука коснулась его лба. — Лучше не становится?       Джон увидел перед собой Октавию. Вспомнил, о чём думал только что, и сам этому поразился. Сонный больной мозг выдаёт очень странные вещи. — Что ты здесь делаешь? — спросил слабым хриплым голосом парень. — Беллами нужно было отъехать. Он попросил приглядеть за тобой. — Не нужно за мной приглядывать. Я не ребёнок. — А ведёшь себя, как ребёнок, — отчитала его Октавия. — Ну что за глупости? Почему ты отказываешься от лечения в больнице. — Потому что мне так легче, — признался Джон. — Это бережёт меня от реальной непосильной боли.       Девушка задумалась, сделав небольшую паузу, и продолжила: — Неужели у тебя всегда всё настолько плохо? — Не всегда. Давай я пока не буду об этом говорить? Пожалуйста, — вымолил Джон. — Беллами тоже был какой-то слишком мрачный, — Октавия озвучила свои мысли вслух. — Но чтобы до завтра у вас у обоих это прошло, ясно? Завтра у Беллами днюха. Надеюсь, ты помнишь? — Конечно, помню. — Джон перевернулся на спину и тяжело вздохнул. От движения боль пульсировала с новой силой. По телу бил холодный озноб. Джон бросил неживой взгляд в потолок и замер на месте. Октавия, сидевшая рядом, перебралась через него, и легла рядом, положив голову на соседнюю подушку. — Я заметила, что ты перечитываешь «Охоту». — Ты подсунула мне книгу брата, — с несерьёзным укором произнёс Джон. — Да. Помнишь, как я рассказывала тебе о нём, когда ты его ещё не знал? Кто бы мог тогда подумать, что всё так измениться. Всё тогда было таким другим. И все были другими: я, Беллами, ты. Мы были как дети. Мы и были детьми. В какой момент всё изменилось? — У каждого это был свой переломный момент. — Не хочу вспоминать, — отвергла эти мысли Октавия. — Хотя я никогда не забываю. А ты? Я ведь помню ещё не так давно я видела, как ты светился от счастья, я даже не сразу поверила, что не сплю. Когда я была узницей, а ты спешил к Беллами на свидание. Ты был безмерно счастлив, как ребёнок, просто потому что он уделил тебе немного внимания. Но что сейчас? Ты ведь теперь живёшь с ним. Разве это не то, о чём ты мечтал? — Он уделил мне тогда внимание, чтобы сделать из меня наживку для Диксона. Ты это прекрасно знаешь. Ты мне об этом рассказала. — Его голос звучал с холодной убийственной злостью, несмотря даже на то, как он был болен и физически слаб сейчас. Эта злость была адресована не ей, и она это знала. — Как жаль, что то был первый и последний раз, когда я видела тебя счастливым, — с глубокой грустью призналась Октавия. Джон и сам с болью вспоминал тот самый прекрасный день своей жизни. Он бы отдал всё, чтобы вернуться в тот день и пережить его заново. За этот день он бы отдал все прошлые и все будущие дни. Прожил бы этот день и умер.       Ненадолго повисло молчание, а после Октавия открыла книгу на той странице, на которой была оставлена красная лента в качестве закладки. — Я почитаю тебе вслух с момента, где ты остановился. Как раз перед путешествием на Хоккайдо. Я особенно обожаю историю с этого момента.       Девушка принялась читать. Её монотонный приятный голос убаюкивал, но спать Джон уже не мог. Он просто слушал её с закрытыми глазами. В голове вырисовывались образы. Джон представлял те просторы, о которых читала Октавия. Будто бы сильные руки подхватили и подняли ввысь, подальше от реальности. Ноги оторвались от земли и зависли в воздухе. Воображение — лучшее из лекарств. Только действует не очень долго. Всегда приходится вернуться в реальность. — Не помешал? — послышался голос Беллами. Джон открыл глаза, и его сердце забилось живее при виде парня. — Ух ты. Время пролетело так быстро, — сказала Октавия.       Беллами посмотрел на Джона мрачным взглядом, и опустил руку ему на лоб. Джон впитывал его глазами, будто бы видит его в последний раз. Он был рад тому, что чувствует себя так ужасно, ведь в таком состоянии Беллами точно не заговорит с ним о расставании. Больше всего, Джон боялся именно этого разговора. Но он неизбежен. После того, как Джон сказал ему, что не верит Беллами и не сможет никогда ему верить, чтобы тот ни делал — конец их отношениям неизбежен. И кто вообще придумал, что откровенность — это хорошо, и что она сближает? Порой ничто так не отдаляет людей, как откровенность. Джон ругал себя за то, что сорвался тогда и всё высказал. Беллами выглядел как человек, которого всё на свете заебало. Это плохой знак. Если Блейку тяжело с Джоном, то зачем ему с ним быть? И ведь вполне логично, что незачем. Вряд ли его устраивает тот расклад, что с ним находится человек, настолько несчастный с ним, и то, что изменить это Блейк не в силах. Раньше он хотя бы надеялся всё изменить, но если это невозможно, то и смысла тянуть эту лямку никакого. Он это понимает, потому и выглядит таким загруженным. Он лишь откладывает этот разговор, пока Джон не выздоровеет. И, чёрт возьми, Джон так не хочет выздоравливать! — Чёрт, — выругался Беллами и поморщился. — Я же собирался привести знакомого медика. Видимо, и у меня начались проблемы с памятью. — Похоже, это передаётся половым путём, — ответил Джон. — А ты уже, значит, шутить начал? — слегка удивился Блейк. — Это хорошо. Но всё-таки тебе нужно лечение. Мне не нравится, что ты целые сутки не приходишь в норму.       «Лучшим лечением будет, если ты забудешь всё, что я вчера наговорил, и никуда от меня не уйдёшь, » — пронеслось в голове Джона. Как хорошо, что из-за его болезненного состояния, нельзя было заметить, проступившую боль во взгляде. В скорости Октавия ушла. Беллами пошёл проводить её, и больше не возвращался. Джон включил телевизор, пытался отвлечься. Он переключал один канал за другим, бесчисленное количество глупых бессмысленных шоу. Остановился на первом попавшемся фильме — Эдвард руки-ножницы. Джон слышал об этом фильме не раз, но так ни разу и не смотрел. Первое впечатление о фильме было неопределённое, но вскоре Джон сам не заметил, как втянулся.       Время близилось к ночи. Беллами вошёл в спальню и лёг рядом на кровать. — Ты и этот фильм раньше не видел? — голос Беллами был такой ровный и монотонный. — Нет. — В детстве я его сотни раз пересмотрел. — Очень часто я чувствую себя так же, как этот парень с ножницами вместо рук, — признался Джон.       После недолгой паузы, Беллами спросил: — А в данный момент как твоё самочувствие? — Чуть лучше. — Температура? — Спадает понемногу. — Отлично, — выдохнул Беллами. Они досмотрели вместе фильм, так ни о чём больше не заговорив, а после легли спать. Джона ужасно напрягало молчание парня. Он обычно не такой. Всегда найдёт о чём поговорить, рассказать или поинтересоваться. К Джону вернулась та жуткая паранойя, которая периодически его навещает и делает из него жалкого труса. Джон только стал привыкать прикасаться к Беллами, не зажимаясь и не боясь, а теперь ему вновь кажется, что любое неверное движение может оказаться последним.

***

      После полудня дом быстро наполнился гостями. С самого утра день прошёл в суете и подготовке. Октавия прискакала к девяти утра. Как раз к этому времени проснулся Беллами. Тогда, когда Джон, всегда просыпающийся ни свет ни заря, встал на полчаса раньше Блейка. Чувствовал он себя не слишком бодро. Его странная хворь прошла, Джон был в норме, но физическая слабость его не отпускала.       В общем, из-за утренней подготовки к празднику, а после из-за пребывания друзей, Беллами с Джоном так толком ни о чём не поговорили. Отделались общими словами: Джон поздравил его, а Беллами спросил о его самочувствии. Разговор выдался холодным, как у двух едва ли знакомых друг с другом людей. — Вы поругались? — спросила заметившая всё Октавия, когда Беллами оставил их с Джоном наедине. Мёрфи не знал, что ответить. Вроде бы не ругались, но просто скоро расстанутся. — Нет. — А что тогда с вами? — Девушка так и не услышала ответа. — Иди поговори с ним. — Я уже поговорил. И лучше бы я этого не делал. — Что ты сказал? — Всё, что думаю. Сказал, что не могу быть с ним счастлив. — Джон не скрывал горечи и сожаления. — Теперь боюсь последствий. — Каких? — Мы не говорили больше. Я сказал это, и он стал мне чужим. Он никогда ещё не был таким отчуждённым со мной. — А ты сам-то чего хочешь?       В этом основная проблема. Джон то сам старается держать дистанцию, хочет освободиться от Беллами, убежать от него. То, как припадочный, и думать боится его потерять. Как же Беллами может понять его, если Джон сам в себе разобраться не может? — Ты говорила вчера о том, каким ты видела меня счастливым когда-то. Я с ужасом понимаю, что мне возможно таким больше никогда не быть. Я очень хочу, чтобы сам факт этого понимания был стёрт с моей жизни. Чтобы я наконец стёр всё дерьмо из своей памяти. Я хочу вернуть надежду. Только она и делала мою жизнь светлее всё это время. Но я не знаю, как это сделать, поэтому просто метаюсь из крайности в крайность. Себя мучаю, и Беллами тоже. Не знаю, насколько его терпения ещё хватит. Мне кажется, он уже очень устал.       Этот разговор состоялся ещё утром. Октавия сочувственно выслушала, попыталась найти какой-то выход, но и она наткнулась на тупик. Джон и не ждал от кого-то помощи. Само собой, никто, кроме него эту ситуацию не усложняет. Следственно, никто, кроме него, решить эту проблемы не может. Но и он не может.       Друзья постепенно прибывали. Беллами всех встречал, со всеми общался. Он выглядел чуть веселее, легко вёл разговоры и улыбался, но чувствовалось, что это выдавленное веселье, наигранное. По крайней мере, Джон это видел. Он вспомнил прошлый его день рождения. Когда сам пришёл в качестве гостя, его встретила Луна — весёлая и жизнерадостная (это, кстати, был последний раз, когда Джон её такой видел). Джон чувствовал себя чужим в этом доме, совсем не к месту. Беллами тогда говорил по телефону и выглядел не совсем довольным, и Джон даже не знал, что у того в жизни происходит. Ему так хотелось стать ближе и это узнать. Почему же сейчас он бежит от него, как от огня? А потом понимает, что без огня погибнет, возвращается с осторожностью и с опаской, боясь сгореть дотла, но не останавливаясь. — Эй, Джон, привет! — произнесла подскочившая к нему Харпер. Мёрфи, при виде неё, мечтал испариться. Но пришлось ответить ей, не разделяя её энтузиазм от встречи: — Привет. — Слушай, я знаю, что влезла тогда во что-то очень личное. Мы всего день знакомы, а я уже знаю о тебе такое, чего знать не хотела бы совсем, да и ты это не хотел бы мне открывать… — Ты ничего не знаешь, — холодно оборвал её Джон. — Да стой ты! Дай человеку выговориться! — эту девчонку нельзя было остановить, смутить или отпугнуть. — Я не знаю, конечно, что там у тебя происходило, откуда это видео, но я верю, что ты не при чём. Я хоть тебя не знаю, но тебя хорошо знает Монти, а я ему верю. Он за тебя топит, вообще не сомневаясь. Как тут не поверишь? Раз друзья за тебя горой, значит ты стопудово хороший человек. — Как мило, — со скрытой иронией ответил Мёрфи. — Давай сделаем вид, что этого неприятного инцидента просто не было и всё, лады?       Просто не было?! Её непосредственности позавидует и пятилетний ребёнок! Было бы это так просто. Джон и сам бы хотел стереть это из своей памяти и из памяти Беллами заодно. А ещё бы тот разговор, который последовал из-за гребаного любопытства этой девчонки. Джон теряет последний смысл своего существования из-за её длинного носа. — Договорились. И ты больше в мою жизнь не влезаешь, окей? — Да само собой! О чём базар? — уверила Харпер, а после обратила свой заинтересованный взгляд на лестницу. — А что там на втором этаже? Пойдём покажешь мне! — Девушка схватила Джона за локоть и потащила его за собой. — Я только что тебе что говорил? — напомнил ей парень. — Что-то очень нудное, — вздорно ответила она, и уже тянула его за собой по лестнице на второй этаж.       Девушка довольно бесцеремонно заглядывала в комнаты, восхищённо обрадовалась огромной ванной комнате и многому другому. Джон ходил за ней, молчал и просто слушал её, вообще не понимая, для чего он ей сдался, ведь она и сама справляется с осмотром комнат. Может считает, что с Джоном это делать немного приличней. — Покажи мне вещи Луны. — Они в сумках сложены. — Ну пожалуйста.       Джон вытащил из глубины шкафа одну из сумок. Харпер вытащила её одежду и с интересом рассматривала всё, что под руку попадалось. — Ничего себе! У неё отличный вкус. А ткань какая приятная. Дорогие шмотки, наверное.       Не сложно было догадаться, что детство Харпер прошло в бедности, да и повзрослев она не видела много денег. Джон вот, в следствии этого, потерял какую-либо надобность или интерес к роскоши. Ну а кто-то, как Харпер, тянется к дорогим красивым вещам, особенно оценивая за недоступность. Её детская непосредственность нисколько не раздражала, даже умиляла. Джон увидел в ней маленькую девочку, у которой не было того, чего всегда хотелось. Теперь она готова с искренним восторгом и наслаждением радоваться вещам, которые даже не принадлежат ей. Джона снова посетили флешбеки по детству. Недостаток еды, одежды, техники, что была у всех. Джон играл в старый тетрис, носил толстовку зимой по улице, обворовывал автоматы с шоколадками и газировкой. Сейчас он живёт в таком большом доме, о котором вряд ли даже когда-то мечтал, но на это ему всё равно. Только сейчас он подумал, что может быть это странно. Люди ценят комфорт. — Джон, смотри сюда, — вырвала его из размышлений Харпер. Джон глянул в её сторону и попался в кадр её селфи. Девушка посмотрела на результат и сказала: — Класс фотка. Отправлю Луне. — Стой! — попытался остановить её парень. — Зачем? — Ну как? Показать ей, что я в её бывшей комнате тусуюсь. — А меня зачем фоткать? — Да не парься. Ты хорошо получился. Ты фотогеничен. Думаю, с любого ракурса будешь отлично смотреться. Ну это уже только Беллами известно наверняка.       Джон не стал начинать с ней борьбу, сдался до боя. Она была слишком для него активна и неудержима. Тем более, для его замедленной реакции на всё. Девушка носилась по дому бездумно как ураган, слишком живая и эмоциональная. Джон был к такому не готов. Потому пытался вернуть её на первый этаж, где её внимание будет рассеиваться ещё на кого-то, а не только на него одного. — Луна — идеальная девушка, — говорила Харпер, пока складывала вещи подруги назад в сумку. — Будь бы я парнем, я бы от неё голову потеряла. Ну или если бы я была Рейвен. — Нам пора к гостям, — торопил её парень. — А как так вышло, что вы с Беллами замутили? — Девушка особо не слушала Джона и никуда не торопилась.       Джон насмешливо ответил на её вопрос в своей голове: «По приколу отсосал ему на балконе Монти и вляпался по-полной». А ответил совсем другое: — Не-а. Я же сказал, в жизнь мою не лезешь. — Фу, ты какой несговорчивый, — скривилась Харпер. — Неужели не хочется поделиться? — Нет, — сухо ответил он.       Харпер вернула сумку, Джон засунул её обратно, и после того они спустились в гостиную. Как только они спустились, Джон увидел среди друзей Кларк и остолбенел на месте. Её ещё не хватало. Как будто у Джона мало поводов для тревоги. Кларк заприметила появившихся Джона и Харпер, и подошла к ним. — Привет, ты же девушка Монти, верно? — А ты порно-звезда? — с довольным видом спросила девушка. — Харпер, пожалуйста, прекрати всем об этом говорить! — рыкнул на неё Джон. — А вы, я смотрю, подружились, — невозмутимо подметила Кларк. — Я кстати тюремная подруга Луны. Вот вышла не так давно. — Не знакома с ней лично. — Оно и отлично! Ей было бы особенно хреново, если бы Беллами спал ещё и с её подругой. — Ей и так несладко, — произнесла Кларк, пристально посмотрев Джону в глаза. — Вы разве не были с ней друзьями, Джон? — Не были, — сухо отбил парень. — Это другое. Он после их разрыва с Беллами сошёлся, — сказала Харпер. — Ты так в этом уверенна? — спросила Кларк с лёгкой насмешливой иронией на лице. Харпер растерянно глянула на Джона, в то время парень сверлил недобрым взглядом Кларк. — Я пойду уделю внимание имениннику, — невинно произнесла Кларк и покинула их. — Это правда? Беллами изменял ей с тобой? — пыталась выяснить Харпер. Джон не отвечал ей, а лишь продолжал смотреть в сторону Кларк, мысленно желая ей провалиться под землю и не дойти до Беллами. — Чёрт! Это я хреновая подруга, получается. Надо удалить ту фотку. — Харпер глянула в свой телефон и безнадёжно произнесла. — Поздно. Она прочитала и даже ответила. Пожелала нам хорошо потусоваться, а тебе советует положить на всё хер и высыпаться. — Харпер посмотрела на Джона и продолжила: — Ты и правда выглядишь замученным на фотке. Хотя и в жизни так. Что с тобой? У Беллами не встаёт по понедельникам? — Он всё так же молчал, и девушка снова куда-то потащила его. — Пойдём тогда к бару, будем тебе настроение подымать. Со мной ты скоро даже запляшешь. — Харпер, скажи, почему я? — задал вопрос Джон с какой-то даже обречённостью в голосе. — Потому что я тут мало кого знаю. И то все около Беллами сейчас трутся. Пошли давай! Где твоё гостеприимство?       Девушка потащила его за собой, и Мёрфи неохотно пошёл за ней. Вот на какой хер она вообще прицепилась? Не то чтобы она раздражала. Она была даже милой и забавной, но Джону было вообще не до того сейчас, после того, что случилось буквально позавчера. А ещё неприятен был факт, что она при этом присутствовала. Как-то странно, что человек, которого Джон видит второй раз в своей жизни, знает о нём настолько личную и страшную тайну. Так она ещё и толком не знает, что к чему. Вроде бы, правда не верит в то, что Джон дрочит на детей, иначе бы так мило с ним не общалась. Харпер стала что-то разливать в два бокала, Джон не следил за её действиями. Он часто поглядывал на Беллами издалека. Они отдельно друг от друга на протяжении всего дня. В общем, как и на протяжении прошлого дня. Джон даже стал забывать, как это, когда Беллами тепло улыбается и обнимает его. Будто бы этого никогда и не было в реальности, а только в фантазиях. Всё тело вновь заныло от странного вида боли. Боли, предчувствующей потерю. — На вот, держи, — девушка ткнула ему коктейль в руку. — Пить сам будешь? Или тебя с рук напоить?       Джон только хотел поднести к губам, и она его остановила: — А тост? Кто тебя учил коллективным пьянкам? За что выпьем?       Джон не знал, что и сказать ей. Немного задумался и сказал первое, что пришло в голову: — За твой выход из тюрьмы? — Так давно уже. Давай лучше за то, чтобы в понедельники секс был не хуже, чем в выходные.       Джон усмехнулся краем губ, уже не зная, как на это всё реагировать. И тут же почувствовал, как из руки его кто-то забирает бокал. Джон растерянно обернулся и увидел перед собой Беллами. Так волнующе близко, что даже удивился сначала, что тот может быть так близко, а не только манящей картинкой издалека. — Подожди пока с этим, — сказал Беллами и отставил бокал. Он прикоснулся двумя пальцами к его виску. — Ты точно здоров?       Джон вцепился в него взглядом, как на явившегося во плоти Бога. Сердцебиение стало оглушать его. Он был явно здоров до того, пока Беллами к нему не прикоснулся. — Всё хорошо, — ответил Джон. Беллами разорвал прикосновение, но не разорвал взгляда. Они смотрели друг другу в глаза и молчали, но их взгляды говорили о многом. Джон чувствовал себя поувереннее, ведь Беллами не станет при Харпер с ним расставаться. Значит, ещё не сейчас. «Прекрати всё время об этом думать, » — выругался на себя Джон. — Поосторожней с алкоголем, пожалуйста, — попросил Беллами. Джон осознал тот факт, что Блейк, окружённый друзьями и увлечёнными обсуждениями, заметил бокал в руках Джона и оказался рядом в считанные секунды, словно привидение, чтобы убедиться в его хорошем самочувствии. Это даёт хоть какую-то надежду?       Кто-то из друзей позвал Блейка, и тот ушёл, не задерживаясь. Джон заметил, как дрожат его руки. Всё этот чёртов страх, обострившаяся паранойя и такая острая нужда в его прикосновениях. — Ты что такой нервный стал, как он ушёл? — сразу же заметила его состояние Харпер. — Он абьюзер? Он бьёт тебя? — Боже мой, Харпер, и где ты таких страстей понабралась? — В тюрьме. Ты что ли забыл, откуда я? Ну тебе, правда, надо что-то с нервишками делать. Ничего же не произошло. На вот первую дозу лекарства. — Девушка снова настойчиво протянула бокал. Джон сделал несколько глотков. — Так вы с Луной всё-таки дружили или нет? — Я не могу называть её своей подругой. Я спал с её парнем. — Почему не спал с Луной?       Джон рассмеялся. Даже немного нервно. Хотя другой смех из него сейчас бы не вышел. — Или с девушками ты не спишь? — Я последние два года не сплю ни с девушками, ни с парнями, а только с ним. — Два года?! — громко удивилась Харпер. — Да Луна даже столько не сидит! Капец! Я бы на её месте убила бы обоих. — Клюшкой для гольфа? — усмехнулся Джон, а после заметил, как Кларк мило улыбается Блейку, пока они о чём-то говорят. — Мне бы она сейчас пригодилась. — Дам совет. Клюшка не нужна, можешь разбить ей лицо чем-угодно, — ответила Харпер, заметив, куда он смотрит. — А лучше ему, заодно отмстишь не только за себя, но и за Луну. — Вот вы где! — вмешался Атом, а после обратился к Харпер отдельно: — Монти уже тебя обыскался. — А Джон проводил мне экскурсию по второму этажу. Я раньше в таких домах не была. Чудо-дом, чудо! — Надо будет тебя пригласить к себе домой. Заодно и Монти выгуляешь. — Вау! Обязательно! Я пойду найду Монти, он же искал меня. — Потом девушка указала на Мёрфи, по-прежнему обращаясь к Атому: — Не оставляй его, а то смотри какой кислый. И следи, чтобы пил алкоголь. — Ох, можешь не беспокоиться. За этим уж точно прослежу. — Девушка покинула их, и Атом продолжил говорить только с Джоном: — Если что, мы с Октавией даже насильно вливать умеем. Миллер подтвердит. — Наконец-то она ушла, — выдохнул Джон. — Что, надоела уже? — Она слишком часто говорит о Луне, и о том видео, где Беллами с Кларк. Да и в принципе она много говорит. — Да, она шустрая. Мне она нравится. Я ожидал, что девушка Монти будет тихоней и скромняшкой. Но такими из тюрьмы не выходят. Луна, наверное, будет ногами двери вышибать прежде, чем войти. — Луна меня не ненавидит, — поделился Джон, сам до конца не осознавая то, о чём говорит. — Она передала через Харпер, чтобы я забил на всё и высыпался. Она пожелала мне не сдохнуть, а выспаться. — А ведь хороший совет. Я бы ещё пожелал тебе обретать союзников, а не только врагов. Беллами вот — сильный союзник. Как мы с тобой уже обсуждали когда-то, но ты всё время забываешь, что принимать помощь — это не признак слабости. Всем людям нужна помощь. — Я и сам справляюсь, — сухо ответил Мёрфи. — Это ложь, сам прекрасно знаешь. — Всегда справлялся. — Да. Только хреново справлялся, раз нажил себе психическое расстройство, — высказал Атом. — Понимаю, ты всегда справлялся сам, даже когда сипилявкой такой был. Но это не значит, что взрослым тебе будет легко. У детей хотя бы развито воображения, ещё дети ни хрена не понимают, как всё устроено, полны надежд и наивности. А взрослые прекрасно осознают в какой пизде находятся. Потому ни хрена тебе не проще. Ты заебался уже один справляться, просто боишься это признать себе, и боишься кому-то довериться. — А кому довериться-то? Беллами? Он для меня чужой. — Он это знает. И его это гложет. — Не я делаю его чужим. — Да? — усомнился Атом. — А с виду ты от него отдаляешься, а он пытается пробраться сквозь выстроенные тобой стены. — Это только с виду так. Я отдаляюсь, чтобы хоть как-то защититься. Ему это не нужно, он и так защищён, а я нет. — Я понимаю, о чём ты. И ты прав. Он защищён. Да так хорошо защищён, что сам тому не рад, хоть и не осознаёт этого. Его броня — слишком тяжёлая ноша, с которой он всё никак не расстанется. Я думаю, ему просто необходима твоя помощь. Он это никогда не признает. Он уверен в том, что это он должен тебе помочь, но на самом деле, всё наоборот — он сам нуждается в помощи.       Джон удивился. Подобные мысли ему ещё не приходили в голову. — Да чем я могу ему помочь? Я самому себе помочь не могу. — Знаешь ли, я вижу, что важнее тебя сейчас для него никого нет. Раньше самой важной была для него Октавия. Но он охладел к ней после стольких лет её ненависти. Видимо, она сделала ему очень больно, и он реально отпустил её. Теперь у него никого ближе тебя нет. Он видит перспективу ваших отношений, он вкладывает в них. Ведь ты человек, который любит его больше, чем кто-либо на этой планете. Потому, когда он натыкается на стену, которую ты перед ним выстроил, чтобы от него защититься, он готов разбиться об эту стену, но только бы проникнуть за её пределы. Ведь знает, что его за ними ждёт тот, кому нужно его тепло. А Беллами привык быть нужным. Я тебе, конечно, наговорил сейчас очень сопливую речь, но блять так оно и есть, друг! И вот он ходит весь такой прокисший в свой день рождения. Всё потому что заебался долбиться об эту стену, но хрен там он остановится.       Джон вспомнил о том, как убил его надежду. Атом, возможно, об этом просто не знает. Откуда ему знать, что Беллами не остановится? Любой может устать. Тем более, когда нет никакой надежды на лучшее. Джон уж как никто знает, как пагубно отсутствие надежды. Это топит его, топит и всех окружающих. Парень нашёл глазами Беллами. Кларк всё ещё стояла рядом с ним, они о чём-то говорили. Рядом были ещё ребята, но это как-то не успокаивало. Хотя сейчас Джон не чувствовал злости из-за её близости к Блейку, это была глубокая тоска, сожаление, даже зависть из-за того, что он не может быть таким лёгким, не может не усложнять. Возможно, Кларк несёт непосредственную опасность прямо сейчас. Потому что уставшему от сложности и бесперспективности их взаимоотношений Беллами особенно просто клюнуть на милую девушку, которая предложит ему отсутствие этих самых проблем. — Кларк нравится ему? — спросил Джон, глядя в их сторону. Параноидальная тревога и страх переполняли его до краёв и сочились кровоточащей раной изнутри. — Не знаю. О ней он не говорит, — ответил Атом. — Только о тебе. Как я и сказал, ни Кларк, ни любая другая — никто для него не важнее тебя. — А надолго ли? — печально усомнился парень. — Это от тебя зависит. Долго ли ты будешь отходить в сторону?

***

      Уже глубокой ночью дом опустел. Тишина, от которой уже отвык слух, ощущалось какой-то искусственной. Словно бы Джона накрыло куполом, за пределами которого всё также необузданной стихией буйствует шум от музыки и разговоров. Джон собирал все тарелки и бокалы по дому, после загружал всё в посудомоечную машину — наконец научился ей пользоваться. Беллами вернулся с улицы, проводив последних гостей. Он подошёл к Джону на кухню и остановился рядом. Парень в этот момент натирал бокалы, он напрягся от присутствия Беллами, всё так же предчувствуя неизбежный исход. — Оставь это. Завтра утром придёт домработница, — произнёс Беллами. — Ничего. Я тоже справлюсь. — Джон до последнего пытался избежать разговора, хотя бежать уже и некуда. Вот они остались одни, никто и ничто не мешает. Но Джон старательно пытается занять себя уборкой, готов совершить любые нелепые попытки оттянуть неизбежное. Беллами опёрся об кухонную столешницу, он молчал и не уходил. Джон ощутил насколько тяжёлое его молчание. От этого молчания несло неумолимой угрозой. Джон мечтал прямо сейчас оглохнуть, только бы этот разговор так и не состоялся. От волнения парень не знал, куда деться. Он бегло осмотрел Блейка, чувствовал, что должен что-то сказать, чтобы отвлечь его, но голова была полностью забита страхом. Джон банально прокомментировал то, что видел перед собой: — Выглядишь уставшим. — Измучил себя мыслями, — сухо ответил Беллами. — Подумать-то есть о чём.       «Нашёл о чём с ним заговорить, идиот,» — мысленно выругался на себя Мёрфи. Хотя даже на самого себя не нашёл сил разозлиться. В нём говорила безысходная тревога. — И мои размышления привели меня к кое-какому решению, — спустя короткую паузу продолжил Блейк. В этот момент сердце Джона будто остановилось, и он даже случайно выронил бокал из рук. Тот звонко звякнул и разлетелся на осколки перед ногами. — Чёрт, прости. Я сейчас, — сказал Джона, жутко нервничая, и стал судорожно собирать большие осколки в руки, не думая о том, что может поранится. Беллами недолго посмотрел на всё это, а после опустился на корточки рядом с парнем, взял его руки и высыпал осколки обратно на пол. — Оставь это, Джон, — Беллами поднял его за собой на ноги и отвёл подальше от осколков и от посуды, чтобы тот вновь не переключал своё внимание на домашние дела. Блейк посмотрел на парня, изумляясь его измученному нервному виду. — Ты боишься меня? — Твоего решения. — Тебе никогда не нужно бояться меня и моих решений, — заверил его Беллами. Только Джон не мог отделаться от мысли, что всё-таки стоит. Неспроста Беллами выглядит и ведёт себя, как человек, готовый поставить точку.       Блейк выдохнул, собираясь с мыслями перед тяжёлым разговором: — Я подумал о том, что может быть зря я держу тебя. Может быть это неправильно, что я останавливаю тебя, когда ты хочешь уйти. Уже не первый раз. Может быть, я вновь думаю, что поступаю правильно, что делаю как лучше для тебя, а на самом деле только лишь для себя. Я не хочу так больше.       Мёрфи до боли сжал челюсть, руками намертво вцепился в тумбочку, стоящую позади него, будто бы она его удержит в этом доме. Разум был так сильно затуманен чёрствой грубой болью, что Джон не мог понять: правда ли Беллами спрашивает об этом ради него, или же он просто придумал мягкую формулировку для их расставания? Сейчас Джону казалось, что второе. Потому может ли он на что-то повлиять, как уверил его в этом Атом? Или любые сопротивления уже не дадут никаких плодов? На сопротивления у Джона даже не хватало смелости. Почему же хотя бы отчаяние не бросает его в ту самую крайность, когда уже всё равно?       Беллами молча пронаблюдал за Джоном и когда понял, что ответа ему не дождаться, продолжил: — Просто скажи мне, ты хочешь уйти? — Нет, — выдавил из себя ответ Джон. Его голос сорвался на шёпот. — А позавчера хотел? — Да. — Значит, потом снова захочешь? — Под влиянием сильных эмоций я могу предпринимать неверные решения, — попытался оправдать себя Джон, хоть и говорить ему было очень трудно. Он понимал, что его молчание уж точно приведёт к нежелательному исходу, а так у него были какие-то шансы. — А сейчас у тебя просто не хватает смелости предпринять верное? — уточнил Беллами. — Всё, чего я хочу — это быть с тобой. Чтобы я тебе ни говорил, это единственная правда, — более твёрдо признался Джон и посмотрел на Беллами. Блейк отвёл такой взгляд, будто бы справлялся с какими-то эмоциями. Он хоть и внешне был спокоен и очень сдержан, Джон почувствовал от него какую-то долю негодования. — Только не злись, — полушёпотом осторожно выронил Джон. — Я не злюсь. Совсем нет, — успокоил его Беллами. В его голосе смешались усталость и печаль. — Не представляешь, как я рад это слышать. Становится всё сложнее делать вид, что у нас всё хорошо. Я хочу, чтобы нам не приходилось притворяться. Чтобы у нас и правда было всё хорошо. Я чувствую в последнее время, как моя уверенность стремительно угасает. Иногда опускаются руки, абсолютно ничего не хочется. Я думал, что смогу сделать твою жизнь лучше, сделать тебя счастливее, но у меня что-то не получается. Я не сдаюсь. Не думай даже, не сдаюсь. Просто хочу высказаться. Хочу, чтобы ты увидел, что я не ходячий бессмертный танк, что и у меня есть чувства. И я тоже нуждаюсь в твоей поддержке.       Договорив, он коснулся рукой лица Джона, поймал его слезу пальцами. У Джона будто сорвало башню, и он позволил себе то, чего всегда боялся. Он взял парня за запястье обеими руками и притянул его руку к своим губам, а после впился поцелуем в его ладонь. Это оказалось совсем не страшно. Беллами посмотрел на парня с несколько секунд, а после прижал к себе очень близко, зарылся рукой в его волосы. Джон вцепился в его плечи, стал сыпать его шею поцелуями, как обезумевший, словно бы мечтал об этом долгие годы. Последние дни тянулись так долго, что Джон вполне мог бы их принять за упущенные года. Его поцелуи были так откровенны, Беллами даже боялся спугнуть момент. Джон не зажимался и не подстраивался под Беллами, истинная страсть, которую он больше в себе не прятал, вырвалась бурным потоком и целиком выхлестнулась на Беллами.       В пару движений руки Беллами оставил Джона без одежды, руки свободно прогуливались по всему его телу, сжимая его и лаская. Джон был особенно нетерпелив, стонал только от одних прикосновений, прижимался к Беллами всё теснее. Ему будто бы всё было мало, всё не хватало его близости. Беллами с той же жадностью срывал с его губ поцелуи, руками всего загребал себе. Они оба были так горячи, словно слишком долго они не могли к друг другу прикасаться, у них были связаны руки, и только сейчас они смогли освободиться от оков.       Секс начался в гостиной, пропутешествовал пол дома, и постепенно перенёсся в спальню. Счёт времени был утерян, а секс прерывался только на поцелуи и на сигареты. Джон абсолютно не хотел отлипать от парня, и даже во время курения он аккуратно прильнул к тому, обвивал руками и не желал отпускать. Блейка это умиляло. Джон прежде никогда таким не был. Ведь страх быть навязчивым останавливал Джона даже первым поздороваться. Докурив, Блейк поднял Джона на руки и понёс в спальню. Джон обвил ногами его бёдра и радовался тому, что шея парня полностью доступна для поцелуев и даже игривых укусов. Теперь Джон позволял себе даже это. Страсть, спалившая половину дома, остудила свой пыл в неизвестном часу в спальне на кровати. Мёрфи долгое время ещё не мог восстановить дыхание, всё тело отдавало приятной дрожью, ему хотелось улыбаться и плакать. Казалось, весь мир перевернулся, хотя всё осталось на своих местах. Даже он сам. Ведь он может остаться рядом с Беллами. Весь пережитый ужас, как и всегда в последнее время, был только в его голове, а на самом деле реальность не настолько ужасна. Осталось вбить себе это в голову и перестать терроризировать Беллами своей паранойей, дабы не испытывать его терпение.       Стоило только Джону об этом подумать, как Беллами с равнодушной небрежностью бросил ему: — Я свой подарок уже получил. Так что можешь больше не оставаться. В ночь тебя не гоню. Но завтра, будь добр, собери вещи и уезжай.       Джон уставился на него, переваривая услышанное, а после стал сразу отрицать, не желая уже что-либо переваривать: — Нет, нет, это не ты. Ты бы так не сказал. — У-у, совсем всё плохо, — прокомментировал Беллами, глядя на парня с сочувствием или скорее даже с жалостью. — Ты к психиатру не прекращай ходить. Если надо, я продолжу платить за сеансы. Иначе же совсем свихнёшься.       Это было так похоже на него. На того самого Беллами, каким Джон всегда его знал. Безразличный и холодный. Джон ни в чём был не уверен. Он убеждал себя, что это просто очередная галлюцинация, но уверенности насчёт этого не имел. Наоборот, ему всё больше стало казаться, что это всё правда. Глючит его только, когда он один, или когда чувствует себя одиноко. Но чтобы вот так, сразу после секса — не настолько же он безумен. Правдиво ли происходящее или нет, боль всё равно реальна. Джон чувствует невыносимую боль от его ранящих безразличием слов. — Нет, это не правда, это нереально. Скажи мне, что это не ты, — твердил дрожащим голосом Джон, закрыв глаза, надеясь, что так рассеется его глюк, что реальность вновь окажется не столь страшна. — Джон, — парень почувствовал, как чужие руки сжимают его плечи. — Ты слышишь меня? — Да, — сквозь боль ответил Мёрфи, не решаясь открыть глаза. — Посмотри на меня. Это, действительно, я перед тобой.       Джон открыл глаза и увидел Беллами перед собой. Горло сдавливало так, будто его душили. Было трудно дышать, Джон рывками втягивал воздух. — Как я тебя ненавижу. Почему я вообще тогда пошёл за тобой?       Беллами хмуро посмотрел на него и нежно погладил рукой по его волосам. Задержав прикосновение на его щеке, сказал: — Объясни, что сейчас было? С кем ты сейчас говорил? — Ты не говорил мне сейчас, что я должен уйти? — растерзанные ужасной болью глаза смотрели в лицо Беллами с какой-то обречённой надеждой. — О, боже, — сочувственно выдохнул Беллами и прижал парня к себе. — Не говорил, конечно. Только на кухне, я предлагал сделать тебе выбор, но не выгонял тебя. Лучше бы я вообще об этом не говорил. — Скажи правду, ты просто не можешь больше со мной возиться? Скажи правду сейчас. Это будет лучше для меня, — вымаливал Мёрфи. Он выглядел и говорил, как до ужаса напуганный ночным кошмаром ребёнок. — Послушай меня, милый. Всё, что ты видишь во снах; всё, что тебе внушают твои галлюцинации — всё это не имеет ничего общего с реальностью. Я не хочу, чтобы ты уходил. Да и ты видел, что ночь на улице?! Спать надо, а не куда-то ходить. — Почему ты избегал меня? За два дня ты не говорил со мной и дольше, чем на несколько минут, рядом не оставался. — Потому, что я сам оттягивал этот разговор. Я должен был предложить тебе уйти от меня, и боялся, что мне придётся тебя отпустить. Я был не готов отпускать тебя. Я боялся услышать, что ты хочешь уйти.       Такого ответа парень не ожидал. Откровенность со стороны Беллами была чрезвычайной редкостью. Блейк ненавидит признавать, что боится чего-то, признавать свою уязвимость. Но сегодня он поражает своей откровенностью, как никогда прежде. Затуманенный страхом мозг Джона в данный момент остаётся безоружен. Джон верит во всё, его пробирает на эмоции, слёзы слабости человека, который сдался, который больше не может вести борьбу против своих чувств. Джон верит и не верит в его слова одновременно. Не верит, потому что они слишком хороши для того, чтобы быть правдой. Верит, потому что очень хочет в них верить. — Ты слишком перенервничал за эти дни, — продолжил Беллами, ласково обняв Джона. — Потому тебе снова стало хуже. Выскажи уже наконец всё, что тебя мучает; всё, чего ты боишься, чтобы мы больше никогда к этому не возвращались. — Всё, чего я боюсь — это снова остаться один, — ответил Джон дрожащим голосом. — Я больше не хочу быть один.       Парень почувствовал, как руки Беллами стали крепче сжимать его тело: кажется, они стали горячее, прикосновения ощутимее. Беллами был своим, тёплым, он не отталкивает, нет, не так как в этих гребаных галлюцинациях, Джон прижимается к нему всем телом, прячет лицо в его шее. Джон хочет быть ближе к нему, приклеиться к нему, привязаться. Бежать всё равно больше некуда. Джон и не хочет бежать. Что уж говорить, его готовность бежать была подорвана ещё тогда, когда Беллами остановил его на дороге по пути из города. И с тех самых пор Джон уже не готов бежать, не готов оставаться без Беллами. Джон ужасно привык к нему. Привык видеть его каждый день, привык чувствовать его каждый день. Как бы он ни старался себя обезопасить, держа дистанцию, это всё бесполезно, это не защищает. Но прекратить это очень сложно. Это уже образ жизни. Джон привык ото всех защищаться. Но именно сейчас он открыт и уязвим. Его всё пугает, но он стоит к своему страху лицом к лицу, прижимается к нему всем телом и умоляет не оставлять его одного.

***

      Весь следующий день прошёл нелегко. Голова была тяжёлой и от тяжести мыслей даже болела физически. Джон по кругу мотал в голове вчерашний диалог с Беллами, будто запись на видеопленке. Беллами впервые высказал свои переживания и страхи, касающиеся их взаимоотношений. Джон не совсем мог сейчас в это поверить, будто и это всего лишь плод его фантазий. На данный момент, все его галлюцинации несут лишь агрессию и направлены на то, чтобы его добить. Только это позволяет ему убедиться в достоверности своих воспоминаний.       Вчера Беллами открылся совсем другим. Каким Джон его ещё никогда не видел. Он и представить не мог, что когда-то увидит. Ведь не так давно Джон думал о Беллами, как о недоступном мире, куда путь ему закрыт. Джон отдавал Ему своё тело в полное распоряжение и пользование; помещал в Него все свои мечты и надежды; посвящал Ему все свои мысли, бессонные ночи и слёзы; отдавал Ему всего себя — сердце и рассудок, хотя Блейку было нужно только тело. Джон и половины не ждал из того, что у него есть сейчас. Беллами для него был закрыт, да так плотно, что и немного было не подглядеть. Зачем люди изо всех сил стараются показать только свою сильную сторону, когда слабая сторона всегда так прекрасна? Но люди стесняются своих слабостей, чувств и страхов, как будто это что-то безобразное. Так делал и Джон, только в последнее время, когда почти стал психом, он потерял такую способность хорошо себя прятать. Беллами же закрыт всегда, всё ещё живёт за толстой бронёй. А ведь обнажёнными люди, хоть и уязвимее, а всё же прекраснее. Мёрфи подумал, что вероятно впервые за всё время увидел Беллами по-настоящему обнажённым.       Бессонная нервная ночь давала о себе знать. С самого утра Джон мечтал уснуть навсегда. Парень весь день выглядел настолько обессиленным и уставшим, что Ник отпустил его с работы пораньше. Джон заскочил в магазин, обдумал, что может приготовить на ужин. В первую очередь он всегда опирался на вкус Беллами. Готовил Джон для него, а не для себя. Сам себя он уже приучил есть, как положено, еда стала казаться даже вкуснее, но привычка не думать о еде осталась. Он никогда не хочет ничего есть, заранее об этом даже не думает, аппетит приходил только во время еды. Но хотя бы приходил, это уже хоть какая-то победа организма над стрессом. Но всё же если бы не нужно было что-то готовить для Беллами, Джон так бы и не восстановил эту важную функцию жизнедеятельности.       Уже стоя на кассе, он вспомнил, что Беллами частенько заезжает за ним после работы, чтобы вместе поехать домой. Джон нащупывает телефон в кармане, но позвонить не решается. Вдруг Беллами занят. Парень отправляет сообщение, в котором сообщает, что он ушёл раньше, и чтобы Беллами за ним не заезжал, а отправлялся сразу домой. Джон даже глупо улыбнулся, пялясь в экран. Это было первое сообщение. Мёрфи никогда ему не писал. Обычно их встречи состоялись, когда Беллами приезжал к нему домой или, когда они случайно пересеклись в общей компании друзей. Иногда Беллами мог позвонить, чтобы выяснить где это Джона черти носят. Сам Джон звонил очень редко и только в крайних случаях. А после того как съехались, звонил опять же только Блейк. Это было так странно, вроде бы ничего такого не случилось, Джон просто написал своему парню. Своему парню. А эмоций было внутри столько, будто Джон стоял на краю водопада.       Когда подошла его очередь к кассе, парню пришлось осознать, что он находится в супермаркете. Джон расплатился и на выходе из магазина увидел звонок от Своего Парня, и ответил на него. — Ты научился телефоном пользоваться? — в его голосе слышалась улыбка. Джону даже показалось, что Беллами рад его сообщению не меньше него самого. — Просто вспоминаю о его существовании только когда нужно сообщить что-то срочное. — Слушай, я постараюсь тоже пораньше освободиться, но тебе всё равно придётся подождать… — Всё нормально. — Точно? Всё будет без проблем? — обеспокоенно уточнял Беллами. — Да. Я же не ребёнок, Беллами, — уверил его Джон без грамма раздражения. Обычно чья-либо опека вызывала в нём желание огрызаться, но к Беллами это не относилась. Его внимание — это вымоленная у всех богов ценность, которой Джон на самом деле дорожил больше всего. — За тобой досмотр нужен больше, чем за любым из детей. Ты меня вчера напугал. Чтобы так сразу ты стал с кем-то говорить, такого ещё не было. Я и не думал, что это вот так происходит. — Не переживай. Если сам не справлюсь, попрошу за мной присмотреть Диксона, — отшутился парень. — Джон, это не смешно, — отчитал его Беллами. — Я не понимаю, мистер Блейк. Вам что нечем заняться? — Джон перенял отчитывающий тон парня, но звучал более официально и не так серьёзно. — Идите покричите на своих подчинённых. Ваши сотрудники по-любому где-нибудь опять накосячили. Проверяйте свои отчёты, поставки или что там у вас ещё за заботы. А лишние волнения убирайте прочь. Дома я буду ждать вас с ужином. — Хорошо. Мне нравится твоё игривое настроение. Сохрани его до вечера. — Будет сделано, босс. — Джон выключил телефон и с улыбкой отправился домой. Ему было необычайно легко, как очень давно не было. Даже воздух пах особенно приятно и свежо, а мир выглядел более дружелюбно, словно бы никогда не пытается его убить.       Вернувшись домой парень включил музыку повеселее и пока готовил подпевал вслух. Он иногда курил в открытое окно, пока на плите готовился ужин. В данный момент его ничего не тревожило. Он только с нетерпением ждал, когда Беллами вернётся домой. После пережитого стресса, тянувшегося несколько дней, Джон чувствовал себя так будто после обезболивающего укола. Он не чувствовал той затяжной боли, которая так долго его изводила. В эти мгновения словно бы надежда воскресла, возродилась из пепла. Джон чувствовал, что готов верить Блейку. Правда не знал надолго ли. Не разлетится ли его вера вдребезги при первых же проблемах? Но так легко, как сейчас, Мёрфи очень давно себя не чувствовал.       Ужин был готов. Джон ждал Блейка с минуты на минуту. Когда послышался звук захлопывающейся двери и шаги, Джон почувствовал радость, а потом почувствовал странный холод спиной, от которого мгновенно побежали мурашки. — Он не придёт, — послышался чужой голос со спины.       От этого голоса былая лёгкость рассыпалась в прах, а мир приготовился снова его убивать. Джон медленно развернулся, желая встретиться со страхом лицом к лицу. — Тебе осталось лишь прикупить красивый ошейник. Хотя зачем? Ты ведь и шагу от него ступить не можешь. Ты ведь всё стерпишь от него, всё. Такой стойкий непоколебимый… идиот! — Диксон закончил фразу сорвавшись на крик.       Джон уже не пытался бежать и прятаться. Всё равно бесполезно. Он стоял и сверлил взглядом своего покойного братца. — Это только моё дело. Твоё — это кормить червей, — холодно ответил Джон. Он и сам не ожидал от себя чего-то подобного.       Диксон в ответ рассмеялся: — Господи, как ты жалок. — Это ты жалок, — твёрдо высказал Мёрфи. — Ты прожил всю свою жизнь, считая месть единственным утешением. Ты ведь хотел отомстить мне? За то, что отец ушёл от тебя и твоей матери ко мне. Ты почувствовал себя ненужным, и посчитал, что в этом виноват я. Ты нуждался в нём, хотя и говорил, что он насиловал твою мать. Но это чушь. Я больше кого-либо ненавижу своего отца и считаю его моральным уродом, но я знаю, что он на такое не способен. Он был всего лишь жалким слабаком. Таким же слабаком был и ты. Поехавшим жалким ублюдком. Но сейчас ты меньше этого. Ты — ничто. Ты сдох нахрен никому ненужным! Вот что по-настоящему жалко. А то, что я хочу быть рядом с человеком, которого люблю — это нормальное желание. И если за это желание придётся понести расплату, я на неё готов. Это моё, и только моё, дело. Даже если я обрёк себя на уничтожение, и пускай. Я сам решу каким образом себя уничтожить. Я имею на это полное моральное право. Я уничтожаю только свою жизнь, а ты уничтожал многих. Я никогда не стану тобой. Как ни старайся завладеть моим рассудком, ты проиграешь. Ты сдохнешь в моей голове во второй раз.       В этот же момент хлопает дверь и раздаётся голос Блейка из гостиной: — Я дома, милый. Надеюсь, соскучился?       Джон отвлекается на доли секунд, а когда возвращает взгляд, обнаруживает, что от Диксона и след простыл. Его состояние было в порядке, нет ни страха, ни истерики, руки не дрожат. Только сердце бешено колотится внутри, но Джон чувствовал себя так, будто бы он преодолел самое сложное испытание в своей жизни.