16.1 Вместо меня.
(События в главе Луны происходят за месяц до того, как Беллами пришёл к Джону)
— Знаешь, мои прошлые отношения тоже не назовёшь ладными, — рассказывала Фло, сидя в кресле напротив и распивая с подругой бутылку вина. — Мы душили друг друга удавкой, то он, то я — по очереди, иногда и одновременно. Вечные требования к друг другу, разборки, соответствующие «наказания» в целях воспитания. Дешёвое судебное шоу, а не отношения. Луна усмехнулась краем губ, слушая Фло. Спокойная уединённая обстановка и выпитый бокал вина несли по венам дозу расслабления. Треск костра, который девушки разожгли во дворе и возле которого они разместились на уличных мягких креслах, тёплый плед на коленях и безмятежная ночная тишина поддерживали одурманивающее чувство умиротворения. Казалось, что ничего плохого с Луной не случалось. Будто бы она и не теряла нечто самое важное в её жизни. — Я хуеву тучу раз слышала от него, какой я должна быть и что я должна делать, а чего не должна. На что я лишь из противного делала назло. Он прикрывал это всё заботой. «Так тебе будет лучше». А как мне лучше у меня не спрашивалось. Он пытался меня сделать ему удобной. Я не гнулась. Доводила его до истерик. Он то в гневе выбрасывал меня из дома вместе с вещами, то наоборот запирал в комнате, чтобы я не могла выйти. А я такая же идиотка — то уходила, то возвращалась. Эта канитель длилась больше двух лет. Я думала, как же мы друг друга любим, что несмотря ни на что не можем оторваться друг друга, — эту фразу Фло закончила саркастичной насмешкой над собой же. Луна поддержала её кривой улыбкой. Она сливалась с общей картинкой: становилась вином, которое пила, становилась частью рассказа Фло и растекалась по воздуху вместе с дымом от костра. От неё прежней мало, что оставалось на месте. Опустошение приносило ей облегчение и вместе с ним полную потерянность. Где она/Кто она? Просто та, кто находится здесь. Просто та, кто пьёт вино и слушает чужую историю. Свою при этом за собой словно бы стирая. — Мы изменяли друг другу. Потом в скандалах сами же об этом рассказывали, чтобы побольнее ударить. После того как он мою подругу облапывал, я тоже начала всех его друзей прям при нём клеить. Он им морды бил, я разосрала его со всеми друзьями. Потом он и на меня начал с кулаками кидаться. Мы дрались друг с другом так, что потом оба с синяками ходили. При чём ему куда больше доставалось. Я ему бутылки об голову разбивала, стулья об спину, в него летело всё, что только я могла поднять, однажды даже ножницами плечо проткнула, швы потом накладывали. Хорошо, хоть не убила, хотя всё это вполне могло так закончится. Тогда бы мы с тобой в тюрьме познакомились. — Ну это уже звучит не так уж и плохо, — усмехнулась Луна. Фло хмыкнула: — Для тебя, может, и так. — На самом деле, ты жуткие вещи рассказываешь. Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить. Ведь любовь вроде не для этого нам дана. Она вроде как прекрасной должна быть. По крайней мере, так в книжках пишут, — тяжким от печали голосом сказала Луна. — В общем-то, мы с ним оба стоили друг друга. Я не оправдываю никого, и никого не виню. Мы оба вели себя ужасно в этих отношениях. И мы ведь оба такими не были раньше. Мы просто друг друга испортили в этих отношениях. Не знаю даже, почему всё так вышло. И как мы к этому пришли. Сейчас я сама этого понять не могу. Как я, кто я есть сейчас, могла быть той, какой я была тогда с ним. Ни себя не ценила, ни его по сути тоже. Я эту херню от родаков впитала. Они любили друг над другом поизмываться, это был их совместный досуг. Только мама боялась папу, хоть и сама провоцировала, а я никого не боялась. Я вот смотрела на них и думала: «Как я вас, блять, ненавижу. Вы мне всё детство изуродовали», а сама пошла по тому же пути. Благо мозгов хватило не расплодиться, хотя это может только от того, что я просто к детям не готова. У самой пуля в башке, зачем её по наследству передавать? В этот момент Луна вспомнила о том, как они с Беллами планировали детей. Вернее, она планировала. Беллами был просто не против. Но сколько они не пытались, забеременеть у неё не получалось. Сейчас она этому очень рада. Ведь всё могло быть гораздо сложнее. У ребёнка бы были зэчка-мать и ненаигравшийся чужими сердцами отец, которые оба в совокупности и по отдельности являлись глубоко несчастными и потерянными людьми. От таких унаследовать можно было бы только лишь психическое расстройство. Но Луна это сейчас понимает. А когда она планировала обзавестись потомством, у неё всё было хорошо. Или она только так думала? Закрывала глаза на очевидные проблемы, которых просто не хотела видеть. В итоге сама поверила, что всё у них хорошо, что база для построения семьи проложена. С Рейвен всё это время было так же? — Как ты из этого вышла? — спросила Луна, вырвавшись из собственных мыслей. — Я когда в последний раз от него уходила, не знала, что это последний раз. Я просто вдруг поняла, что больше не хочу возвращаться. И хоть чувства к нему умирали постепенно, я всё равно удивилась, как внезапно всё опустело к этому человеку. Он попытался меня вернуть, и когда я сказала, что больше не вернусь, он меня обматерил всеми возможными ругательствами, обсыпал проклятиями, потом плакал, молил его простить, обещал жизнь шоколадную, что всё по-другому будет, а мне всё — ровно. Я на него не держала никакой обиды, мысленно даже пожелала счастья. Вслух, конечно, послала нахуй. Я оборвала все контакты, отпустила, зажила своей свободной жизнью. Реализовала свою главную мечту — устроилась в тату-салон. Там и встретила Миллера. Я его, кстати, и заарканила. Он — был мой лучший клиент. Мне было с ним так легко общаться. Да ещё и сексик такой. Мы контактами обменялись, чтобы он мне напрямую писал, если вопросы по тату будут или если снова надумает что-нибудь набить. Я в свободный вечер подумала — напишу. Даже если мудаком окажется, так хоть трахнусь. Я предложила прокатить его на байке, и он перед таким подкатом не смог устоять. Так я встретила лучшего мужчину моей жизни. Я только с ним узнала, что в отношениях можно быть свободной, можно оставаться собой, а не становиться чудовищем Франкенштейна, сшитым из компромиссом. И то, что в отношениях любить надо, а не друг с другом воевать. Может и рано пока судить за три месяца наших отношений. Но прежние мои отношения не были такими даже в первые дни. — Ты же знаешь, как много у него было девушек до тебя? — уточнила Луна. — Да. Плевать вообще. — Просто, мне кажется, к тебе он относится серьёзней. — Нет. Просто, не каждый, как оказалось, готов к «здоровым» отношениям. Вот если бы этот сраный опыт в моей жизни не произошёл, я бы не поняла Миллера. Я бы думала, что он обо мне не заботится, ведь он не пытается меня подавить, когда я хочу чего-то запретного, он не пытается сделать меня «правильной» и «хорошей» в понимании остального мира. Я бы думала он меня не любит, раз он не контролирует меня, не ревнует, не устраивает истерики. Я бы просрала его, отвечаю. Ещё бы и обвинила. Твердила бы всем, что бывший мой был равнодушной сволочью. Луна усмехнулась, и расслабленная улыбка задержалась на её лице, какой бы измученной не выглядела сама Луна. Фло всмотрелась в девушку, словно куда-то вглубь, и подытожила: — Миллер говорит, что без базы понимания, выстроенного на ошибках, нельзя двинуться дальше, нельзя увидеть некоторые вещи под нужным углом, выстроить правильное восприятие мира. Что нельзя объяснить теорему Ферма человеку, который даже цифры не знает. Так что всё, что с тобой произошло — считай, ты просто учила цифры. Зато потом будешь алгебраические задачи как семечки щёлкать. Относись к этому, как к уроку, сделай выводы и двигай дальше. Впереди самое интересное. — С одной стороны, всё верно, я с тобой согласна, — произнесла Луна, тяжко выдохнув. — Но с другой, не могу я ещё принять, что Рейвен должна остаться лишь моим горьким опытом. — Я не говорю, что ты должна оставить её в прошлом. Ты просто должна сначала с собой разобраться, а потом уже в ваших с ней отношениях. Отпусти её, разгреби своё дерьмо, ведь оно мешает тебе идти дальше. Ты зациклена на ней, и это тебе мешает себя разглядеть. — Да только это я облажалась, — с внезапной вспыхнувшей злостью на себя высказала Луна. — Она не заслужила этого. Мало того, что я изменила ей, я ещё с какого хрена решила быть честной! Я просто эгоистичная сука, которая не смогла, видишь ли, жить с тем, что натворила, и потому решила взвалить это на неё, не подумав какого будет ЕЙ с этим жить! Особенно в тот момент, когда ей за эту жизнь ещё надо побороться. Думала, я должна быть честной с ней. Да нахуй всралась эта честность?! Кто вообще решил, что честность — это априори «правильно»? Если я совершила ошибку, то только я и должна нести за неё ответственность, а не переваливать всё дерьмо на любимого человека. Но почему я об этом тогда не думала, когда из меня попёрла эта ёбанная честность? — Потому что ты поняла это на основе прожитого опыта. Ты когда ходить училась — не падала? — Только я больше не ребенок. Ходить и путь свой наперёд анализировать давно пора бы уметь. — Какой бы наученной жизнью ты ни была, ты каждый раз новичок на новой дороге. Луна тяжко задумалась: «Сколько можно менять эти дороги? Я хочу остановиться». — Ругать себя абсолютно бессмысленно, — продолжила Фло. — Это ничего не исправит. Абстрагируйся, прости себя, даже если не сразу. Из этого по-любому что-то получится. Из самообвинения — нет. Из него только пациенты психоневрологического диспансера получаются. — А как же раскаяние? — Если у раскаяния цель — прощение, то одно другому не мешает. А если нет — то зачем вообще раскаиваться? Чтобы спрятаться за ним и не казаться себе такой уж плохой? Сама на себя вешаешь ярлык, чтобы потом себя же перед собой оправдывать и спасать от приговора, что сама себе вынесла. Не логичнее было бы просто его снять? — Невозможно с тобой спорить. Ты говоришь так, что я понимаю, как ты права. Только не знаю, как мне с этим пониманием существовать на практике. — Я этого от Миллера понабралась, — ответила Фло, криво усмехнувшись. — Говорила бы ты со мной год назад, я бы тебе сказала что-то типа: «Да не ной ты. Всё нормально будет. Выберемся, брат». — Я бы не стала недооценивать эту фразу. Вот ты ей завершила, сразу как-то легче стало, — отшутилась Луна. — Хочешь, можем поныть, поголосить песни, попрыгать через костёр? — Для этого надо принести ещё бутылку вина, может даже две. — Алкоголь — это злейший враг человека, — произнесла Фло, после чего поднялась с кресла, чтобы направиться в дом за добавкой, со словами: — Но Библия гласит: возлюби врага своего. Луна звонко рассмеялась, на мгновение позабыв о тяжести, сковавшей её грудь: — Я обожаю тебя.***
После слёз, нервных срывов и мук сокрушения настали дни принятия. Луна начала осознавать, что содеянного не исправить. Что мост безвозвратно сгорел, и снова его не построить. Что ей нужно идти по новой дороге, а прежнюю оставить позади. Только она пока не могла не оборачиваться. Чувства горели в ней, любовь к Рейвен была сильна и всепоглощающа. И как Луне нужно оставить её? Встреча с Рейвен когда-то казалась ей спасением. Благодаря ей Луна вылезла из отношений с Беллами. Рейвен была её чудом. Преображением её жизни. Её самой. Казалось, эти отношения тёплой, родной рукой доведут её к старости, к её счастливому хэппи энду. А они стали лишь очередным горьким опытом. Луна пыталась понять, что ей делать со своей жизнью дальше. Сложно было начать что-то предпринять, но ничего не предпринимать — всё равно что не сдвигаться с мёртвой точки и просто похоронить себя заживо в том состоянии, в котором она сейчас находилась. Луна решила искать работу и квартиру для аренды. Возвращаться в дизайн после долгого перерыва будет очень трудно, и Луна не была уверенна, что нужно. Деньги ей понадобятся уже в скором времени, её запас на карте не бесконечный. Просматривая вакансии официантки, Луна усмехнулась с того, как будет иронично возвращаться к работе в общепите, после того как она уходила оттуда с гордостью, что она это переросла и будет строить настоящую карьеру. Какой крутой она себя тогда ощущала. Потому теперь ощущала себя более жалкой. Мысли о Рейвен препятствовали строить планы даже на ближайшее будущее. Сколько бы Луна не пыталась начать заниматься своей жизнью, она думала о девушке больше, чем о себе. Она беспрестанно думала о её болезни. Как та из этого теперь выкарабкается? Луна оставила её одну разбираться с этим. И после этого её беспокоит, что её карьера скатилась по наклонной? Луне казалось, что она занимает голову бесполезными вещами, когда существует более серьёзная проблема. Но как она может помочь Рейвен? Не важно, в отношениях они или нет, судьба Рейвен не может её не волновать. И её проблемы не могут не касаться Луны. Днями напролёт Луна отправляла резюме и ходила на собеседования, но получала отказ за отказом. Бывшая зэчка никому не нужна. Теперь даже работа официантки для неё может быть лишь мечтой. Ей была лишь доступна мало оплачиваемая работа на которую берут всех, кто чуть умнее обезьяны. Хоть и интеллект там задействовать было не нужно, только руки. Однажды ей предоставлялся шанс снять с себя обвинения, выйти на свободу с чистой репутацией, но Луна выбрала Рейвен. А теперь она сидит в квартире подруги, рассматривая не самые желанные вакансии, не имея возможности устроить свою жизнь лучшим образом из-за клейма сидевшей, и всё это всё равно без Рейвен. Так ли жертвы ради любви хороши, как превозносятся в поэзии и литературе? Если, сколько не жертвуй, один лишь промах может перечеркнуть всё и сделать бессмысленным. Как только Луна оставалась наедине с собой, то в её мыслях проносились воспоминания, о проведённых вместе с Рейвен днях в тюрьме. Ведь только там они были по-настоящему счастливы. Несмотря на все преграды и проделки Лексы. Луна вспомнила момент, когда видела Лексу в последний раз: «Охранник схватил Лексу, надел наручники на руки и стал выводить с места убийства. Но проходя мимо Луны и Рейвен, Лекса резко затормозила и посмотрела напоследок на Рейвен с той теплотой, с которой она смотрит только на неё. Весь её ледяной ужасающий вид мгновенно перевоплощался в тот момент, когда перед глазами стояла Рейвен. Этот бесконечно любящий взгляд был сильнее любых слов. Он отображал всю мощь любви, на которую только способен был человек. После чего, Лекса перевела взгляд на Луну и произнесла: — Только попробуй когда-нибудь ещё раз сказать, что она тебе не нужна» Луна вспоминала об этом с необъяснимой тяжестью. Потому что понимала боль Лексы, как свою. Почему-то сейчас Луне было не всё равно на её чувства. Какой бы тварью Лекса ни была, она всё же любила Рейвен, сильно любила. В этот момент Луна решила, что Лекса имеет право знать о том, что происходит с Рейвен. В помещении с выбеленными стенами было душновато из-за количества людей. Пришедшие друзья, родители, мужья сидели по одну сторону стекла, а заключённые по другую, и говорили друг с другом через телефонную трубку. Луна не думала, что когда-нибудь окажется в такой обстановке. Всё-таки в её тюрьме всё было гораздо лучше. Там ещё можно было чувствовать себя человеком, общаясь с родными, а не опасным зверем, отгороженным от мира. Конечно, в конкретно этой ситуации, учитывая с кем Луна собиралась увидеться, она была рада, что их будет разделять стекло. Луна волновалась перед встречей, и предположить не могла, как она пройдёт. Особенно ироничной была мысль — о том, как Луна надеялась никогда больше не встретится с Лексой, когда провожала её взглядом в последний раз, а теперь сама пришла к ней. Теперь уже, сидя на месте ожиданий, Луна сама не понимала, зачем вообще сюда припёрлась. Как влетит ей в голову странная идея, и отдувайся потом как хочешь. Лекса появилась незаметно и села напротив Луны по обратную сторону стекла. Луна вновь чувствовала на себе её пронизывающий взгляд, который всегда хотелось сбросить себя, словно жарящий огонь, чтобы не опалил кожу. Хоть и во взгляде Лексы преобладал больше холод, нежели огонь, но её холод мог сжигать дотла. — Незваный гость, — ровно произнесла Лекса. — Зачем пожаловала? Начинать разговор с приветствия и вопроса о том, как у неё дела, было бы неуместно в данной ситуации. Но и так сразу приступать к делу было непривычно и некомфортно. Луна растерялась лишь на краткий миг, но после сказала: — Я пришла поговорить на счёт Рейвен. Лекса равнодушно смотрела прямо ей в глаза, ничего не говоря. Луна приняла её молчание за готовность выслушать. — Я подумала, будет правильно сообщить тебе. Она больна. И её болезнь может убить её. Порок сердца. Одна надежда на пересадку, и чем скорее тем лучше. Но на это у нас пока нет средств. — А от меня что надо? Я должна теперь сердце из груди вырезать и ей отдать? — строго прыснула Лекса с едва ли скрытой неприязнью. Луна замешкалась, не ожидая именно такой реакции, но вскоре продолжила: — Нет. Ты ничего не должна. Я пришла не просить о помощи, а сообщить об этом. — Ты пришла просить помощи, — хлёстко опровергла Лекса. — Потому что ты всегда была бездарной и ничтожной. Теперь ты это осознала. Поняла, что ничего не можешь сделать и насколько ты жалкая, раз даже прибежала к той, кто терпеть тебя не может. — Речь не обо мне. А о девушке, которая нам обеим небезразлична. — О твоей девушке, — подчеркнула Лекса. — Ты хотела, чтобы я оставила вас в покое и дала вам шанс быть вместе — я это сделала. А затем ты бежишь ко мне, чтобы я разгребла ваши проблемы? Нет. Меня просили не влезать, значит я влезать не буду. Рейвен — твоя девушка, а значит это твоя проблема. Луна всматривалась в её глаза и понимала, что ничего, кроме безразличия, в них не находит. Значит, Лекса переболела? Почему-то Луне было так трудно в это поверить, но она сама всё видела своими же глазами. Прежнюю Лексу эта новость очень обеспокоила бы и заставила рвать и метать. Прежняя Лекса ради Рейвен готова была горы свернуть, кинуться за ней в огонь, перерезать подруге горло. И вот прошло чуть больше года, а от такой крепкой и сильной любви, какую Луна ни у кого ещё никогда не видела, не осталось и следа. — Я поняла, — ровно произнесла Луна. — Это всё? — Всё. Лекса тут же поднялась со своего места и, не прощаясь, покинула зал свиданий.***
Потеряв ещё несколько дней на поиски работы, Луна поняла, что без помощи знакомых эту проблему не решить. Миллер порекомендовал обратиться к его другу Сайду, и сам замолвил за неё словечко. Потому Луна пришла на назначенное собеседование в престижный дорогой ресторан, в который наверняка многие пытаются прорваться на работу, и мало у кого это получается. Увидев ресторан воочию, Луна очень засомневалась, что дружеской связи с Миллером будет достаточно, чтобы её кандидатуру рассмотрели. Она сидела за одним из столиков, куда её усадила вежливая официантка. Все столики были пусты, ресторан готовился к открытию через сорок минут. Сотрудники наводили порядок в зале, администратор строго контролировал, чтобы всё было выполнено на высшем уровне. Луна разглядывала обстановку, пока ждала, когда к ней подойдёт Сайд. Зал был роскошным, но его дизайн по-современному сдержанным, каждая деталь неистово кричала о том, что она стоит больших денег. Луна провела рукой по бархатной обивке дивана и вспомнила о том, как сама подбирала диваны в чьи-то дома. Вскоре официантка принесла ей кофе, хоть Луна и не просила. Девушка поняла, что это подарок, и поблагодарила официантку. Луна ощущала сильный контраст по сравнению с тем, как жила до. Ещё недавно она ела отвратительную кашу по утрам, сидя на засаленных стульях, среди толпы заключённых. От этого интерьер ресторана и сервис казались ещё более помпезными на фоне той скотской жизни, которая Луне стала привычна. Спустя пять минут к ней подошёл высокий статный мужчина лет тридцати. В его внешности чётко виднелись арабские корни, а сам он был как с обложки журнала. Одет в дорогой костюм, от него пахло приятным сандаловым ароматом. Мужчина сел за стол напротив неё и заговорил: — Привет, Луна. Меня зовут Сайд. Миллер коротко рассказал тебе обо мне, а мне о тебе. Но знакомиться будем сейчас. Извини за скорость, но мы быстро обсудим кое-какие детали. Времени у меня в обрез. Ничего страшного? — Конечно. Луна была малость удивлена, что сам владелец ресторана будет проводить собеседование с ней. У него наверняка есть HR-менеджеры. Он лично решил посмотреть на зэчку, которую рассматривает на работу в свой ресторан? — Я смотрел твоё резюме. Опыт в общепите есть, но давно. После была дизайнером интерьера. Почему решила снова сменить род деятельности? — После тюрьмы не пошло. — За наркотики? — Да. Но я не наркоманка. — Да, слышал, — сухо и непосредственно произнёс он. Его мысли и эмоции невозможно было прочитать на лице или во взгляде. — Ещё один вопрос. Я узнал, что ты серьёзно больна. «Ничего себе. Ты обо мне уже по всем каналам пробил?» — удивилась Луна. Но отвечала она сдержано и уверенно: — Это липовый диагноз. — У тебя есть большие связи? — Он понимал её с полуслова. Без разъяснений. Наверняка его сложно чем-то удивить. — У Беллами. Сайд взвесил её ответ, но много времени на раздумья ему не потребовалось. Этот человек явно быстро принимает решения. — Тогда вопросов нет. Раз опыт есть, то предложу выйти на стажировку, посмотрим на тебя и тогда уже примем решение. Вакансии официантов заняты, но я бы предложил тебе работу хостес? Устроит? — Да, конечно. «Предложил работу хостес, потому что не доверяет мне работать с кассой?» — задумалась Луна. Но ей было всё равно. Главное, берут на работу. Ей недавно отказывали даже в дешёвых забегаловках, а теперь принимают на стажировку в престижный ресторан с приличной зарплатой. Жаловаться не на что. — Отлично, — сухо произнёс Сайд. — Если есть тату, это не проблема. Мы заведение прогрессивных взглядов, прятать необязательно, если только тату не с тюремной тематикой. Девушка опустила край своей кофты, обнажив тату под ключицей, и спросила: — Подойдёт? — Да. Красиво, — ровно ответил он. — Не выгоняю. Пей кофе, отдыхай. Потом подойди к администратору, она скажет, когда выходить на стажировку.***
Спустя пару дней стажировки, Луна вышла на свой полноценный рабочий день. Пока на испытательный срок. Её смена начиналась в двенадцать дня. Заканчивалась в час ночи. Луна жутко уставала. Работа была очень однообразной, хоть и заскучать было некогда, особенно по вечерам. Но для неё работа была слишком монотонно утомляющей. Встречать гостей, отвечать на телефон, бронировать места, всё время улыбаться, стоя по тринадцать часов на ногах. Она еле доползала до постели, вернувшись домой. Благо её всегда ждал уже разобранный и застеленный диван. Харпер знала, что подруга придёт уставшей. «Надо искать квартиру,» — думала Луна, уткнувшись лицом в подушку, в которую в буквальном смысле упала, как только вошла в комнату. — «Сколько можно злоупотреблять их гостеприимством?» И она тут же провалилась в сон. Но хотя бы у неё не было сил бесконечно прогонять в своей голове поток терзающих мыслей. Два дня на работу, два дня на самобичевание. И поиск жилья. Хотелось найти квартиру рядом с работой, только в том районе жильё очень недешёвое. Зарплата её вполне позволяет такую роскошь, но для начала неплохо бы её ещё получить. Официанты делились чаевыми, но Луна поработала всего пару дней. Мысли, что скоро снова выходить на работу, вызывали ещё больше апатии. Работать там тяжелее, чем сидеть в тюрьме. Но Луна понимала, что нужно просто привыкнуть. А может, она скоро заслужит место официанта. Нужно только показать себя надёжной, добросовестной сотрудницей. — Ну как дела, малышка? — спросила Фло, дозвонившись до Луны в её выходной. — Неплохо. Я ведь работаю. Радость-то какая, — вяло произнесла девушка. Фло усмехнулась: — Сама напросилась. — Нет, всё правда неплохо. Место хорошее. Обслуживаю пафосных богатеньких индюков и их куриц. Чувствую себя на их фоне неудачницей. Улыбаюсь постоянно, словно лицевой нерв защемило. Но всё же при деле. И коллектив хороший. — А мы как раз обсуждали с Миллером, наведаться к тебе, винишко попить с сочным стейком. Так что жди ещё одного пафосного индюка со своей курочкой. — О, это будет круто. Вам я буду искренне рада. — Жаль, что ты не официантка. А то мы бы сказали: «Нас будет обслуживать вон та знойная красотка. Других и близко к нашему столику не подпустим». — Это моя цель. Скоро я вас обслужу по высшему разряду. — Я тебе звоню, чтобы ещё целей накинуть. Я предложила Нине запустить фотосет в целях рекламы салона. Пофоткаем самых горячих клиентов с нашими татухами в проф. студии. Зову тебя поработать моделью. Фото в стиле ню, но интимности будут прикрыты, а вот тату открыты. Стоит соглашаться. — Предложение интересное. Но я же заёбанная. — Визажист это исправит. Не парься вообще. Вдруг как попрёт в модельном бизнесе. Проще будет открыть свою танцевальную школу. — Мне бы для начала хореографию подтянуть. Рано ещё о своей школе думать. — Не рано. Никогда не рано думать о том, чего ты хочешь добиться. Поэтапность эту из головы выброси. Действуй хаотично, используя любую возможность. — Да-да. Я согласна. Пинки под зад от тебя — мне необходимы. Спасибо за это. — На здоровье, милашка. Мне не жалко.***
После фотосессии Луна чувствовала себя немного бодрее. Для неё это был новый опыт, получилось отвлечься. Фло вселяла в неё веру в себя. Её поддержка и боевой настрой, которым она заражала, стали надёжной опорой. Луне не хватало таких подруг раньше. Ведь обычно, это она была опорой для кого-то. Она и подумать не могла, что поддержка так сильно нужна ей самой. Перед тем как снова поехать на работу, Луна купила кофе в ближайшей к дому кондитерской и заехала на заправку. Вновь вернуться за руль ей было неожиданно приятно. Не думала раньше, что она так любит ездить на своей машине. Но после тюрьмы многие обыденные вещи удаётся оценить по достоинству. Заправив полный бак, Луна собиралась давить на газ, как дверь внезапно открылась и на соседнее сиденье забралась Лекса. Как только Луна осознала, кого видит перед собой, она вытаращила глаза, раскрыв рот от удивления, словно бы увидела привидение, и не смогла ничего произнести от оцепенения. — Чего рот раззявила? Заводи, поехали, — приказала Лекса. Луна осталась окаменелой и немой, всё ещё не веря своим глазам. Тогда Лекса поторопила её громким командным тоном: — Живее-живее! Сзади копы, если ты не заметила. Этой фразой она словно бы окатила Луну ледяной водой. Девушка пришла в себя и поспешила убраться с заправки, как можно скорее. — Что ты творишь, ненормальная?! — выругалась Луна, набирая скорость и глядя на дорогу. — Ты сама припёрлась ко мне. Чего ты ждала? — Чего я ждала? Уж точно не того, что ты свалишь из тюрьмы волшебным образом и сядешь ко мне в машину! — Гони побыстрее, если не хочешь в тюрьму обратно загреметь. — Куда гнать? — К Рейвен. — Что? Я тебе что, такси? — всё больше возмущалась Луна. — Мне на работу надо! — Если не отвезёшь меня к ней, припрусь к тебе на работу и устрою спектакль очень соскучившейся по тебе сокамерницы, — пригрозила Лекса. — Чёрт! — обречённо воскликнула девушка. — Нахрен я вообще к тебе приходила? После Луна набрала сообщение администратору, что не сможет выйти на работу из-за того, что её забрали по скорой. Что ещё можно было придумать в этой ситуации? Положительной реакции на это она, конечно, не ждала. Но в скором времени зазвонил её телефон, и она увидела имя Сайда на экране. «О нет. Сам Сайд мне звонит, а не администратор? Кажется, я серьёзно влипла». Луна ответила на звонок, и услышала раздражённый голос мужчины: — Что случилось? Ты умираешь? — Надеюсь, что нет. Мне очень жаль, что так подвожу. — Мне должно стать легче от того, что тебе жаль? За идиота меня держишь? Ты типа только за полчаса до смены поняла, что не сможешь выйти на работу? Я за эти полчаса должен найти того, кто сможет тебя подменить, только потому что у тебя появились дела, поважнее работы? — Боже, я… — Луна виновато вздохнула, не зная как выкрутиться из ситуации, но её прервали. — Не надо оправдываться. Я закрыл глаза на твою судимость и на недостаток опыта. В мой ресторан с таким опытом как у тебя даже посудомойщиц не трудоустраивают. Я пошёл тебе навстречу, а ты чем отплатила? Ты всего-то неделю поработала, а уже садишься на голову. Или ты думала, что тебе всё будет сходить с рук только потому, что ты бывшая Беллами? — Нет. Прости. — На работу можешь больше не выходить, — холодно сказал Сайд и прервал звонок. — Блять! — громко прорычала Луна, отбросив телефон в сторону. А после злостно произнесла Лексе: — Меня уволили. Спасибо тебе огромное. Лекса ничего не ответила, безучастно уставившись в окно. А Луна всё никак не могла осознать, что ещё несколько минут назад собиралась на работу, заботясь лишь о завтраке и о том, чтобы заправить машину, но в её жизнь ворвался ураган, который не предсказал бы ни один из синоптиков, и разрушил все планы. Сам факт, что Лекса сидела сейчас в её машине, был уму непостижим. Луна осмотрела тюремную форму на девушке, удивившись тому ещё больше, и спросила: — Как ты вообще выбралась оттуда? — Тебе это зачем знать? — Затем, что ты меня подставляешь. Я не хочу из-за тебя снова в тюрьму сесть. — Тогда делай, как я скажу, и не сядешь. — Ты же сказала, что тебе всё равно на то, что она умирает. — Я так не сказала, — ровно произнесла Лекса. — Ты сказала, моя девушка — это моя проблема. Разве суть не та же? — Нет. Луна не стала пытаться понимать её. Чуть успокоившись, она задумалась о том, что до дома Рейвен ехать достаточно далеко, её дом находится за городом, в близлежащем городишке. Везти через весь город сбежавшую заключённую, которую возможно уже разыскивают, прямо в тюремной форме было очень чревато последствиями. Луну следом загребут как соучастницу. Тем более, что она сейчас на условке. — Я тебя в таком виде через весь город не повезу. — Дай свои шмотки. «О, нет. К Харпер её везти точно нельзя. У той начнётся истерика,» — подумала Луна. После вспомнила, что большую часть вещей всё ещё не забрала из дома Беллами, и кажется, пора это сделать сейчас. «Беллами точно не испугать какой-то там сбежавшей из тюрьмы головорезкой,» — усмехнулась девушка. — «И он вообще должен быть на работе. Проникну в дом, заберу вещи и свалю, он даже не узнает».***
Заехав во двор бывшего дома и припарковавшись там, Луна вышла из машины, Лекса сделала тоже самое. Осмотрев дом, девушка равнодушно произнесла: — И ты здесь живёшь? — Жила когда-то. Вещи мои заберём. Всё руки не доходили. — Из-за денег с ним трахалась? — язвительно спросила Лекса. — Конечно, — иронично ответила Луна. — Не дрочить же мне было на девчонку, которой на меня было плевать. — А на свободе ты дерзкая. Луна дёрнула дверь, и та с легкостью поддалась. Дом не заперт, значит Беллами может быть дома. — В машине подожди. — Хрен тебе. Ты свалишь, — ответила Лекса бескомпромиссным тоном. — Куда? От тебя разве можно свалить? Лекса бросила в неё строгий взгляд, безмолвно дав понять, что её решение не обсуждается. Луна протяжно выдохнула, пытаясь быть сдержанной: — Пошли. В доме было тихо и пусто. Луна не встретила ни Беллами, ни Джона пока добиралась до комнаты. Понадеялась, что у неё получится уйти незамеченной. Хоть и ощущение, будто она воровка, не прельщало, пусть и пришла она за своими вещами. Но так было бы проще. Иначе как объяснять, зачем она притащила с собой какую-то девку в тюремной форме? В спальне было так же пусто, постель расправлена и смята, словно кто-то был здесь совсем недавно. Луна пыталась избежать возникающих вопросов в своей голове, не заморачиваться, а как можно скорее сделать то, зачем пришла, и убраться отсюда. Она достала пару дорожных сумок из своего шкафа. Основная часть вещей были уже в машине, когда она её забирала, в доме остались только шмотки. Луна раскрыла сумки и выставила перед Лексой. — Выбирай. — Сама выбирай. Я не наряжаться пришла. Просто дай мне что-то удобное и неприметное. Клоунские наряды оставь себе. Как же Луне хотелось послать её куда подальше, но она сдержалась. От Лексы будет быстрее отделаться, если не начинать с ней собачиться. Луна прикинула на глаз, что Лекса той же комплекции, что и она. Достала из сумки свободные штаны, простую футболку и ветровку. Лекса тем временем стянула с себя форму и отбросила в сторону. Пока она одевалась, Луна успела рассмотреть несколько приметных давних шрамов на её теле. «Сколько же тебе лет? На вид очень молода, а жизнь уже успела тебя так потрепать,» — подумала Луна. — «Хотя с твоим характером — неудивительно». Пока Лекса одевалась, Луна спрятала тюремную форму вглубь дорожной сумки. Оставлять её в доме было нельзя. После завершения преображения Лексы в человека, девушки вышли из спальни. И прямо на выходе они столкнулись со светловолосой девушкой, которую Луна видела впервые. Лицо незнакомки исказилось в удивлении и испуге, и девушка закричала: — Вы кто, блять, такие? Что вы здесь делаете? Лекса молниеносно впечатала девушку в стену, прижав её собой, грубо упёрлась локтём ей в горло и угрожающе прорычала: — Только пикни, дрянь, и твои остатки будут сошкребать с этой стены. «Чёрт, Лекса. Что ты творишь? Мы же не в тюрьме,» — пронеслось в голове Луны. Незнакомка испуганно вытаращилась на Лексу, прикусив свой язык. — А ты кто такая? — спросила у неё Луна. — Я кто такая? — возмутилась она. — Это я что ли вломилась в чужой дом? — Я здесь когда-то жила и пришла за своими вещами. Где Беллами? — Он на работе. И он не говорил, что кто-то придёт. — Ты так и не ответила, кто ты? — А я должна тебе что-то отвечать? Ты его бывшая, ну так и катись отсюда. Лекса сжала горло девушки сильнее и злостно прошипела ей в лицо: — Слушай сюда, тварь, я отрежу твой грязный язык, если ты ещё раз посмеешь так ответить ей, ты меня поняла? «Ты заступаешься за меня?» — искренне удивилась Луна. — «Да ты же сама не упускаешь возможности словесно опустить меня». — Убери эту ненормальную от меня! — завопила девушка. — Не советую тебе так её называть. И лучше бы тебе быть посговорчивее, — хладнокровно и бессострадательно произнесла Луна. — Что вам от меня нужно? — Ты до сих пор не поняла, тупоголовая курица? — жёстко и безжалостно прессовала её Лекса одном своим пугающим видом, как она это умеет. — Отвечай на поставленный вопрос. — Я пришла с Беллами. У него можешь и спросить, кто я такая, — уже не так дерзко отвечала девушка. Луна всмотрелась в её лицо повнимательнее, приметив его знакомым. В её голову влетело неприятное воспоминание и она узнала в ней ту, что была с Беллами на видео. Блейк спал именно с ней, когда Диксон вынудил его выставить личное порно на весь интернет. — А где Джон? — вырвалось из уст непонимающей Луны. — Они расстались. «О-у, у Беллами всё стабильно,» — подумала Луна, а после едко усмехнулась: «Как и у меня, в общем-то». — Нам пора, — сухо сказала Луна Лексе. — От неё нужно избавиться, — произнесла та ледяным тоном. Девушка, прижатая Лексой, округлила обезумевшие глаза. — В смысле избавиться? — переспросила Луна. — Ты забыла, как это делается? — криво усмехнулась Лекса. — Она может принести нам много проблем. Блондинка не могла ничего произнести, лишь испуганно посмотрела на Луну, видя её более сострадательной, по сравнению с этой машиной убийств. Лекса навевала страх одним только взглядом. Её глаза были как у человека, который готов без раздумий перерезать горло. Луна вспомнила, как Лекса в одну секунду отняла жизнь у Онтари. Как будто только сейчас вспомнила, кто перед ней на самом деле. Но она также знала, что Лекса не совсем безбашенная, чтобы убивать неизвестную ей девчонку, сразу как только сбежала из тюрьмы. Да и когда она решает покончить с кем-то, она об этом не предупреждает. Если бы хотела убить эту девушку, та бы уже валялась окровавленной на полу. Значит, Лекса лишь запугивает её. — Ты права. Разделайся с ней поскорее. Машина есть, вывезем и избавимся от неё, — беспечно произнесла Луна, словно для неё это будничный разговор. Лицо девушки исказил шок, ведь она не ожидала это услышать от Луны. В том, что они не шутят, она могла быть более чем уверена. Раз с Беллами давно таскается, должна была знать, что Луна сидела в тюрьме. О том, кто такая Лекса, точно догадалась. — Нет! Подождите! Я не… Я никому не расскажу о вас! — слёзно молила девушка, заикаясь от испуга. — Пожалуйста! — Имя, — требовательно произнесла Лекса. — Что? — Имя своё сказала! — Кларк. — Ты что, тупая? — злостно давила Лекса. — Выёбываться ещё будешь? Полное имя! — Кларк Гриффин, — дрожащим голосом ответила девушка. — Если пиздишь — грохну прямо сейчас. — Нет. Это правда моё. В сумочке есть паспорт. — Сумка где? — В спальне. Возле кровати. Лекса бросила взгляд на Луну. Та всё поняла, зашла за сумкой и принесла её. Не отходя далеко от Кларк, Лекса взяла сумку из рук Луны, перевернула и силой вытряхнула всё содержимое. На пол с грохотом посыпались личные вещи девушки, пудра разбилась вдребезги и разлетелась по комнате. — Ищи, — приказала Лекса. Кларк опустилась перед ней на колени и дрожащими руками нарыла свой паспорт. После протянула его Лексе, та вырвала документ из её рук и бегло просмотрела информацию. — Ну что ж, Кларк Гриффин, — Лекса чётко произнесла каждую букву её имени. — Если мне не понравится твоё поведение, я найду тебя, где бы ты ни находилась, и где бы ни находилась я. И тогда, я обещаю тебе, на похоронах твоё тело прикроют покрывалом, чтобы не шокировать родственников твоим видом. Кларк с полными слезами в глазах закивала головой. Луне стало не по себе. Не то, чтобы она жалела Кларк, но она будто бы поучаствовала в пытке над человеком. Но, наверное, это было необходимо. Дополнительные проблемы им не нужны.***
Чем ближе Луна подъезжала к дому Рейвен, тем быстрее билось её сердце. Луна была не готова видеть её сейчас. Но так этого хотела. Было страшно от одной только мысли встретить её холодный, пропитанный ненавистью взгляд. Заехав во двор дома и припарковав машину, Луна увидела Рейвен, сидящую на веранде с книгой в руках, которая оторвалась от чтения из-за приехавшего к её дому автомобиля. Лекса вышла из машины, Луна чуть задержалась, переводя дух и собираясь с силами. После она вышла следом и увидела ошарашенный взгляд Рейвен, направленный в сторону беглянки. Лекса подошла к ней ближе и произнесла: — Ну здравствуй, птичка. — Лекса? — сорвалось с уст Рейвен. После чего она подорвалась с места и кинулась к девушке, обняла её, как кого-то родного и долгожданного, радостно улыбаясь. Лекса с аккуратной нежностью прижала её в ответ. Нельзя было поверить, что часом ранее эта девушка грубо сжимала чьё-то горло и грозила кому-то расправой. Сейчас она выглядела как самое безобидное существо на планете. Луна опустила взгляд. Чувствовала себя так, будто она здесь совершенно не к месту. Видеть, как любимая девушка так рада была видеть Лексу и осознавать, что совершенно не рада видеть её — было очень больно. Рейвен выпустила Лексу из объятий и сказала: — У меня много вопросов. Пойдём внутрь. Лекса послушно последовала в дом, а Рейвен задержалась, глядя на Луну. — Зайдёшь? — спросила она у Луны. В её взгляде не было презрения, но сквозил холод. Луна была удивлена тем, что её пригласили, и молчаливо приняла приглашение. Луна вошла на кухню, в которой провела несколько самых счастливых дней своей жизни. Она просыпалась вместе с Рейвен в одном доме, они гуляли вместе, ели, занимались домашними делами, как о том и мечтали. Они трахнулись на этой кухне. Их смелые шутки обратились в реальность. Но этого времени было так мало у них. Луна мечтала о жизни, проведённой с Рейвен, а получила лишь несколько дней. Ведь сама всё разрушила. Что ей теперь остаётся? Вспоминать и корить себя за эту потерю. Как же больно было приходить в её дом всего лишь гостем — незваным и нежданным. А осознание того, что ничего больше не вернуть, издевалось над Луной особым образом. Рейвен снова поставила чайник. Как тогда, когда встречала Луну на своей кухне впервые. Она выставила на стол три чашки, предложила девушкам сесть за стол, пока сама суетилась. После села напротив и заговорила с Лексой: — Наверное, мне даже не стоит спрашивать, как ты оказалась на свободе? — Лучше не стоит. — Тогда объясни хоть, почему ты здесь? Лекса неотрывно смотрела на девушку ласковым взглядом. Её стальной, ледяной голос обретал мягкость только тогда, когда она говорила с Рейвен. — Я лишь пришла увидеть тебя. — Ты вышла из тюрьмы строгого режима только для того, чтобы увидеть меня? — с удивлением уточнила Рейвен. — Да. Рейес немного обдумала её слова, после чего несколько погрустнела и спросила: — Ты уже знаешь, да? — Знаю, — немногословно согласилась Лекса. Рейвен перевела взгляд на Луну, понимая, кто мог уведомить Лексу. Но вскоре снова лишила её своего внимания. Луна за весь разговор не могла проронить и слова. Чувствуя себя так, словно бы её слышать не особо хотят. — Ты можешь укрыться здесь, — предложила Рейвен Лексе. — Здесь тебя не найдут. Глушь такая, случайно и не забредёшь. — Спасибо, — с тёплой улыбкой произнесла Лекса. Луна готова была поклясться, что никогда ещё не видела, как Лекса улыбается. Когда чайник закипел, Рейвен поднялась с места, взяла чайник в руки и застыла с ним на месте, погрузившись в свои раздумья. Она простояла так с несколько секунд, а после вынырнула из своих мыслей и произнесла вслух: — А вообще у меня есть вино. Девушка посмотрела на своих спутниц, ожидая того, что они скажут на её предложение. — Я бы точно не отказалась, — первой ответила Лекса. — Мне тоже нравится эта идея, — поддержала Луна. Она так сильно жаждала задержаться здесь рядом с Рейвен хоть ещё немного. Она бы любую идею сейчас поддержала. Рейвен с довольной улыбкой поставила чайник на место и вытащила из холодильника бутылку вина. Разложила на столе сыр и фрукты. Луна вызвалась помочь с нарезкой сыра. Рейвен нарезала яблоки и бананы. Тем временем Лекса отошла в ванную комнату, чтобы помыть руки. Как только она покинула комнату, воздух в комнате стал тяжелее. Луне было тяжело оставаться с Рейвен наедине. Их отчуждённость стала ощущаться ещё острее. Она нависла над ними мёртвым грузом и давила. — Как твоё самочувствие? — тихо спросила Луна, боясь, что за один только вопрос, её могут распять. — Ещё жива, — сухо ответила Рейвен. Луна сжала руки в кулаки, справляясь с внутренним натиском, проглотила ком в горле, прежде чем продолжить: — Я не думала, что она выйдет. Не ожидала такой реакции. — Но я не просила тебя кому-то рассказывать, — без раздражения сказала девушка, раскладывая нарезку по широкой тарелке. — Но это неважно. Я рада её видеть. «Когда ты успела так ею проникнуться?» — с горечью подумала про себя Луна. — Сама никогда не думала, что буду так рада видеть Лексу, — поделилась Рейвен, чуть усмехнувшись, словно прочитала мысли Луны и решила объясниться. — Но я так устала. Закрылась ото всех. А она нечужой человек из прошлого, по которому я даже скучаю. Я, чёрт возьми, скучаю по тому времени, когда я не ожидала того, что моя жизнь может быть скоро закончена. Когда мне казалось, что всё у меня ещё впереди. Луна посмотрела на Рейвен с застывшими слезами на глазах, из-за всех сил сдерживая их. Рейвен бы не хотела сейчас видеть чьи-то слёзы. Её это совсем не подбодрит. — Всё ещё у тебя впереди. — Это просто слова, — строго опровергла Рейвен. — Медицинское заключение говорит об обратном. Лекса вернулась на кухню. Рейвен вернулась за стол, как ни в чём не бывало, разлила вино, и снова начала разговор с Лексой. Рассмотрев девушку, подметила: — Тебе очень идёт человеческая одежда. — Это не человеческая одежда. Это одежда Луны. Луна бросила в неё недовольный взгляд с мыслью: «Вот язва. Неисправимая». Рейвен усмехнулась: — Почему же? Хорошие вещи. И на тебя хорошо сели. — Всяко лучше, чем тюремная форма, — согласилась Лекса. Несколько опьянев от вина, девушки продолжали говорить обо всём на свете, вспоминать моменты из тюрьмы. Лекса с Рейвен говорили как старые подруги, которые очень давно не виделись, а Луна была почти что призрак. Она чувствовала себя лишней, но и уходить не хотела. Не могла. Пока Рейвен не гонит, она хотела оставаться рядом. Даже в качестве призрака. Позже Рейес вышла из кухни за тем, чтобы принести колонку и включить музыку. Лекса задержала изучающий взгляд на Луне. Всмотрелась во вскрытую тоску, отражающуюся в её глазах, и произнесла: — Вы поругались? Конечно же, ею не осталось незамеченным то, что девушки почти не разговаривают друг с другом, и что всё внимание Рейвен достаётся ей одной. — Не ругались. — Расстались, значит? На это Луна ничего не ответила. И её молчание сделало это за неё. — Что ты опять натворила? — спросила Лекса. — Давай ты не будешь мне нотации читать? — осекла её Луна. — Ты безнадёжная идиотка. С собой ещё не разобралась, зато другим пудришь мозги. — Тебя это как беспокоит? Тебе это только на руку, раз ты такая надёжная умница. — Она любит тебя. Что тебе ещё надо? Луна не нашла, что ответить на такой аргумент. Ведь Лекса была права. Хоть и не знала всего произошедшего, всё равно права. Что ещё ей было надо? Рейвен тут за жизнь боролась, а Луна тем временем занималась хернёй. Выискивала тайного отправителя фотографий, разбиралась с Элкой. Теперь то она понимает, какой ерундой она занималась, когда были вещи поважнее. Только если бы она об этом знала тогда, то не наломала бы столько дров. Но это её никак не оправдывает. Луна никак не могла себя этим оправдать. Девушки провели половину дня и весь вечер вместе, и время пролетело просто незаметно. За окном потемнело, и уставшая Рейвен предложила Лексе переместиться на диван к телевизору. Когда Рейес осталась с Луной наедине, девушка сказала ей: — Останешься? Уже поздно. Утром поедешь. «Неужели, она тоже хочет провести со мной время?» — искренне недоумевала Луна. Не было похоже, что Рейвен была готова к примирению. Она общалась с Луной как со старой знакомой. Словно бы предлагала из вежливости. Но это было так не похоже на прежнюю вспыльчивую Рейвен. Она бы не могла быть такой сдержанной. Она бы испепелила Луну дотла, но точно бы не строила вежливую доброжелательность. Всё-таки болезнь изменила её. Остаток вечера девушки провели за просмотром фильма. Постепенно Рейвен приблизилась к Лексе, притиснулась к ней, положив голову ей на плечо. Лекса обняла её, обвив одной рукой со спины. Луну не столько колола ревность, сколько желание быть на месте Лексы. И очередное обвинения себя в том, что она сама лишила себя этой возможности. Не похоже было, что Рейвен делала это назло Луне. На зло она делает демонстративно. Луна уже знала как это бывает. Рейвен просто хотела человеческого тепла, а от Луны не могла его получить сейчас. Спустя некоторое время Рейвен переместилась на колени Лексы и уснула. Лекса нежно гладила её волосы, словно забыв обо всём. А Луна стала представлять, что если она однажды увидит их счастливыми вместе. И Рейвен будет смотреть влюблёнными глазами на Лексу, как ещё недавно смотрела на Луну. Что тогда будет с ней? «Это неважно,» — отреклась от этих мыслей Луна. — «Главное, чтобы она осталась живой и здоровой. А с кем потом будет счастлива — неважно». После того как закончился фильм, Лекса стала укладывать сонную девушку спать. Луна вышла на кухню выпить воды. Только оставшись наедине она поддалась эмоциям. Вцепившись в столешницу руками и болезненно промычав сквозь зубы, она выпустила слёзы наружу. Из открытого окна доносился шелест листьев, колышущихся ветром, а в комнату проникала ночная свежесть. Вдохнув воздух полной грудью, Луна успокоилась, вытерла слёзы рукой, затем умылась под краном. Тихие шаги за спиной заставили её выпрямиться и снова надеть на себя маску стойкости. На кухню зашла Лекса, устремила в девушку всё тот же пронзительный взгляд. Луна смотрела на неё в ответ, но ничего не говорила. С Лексой не нужно было даже говорить, та и сама всё понимала. Её сейчас никто не понимал лучше, чем Лекса. — На что ты готова пойти, чтобы спасти её? Луна не ожидала этого вопроса, но ответила не задумываясь: — На всё. Удовлетворённая ответом Лекса сделала небольшую паузу, всматриваясь в девушку, а после произнесла: — Тогда мы с тобой найдём деньги. Столько, сколько потребуется.16.2 Лес поцелуев.
Вновь находиться в его доме казалось жестокой шуткой судьбы. Джон не думал, что снова здесь окажется, после того как в последний раз покидал этот дом, оставляя его хозяина накаченным клофелином. Джон сделал огромный шаг назад, и готовился сделать ещё один. Мерзость прошлого настигла его так скоро. Она будто глумливо отпустила его прогуляться и сделать передышку, перед тем как вернуть назад. Она была уверенна, что Джон никуда от неё не денется. Злой рок; родовое проклятие; его собственная, уже смешная беспомощность? Джон, правда, уже был готов смеяться. Смеяться во всё горло, неистово, судорожно, яростно. Роан раскинулся на диване и через верх сочился самодовольством. Он выглядел так, словно господствовал над всем миром, сидел на вершине и плевал с её высоты на всех, кто корчился у его ног. Кажется, там был и Джон. Чуть ли не в первых рядах. Мёрфи не показывал того презрения, которое испытывал к себе и к нему, не хотел показаться слабым и сломленным. Он без единой эмоции, несколько скучающе выжидал, когда они обговорят все нюансы их сотрудничества, и Джон сможет наконец покинуть общество Роана. — После того, как он примет тебя, отправит своего человечка следить за тобой. Какое-то время мы с тобой связываться не будем. Просто выполняй работу, что он тебе поручит и веди непринуждённый образ жизни. Мои люди будут также приглядывать за ним и за тобой. Я сам наберу тебя, когда придёт время. «Я ещё какое-то время тебя не увижу! Ну хоть одна хорошая новость,» — подумал Джон. Роан затягивался сигарой, вглядываясь в Джона пронизывающим, испытывающим взглядом. — И помни, пока ты не выполнишь свои обязательства, ты принадлежишь мне. Мне похуй, где ты шляешься и с кем, но жить ты должен в своей квартире, один. Чтобы в любой момент я мог приехать к тебе или вызвать тебя к себе, и ты без пререканий в эту же секунду бросил все дела и мчался ко мне, как на первое свидание. Всё понятно? — Понятно, — швырнул в него Джон. — Есть сомнения в моей вменяемости? Или я должен беспрестанно кивать головой, как собачка на панели автомобиля? — Если прикажу, будешь кивать, — раздражённо ответил Роан, высверлив в парне дыру взглядом. — Не забывайся, с кем говоришь, а то напомню. Джон внутри себя усмехнулся: «Бесится. Искренне. Да это моя маленькая победа». — Какие-то ещё будут пожелания? — нарочито услужливым тоном спросил Мёрфи, намеренно плохо маскируя иронию. Взгляд Роана был по-прежнему строг и холоден, но приобрёл некоторые нотки удовольствия. Как бы он не бесился от упрямой бесстрашности и излишней дерзости Джона, ему это одновременно и нравилось. — Ты играешь с огнём, солнце. Но я не жадный, позволю тебе поиграться. Но только пока ты делаешь то, что от тебя требуется. Если решишь предать меня, то я похороню тебя в костях всех, кого ты только знаешь. Я дядька добренький, но не нужно испытывать мою доброту на прочность. Потому что она очень хрупкая. Ещё хрупче, чем твоя гордость. Джон криво усмехнулся, пережёвывая злобу внутри себя. Для своего успокоения он представлял Роана с отрубленной головой, капающую кровь с топора в своих руках, и становилось чуточку легче, как после таблетки для успокоения нервной системы. Почему этот способ в своё время ему не порекомендовал психотерапевт? — И ещё, — продолжил Роан, сделав глубокую затяжку и выдохнув густой клубок дыма изо рта. — Ты должен уволиться с работы. — Могу поинтересоваться, зачем? — Затем, что твоя голова должна теперь думать только о твоих обязанностях передо мной. Ты должен быть мобильным и незаёбанным после двух работ, чтобы быть продуктивным. Так понятно? — Ну мне нужны деньги, чтобы выжить. — Теперь я тебе плачу. И гораздо больше, чем платит твоя вшивая контора. — После чего Роан достал пачку денег из рядом стоящей тумбы и пафосно бросил их на стол перед Джоном. — Возьми аванс. Побалуй себя, золотце. Как бы ни хотелось участвовать в этой цирке уродов, Джон мог лишь принимать все условия и делать вид, что его всё более-менее устраивает. Окинув пустым взглядом пачку купюр, парень лениво протянул руку, взял пачку и вложил в карман, не интересуясь тем, сколько там денег. Роан с довольствующимся взглядом проводил каждое его движение. — Понадобится ещё — только скажи, — с ехидной улыбкой сказал Роан. Джона тошнило от мерзости этой ситуации. Потому он хотел как можно скорее выполнить все свои обязательства перед Роаном и больше никогда его не видеть. — Не выдержал всё-таки жизнь без унижения? — насмешливо спросил Роан. — Так захотелось вернуться на нагретое местечко у его ног? — Ты вроде сказал, тебе дела до этого нет. Или это тебя лично задевает? Зависть? — Зависть? — с усмешкой удивился Роан. — Кому? — Беллами. Тебе хотелось бы владеть людьми так же, как это делает он, не прибегая при этом к угрозам. Это тебя так цепляет? Что ты никому так не нужен? — беспристрастно рассуждал Джон. Роан одобрительно улыбнулся, с гордостью глядя на Джона: — Может, и так. Я бы от такой собачонки не отказался. Не хочешь сменить хозяина? Буду хорошо кормить, обижать не стану. Этот разговор ужасно наскучил. Держаться невозмутимым — тоже выматывало. Джон держал маску безразличия. Нет, он не станет казаться жертвой. Пусть Роан сделал из него свою игрушку, но Джон из последних сил будет делать вид, что он ещё не повержен. — Зачем? Если там место уже нагрето, — небрежно кинул в ответ Джон. — Покорность твоя безгранична. И она пока что принадлежит мне. Никуда не рыпайся, делай то, что нужно и жди моего звонка. — Могу идти? — Можешь остаться, если так хочется, — с издевательской ухмылкой сказал Роан. — Желанием не горю, — ответил парень, поднимаясь с дивана.***
Стемнело. Моросил мелкий дождь, который практически не ощущался. Дым сигарет от влажности воздуха клубился густым облаком над головой. Джон терялся в своих мыслях. Что его ждёт дальше, уже и неважно. Как-то всё потеряло значимость — будущее, прошлое. Джон ничего уже и не ждал, ни на что не надеялся. Просто куда-то шёл вслепую. Куда-нибудь да придёт. Или к просвету, или же вновь разобьётся. Сколько раз уже разбивался, разом больше или меньше — уже неважно. Но он такой смелый, когда Беллами нет рядом. Пока он ещё не пришёл, не тянет к себе. Верить ему страшно всегда. Но Джон так устал делать вид, что он справляется. Чем больше на него оказано давление обстоятельств, тем больше он хочет прижаться к Беллами, почувствовать себя в уюте и безопасности хоть на какое-то время. Джон движется в сторону, от которой он спасался только Блейком. Когда он распространял наркотики, изо дня в день варился в презрении ко всему, с чем связана его жизнь, и к себе — Беллами был спасительной таблеткой. Теперь же Беллами стал первым, от кого надо защищаться, кому нельзя доверять, к кому приближаться опасно. Как существовать в таких условиях? За что бороться? За смерть, которую Джон выберет себе сам? За возможность самому себе выбрать убийцу? Из упрямости Джон не позволит себя убить кому-то, кроме Беллами. Он зубами выгрызает право встать под его нож. Придя в бар, в котором очень давно уже не был, Джон направился к барной стойке, заказал пиво и сказал знакомому бармену, передать Маккрири, что он хочет с ним поговорить. После сел за свободный столик, как простой посетитель, попивая своё пиво. Джон сам ужасался от того, где он сейчас находится и что собирается сделать. В голове не укладывалось, что он снова здесь. И как он позволил этому произойти? — Отрадно встречать старых знакомых, — произнёс Маккрири и сел за стол напротив Джона. — Поздороваться зашёл? — Для начала, да. Так что здравствуй, — ответил Мёрфи. — Но цель у визита имеется? — Я хотел бы вернуться к тебе на работу, если возьмёшь, — Джон быстро вытолкнул эти слова, чтобы не задерживались в голове, не цеплялись, не желая выходить наружу. — Вот как? Что заставило? — Желание заработать. — А как же брезгливость перед «грязными деньгами»? — В моей жизни многое изменилось. — Вот так умирают честность и благородство, — горделиво усмехнулся Маккрири. — Готов взять меня обратно? — Ну как не принять блудного сынишку? Пойдём со мной. Маккрири повёл Джона в служебное помещение, они прошли кухню, комнату для сотрудников, завернули за угол и вошли в очередную дверь. И за ней всё изменилось: полупустые мрачные комнаты, люди с цепкими оценивающими взглядами, играющие в покер, в душном помещении стоял запах пота и алкоголя. Маккрири бегло представил им Джона, завёл в комнату поменьше. Никакой тебе роскоши, дубового стола или кожаных диванов, как в фильмах про мафию. Простое, ободранное помещение, как в каком-нибудь гетто. Это была точка сбыта, и не более. Здесь отшивались все, кто выполняет грязную работу. — Стрелять умеешь? — Умею. Не Аль Капоне, но пушку в руках держать могу. Он научился этому относительно недавно. Беллами учил его стрелять по мишеням, когда они выезжали отдохнуть за город. Его влияние бесплотным призраком следует за ним везде. Слишком многое изменилось в жизни Джона благодаря Беллами. Джон многое испытал с ним впервые, многому у него научился. Что-угодно несёт в себе отголосок присутствия Беллами в его жизни. Утраченного присутствия. — Но я к тебе не киллером пришёл устраиваться, — дополнил Мёрфи. — Киллером и не надо. Но и таскать товар, подставляться тебе не дам. Пусть делают те, кого не жалко. А ты человечек уже проверенный, надёжный, шаристый. «Надёжный,» — усмехнулся про себя Джон. — «Знал бы ты, что я пришёл для того, чтобы помочь тебя грохнуть». Не хотелось об этом думать сейчас, но по-другому не получалось. Джон ужасно не хотел вести кого-то за руку в могилу. Даже беспринципного наркодилера, испортившего два года его жизни. Джон не хотел участвовать в их войне. Это не его война. Почему он должен принимать чью-то сторону, следовать продиктованным ему правилам? Быть пешкой без права выбора. — А чем я должен буду заниматься? — Дам тебе территорию. Будешь контролировать. Но пока здесь со мной потусуешь. Мы не спешим. Ничего себе карьерный рост. И бесценный опыт. Ну хоть бабки появятся. А то уже надоело выживать за копейки, питаться через раз, пить за счёт Финна, который очень активно всегда пытается угостить, добираться с работы до дома пешком полтора часа. Джон отчаянно пытается найти уже хоть какие-то плюсы от своей будущей деятельности.***
Джон попал домой очень поздно. День был очень тяжёлым, Джон валился с ног, но вернуться сейчас в пустую квартиру было ещё тяжелее. Потому что здесь, в одиночестве, над ним свершалась самая жестокая расправа. Он сам себя изводит в своей голове. Вспоминает утренний разговор с Беллами, каждое слово. Всё происходящее стало слишком сложным для понимания. Джон понятия не имеет, как реагировать на это, чему верить, а чему нет. Либо он параноит, либо Блейка, и правда, надо опасаться. Ему так необходимо было в этом всём разобраться. Но что ему поможет? Только время расставит все точки над И. Но если окажется, что Джон пойдёт против себя, погрязнет в мерзкой работе с наркотиками, окажет содействие в убийстве, чтобы иметь право на нормальную жизнь, а Беллами всё это время просто лгал, для того чтобы побольнее ударить в самый подходящий момент? Думать об этом было страшно. Но Джон пытался взять себя в руки. Пусть предаёт, добивает — плевать. Джон не знал, что ещё он мог сделать, чтобы себя обезопасить. Он так устал от бессмысленных телодвижений в попытках защититься от Беллами. Он всё равно всё время проигрывает. Пора уже перестать барахтаться. Всё, что ему остаётся, так это терпеть удары, один за другим, в надежде, что однажды терпеть он больше будет не в силах. Что однажды Беллами заебёт его своей жестокостью, или добьёт Джона окончательно, или же уничтожит его любовь. Вдруг однажды Джон настолько нажрётся боли от него, что уже даже любить его будет не в силах? Потому пока Джон с распростёртыми объятиями идёт навстречу под его пули. Так хотелось услышать его голос. Джон смотрел на его имя в своём телефоне, хоть и не собирался звонить. Будто бы надеялся, что Беллами сам позвонит. Скажет что-нибудь тёплое. Пусть даже соврёт. Так хотелось хотя бы ненадолго поверить в то, что он скажет. «Пусть это будет правда. Пожалуйста. Ты же не можешь так грязно играть, верно? Ты же говорил, что если убиваешь, то глядя в глаза. Но что если после того, что я сделал, это изменилось? Что если теперь я для тебя совсем жалости не стою?» Эти мысли рвали кусками, грызли, давились его костями. Джон с ними засыпал и просыпался. Надеялся на чудо, но не верил в него. Говорил себе: «Будь, что будет», пытался отпустить, но снова к ним возвращался. В выходной день Джон прошёлся по магазинам, купил немного еды, зашёл в магазин музыкальных инструментов по просьбе Финна, охренел с цен и ушёл. Вечер он планировал провести с другом, потому решил занести продукты домой перед встречей. После спустился на улицу, скучая по своим наушникам, которые где-то затерялись у Беллами дома, пытаясь не думать о том, что ещё больше скучает по своей жизни, которая так же затерялась где-то у Беллами. Не успев далеко отойти от подъезда, Джон встречает перед собой автомобиль, который намеренно перекрывает ему дорогу. За рулём сидел Блейк и через открытое окно позвал парня: — Садись, поговорим. — Сам выходи, если надо, — огрызнулся Джон и двинулся вдоль машины, чтобы её обойти. Беллами проехал чуть вперёд и снова перекрыл путь. — Разговор будет долгий. Джон безнадёжно выдохнул. Сил на злость не было. Он сел в машину, и Беллами сразу же поддал газу, уверенно двинулся в неизвестном направлении. — Куда ты везёшь меня? — Прогуляться. — А. Спасибо, что спросил, могу ли я с тобой прогуляться, — с упрёком высказал Джон. Тот снова бесцеремонно вторгается в его жизнь, вынуждает действовать по его правилам. Как Беллами решил, так оно и будет. Но в связи с последними событиями, Джон даже не мог на это злиться. Беллами снова распоряжается им как своим человеком. Это то, о чём Джон в тайне от себя мечтал. Он скучал хоть по такому отношению с его стороны. Это лучше, чем ледяное равнодушие и его полное отсутствие. — Так о чём ты хотел поговорить? — О чём угодно. Неважно. Джон опешил: — Ты прикалываешься сейчас? — Нет. Просто поговорить с тобой — словно новый сюжет для «Миссия невыполнима». У тебя всегда нет на меня времени. Приходится тебя теперь похищать. — Беллами внимательно смотрел на дорогу, оставался абсолютно серьёзным и безмятежным. Он был как робот. Эмоции и чувства по лицу прочитать было нельзя. А Джон хотел проникнуть в его сознание, надеясь там отыскать хоть какие-то ответы. — Я слышал о том, что ты сделал с Брайаном. В этот момент хоть какая-то эмоция бегло тронула бесстрастное лицо Блейка — раздражение или боль. Но он ровно произнёс: — Прошу, давай не будем даже имени его произносить. — Ты хотел застрелить его? — Да, хотел, — уверенно признался Беллами, ни на секунду не задумавшись над ответом. — Ты знал, что пистолет был не заряжен? — Конечно, знал. — Это ненормально, Беллами. Это слишком жестоко и неадекватно. — Как и сотни других моих поступков. Ты будто бы первый день меня знаешь, — оборвал его Блейк. — Я считал его другом. Он предал меня, а я ранимый человек, предательства плохо переношу. — Почему весь свой гнев ты вылил на него одного? Это была моя инициатива, он даже пытался меня отговорить. Но мне ты ничего не сделал. Беллами ненадолго оторвал взгляд от дороги и с недоумением спросил: — А что я мог тебе сделать? — Врезать хотя бы. Брайана ты избил до полусмерти. Парень вновь вернул внимание на дорогу, грузно задумавшись, а после тихо сказал: — Тебя не могу. — Зато моральную боль ты готов мне причинить всегда! Просто хуяришь без остановки! — злостно рявкнул Джон. Беллами не ответил. Они долгое время ехали в тишине. Было неуютно. Потому что Джон о многом хотел сказать ему, но не мог. И многое хотел услышать, но даже не надеялся на это. Джон так хотел узнать наверняка, что происходит в его голове, убедиться в его честности, прочесть его мысли, понять чувства. Но Беллами ничего не выдавал. Что-то в нём изменилось. И это Джона лишь больше пугало. Беллами не выглядел таким самоуверенным как раньше. Он был спокойным, закрытым, несколько измученным, хоть и не показывал этого. Тишину разорвал телефонный звонок. Джон тут же ответил. — Да, Финн. Я помню про нашу встречу. Но я немного задержусь. Беллами перевёл заинтересованный взгляд на Джона. Без ревности, недовольства, но Джон кожей чувствовал, что Беллами горел желанием отнять у него телефон и выключить. — Намарафетиться решил? — усмехнулся Финн. Джон насмешливо хмыкнул и ответил: — Конечно. Хочу быть самым красивым в том гадюшнике, в который мы с тобой пойдём. — Сколько времени займёт контуринг? — Пока не знаю. Я позвоню. — Ладно. Жду звонка. Джон убрал телефон в карман. После чего он ответил на взгляд Блейка, посмотрев ему в глаза. Немая тоска засела в уголках глаз Беллами, что-то невысказанное и рвущиеся наружу застыло внутри него. Джон выжидающе молчал, выдерживая прямой требовательный взгляд на парне. Сколько можно прятаться, Беллами? Если есть что сказать, то говори. — Ваше последнее выступление было великолепным, — произнёс Беллами. Джон от неожиданности забыл обо всём на свете. Резко нахлынувшие эмоции заставили спрятать взгляд от Беллами. Он приходил! Он, правда, был там! Как легко было Блейку сбить его точку опоры. Джон вновь потерял всю стойкость и показную сдержанность. Скоро они покинули пределы города. За окном проносилась полоса деревьев, стоящих вдоль дороги. Джон сильнее озадачился тем, куда его везёт Беллами. И впрямь похищение? Он не шутил? — Куда мы едим? — Туда, где нам не будут мешать. — Не будут мешать для чего? Беллами вновь промолчал. Как же раздражала его долбанная загадочность. И Джон уже всерьёз начал его опасаться. Хотя может ли Беллами навредить ему больше, чем делал это несколькими днями ранее? Машина свернула с главного шоссе прямо в лес и направилась вглубь. — Решил вывезти меня в лес и пристрелить там? — язвительно произнёс Джон, а после равнодушно дополнил: — Пистолет не забудь зарядить. Беллами не отвечал и всё больше походил на робота. Что от него сейчас ожидать — непонятно. Джон думал: ещё чуть-чуть, и он сойдёт с ума. Будет заливаться истерическим смехом с полчаса, после будет кричать и грязно материться на весь ебаный свет. Он решил ничего не предпринимать. Плыть по течению. Может даже вздремнуть, в ожидании кульминации сей поездки. Было уже совсем всё равно, куда его везёт Беллами и для каких целей. Его отношение к происходящему можно было охарактеризовать одной фразой: «Будешь убивать меня — кровью не запачкайся». Автомобиль остановился посреди лесной чащи. Беллами позвал парня за собой и вышел наружу. Как только Джон покинул салон автомобиля, ему в нос ударил яркий запах листвы и влажной земли, перемешавшийся в чистейшем воздухе и приятной тишине, далёкой от шума цивилизации. Время близилось к закату, и здесь это время ощущалось совсем иначе. Никакой суеты и людей, бегущих с работы домой или в магазины и бары. Этот кусочек мира оторван от остального, и в нём протекала иная размеренная жизнь. Тишина не была угнетающей, какой она была в квартире. Она здесь была законна, божественна, упоительно прекрасна. Здесь она была правильной. Беллами шёл вдоль деревьев по тропинке, по которой было не проехать на машине, и Джон пошёл за ним, останавливая его: — Зачем мы здесь, можешь уже объяснить наконец? Беллами плавно развернулся к парню, безмятежно отвечая: — Как я и говорил, прогуляться. Здесь тебя ничто не будет отвлекать и сбежать будет некуда. — Да какого чёрта?! Ты нормальным когда собираешься становиться? — разозлился Джон. — Вряд ли это возможно. И я не хочу становиться нормальным. Я хочу быть тебе нужным. А тебе нормальные не нравятся. Мёрфи прожёг его взглядом, не зная, что на это ответить. Ведь, по всей видимости, так это и есть. Он развернулся и пошёл в сторону, откуда они приехали, раздражённо проговорив: — Гуляй тогда сам с собой. Я и пешком до города дойду. — Я пойду за тобой, и тогда мы всё равно проведём время вместе. Только намного дольше, до города путь неблизкий. Джон остановился, бросив беспомощный взгляд в небо и глубоко выдохнув. Беллами произнёс ему в спину: — Пошли со мной. Через пару часов вернёмся к машине, я отвезу тебя домой. Парень сдался, подошёл к Беллами, с вызовом глядя ему в глаза, демонстрируя своё недовольство. — Не тошнит больше, когда смотришь мне в лицо? — ядовито выплеснул из себя Джон. — Или ты сдерживаешь рвотный рефлекс? Взгляд Беллами наполнился горечью и сожалением. Хотя бы этим выдал, что он ещё жив и умеет что-то чувствовать. — Я тогда пытался выдать желаемое за действительное, — оправдал себя Блейк, но сказал это сухо, как данность, и больше ничем не дополнил свой ответ. После двинулся по тропе вглубь леса. Джон пошёл за ним, попутно высказываясь: — Думал о том, что говорить с тобой у меня сейчас нет желания? Не умеешь ты располагать к разговору. — Можем помолчать, — бесстрастно предложил Беллами. Его словно бы ничем нельзя было задеть, ничем не вывести из себя. Он никогда ещё не был настолько спокойным. И Джон не понимал его в таком состоянии. Не знал, как расценивать, как реагировать. — Ты же понимаешь, что нихрена из нас уже не получится? — говорил Джон, идя следом за Беллами по неровной тропе. — После всего, что между нами произошло, снова сойтись будет самой глупой и нелепой ошибкой. Ну не будем мы доверять уже друг другу. И простить друг друга не сможем. Мы будем просто медленно и мучительно друг друга убивать. — Может быть, и так, — ответил Беллами пустым голосом. — Но точно никто не знает. Не попробуем — не узнаем. — Мы уже пробовали. И вот что получилось из этого. — Отдельно друг от друга тоже пробовали. Ты был счастлив последние полтора месяца? — Слишком мало времени прошло для того, чтобы отпустить. — Но достаточно для того, чтобы понять, что не хочется жить дальше, — с уверенностью сказал Беллами. Джон хмуро глянул ему в спину. Беллами сейчас говорит о нём или о себе? — Ты слишком высокого мнения о себе, Беллами. Думаешь, твоё влияние надо мной такое незыблемое? Что я всегда в тебе буду нуждаться и не смогу без тебя жить? Это не так. — Не так, к моему сожалению. Поэтому пока ты ещё нуждаешься во мне, я буду рядом. — В его голосе проскользнула глубокая тоска. Ну или же Джон слышал то, что хотел бы слышать. Сердце сжалось от боли, и Джон больше не смог ничего произнести. «Он, может, просто играет моими чувствами, а я ведусь. Как и обычно». Беллами знает за какие ниточки дёргать и умело это делает. Но в голову лезет неконтролируемая мысль: «А что, если это не так?» Остальной путь они шли в тишине. Даже спустя час прогулки, Беллами не проронил ни слова. И казалось, он чувствует себя при этом очень комфортно, его не напрягало их молчание. Он наслаждался просто прогулкой так, как будто бы был один. Хотя никогда раньше парень так не делал. Он всегда мог начать о чём-то разговор, просто поделиться мыслями. Так долго молчать — было не про него. Может, он просто не знал о чём поговорить с парнем, который любое слово принимал в штыки. Или так устал от выяснения отношений, но очень хотел побыть вместе с Джоном наедине, потому готов был даже молчать, только бы побыть с ним. Сгущались сумерки. В лесу было заметно прохладнее, чем в городе. И с приближением вечера становилось всё холоднее. Джон не видел смысла в своём присутствии здесь, ведь Беллами словно сам по себе, прибывает где-то в абстракции. Джон мёрзнет, скучает, бесится из-за того, что против его воли поменялись планы, бесится на его молчание, но почему-то не хочет всё это прекратить. Он мог бы настоять на том, чтобы Беллами отвёз его домой. Но что-то его ещё держит здесь. Может быть, интерес, чем же всё это закончится. Или надежда всё же понять степень искренности Беллами по отношению к нему. И острая необходимость в близости Беллами, пусть даже в такой непонятной, абсолютно идиотской, раздражающей, как сейчас. Джон знал, что сейчас он хочет сбежать, но как только он окажется дома один, будет бесконечно крутить в голове эту бессмысленную прогулку, желая возвращаться в этот самый момент вновь и вновь хотя бы мысленно. Он будет питаться этими воспоминаниями, и за счёт них протянет ещё немного. За несколько минут в лесу резко потемнело. С неба стали срываться тяжёлые холодные капли. Дождь очень скоро начал разрастаться. Джон съёжился, обняв себя руками, и недовольно процедил: — Тебе не кажется, что погода не совсем удачная для бесцельной прогулки? Беллами что-то обдумал, бегло осмотрев замёрзшего парня, а после произнёс мысли вслух: — До машины будем час добираться. — Ну и что теперь, здесь останемся? — язвительно спросил Мёрфи. — Пойдём со мной. Здесь недалеко есть укрытие. Беллами уверенно двинулся вперёд, ничего толком не объясняя. Джону оставалось лишь пойти за ним, хоть он и горел от возмущения. Всё, что ему хотелось, так это поскорее оказаться в тепле. А реализация этого желания сейчас буквально зависела от Беллами. Не идти же ему пешком полсотни километров до города. Через минут десять пути показался небольшой деревянный дом на лесной опушке. Парни зашли на крытую веранду. Они оба промокли до нитки. Джон уже заметно дрожал от холода. — Ты собираешься взломать дверь? — Нет, здесь есть ключи, — ответил Беллами и потянулся к козырьку крыши. Немного пошарив там рукой, он достал связку ключей. — Это твой дом? — спросил Джон, будучи ошарашен тем, что мог этого до сих пор не знать. — Луны. Думаю, она не обидится, если мы зайдём погостить. Открыв дверь, Беллами пригласил Джона внутрь. Парень охотно залетел в дом, мечтая поскорее укрыться от холода и дождя. Беллами зашёл следом за ним, зажёг фитиль керосиновой лампы и вместе с ней отправился к камину. — Здесь нет электричества? — спросил Джон. — Нет. Но всё не так плохо. В доме установлено автономное водоснабжение. Все удобства внутри дома. Беллами принёс несколько поленьев, забросил в камин. Разжигая огонь в камине, произнёс: — Здесь мы можем переждать дождь и согреться. Как распогодится, пойдём до машины. — Ты это специально устроил? — раздражённо спросил Джон. — Что устроил? Вызвал дождь? — уточнил Беллами без насмешки и абсолютно спокойно, просто указывая на абсурдность его предположения. Как только огонь в камине разгорелся, в комнате появился хоть какой-то источник света, освещающий пару метров от камина. Беллами снял куртку, следом стянул с себя кофту, выжал её от воды и повесил сушиться. — Разденься, одежда должна высохнуть, — сказал ему Блейк. Джон ответил недовольным взглядом. Как ему не нравилась затея раздеваться перед Беллами. Это всегда заканчивается одинаково. Как только на Джоне не оказывается одежды, Беллами считает, что тело парня находится полностью в его распоряжении. Блейк заметил, что Джон не спешит раздеваться, и дополнил: — Я принесу плед. После Беллами незамедлительно поднялся по круговой лестнице на второй этаж. Джон быстро стянул с себя всю одежду до нижнего белья, повесил просыхать на деревянную перекладину сбоку от камина, а сам плюхнулся на двухместный диванчик, который стоял прямо напротив камина в метре от него. Свет от огня захватывал его полностью вместе с диваном. Обивка дивана была холодная, Джон забрался на диван с ногами, прижимая бёдра к животу и обнимая колени руками. За спиной послышались тихие шаги, Беллами накрыл плечи парня увесистым плотным пледом, и Джон закутался в него целиком. После Беллами подошёл ближе к огню и стянул с себя мокрые штаны. Мёрфи невольно рассматривал его обнажённое тело. В голову полезли нежелательные мысли, потому Джон пытался не смотреть, но всё равно периодически возвращал взгляд. «Почему ты такой гад, но всё равно, сука, красивый?» — возмущался внутри себя Джон. — «Словно всё в этом мире настроено против меня!» Беллами присел на корточки у камина и протянул ладони к огню. Джон смотрел на его широкую спину, на мелкие капли дождя, стекающие с кончиков волос. Беллами излучал из себя какую-то печальную безмятежность и глубокое одиночество. Пусть Джон находится буквально в полуметре от него, Беллами выглядел так, будто вокруг него в радиусе сотен миль ни души, будто он брошен всем миром, ему некуда идти, его никто не ждёт. Джон чувствовал его состояние так же чётко, как самого себя, пусть и не видел его лица, не слышал его голоса. Просто находясь рядом с Джоном, Блейк сидел на расстоянии от него, смотрел на огонь, пытался сам себя отогреть и ничего не говорил. Так же, как если бы он был здесь совершенно один. Мёрфи почувствовал себя неуютно. Будто что-то идёт неправильно, не так, как должно было быть. Они не должны быть такими чужими. Именно это сейчас неправильно. И это чувство нельзя было в себе подавить, оно разрасталось, становилось больше этой комнаты, вырывалось за пределы их общего мировосприятия. Как бы их отношения ни разладились, как бы далеко друг от друга их ни разбросала судьба, они не могут быть чужими друг другу. Это так антонимично. Это противоестественно, несправедливо, аморально. — Почему ты не накроешься пледом? — прервал молчание Джон. — Мне не холодно, — произнёс парень отчуждённо и апатично. Джон, конечно же, этому не поверил. Он задумался, зачем Беллами было бы обманывать? Но очень скоро сам догадался: — Плед всего один? Беллами молчал с несколько секунд, не отрывая взгляда от полыхающего огня. Казалось, он вообще не собирается отвечать, но всё же коротко ответил: — Да. Джон прикрыл глаза, осознавая неизбежность их близости. И то, что он вынужден сам предложить тому место рядом с собой. Парень выдохнул и заставил себя произнести: — Иди сюда. Этого пледа хватит и на двоих. Беллами посмотрел на Джона и задержал взгляд на некоторое время, словно что-то взвешивая в своей голове. Не уж то тоже не слишком горел желанием к нему приближаться? В памяти почему-то пронеслись его слова: «Ты не стоишь столько внимания». От этого воспоминания повеяло холодом, который сцеплял тело до хруста костей. Долгий взгляд и молчание Беллами пугали Джона, наталкивал на тревожные мысли: «О чём он сейчас думает?» Наконец Беллами сделал шаг навстречу, забрался на диван под плед. Он был так близко, что касался Джона плечом. Мёрфи не мог никуда от него отстраниться и не знал, как он сможет выдержать его прикосновение так долго. — Ты всё ещё холодный, — заметил Беллами. После чего обхватил Джона рукой и притянул его к себе теснее. Джон задёргался: — Я не позволял себя трогать. — Да успокойся. Я не пристаю к тебе. Просто хочу, чтобы ты быстрее согрелся. Джон подался, мысленно всё на свете проклиная. Беллами с той же невозмутимостью взял его ноги и закинул через себя, прижав его холодные ступни к своему бедру. — Да что ты делаешь? — возмутился Джон, сбитый с толку его поведением. Беллами такой простой. Ведёт себя так, словно не пытался не так давно задушить его своим презрением и ненавистью. Блейк прижимал его к своему боку, и в скорости Джон стал просто воспламеняться изнутри. Его так плед и камин не разогревали, как это делали разбушевавшиеся гормоны. В голову полезли непристойные мысли, как бы Джон не пытался их отогнать, всё тщетно. Ведь обнажённое тело Беллами, так тесно прижимающее его к себе, сильнее его самообладания. Джон так скучал по парню, у него давно не было секса, давно не было Беллами в его жизни настолько рядом. Его тело решило существовать отдельно от его мозга, и случилось то, чего Джон так боялся — эрекция. Он пытался прижать ноги к себе ближе, стало труднее дышать. Он зажмурил глаза и прикусил губу, надеясь отвлечься на боль. Но Джон всё равно думал только о том, как выцеловывает тело Беллами, изгибается под его напористыми ласками, вздрагивает, чувствуя его внутри себя. — Ты чего такой напряжённый? — спросил Беллами, чувствуя как под его руками тело парня закаменело. — Всё нормально, — натянуто ровно ответил Джон. Беллами это не успокоило. Он внимательно осмотрел Джона, пытаясь понять, что не так. И в общем-то очень скоро заметил причину его напряжения. — О-у. Так вот оно что. Ты заводишься с пол оборота, — без насмешки прокомментировал Блейк. — Бога ради, заткнись, — прошипел Мёрфи, сгорая от стыда. — Так может тебе нужна моя помощь? — с улыбкой спросил Беллами. За весь день только сейчас улыбнулся. Хотя что ещё может поднять его настроение, как ни чувство собственного превосходства? — Избавь меня от этой благотворительности! — Ну с этим надо что-то делать. Дождь скорее всего затянется на всю ночь. — О чёрт, я не хочу провести всю ночь с тобой, — жалобно взмолил Мёрфи. Лицо Беллами утеряло прежнюю весёлость. Его задели эти слова, хоть он и старался этого не показывать. Немного обдумав, Беллами вылез из-под пледа и произнёс: — Оставайся здесь. Я пойду до машины, постараюсь пригнать её как можно ближе к дому. — Что? — удивился Джон. — Куда ты пойдёшь? Там дождь и темнище. — Ничего страшного. В шкафу висит дождевик. Фонарь тоже есть. Доберусь. — Может, я с тобой? — Нет. Дождевик только один. Ты отогревайся. Одежда твоя, может, как раз успеет высохнуть. Я как подъеду, передам тебе дождевик, чтобы мы могли добраться до машины. — А сам промокнешь? — У меня иммунитет сильнее. Да и ты здесь оказался из-за меня, так что мне это и разгребать. Беллами хотел было одеться, но Джон вцепился в него наполненным болью и страхом взглядом. — Ты оставишь меня здесь одного? — испуганно произнёс Джон, уверуя в то, что Беллами не собирается за ним возвращаться. Беллами резко остановился и посмотрел на парня недоумённым взглядом. Он понял, чего тот так боится. Блейк присел перед парнем, чтобы заглянуть ему в глаза, аккуратно коснулся его ладони, и заверил с искренним теплом в голосе: — Нет. Ну ты чего придумываешь? Я приеду за тобой. Ты здесь не останешься. Но Джона вряд ли можно было сейчас в чём-то убедить. Он весь день искал подвоха, и вот он его нашёл. Его паранойя брала над ним вверх. Он ждал от Беллами только какого-нибудь зла, но никак не заботы и готовности бежать, пренебрегая своими здоровьем и комфортом, исполнять его прихоти. Мёрфи судорожно ухватился за руку Беллами, и почти бездумно выронил из уст: — Не оставляй меня. Об этом же Джон молил его измученным взглядом. Беллами смотрел на него ошарашено, осмысливая его эмоции и слова. Он безмолвно согласился, вернувшись на прежнее место, а после тихо произнёс: — Не оставлю. В этот момент Джон сорвался, приблизился к его лицу, впился в губы жадным голодным поцелуем. Джон словно бы напал на него, вцепился намертво, решительно и упрямо поглощая его, залез к нему на руки. Беллами в этот раз не вёл, он подчинялся. Нежно, но в то же время крепко прижимая тело парня к себе. Позволяя парню целовать его так, как тому этого хочется, как тому это нужно. Джон думал лишь об одном, ему было плевать на всё и всех. Он хотел Беллами. Хотел прямо сейчас. Какая бы расплата его за это не ждала, Джон готов был оплатить своей жизнью. Руки Беллами вновь родные и такие ласковые, Джон снова находился в их власти. От безумного изломанного счастья кружилась голова и дрожали руки. Джон не жалел себя, хотел этим счастьем захлебнуться. Он любил Беллами. Прямо сейчас и всегда любил. И эта любовь — единственное, что в его жизни не заканчивается, не покидает его. Она вечная в нём. Она пустила корни. Корни проросли через Джона и вросли в землю. Джон не помнил себя без Беллами. Не помнил, каким был до него. И не хотел помнить. Джон научился расцветать лишь с ним. Без него только гнил. Изнемогая от желания, Джон спустился поцелуями к горячей шее парня. Но Беллами взял его руки, мягко отстранив его от себя и остановил: — Не-не, милый, дальше мы не пойдём. Джон посмотрел на парня, выражая во взгляде непонимание: — Что? — Мы не будем заниматься сексом. Повисло недолгое молчание. Джону не верилось в то, что он слышит. — Ты это серьёзно? — Более чем, — непринуждённо ответил Блейк. — Пока ты не вернёшься ко мне, никаких плотских удовольствий, милый мой. — Ты ёбнулся что ли? — Не без этого, — с лёгкой улыбкой на губах сказал он. — Но такое моё условие. Мёрфи завис, как сервер с ошибкой 404. Он пытался найти объяснение происходящему самостоятельно, но попытки были тщетными. Совершив быструю перезагрузку, Джон подумал: «Ну это же не серьёзно», и вернулся к соблазнению Беллами. Прижавшись к нему ближе, Джон ласково промурлыкал ему на ухо: — Ну хватит тебе. Мы можем хотя бы сегодня забыть обо всём и провести эту ночь интереснее, чем залипая на огонь в камине. — То есть ты предлагаешь просто потрахаться, а потом разбежаться по домам? — Будто бы нам это впервой. — Я к тебе отношусь не так, как раньше. Меня это больше не устраивает. Я не хочу тебя сегодня. Я хочу тебя всегда. Мысленно Джон кричал ему: «Ну нет! Ну почему ты такой придурок?! Ну какого чёрта ты обламываешь меня? В такой подходящий момент, в какой мы могли бы побыть вместе. Я вернусь к тебе! Но не могу это сделать сейчас. А ты всё портишь!» — Ну Беллами, ну пожалуйста. Тебе понравится, — молил Джон. — В этом я и не сомневаюсь. Но ещё больше мне понравится, если ты вернёшься ко мне — в твой настоящий дом, — неуклонно противостоял Блейк. Джон оторвался от него и злостно посмотрел ему в глаза: — Ты меня так бесишь сейчас. — Поверь, я и сам себя бешу сейчас. Но решение своё не изменю. Тебе меня не переубедить, как ни старайся. В его глазах отражалась лишь хладнокровная твёрдость. Джон знал, если Беллами выглядит непреклонным, то его, и правда, невозможно переубедить. Лицо Джона наполнилось разочарованием, он отстранился от Беллами, встал с него и пересел на диван, отобрав плед у парня и обмотавшись им, и сухо кинул ему: — Ну и вали тогда, куда хочешь. — Ты если устал, на втором этаже есть спальня. А на первом ванная, только вода холодная, ещё не успела нагреться. Джон сорвался с дивана и направился к лестнице. Рядом на столе нашёл фонарь, после поднялся в спальню. На втором этаже было заметно холоднее, но Джон лёг на кровать укутанным пледом в кокон. Гробовую тишину прерывал лишь монотонный стук дождя по стеклу. Луна была спрятана за тучами, поэтому комната не видела её света. Джона лишь сопровождали темнота, тишина и одиночество. От такого комбо мысли в голове становились громче и суматошней. «Почему ты всё всегда делаешь так, как не следовало бы. Когда не надо, ты пытаешься затащить меня в постель, а когда надо — недотрогу из себя строишь. Как назло». Чем больше Джон думал об этом, тем больше бесился. Даже спустя время парень не мог уснуть. На просторной кровати в пустой комнате было до ужаса тоскливо и одиноко. И пусть так он теперь проводит каждую ночь, но в этот раз в другой комнате был Блейк. От того, что он был где-то рядом, но не здесь, сердцу было неспокойно. Оно скулило побитой собакой, молило о том, чтобы Беллами прямо в эту секунду был сейчас прямо в этой комнате, хотя бы на расстоянии вытянутой руки. По ощущениям прошло больше часа, а его всё не было. И где бы ему быть, если кровать в этом доме только одна? Решил устроить ночной караул? Но Джона больно уколола беспокойная мысль: «Что если он ушёл до машины и уехал?» Паранойя подняла Джона с постели, и он спустился на первый этаж. Нелепый, глупый страх издевался, насмехаясь и глумясь над ним. Мёрфи не мог его побороть, его почти колотило от мысли, что он сейчас увидит перед собой пустую комнату. И как только он увидел Беллами, спящим на диване, его отпустило. Парень скрючился, пытаясь хоть как-то уместиться на маленьком, непредусмотренном для сна диване, поджав ноги и скрестив руки на груди, чтобы не свисали до пола. Его плечи почти доставали до самого края дивана, пространства для того, чтобы поворочаться не было. Джон даже улыбнулся с того, как он забавно смотрелся. — Удобно? — спросил Джон, понимая, что парень не спит. Ведь как в таком положении вообще можно спать? Беллами улыбнулся, не раскрывая глаз, и произнёс: — Кажется, я постарею лет на десять за одну ночь на этом диване. — На кровати полно места. Блейк открыл глаза и задумчиво взглянул на Джона: — Ты же вроде как не хотел проводить со мной ночь. — Я вообще-то хотел с тобой сегодня даже переспать. Это ты против. — Вот я и держусь подальше от соблазнов. — Пойдём наверх, — позвал его Мёрфи. — Иначе ты заработаешь сколиоз на этом диване. А мне как-то холодно там одному. Беллами состроил монашескую целомудренность и спросил с наигранной невинностью в интонации: — А ты не будешь ко мне приставать? Джон закатил глаза, усмехнувшись: — Идиот. Блейка долго уламывать было не нужно, он поднялся на второй этаж, лёг вместе с Джоном в постель. Всё это было ещё более странно. Они лежали в одной постели в нескольких сантиметрах друг от друга, но не касались друг друга, молчали. Так, будто они едва ли знакомы. Познакомились только сегодня на какой-нибудь вечеринке и чистой волей случая оказались в одной спальне, потому что больше негде было переночевать. И обоим словно бы было неловко от этой навязанной ситуацией близости. Как бы хотелось сейчас, чтобы так всё и было. Всё обнулить. Забыть друг друга и всё, что между ними случилось. Познакомиться заново. Чувствовать себя легко и непринуждённо друг с другом. Улыбаться искренней, тёплой улыбкой. Сбросить с себя всю горечь и тяжесть, что тесно переплели их судьбы воедино. Но самое страшное условие жизни — это невозможность что-либо переиграть. Сквозящий между ними холод подчёркивал эту нелепую отстраненность, которая, как раньше казалось Джону, никогда не могла бы возникнуть между ним и Беллами. Ведь после того как Беллами стал для него самым родным и близким человеком, казалось, что настолько чужим ему тот никогда не будет. Но грубо поставленная Джоном точка в их отношениях въелась в них чёрной меткой, предвещающей лишь гибель. Сколько бы Беллами не отяжелял их отношения своей ложью, изменами, равнодушием, но когда Джон поставил эту точку, пусть лишь попытался, только тогда они действительно отдалились, только тогда на их взаимоотношениях и восприятии друг друга остался чёткий, болезненный, долгоиграющий отпечаток. Беллами больше не был таким, каким был когда-либо до. Он не пытался сблизиться, держал на расстоянии, но почему-то был рядом. Зачем-то привёз в этот лес, но не предпринял ни единой попытки сгладить острые углы, решить их конфликт, обсудить всё, сблизиться и избавиться от этого гнетущего холода между ними. Он стал вести себя совсем иначе, потому Джон не знал, чего от него ждать. Это мучительно. Мучительнее, чем Джон мог бы когда-либо предполагать. Неопределённость была страшнее всего. Когда Беллами ненавидел его, тогда хотя бы было всё понятно. А что происходит сейчас? Джон ужасно устал от собственной тревоги. Вряд ли она даст ему сегодня уснуть. Как и присутствие Блейка, не достаточно близкое для того, чтобы успокоиться. Джон протягивает руку и аккуратно касается его тёплой ладони. Это прикосновение было неуверенным и невинным. Оно было безмолвным вопросом, или даже просьбой. Оно было скованной нелепой попыткой исправить эту неправильную отстранённость между ними, сблизиться хоть на мгновение, обрести хотя бы крошечную надежду, что не всё ещё потеряно. Беллами более уверено потянулся в ответ: переплёл их пальцы, сжал его руку покрепче. Джон не мог радоваться, но почувствовал долю облегчения. Он сорвался в объятия парня, вплотную примкнув к нему. Джона все ещё злило, что Беллами ничего не говорит. Но злость эта была не гневной, а тревожной. Беллами всегда мог успокоить своими объятиями и своими словами. Но сейчас он этого не делал. Он вообще ничего не делал, только позволял действовать Джону, если тому вздумается. И то до определённого момента. Джон чувственно целует его шею, словно пытаясь самого себя убедить в том, что что-то ещё значит для Беллами, что он ещё имеет право так его целовать, как любимого мужа, с которым Джон хотел бы провести всю оставшуюся жизнь, если бы только мог себе это позволить. Его нежность была необузданно дикой и требовательной. А Беллами не пытался перенять лидерство в свои руки, был сдержан и невозмутим, как бы это не казалось абсурдно не соответствующим его привычному поведению. — Потише, милый, — мягко, но уверенно остановил его Блейк. — Будешь шалить, я свяжу тебе руки, и ты будешь так спать всю ночь. Джон отстранился и откинулся на спину рядом с Беллами, обречённо выдохнув: — Поверить не могу, что ты отказываешься спать со мной. — У меня смазки нет. — Ах, вот в чём дело, — усмехнулся Мёрфи, но после вновь озадачился. — Погоди. Ты же целенаправленно ехал на встречу со мной. Зная, твою самоуверенность, ты должен был в каждый карман по десять штук напихать. — В машине есть. — Фух, ну теперь всё встало на свои места. А то я уж подумал, что планета сейчас перевернётся с ног на голову. Беллами выпустил короткую улыбку: — Даже если бы она была, это не изменило бы моего решения. Я, конечно, очень хочу тебя, но то, чтобы ты жил со мной, я хочу ещё больше. — И ты решил устроить секс-забастовку? — Ага, — небрежно ответил Блейк. — Вот как ты вместе со своими вещами въедешь обратно в наш дом, тогда у нас и будет самый жаркий примирительный секс. Я, где-то двое суток точно, буду из тебя выходить только для того, чтобы покурить. Джон мрачно уставился в потолок, злясь за то, что он не знает, когда сможет вернуться, проклиная гребаного Роана. Он не мог элементарно распоряжаться своей жизнью и свободой. Он не мог сам решить, как угробить свою жизнь. Сейчас за него решает кто-то. И это самое паршивое. Голос Беллами вырвал парня из размышлений: — Теперь тебе не хочется ко мне прилипнуть? Тот за весь вечер впервые демонстрирует желание близости, но не завоёвывает её нахрапом, а просит у Джона, оставляя за ним право отказаться. Джон снова приближается к парню, положив голову ему на плечо. Беллами лёгкими ласковыми движениями поглаживал его спину. — Как я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, — признался Беллами, полушёпотом промурчав ласковым тембром. Внутренне утопая в своих чувствах, Джон обманчиво спокойно ответил: — Я тоже. — Ты всегда можешь вернуться, в любую минуту. Я всегда тебя жду. В теплоте его голоса можно было утонуть. Весь день Беллами походил на робота, не показывая никаких эмоций — ни положительных, ни отрицательных. А сейчас одной интонацией, словно ласковым робким касанием, обнял так тесно и бережно. Джон стиснул зубы, чтобы не сказать ничего лишнего и не выплеснуть все чувства, забившиеся болезненным комом в груди. Дождь за окном то стихал, то снова громче стучал по окнам. Даже спустя минуты или часы Джон не мог уснуть. Парни всё ещё спали вплотную друг к другу. Голова Джона лежала на подушке Беллами, щекой прислонённой к его плечу. Чувства были слишком неоднозначные. Хотелось и радоваться, заливаясь смехом, и плакать от боли. Беллами хотя бы сегодня рядом. Но только сегодня. Завтра его вновь не будет. И вроде тот хочет быть рядом и завтра, и послезавтра, и всегда. Но правда ли это? Джон верит и не верит. Сам себя постоянно переубеждает, какую бы позицию не принял. Находит доводы для веры, а потом так же находит для недоверия. Но сейчас он об этом и не думает. Сейчас ему нет надобности понимать, что правда, а что ложь. В эту ночь Беллами будет рядом вне зависимости ни от чего. — Ты спишь? — разорвал тишину тихий голос парня. — Нет, — ответил Мёрфи. — И я не могу уснуть. Эмоции мешают. — Хочешь вернуться на диван? — с тёплой насмешкой спросил Джон. — Нет, не хотелось бы, — ответил Беллами. Джон услышал в его словах улыбку. — Раз нам не засыпается, может поговорим? — О чём? — О чём хочешь. Джон приподнялся на локте и посмотрел в лицо Блейка. Тусклый огонёк лампы на столике позволял видеть его глаза, в темноте глубокие чёрные зрачки поглощали в себя всё живое в бездонную пропасть. Прямой взгляд Беллами прямо в глаза всегда имел огромную силу над Джоном, которой противиться было почти невозможно. Это что-то мистическое. Скептицизм здесь не поможет. — Расскажи мне, кто ты? — Кто я? — удивился вопросу Блейк. — Ты настоящий. Атом сказал, что ты настоящий куда-то делся. И мне очень интересно узнать, какой ты. — Ты уже знаешь меня. Если ты любишь кого-то, кто с виду полное дерьмо, то ты точно знаешь этого человека лучше кого-либо. — Мой психотерапевт сказал, что я полюбил тебя, потому что нуждался в укрытии. Решил, что с тобой безопасно. — После сам над собой усмехнулся: — Просчитался. Беллами особенно заинтересовался этой темой и спросил: — Что ещё сказал твой психотерапевт? — Сказал, когда я смогу принимать любовь, тогда получу её. Если не от тебя, то от кого-то другого. — Потому ты искал её с Брайаном? — с глубокой смиренной печалью произнёс он риторическим вопросом. Джон не ожидал, что Беллами произнесёт вслух что-то такое, сначала растерялся. Стало ужасно стыдно и больно. Слышать это из уст Беллами было тяжелее, чем осознавать, понимать это самому. — Прости меня… — произносить слова было тяжело. Джон силой заставлял себя это произнести. Ведь он не думал, что однажды ему придётся извиняться за это перед Беллами, искать слова, способные это оправдать. Ведь думал, что Блейк никогда больше не захочет его слушать. — Я…. Не могу сказать. — Что не можешь сказать? — Как мне…. Как мне жаль. Я не могу подобрать слов, чтобы выразить всё, что чувствую. Я ненавижу себя за то, что сделал. И с этим так сложно жить. — Голос дрожал, хоть Джон из последних сил пытался быть стойким, несмотря на срывающиеся слёзы из глаз. — Ты не представляешь, как тяжело носить эту вину в себе каждую секунду, она всё тяжелеет со временем. — Я представляю, — ровно ответил Беллами, глядя на парня тяжёлым от горечи взглядом. — Я слишком хорошо это представляю. — И ты правда простил меня? — беспокойно спросил Джон. Беллами не нашёл ответа, о чём-то тяжко задумавшись. Джон в эту секунду ощутил себя так, словно его плоть разрывают голыми руками. Он вымученно прикрыл глаза и выдохнул: — Так я и думал. — Джон, я не могу ответить тебе на этот вопрос, потому что сам запутался кто кого должен прощать. Я ведь сам не образец правильности. И что такое прощение? Истинное прощение. Я не держу на тебя зла, но мне всё ещё больно. Каждый раз больно, когда думаю о тебе, когда вижу тебя, вспоминаю. Я просто живу с этой болью. И знаю, что и ты живёшь с ней. На несколько долгих мгновений тишина окутала комнату густым вязким туманом, из которого, казалось, не выбраться. Слова застряли в горле. Всё то, что Джон никогда не сможет сказать Блейку. Как бы ему хотелось всё объяснить. Уверить в том, что он сделал это из-за отчаяния, безысходности, а не потому что хотел сделать больно и жестоко отомстить. Джон так хотел, чтобы Беллами это знал. Блейк разорвал тишину тихим бархатным голосом: — Мы уже достаточно ранили друг друга, пора уже всё осознать и спрятать ножи. Мы оба нуждаемся в тепле и ласке друг друга. Без этого мы несчастней. — Только не мсти мне. Прошу тебя, — вырвалось из Джона отчаянной мольбой. — О боже. Ты опять? — недовольно выдохнул Блейк. — Беллами, послушай. Я правда очень сожалею обо всём… Блейк накрыл губы парня поцелуем, не дав ему договорить. Тягучей дурманящей лаской захватил власть над Джоном, над его мыслями, над его чувствами. Так чувственно и страстно Беллами вновь целовал его, как своего. От этого стало спокойней. Наконец он сделал этот шаг первым. Как всегда делал. До этого за весь вечер лишь принимал инициативу от Джона, и то отказываясь от последующей близости. Прямо сейчас всё происходящее Джону не казалось таким уж и страшным. Ему привычна и понятна именно эта обстановка, когда Беллами берёт его в свои руки, когда этого хочет, не спрашивая. То, что не так ещё давно раздражало, прямо сейчас было до безумия необходимо. Беллами оторвался от его губ, но взглядом вцепился в него намертво. Держа лицо парня в своих руках, сказал: — Ты вынудил меня заткнуть тебя. Теперь, я надеюсь, сомнения развеяны. Если нет, я буду целовать тебя каждый раз, как только ты вздумаешь открыть рот. Сердце бешено билось в груди. Джон и слова не мог произнести. Он лишь смотрел ему в глаза с собачьей преданностью. — И чтобы тебе не сказал Джаха, я не позволю любить тебя кому-нибудь другому, — продолжил Беллами, гипнотизируя Джона взглядом. — Это только моя прерогатива. Понятно тебе? Беллами печально улыбнулся, а в уголках его глазах, кажется, заблестели слёзы. Всё, о чём Джон молил сейчас, так это о том, чтобы Беллами был сейчас с ним по-настоящему искренним. Только бы это была правда. Джону ничего не было так нужно, как его честность. Чтобы в его слова можно было верить, в его глаза, в его тёплые ласковые руки. А всё, что говорил Беллами раньше, выветрилось из памяти. Все его холодные, наполненные презрением и ненавистью слова. Джон понимал, что стал слишком слаб. Этот счастливый год вместе с Беллами расслабил его. Если раньше он мог вынести, что угодно. Борьба, как и одиночество, были привычным для него состоянием. Сейчас он ни к чему из этого не был готов. Казалось, его так легко сломать. Как хрупкую надломанную вещь в неосторожных руках. А Беллами осторожным не назвать. Как и Джона износостойким. Никогда прежде не знавший, что такое чувствовать себя нужным, Джон чувствовал это с Беллами. Пусть и не было у них всё всегда гладко, но Джон чувствовал себя частью чего-то целого, как бывает в самых настоящих семьях, а не только в его далёким мечтах. Он за этот год отвык задыхаться от одиночества. Отвык от равнодушия Беллами, когда-то давно такого привычного. Потому так было тяжело его выносить в последние полтора месяца. Потому хотелось скорее убить себя, чем жить так. Джон ни за что бы не хотел вновь вернуться к этому. Потому слёзно просил Вселенную, Бога и Дьявола, чтобы Беллами был сейчас с ним честен.***
Дождь ещё полночи тарабанил по окнам, а после прекратился. К тому времени Джон уже спал. Беллами же даже не боролся со своей бессонницей. Очень много мыслей копошилось в голове. А сердце было сжато в бесконечном напряжении. Уже хотелось взвыть от этого терзающего чувства, только Беллами как всегда всё держал под строгим контролем. Не выкричать, не выреветь скопившуюся боль не позволял. Медленно вёл себя к сумасшествию. Рядом с Джоном находиться было очень тяжело, от этого грудную клетку стягивало железными жгутами. А отпустить его было страшно. Страшно было вновь остаться без него. Душа требовала Джона как можно ближе и как можно чаще. Душа яростно требовала Джона, приказывала, была бескомпромиссна, кляла всё и изводила себя, пока не получит желаемого. Всё происходящее было шоком и для Беллами. Он что-то делал, сам не понимая что и к чему это ведёт. Привёз сюда Джона, не понимая как с ним теперь общаться. Ведь после тех гневных презрительных фраз, которые ему наговорил, Беллами не собирался с ним дальше общаться. Он думал, что ставит точку между ними, раз и навсегда. Он был в этом уверен. Он и подумать не мог, что придётся снова с ним говорить, пытаться наладить отношения. Беллами не знал, как теперь объяснять это Джону, извиняться. Всё было очень странно. Это стопорило его. И раньше Беллами находился не в выгодном положении, так он смог его ещё и усугубить. Блейк ждал от встречи с Джоном чего угодно, любую реакцию, но не то, что Джон будет сомневаться, ждать подвоха, бояться его, не доверять. Джон сказал, что он жалеет о том, что сделал. От этих слов стало гораздо легче. Но от собственного груза легче не стало. «Поломанные дрова»; те слова, что не следовало произносить вслух — и в общем, всё, что Беллами сделал и сказал за последнее время Джону — всё это стало отягощающим камнем, который мешал всплыть, утягивая на дно. Беллами вспомнил перепуганный взгляд парня и фразу: «Ты оставишь меня здесь одного?» Он, действительно, боялся, что Беллами может просто взять и уехать, оставив его посреди ночи неизвестно где, в чаще леса. Блейк даже если бы надумал мстить, то точно бы это сделал не так — это же очевидно. Но его страх был сильнее здравого смысла. Он настолько не доверяет Беллами, что это доходит до абсурда. От этого очень больно. Беллами пытается как-то принять эту мысль, понять, как ему действовать с этим, как упорядочить эту мысль, чтобы она не ранила. Но не получалось. От того не мог уснуть или даже на секунду отвлечься от этой тяжести. Смотреть на Джона тоже было очень сложно. Потому что Беллами сразу вспоминал то время, когда Джон смотрел ему в глаза, не боясь его, доверяя ему, искренне тепло улыбаясь, нежно любя его, наслаждаясь тем, что находится рядом. А сейчас всё иначе. Всё слишком сильно изменилось. Бесповоротно. Что если навсегда? Эта липкая тревога осела в глубине его сердца, постоянно скоблила изнутри. «Ты же понимаешь, что нихрена из нас уже не получится?» — говорил Джон. — «После всего, что между нами произошло, снова сойтись будет самой глупой и нелепой ошибкой». Слышать это от Джона, как страшный приговор, тяжко и боязно. Хотелось его перепрограммировать. Просто взять его разум, обнулить и внушать: «Люблю. Люблю. Люблю», и ещё бесконечное множество раз «Люблю». Но Беллами с каким-то обречённым отчаянием осознавал, что, если Джон не верит в возможность их совместного будущего, то у них действительно ничего не получится. Но что тогда он может сделать? К сожалению, не всё можно исправить. Осознание ошибки не освобождает от ответственности. А ошибок у Беллами очень много скопилось. И все они давят на него полжизни. Под их давлением он совершает новые. Давление множится. И всё продолжается по старому заезженному кругу. Рассвет Беллами встречал на веранде, одевшись в высохшую за ночь одежду. В доме стало даже жарковато, под утро Джон скинул с себя одеяло, но всё ещё не просыпался. Беллами открыл окна, а сам вышел на улицу. Остудившись и приведя голову в порядок, он навёл в доме порядок; вычистил две пары ботинок от грязи после дождливой погоды — свою и Джона; делал всё осторожно и тихо, чтобы не разбудить парня. Как на улице посветлело, он пошёл до своей машины. Выехать получилось почти без проблем, но Беллами решил не рисковать и подъехать к домику по другой дороге, чтобы не угодить в яму. До самого домика дорога не вела, но от неё идти было не больше тридцати минут. Беллами вернулся, когда Джон уже не спал. Зайдя в дом, он встретил парня на диване, копающемся в телефоне до того, как Блейк появился. Заметив его, Мёрфи перевёл на него взгляд — вроде как безэмоциональный и пустой, но содержащий долю сдержанного удивления. — Ты здесь, — произнёс он и незаметно выдохнул с облегчением. Наверное, он так думал, что незаметно, но Беллами всё замечал. — А ты всё ждёшь, когда я уеду и оставлю тебя здесь? — с полуприкрытой усмешкой спросил Беллами. Джон опустил глаза, ничего на это не ответив, снова глянул на телефон в своих руках и недовольно высказался: — Связи здесь тоже нет. В какую глухомань ты меня затащил. — С удовольствием бы здесь с тобой и остался, — с грустью произнёс Беллами, пытаясь отмахнуться от мысли, что скоро придётся снова расстаться. Мёрфи никак не комментировал его признания, словно бы делал вид, что не слышит. Беллами принял его молчание с лёгкой печальной улыбкой на губах, понимая, что игнор он в общем-то заслужил. — Я машину перегнал чуть ближе. Пойдём, тут недалеко. Джон сразу же воодушевлённо подскочил с места, как только это услышал, со словами: — Новость супер. Парни пробирались по утреннему лесу по мокрой траве. Воздух был до умопомрачительного чистым и свежим, щебетали птицы, меж деревьев молочной дымкой по-уютному растекался полупрозрачный туман. Это утро было столь очаровательным, каким было разве что в Исландии, в их обоюдном счастливом мире. Беллами думал, только бы найти в этот мир путь обратно. — Этот дом достался Луне от какой-нибудь древней пробабки-отшельницы? — спросил Джон. — Я подарил. Мёрфи хмыкнул от смеха. — Не смейся. Ей нравилось такое, — с улыбкой сказал Блейк. — Она любила периодически укутаться в свой мир, подальше от всего и всех. Побыть наедине с собой, когда ей все надоедали. — А электричество ей тоже надоедало? — иронично высказался Джон. — Я хотел провести электричество. Но она сказала — ненужно. Она зажигала лампы и свечи. — Зачем водоснабжение проводил? Мог бы вырыть колодец, — продолжал усмехаться парень. Беллами широко улыбался, радуясь вновь обретённой возможности вести простой разговор с Джоном, без выяснений отношений и упрёков с его стороны. В этот момент Беллами ещё больше ощутил, как сильно соскучился по нему. — Я понял, тебе дом не понравился. — Он и не должен. Не мой же подарок, — уже серьёзно произнёс Мёрфи. И тогда Беллами увидел, что тот не так весел, каким кажется. — Недурный скворечник. Романтичную ночь в нём можно было бы провести. Если бы ты только не дал обет воздержания, ещё и так не вовремя. — Ничего против романтики не имею. Но вчерашний вечер был похож на драму двух душевнобольных. Так что сначала надо бы достигнуть романтики. Джон печально задумался, а после произнёс с некоторой безнадёжностью: — Мы этот этап уже проскочили. Романтика мертва, как и мы с тобой. — Это значит мы ей соответствуем, — ответил Блейк с несмиримой, не готовой сдаваться и опускать руки, верой. — Звучит не так уж и плохо. — Да ты оптимистично настроен, я смотрю, — искренне усмехнулся Мёрфи. — Кто-то же из нас должен быть оптимистом. — Ну да, искать плюсы, сидя в тонущей корабле — надо быть тем еще идиотом. — Ты категоричен. Умный и идиот на тонущем корабле оба пойдут ко дну. Но по разному проведут последние минуты своей жизни. — Ты ведёшь к тому, что мне надо отупеть, чтобы стать счастливым? — иронично уточнил Джон. Беллами коротко рассмеялся: — Как ловко ты умеешь вывернуть любую мысль не в ту сторону. — Не в ту, что тебе удобна? Разговор так скоро потерял свою лёгкость. Сейчас Беллами в который раз осознал, что потерял того Джона, каким он был раньше. Скорее всего, навсегда. Но ему было уже плевать на это. Неважно каким теперь будет Джон. Он нужен любым. Раньше в их паре Джон был светом. Своим искренним чистым отношением он тянул Беллами из темноты, в которую тот зарылся. Даже несмотря на то, что Беллами не хотел из неё выбираться. Но именно его свет дал их отношениям возможность на существование. Теперь же этот свет погас. Двум людям, заблудившимся в темноте, не суждено увидеть совместное «долго и счастливо». В темноте этот путь просто не отыскать. Потому Беллами должен измениться, теперь он — должен стать светом, если хочет, чтобы Джон остался с ним. Если он этого не сделает, то нет смысла снова что-то строить из обломков. Беллами впускает печаль, принимает её, позволяет поселиться в его сердце. Понимая, что боль нужна. Убегая от неё, он лишь глубже её закапывает. Ему больно, и пусть лучше так, чем снова эта проклятая анестезия, что лишает его не только болезненных чувств, но и любых других, необходимых для полноценной жизни. Сидя в машине, проезжая мимо деревьев по трассе и приближаясь к городу, каждый из них пребывал в своём молчании. Как только появилась связь, на телефон Джона пришло несколько уведомлений о сообщениях. Парень воткнулся всем вниманием в телефон. Блейк украдкой посмотрел на него, понимая, что сообщения наверняка от Финна. — Тебя потеряли? — Ещё с вечера, — ровно ответил тот. — Не хотел помешать твоим планам. — Да кому ты это рассказываешь? — усмехнулся Джон, не поверив ему. — Ну может и хотел, — признался Беллами. — Но не стал бы этого делать. Клянусь, что дождь в мои планы не входил. Я ещё не научился управлять погодой. — С твоей стороны это как-то не предусмотрительно. Вдруг климатические условия таят в себе угрозу по отношению к тебе, — стебанулся Мёрфи, вытянув злорадную ухмылку на лице. «Вот же гадёныш,» — усмехнулся внутри себя Беллами, даже об этом подумав с нескончаемой нежностью. После бессонной ночи физическое состояние было тяжёлым, но в ментальном плане Беллами чувствовал себя так спокойно и легко, как давно уже себя не чувствовал. Омрачало лишь приближение разлуки. Последующие пустота и одиночество, снова без Джона и его колких насмешек, снова без его тепла, которое греет даже когда сам его носитель погас. Сейчас Беллами находился дома — каким бы он ни был, но всё же родным, нужным, безопасным. Там за его пределами — война; катаклизмы; мир, погружённый в хаос; люди перегрызают друг другу глотки. Чёрт возьми, как же не хочется покидать родной дом! По дороге они переговаривались о чём-то незначительном. Беллами наслаждался этими разговорами. Теперь это всё, о чём бы он мог только мечтать — говорить с Джоном, находиться рядом с ним. Это теперь так нечасто ему доступно. То, что раньше ему давалось легко и даром, сейчас стало наиредчайшей ценностью. Когда Беллами припарковался у его дома на сердце стало тяжко. Душа истошно завопила, и крик этот не заткнуть. Джон не спешил покинуть машину, он остался сидеть на месте, но ничего не говорил. Только спустя несколько секунд Беллами осознал, что тот не собирается уходить прямо сейчас, и вцепился в парня пронзительно чувственным взглядом. Вцепился так крепко, не желая его отпускать из виду. Джон молчал с пару минут, глядя то на свои колени, то куда-то в окно, а Беллами не смел прервать его молчание, боясь сказать что-то не то, из-за чего Джон может уйти. — Если бы ты мог вернуться в прошлое и отменить наше знакомство, ты бы это сделал? — спросил Джон, всё ещё глядя в окно. — Нет. Тогда Мёрфи наконец взглянул в его сторону и уточнил: — Даже несмотря на то, чем это всё закончилось? — Ещё ничего не закончилось, — решительно не согласился Беллами. — Ты всё равно потонешь на этом корабле, хочешь ты того или нет. — А ты? — спросил Блейк. — Ты бы хотел никогда со мной не встречаться? Джон увёл взгляд, не торопясь с ответом. Интригу создал? Видно ведь, что он не думает над ответом, он его знает. Но нервно дрогнувшая рука выдала его напряжение. — Нет, — всё же ответил парень. Беллами испытал самое приятное облегчение. И хотелось радоваться, но нечему. Радость его была неотделимой от тоски и уже укоренившегося в нём отчаяния. — Так ли ты уверен, что корабль тонет? — усомнился Беллами. Ответом было молчание. В данном конкретном случае оно не игнор, а ответ. Ведь Джон не стал отрицать. Беллами уже что-угодно был готов принять за надежду. За крохотный шанс эту самую надежду в себе возрастить. Ведь сам её в себе похоронил ещё пару месяцев назад. Сам был уверен, что Джон ушел из его жизни навсегда, и это добивало его каждый день и каждую минуту. Отсутствие надежды добивает его и прямо сейчас. Слова Джона «Из нас нихрена уже не получится» нависли над головой страшным приговором, гасящим всё живое, что могло в нём возгореться благим светом. Этот свет Блейку был жизненно необходим. Но этот свет слушается только Джона. Только Джон теперь непосредственный светорежиссёр и светооператор его жизни. — Я пойду, — произнёс Джон задумчиво и даже опечалено. Беллами не готов было его отпускать, сердце болезненно сжалось. — До встречи, — выжал из себя Блейк как можно сдержаннее и ровнее. — До встречи, — ответил Джон, напоследок подарив прощальный взгляд, наполненный тоской и нежностью, а после вышел из машины. Беллами проводил его взглядом, бережно храня в груди тот незримый след, что он после себя оставил. Перед тем как зайти в подъезд, Мёрфи остановился у двери и посмотрел в сторону автомобиля, вцепившись взглядом в Беллами через стекло. Одним этим взглядом он подарил столько тепла, которого хватит на то, чтобы ещё немного протянуть и не свихнуться. Джон скрылся за подъездной дверью, а Беллами так и остался стоять на месте. Вспыхнувшая искра внутри возродила тлеющий огонёк. Как бы ни было мало этого света, для Беллами он было ценнее всего на свете. «Мы ещё увидимся,» — произнёс Беллами в своей голове с искренней верой в то, что жизнь его ещё не закончена. Вымученная улыбка стянула лицо. Беллами впервые улыбнулся так искренне с тех пор, как Джон покинул его дом в его день рождения. Слёзы скребли горло, но Беллами улыбался. Словно в последний раз.