Курение, или Опыт, разбивающий сердце

Enej – Kamién z napisem Love

День после экзамена выдался солнечным, жарким, нормальным для июня, наконец-то. Марко с деловитостью крейсера поднимался на трибуны небольшого стадиона их "Боруссии", неся телефон наготове. Шестнадцатая центральная трибуна — превосходная точка обзора, чтобы наснимать Матсу материал. Хуммельс после их крайнего просмотра долго хранил ничего хорошего не значащее молчание, но вчера нарезал Ройсу задания: заснять, как их дортмундская молодёжь тренируется, а главное — играет. Пускай от этих кадров и сжималось сердце... у друга Марко оно сжималось в кулак. Поразмыслят потом вдвоём, если свезет — Лукаша привлекут, — и оставят местной команде ЦУ и наработки, как прощальный поцелуй перед выпуском. Марко через объектив следил и выжидал, когда ребята начнут выделывать мало-мальски приличные упражнения, которые можно будет отправить Хуммельсу. Традиционно раньше других закончивший с разминкой Вернер — стеснительный, настолько же серьёзный, как и добрейшей души парень из десятого не смог отказать их второму вратарю и наколачивал монотонно по воротам. При этом дублер переставлял его с точки на различные от сетки расстояния под затруднительными углами. А Тимо в ус не дул, добросовестно следовал указаниям и был гораздо счастливее этой занудной и мало продуктивной работой, но на поле, чем в группе разминки. Юлиан тянулся к правой-в-центр-к-левой как не в себя, по необъяснимой для Ройса причине делая этому упражнению явные преференции. Киммих совершал рьяные, подкрепленные перманентным внутренним раздражением, махи ногами, попутно с пеной у рта втолковывая очередную "истину" Кевину Фолланду. Второй товарищ тоже был не промах и, как боец, стиснув зубы, агрессивно выслушивал всю полемику В-каждой-бочке-затычки. Потому что в гонке садомазохистов не может быть проигравших. Палец Ройса дрогнул, когда он поставил видео на паузу на одиннадцатой секунде. Четверо — четверо! — полузащитников, двух из которых он уже не застал, кажется, на год младше, обкуренно, но очень чинно, по-тихому хихикали на банке. Рюдигер — улыбастая махина в шесть футов с кукишем — колдовал, размахивая руками, как крыльями, перед носом их физрука. Заворожить пытался, не иначе. Вакханалия, творившаяся вокруг, поражала размахами. Они все будто собрались готовить глинтвейн, но кто-то сходу сварганил смузи, другой, не парясь, бахнул чайку, а остальные выплыли, довольные, со своим "латте макиато". Великодушно порешив, что физическая подготовка команды может быть слабым местом старика, Ройс отложил камеру, дав этому ментальному порно второй шанс. Приготовившись к получению удовольствия, Марко расправил аккуратно сложенный провод наушников, найдя подходящую ему сегодняшнему песню. Теперь работали оба наушника, хотя позавчера один выбыл из строя. В чувствительной и набитой всякой всячиной памяти Ройса был жив, как выразился бы лиричный Мюллер, хартбрэйкинг экспириенс¹: в феврале Роберт, подсев галантно, восхитительнейшим образом попросил наушник, вместе послушать. А левый у немца сдох две недели назад, и ни в ремонт, ни замены — для него одного-то что, так, досадное неудобство, уши побаливали только. Но с того обиднейшего провала, поняв, сколько упустил, Марко носил чинить технику, как бы ни было в лом. Тут старшеклассник заметил, как по правой стороне трибуны пробирался через узкие проходы Кай Хаверц. С пушашимися неуложенными волосами, что, вопреки его ожиданиям, не "простило" парня. К непонятной досаде Марко, шатен тоже обратил на него внимание. Итого: Ройс настроился посидеть атмосферно один, Кай не понимал, зачем ему может понадобиться Марко, но оба вяло помахали друг другу и десятиклассник начал сближение. — Привет, Кай, — когда в лёгких солнечных веснушках парнишка, сияя довольным румянцем, потупился перед ним, Ройс уже не раздражался. — Ну, что это такое? Двадцать градусов, жарень, — потянул Хаверца за край олимпийки. — Наверное, — как будто ждал, когда о нем позаботятся, счастливо согласился парень, послушно стянув кофту. — Это... — вылетело у Марко, но он быстро осекся. — А, нет, показалось. — Что? — зеленоглазо улыбаясь, пролепетал Кай. — Футболка просто, — хихикнул Ройс, легкомысленно махнув рукой, — на брандтову... — А. Так это его, — и, как демонстрируя качество ткани, потянул ворот вниз. — А, — только и смог, завистливо подвиснув, выдавить Марко. То есть, и так можно было? Дружба Юли с Каем порой отзывалась у Ройса болью утраченной возможности. Они с Левандовским были настолько нескладные — будто и не сложить их, — что слёзы навернулись на карие глаза. — Ты к кому тут пришёл? — Хаверц взъерошил чистые волосы на затылке, резко отвернувшись, начав будто высматривать кого-то на поле. То, как десятиклассник в ожидании медленно выдохнул через рот, Марко не заметил. — Матс попросил снять. Наших красавцев на память, — тяжеловесно завершил немец, так чтобы ни у кого не возникло сомнений, что видео уйдёт куда надо и у дортмундской гимназии будут проблемы c Немецким футбольным союзом, не меньше. — М? Марко протянул Каю один наушник, убирая рюкзак и освобождая местечко с чудесным обзором и с собой. — Спасибо, — коротко мяукнул Хаверц, с благодарностью присев рядом. Вытерпев буквально десять секунд, шатен снова прервал попытки Ройса наслаждаться прекрасным. — Что это? — с до того круглыми глазами и приоткрытыми губами прозвенел Кай, что это на "мой дорогой", не иначе. — На польском, — дли вида поморщился Марко, с патетикой военного стратега вглядываясь в простирающуся перед ним баталию — у ребят шла двусторонка. — "Камень с надписью" Любовь". – Вау, — тихо приохнул Хаверц, а старшеклассник на миг обезоруженно оглянулся на него: им никто никогда ещё не восхищался так... неприкрыто. — Ты понимаешь по-польски? — но через считанные мгновения набежали тучи, и у Марко всё обрубило. — Что там понимать, — уныло процедил Ройс. — Дал ему камень, с надписью "Любовь", а он... Кай ждал продолжения, затаив дыхания. — А он его тебе в лобовое зафигачил, — разразился, рыкнув негромко, Ройс, — подобрал и попёрся строить свое счастье... На твоём камне, — с почти ощутимой для собеседника дрожью, опустив веки, прошептал немец. А иностранцы ещё бурчат, что немецкие сказки — жуткие. У Хаверца едва заметно дёрнулся уголок рта, попытка в дружелюбную улыбку: Марко почернел глазами и морально поплыл, а фоном в левом ухе парня разудалая, фонтанирующая и, вопреки безмерно вольному переводу Ройса, всё же про любовь песня. Вдруг, после розыгрыша углового, Марко выцепил взглядом раскрасневшегося блондина, застывшего недалеко от бровки и машущего, как русский космонавт, с раскаянно-безбрежной улыбкой, их трибуне. Последовавшего хватило, чтобы на какое-то время отвлечь парня от выдумывания обвинений всему польскому народу за то, что один их иммигрант оказался негодяем и мизинца его не стоил. Хотя должен был!.. Тимо бодро, не поднимая головы, целеустремленно и вдохновенно пошёл в обводку... и накрутил растаявшего на солнце и умиленно щуривщегося на шестнадцатый ряд Брандта так, что Юлиан всей своей растянутой задней мыщцей бедра проехался по мячу на землю. Став живой подножкой, уронил Вернера. Марко ни в жизнь бы не поверил, что такое бывает, но Юли, виновато и малость опьяненно улыбающегося, уже поднимал Кевин. Киммих бушевал, дико хмуря брови, досадуя, что вообще взял Брандта в команду сегодня и обещая, что больше это ошибку он не совершит. Это всё несмотря на то, что "капитанами" сегодня были Заби и Фолланд, первый из которых и отхватил себе Юлиана. Глянув искоса на своего соседа, Ройс не заметил и оттенка тревоги или смущения на загорелом лице. Хаверц пристукивал кроссовком в такт пошедшей на третий круг польской попсе, сосредоточенно кивая на сильные доли. Его защитная стратегия — на людях игнорировать, что в его присутствие творится с Юли, — поразила Марко своей наглостью. Как пытаться не придавать значения, что солнце встаёт и заходит. — Э-это, — Ройс неловко поскреб ногтем по щеке, — я давно собирался... про проблемы с кожей, — парень зыркнул на Хаверца, проверяя его реакцию. Тщедушный Кай в чужой балахонистой футболке растерянно и уязвленно прижал ладони к щекам. Такой наивной попытки защититься Марко не встречал. — У меня у сестры, — поторопился пояснить, вовсе не желая ментально "ронять" его вслед за Юлианом, — похожее было, и это не подростковое оказалось. Вот. Я спросил, на что она проверялась и чем её в итоге лечи.. — Спасибо, — десятиклассник сложил руки в замок между ног. — Я знаю, что у меня. Лечусь. И посмотрел шкодливым, но добродушным щенком: "Я молодец, молодец? Похвали, похвали !". Ройс не впервые поймал себя на мысли, что с ним люди позволяли себе больше откровенности, им будто хотелось быть прямыми и открытыми. Это было лестно, если на чистоту, и он в известной степени обвыкся с этой властью над сердцами и языками. — Ты молодец, — Марко машинально вынес то, что промелькнуло в уме, тут же ощутив себя по-идиотски. Вероятно, Кай Хаверц привык к тому, что мальчишки несут пургу при нём. Одноклассники увековечили свое мнение в настенной сортирной каллиграфии, а Брандт просто был чистосердечно откровенен и безыскусен — а, будучи всегда "на чистоту", хоть раз не выставить себя в глупом свете — миссия невыполнима. В двух словах, неспособность Ройса сегодня связать и двух слов встречала только снисходительный взмах чёрных ресниц: тупить разрешается. Кай досидел с ним до конца, разрываясь между просмотром двусторонки, похожей более на возню в грязи, отписыванием кому-то в инстаграме и... Марко не уверен на все сто, — может, показалось, — но, не особо, кстати говоря, таясь, шатен поднимал время от времени телефон и снимал поле. То есть, двенадцатиклассник не страдал особенностями развития и понимал, что нащелкивал он Юли. Только и сам Марко не мог как следует зависнуть на игре: от поручения Хуммельса его отвлекал... Матс. Феноменально, нет ? Друг, видимо, сам забыл давно, чем сейчас занят Ройс, и написывал ему каждые десять минут. Оно и было, с другой стороны, понятно: последние два дня Матс, по возможности, не отходил от Шмелле, а после уроков сидел у него, мягкой силой помогая другу. Накануне Марсель расстался с девушкой. И не сказать что он был разбит, но деморализован и подавлен. Тем хуже что упорхнула его фея не в закат, а к другому, — там было всё, Мюллер кругом прав, а толку-то от его правоты?.. Шмельцер ни разу не пожаловался, однако, было ясно, что и такого основательного, простого парня это уязвило. Одним словом, Хуммельс ошивался рядом, пытаясь выветрить его чувство разочарования, но, судя по забитой ленте Марко в твиттере, начинал чахнуть и кроме него, можно не сомневаться, писал ещё бог знает скольким людям. Марсель в печали — всегда такой колодец, на дно которого ведро всё никак не опустится, и Ройс почти смирялся с докучливым онлайном Матса. Кай же рядышком покорно вслушивался в бодрую польскую историю о неудавшейся любви уже в пятый раз, пока ему не позвонили. — Алло? — худое лицо просветлело. — Да, конечно, я всё тебе объясню, — на этих словах парнишка радостно подобрал рюкзак, вредно натянул олимпийку опять и, стушевавшись привлекать внимание Ройса, не сказав ни слова, спорхнул вниз по трибуне. Марко, застанный этим побегом врасплох, с вывалившимся от рывка наушником смотрел вслед Хаверцу с ростом Леброна и субтильностью Даутцен Крус². Шатен почти незаметно проскользнул мимо самой бровки, не глядя дав пять как бы невзначай очутившемуся там Брандту. Какие наивные, но отчаянные уловки, лишь бы не вызвать раздражение и улюлюканье парней, до сих пор не принявших, что Кай украл у них Юлиана. Только Фолланд с безжалостной летом, смоляной шевелюрой со странно скошенным ртом щурился чуть в стороне, прижимая мяч под мышкой. Игра, приостановленная якобы из-за покинувшего пределы поля мяча, а по факту из-за продефилировавшего на своих стройных длинных ножках Кая Хаверца, возобновилась. Иногда уже не было так прозрачно, чьё внимание — Брандта или его товарищей — сильнее возбуждал молчаливый, с огромным ртом мальчишка в художественно драных джинсиках. Как у Марко, только чёрных. Ройс, к слову, упоенно оглядел коленки и оголенные части бедра как всегда ничего не подозревающего десятиклассника. Попутно оценив их разницу в возрасте — два года, и в развращенности мыслей — Хаверц и в пятьдесят не догонит, кажется. Ну, дайте парню помечтать: Леви никогда такого не надевал и не наденет, ему попросту не интересно, он вообще одевается не шибко молодёжно, скорее — посредственно и серо. Хорошо же! С его внешкой он и в пуховике Коламбия в пол — первый парень на их вестфальском селе. А всё-таки... Как они перестали выступать за "Боруссию", Марко не хватает Роберта в шортах. И вот тут уже помыслы немца по чистоте могут навязать конкуренцию девственно-счастливой улыбке Юлиана Каю позавчера в кафетерии. Расслабленной, дебильной такой... Ну, не суть. Но Леви в спортивном, с голыми ногами становился сразу ближе к Марко. Проще, обыденнее, не такой заглаженный, что перестаёшь мечтать и страшно коснуться. Даже валялся с Ройсом на лысоватом, местами запруженном газоне... На Ройсе, правда, как на подстилке. "Камень с надписью "любовь" продолжал крутиться в уме, хотя наушники давно сняты, и думать о подобных вещах было легче, воздушнее. Светлая печаль, которая на то и светла, что преодолима, из категории "всё само образуется". Напоследок Марко не смог отказать себе в удовольствии поснимать физрука, пьющего, к гадалке не ходи, неизменно чёрный как зола кофе. Находил время, чтобы по пятому разу обводить ручкой галочки напротив фамилий присутствующих, но не нашёл, чтобы в своё время объяснить Рюдигеру — никакой он не защитник, защитники любят костьми ложиться, но вытаскивать матч, а он любит только толкаться и автоголить. Видео с Лёвом было лучшим из снятых Ройсом сегодня, так что его даже подмывало отправить его Матсу сразу. Но нет, он хочет видеть эту сдержанную многослойную улыбку в карих глазах лично. — Здравствуй, Марко! — юношески осмелевшим, уже сломавшимся голосом залетело в самое ухо. Ройс, проходя, как Хаверц недавно, у кромки поля, морщась, обернулся. — Привет, Йозуа. И ничего. Упорно поджатые губы, сурово сведенные брови и молчание в ответ. Как будто у них с Марко какие-то "дела", и оба знают о них.Только экс-капитан "Боруссии" в душе не чаял, в каких таких отношениях они вообще состоят. Киммих и здоровался-то с ним лишь на поле. Одну неприятную истину он понимал точно — эти обиняки уходили корнями в его черно-желтое капитанство. Киммих — кудрявый и светловолосый, в полный противовес своему колючему характеру и языку длиннее, чем у Джина Симмонса, до которого сигналы мозга порой, увы, просто не доходили. Йозуа без конца выдвигал гипотезы, на тренировках докучал напарникам своими комментариями и высказывался. На постоянной основе. Марко перепробовал разное, не было у парня кнопки "твоего мнения никто не спрашивал". В течение года до Ройса доходили одна смешнее другой истории, как парень поучал соперников — прямо на поле, — критиковал некоторых сокомандников и, на соревнованиях или школьной газете, давал пространные, часто полярные мнению капитана Кевина Фолланда комментарии. В двух словах, парень всё ещё не переваривал Марко Ройса, что жутко тщательно маскировал, просто как бывшего капитана. Казалось, он преследовал целью выжечь землю за всеми формальными лидерами "Боруссии", а, значит, Кевину к нему спиной не поворачиваться и лучше бы кто-то за ними двоими глаз да глаз. Ройс постарался отогнать довольно мерзкие ассоциации с бойцовскими породами собак. Лёв умилялся, что Киммих готов был ставить себя руководителем любого предприятия, а Марко не хотел революции ради революции, был доволен новым кэпом и замечал, что Юлиана тяготит и расстраивает отношение Йозуа к Кевину. Обойдя стадиончик, старшеклассник вышел во двор школы. Навстречу чётко и одновременно легко, невесомо вышагивал Пищек с сумкой через плечо, счастливый, как ярмарочная карусель.