Ты знал, для чего на дне коралловые замки Это дабы уберечь её, но Сердце ещё бьёт, хотя давно обречено И целый океан в её руках, но для чего.
— Ты правда собираешься идти куда-то с этим психом? — рука Тимофея крепко держит за запястье, свистящий полушепот гуляет по шее змеиным языком. Они стоят слишком близко. — Тем более зная, что мы не можем найти Влада?! Вчера, вернувшись со Спас-Прогнанья, студенты первым делом обошли дом в поисках Владислава. Но ни единого следа его возвращения найдено не было. Не заволноваться было невозможно, тем более зная, как много времени уже потеряно. Обход близлежащих территорий так же не принес никаких результатов, к тому времени уже начало темнеть, нещадно жрали комары, да и напуганная Нила подливала масло в огонь удручающими разговорами. Что, если он заблудился? А есть ли здесь дикие звери, которые могли напасть на него? Может, его вообще кто-то из местных прирезал и сбросил в выгребную яму? Кристина очень старалась не злиться на нее за гадкую болтовню, ведь девушка была уверена — Ширяев просто втихую свалил. А не предупредил, потому что моральный урод и частенько ведет себя странно. Однако, как бы ты ни был в чем-то уверен, атмосфера нищего села нагоняет жути. Особенно когда по левую руку идет голубоглазая паникерша. Когда солнце совсем село, поиски пришлось отложить до следующего дня. Потому все сегодняшнее утро ребята только и делали, что докапывались до безучастных местных, не имеющих ни малейшего понятия, о ком идет речь. — Да съебался он, — цедит Кристина, стараясь высвободиться. Прямо за стенкой, на скрипящем крыльце, ее уже ждет Денис. — Сам видел, ни шмоток, ни мобильника. — Но уходил то он без вещей! Тебе все это не кажется странным? Я не хочу, чтобы и тебя пришлось потом в каждой яме искать. Ты представляешь вообще, что тогда будет? — Мне?! — Чуть с хрипотцой голос невольно становится громче. — Не кажется. Объясни лучше, с каких пор твое волнение за меня превратилось в паранойю? Стиснув зубы, Тимофей судорожно выдыхает сквозь широкие от напряжения ноздри. — С тех, как ты стала вести себя, как ненормальная. Тут такая чертовщина творится, а ты будто специально все глубже лезешь. Ждешь, пока шарахнет? — Отпусти, ты делаешь мне больно. Темные мужские глаза тяжело глядят на собственную руку, сжимающую тонкую, как тростинка, косточку Волковой. На бледной коже очень быстро и отчетливо становятся заметными красные следы. Это зрелище имеет отрезвляющий эффект, потому юноша, как ошпаренный, быстро размыкает пальцы. — Прости, я просто... Пытаюсь держать все под контролем, и у меня нихера не выходит. Если что-нибудь случится с тобой или Нилой, я просто... Но Кристина не хочет слушать. Потирая запястье второй рукой, девушка бескомпромиссно, совсем не своим голосом произносит: — Еще раз так сделаешь, и я сломаю твою. Ошарашенный, Випулис часто моргает, глядя на предмет своей странной влюбленности, как на что-то совсем новое. Новое и чертовски неправильное. Воспользовавшись создавшейся заминкой, девушка выпархивает за дверь — черная птичка в опасную, густую даль. Парень даже возразить не успевает. Глотает гнев и обиду, вымещая их пинком по корзине с яблоками, стоящей на полу. Бледно-розовые фрукты с гнилостным запахом катятся по деревянной поверхности, убегают от него прочь, передразнивая. Как приманенная, на звук со второго этажа спускается Нила. Застыв в проеме, она хмуро разглядывает брата — наверняка слышала часть разговора, хитрая крыска. — Утром мы уезжаем, — резюмирует парень, почесывая комариный укус на щеке, — она пусть разгребает, как хочет.***
В этот раз ржавого заката не было. Небо просто затянуло синими сумерками, как простыней, объяв травянистые холмики сладким запахом цветущего клевера. Будто чувствуя ее эмоции, Денис молча повел раздраженную спутницу подальше от жилых участков, к примыкающему к кромке леса заросшему полю. Постепенно, сочный хруст дикоросов под подошвой обуви, стрекотание ночных птиц и сверчков и влажный запах свежести помогли ей успокоиться. Протянув ладошку, Кристина осторожно отдирает от леопардовой шубы шарики приставучего репейника, теребит их между пальцами. — Ты сюда сбежал от чего-то? — вдруг спрашивает она, глядя на парня сбоку. Взъерошенный, он напоминает ей мокрого воробья. Ухмыляется криво, с приоткрытых губ роняет тонкий, почти по-женски томный выдох. Едва слышный в вечернем гомоне природы. — Не знаю. Зависит, с какой стороны посмотреть. Это важно? Девушка пожимает плечами. Сама не знает, зачем заговорила об этом, будто кто-то за язык дернул. Но отступаться от скользкой темы поздно. Выкинув репей, вытягивает в сторону руку — гладит пальцами незнакомые колоски, наслаждается их щекоткой. — Нет, просто не могу понять. Хорошо здесь как-то. Из-за ерунды приехала, а уезжать не хочу. Хотя Тимофей и настаивает. Он ведь прав отчасти - странно здесь. Хорошо, но странно. — Он не поймет никогда, — фыркает Ден недовольно, словно упоминание широкоплечего знакомого его задевает, — чужой здесь. А ты своя. Потому и хорошо. Поймать полет его мыслей чертовски сложно, но Волкова искренне старается. Она сразу заметила, что рядом с Денисом бесполезно рассуждать поверхностно и односложно. Чем больше абстракции, больше абсурда, тем яснее и проще, как бы странно это не звучало. — А ты свой? — Даже слишком, — смеется он как-то горько. — Нам сюда. В зарослях поредевшей еловой рощи стоит крепкий запах озерной воды. Сквозь призрачную мглу синевы виднеются вспышки разбросанных под ногами ландышей, помутневших, но еще не отцветших до конца. Щиколотки щекочет папоротник, приятно шуршат опавшие бурые иголочки. Кристина улыбается, невольно чувствуя себя школьницей, сбежавшей на свидание с хулиганом. Она оборачивается на Титова, вопросительно вскидывает темную бровь, будто спрашивая, что все это значит. Тот кивком головы указывает идти вперед. Запах не обманывает. Как огромное зеркало, водная гладь лежит ровно посередине, обнятая заботливым кругом скрипящих деревьев, переживших явно не одно столетие. Она ровная и манящая, искрит приглушенными лунными бликами, едва просачивающимися с хмурого неба. И почему брюнетке здесь совсем не холодно? — Красиво, — она констатирует очевидное, останавливаясь перед резковатым спуском к воде, — зачем мы здесь? Парень мнется, становясь озадаченным, и девушка невольно смеется, понимая, что эту часть плана робкий воробей не продумал. — Забей. У самого берега слегка припорошено песком. Чтобы не садиться прямо на него, Ден галантно стелет многострадальную шубу, перед этим вынув из кармана бутылку из темно-зеленого стекла. — Портвейн, — поясняет он виновато, — лучшее, что смог здесь найти. — Твои старания заслуживают уважения. — То ли еще будет, — бормочет он, откупоривая напиток. Ей нравится его усмешка. Она настолько же ядовитая, насколько теплая. Почти как у нее самой. Хочется потрогать подушечками пальцев, убедиться, насколько колко или приятно, горько или сладко. От непривычных мыслей в собственной голове становится неуютно. Брюнетка отводит черный взгляд в сторону, ласкает им шапочки беззащитных ландышей. — Природа иногда создает такую пугающую красоту. Взять даже ваши Топи. Плющ, мох и плесень. Но так здорово. Человеку никогда нечто подобное не будет под силу. Денис делает крупный глоток, морщится, когда спиртное обжигает непривыкшее к нему горло. От темной жидкости краешки губ отирает тыльной стороной ладони. — Современные технологии сейчас способны на куда большее, чем ты думаешь, — он протягивает девушке бутылку, прячет взгляд под веером светлых ресниц, — и все это путем человеческого сознания. Это огромный вклад в существование. Окружающий нас мир, медицина, взаимоотношения. Даже блядская мода. Нам все подвластно. — Знаешь живой пример? — TrueTalk, может слышала? Парень вскидывает подбородок, тяжело буравит лесистую даль. Кристина наблюдает за ним украдкой, облизывает горлышко. Подернутая теплым ветром водная рябь отражается в темных радужках. Его или ее? Или их обоих? Зеркало в зеркале. — Да, точно. У меня подруга с парнем рассталась из-за этого приложения. И смех и грех. Но почему именно это? Не поворачивая головы, Титов переводит взгляд в сторону собеседницы и вскидывает одну бровь, давая понять, что пришло время немного подумать. Хмурясь, брюнетка копается в собственной памяти, стараясь сложить кусочки подкинутого паззла воедино, крутит и вертит их, до болезненной пульсации в висках. А кто, собственно, создал это приложение?.. — Ты серьезно? Ден победоносно кивает, опрокидывается на лопатки и устало прикрывает глаза. Тонкий шлейф сырого песка напоминает ему о детстве — о кошке, живущей на даче покойной бабушки, и вечно гадящей в песочницу. Когда животное стало совсем старым, парень тратил огромные деньги на поддержание его шаткого здоровья. К сожалению, она умерла незадолго до того, как он сам узнал о своем диагнозе. Последние дни совсем беспокойная стала, словно пыталась предупредить. — Теперь ясно, где я тебя видела. Ты ведь где-то год назад уехал, так? Все тогда трепались о каком-то гении, пропавшем без вести. — Гении, — брезгливо тянет парень, морща нос, — как по-дурацки звучит. Совсем рядом, она ложится на бок, глядит тревожно. Внутри непонятно клокочет сочувствие пополам с откровенным непониманием. Что может заставить человека внезапно бросить все — дом, успех, деньги — и спрятаться в такой глуши? Не этой ли причиной объясняются странные разговоры, эксцентричное поведение и глаза, больше присущие загнанному зверю? — Осуждаешь? — спрашивает он, когда молчание становится слишком затяжным. Черноглазая отрицательно качает головой. — Нет. Совсем нет. Сколько благодарности, оказывается, может выразить худое, болезненное лицо. От этого вида девушка с искренним состраданием жмурится, нерешительно вскидывает алебастровую кисть, во мраке будто светящуюся серебром. Робкое касание. Щетина под холодной, напоминающей мрамор кожей. Тепло живой плоти. Денис почти мучительно стонет, впервые за год ощущая ласку на собственном теле. Ведет головой, намеренно под нее подставляясь. Лишь бы не закончилось, лишь бы она его не оставила. — У меня не было выбора, — шепчет, сливаясь с бесконечным стрекотом, как спасительную мантру, — не было выбора. Не было. Ты веришь мне? — Верю. Я тебе верю. Кристина поглощена. Окутанная странным влечением, она никак не может отстраниться. Не хочет. Осторожно гладит ровные линии свободной от бутылки рукой — подбородок, нос, густые брови. Хочется внутрь пробраться, свернуться на ребрах его мертвой кошкой, лишь бы понять — почему? Зачем? Но вопросы застывают на губах обжигающим жидким сахаром. — Было очень больно. — Тебе? — Мгхм, — приглушенно вырывается из его глотки вместо ответа. Такие моменты случаются — когда стирается грань между «правильно» и «неправильно». Когда есть только данность. Распятый леопард на песке, плещущаяся в бутылочном стекле горечь, сочувствие и чрезмерная, почти нездоровая нежность на тонкой коже треснувших губ. Волкова отстраняется и Денис следит за ней огромными глазами, как ребенок, испугавшийся отнятой сладости. Сердце стучит бешено. Растворяется в портвейне, когда брюнетка делает шумный, большой глоток, а после склоняется совсем низко. Запах пьяного винограда кружит голову. Чуть приподнявшись на локте, Титов задевает женский нос своим, наблюдает взволнованно, пока она, наконец, не делает шаг. Передает дурманящую влагу изо рта в рот, попутно осторожно целуя. Рваный, благодарный выдох. Пальцы, запутавшиеся в волосах, мучительная близость тел безо всякой пошлости. Он упивается ею, прячется, ища тепла среди холодной зелени колючих елей. И нет здесь ни добытчика, ни жертвы, ни крови, ни страха, ни Топей, ни московских улиц. Только ее холодные руки и стекающий по шее портвейн, так бесцеремонно нарушившие ржавое одиночество. Не было выбора. Не было выбора. Не было выбора. Но так ли это?.. Денис все еще шепчет проклятые слова между мазками губ, хватается руками, прижимает к себе. Черноволосую спасительницу, едва переставшую быть ребенком. Да и сам он, в свои тридцать один, чем не потерянное дитя? Разве что, слишком полон утробных желаний, слишком чудовищен, слишком грешен. Потому где-то на задворках сознания еще маячит мысль, как назойливое насекомое, что они здесь не за этим. Что не должен привязываться, не должен впускать ее в себя, в свою кожу, свой запах, свое сознание. Но сопротивляться нет сил. Молния на ее джинсах расстегивается слишком податливо, оголяя черное кружево белья. Смешно даже. Когда парень видел такое в последний раз? Заворожено гладит витиеватую линию, пока брюнетка целует острые скулы, изучает родинки на уже оголенных плечах. Вся дрожит. Не от холода, даже не от желания — от волнительных чувств внутри и ощущений, примитивно-человеческих, примитивно простых. — Иди ко мне, — шепчет Денис в тонкую шею, садясь, а после сразу поднимаясь на ноги вместе с бледным телом на руках. Кристина млеет. Терпеливо ждет, пока кареглазый стащит с себя потертые джинсы. Приторное безумие. Еще пару месяцев назад она бы осудила себя за подобное поведение, а сейчас нежничает и радуется. Только вцепляется в худые плечи посильнее, когда Титов вдруг бескомпромиссно несет ее к воде. — Стой, она же ледяная! — Не такая ледяная, как твое сердце, если ты мне сейчас откажешь. Он улыбается, она смеется в ответ, обзывая его дураком. И плевать, что дорогое белье пропахнет озерной тиной и жабками, что плавает как топор и ненавидит холодную воду. Отказываться из-за этого от жара рук — слишком нелепо. Потому терпит и ждет, пока Денис, наконец, не заходит вместе с ней по пояс. Первое время Кристина визжит, потом смеется ему в губы, обнимает, как человека, которого знает всю жизнь, а не несколько призрачных дней. Кто ты такой, Денис? И как мы оба здесь оказались? Что за странное, судьбоносное совпадение?.. Ныряет, прижимая к своей груди. Лунный танец вырывающихся пузырьков кислорода, крохотных водорослей, русалочьих волос. Таких густых и таких черных, что запутавшись в них, можно легко утонуть. Упиться озерной воды до потери пульса, высосать жизнь из мгновенно побледневших от холода губ. И Двоедушник все тащит ее куда-то вперед, дальше от берега — уверенно и требовательно, лишь ненадолго позволяя подняться, вдохнуть воздуху, а затем опять. В муть воды, ко дну, к песку и скользким рыбам. К себе одному. Жадный, голодный, настойчивый. А она такая красивая в этой безумной, ядовитой влаге. В цвете мрачной ночи, в желтых кувшинках, зеленых точках ряски, прилипших к коже. — Маленькая... Бормочет, слизывая капли с шеи, гладит аккуратные бедра, пока нечеловечески-черные глаза игриво наблюдают за его вожделенным восторгом. И правда. Хитрая маленькая русалка. Одним своим присутствием созывает себе подобных, сводит с ума, заставляя глотать гадливую муть. Непонятно теперь, кто кого заманил — Денис совсем запутался. Сколько рук его гладят, сколько пар глаз смотрит — не разобрать. Но они не за этим здесь. Не за этим. Близость снова камнем утягивает вниз. Сплетенные объятиями тела погружаются под воду, Кристина открывает глаза — радужки светятся сквозь холодную толщу. Русалки машут хвостами, расступаются, приглашая к одной из них. Тогда девушка отпускает Дениса, пробирается куда-то с заводным девчачьим любопытством. Легкие горят от нехватки кислорода, но как можно о нем думать, когда тут рядом такое необъяснимое чудо? Бледные руки касаются синюшного лица, изучают подозрительно упругую кожу. У обычных людей такой не бывает. И таких странных, лиловых пальцев, стеклянных глаз, застывших губ. Вся магия внезапно сходит на нет. Растворяется в лучистом сиянии, огревая по голове реалистичным звучанием шумящей в ушах воды, а не поющих сирен. Узнав опухшее, одутловатое лицо, Кристина пытается кричать. Но крик этот заглушается остатками кислорода, покидающими ее скованное горло в виде больших белых пузырей. Брюнетка брыкается, пышным облаком волос задевает покойника. От ужаса замирает кровь в жилах, становится бесконечно мало сил. И если бы не крепкая хвата Дениса, она бы наверняка так и осталась там. С песком, со скользкими рыбами, с лицом Влада в собственных ладонях. Маленькая утонувшая русалка. Как нелепо.