Если встретишь такого же, будь осторожней Играй, но потом равнодушно Пока ему первому не стало скучно Сделай укус и захлопни ловушку.
Розовая дымка тумана обнимает зеркальную гладь. Будит рыб и тонконогих водяных насекомых, созывает голодных птиц, тревожит покойников. Утробно урчит полицейский бобик, переругиваются деревенские мужики, упрошенные вытащить тело парня за несколько бутылок горькой водки. Их голоса звенят между хвойными лапами тугим эхо, таким громким и безучастным, что Кристине становится почти физически больно. Она дрожит, кутается в Денисову шубу, пока тот переговаривается о чем-то с капитаном Козловым у самого берега. Безумие. Невообразимое безумие, такое далекое от реальности, что сознание отказывается верить. Как Влад мог оказаться там? И как она, в здравом уме, вцепилась в него своими паучьими пальцами? Взгляд чернильных глаз машинально опускается вниз, на полупрозрачные ладони, сквозь кожу которых отчетливо видны паутинки сине-лиловых вен и слабо бьющийся пульс. Девушка безысходно морщится и стискивает кулаки. Вторая машина въезжает на приозерную территорию с шумным хрустом ломающихся под колесами веток. Волкова оборачивается с тревожным интересом, вся съеживается, стоит ей увидеть выскакивающих из салона гелендвагена Тимофея и Нилу. Конечно, этим утром никто никуда не уехал. Разве что, за утопленником. — Вы откуда здесь? — Спрашивает, когда ребята подходят совсем близко. Тимофей крепко берет девушку за плечи, взволнованно осматривает ее сверху вниз на предмет повреждений, пока Нила сиплым голоском пытается все объяснить. — Макс сказал, — она кивает в сторону машины, где сонный и потрепанный, Кольцов прикуривает сигарету, — мы его... Эм... Случайно встретили. Т-ты правда его там видела, да? Владика? — Почему ты мокрая?— Перебивает Випулис старший, буравя темную макушку пронзительно-карими глазами. — Как вы вообще оказались в воде? В это мгновение воспаленная психика не выдерживает. Прижав ладони ко рту, Кристина всеми силами зажимает предательски подступающие слезы. Ей холодно, ей страшно, ей очень-очень больно. За парня, который приехал сюда по ее инициативе, и родители которого никогда не дождутся его домой. Частью своего сознания она прекрасно понимает, что его смерть — не ее вина. Но маленький вредный червь с издевкой извивается в черепной коробке. Из-за тебя. Это все из-за тебя. Прикрыв глаза, Тима судорожно выдыхает, прячет на своей груди холодную, сырую фигурку. Гладит ее по спутанным волосам, вытаскивая нити болотно-зеленой тины. В утреннем свете в них уже нет ни капли магического, озерного очарования. Только неприятный запах стоялой воды и искреннее желание хорошенько помыться. — Как вы оказались в озере, Кристина? — Повторяет он медленно, стараясь не давить. — Это очень важно. — Денис захотел, — отвечает брюнетка, не подумав, — мы плавали, а потом... Потом я увидела что-то, подплыла ближе. Зачем-то начала трогать. Это был он, клянусь, это был он. Горячее, подтянутое тело мгновенно напрягается под тканью темно-синей футболки. Стиснув челюсти, парень в гневе кривит верхнюю губу, становясь похожим на дракона, готового вот-вот на кого-нибудь броситься. Электризуется и тяжелеет воздух, вздымает запах распаленных искр. — С-сукин сын, — шипит дракон, пока рука сестры не касается его плеча. — Тимош... Тяжело сглотнув, девушка указывает пугливым взглядом лесной лани на кромку озера. Сырые и красные от натуги, двое мужчин торопливо выбираются из воды, волоча опухшее, но еще узнаваемое тело Владислава. Они тащат его по липкому песку, к траве и сосновым иголкам, оставляя на земле отчетливую дорожку. К широкой синюшной шее растрепанной веревкой привязана полупустая спортивная сумка, в некоторых местах ткань настолько разъело, будто ее залили растворителем. — Господи Боже, — голос Нилы возвращает к реальности, неизбежной и чудовищно жестокой, — бедные родители... Кристина пылкой птичкой вырывается из рук, так старательно пытающихся уберечь ее, несется вперед. Негнущиеся ноги спотыкаются и вязнут в песке, пока, наконец, не останавливаются прямо подле утопленника. До крови кусая губы, она вдруг опадает на колени, с ужасом и хрипом рассматривая некогда язвительные, живые глаза, теперь безмолвно глядящие куда-то вверх. Сосуды на них полопались, окрасили склеру в бардовый цвет. Мутная радужка на темном фоне кажется прозрачно-салатовой. Семь пар глаз просто смотрят. Кто с искренним сожалением, кто с брезгливостью, кто с нетерпеливым ожиданием награды за проделанную работу. Денис приходит в себя первым, подходит сзади, за плечи поднимая девушку на ноги. Но как бы он ни старался, правосудие в лице Тимофея настигает тяжелым толчком в худое плечо. Никто толком даже сообразить не успевает, что произошло, как рядом с телом завязывается драка. — Ты ведь ее специально сюда притащил! Знал обо всем с самого начала! Руки-хлысты, руки-молоты. Звуки борьбы, сплетенные с пением утренних птиц. — Ты ебанутый совсем? Герой, полемист, сука, комнатный, — Денис изначально занимает защищающуюся позицию. Прикрывается руками, очевидно, не желая усугублять происходящее делом. — Боишься, что это я твоего дружка утопил? Или что я сюда Кристинку привел, а не ты, еблан? — Прекратите немедленно! Тимофей ревет. Охваченный злостью, бессилием и безысходностью. Привыкший быть крепким плечом, держащим все под контролем, он буквально сходит с ума от собственной слабости. От смерти Влада, отдалившейся всего за несколько суток Кристины, Нилы, которую всеми силами необходимо защитить, но непонятно, от кого и каким образом. Он наносит удары, что-то крича, видя источник бед в тщедушном теле Титова. Понимает, что придурок как-то связан со всем этим, играет ключевую роль. Почему этого не видят другие?.. — Думаешь, я тебе девчонок утянуть за собой дам?! — Я их уже утянул, — тянет Денис хриплым шепотом и улыбается, когда рука студента больно бьет по лицу. Белые искры зубов медленно окрашиваются в розовый. — Тима! Неугомонная, Нила бросается к брату, несмотря на все попытки Максима ее остановить. Хватаясь руками, она влезает в самый центр песьей склоки и невольно попадает под раздачу. Замахиваясь, Випулис случайно задевает ее локтем по узкой челюсти. Взвизгнув, девчонка мгновенно отскакивает в сторону, будто угля глотнула. Дракон посек своих, обезумевший, некогда бесконечно добрый теплый зверь. — Заебали, гоблины московские, — с помощью деревенских Козлов выцепляет парня за шиворот, валит его на землю, лицом вжимая в пахучую сырость. Клацают наручники. — Че, думал, раз молодой, то все можно? Я тебя на трое суток закрою сейчас, если не уймешься! — Да это он его туда отправил! — Мечется Тима, слизывая песок с губ. — Еще и Кристину сюда привел. Вы что, реально думаете, что это совпадение?! Может, он ее тоже утопить хотел! — Суицид это, — равнодушно выдает капитан, — следов борьбы нет, сумка привязана хорошо, явно не наспех. Никаких посторонних предметов. Вскрытие уточнит, конечно, но я со своим опытом сразу вижу - никакого криминала. — Вы что тут все, чокнутые?! Какой суицид? Да еще и в озере! Он пловец в школе был! — Да хоть греческий атлет. Вы ж, молодежь, сейчас все с приветом. В голову стукнет что и все, сразу в петлю. Карие глаза едва не покрываются слезами от обиды. Исподлобья поглядев на сестру, Тимофей с надеждой просит: — Нил, ну хоть ты скажи! Но девушка только качает головой, поглаживая дрожащей рукой свежий синяк, мгновенно образовавшийся на смуглом лице. Отвернувшись, она отходит к Максу и просит у него сигарету, будто бы вид лежащего на земле брата нисколько ее не тревожит. На деле, сердце щемит, чудовищно хочется домой. В свою постель, к своим друзьям и примитивным студенческим проблемам, таким незначительным в самый разгар лета. Опустив голову, Денис ладонями стирает кровь. Медленно, как назойливая поклонница под окнами, начинает болеть голова. Пока совсем еще безобидно, она поет любовные песни и противно давит. Но совсем скоро заколотит в дверь своими крохотными девичьими пальчиками, намереваясь снести ее с петель к чертовой матери. И разбитый нос саднит, изливаясь на берег вязким водопадом. Хочется смеяться — Титов не сдерживает себя. Истерично дрожит, то ли в триумфе победы, то ли в чувстве гадкой вины. Кристинина рука касается его волос — неожиданно, потому парень вздрагивает. Черные глаза, как вороний морок, внимательно всматриваются в его, словно что-то там ищут. Такие внимательные. — Я этого не делал, — произносит он, взволновавшись. Глотает кровь. — Я знаю. Условившись на этом, парень легонько кивает. Оставив дебошира лежать, Козлов подзывает к себе Максима и деревенских водолазов, дает им какие-то указания, что-то приглушенно бормочет в потрепанную рацию. Дел невпроворот, ведь теперь тело мальчика нужно каким-то образом вывезти отсюда и как можно скорее закинуть в холодильник. Дальше уже пусть компетентные разбираются. — А когда его забирать приедут, — поперхиваясь сигаретным дымом заговаривает Нила, — мы можем с ним?.. Ну, поехать. — Вы родственники? — Нет. — Жены, мужья, сватья? — Нет... — Вот тебе и ответ. Видя, как девушка расстраивается, Кольцов ободряюще треплет ее по плечу. — Ну че ты, капитан, жалко что ли? Пусть они хоть сами его родителям позвонят, друзья все-таки. — Не положено. Я вам тут не дам бардак наводить опять, еще в прошлом году хватило. — Смачно сплюнув себе под ноги, мужчина ведет усами. — Все, разъезжайтесь нахер отсюда. И этих двоих заберите, — кивает он за себе за плечо на Кристину с Деном, — еще с горячкой свалятся. Тактично кашлянув, Максим чуть понижает тон голоса: — А с ним что? Не оборачиваясь на Тимофея, капитан криво ухмыляется. — А этого на сутки в обезьянник. В профилактических целях. Заодно поможет сейчас, а то все как обычно нахерачатся и загружать тело некому будет. Нормальные руки не лишние. Лицо Нилы мрачнеет, но девушка молчит. То ли обида в ней засела слишком крепко, то ли бесконечная опека брата начала давить. Тронув Макса за плечо, она тихо бормочет, прежде чем пойти: — Я тогда в машине подожду. Глядя ей вслед, горе-полицейский с неприятной ухмылкой поправляет фуражку, осуждающе вздыхает. — Девчонку то хоть не впутывай. Ребенок. Ты хоть знаешь, что Аринка твоя с ней сделает? Но Кольцов лишь небрежно отмахивается. Очень и очень зря.***
Только что сваренная картошка с укропом искусительно щекочет ноздри, маслянисто переливается селедка в желтом свете люстры над головой. Анна Петровна суетливо хлопочет над скромно накрытым столом, поправляет кружевную скатерть сухими узловатыми руками. Привезти девчонок именно к ней решил Максим — сытая обстановка и растопленная баня должны помочь им немного прийти в себя после ужасов минувшего утра. Да и сама женщина всегда рада гостям. Особенно, если ей за них потом платят. — Горе, горе то какое, — причитает она, пододвигая к ребятам тарелки, — родителям теперь всю жизнь молиться. У нас с роду в этих местах никто не топ. За столом сидят трое. Кристину хозяйка дома отправила в комнату, любезно предложив выбрать из шкафа что-нибудь со времен ее молодости взамен мокрым, пропахшим озером шмоткам. — А почему деревня тогда Топи называется? — Спрашивает Нила, с удовольствием потягивая пахучий травяной чай. — Так это из-за болот, что за леском полукругом лежат. Там да, много неосторожных когда-то полегло. Когда за клюквой ходили, морошкой. Но это когда было то. Здесь у нас безопасно, как на островке. Места тихие, своих не трогают. Взяв красивый заварничек, Анна подливает гостье еще чаю. — Пей, милая. Травки сама собирала, полезно. Когда Кристина заходит в помещение, Денис, до этого балбесно играющий с крышечкой хрустальной сахарницы, галантно привстает со своего места. На ней — ярко-красный сарафан в крупный белый горох, сохранившийся настолько хорошо, что можно подумать, будто он совсем новый. Воздушная ткань невесомо гладит бледную кожу, красиво контрастирует с ней и смоляно-черными волосами. Увидев этот сарафан, как факел, разгоревшийся прямо посреди комнаты, Анна Петровна охает и хлопает в ладоши. Морщинистое лицо подергивает тень восторга напополам с нежной грустью. — Как тебе хорошо! Ох, и подумать только, я же когда-то такой же была. Это еще до беременности Виталиком носила. Красота то какая, а! — Я вам верну потом, — произносит девушка, занимая место рядом с Титовым, — когда до своих вещей доберусь. — Нет, нет. Кому оно здесь нужно? Моль, если только, жрать будет. А с тобой еще поживет, пригодится. Брюнетка решает не спорить. Кивает только, приступая к ужину, так и пахнущему деревенской свежестью и простотой. Пока хозяйка переключилась на Нилу и Макса, Денис легонько пихает девушку локтем в бок, тихо заговаривает: — Хороший выбор. Празднуешь жизнь наперекор смерти. — Не мой стиль. — Это не важно. Все равно красиво. Хриплый кашель со стороны закрытой спальни растворяется в звуках стучащих о посуду вилок и молодых голосах, старательно ведущих беседу на отвлеченные темы. Никому не хочется вспоминать увиденное, зацикливаться на нем и черными водами заглатывать траур. Для этого есть ночь, когда каждый невольно остается один на один с удушающими мыслями. —...поэтому я решила, что замуж только после института пойду, — щебечет Нила, рассказывая Анне Петровне о своей жизни, — когда образованной стану. Максим смеется над ней снисходительно, как над ребенком, несущим чушь. То и дело заботливо поправляет шикарные кудрявые волосы, падающие на гладкое смуглое лицо. — И правильно, — отвечает женщина, отирая руки о тряпку после мытья посуды, — сейчас времена другие совсем. Красивых полно, а вот умных и красивых еще поискать надо. Ты, вон, золотце какое. Все при тебе. Посмотри, как у Максимки глаза горят, ух. Мужчина отмахивается, то ли действительно смущаясь, то ли делая вид. Прячет губы в остатках чая на дне чашки, кажущейся совсем крохотной в его широкой руке. — Ну что вы, баб Ань, перестаньте. — А что, не так что ли? Думаешь, раз старая, то не вижу ничего? Женщина смеется, поправляя седые локоны, сбитые в простенькую прическу, косится на часы. Их шумное тиканье бегает под ногами, никак не давая от него отвлечься. — Так, молодежь, там уже банька готова. Идите, пока не стемнело совсем. А мне деда своего кормить пора, истощал совсем. — Чур, мы первые. Нила поднимает на Кольцова удивленный взгляд, когда тот встает, утягивая ее за собой за руку. Несколько мгновений она медлит, будто решаясь — подросток, знающий, что собирается совершить дурное, но неспособный себе в этом отказать — но все же поддается. Уносится вслед за настойчивым ухажером, по-детски наивно хихикая. — Не шумите только сильно, — бросает хозяйка им в спины, — всех соседей приманите. А вы их в предбанничке подождите. Там диванчик есть. — Уж помню, — хмыкает Денис невесело, приглашающе протягивая Кристине руку. Не думая ни секунды, брюнетка податливо переплетает пальцы.***
Душно. Пахнет прогретым деревом, камнями и лиственными вениками. За дверью шумно плещется вода, звучит девичий смех, приглушенный толстыми стенами. Переплетясь друг с другом, Кристина и Денис лежат на злосчастном диване, наверняка еще помнящим похожую картину. Когда-то на месте Волковой была Софья. Скромная девочка с бесцветными глазами и именем Господа на устах. Титов хорошо помнит ее. Ее кожу, ее запах, ее голос. Брюнетка совсем другая, такая же темная, как он сам, просто пока не знает этого. И темнота ее влечет к себе, заманивает в ловушку — никогда не выпустит, если ухитрится однажды поймать. Ей для этого даже стараться не надо. Очаровательная удильщица. — Что ты чувствуешь? — Спрашивает парень, носом утыкаясь девушке в макушку. — О чем ты? — Утром твоего друга вытащили мертвым из воды. — Он не был мне другом, — Кристина осекается, размышляя. До этого она не рассматривала случившееся со всех сторон. Она ужасалась самому зрелищу, сочувствовала родителям Влада, упрекала себя в чувстве вины и представляла, каково это - утонуть. Но так и ни разу не задалась вопросом, что именно чувствует сама. — Я не знаю. — Знаешь, — тихий, урчащий голос, тонкая полоска плотно сомкнутых губ и любопытный ореховый взгляд. Как у Демона в поэме Лермонтова, — не обманывай меня. — Ты хочешь услышать, что мне безразлично? Чуть с хрипотцой голос звучит резковато. Отстранившись, Кристина садится, глядя своему собеседнику в лицо. Но вместо объективной оценки девушка думает лишь о том, что Денис — красивый до невозможности, хоть и не соответствует большинству общепринятых параметров. — Да, если это реально так. И нет, если ты так не думаешь. — Почему ты спрашиваешь? Титов спокойно пожимает плечами. — Интересно, думаешь ли ты так же, как думаю я. — Ты не был в такой же ситуации, ты... —...с чего ты взяла, что не был? Кристина хмурится. Стараясь не обращать внимания на звуки близости, в какой-то момент начавшие доноситься по ту сторону двери, она нервным жестом заправляет за ухо вороную прядь. Красный сарафан липнет к телу от сырой духоты, ткань темнеет, напоминая липкий кровавый кокон с белыми пятнами. Заметив ее замешательство, Денис переворачивается с боку на спину, опирается затылком о жесткий подголовник и глядит в никуда. Голова болезненно ноет, пульсирует широкая вена на виске. Еще немного и от жары ему станет хуже, но уходить совсем не хочется. Хочется побыть с ней рядом в этом тепле еще немного, убедиться, что кожа у них одна на двоих. Змеиная. — Это нормально - не чувствовать ниче, — заговаривает он голосом почти чужим, но на деле принадлежащим ему еще год назад, — только о себе думать, когда душу продаешь взамен на свою. — А если я хочу думать о твоей душе? — А если у меня их несколько? Неспешно, Кристина пересаживается ему на колени, разворачивается лицом. Холодные пальцы стискивают аккуратный подбородок. Девушка любуется. Приоткрытыми губами, сочащимися ядом, родинками, глазами, с пляшущими в зрачках бесами. — Заберу половину. — Или отдашь свою? Улыбается. Жмурит лисьи глаза, прижимаясь лбом ко лбу. Трется кончиком носа о его нос. — Откуплюсь чужой. Этот ответ меняет все и ничего одновременно. Словно сбросивший груз, Денис выдыхает с облегчением, благодарно наслаждается ласковой девичьей близостью. Она такая же, как он. Хозяин не тронет. Не посмеет.