Будни Пожирательниц Смерти

      Больше чем брошенные вслед непростительные и авады, Гермиона ненавидела латать после рейдов какого-то из мужиков. И ладно бы какой ни будь Робастан или Крауч, но к Грейбеку она и на милю не подойдет. Дело даже не в каком-то внушаемом ужасе или страхе, нет, нет. Скорее ей не нравилось быть нянькой-колдомедиком в минуты когда огромный оборотень дышит тебе в затылок со словами «Ну вы скоро, а?».       — Аккуратнее, а?       Гермиона подпрыгивает на месте, зыкнув злостно, злостно на Тони. Руки не слушались, палочкой водить над раной и шептать заклинания приходилось медленно и аккуратно. Стычка в Отделе Тайн пошла не по плану, совсем не по их плану. Тонкс наверняка в другом конце крыла Малфой-мэнора матерится, латая непутевого Крауча.       Мерлин если бы кто ни будь знал как она ненавидела выкручиваться белкой из сложившихся ситуаций.       — Молчи, а? — передразнила его Грейнджер, рыкнув волков раздраженным. Россыпь увечий и порезов от многочисленных заклинаний почти затянулась на его коже, осталось использовать очищающее чтобы кровь убрать. — Моргана и то умней чем ты.       Долохов хмыкнул, положив руки за голову и наблюдая за малолетней (по его меркам) девчонкой. Слишком молода для подобного дерьма жизни, слишком умна чтобы ошиваться среди отбросов общества.       Хотя Тонкс говорила, что разница в их возрасте небольшая. Может он уже как старик мыслит? Все кто младше него лет на десять, моментально превращаются в сосунков.       Маменька наверняка посмеялась бы, узнай куда занесла нелегкая жизнь бывшего русского аристократа, бежавшего из страны. Родные пенаты, изысканные барельефы и колонны у входа в роскошный дом и чопорно одетая маменька, вещающая о чистоте крови и роде.       Одно сплошное разочарование а не сын, беглый преступник и алкоголик с расстройством личности. За свои тридцать пять лет так и не остепенившийся, все шатающийся по борделям в перерывах между делами Пожирателей смерти.       — Все.       Гермиона встала, отряхнувшись от грязи и комков земли, чувствуя как горчит вкус паленой кожи и крови в носу. Ей чудится битва не конченная, продолжающаяся. Крики Отряда Дамболдора, приказы более старших светлых волшебников и боль, повсюду боль.       Она тряхнула головой, смахивая остатки воспоминаний и ненужных мыслей о минувшем.       Долохов лежит, полуобнажённый и в штанах кожаных, поношенных а на лице хмурое безразличие. Не шевелится то ли от того что слишком больно, то ли не хочется совсем. Наблюдает за сменой эмоций чужих на лице, ловит и жадно анализирует, впитывает как губка. Сдвинутые брови и маленькая морщинка на бровях девчонки маменьку родную чем-то напоминают мимолетно. Секунда и вот она кидается к нему, тряся за плечи и проклиная на чем свет стоит.       — Не хмурься, душенька.       Она вскидывает голову на него, смотрит с долгую минуту и хмыкает весело, растягивая губы в улыбке. Гермиона сует палочку в задний карман джинс.       — Я не хмурюсь, милок.       Передразнивает. Опять.       Сахар и сладость слащавого момента неприятно ворочаются в душе его, оскверняя то немногое что осталось.       Долохов переворачиваются набок, ворчит ругательства на русском, что непонятны ей и затихает. Она хмурится, стоит какое-то время и не поминает чего это он так остро отреагировал.       Проходит немыслимо долгие секунды и минуты для него, стоило услышать долгожданный хлопок двери и уход девчонки. Тони переворачивается вновь на спину и тяжко, тяжко вздыхает.       Тишина тяжкая, тишина вязкая, но такая нужная. Тело, мышцы гудят в напряжение после драки а перед глазами мир плывет несвязно, обрывками. Он хватает со столика холодный графин с водой и прикладывает ко лбу, заодно окатив лицо и шею водой.       Разгоряченная кожа зашипела и он улыбнулся устало, прогоняя мысль про тупую шутку об индейке на гриле. Маменька каким увальнем сын твой вырос если бы ты знала, визжала с картин старинных, фамильных и протягивала ручонки тоненькие чтобы задушить.       — Блядь, — выдыхает он, закрыв глаза и погрузившись в дрему сна.