Что, кому и почему...

Мурасакибара Ацуши был занят крайне неприятным, но, увы, неизбежным при данных обстоятельствах делом — он страдал. Сколько времени продолжались его мучения, он не считал, так как вообще утруждать себя подобными умственными упражнениями не привык. Однако мучительная ситуация все тянулась и тянулась, и конца-края ей не предвиделось. — Ну когда ж это закончится? — уныло и риторически вопрошал огромный баскетболист, пялясь то в стену, то в небо, то на свои кроссовки, то — с мучительно-сладостным вожделением — на вход в ближайший продуктовый магазин. Однако ни обувь, ни окружающая среда, как обычно, ответа на эти вопросы не давали, и потому почетному «шкафу» Поколения Чудес оставалось лишь страдать дальше. Вдохновения не было ни на что: ни на баскетбол (на который, впрочем, вдохновения не водилось почти никогда), ни на исследование чужих бровей, ни на завязывание шнурков… Даже волосы, уже много дней не встречавшиеся с фиолетовой краской, мало-помалу обретали вполне здоровый вид и естественный черный цвет. Отросшие пряди все больше занавешивали лицо, но Мурасакибаре так даже больше нравилось: он не видел ставшего унылым мира, а мир не видел унылые глаза баскетболиста. На недавний вопрос Акаши, почему бы не привести прическу в порядок, Мурасакибара лишь тоскливо зыркнул на свои брюки, а потом на ближайший автомат с шоколадками и чипсами. Капитан, поняв проблему, с прической больше не приставал. Ничто больше не радовало. От тушеной капусты начинало едва ли не тошнить, а от чая снились кошмары про истекающие кровью спортивные принадлежности, корчащиеся в предсмертных муках и взирающих на Мурасакибару глазами, полными горькой обиды. Одежда становилась подозрительно широкой и даже, кажется, немного длинноватой, что в другой ситуации внушило бы невероятный ужас, но сейчас терялось в общем океане скорби и уныния. Так что Мурасакибара лишь подкатывал штаны, затягивал ремень, шевелил руками в безнадежно пустых карманах и страдал дальше. Жизнь становилась все более горькой и утрачивала последние краски. Лишь иногда, мимолетным отблеском, промелькивало где-то на периферии зрения и сознания прекрасное напоминание о безоблачном прошлом, о нежной и сладкой любви, неиссякающей и взаимной… И ноги сами несли Мурасакибару навстречу этому ясному свету, но руки упирались в пустоту, отрезая желанную дорогу, возвращая его опять в этот несчастный мир, в котором уже не стоило существовать… «Надоело все, — тоскливо размышлял Мурасакибара, бродя бесцельно по городу. — И баскетбол тоже надоел. Лишил меня самого любимого в жизни, гадость такая! И главное, из-за чего? Да из-за одного паршивого щита! А я всего-то забил…» Эти размышления повторялись уже не в первый и даже не в сто первый раз, постепенно внося новые мысли в голову под неокрашенными волосами. В мозгу рушились невидимые, но прочные барьеры, установленные обществом, законом и воспитанием, все сильнее становилась тяга к утраченному наслаждению, сравнимая по мощи с тягой наркомана к новой дозе… И вот, наконец, Мурасакибара, дойдя до отчаяния, уже не дорожа своей жизнью, репутацией и свободой, решился. Твердым шагом он направился к ближайшему попавшемуся на глаза автомату, торгующему шоколадками, чипсами и прочими закусками. Даже не оглядываясь, чтобы проверить, не смотрит ли кто, он окинул вожделеющим взором прекрасное содержимое, защищенное стеклом. Конечно, с самой конструкций разобраться получилось без особых проблем. В конце концов, торговый автомат значительно уступал в прочности баскетбольному щиту, явившемуся первопричиной всей этой истории. Мурасакибара вспомнил, как спортивная принадлежность не выдержала его силы и сломалась прямо посреди матча, и как его оштрафовали за порчу казенного имущества, лишив всех сбережений и возможности покупать любимые лакомства… Страдающая душа возопила против несправедливости вселенной, и огромный баскетболист, примерившись, саданул по вместилищу лакомств, разбивая стекло… Вопль невыносимой боли пронзил его уши и мозг, и Мурасакибара с ужасом понял, что это кричит, конвульсивно вздрагивая и истекая темной масляной смазкой, покалеченный автомат… — За что? — услышал баскетболист прерывающийся предсмертный шепот устройства… И проснулся. *** — Интересно как… — пробормотал Мурасакибара, обсасывая очередную шоколадку. Из недавнего сна он запомнил только то, что в очередной раз угробил щит, а потом из-за этого произошло еще что-то. Но что именно там случилось, он, как ни старался, вспомнить не мог. Однако, немного подключив логическое мышление, он нашел вполне приличное решение проблемы. — Вот прямо завтра этот самый щит и завалю, а потом посмотрю, что будет.