«You know, you are a paradox and you contradict The road you walk, everything that you ever did. Cutting into my code, Erasing everything I know.
Tell me what’s mine and tell me what’s yours. Why I never got a say, never got a choice?..»
Жар, огонь, невыносимая боль. Повсюду. Снаружи и внутри. Все тело прошивали раскаленные спицы. Пронзали плоть, рассекали мышцы и кожу. Мимо проплывали сотни масляных пятен. В них мелькали события прошлого и отражения чужих лиц. Но их охватывало пламя, дробя на дрожащие лужицы. Они расползались по темному полотну пространства, сливались воедино и снова растекались прочь так, что становилось непонятно, какие воспоминания в них всплывают. Обессиленным сознанием не удавалось зацепиться ни за что. Все путалось, смазывалось, меняло очертания и рябило. Но вскоре одно из озерец, сросшееся из множества мелких капель, поглотило в себя и выплюнуло в тепло и подозрительно приятную тишину. От ярких протуберанцев заслезились глаза, захотелось прикрыть их ладонью. Сквозь полуопущенные ресницы просачивалась насыщенная картинка и, когда удалось привыкнуть к резкой перемене обстановки, Тед понял, что оказался у кромки вспаханного и засеянного поля. Молодые побеги пшеницы, зеленые и гибкие, едва колыхались от дуновения летнего ветра, приятным теплом обдающего лицо и волосы. Вдали, за этим живым зеленым морем, виднелось настоящее — побережье угадывалось за полосой растительности. Спокойные волны простирались во всю необъятную ширь, насколько хватало взора. Солнечный свет бликовал на поверхности воды, освещал и поле, и пшеницу, и Теодора. Ощущалась смутнаю тревога. Родной пейзаж не приносил привычного умиротворения, тепло солнца не нежило, ветер не заставлял щуриться. Что-то здесь не так, но Теодор отчаянно не мог понять, что именно. Очередной виток потоков воздуха, резче и холоднее, хлестнул по лицу пощечиной и принес с собой чей-то голос: — Тед… — Тихо, едва различимо. Но отчетливо. Теодор встрепенулся и принялся озираться по сторонам. Этот кто-то показался вдалеке, по другую сторону поля. Напрягая зрение, Теодор всматривался до боли в глазах — там стояла одинокая фигура в светлых одеждах. Он двинулся прямо к ней, переступив черту вспашки. В груди тут же натянулось тетивой предчувствие, что этот шаг стал роковым. Босые ступни утонули в мягкой влажной земле. Теодор опустил взор — его штаны оказались закатаны до коленей, и кожу щекотали маленькие побеги зелени. Кратковременное удовольствие от вида ухоженного засеянного поля разорвалось очередным тихим зовом. Нужно спешить. Прибавив шагу, Теодор поднял голову и попытался понять, кто находится по ту сторону. Но не мог разглядеть. Слишком далеко. Сердце ускорило ритм, взволновалось. Что-то смутно знакомое заставляло все больше нервничать. Теодор оглянулся — он прошел достаточно много. Того места, с которого он начал путь, уже и не видно. Но расстояние будто не сокращалось. Ускорившись еще, Тед бросил взгляд вперед, к маячащей вдалеке цели, что уже отчетливо махала ему рукой. Споткнулся о камень и замер — на миг показалось, что там Реджина. Не обращая внимания на боль в пальцах ног, Теодор снова бросился вперед. Темные волосы фигуры вдали развевались на ветру, светлое платье тоже поддавалось его порывам. Тед почти уверен. Снова споткнувшись, Теодор сцепил зубы и резко вдохнул — в рецепторы ударили знакомые запахи корицы и свежескошенных трав. Перейдя почти на бег, Тед уже не обращал внимания на все чаще попадающиеся булыжники. Но, в очередной раз ударившись, он рухнул на колени и зарылся пальцами во влажную почву. Нет. Она должна быть влажной. Только что была, пару шагов назад. Но теперь сухой скрипучий грунт просачивался между пальцев. Теодор нахмурился и поглядел вперед — ровные ряды пшеницы пожелтели, между ними начали встречаться сорняки. Время убирать урожай. Вскочив на ноги, Тед вновь побежал, ведомый таким родным ароматом. Ступни кололи сухие кусты, проросшие между колосьями. Теодор прикрыл веки и глубоко вдохнул, а когда распахнул их, солнце оказалось уже не в зените, как прежде. Оно медленно и неотвратимо закатывалось за линию горизонта, словно окуналось в волнующееся море. Неотвратимо. Это определение цепко застряло в сознании, и Тед помчался со всех ног. Казалось… Нет. Он знал, что если не успеет на побережье к закату, что-то случится. Что-то ужасное. Непоправимое. Неотвратимое. Стопы кромсала адская боль, будто Тед бежал не по траве, а по острому крошеву стекла. Он опустил взгляд под ноги — землю усеивали шипы и осколки разноцветных витражных стекол, в которых одномоментно вспыхнуло зарево, отражаясь сотнями рубиновых солнечных зайчиков. Вмиг все стало красным. Теодор вскинул голову — солнце почти зашло, алея багрянцем на затягивающемся тучами небосклоне, и окрасило все вокруг тревожным цветом. Очередной шаг — и пятка чавкнула по чему-то липкому. Подумалось, что это болото. Но оно оказалось красным. Словно кровь. Нет, не словно. Обернувшись, Тед увидел, что за ним тянется длинный след, который тонкими ручьями растекался по всему полю. Откуда столько?.. Теодор остановился. Перевел дыхание и прислушался. Он, наконец, понял, что не так. Тихо. Слишком тихо, будто все звуки разом исчезли из мира. Тед ощущал ветер — он должен свистеть в ушах. Чувствовал, как хлещут по голеням колосья — они должны шуршать. Море вдалеке тоже должно шелестеть о песчаный берег. Но здесь нет ни звука. И в этой тревожной тишине вдруг что-то с хлюпаньнем шмякнулось на землю, заставив вздрогнуть. Слишком громко. До боли в ушах. Теодор крутанулся на месте. Из-за ровного ряда стеблей показалась рука и безвольно упала на змеящуюся алым землю. Тед резко вдохнул — сердце колотилось, как загнанное. Сделал осторожный шаг и раздвинул колосья — крик ужаса застыл в гортани свинцовым холодом и непомерной тяжестью. Воздух стал невероятно болезненным. Внутренности скрутило тугим узлом и потянуло грузом вниз. Оттуда, с земли, на него смотрел невидящим остекленевшим взглядом отец. Пшеница росла из его тела, в зияющих гниющих ранах копошились черви и плотоядные насекомые. Теодор упал на колени — мокрый грунт чавкнул под ним. Под отцом растеклась огромная лужа, темная и сильно пахнущая разложением. Ребра сдавило с такой силой, что Тед против воли зажмурился и взвыл сквозь сцепленные зубы. Подполз к отцу на коленях. Схватил за руку и поднес ее к губам, глядя на посеревшее лицо: сквозь гниющую кожу проглядывались кости черепа. Только глаза оставались целыми. Будто отец просто задумался о чем-то, как бывало раньше… — Те-ед! — Полоснуло по ушам, и он встрепенулся. Голос звучал ближе, в нем слышалось отчаяние. Реджина. Теодор тяжело сглотнул, трясущейся рукой смахнув со щек отца плотоядных насекомых, и прикрыл ему веки. — Прости, папа… Тебе я уже не могу помочь. А ей — могу хотя бы попытаться. Теодор всхлипнул, по телу прошла судорога. Он поцеловал ладонь отца, и с нее начала клочьями отваливаться плоть, обнажая кисть до кости. Тед осторожно уложил руку, поднялся на ноги и нетвердым шагом направился к побережью. Что-то мерзко щекотало ноги — Теодор сбросил с себя червей, взбирающихся по голеням. Поднял голову, вытирая ладони о брюки — Реджина все еще там. Только теперь не зазывающе махала, а носилась взад и вперед, заламывая руки. Теодор уверен, что это она. Он попытался ускориться, но споткнулся обо что-то мягкое. И тут же отскочил в сторону, разглядев преграду — на земле растянулся изуродованный труп. Сделав еще шаг, Тед снова чавкнул пяткой в подозрительно липкую субстанцию. И снова увидел остекленевший мертвый взгляд. Мертвецы лежали повсюду. Со знакомыми и незнакомыми лицами. Здесь и Марша с Беном, и другие горожане из Края — и малые дети, и старики. И… мама. Теодор не помнил ее, но знал, что это она. Теодор в панике вцепился грязными руками в волосы, обернулся вокруг своей оси. Но шаткое самообладание вернул полный боли крик, доносящийся вместе с запахом моря. Пришлось пробираться через трупы, то и дело переступая изувеченные части тел. Теодор смотрел в каждое лицо, чтобы запомнить. Он должен помнить все!.. Последний всполох солнца потух, и его диск скрылся за водной гладью. Реджина отвернулась, издав протяжный вопль. Теперь Тед видел лишь ее спину. Которая вдруг стала окрашиваться закатным светом, бьющим теперь с другой стороны. С той, откуда начал путь Тед. Он обернулся — чутье его обмануло. Зарево действительно поднималось над полем, но не солнце, а полыхающие колосья пшеницы. Земля под ногами начинала шкварчать и пузыриться, становилась обжигающе горячей. Пламя пожирало неубранный урожай с молниеносной скоростью. Тердор вновь бросился бежать, пытаясь позвать Реджину, предупредить. Но не мог издать ни звука. Жар обдавал кожу, лизал пятки, подбирался все ближе. Теодор несся, что было сил, но не мог приблизиться к цели, будто бежал на месте. Боль расползалась по всему телу. Ноющие мышцы, изрезанные стопы, обожженная спина — высасывали силы, убивали изнутри, заползая через ноздри удушающим запахом гари, смрадом горящих тел и собственной опаленной плоти. Наконец, Тед сделал последний рывок, перемахнул одним большим прыжком через черту поля и оказался на холодном песке. Ветер с моря тут же стал ледяным и пронизывающим, заставлял дрожать. Теодор приподнялся на руках и обернулся — поле все все еще горело, но огонь стеной заканчивался у полосы вспашки и уже не обжигал. Послышались болезненные всхлипы. Теодор с трудом поднялся, изнемогая от одуряющей боли. Сделал шаг к Реджине, еще один. Отчаянно хотелось быть рядом, заключить ее в объятия и прижать к груди. Вместе им ничего не страшно. Теодор подошел почти вплотную и замер. Взглянул на вязкое черное небо, и только теперь пришло осознание, что… он опоздал. Рывком развернув к себе фигуру, он широко распахнул глаза — вместо лица чернело лишь мутное пятно, по которому ползли тени. Волосы меняли цвет и длину, а откуда-то из недр груди рвались слова, да только получались лишь неразборчивые звуки. Реджина вцепилась в предплечья Теда, и он ощутил, как сильно ее бьет дрожь. Тело содрогалось и корчилось, но Теодор в отчаянии не понимал, что сделать, как помочь. Пятно шло рябью, на нем то появлялись, то исчезали черты — раскосые глаза, то голубые, то зеленые. Нос то тоньше, то шире. Губы то пухлее, то уже. Но снова все смазывалось в неразборчивую кляксу. Тед притянул ее к груди, и Реджина вцепилась в плечи, едва ли не пронзая ногтями кожу. Но притихала, переставала дрожать. Теодор поглаживал девичью спину, пока не запутался в волосах, ставших вдруг слишком длинными и… липкими. Отстранившись, Теодор нахмурился, разглядывая заалевшую ладонь. Реджина подняла голову и схватилась за лицо, принялась ощупывать его. Затем начала отчаянно царапать кожу ногтями, оставляя глубокие царапины. Покачнулась, отступив назад, и с таким остервенением полосовала руками по себе, словно хотела содрать с себя личину пустоты. Теодора обуял ужас. Он тяжело сглотнул, усмиряя подкатывающую к горлу панику, опомнился и принялся хватать Реджину за предплечья, но она брыкалась и отбивалась. Он крепко перехватил ее поперек талии, и она замотала головой из стороны в сторону, беззвучно говоря «нет» этим жестом. Вся рубашка Теда промокла — с Реджины потоками лилась кровь, и дрожь вновь завладела телом. Реджина с Тедом рухнули вместе на песок, и Реджина отползла от него, запустив пальцы в волосы. Теодор перевел дыхание, подобрался ближе. И услышал, как она произносит его имя. Не своим голосом. Взял ее за подбородок, повернул к себе — и отпрянул, мысленно чертыхнувшись. На него с ухмылкой глядела Тереза. — Ты не сможешь ее вспомнить, — улыбаясь все шире, сказала она. — Не пытайся, сломаешь свою больную голову окончательно. Я сделаю все, чтобы ты никогда ее не вспомнил! Голос Терезы звонким эхом разнесся по побережью, и Тед сжал виски, содрогнувшись от боли, что стрелой пронзила голову. И в тот же миг ощутил, как все тело сводит судорога, а конечности отказываются подчиняться. — Не сможешь, не сможешь, не сможешь, дорогой! Только меня ты будешь помнить! — Тереза подобралась, встала на четвереньки и подползла к Теду, безумно вращая зрачками. — Я сожгу твое сердце вместе с любовью к ней и скормлю тебе же его пепел, — вцепившись в горло Теда крючковатыми пальцами, прошипела она прямо на ухо. Тед захрипел, силясь схватить ртом воздух, но сил сопротивляться у него не осталось. — Я. Выжгу. Ее, — отделяя каждое слово, с отвращением процедила Тереза. — Все сгорит, и останусь только я. Смотри, Тед, — выкрутив его голову, она указала на горящее поле. — Смотри, как красиво горит твоя жизнь. И твоя любовь, — на этих словах в языках пламени возник силуэт, корчась в цепях. Полные боли крики разносились по побережью. Теодор смотрел и понимал, что ничего не может сделать. Ненавидел себя. Чертов слабак, позволил уничтожить все, что ему дорого!.. — Мне безумно нравится огонь, — прозвучал восторженный голос Терезы. Теодор дернулся в ее хватке, но тщетно. Парадоксально, как в такой хрупкой на вид женщине вмещалось столько силы… Или это в Теде ее совсем не осталось?.. — Ты же Феникс, — горячо шептала Тереза, стягивая через голову платье. — Огонь — твоя стихия. Посмотрим, как возродишься из моего очищающего пламени. — Она приникла к его шее и запустила руку в штаны. Теодора бы оттолкнул ее, но не получалось. Только с отвращением отвернул голову. — И на пепле былого мы засеем новую жизнь в моем чреве, как бы ты ни морщился. Ты теперь — мой, — взбираясь сверху, бормотала Тереза. — Мой! Она с силой ухватилась за его голову и надавила большими пальцами на виски. С ее уст посыпались слова на непонятном языке, и Теодор зажмурился от очередной вспышки, пронзившей череп насквозь. Едва сдержал порыв заскулить сквозь сцепленные зубы — нет, такой радости он ей не доставит. Пламя теперь плясало под веками, причиняло ужасные муки. Казалось, что в его языках возникают образы и воспоминания, но исчезают стремительнее, чем можно за них ухватиться. Осыпаются пеплом и возгораются заново. Теодор распахнул невидящие глаза, и в них отразились отблески огня, бушующего внутри и снаружи. Он одурел от опоясывающей все нутро боли и не соображал ничего. Ничего… Все-таки закричав от невыносимого опаляющего сознание жара, Теодор извернулся, взглянув на море, что могло принести облегчение, хотя бы немного остудить. Но на волнах покачивались суда со взведенными наизготовку пушками. Ведущий корабль развернулся к берегу боком, ряд дул направились будто точно на Теда. И за звонким «Пли!» последовал дождь из тяжелых ядер, разрывающих на части его тело.Сибекпорт. Владения клана Мореплавателей
Захари самозабвенно целовал Селесту, когда вдруг услышал глухой стон из-за стены. Он отвлекся и поднял голову, но Селеста запустила пальцы в его растрепанные волосы и недовольно заворчала. Повернула к себе и вновь впилась поцелуем в губы. Зак махнул рукой на неразборчивый шум и сжал упругую полную грудь. Зарычал с усмешкой, когда Селеста выгнулась дугой, подставляясь под ласку. — Нетерпеливая какая, — хмыкнул он и прикусил светлую кожу на девичьей шее. — А ты не отвлекайся, — распахнув веки, прошептала она. Обхватила ладонью его член, ввела в себя и застонала, откинувшись на подушки. Зак толкнулся до упора, наблюдая, как светло-рыжие кудри Селесты рассыпаются по синим наволочкам. Сразу взял быстрый темп и утонул в удовольствии, как в сладком тягучем сиропе. Селеста сфокусировалась на его лице своим ясным голубым взглядом и прикусила пухлую губу. «Какая же красивая, — мелькнуло в голове Зака. — И чудо как хороша». Резко выйдя, Захари перевернул Селесту, поставил на четвереньки и хищно ухмыльнулся от великолепия открывшегося вида. Но стоило войти, как грохот заставил вздрогнуть и прислушаться. Они с Селестой переглянулись. Теперь и она услышала что-то подозрительное. Протяжный крик разорвал тишину ночного замка. Захари чмокнул Селесту в висок, подскочил и принялся натягивать штаны. — Это, кажется, твой друг, — тоже поднялась Селеста и нашарила на полу платье. — Мне тоже так кажется, — обеспокоенно выдохнул Зак. Накинул рубашку на ходу и направился к дверям. Бегом добежав до покоев Теда, Зак дернул ручку, но она не поддалась. Он чертыхнулся и налег плечом на дверь в попытке выбить ее. Но дубовые створки держались намертво. — Я сбегаю за ключом! — крикнула Селеста и скрылась за поворотом, а из-за двери снова донесся полный боли стон. Захари завел руки за голову и сцепил пальцы на затылке. Пытался выровнять дыхание. Беспокойство овладело разумом, а сердце колотилось, как загнанный зверь. — Что происходит? — гаркнул Кристиан. Он пересекал коридор и завязывял на ходу волосы в хвост. — Не знаю, милорд, — промямлил Зак и внутренне сжался от очередного шума. Селеста прибежала со связкой ключей, коротко поклонилась Кристиану и принялась отпирать замок. Дверь распахнулась, и Зак рванул к другу, который бился на постели в судорогах. — Эй, Тед, — схватив его за плечи, позвал Зак. — Проснись! Проснись, черт тебя дери! Захари встряхивал Теда, но он не просыпался. — Селеста, беги за Патрицием, — бросил Кристиан и склонился над Теодором. — Он горит, — резюмировал лорд, когда коснулся мокрого лба. — С ним бывало такое прежде? — Я… Я н-не знаю, — заикаясь, пролепетал Зак. — Я такого не видел. Дома всегда на подхвате помощник и лекари. Да и я к нему приехал не так давно. Теодор выгнулся дугой, вцепился пальцами в простынь под собой и взвыл сквозь сцепленные зубы, крепче зажмурив глаза. По его лицу ручьями скатывался пот. Захари обуял ужас от состояния Теда. Его начало трясти — Зак совершенно не знал, чем помочь другу, а того выкручивало так, словно он бился в предсмертной агонии. Паника так не вовремя начала завладевать телом. Захари пялился на Теодора, хватал ртом воздух и переставал слышать, что происходит вокруг. — Мистер Бренстон! — услышал он как через мутный заслон. — Захари! — встряхнул его Кристиан за плечо. — Лекарства, у него были с собой лекарства? — Лорд выглядел напуганным и обеспокоенным не менее самого Зака, но соображал явно значительно лучше. Захари выдохнул и взглянул на Кристиана широко распахнутыми глазами. «Точно, Тед же все время что-то хлебал. Знать бы, где оно… Должно быть где-то рядом», — просочилась связная мысль через пелену страха за жизнь друга. Зак вскочил на ноги и кинулся к прикроватной тумбе. Нервно выворачивал ящики, пока не нащупал там флакончик. Сел на постель и отвинтил крышку, одной рукой пытаясь удержать на месте Теда. Кристин сел с другой стороны и кивнул. Обхватил мечущуюся из стороны в сторону голову. Зак приставил горлышко к губам Теда, но тот плотно сцепил челюсти в попытках вырваться. — Да мор бы тебя побрал, Тед!.. — в отчаянии выругался Зак и силой разомкнул ему рот. Протиснул пальцы между зубов и принялся вливать содержимое. Теодор брыкался и давился, но вскоре все же проглотил часть лекарства, большая часть которого струйкой вытекла на подбородок. — Только я понятия не имею, сколько нужно, — переведя дыхание, вымолвил Зак и потряс прокушенным пальцем. За спиной послышались шаги. Захари обернулся и с облегчением увидел лекаря. — Что вы ему дали? — коротко бросил он и поставил саквояж на стул. — Не знаю. Он это лекарство постоянно пьет, его Аврелий делает, — встав, сказал Зак, и принялся наворачивать круги по комнате. Патриций взял флакон, понюхал содержимое и нахмурился. А затем достал что-то из саквояжа, одним выверенным движением запрокинул Теду голову и влил жидкость прямо в горло. После этого последовал ряд манипуляций, названия которым Захари не знал. Патриций прикладывал к Теду трубки, что-то слушал, тыкал живот, лепил на руки мерзких на вид слизняков, но тем не менее Теодор начал притихать и дышать ровнее, хоть и поверхностно. Захари закрыл лицо ладонями и шумно втянул воздух. А когда поднял глаза, заметил, как странно переглядываются Патриций с Кристианом. — Что происходит? — Прозвучал звонкий женский голос. Теперь в комнату вихрем ворвалась Айлин, кутаясь в халат. Она присела на край постели и вопросительно поглядела сначала на Кристиана, потом на Патриция. — Кабы я ведал, миледи, — пожал плечами лекарь. — С его болезнью я не знаком. — Сын? — протянула Айлин и с сочувствием посмотрела на Теодора. — А я откуда знаю, — резко выдохнул Кристиан. — Если уж даже Пат не в курсе… Патриций склонился над Тедом и принялся щелкать пальцами у его лица. — Милорд, вы меня слышите? Захари подлетел к кровати — Тед распахнул глаза. Но взгляд был совершенно расфокусированным и блуждал где-то далеко. — У него болевой шок, по всей видимости, — изрек Патриций и достал другой флакончик из саквояжа. — Выпейте, — протянув его к губам Теда, произнес он, и Тед послушно проглотил. — Селеста, ты еще тут? — обернулся лекарь, и служанка тут же оказалась подле него. — Сходи на кухню и приготовь ромовый чай со специями и медом. Покрепче. Селеста кивнула и выбежала из комнаты, а Тед моргнул и поморщился. — Тедди, ты как? — обеспокоенно спросил Захари, и тот даже посмотрел не него. Значит, услышал. — Реагирует. Уже неплохо. — Патриций принялся отдирать пинцетом от предплечий Теда белых червяков и совать их в банку. Зак скривился, когда заметил, как по ним расползаются темные полосы. Когда Патриций отошел к саквояжу, к Теду склонился Кристиан. — Теодор, — прошептал он, — что вы вспомнили? — Голос его вибрировал от волнения. И Захари показалось, отнюдь не за Теда. Округлив глаза от мелькнувшей догадки, Зак уставился на друга, ошарашенного, бледного, но тот только отрицательно мотнул головой и раскрыл рот, пытаясь что-то произнести. Но кроме хрипа ничего не смог издать. — Вы же видели что-то, не так ли? — схватив Теда за плечи, протараторил Кристиан. — Что? Зак посмотрел на лорда — у того взор блестел так, словно Кристиан… одержим тем, что может, или хочет сейчас услышать. — Сын, оставь парня в покое! — шикнула Айлин. Кристиан резко обернулся и скривился от досады. — И не смотри на меня так! Идем, — кивнув на выход, бросила она. Кристиан колебался недолго, и вскоре с недовольным фырканьем вышел вслед за матерью. А Захари навострил уши. — Отдыхай, Тедди, — улыбнулся он и отошел к столу, который находился ближе к дверям. Поймав настороженный взгляд Патриция, Зак принялся шарить по выдвижным ящикам, будто что-то искал. — Он что-то вспомнил! — послышалось из коридора. Кристиан повысил голос. — Я должен знать, что! — Сын, нет, — прошипела Айлин. — Иначе я бы это увидела. Постой… Только не говори, что… — В чем ты меня обвиняешь? Фразы стали тише. Захари захлопнул ящик и вытащил другой. — Так это твоих… дело?.. — Мама… — Да он же мог умереть! — воскликнула возмущенно Айлин. Голоса смолкли, и Селеста внесла в комнату поднос с чаем. — Помогите, — кивнул Патриций, и Зак поспешил к постели, ошалело переваривая услышанное. Втроем они с горем пополам напоили Теодора, и он уснул, так и не сумев ничего произнести. — Он… сможет разговаривать? Придет в себя? — нервно выдохнул Зак и поглядел на друга. — Думаю, да. Это последствия кошмара и боли, которая его выкручивала. Утром я наведаюсь к нему, — сказал Патриций и подхватил свою сумку. — Вы приглядывайте за ним, — добавил он, посмотрев на Зака. — Если что-то подозрительное будет — зовите немедля. — Хорошо. Спасибо, лекарь, — искренне выдохнул Захари и повернулся к кровати. — Ну и напугал ты меня, Тедди, — присев на край постели, прошептал он. Зак напряженно всматривался в лицо друга, но тот не подавал признаков беспокойства. Больше не бился в горячке и выглядел просто ужасно бледным и уставшим. — Зак? — Он вздрогнул от неожиданности. — Хочешь, я побуду с тобой? Захари обернулся — Селеста мялась в дверях и в нерешительности комкала передник. — Ты устала, если хочешь, иди отдыхай, — слабо улыбнулся он. — Я не успела устать, — хмыкнула она, заставив Зака тихо рассмеяться и покачать головой. Селеста приблизилась и села на стул рядом с кроватью. — Что с ним? Ты знаешь? — спросила она и задумчиво посмотрела на Теодора. — Нет, не знаю, — пожал плечами Зак и облокотился на колени. — Более того, он и сам не знает. Все твердят про болезнь, но никто не говорит, чем она вызвана и как ее лечить. Только эта бормотуха, — поднял с тумбочки полупустой флакон Зак и покрутил его в пальцах, — немного и помогает. Теда мучают головные боли — вот и все, что я знаю. И он постоянно это пьет, чтобы их унять. — Такой молодой, — склонила голову набок Селеста, отчего спиральки прядей, выпавшие из наспех скрученного пучка, упали на лицо. — Жаль его. За что Боги послали ему такое испытание?.. — Она подняла полные сочувствия ясные глаза цвета насыщенной синевы утреннего неба. — Я тоже задаюсь этим вопросом, — вздохнул Зак и потер лоб. — Кто бы мог подумать, что ты такая светлая, — взяв ее ладонь в свою, прошептал он. — Добрая, заботливая. И как тебя угораздило связаться с таким прохвостом, как я? — усмехнулся Зак, а у Селесты на щеках расцвели очаровательные ямочки. — Даже таким прохвостам, как ты, не помешает иногда капелька добра и заботы, — хмыкнула она и чмокнула Зака в щеку. Какое-то время они молчали, думая каждый о своем. Захари одолевали смутные подозрения от подслушанной пары фраз. Кристиан с матерью ушли, не простившись. Неужели… он все помнит? Ох, и не сносить им головы, если так. А если Тед узнает, то помчит с повинной, и тогда их обоих наверняка бросят в темницу. Не говоря уже о том, каких переживаний это будет стоить Теодору с его и так нездоровым состоянием… Поразмыслив, Захари изучающе поглядел на Селесту и решил идти напролом. — Слушай, мне вот все интересно, — начал он, подбирая слова, пока поглаживал костяшки пальцев Селесты. — Какой была дочка лорда? Ты знала ее? Селеста вскинула брови в удивлении. — Ничего себе — смена темы, — протянула она. — У нас не принято о ней говорить. А тебе-то зачем? — Да на днях просто произошло кое-что, — сказал Зак и свел брови в одну линию. — Все из головы не идет. К милорду Кристиану пристала женщина, мама того пленного парня, Сервика. — Селеста кивнула. — И начала говорить о Джие, мол, не хотел бы милорд увидеть свою дочь, если бы он вдруг узнал, что она жива… И мне стало любопытно, да только ни у кого ведь не спросишь. Понимаю, страшная трагедия произошла, и все же… Какой-то прямо мистикой попахивает, — усмехнулся он. — Как Джереми наказывал даже не заикаться при милорде о дочери, а тут такое… Захари бросил взор на Селесту — у той на лице проскочило изумление, даже испуг. — Ох, что же за вожжа ее укусила, — покачала она головой. — После того, что с милордом творилось, так на больное давить… — О чем ты? — непонимающе переспросил Захари. Селеста тяжело вздохнула и взглянула на него исподлобья. Затем посмотрела по сторонам, будто проверяя, нет ли кого в комнате. — Сама я миледи не помню почти, я мала была совсем, когда ее не стало. Зато я очень хорошо помню, как лет десять назад милорд… Помешался, — она с опаской понизила голос. — Уж не знаю, что с ним приключилось. Он тогда вернулся из плавания, и вроде как приболел — поначалу все лежал, засыпал на ходу. Лоренс говорил, что он подцепил инфекцию какую. А как пошел на поправку, так… Начал говорить, что не сам он в плаванье ходил, а с Джией, — перешла на благоговейный шепот Селеста. — Будто жива она и с ним была всегда, а там, куда он ездил, исчезла бесследно, и нужно ее искать. Мы уж думали, что совсем потеряли милорда нашего, умом он словно тронулся из-за болезни… У Захари внутри все похолодело. Он покачал головой, обдумывая услышанное. — И что же, потом милорд поправился? — тихо спросил он. — Да, со временем, — кивнула Селеста и обхватила ладони Захари своими. — Тогда Джереми послал за миледи Айлин и Патрицием… — Погоди, а Патриция разве не было с ним? — удивился Захари. Ведь придворные лекари никогда не оставляют своих подопечных. — Не было. Лоренс, его помощник, тогда помогал милорду. Патриций отправился в крепость Вазмонга, на какое-то обучение, я уж не знаю точно. Но как получил поручение, вернулся, конечно же. Однако не скоро. Штормы были сильные, отплыть все никак не мог, так он говорил. Лоренс тогда от страха и бессилия сам едва не сошел с ума, не знал, что делать — сам понимаешь, молодых лекарей к такому не готовят. Это Патриций у нас закаленный, всякое повидал на своем веку, — сжимала ладони Зака похолодевшими пальцами Селеста. — Ну так вот. Когда прибыла миледи Айлин, милорд еще бесновался. Помню, и меня как-то изводил расспросами, срывался на крик, истерил… Причитал, что я помогала миледи Джие, собирала ее в плавание. Да только ведь не было такого. Как и миледи… Давно уж не было тогда. Приходилось закрывать милорда в замке — придворные и слуги-то все ему преданные, старались помочь. А прознай кто за пределами дворца, что с ним творится… — Да, я догадываюсь, — кивнул Захари. — В лучшем случае доложили бы в Эрихион. — В лучшем случае, — подняла пронзительный взгляд Селеста. Захари наслышан о том, что делают с буйными лордами законотворцы… Ничего хорошего. — И вот, когда прибыл Патриций, он немного тише стал, — продолжила Селеста. — Вспышки истерик и ночных рыданий, что воем блуждали по коридорам, иногда еще случались, но постепенно сходили на нет. В какой-то момент, я уж не помню точно, сколько это все продолжалось, милорд как ни в чем ни бывало вышел к нам. Собранный, гладко выбритый, причесанный. Такой, как раньше. Спокойный. Только… с проседью, которой раньше не было. Извинился за все, сказал, что чувствует себя лучше. И больше не заговаривал с тех пор о миледи Джие. А Джереми всем и наказал ни словечком о ней не обмолвливаться в присутствии милорда, чтобы не дай Ирравин вновь не столкнуть его в пучину помешательства. — Селеста приложила три пальца ко лбу, а затем взмахнула ими в воздухе, имитируя волну — изобразила священный знак. — Мы и молчим. — А он и вправду исцелился? — спросил Захари. — Как раньше дела ведет и все такое? — В целом, да, — отвела взор Селеста. — Но все в разъездах. Довольно часто отлучается, но никто не знает, куда именно. Милорд не распространяется. — В этот раз все знают, куда, — произнес задумчиво Захари. — Потому что милорд, видимо, отлучается надолго. Иначе бы молчок был. И дядю своего ни за что бы просто так не позвал, — сморщила нос Селеста. — А что не так? С дядей-то? — нахмурился Зак. — Да нет, ничего такого, просто… Как бы это сказать, — замялась она, — не лорд он. Не умеет управлять. А еще безответственностью своей славится. Как-то так. — А почему же? Одна семья, все же, и не лорд… — недоумевающе спросил Захари. — Он сложил с себя полномочия. По старшинству дядя милорда должен был принимать управление кланом, но отказался, и его место заняла миледи Айлин с супругом Гаральдом, мир его праху. А отчего он так решил, я уж не знаю, — пожала плечами Селеста. — Ясно, — кивнул он. — Ох, и непросто милорду пришлось… — Со щемящим сердцем протянул Захари после недолгого молчания. — Когда та женщина заговорила о миледи, он белым, как полотно, сделался и будто в транс впал. Джереми вместе с ним — Тед его в чувство привел, чтоб вразумил безутешную мать. — Она и правда от отчаяния, наверное, — прошептала Селеста. — Страх-то какой, дитя вот так потерять… А потом узнать, что оно живо и рядышком находится. Но зря она на милорда так надавила… Не стоило, — беспокойно выдохнула Селеста и закусила губу. — Согласен, — кивнул Захари. — Спасибо, что поделилась. А не то бы я со своим длинным языком мог и впросак попасть, — нервно хмыкнул Захари. — Любопытный ты, — улыбнулась Селеста, стряхивая беспокойство. — А длинный язык твой — то достоинство, а не недостаток, — игриво захлопала ресницами она. — Надо же, святость и порок в одном флаконе, — усмехнулся Зак. — Маленькая развратница. — Потому тебе и понравилась, прохвост ты эдакий, — рассмеялась Селеста и прикрыла рот ладонью. — Возможно, ты и права, — согласился Захари и склонил голову набок. Наблюдал за тем, как мило Селеста краснела, но при этом во взгляде сияло такое озорство и откровенное желание, что Зак только диву давался, как такая милая и порой застенчивая барышня может быть столь же развратной и дикой в постели. Еще и не стесняется говорить об этом. Поймав себя на нехарактерном разливающемся тепле за ребрами, Захари не обратил на него должного внимания. Потому что, не успел он это осмыслить, Теодор дернулся, и они с Селестой тут же смолкли, устремив взоры на него. Селеста приложила ладонь тыльной стороной ко лбу Теодора. Поправила одеяло и нахмурилась. — Жара нет, но простынь вся промокла от пота. Давай хотя бы укроем его свежим пледом, — тихо произнесла она и поднялась на ноги. Захари осторожно сдернул с друга одеяло, и тот вздрогнул, нахмурившись. Селеста принесла другое, бережно укрыла Теодора и смахнула с его лба волосы. — Так-то лучше будет. Хоть какой-то комфорт, — сказала она, и Захари благодарно поцеловал ее в щеку. — Спасибо, — прошептал он, притянул ее к себе и обнял. — Чего это ты? — ласково заправив длинные пряди Заку за ухо, усмехнулась она и обвила крепкую мужскую шею руками. — Я ничего такого не сделала. — Просто за то, что ты — такое чудо, — тихо произнес Зак и тепло улыбнулся.Пристанище изгнанных. Ничейные земли на границе Сердинии
Марйер сидел на грязном полу и бесцельно покачивал гнусную цепь, ударяя по ней указательным пальцем. Тереза удалилась после того, как напичкала новой порцией унижений и оскорблений, но наверняка ненадолго. Она вообще никогда не оставляла Мара в покое. — Уж лучше бы я и дальше сидел в своих Сумерках, — пробормотал он в пустоту. — В компании зверушек уж всяко интереснее, чем среди органов в банках и черепушек. — Марейр покосился на захламленные полки и повел плечами от отвращения. И где эта сумасшедшая нашла сковывающие чары такого уровня? В ней самой магии три капли, и те едва плещутся. Слабые людишки часто бывают изобретательными, конечно, но чтобы настолько… Марейр приложил ладонь к полу и прислушался. Не удивительно, что Тереза так вцепилась в бедолагу Теодора. В хранилище под замком плотными потоками текла мощнейшая родовая магия, способная напитать не одно поколение Фениксов. Да только сам Теодор проводил дни в бессознательном состоянии и не черпал силы из хранилища, а безумица Тереза изводила его постоянными сношениями в своем одержимом желании забеременеть. Сама-то, без ребенка во чреве, несущего кровь Феникса, она с магией ничего сделать не сможет. Разве что взять взаймы на время для сотворения конкретного заклятия. Хотя порой Марейру казалось, что бесноватая действительно хочет стать матерью. Но ее поведение и замашки вызывали сильные сомнения. — Ну что, как дела у моего дорогого гостя? — звонко спросила Тереза, как только ворвалась в помещение. — Не лучше, чем час назад, — угрюмо пробормотал Мар. — Не готов еще мне помогать? — Я тебе не волшебная зверюга для исполнения желаний из сказки, — проворчал Марейр и скрестил руки на груди. — Но ты же такой любитель заключать сделки, — обогнув алтарь, бросила Тереза, — так что тебе мешает заключить одну со мной? — Вот это. — Марейр дернул цепь, и та звякнула. — Какие мелочи, — пожала плечами Тереза. — Всего лишь небольшое неудобство. Марейр приподнял бровь в крайней степени возмущения и недовольно фыркнул. — Кто учил тебя переговоры вести? — раздраженно бросил он. — Сама всему училась, — отмахнулась Тереза и водрузила на стол огромный чан. — И посмотри-ка, где теперь я? Значит, все правильно делаю. — Не всегда будет получаться брать силой и превосходством, — произнес Марейр. — Иногда нужно идти и на уступки, и на компромиссы. — Только слабакам и святошам, — фыркнула Тереза. — А я себя не отношу ни к тем, ни к другим. — Ну-ну, — покачал головой Мар, отчего цепь мерзко зазвенела. — Удачи в таком случае. — Удача сидит у меня на привязи, — не оборачиваясь, бросила Тереза и принялась натирать чан. — Я поняла одно за все свои годы — удачи нет. Есть только прикладываемые усилия и их результат. — Не скажи. Если бы тебе не свезло родиться рядом с Фениксами, которые славятся своими благодетелями и честью, не провернула бы ты столь гениальный в своем идиотизме план, — невозмутимо сказал Мар. Тереза на миг замерла, а затем резко обернулась и впилась в Марейра злобным взглядом. — Можешь критиковать мой план, но он в итоге сработал, — прошипела она. — Только благодаря тому, что Теодор и его отец не раздавили тебя, как мелкую блоху, а пошли на мирное улаживание конфликта, увы. Захоти они, и от твоего недоклана камня на камня бы не осталось. Тереза скривилась, но ничего не сказала. Лишь отвернулась и с большим остервенением принялась тереть чан. — И ты это прекрасно знаешь, — продолжил Мар. — Так что не тебе про удачу распинаться. Она почему-то тебе благоволила. А вот твоему несчастному супругу — нет, оттого он при всех своих порядочности, богатстве и статусе оказался под тобой. — То есть ты хочешь сказать, что я недостойна всего такого замечательного Тедди? — сорвавшись на фальцет, возмущенно спросила Тереза и бросила брусок масла в чан с громким хлопком. — Ну естественно, — развел в стороны руки и хмыкнул Мар. — Отчего-то тебе приходится опаивать до бессознательного состояние муженька, чтобы взобраться на него. И как тебе самой не мерзко от этого? — А я может только так и могу удовольствие получить, — зловеще хмыкнула Тереза. — Это не проблема. Но мне не нравится, что ты пытаешься меня принизить, — прищурилась она и щелкнула пальцами — голову Марейра прошибло невыносимой болью. Он застонал сквозь сцепленные зубы и сложился пополам, накрывая заалевшие сферы ладонями. — Вставай! — гаркнула Тереза. — Пойдем, прогуляемся, — дернула на себя цепь она, и Мару пришлось с отвращением повиноваться. Тереза повела его недалеко. Буквально через десяток футов отворила тяжелую дверь массивным ключом и толкнула ее. Сделала приглашающий жест — Марейр посмотрел с сомнением на Терезу, но вошел. От тех вибраций, что налетели на него, подобно вихрю ветра во время сильнейшего шторма, он покачнулся. А когда разглядел, что происходит в камере, и вовсе оцепенел. — Проходи, дорогой. Знакомься, — пропела Тереза и обогнула замершего на пороге Мара. — Это еще одна моя милая гостья — Джиа. Поздоровайся, детка! — Она схватила висящую на цепях девчушку за подбородок и задрала ей голову. — Она хоть жива? — сглотнув, тихо спросил Марейр. Взгляд его скользнул ниже и остановился на заметно округлившемся животе. Дрожь прошла по телу, и он повел плечами. Как можно так обращаться с крошечной, ни в чем не повинной жизнью?.. — Жива, — бросила Тереза. — Пока. — Что же ты творишь, бесноватая?! — прорычал Марейр и подался вперед. — Она же носит дитя под сердцем! — Нечего было совать свой миленький носик не в свои дела, — невозмутимо ответила Тереза и отошла к столу, на котором ждали своего часа разношерстные орудия пыток. — Это я к тому, что сколько бы ты ни принижал меня, власть здесь я. И даже дочери именитых лордов не встанут на моем пути. Марейр приблизился к бледной Джие — она не подавала признаков жизни. Осторожно положил ладонь ей на живот — плод беспокойно шевельнулся от прикосновения. — Больная сука, — прошипел Марейр. — Совсем ничего светлого в тебе нет, мрак один! — Он резко обернулся на Терезу, которая с самым сосредоточенным видом разглядывала изогнутый кинжал. — Сама же хочешь стать матерью, и так изувечиваешь бедную девочку?! Тереза посмотрела на него с искренним недоумением и захлопала ресницами. — Причем тут одно к другому? — Ты серьезно не видишь параллелей? — с прищуром спросил Марейр и послал слабый импульс магии несчастной пленнице. Она слабо вздрогнула и тихо замычала. — Если ты пытаешься воззвать к сочувствию, то обратился не по адресу, — хмыкнула Тереза. Подняла окровавленный кнут и демонстративно щелкнула им. — Мне на нее глубоко наплевать. И на ублюдка ее тоже. Разве что может пригодиться, когда появится на свет… — Не когда, а если! С таким обращением вообще удивительно, что ребенок еще жив! — воскликнул Марейр и снова приложил ладонь к животу Джии, стараясь незаметно подлечить ее с помощью чар. Малыш снова шевельнулся, и Мар ощутил исходящую от него энергию. Сильную, плотную, горячую. Симбиоз чего-то смутно знакомого давно и того, что Марейр ощутил совсем недавно. В хранилище под замком. Он недоуменно нахмурился и повернулся к Терезе. — Серьезно? — прошипел он. — Ты медленно убиваешь ребенка Теодора? — Не ребенка, а его мать, — фыркнула Тереза. — Ничего с ним не сделается, девка сильная, плод перетянет на себя всю ее магию. — Упаси Уто кому-то нанять тебя повитухой, — злобно процедил Марейр. — Я и не порываюсь на эту роль. Тедова шлюха мне не нужна, а ублюдок может стать источником силы. Больше меня ничто не интересует. — В ней течет мощнейшая магия, не боишься, что ее родители тебя уничтожат за подобное? — спросил Марейр и попытался припомнить, где же ощущал подобную энергию. Силы малыша сбивали с толку, не давали распознать. Но то, что девочка из сильного клана, очевидно. — Папочки-лорда здесь сейчас нет. А когда прибудет, я с ним как-то разберусь, не впервой. Убедился, что для меня нет никаких преград? — приподняла бровь Тереза. — Я убедился лишь в том, что ты пришибленная на всю голову, — прошептал Марейр и закрыл собой Джию. — А ты что же, так сильно проникся сочувствием? — хмыкнула Тереза, и глаза ее зажглись странной нехорошей искоркой. — Ты же Темный, воплощение зла, судя по легендам. А как по мне, так размазня какая-то, — пренебрежительно добавила она. — Ты ожидала, видимо, мясника, который будет с тобой упиваться чужими страданиями, когда призывала меня? — с отвращением спросил Марейр. — Увы, дорогая. У меня мораль хоть и не самая светлая, и не благими делами я промышляю, но до подобного не опускаюсь и удовольствия от не получаю от чьей-то боли. На такое только людишки вроде тебя способны, которых, видимо, любовью в детстве обделили! — Тереза вздрогнула и сморщила нос от этих слов, но быстро взяла себя в руки. — К тому же, я испытываю слабость к беззащитным матерям и малым детям, знаешь ли, — закончил Марейр. — Не скрою, ты меня разочаровал. А разговоров-то было о могущественном и бессердечном в своей жестокости Боге… — Люди любят болтать всякую чушь, не разобравшись, — протянул Мар. — Ну так раз ты такой сердобольный, помоги мне, и я отпущу бедняжку, — наигранно протянула Тереза. Марейр задумался. Вряд ли эта мразь слово сдержит. И неизвестно еще, чем его помощь обернется остальным жителям Тверди… — Засунь свое предложение себе в зад, ничтожная ты человечка, — выплюнул он и отвернулся. — Как пожелаешь, — пожала плечами Тереза и замахнулась кнутом. Первый удар пришелся по руке Мара, которую он выставил в попытке защитить Джию. Но потом Тереза щелкнула пальцами — боль прошибла голову, удавка стиснула шею, и Марейр свалился на пол. И слушал, как металлический набалдашник встречается с нежной девичьей кожей под аккомпанемент слабых стонов… — Да что с тобой не так?! — завопил Марейр, корчась на полу. Тереза не ответила. Она с остервенением на лице хлестала бедняжку, из которой начала прорываться неконтролируемыми всплесками магия. Марейр втянул носом воздух и ошалел пуще прежнего. Узнал этот запах… Та самая… Это та самая девочка, на которую он так яро охотился! Та, что могла помочь ему выбраться!.. И как он сразу не почуял… — Ты что там, плачешь? — насмешливо спросила Тереза, когда угомонилась и отбросила кнут. — Всесильный Бог, а такой на деле жалкий. — Сочувствие — не порок даже для таких, как я, — прохрипел Марейр и с трудом поднялся на ноги. — Никто из создающих жизнь так ею не разбрасывается, тем более забавы ради. Повеселилась? — добавил он, с тоской глядя на исполосованную спину Джии. — Да, вполне. Можем идти, — самодовольно улыбнулась Тереза, и Мара передернуло от отвращения. — И помни, дорогой. Все зависит от тебя, — взглянув на Джию, добавила она. Марейр сцепил зубы и сделал шаг к стене, но Тереза потянула за цепь. — И не вздумай ее лечить. Поплатишься, — рыкнула она и поволокла его прочь от несчастной. Воспоминание подернулось дымкой, и Марейр прикрыл веки, тяжело выдохнув. Невольно сжал пальцы Луны в поисках поддержки, но тут же одернул себя — с ее точки зрения, он не заслуживал подобного. Да и не только с ее… «Ох, я будто распилил Эримир…» Рука Луны дрогнула, и Марейр поднял на нее глаза. — Можем продолжить? — тихо спросил он. — Или… ты устала? — Продолжай, — сипло выдохнула супруга и сморгнула слезу, усердно пялясь на противоположную стену. Марейр набрал полную грудь воздуха и вновь погрузился в архивы своего болезненного прошлого. И чем дальше погружался, тем паршивее становилось…