Последний меч

Едва выпавший снег не хрустел под ногами, напротив, смягчал звук шагов, что, разумеется, облегчало задачу, которую поставила перед собой Кохаку. Завеса из падающих снежинок тоже была дополнительным подспорьем. Сандзё продолжала осторожно красться по направлению к раскрытому дверному проему, где уже виднелась спина Окиты-сана, готовящего обед. Девушка и сама еще не знала, что именно собиралась сделать, если удастся незаметно приблизиться к нему, решив импровизировать уже на месте. Но ее коварный план был разрушен: — Простите, что вы здесь делаете? — обернувшись, Кохаку увидела слегка удивленно окликнувшую ее молодую женщину, держащую в руках корзину с овощами. Ее волосы были зачесаны назад и закреплены у лица заколками, а рукава подвязаны за спиной, поэтому Сандзё решила, что это, должно быть, тоже прислуга, работающая на кухне. Тем более что здесь вряд ли можно было бы встретить женщин с другим родом занятий. — Это Кохаку-сан, с этого дня она будет помогать с работой по дому, — жизнерадостно пояснил Содзи, продолжая нарезать овощи. Кохаку вздрогнула от неожиданности. Все это время юноша был повернут к ней затылком, поэтому никак не мог видеть ее. «Тогда как это получилось?.. Может, он отличает людей по звуку шагов?» Нет-нет, это предположение было полной несуразицей! Как мог обычный человек, пусть и столь талантливый мечник, вытворять подобные вещи? Сандзё обескуражено взглянула на юношу, тщетно пытаясь скрыть смущение, накрывшее ее с головой. Видимо, Содзи и впрямь был выдающимся воином, слухи о котором в Киото были достаточно правдивы. Что же, ей, Кохаку, оставалось лишь признать гениальность Окиты и смириться с тем, что отныне он всегда будет узнавать ее. Из дум и попутного разглядывания мечника Кохаку выдернул звонкий голос молодой женщины: — Приятно познакомиться, мое имя — Аюму, но здесь все зовут меня Аю-нее. — Я буду стараться вам помочь, – вежливо поклонилась Сандзё. Вполне вероятно, что ее сделают непосредственной помощницей Аюму, ведь «место женщины – на кухне», поэтому стоило создать с ней дружественные отношения. Да и иметь хотя бы одну подругу здесь было бы совсем неплохо. — Ну что ж, начнем прямо сейчас, скоро все уже начнут требовать обед, так что помоги-ка нам нарезать овощи, чтобы справиться побыстрее. Дома Кохаку готовила не очень часто — обычно этим занималась мать, или, немного раньше, до того, как они все вышли замуж, старшие сестры. Но с готовкой она всегда справлялась без проблем, хотя и без особенного удовольствия, поэтому чисткой и нарезкой овощей она занялась не задумываясь, одновременно с этим разглядывая окружающую обстановку. Кухня была небольшой, но чистой, и сразу же становилось ясно, что в этом месте все расставлено по своим местам. Аюму здесь, похоже, была главным распорядителем, а дежурные — лишь ее помощниками. Впрочем, и правильно — стараниями этой девушки, периодически пробующей блюда при помощи маленькой чашечки, от готовящейся на огне пищи уже поднимался изумительный аромат. Овощей нужно было нарезать очень много, и Кохаку невольно задумалась о том, что каждый день готовить на такую прорву голодных ртов должно быть довольно проблематично. Но в таком положении, в котором она находилась, выбирать не приходилось. — Тебе уже показали комнату, где ты будешь жить? — Да, она совсем рядом с кухней, — девушка ответила Аюму, и, помолчав немного, задала Содзи вопрос, интересующий ее все это время: — Окита-сан, а как вы поняли, что это я, когда Аюму-сан заметила меня? — Я видел тебя, когда ты еще только вышла из комнаты, и ты так забавно пыталась быть незаметной, что мне стало интересно, что ты собираешься сделать, — Кохаку чуть недовольно покосилась на издавшего тихий смешок соседа. Получалось, что той, кого разыграли, была именно она. Одновременно с тем ее кольнуло разочарование: она-то уже успела понапридумывать себе небылиц о преувеличенных достоинствах Содзи. Но, как ни старалась Кохаку снизить мысленную планку Окиты, заданную ею же, столь скоро, у нее ничего не вышло. Вознесенный едва ли не до самых небес юноша упорно не пожелал сходить с воображаемого пьедестала Сандзё. Вскоре последние из нарезанных овощей заняли свое место в блюдах, и Аюму, с чувством выполненного долга улыбнувшись, похвалила и поблагодарила Кохаку: — Думаю, мы сработаемся. Теперь осталось только раздать всем обед, и можно будет отдохнуть. Кохаку была вручена небольшая дощечка и колотушка, которой надо было стучать, чтобы оповестить окружающих о том, что обед готов. Через полминуты около кухни уже толпились члены отряда, голодными взглядами провожая каждую порцию, достающуюся тому или иному опередившему их везунчику. Девушка даже тихонько засмеялась, настолько комично выглядела эта сцена. На нее саму обращали внимание только изредка, иногда бросая на нее любопытные или настороженные взгляды: еда для голодных воинов определенно была гораздо интереснее. — Обед сегодня определенно удался. Кстати, Аю-нее, у вас новая помощница? — Меня зовут Кохаку, я буду помогать на кухне и в другой работе, — в очередной раз за день представилась Сандзё, поклонившись и посмотрев на задавшего вопрос. Сам он ничем особенным не выделялся, но зато рядом с ним находился мужчина, который был крайне высок – так, что для того, чтобы увидеть его лицо, девушке пришлось бы задрать лицо вверх, несмотря на то, что она и сама не была низкорослой. — А, должно быть, про тебя говорил Симпати? Что-то там случилось во время его дежурства. — Ну... Я только что приехала в этот город, поэтому не знаю местных порядков. Возможно, я неправильно повела себя, поэтому разозлила тех людей, — Кохаку невольно опустила голову, вспомнив произошедшее всего несколько часов назад. Она не сделала ничего особенного, всего лишь заглянула в лавку, но умудрилась попасть в такую передрягу, что чудом избежала смерти. Да и еще, как оказалось, нарушила какое-то ограничение. — А потом меня задержали, как я поняла, из-за того, что у меня с собой оружие. Почему в Киото запрещено иметь мечи? Собеседники Кохаку переглянулись, а потом один из них уклончиво ответил, быстро переведя тему: — Здесь довольно часто вводятся такие правила. Кстати говоря, меня зовут Тодо Хейске, а это — Харада Саноске. Они определенно что-то недоговаривали. Конечно, Кохаку только что пришла в отряд, поэтому ей, естественно, пока что не доверяли, но неужели в городе настолько чрезвычайное положение, что это нужно было бы скрывать?.. Девушка понимала, что ничего разузнать у них в ближайшее время не получится, и если она попробует настаивать, то лишь настроит членов Синсенгуми против себя, поэтому решила пока что оставить этот вопрос без ответа. — Со мной ты уже знакома, меня зовут Нагакура Симпати, — к Тодо и Хараде присоединился невысокий мужчина, тот самый, который помог Кохаку выбраться из передряги. — Вообще-то я был очень удивлен тем, что Хидзиката-сан позволил тебе остаться. Кохаку немного понимала, чем было вызвано такое изумление. Хотя она и видела знаменитого они-фукутё всего лишь несколько минут, то, что он весьма строг и настаивает на постоянном соблюдении правил, было очевидным. Возможно, в отряде его не слишком-то любили, так как едва было упомянуто его имя, как окружающие негромко зашумели, а троица, с которой в данный момент разговаривала девушка, принялась обмениваться шуточками о замкомандире, смысл которых ускользал от понимания Кохаку. — Зато у Хидзикаты-сана доброе сердце, — реплика вмешавшегося в разговор Содзи была встречена недоверчивыми взглядами. — Почему? — Хм... – Содзи ненадолго задумался (или же притворился задумчивым), подняв взгляд наверх, и, наконец, радостно улыбнулся. — Например, после того, как он давит муху, надоевшую своим гудением, он обязательно прикрывает ее клочком бумаги, задавая ей тем самым последние почести. Тишина ветром прошлась по собравшейся толпе членов Синсенгуми, и каждый из них сперва поперхнулся долгожданным обедом, а после стал есть с куда меньшим рвением — верно, подобные шуточки тут не слишком-то ценились. Кохаку же в растерянности переводила взгляд с одного знакомого лица на другое и никак не могла взять в толк, какая доля правды крылась во фразе Окиты. Впрочем, как она посудила по едва ли не гробовым лицам, такое обращение с мухами в частности у они-фукутё было частым. И от этого хотелось не то смеяться, не то поддаться толпе мечников и тоже состроить кислую мордашку. — Э, знаешь, Содзи, это вовсе не показатель доброты Хидзикаты-сана, — поспешно проглотив чудом застрявшие в горле овощи, заметил Симпати и, понизив голос, заговорил торопливее. — И на твоем месте я бы не напоминал ему об этом. Последняя муха, которую задавил Хидзиката-сан, летала вокруг Мацудайры-сама*, и он был очень недоволен тем, что Хидзиката-сан прихлопнул ее как раз на подоле его хаори. — Да-да, — поддержал Нагакуру Харада. — Когда Хидзиката-сан вернулся с переговоров, у него было такое лицо, словно он встретил призрака Серидзавы Камо! — Эй-эй, а вы вспомните, как он после этого ходил в Симабару* и не смог расслабиться даже в обществе самых лучших таю*! – возопил в свою очередь Тодо, и вся троица дружно, как по сигналу, рассмеялась. Кохаку, осознав смысл сказанного, поднесла кулачок ко рту и прыснула, тотчас ойкнув и виновато оглядевшись по сторонам. Должно быть, она боялась, что ее осудят за такое поведение, но нет, все остальные члены отряда поддержали искру веселья, включая Аюму и Содзи. Однако хохот не продлился долго: хищник явился взглянуть на шум, доносившийся со стороны самого мирного места — кухни. — А, Х-Хидзиката-сан! Кажется, это воскликнули все без исключения, ошарашенные внезапным появлением замкомандира. Грозно попыхивая кисеру, он был мрачнее тучи и явно застал разговор о злосчастной мухе. Во всяком случае, он точно неспроста вдруг начал пристыжать своих подчиненных. — Что за воины собрались в Синсенгуми! Носите мечи, а ведете себя хуже баб! — Мы только вспомнили тот памятный вечер с Мацудайр... — Тс! Молчи, Тодо! Хидзиката-сан, не верьте ему, мы обсуждали ваши успехи и неслыханную популярность у женщин Симабары. Подумать только, когда-то вами была покорена даже госпожа О-Ханамаю... — Ты думаешь, я поверю в эту ересь, а, Нагакура?! — Даже не надеялся, Хидзиката-са-ан! Кохаку, впервые наблюдавшая такую неформальную обстановку внутри безжалостного отряда искренне радовалась подобной живости. Она больше не позволяла себе смешки, но улыбка по-прежнему была на ее губах. Однако под раздачу замкомандира теперь попадали все мечники без разбору, и она испугалась, как бы дело не дошло и до выговора ей, ни в чем не виновной. И тут ее выручил Содзи. Под шумок всего этого Окита, тихо посмеиваясь, схватил Кохаку за руку и потянул за собой, сбегая с места расправы замкомандира над провинившимися. Последним, что Сандзё увидела, прежде чем завернула за угол, были фигуры Тодо, Нагакуры и Харады, склонившиеся перед они-фукутё в знаке раскаяния и распинавшиеся в стройной пламенной речи: — Прости-ите нас, Хидзиката-са-ан! ----- Через несколько часов Сандзё сидела на полу своей новой комнаты, пытаясь привести мысли в порядок и разобраться в происходящем. Здесь, в отряде, большинство было настроено по отношению к ней вежливо и даже дружелюбно, но ее не покидало ощущение, что она упускает из виду что-то очень важное. Она еще не забыла, как во время разговора с Хидзикатой-саном напряглись все присутствующие, услышав упоминание имени ее брата. Возможно, даже очень вероятно, что они владеют какими-то важными сведениями, неизвестными самой Сандзё. Ей стоило попытаться что-то выяснить об этом, но пока что она не знала как. Кроме того, Кохаку очень беспокоило то, что она умудрилась потерять не только брата Акисиро, но и отца. Когда он прибудет в Киото, сможет ли он догадаться, где ее искать? Да и даже если они встретятся, оставаться в Синсенгуми будет гораздо полезнее для поисков. Не зная, к какому решению прийти и не желая дальше мучить себя бесполезными терзаниями, она встала с колен и начала убираться в комнате. Впрочем, много времени это не заняло – ей всего лишь пришлось протереть низкий столик, небольшой шкаф и татами. Затем Кохаку вытащила футон и одеяло на улицу, чтобы проветрить их, и с удовлетворением посмотрела на плод своего труда — чистую комнату, в которую через открытые двери влетали снежинки и тут же таяли, едва коснувшись пола. Вскоре Сандзё поспешила зайти обратно, чтобы не промораживать комнату. Взгляд девушки упал на пару чистых листов бумаги, обнаруженных ею в процессе уборки, и почему-то на душе сразу же стало неспокойно. Предчувствие того, что вскоре все кардинально изменится, не покидала ее. Но это беспокойство было скорее любопытством, взбудораженностью, чем страхом перед будущим. Ситуация, в которой она оказалась, кардинально отличалась от всего, с чем она сталкивалась с прошлым, поэтому ей словно открылись десятки новых дорог: «Моя жизнь начинается заново, я – как эти чистые листы. И только от меня зависит, чем я их заполню». Ей пришло в голову, что нужно написать письмо домой – чтобы хотя бы мать меньше волновалась. Кроме того, у матушки Кохаку могли быть какие-то новые сведения. Однако то, что она оказалась в отряде, могло взволновать родных еще больше, чем неизвестность, поэтому писать следовало как можно осторожнее. Стоило сообщить, что она потеряла связь с отцом и что брата они все еще не нашли, но что с ней, Кохаку все в порядке. А вот о том, что теперь она связана с Синсенгуми, девушка предпочла бы умолчать... Все еще прикидывая, как бы помягче описать все произошедшее с ней, Сандзё прошлась по комнате в поисках письменных принадлежностей. Ничего, кроме ободранной кисти для туши не обнаружилось, поэтому девушка решила выйти из комнаты и попросить кого-нибудь одолжить ей немного чернил. Вообще-то эта возможность даже обрадовала её – не хотелось весь вечер просидеть в своей комнате. От вечерних обязанностей Аюму-сан ею освободила, сказав, что она уже достаточно помогла на сегодня, тем более что ей еще нужно было разобраться в комнате. А это означало, что сегодня у девушки было немного свободного времени. Им следовало распорядиться разумно и учесть то, что в дальнейшем ее могли завалить распоряжениями сверх меры. Пока же Кохаку целенаправленно бродила возле спальных комнат членов Синсенгуми и подумывала, в какую ей бы следовало зайти. Нужно было постучаться к Оките или к одному из неразлучной троицы, чтобы не получить ненароком нагоняй и отворот-поворот, пусть и с маленькой просьбой. Заглянуть же к Хидзикате, у которого наверняка всегда были под рукой чернила, девушка не решилась, идя на поводу у инстинкта самосохранения. И тут — какая удача! — Сандзё в буквальном смысле натолкнулась на прогуливавшегося Содзи. — Что-то не так, Кохаку-сан? — мигом спросил он, очевидно, ощутив что-то в состоянии девушки. Она непонимающе уставилась на Окиту и почему-то совершенно некстати вспомнила, как покинула кухню вместе с ним и как он отчего-то взял ее за руку. Не то чтобы Кохаку была сентиментальной или чуралась этих вещей, чересчур личных, на ее взгляд, но какое-никакое стеснение она все-таки ощущала. Она не исключала той возможности, что для командира первого отряда это было столь же естественно, как и дышать, и ничего предосудительного в том прикосновении не было, но... По какой-то причине ее ладонь до сих пор горела, и это, бесспорно, было крайне странно. — Ничего особенного, просто хотела найти немного туши, чтобы написать письмо домой, — Кохаку удивленно посмотрела на поросёнка, сидящего на руках у встреченного ею Содзи, но никак это не прокомментировала, несмотря на разбирающее ее любопытство, чтобы не показаться назойливой. — Я могу одолжить. Скучаешь по дому? — Наверное. Немного. Хотя, скорее всего, даже наоборот, — эти сбивчивые слова довольно точно отражали ее эмоции — вроде бы и интересно, как там матушка с сестрицами поживают, но с другой стороны, без них как-то... свободнее. Окита понятливо кивнул, не расспрашивая, и некоторое время они шли в тишине, в которой отчетливо были слышны лишь шорох дзори Кохаку и стук гэта Содзи. — Вот, подержи-ка, — в руках у девушки очутился кругленький, но неимоверно сердитый домашний зверек. Некоторое время она пыталась перехватить его поудобнее, ведь, несмотря на крошечные размеры, он был достаточно увесистым, но скоро оставила напрасные попытки — поросенок явно желал сидеть так, как было удобно лично ему. Впрочем, против того, чтобы ему почесывали бочки и за ушком, он ничего не имел. — Этот поросенок — милашка, правда? – обернувшись на смешок, Кохаку увидела Содзи, который за это время уже успел взять тушь в своей комнате. — Я назвал его Сайдзо. — Сайдзо? – повторила Сандзё и призадумалась о чем-то своем. Что-то царапнуло ее память, и она невольно выдала. — Созвучно с именем Хидзикаты-сана. — Только не говори, что знаешь мой секрет, — насмешливо произнес Содзи и, склонившись к Кохаку, доверительно шепнул. — Я назвал этого милашку в честь Хидзикаты-сана. Сайдзо – другое прочтение кандзи, составляющих Тосидзо. — О, вот оно как, — поддакнула девушка, довольная новым открытием и тем, что Окита ни с того ни с сего решил ей открыться, хоть и в незначительном деле. Уже потом она спохватилась и приняла тушечницу от Содзи и отдала ему взамен присмиревшего на ее руках поросенка. — Благодарю, надеюсь, я смогу отправить письмо, когда окажусь в городе, — с этими словами девушка поспешила в свою комнату. Она решительно не понимала. Этот человек выглядел просто потрясающе дружелюбным и приветливым, но иногда в этом проскакивало и что-то зловещее. А еще она не могла забыть интонаций, с которыми он произнес мнение о мече тогда, у Хидзикаты. Он вызывал доверие и чувство опасности одновременно. Разве такая несовместимость во всем могла уживаться в одном человеке? Чем больше Кохаку думала об этом, тем быстрее росло внутри нее желание узнать, что же взаправду представлял из себя Окита Содзи. Сандзё тщетно старалась написать письмо матери: все ее мысли неустанно сводились к образу молодого мечника с невероятно заразительной улыбкой. Она испортила четыре листа бумаги, каждый раз сводя содержание послания в сторону Синсенгуми, а конкретно – личности Окиты. Парадоксально, неправильно. Собравшись с духом, Кохаку выбросила из головы все размышления, касавшиеся Содзи, и сумела достойно написать весточку матери, осторожно расспрашивая ту о каких-либо сведениях об Акисиро и расплывчато поясняя о том, что она остановилась в хорошем месте, где получила и жилье, и заработок. Письмо было запечатано и положено на низкий столик, который покоился в углу комнатушки Кохаку. К тому времени, как она справилась с ним, ночь вступила в свои права, и давно было пора отходить ко сну. «Не забыть бы завтра отдать чернила Оките-сану... И послать письмо матушке», — пробормотала про себя Сандзё, кутаясь в одеяло и погружаясь в пучину хаотичных сновидений. ----- * Мацудайра Катамори — девятый даймё клана Айдзу, который покровительствовал Синсенгуми на протяжении всего их существования. С ним довольно часто проводили важные переговоры и от него получали задания как Кондо Исами, так и Хидзиката Тосидзо. Симабара — квартал удовольствий в Киото, куда часто наведывались мужчины для приятного времяпрепровождения и получения интимных услуг от куртизанок. Таю — самый высокий ранг среди куртизанок Симабары.