***
В этот же день – пятого числа первого месяца лета, в четвёртом часу вечера субботы, когда раскалённое за день июньское солнце преломлялось в стёклах многоэтажек ослепительными бликами, а на улицах уже заметно прибавилось народу, Чанёль вышел из кофейни "Primavera", намереваясь возвращаться домой. Поправив свою чёрную кепку, с тихим скрипом кроссовок спустился с крыльца и направился вниз по улице. Однако всего лишь в паре метров от входа в покинутое им заведение внимание его привлёк один из прохожих в толпе. Кто знает, что или какая неведомая сила заставила его поднять глаза и обернуться вслед, но Пак совершенно точно почувствовал то странное притяжение, что возникло от мимолётного взгляда на незнакомца. И первое, что привлекло внимание – броское украшение в левом ухе, похожее на большую нежно-розовую бабочку, что притаилась в пепельно-серебристых волосах. Второй такой деталью стал букет нежно-белых нарциссов, чьи золотые внутренние венчики блестели под лучами солнца точно маленькие короны. Сам этот букет нарциссов очень красиво смотрелся на фоне светло-бежевого костюма незнакомца, чей такой же мимолётный взгляд бездонных чёрных глаз, густо подведённых тушью и выделенных серебристыми тенями, на короткое мгновение встретился с его в момент, когда они поравнялись. Чанёлю показалось, что в это мгновение время вокруг замедлилось – как будто не было никакой толпы между ними, все посторонние голоса и шум улицы угасли где-то далеко, а во всём мире существовали только они вдвоём. Кто он, откуда, куда направляется и что с ним произошло до этого момента, Пак конечно же не знал. Да и в реальности не было никакого замедления времени – незнакомец даже не остановился, также спокойно и безразлично продолжая свой путь, а Чан всё же обернулся. Обернулся и ещё несколько минут провожал взглядом этого прекрасного незнакомца с букетом нарциссов на коленях и очень холодным одиноким взглядом, устремлённым только вперёд. В миг, когда тот скрылся за поворотом на углу кофейни, Паку на миг хотелось даже забыть о своих делах на вечер и пойти за ним – проследить, узнать куда направляется, возможно даже догнать и заговорить, но... Но тут же словно проснулся и покачал головой, осуждающе разбивая свои же неуместные мысли. Зачем? Я никогда не позволял себе вторгаться в личное пространство других людей, а мы ведь даже не знакомы... Так почему? Почему я так хочу пойти за ним?.. Именно эти мысли вертелись в голове всю оставшуюся дорогу домой. Чанёлю не хотелось тешить себя ложными надеждами, что эта встреча не случайна, что их взгляды не просто так пересеклись и что его также заметил***
А тем временем мы вновь вернёмся к особняку, где под тенью больших гинкго расположились в ожидании наши герои. И по правде сказать, никто из них не представлял с каким человеком им предстоит встретиться сегодня. Возможно, даже сам Ифань тоже, хотя и был знаком с ним прежде. А сейчас, стоя у ворот в ожидании и разговаривая с охранником о каких-то посторонних вещах, думал о том, насколько же сильно мог измениться этот человек за прошедшие шесть лет. И если при новой их встречи с Сехуном тот практически не поменялся ни внешне, ни своими привычками, то здесь всё наверняка куда сложнее. И возможно о том же думали и остальные, расположившись в тени ажурной листвы. — Вы же не против, если я присоединюсь? — с привычным теплом и хитрой улыбкой спросил Сюмин, прислонившись спиной к стволу дерева. — Порой мне кажется, что ни одно событие в нашей жизни не обходиться без твоего в нём присутствия или участия, гэ, — улыбнулся Лу Хань, облокачиваясь на спинку лавочки. — Даже не верится, что в жизни моих друзей столько всего произошло за время, пока мы не общались, — вздохнул Сехун, сомкнув руки в замок и задумчиво глядя в небо. Его взгляд проскользил от плывущих высоко над головой белых облаков по уже цветущим на клумбах пионам и вновь остановился на сидящем рядом Лу. Тот лишь покачал головой и пожал плечами, как будто отвечая на не озвученный вопрос. — Наверное, нет ничего, чтобы мы могли предугадать в своей жизни, — заметил Тао, наблюдая издалека за Крисом, но потом повернулся к О. — Пора бы уже перестать удивляться всему, что происходит вокруг нас. — Может и пора, — в своей насмешливой манере заметил Ким, — но что поделать, если мир настолько удивителен, что всегда найдётся нечто поражающее воображение? Даже когда кажется, что тебя уже ничто не сможет удивить. В этот момент ветер с новой силой зашумел листьями и заставил колебаться пышные бутоны цветов, а Ву в очередной раз проверил время. Конечно же, их гость не опаздывал – было лишь 16:55. Но приближение этой встречи всё же вызывало некоторое волнение. — Помнится, в первый день здесь ты тоже так волновался, — заметил охранник, по-доброму улыбаясь в свои пышные усы. — Сейчас всё немного иначе. Мы так давно не виделись и я даже понятия не имею, насколько за это время мы оба изменились. — Время бывает жестоким, а бывает снисходительным к тем, кто ждёт. Важно лишь то, с какими намерениями и мыслями мы смотрим в своё завтра. Даже если всё построено лишь на случайности, это ещё не значит, что наши ожидания не будут оправданы. Иногда достаточно надежды. — Надежды... — тихо хмыкнул Ифань и улыбнулся. А ведь точно – одной только надежды на удачу может быть достаточно для удачи на пути к своей цели. Так задумался, что даже не сразу заметил, как у ворот появился их гость. И лишь знакомый голос заставил отвлечься от своих мыслей и выйти за ворота, чтобы встретить давнего друга. — Вот мы и встретились, гэ, — с заметной теплотой поприветствовал его Ифань. Их гостем оказался тот самый незнакомец с букетом нарциссов, которого ещё не так давно мы наблюдали в городе. И на это приветствие ответил сдержанный кивком головы, никак не меняясь в лице. После чего уверенно расправил плечи, пересекая ворота следом за своим давним другом. Казалось, что этот молчаливый гость больше походил на очень реалистичную фарфоровую куклу, только сошедшую с витрины, но это всё же был человек. — Это город огромен, я думал, что не успею к назначенному времени, — наконец сам заговорил этот незнакомец, всё также не меняясь в лице, — от моего отеля сюда кварталов пять добираться. — А почему не взял такси? — Шутишь? Я потратил почти 15 часов на самолёте, пока добирался сперва из Неаполя в Рим, а оттуда прямым рейсом в Шанхай! Ещё и сюда пришлось ехать поездом не меньше трёх часов! — недовольно фыркнул в ответ пепельноволосый, небрежно откидывая пальцами длинные пряди чёлки, упавшие на глаза. — Нет уж, теперь ещё неделю буду своим ходом передвигаться. Мне же всё равно, я и так на колёсах, — его ирония звучала не слишком смешно и даже скорее холодно из-за совершенно безразличного лица, но при этом сухо отражала суть. И если другие не пытались акцентировать внимание на его недостатке, он делал это сам, лишний раз подчёркивая факт того, что давно лишён возможности передвигаться на своих двоих. Стоило им наконец оказаться в саду и поравняться с несколько притихшей компанией, что ещё издалека наблюдала, их загадочный гость с заметным уважением чуть поклонился, кивая головой в знак приветствия, и тут же вновь облокотился на подлокотники своего кресла, сцепив пальцы в замок. — Думаю, прежде чем перейти к знакомству, я хотел бы выразить благодарность за то, что вы согласились на эту встречу, Хуан Цзы Тао, — намеренно выделил обращение к Тао, после чего также невозмутимо продолжил: — меня же можете звать Ян Шун Цянь. — Шесть лет назад ты ещё был Бён Бэкхёном, гэ, — заметил Ву, на что их гость лишь тихо хмыкнул. — Не упоминай больше нигде мою прежнюю фамилию, Крис. Меня больше ничего не связывает с тем человеком, кого я называл своим отцом. Не хочу иметь с ним ничего общего. — Откуда вы знаете моё имя? — наконец спросил Цзытао, на что Бэкхён лишь вновь хмыкнул. — Один очень разговорчивый итальянский хореограф весьма красочно рассказал мне о вас, Цзы Тао. Могу предположить, что в своём письме он даже не указал моего имени, если вообще хотя бы запомнил. Право, этот Лучиано так болтлив, что я едва мог разобрать его ломаный английский с итальянскими словечками. Но хотя бы то, что нужно, смог понять. — Слишком на него похоже, — вздохнул Лу, обращая на себя внимание. — Вы, я полагаю, Лу Хань? — Именно так. Шун Цянь, могу ли я задать вопрос? — Смотря какой вопрос, — акцентировал на этом внимание их гость. — От вида вопроса будет зависеть моё отношение к ответу. Так уж вышло, что я склонен быть до тошноты недоверчивым и холодным. — Вы сказали, что не хотите иметь ничего общего со своим отцом... — Стоп! — резко прервал его Бэкхён, выставив вперёд ладонь. После чего вздохнул и достал из кармана своей светлой куртки небольшой белый мундштук, сразу зажатый между пальцами, и пачку сигарет. — Если позволите мне, как вашему гостю, закурить, я отвечу на все ваши вопросы. — Да, конечно, — немного растерянно кивнул Хань, хотя и заметно нервничал, когда речь зашла об этом. Его нервные движения пальцев и постоянно ускользающий взгляд не могли остаться незамеченными. Шун Цянь также ловко вставил сигарету в мундштук и чиркнул колёсиком зажигалки, поджигая тонкую бумагу. Лишь после первой затяжки, медленно выдохнув серый дым, снова облокотился и с неким холодным, даже несколько надменным из отсутствия других эмоций, тоном ответил: — Могу сказать лишь, что не все люди глубоко уважают и любят своих отцов, Лу Хань. Мне есть за что ненавидеть эту грязную крысу, решившую указывать мне как жить и кого любить. И в том, что я стал бесчувственной тварью с ядом сарказма вместо крови и пустотой вместо сердца, виновен именно он! Но знаете, стоит мне вспомнить, где он сейчас, и становится невероятно хорошо, — говоря это, Бэкхён медленно вдыхал маленькими порциями сигаретный дым, кривя губы в злобной ухмылке. Но даже эта эмоция не продержалась дольше мгновения на его лице. Густо подведённые тушью глаза казались ещё более тёмными и глубокими от скрытого в них огромного чернильно-чёрного океана боли. — Но что всё же произошло? — спросил Тао. Шун Цянь вздохнул, стряхивая пепел в траву, и вновь поднял голову. — А произошла трагедия шекспировских традиций на современный жестокий лад. Когда судьбы жестокой волею два юных сердца разоблачили в их любви запретной, лишь одного из них оставили без наказания, пока второй – вдвойне сей горечи вкусил. Тогда, от боли и отчаяния утраты, Джульетта неудавшаяся в попытке умереть из пепла фениксом восстала, чтобы с умом холодным и разбитым сердцем вершить свою законную вендетту как принц датский вершил свою, — лишь на миг сделал паузу, снова вдыхая в лёгкие дым, — Но это если говорить кратко, на языке литературы. В реальности всё куда более прозаично. — Так вы ненавидите его за то, что вас разлучили с любимым человеком? — предположил Хань. — Не всё так просто, но суть вы уловили, — Бэкхён вздохнул, тем же небрежным движением откидывая пряди чёлки с лица, и ненадолго обратил внимание на молчаливо наблюдавшего за всем этим разговором Сюмина. Тот еле заметно хмурился, изучая гостя взглядом. — Могу я поинтересоваться, в чём причина вашего столь колкого взгляда...? — Сюмин, так меня зовут, — Ким подошёл ближе и остановился в паре метров от него, — и я не хотел показаться невежлив, мне всего лишь жаль эти цветы. Они такие красивые, но сейчас просто увядают без воды. — Прошу меня простить, я совсем о них забыл, — Бэкхён осторожно собрал одной рукой чуть распавшийся букет на своих коленях и протянул его мужчине, — им будет лучше в ваших руках. — Знаете, цветы как и слова – не всегда бывают уместны, — Ким бережно взял букет в свои руки, на миг улыбаясь прекрасным цветам, после чего быстро направился в дом. Пепельноволосый ещё миг проводил его заинтересованным взгляд и тихо хмыкнул. — Не часто я встречаю таких людей – тех, кто умеет ценить настоящую красоту. Впрочем, за время моего долгого пути длиною уже в шесть лет я был знаком со многими людьми из самых разных стран и некоторые из них стали героями моих книг, — вновь медленно сделав затяжку, Шунь Цянь выдохнул дым и продолжил: — Вы любите книги? Для меня литература – это часть моей жизни, мой побег от реальности, в ней множество удивительных вещей возможны силой мысли. Ну разве не магия? — Гэ, ты снова пытаешься всех заболтать? — скептично прервал его Ифань. — Ты так и не сказал главного – почему так хотел этой встречи. — И снова мой юный Муз меня разоблачил в обмане, — с едва уловимой, из-за всё той же безэмоциональности, насмешкой в голосе ответил Бэкхён, жестикулируя рукой с зажатым в ней мундштуком. Ву только хмыкнул на это. — Интересно, и когда это я успел получить звание твоего Муза? В твоих глазах я перестал быть неоперившимся птенчиком? Ты ведь так меня назвал в нашу первую встречу? — Ты и правда тогда был похож на птенчика, выпавшего из гнезда. Но этим, возможно, ты мне и понравился. Из всех своих решений, принятых в жизни, я абсолютно не жалею о том, что согласился на предложение Чунмёна уехать в Китай, в тот прибережный город, где мы познакомились, Крис, — он вновь слегка изогнул губы в кривой полу улыбке, вдыхая сигаретный дым. — Шун Цянь, вы упомянули... — начал было озвучивать свой вопрос Тао, но ответ последовал сразу же. — Ким Чунмён, глава KJM Inc., мой давний друг со времён школы, конечно же вы слышали о нём. — Так это о вас он говорил, когда речь зашла о финансировании нового необычного проекта? — Необычного проекта... Как сложно это звучит. А на деле он всего-то решил спонсировать процесс экранизации моей первой книги к пятилетию моего дебюта как писателя. — Путь Шелкопряда? — удивлённо переспросил Сехун. — В Корее только и шумят об этом – что о книге, что о предстоящем фильме. — Да, именно так, — флегматично пожал плечами Бэкхён. – Удивительно, что наши пути так тесно пересеклись. — Я не разделяю твоего энтузиазма, мальчик, — хмыкнул в ответ Шун Цянь, — не буду отрицать, что за это время у меня появилось много поклонников. Всем нравятся мои истории, которые даже не я придумал. Я не писатель – писатели придумывают совершенно не похожие на реальность свои сюжеты, создают новую реальность. Я скорее летописец – я бережно собираю чужие истории из жизни и лишь придаю им красивую форму в лучших традициях литературы. — Так Ян Шун Цянь – это ваше имя или творческий псевдоним? — всё же поинтересовался Лу Хань. — Это мой псевдоним, ставший моим новым именем. Я Шелкопряд, прямо как гусеница из сказки Льиюса Кэролла "Алиса в Стране Чудес", постоянно курящая кальян. Шелкопряды уже очень давно приручены человеком – за сотни лет изготовления шёлка, в чём долгое время Китаю не было равных, их бабочки совершенно разучились летать, а гусеницы просто неспособны выжить без вмешательства человека. Они не разучились только вить свои ниточки шёлка. Я тоже отказался от свободы полёта ради возможности создавать свой шёлк, — Бэкхён стряхнул пепел и вздохнул. — Обычно я больше слушаю чем говорю, ведь мне нравится, как звучат голоса других людей – в них полно разных эмоций, полно жизни и всевозможных ощущений от пережитого. В то время как я после всего, что произошло со мной с той роковой ночи, разучился проявлять эмоции. Мои слёзы закончились, мой гнев иссяк, моя улыбка угасла. Даже когда мне приятно чьё-то общество, прямо как сейчас, я не могу даже имитировать улыбку. Я могу этим обидеть или заставить собеседников чувствовать себя неловко рядом со мной, но это моя реальность и мой сбой в программе. — Так когда ты всё же выпустил свою первую книгу, гэ? — Ифань смог сменить тему ещё до наступления неловкой паузы, ведь понимал, что из-за этой паузы дальнейшее общение могло не продвинуться дальше. И Бэкхён был ему благодарен за это, ведь мог продолжить говорить о том, что не вызывало боли в груди и противной горечи на языке, никак не сравнимой и не заглушаемой никакими сигаретами. — Примерно через месяц после того, как мы попрощались. Ты вернулся к своей прежней жизни, пока моя жизнь изменилась. Я не говорил никому о том, какие заметки делаю или о чём думаю так настойчиво, но именно после того разговора, когда ты предложил мне написать свою книгу, я всерьёз об этом задумался. Ведь у меня уже была такая история – о том, как я стал таким, что меня сломало, и её лишь нужно было перенести на страницы книги. Могу предположить, что тебе не доводилось даже держать в руках мой "Путь Шелкопряда"? — Я лишь слышал очень хорошие отзывы своих друзей об этой книге, гэ, не стану врать. — Знаешь, я бы сказал, что тебе повезло и у меня совершенно случайно с собой оказалось одно из первых изданий, но правда в том, что это отнюдь не везение. Я сам хотел подарить тебе эту книгу, вот почему взял её с собой, — говорил он это параллельно удерживая в зубах мундштук, пока недолго рылся в сумке под правым подлокотником кресла, после чего наконец вытянул оттуда не слишком толстый том в твёрдом переплёте и быстрым размашистым движением ручки подписался на первой же странице, рядом с текстом посвящения, после чего в том же развёрнутом виде протянул книгу Крису."моему юному Музу, Крису, без кого эта книга не увидела бы мир"
Ниже красовалась свежая подпись: в честь нашей новой встречи. — Как мило с твоей стороны посвятить мне книгу, — иронично заметил Ифань, — спасибо за твой подарок, гэ. — Я ещё не посвятил тебе книгу, не путай. Я лишь выразил тебе благодарность за то, что ты задал мою новую цель в жизни. Но я собираюсь исправить этот недочёт, как и обещал. Поэтому я здесь – чтобы узнать вашу историю. Уверен, у тебя есть чем меня удивить, Крис. — Не думаю, что в моём рассказе будет что-то удивительное. — То есть то, что нам обоим сломал жизнь один и тот же человек, после чего мы встретились по этой же причине здесь, для тебя уже не так удивительно? — с сарказмом заметил Цзытао. — Ифань, ты либо плохого мнения о себе, либо обо мне. — Простите, пожалуйста, я ни о чём таком не думал, — с тихим смешком ответил Ву. — Конечно же все эти совпадения в нашей жизни могут казаться невероятными, особенно когда только узнаёшь о них. При тех тесных связях между кругами общения удивительно, что мы ни разу за всё время не пересеклись и не были знакомы при других обстоятельствах. — Говорят, все люди знакомы между собой через три рукопожатия, — спокойно заметил Шун Цянь, — и в нашем случае все совпадения могли сводиться даже к одному общему знакомому, ведь так? — Так и есть, — согласился Лу, — считай, мы все здесь связаны через одного какого-то человека из нашего круга общения, но могли даже не догадываться об этом, пока не встретились лично. — Могу предположить, что для вас в частности таким связующим звеном стал тот, кого вы любите? — этот вопрос, прозвучавший как-то иначе, чуть менее холодно и более загадочно, заставил смутиться. Хань улыбнулся, отводя взгляд, и сам же неосознанно взял за руку Сехуна, сидящего рядом, чем только подтвердил эти догадки. — Не хочу быть невежливым... — начал было Тао, но Бэкхён в ответ только хмыкнул и покачал головой. — Ну что вы, казаться невежливым лицемером и холодной тварью в общении с людьми – это моя привилегия, так что можете задавать свои вопросы. Я постараюсь ответить на них, взамен на шанс услышать вашу историю, которая меня уже заинтриговала, — последние слова прозвучали так, словно пытался улыбнуться, хотя на лице не дрогнула ни одна мышца, сохраняя всё ту же безучастность и флегматичность. Он на миг замолчал, заменяя окурок в мундштуке на новую сигарету, вновь закуривая. — Простите, что могу нанести урон такому прекрасному саду, но, как я уже и говорил, эта привычка всегда со мной. Итак, что вы хотели бы узнать? — Есть ли у вас шанс восстановиться после травмы? — Правильнее сказать, что он был, — настойчиво уточнил Шун Цянь, после чего задумчиво хмыкнул, вновь делая затяжку и с нескрываемым удовольствием выдыхая серебристый дым. — Вам так интересно узнать об этой части меня... Ну ладно, я отвечу. В отличии от вас, Цзы Тао, я сам отказался от восстановления. Я не хочу излечиваться и снова быть как все. Я уже упоминал сегодня – шелкопряды разучились летать ради того, чтобы вить прекрасный шёлк в полной безопасности. Я же отказался от возможности снова встать на ноги ради своей личной свободы. В моём случае, согласие на полное восстановление для меня значило бы поражение, и поражение это не в какой-то схватке, а в настоящей холодной войне. В своей жизни я не жалею и не чувствую никаких сомнений лишь о двух своих решениях – когда согласился на перелёт в Китай и когда сел за руль своей машины, разбитый и полный гнева, с желанием умереть и так отомстить своему отцу. Нет, я точно об этом не сожалею. Если бы тогда я просто сломался и прогнулся, моя жизнь сейчас бы была таким Адом, как и до той ночи. Но взамен у меня появился шанс начать всё заново и я им воспользовался. — Почему вы так уверены, что этот шанс есть у меня? — спросил Тао, явно чувствуя смятение от всего сказанного и от своих же недоверчивых слов в том числе. На это Бэкхён коротко хмыкнул, чуть приподнял уголок губ в подобии ухмылки и снова сделал затяжку, пожимая плечами. — Мне казалось вы сами это уже поняли. Чувство тепла, что разгорается в сердце влюблённого человека, способно исцелять сильнее любого современного средства медицины, как и само искусство. Есть в этой жизни вещи, которые не способны вписаться в рамки рационального видения науки. Это и называют чудесами. И, поверьте, я как никто другой знаю, на что способен влюблённый человек. Потому что я сам любил и обжёгся о свою же любовь, — спокойный, даже вкрадчивый голос, слегка хриплый от табачного дыма, проникал в самую душу и всё больше распалял тлеющие искорки надежды. Сам же Бэкхён вновь вздохнул, ненадолго замолкая и стряхивая пепел, и поднял взгляд в небо. Следил за тем, как в лучах уже вечернего солнца сгущаются тени надвигающихся туч, что так и грозились пролиться на город дождём. — Прошу меня простить, но, думаю, нам стоит на сегодня закончить. Буду рад встретиться с вами снова и поговорить, но мне лучше вернуться в свой отель. Не хочу, чтобы дождь застал меня по дороге. — Гэ, почему ты так упрямишься и просто не вызовешь себе такси? — вздохнул Ифань. — Нет ни одной веской причины этого не делать. — Может и так, но я ведь тот ещё упрямец, и если что-то решил, так оно и будет, — заметил Шун Цянь с заметной насмешкой в голосе. — Так что провожать не надо, дорогу я сам найду. Встретимся, когда осадок от нашего знакомства станет терпимым. Он уже развернулся, направляясь к воротам, когда Лу Хань сам догнал его, вызвавшись проводить. — Вы и правда невероятный человек, Шунь Цянь, — сказал Лу уже у самых ворот. Бэкхён только хмыкнул на это, после чего поднял взгляд и в своей флегматичной манере заметил: — Как вам будет угодно. Для меня же более удивительным и занятым является то, как неумело вы скрывает своё пристрастие к курению, Лу Хань. Если бы хотели сохранять это в тайне, прилагали бы больше усилий. Поверьте, тот способ, которым пользуясь я, — при этом показательно покрутил в пальцах свой мундштук со всё ещё тлеющей сигаретой, — один из многих действенных. Если же вы хотели, чтобы вас наоборот на этом поймали и помогли от этого избавиться, то не стали бы сопротивляться чужой помощи. Вы здесь самый не логичный человек, Лу Хань. Но довольно интересный. До встречи, — он кивнул на прощание и нажал на кнопки на панели управления, расположенной на левом подлокотнике кресла, покидая столь гостеприимный дом. Даже не оглядываясь, ещё некоторое время ощущал на себе пристальный и растерянный взгляд Ханя. Однако же, при всей своей уверенности и торопливости, Бэкхён всё равно не рассчитал своих возможностей. Потому, когда прямо посреди города, на середине пути к своему отелю, в его транспортном средстве закончился заряд и остановился, в такой неловкой ситуации мог винить только своё упрямство. Плюс ко всему те тучи, которые смог "вовремя" заметить, довольно быстро гонимые ветром, заволокли всё небо и пролились дождём. — И снова я облажался, — сказал сам себе, вздыхая, и откинулся на спинку кресла, думая о том, что стоило бы вызвать такси. Холодные капли били по лицу, размазывая аккуратный макияж, а колкий ветер сковывал дыхание, вызывая дрожь в теле. И неизвестно, сколько бы так продолжалось, если бы в какой-то момент дождь не перестал бить в лицо. Бэкхён открыл глаза и заметил над головой чей-то полупрозрачный зонт с узором розовых цветов вишни на нём, а потом и того, кто держал этот зонт. Этот незнакомый ему высокий парень в чёрной куртке и смешно торчащими из-под кепки ушками смотрел своими большими глазами на него, чуть склонившись, и немного неловко, неуверенно улыбался. И этим парнем под цветастым зонтом был Пак Чанёль.