***
Осень началась с той свойственной меланхолией и чувствовалась в воздухе. Жизнь в особняке, ещё не так давно поутихшая на два месяца, теперь снова текла в привычном размеренном ритме. Однако кое-что всё же заметно изменилось. Настроение внутри этого маленького улика – здесь словно бы стало чуть теплее и уютнее, чем ещё пару месяцев назад. Кто знает, повлиял ли так на всех летний отдых, за время которого все были порознь, или же те искренние слова, сказанные Тао в последний день лета по приезду домой. Но так или иначе, теперь этот дом уже не казался слишком огромным, особенно для самого Тао. Однако были и другие изменения, которые объяснить сложнее, как и понять. С их возвращения прошло два дня и за это время Ифань ещё ни разу не прикоснулся к роялю. В этих стенах уже давно застоялась тишина, которую обычно нарушала лишь звенящая мелодия пианино. Без этого на душе становилось тоскливо и немного одиноко, но Цзытао не знал, как об этом лучше спросить. Вот и сейчас, когда привычно помогает одеваться, его взгляд такой отстранённый и печальный – как будто в мыслях слишком далеко отсюда. — Ифань, могу я задать вопрос... — Ву остановился у самой двери, едва дотянувшись до ручки, и оглянулся. — И о чём вы хотите поговорить? — Почему с нашего возвращения ты ни разу не притронулся к роялю? Я надеялся снова услышать как ты играешь. Крис опустил взгляд, заметно сильнее сжимая руку на ручке двери. Казалось, что сейчас он – до предела натянутая струна и намеренно сдерживает своё дрожание, оставаясь безмолвным. Это молчание затянулось на минуту, после которой прозвучал тихий ответ: — Простите, но я не могу играть сейчас. Так... Каждый сентябрь. Я ненавижу этот месяц, который забрал дорогих мне людей. Хочу проснуться... когда он закончится, — Ифань машинально повернул ручку и быстрым шагом вышел из комнаты. "Совсем как и тогда... Я снова задел болезненную для тебя тему? Но... В этот раз..." Тао последовал за ним и догнал уже в холле, решительно ухватившись за его руку. Стоило их взглядам вновь встретиться, сердце уже точно знало, что должен сказать. Именно поэтому звучал убедительно и как никогда тепло: — Ифань, я хочу, чтобы ты знал – мы разные люди, но сейчас думаем об одном. Когда же этот сентябрь закончится... Прошлый сентябрь забрал с собой моих родителей и вряд ли когда-нибудь память об этом потускнеет, чтобы я вновь смог полюбить этот первый месяц осени. Ведь я всегда любил осень... Но я готов вычёркивать сентябрь вместе с тобой, чтобы снова и снова возвращаться в это лето. Пожалуйста, не отдаляйся от меня сейчас – я хочу разделить эту печаль с тобой, какой бы тяжёлой она не была для тебя. Я стану сильнее, чтобы забрать её себе и снова увидеть твою улыбку, — говорить об этом оказалось сложнее, чем предполагал и в глазах уже блестели прозрачные слезинки этой осенней печали, но Тао продолжал улыбаться – так тепло, словно пытался согреть любимого вместо солнца. Ву ясно ощущал, как же дрожат руки и сердце встревоженный птичкой бьётся в груди, ведь эти слова достигли его души. И это тепло, исходящее от обычно холодной руки Тао, растекалось по телу вместе с приятной волной мурашек по коже. Да и не только прикосновение – сама улыбка, такая тёплая и нежная, скрывающая в себе осколочки той самой, понятной лишь им двоим, печали, согревала сердце. Ифань сделал шаг навстречу и склонился ближе – едва ощутимо касаясь пальцами бледной кожи лица, осторожно провёл по линии скул и также нежно, словно боясь спугнуть, поцеловал в уголок губ. — Мне не хватит слов, чтобы передать то, насколько эти слова тронули моё сердце. Простой благодарности не достаточно, — они смотрели друг другу в глаза, но на этот раз так близко, что дыхание перехватывало. Тао лишь на миг опустил глаза, перехватывая и вторую его руку, чтобы сомкнуть обе в замочки. — Ты ведь знаешь, что всегда можешь рассказать мне о том, что чувствуешь, музыкой. Сейчас я жалею, что не захотел учиться играть на пианино, когда мама мне предлагала. Я бы сам...сыграл для тебя. — Спасибо, Тао, — тихо ответил Ву, едва заметно улыбаясь. И кто знает, сколько бы ещё длился этот достаточно трепетный момент, если бы совсем рядом не прозвучал довольно строгий голос Сюмина: — И чем это интересно вы тут занимаетесь? — парочка тут же разомкнула руки и немного пристыжённо опустила глаза. Вот только Ким явно их не заметил, останавливаясь у входа в правое крыло, откуда выглядывали слишком любопытные горничные. Близняшки тут же испуганно выскочили из-за угла, вытягиваясь по струнке, и пристыжённо поникли. — Простите, Сюмин... — ...н-нам просто интересно. — Боже, ну вот и как мне теперь уходить? Вы же без меня всё время от работы будете так отлынивать! Всё, уйдите с глаз моих, — мужчина лишь закатил глаза, сомкнув руки в замок на груди, пока девушки быстро ускользнули из-под его строгого взгляда. Лишь после этого Сюмин обернулся и заметил смущённых ребят. Вся эта ситуация пробила его на смех, сквозь который он всё же спросил: — Вы двое... Правда подумали, что я говорил о вас двоих? — В...вообще-то, первая мысль такой и была, — признался Цзытао, разводя руками, отчего Ким засмеялся только громче. — Вы так мило смущаетесь, но продолжаете быть вместе, — его смех понемногу сходил на нет и голос звучал уже более спокойно. — Это ли не есть любовь? — Возможно, ты прав, гэ, — Тао улыбнулся, всё ещё немного неловко, и снова поднял взгляд на Криса. Ифань лишь на мгновение поймал его взгляд, но тут же опустил, продолжая украдкой улыбаться. — Сейчас ты очень похож на свою мать, Тао. Она тоже всегда так сияла, когда твой отец встречал её с гастролей, — это внезапное откровение отпечаталось на сердце, и даже когда Ким вновь вышел в сад, ощущение того тепла всё ещё продолжало согревать. А ведь... И правда... Но всё же, мечтать долго не вышло – эти мгновения быстро растворились в рутине. Теперь Цзытао сам готов был взяться за работу, от которой так упорно сбегал весь прошедший год. И пускай на то были причины, он всегда понимал, что от этого невозможно сбежать. Ведь ещё со средней школы отец начал постепенно обучать его всему, что касалось семейного дела. Даже учёба в университете до самого выпуска была насквозь пронизана осознанностью своего будущего места в этом мире. Тао вовсе не хотел этому противиться – просто потому, что в чём-то другом не смог бы найти себя в этой жизни. Ответственность за это дело не могла его напугать, но всё случившееся слишком надолго отгородило от всего окружающего мира, который больше не казался прежним. Лишь сейчас, читая вместо привычных писем копии всех документов, что сохранились за период его отсутствия в жизни компании, снова ощутил себя ближе к отцу. Так странно, но это чувство никак не покидало его – так, словно он и правда снова был здесь, в этом кабинете. И чем больше Тао углублялся в эту работу, тем ощутимее становилось это присутствие. Словно отец всё это время стоял за его спиной, положив руку на плечо – совсем как раньше, когда обучение только начиналось. От этого становилось не по себе — Цзытао отложил бумажные копии на стол и опустил голову на сложенные руки, с силой сжимая пальцы на своих предплечьях. "Не могу... не могу перестать снова и снова думать о тебе, папа... Даже сейчас... Даже сейчас я до смерти скучаю по тебе! Прости меня, папа... Из-за моей глупой ошибки вы с мамой оставили меня так скоро... Я так... так хочу снова услышать твой голос, говорящий мне... как ты мною гордишься. Папа..." Тао сам не заметил, в какой момент стало трудно дышать из-за слёз, застряющих комом в горле. Плечи лишь слегка подрагивали, пока пытался дышать ровнее. Но именно в этот момент... Где-то из глубины дома далёким эхо донеслась тихая мелодия из пары нот. На миг даже замер, прислушиваясь, после чего чуть оттолкнулся руками от стола и опустил глаза. Эта мелодия, смутно знакомая, звучала из приёмника, который всё ещё по привычке был под рукой – висел на правом подлокотнике кресла. Цзытао быстро смахнул следы слёз и оставил все дела, направляясь в зал. Эта мелодия из двух нот могла звучать лишь в одном случае... И эта мысль крепко утвердилась в голове, стоило лишь вновь оказаться в столовой. В огромные окна ярко светило сентябрьское солнце, также, как летом разбрасывая по паркету цветастые узоры витражей, но вовсе не это было тем завораживающим зрелищем. Крис снова играл для него. Когда же они поравнялись, Ифань ненадолго остановился и поднял взгляд. В его глазах всё также отражалась та самая тоска по ушедшему в вечность родному человеку, что поселилась там последние два дня. Но сейчас эта тоска растворялась в свойственной парню теплоте и любви к музыке, которую ничто не могло бы в нём убить. — Сможете угадать, что это за песня? — Та, о которой я думал с самого утра, — Тао и сам не заметил, насколько тихим и хриплым звучал сейчас его голос, но это уже не важно. Ведь стоило Крису вновь начать играть, как весь мир перестал существовать, а время вокруг них двоих замедлилось. В этой звенящей тишине мелодия фортепиано и спокойный, ровный голос Ву звучали невообразимо прекрасно и как никогда правильно: — Summer has come and passed The innocent can never last Wake me up when September ends... Like my father's come to pass Twenty years has gone so fast Wake me up when September ends... Тонкие длинные пальцы скользили по клавишам, сплавляя дрожание струн души с осязаемой мелодией. Они оба как никогда остро чувствовали сердцем эту песню. — Here comes the rain again Falling from the stars Drenched in my pain again Becoming who we are... As my memory rests But never forgets what I lost Wake me up when September ends... Но чем больше пел, тем сложнее становилось сдерживать в себе эту боль. Пальцы начинало сводить, а голос дрожал. Крис всё ещё ясно ощущал присутствие и взгляд Тао на себе, что каждый раз становились тем самым далёким маячком в море бесконечных мелодий, поглощающих в свои тёмные бездонные глубины. Но сейчас всё было иначе – эта песня была другой. И как бы не пытался сдержать, бесконечная печаль всё равно наполнила чашу сердца до краёв и пролилась первой слезой, упавшей на белые клавиши. Мелодия оборвалась посередине, вновь наполняя недосказанностью эту тишину. И только чужое прикосновение, такое тёплое и необходимое сейчас, смогло вернуть в реальность. Тао был так близко, что можно без труда заметить полувысохшие следы слёз на его лице, но улыбка – всё ещё тёплая и безгранично прекрасная – согревала сердце. Держа его ладонь в своей, Цзытао сжимал так трепетно, словно хотел спрятать и уберечь в своих ладонях его сердце. — Спасибо, что снова вытащил меня из моего отчаяния своей музыкой, — шёпот едва различимый, но прекрасно осязаемый для них двоих. — А ты только что не дал мне самому упасть... — также тихо ответил Ифань, склоняясь к нему ближе. И снова их взгляды глаза-в-глаза так близко, что на мгновение забывается всё остальное. — До того, как услышать твою мелодию, я думал об отце, — всё же признался Тао, опуская глаза на их крепко сомкнутые руки. — Я всё ещё не могу поверить, что прошёл почти год. Казалось, что время для меня тянулось мучительно больно, но... Сейчас понимаю, как же быстро оно летит и так хотел бы его замедлить хоть на мгновение... Сложно оставить в прошлом тем, кто всегда был рядом... — Это почти невозможно, Тао, — накрыв его замок из рук второй ладонью, лишь тихо вздохнул. — Даже если кажется, что смирился и принял эту утрату, сердце продолжает кровоточить каждый раз тем сильнее, чем ближе в календаре тот день. С каждой утратой болит всё сильнее и это никак не исправить. — А ты...помнишь, каким был твой отец? — Очень смутно, — Ву ненавязчиво высвободил свои руки из чужой хватки и бесшумно опустил крышку рояля, задерживая на ней ладони. — Я помню только его улыбку и слова, которые он сказал мне в тот вечер, когда ушёл. Сейчас я даже не могу вспомнить ни его лицо, ни голос, но его слова я не смог забыть даже спустя двадцать лет. "Однажды, когда ты вспомнишь обо мне, сможешь понять мой выбор. А когда найдёшь свой не огранённый алмаз, смело создавай новый бриллиант." Мне было пять, когда его не стало, но только через десять лет я решился спросить у мамы, что же тогда случилось. Только тогда я по-настоящему смог понять причину, почему он улыбался мне на прощание. — И что же... тогда случилось? Ненадолго вновь повисло молчание. Это уже переходило в неловкость между ними, поэтому в этот раз решение отступить и оставить всё как есть казалось самым правильным. — Можешь не отвечать, это не так важно. Мне пора возвращаться к работе, так что поговорим вечером. Снова оставаясь в тишине, наедине с самим собой, Крис опустил голову на сложенные руки и тихо вздохнул. "Спасибо, что... научился меня понимать, Тао." ...Время незаметно ускользало сквозь пальцы как солнечные лучи, заглянувшие в открытые двери балкона. Вместе с последним теплом, оставшимся после жарких летних дней, в библиотеку заглядывал уже прохладный ветер. Но это дыхание ещё не ощущалось так сильно. Облокотившись на перила, спиной к залу, Ифань стоял у книжных полок с книгой в руках. Дыхание ветра, едва долетающее сюда, слегка шелестело чуть пожелтевшими от времени страницами этого старого издания, что наверняка хранится здесь уже не первый десяток лет. Текст всей книги был на английском, что никак не мешало пониманию и не приуменьшало чувство связи с автором сквозь время. В этой тишине особенно ясно звенели эхом слова, по которым пробегал взгляд. Всё за пределами библиотеки казалось таким далёким, пока здесь замедлялось время и память отдыхала от тревожащих ещё не так давно воспоминаний. Лучи незаметно блуждали по стенам и становились всё длиннее и тускнее, а ветер – всё холоднее, и только тишина ложилась на плечи невесомой шалью. В этой приятной тишине, уже давно ставшей неотъемлемой частью дома, однако, голос Тао прозвучал не так неуместно, как казалось бы. — Похоже, ты и без меня тут не скучал. — Я не заметил, когда ты поднялся, — ответил Ву, ещё какое-то время продолжая читать, но потом оглянулся. — Здесь я снова полюбил чтение, не буду скрывать. — Что на этот раз читаешь? — "A House of Pomegranates", — лишь слегка опираясь одной рукой на перила подъёма, неспеша спустился в зал. — Давно уже не читал что-то из классики в оригинале. — Я помню, как дедушка читал мне эти сказки в детстве. Он очень любил книги Оскара Уайльда, в этом мы с ним похожи, — от нахлынувших тёплых воспоминаний сама собой на лице появилась улыбка. Тао оглянулся на такой привычный, но всё ещё прекрасный вид на вечерний город, пока мысленно возвращался в то далёкое время, покрытое туманной дымкой непостоянства памяти. — В детстве я не всегда мог понять эту тонкую мораль, но чем старше, тем сильнее эта связь. Иногда мне кажется, что с годами, всё сильнее отдаляясь от воспоминаний о нём, я всё больше начал походить на мальчика-звезду. Стоило мне перейти ту черту, что удерживала меня от ошибки, и мои неосторожные слова ранили близких мне людей. И ровно как герой этой сказки, я утратил свою ценность, стал невзрачной тенью, которой не остаётся ничего, кроме как расплачиваться за ту боль, что чувствовали мои близкие. Может, так и правда...будет лучше? Если я останусь один... Оставив раскрытую книгу на столе, Ифань подошёл ближе и обнял его. От этой близости и теплоты сердце пропустило удар. Цзытао сомкнул эти объятия в ответ, прижимаясь ближе, и закрыл глаза. Сейчас для него существовала только эта тишина и тихое биение сердца совсем рядом, способное успокоить любую душевную бурю. — Это не так... Не все ошибки стоят того, чтобы платить за них. Не те, которые избежать невозможно... — мягкий успокаивающий шёпот разливался по телу теплотой и снова возвращал уверенность в своих силах. Что бы не случилось завтра, сейчас, в этот сентябрьский вечер, два сердца нашли своё маленькое мгновение вечности, хрупкое и мимолётное, но от этого не менее прекрасное. — Спасибо... что появился в моей жизни. Ты не стал одной из моих ошибок. — И никогда не стану, поверь... Лишь спустя несколько минут этой необходимой обоим тишины наконец разомкнули объятия. Ву неспеша прошёл к дверям балкона и закрыл их, отчего зал библиотеки погрузился в сумерки. — Ифань... — Да? — Какой тогда был день? Когда... Он ушёл. — 4 сентября. Тёплый, но дождливый вечер, который я не забуду.***
Четвёртое сентября и правда выдалось тёплым, но пасмурным днём. С самого утра над городом лениво проплывали редкие серые облака, что становились тяжелее всё ближе к вечеру, и отдалённо трещали слабыми раскатами грома, предвещая первый осенний дождь. И когда около половины четвёртого Дери покинул свой салон, где работал, на асфальт уже начали проливаться мелкие редкие капли измороси. Сильнее кутаясь в свою толстовку цвета кармин, быстрым шагом шёл до автобусной остановки. Едва успел только нырнуть под козырёк остановки, как телефон зазвонил – на экране отображался неизвестный номер. Но такое уже давно не удивляло его, поэтому уже машинально ответил, продолжая дожидаться автобуса. — Да, я слушаю. — Господин Кунхан, вы просили сообщить вам, когда Лу Хань придёт в себя. Если хотите с ним поговорить, можете приехать сейчас. — Спасибо, я скоро буду, — в этот миг напротив остановился автобус и парень быстро запрыгнул в него, занимая свободное место у окна. Транспорт тронулся с места, вновь набирая скорость, и в окно начали тихо стучать дождевые капли – всё сильнее и чаще, лишь немного разбавляя собой поток мыслей. В наушниках играла 'Restless Heart Syndrome' Green Day, слишком точно отображая смятение и усталость последних дней. Сложно было даже представить, что скажет и какой будет реакция на произошедшее, но... Сейчас, по правде говоря, почему-то всё это казалось таким незначительным. Об этом не хотелось слишком задумываться, ведь время уже не повернёшь обратно и это всего лишь факты, сухие и бездушные, как не посмотри. Вот почему, едва сойдя с автобуса на нужной остановке, привычно накинул капюшон и прибавил шагу. Уже через несколько минут, едва успев оказаться в приёмом отделении больницы, спокойно прошёл мимо регистратуры по коридору. Дверь в 217ю палату была слегка приоткрыта и Дери уже хотел было войти, но замер, едва услышав доносящиеся оттуда голоса. — ...Да что с тобой, Лу?! Почему ты отталкиваешь нас, будто мы – чужие для тебя? — Мне больше нечего сказать, Сюмин. Я не вернусь туда, так и передай Тао. Можете думать, что хотите, но я своего решения не поменяю. — Послушай, я могу понять – тебе больно от того, что Сехун уехал и... — Уехал?! Он бросил меня и даже не объяснил мне причину! Думаешь, я бы не понял его, скажи он мне всё прямо, глядя в глаза? Я был бы согласен ждать его хоть десять лет, хоть сто. Но он просто сбежал, как последний трус и этим предал мои чувства к нему. Теперь мне уже плевать, по какой причине он уехал – это не оправдает его в моих глазах. — Я мог бы попытаться объяснить его поступок, но тоже не понимаю этого, Лу. И всё же... Пусть так, но разве тебе так необходимо уходить? Зачем тебе избегать Тао?! Вы ведь братья и... — Мы братья лишь формально и если бы не та авария, я бы ушёл в свободное плаванье ещё год назад. Но из-за него мне пришлось так надолго застрять в этом порочном кругу. Если бы я ушёл ещё год назад, ничего из этого бы не случилось! Моё сердце сейчас оставалось бы целым и эта глупая детская влюблённость в Сехуна наконец смогла бы иссякнуть, так и не получив призрачных надежд! — Лу, послушай... — Уходи. Мне не о чём больше разговаривать с тобой, гэ. Оставь меня. Я устал от всего этого. — Что бы ты не говорил... Лу, ты всегда можешь вернуться домой. Тао так и ответит, я уверен. И ваши родители ответили бы также, будь они ещё с нами. — Но их больше нет. Оставь меня. От услышанного тело сковывал крадущийся по коже холод. Дери едва успел вовремя взять себя в руки и отойти от двери прежде, чем звук шагов её достигнул. К счастью, этот посетитель не заметил его присутствия, быстро уходя прочь. Ещё некоторое время стоя у двери, он никак не мог решиться войти. Этот разговор, который, казалось бы, должен был оставаться лишь между двумя собеседниками, тяготил своим грузом правды. Но, в тоже время, благодаря этим подслушанным словами некоторые моменты заметно прояснялись. Становилось понятным почему в ту ночь Лу был совсем один среди пустых улиц. Зная эту горькую правду, уже не получиться оставаться в стороне и делать вид, что они чужие люди. Хотя...сейчас они всё ещё чужие друг другу. Наконец преодолев этот внезапный страх перед неминуемым, Дери всё же тихо постучался и вошёл, закрывая за собой дверь. Хань сидел на краю кровати, спиной к двери, и не спеша листал какой-то блокнот. Однако почувствовав чужое присутствие, всё же обернулся и безразлично окинул взглядом вошедшего. — Ты ещё кто? — Вообще-то... Это я был за рулём машины. — Если ты пришёл только потому, что не хочешь проблем, можешь об этом не беспокоиться. Я не собирался заявлять на тебя в полицию, — Лу снова отвернулся, глядя на то, как дождевые капли стучаться в окно. — Я пришёл не только поэтому. — И зачем же ещё? — этот холодный, безразличный голос и нежелание поддерживать разговор слишком сильно отличались от того смутного образа пылко влюблённого счастливого парня, каким всегда видел его этим летом в компании любимого человека. От мысли о том, насколько сильно и глубоко всего одно предательство могло ранить, становилось не по себе. И даже мысли, что это не его дело, никак не мешали всё же преодолеть этот невидимый барьер и подойти ближе. Дери остановился прямо перед ним и склонился в знак извинения. — Мне жаль, что всё так вышло. Я не хотел, чтобы наше знакомство началось с этого. — Забудь, я даже не злюсь. — Если... Если позволишь... Я бы хотел приходить к тебе каждый день и узнать тебя лучше. Пожалуйста. Лу только вздохнул в ответ, наконец откладывая блокнот, и поднял взгляд. — Хватит уже кланяться, это напрягает. Если хочешь начать наше общение как полагается, для начала представься, ночной гонщик. Едва лишь подняв голову, Дери заметил протянутую к нему правую руку Ханя. В чужих глазах зияла пугающая пустота, а лицо не выражало никаких эмоций. Но и колкого холода в словах тоже не было, как до этого, вот почему уже увереннее пожал туго забинтованную руку. — Вон Кунхан, но все зовут меня Дери. — Сяо Лу Хань, можно просто Лу. — Разве не... — и сам не заметил, как чуть не сболтнул лишнего, но вовремя замолчал. — Почему моя фамилия не такая же, как у Тао? — всё равно понял его смятение Хань, мягко разжимая хватку. — Мы не родные братья. Я вырос в их семье, потому что его отец был виновен в аварии, где погиб мой отец. Я всегда... Был лишним в их идеальной картине семьи. — Наверное, не стоило спрашивать. — Это было так давно, что мне уже плевать. Как и на то, что будет с этим карточным домиком дальше, — Лу почесал пальцем кожу над верхней губой, ненадолго замолкая. После чего слегка похлопал ладонью рядом с собой. — Садись, не нависай. Дери присел на край кровати, по привычке откидывая капюшон, отчего его взьерошенные розовые волосы стали заметным пятном посреди холодного белого света палаты. На языке вертелся вопрос, который не знал, как лучше озвучить. — Лу, скажи... Почему ты всё-таки не хочешь туда возвращаться? В ответ Хань только тяжело вздохнул и на миг опустил взгляд на свою правую руку, стянутую бинтами. Левая рука была от ладони до локтя в гипсе. Не зная, как лучше объяснить, начал негромко напевать строки из любимой песни: — I need to find a place to hide You never know what could be waiting outside The accidents that you could find... — It's like some kind of suicide... — подхватил Кунхан, а когда их взгляды встретились, заметно увереннее добавил: — я знаю эту песню, как раз сегодня слушал, пока ехал сюда. — Это моя любимая песня. Я всегда слушаю её, когда мне больно и одиноко. Особенно в такие дождливые вечера, когда не могу уснуть, — признался Лу, и уже шёпотом попросил: — Можешь... остаться?