Правда ли ты птица счастья?

      Прошла уже неделя. Произошло столько всего за столь короткий срок.       Начинаем с организации. Теперь при суде рассматривали все показания, включая подробную биографию обвиняемого с учётом так же допроса близких. И уже десять монстров были признаны невиновными, два из которых правда попали в клинику, дабы избавились от чужого гнёта, но не было ни одной казни. Найт тогда пошутил на первом суду, что палачу придётся искать другую работу. Он в принципе был весел, сыпал аргументами в лицо судей без зазрения совести, находчиво опровергая и подтверждая высказывания. И периодически сам ехидно подмигивал, говоря, что знает что за тьма в душонках некоторых. Отжигал и на следующих судах, всё чаще через шутки доказывая невиновность.       Персонал тоже пересмотрели. Он обучил птицу задавать разные вопросы, чтобы понять, как проходит мышление у работников. Те, что предпочитают поступать радикально, без раздумий, что готовы рваться в бой — были отодвинуты. Птаха, правда, поначалу сокрушалась сокращениям, говоря, что так весь персонал уйдёт, но уже через пару часов сам научился задавать извилистые вопросы, выводящие на чистую воду. Почуял свой азарт, гадёныш.       Из счастливого — для детей теперь подыскивали родителей исходя из прочтения аур. Так для маленькой негодницы была найдена хорошая семья, что готова была приютить и подарить всё тепло маленькой озорнице. С ней он простился тепло и душевно, в ожидании её родителей, которых проверял повторно Дрим, задавая каверзные вопросы (вот правда — понравилось ему это дело. Скоро и поварам начнёт задавать вопросы на засыпку), сделав с малюткой браслеты из когда-то подобранных бусин из кладовки. Она гордо сделала ему синевато-жёлтый браслет, получив в ответ голубовато-розовый, и они долго обнимались. Да, было печально, что уже никто не обнимет со смехом посреди коридора, попутно не сбив с ног. Но это было правильно. Она должна была получить лучшую жизнь.       Так же персонал, прознав похоже, кто все мысли печальные рассеивает, стали улыбаться ему. Он уже свободно перемещался по коридору, и они порой могли с ним заговорить, обсуждая всё на свете. Забавные.       Для всех указом стало то, что теперь смертная казнь стала не единственным выходом для тех, кого осудили. И, похоже, им пришлось это по душе. Сложная… Очень сложная неделя… Нет, конечно, трудно было всем. И персоналу, и Найтмеру, и Дриму. Но, в отличие от осьминога, который всё еще оставался любителем каверзно пошутить, для Дрима самым тяжелым были отнюдь не сильные изменения, ситуация с судами и работниками, поиск для девочки семьи… Самым тяжелым было другое… Его дорогой Найтмер… Он сейчас наверняка играет в приставку со своим возлюбленным. Быть может, читает новую книгу или даже пишет фанфики. С буйным характером, низким голосом, острым языком… Этот монстр, который находится в его штабе сейчас… Он был так похож на него. Внешности нет, лишь пара деталь совпадала. Но во всём остальном… Почти точная копия. Некоторые вещи действительно нигде не меняются.       Дрим не мог спокойно работать, ибо черные мыслишки мешали спокойно жить. Как долго Дрим пытался убить своего Найтмера? Как долго он был влюблен в него?       Да что там, он и сейчас в него влюблен.       Но они не будут вместе. Нет. Не в этой Мультивселенной.       … А что насчет этого забавного монстра?.. Его брата? — Птица! — ворвавшись в кабинет, тут же огласил его своим весёлым криком. Он заметно повеселел, почувствовав себя тут свободнее. Он ушел за кофе две минуты назад, но сейчас был без него, зато активно задёргал за рукав. — Тебе такое покажу! — убеждённо закивал и тут же дёрнул вновь. Он не сдвинет эту махину с места, поэтому пока только так. — Пойдём!       Дрим почти подскочил от такого, и, будучи очень удивленным и заинтересованным, всё-таки последовал за таким радостным Найтмером. — Что с тобой? — Просто хорошее настроение.       А ещё то, что он, выйдя из своей спальни, был оглушён овациями от персонала, что подслушали его игру на скрипке. Впервые такая аудитория с давнего, давнего времени. Вот и воодушевился. Музыка всегда делала его похожим на Блуберри. — У меня есть кое-что, — хитро подмигнув, потащил его за край рукава в свою комнату, не терпелось как можно скорее показать то, над чем старался уже четыре дня, попутно выгоняя подслушивающих слуг.       Усадил его на кровать и с огромной скоростью подлетел к стоящему в углу футляру, что днём был скрыт шторой. И горделиво достал скрипку, улыбаясь заразительно широко. — Мы эту песню играли с Дримом. Он на флейте, я — на скрипке. Тебе точно понравится! — и приготовился. Расслабился. Прикрыл глаза, отдаваясь чувствам       Вначале застыл на пару секунд, будто прислушивался. И с первой же протяжной ноты было ощутимо, слышно, будто под мелодией скрипки были слова. Трогающие за душу, тихие и робкие. Печальные.       Но вдруг мелодия резко стала кричащей. Будто он пытался доказать что-то, протяжно воя и восклицая. Иной раз будто шептал, смотря грустно порой, открывая глаза. Смотря вперёд, будто считая кого-то виновном в том, что причинили боль.       И резко, будто удар, прозвучала следующая рябь, что создавала музыка. Стойкая, твёрдая, но быстрая, будто билась душа от ужаса и злости. И он в конце вскинул подбородок, ставя точку, крик.       Он играл искусно, твёрдо. Проезжал не по струнам, а по нитям души. Пытался сказать что-то, давая ощутить отчаяние в каждой кричащей ноте. Нагнетал, заставляя слушать, не отрываясь. Чтобы поняли, прочувствовали.       И резко убрал смычок, начав играть как на гитаре, дёргая струны пальцами, от чего создалась приглушённая мелодия. Как ожидание конца, осознание секунд обречённости. Чтобы вновь взорваться в крике, рассыпаться от напряжения, подобно осколкам.       Перейти в наполненную решимостью мелодию. Вот уже появилась лёгкая улыбка. Он остался один, но был свободен.       Кода закончил, оторвал смычок от струн, завершив длинную ноту — выдохнул. Улыбнулся, тепло и искренне. Пусть и печаль была ощутима в его глазах. — Как тебе?       Дрим отвернул голову, а из его глазниц одна за другой лились слёзы. И далеко не от хорошей или плохой игры. Нет… Он помнил, как ЕГО дорогой Найтмер любил играть на скрипке. Дрим закрыл рот рукой, сдерживая возможные всхлипы, вместе с этим параллельно вытирая слезы рукавом.       Душу почти рвало на части от этих чувств. Чувств любви, скорби, сожаления…       Ахнув, Найтмер быстро положил скрипку у стены, подбежав к птице. Конечно, песня душевная, но чтобы настолько…       От него ужасно сильно фонило печалью, горечью. Он тут же встал перед ним, обняв, принявшись поглаживать. — Что случилось? Прости, это слишком печальная музыка? Мне стоило сыграть другую?       Прижался плотнее, голову великана скрывая в объятиях.       Дрим крепко обнял Найтмера, прижимая к себе ещё ближе и гладя Кошмарика по спине и головке.       Он не выдержал и откровенно разрыдался, думая о своем брате. — Мне забрать негатив? Или ты хочешь поговорить об этом?       Кошмар впервые видел, чтобы эта птица плакала. Ещё и так горестно, что у самого душа сжалась.       Теперь он был так похож на его брата… — Это всего лишь скрипка, — потёрся о его плечо. Он не понимал, почему. — Позволишь узнать, что не так?       Дрим принялся вытирать своё лицо, стараясь успокоиться. — Н-найтмер… Я т-так давно не слышал э-эту игру на скрипке…       Промелькнуло в памяти то, что тот рассказывал, как брат птицы тоже играл на скрипке. И это ощущение тоски…       Какой же он дурак!       Вспомнились все те мгновенья, когда от хранителя исходила тоска. Стоило лишь улыбнуться, разыграть кого-то, сказать неласковое слово о ком-то… И сейчас он сделал то, что скорее всего сделал бы его брат.       Ох нет… — Прости, — он тут же чуть убрал руки, уже вытянутыми ладонями поглаживая по спине. — Прости, я забыл, что это напоминает тебе о… Я спрячу скрипку, отнесу в кладовку. Вот чёрт, даже не подумал, что это так сильно напомнит… Обещаю, скоро перестану мозолить глаза и давить. Уже завтра начну поиски другого хранителя и отправлюсь домой. Прости, что так…       Дрима после этих слов как будто током ударило и он резко прекратил плакать, расширив глаза. — Ч-что ты сказал? — Я больше не буду мозолить глаза и давить воспоминаниями, — сказали вновь. А после, чуть нахмурившись, посмотрел в глаза. — Ну… Как только я разберусь с хранителем негатива, и баланс восстановится — я вернусь в родной мир. Я же из-за этого сюда и попал. Моя задача была укрепить негатив, вернуть всё в норму. Меня там ждёт… Ждут дела, в моём мире. Жаль, конечно, что мы после не увидимся — с тобой было приятно работать, но…хей! Я не из вашего мира, мне нет здесь места, — и вспомнил о скрытом горе, чуть тише добавив. — Да и Кросс явно потерял… Так внезапно исчезнуть…       В этот же момент Дрим резко прижал того к стене, болезненно сжимая плечи старшего. — Ты никуда не уйдешь, Найтмер, — холодным и твердым голосом сказал он.       Взгляд Дрима в этот момент был пугающим. Пустым, холодным, одержимым. Он приблизил своё лицо к лицу Найтмера и также холодно произнес: — Я не могу ещё раз потерять тебя, брат.