Карлайл всегда боялся такого настроения Сесилии и почти жалел, что не обладает даром Эдварда и не может заглянуть в разум своей возлюбленной. Он знал, что Сесилия любит его, и знал, что в её прошлом было много боли и страданий. Он знал, что ещё ребёнком она была отвергнута матерью и сестрой. Знал, что кроме отца её никто не любил.
Отчасти поэтому он пытался показывать ей, как она дорога ему. Показывать, что она ― всё для него.
Но он боялся, когда она замыкалась в себе. Открываться ему ― всё равно что рвать на себе кожу, и Карлайл боялся, что однажды Сесилия просто не захочет этого делать. Что она устанет от попыток сжечь себя заживо откровением и выберет что-то ― или кого-то ― более простого. Кто не будет лезть в душу.
Каллен боялся этого, но и свои попытки раскрыть её для себя он не пытался прекратить. Как вампир, он был довольно эгоистичен и хотел, чтобы девушка, которую он любил, была узнана им «от» и «до». Понимал, что требовать этого слишком неправильно, особенно от девушки вроде Сесилии Свон, но не мог по-другому. Он хотел знать её. Знать её душевные шрамы, её травмы, на что она надеется, что она хочет получить от будущего, чего она боится ― это и сотни других вещей.
Он хотел узнать её изнутри.
За окном начиналась буря.
― Хорошо, ― согласился Карлайл, чувствуя, как внутри всё сжимается от неприятного предчувствия. ― Давай поговорим.
Сесилия поджала губы.
― Я не хочу, чтобы то, что я расскажу, как-то отразилось на нас, ― проговорила она, глядя в упор в золотистые глаза.
― Конечно, не отразится, ― удивлённо проговорил Карлайл и мягко улыбнулся. ― Сесилия, кроме нас самих, ничто не может отразиться на нас.
Свон усмехнулась и покачала головой. Она не знала, с чего начать — мысли разлетались, путались, взгляд цеплялся.
― Помнишь… ― наконец прошептала она, решив начать сначала. И представить, что она говорит это не Карлайлу. Возможно, Авроре… Мать Бьянки и её лучшая подруга, но она так и не узнала до конца, что произошло с Сесилией. ― Помнишь, я говорила, что у меня был парень раньше? ― Карлайл не ответил, только кивнул, но когда Сесилия не продолжила, то сказал:
― Помню. Он скинул тебя в лестничный проём.
― Да, ― быстро согласилась Сесилия, нервно заламывая пальцы. Руки у неё тряслись. ― Но всё было куда сложнее, чем одно падение.
Она снова замолчала. Карлайл запасся терпением ― ему оно понадобится на этот вечер. И надо подальше убрать жалость и сочувствие — Сесилия этого не потерпит, да и не этого она ждёт. А что же тогда?
Она порывисто выдохнула и наконец решительно посмотрела ему в глаза. Холод и сталь, ничего больше.
«Я расскажу историю не ему, и это будет история не обо мне, ― подумала она. ― Я расскажу Авроре фильм про девушку, которую не знаю».
― Мы встречались год, его звали Оскар. Оскар Уолш ― возможно, именно поэтому я обратила на него внимание — инициалы как у моего любимого писателя. ― Сесилия усмехнулась. ― Он был пустым человеком. У него был странный «туалетный» юмор, он не читал книг, не интересовался образованием или искусством. Единственное, что беспокоило Оскара на тот момент, — почему ему шестнадцать, а он ещё девственник.
Её тон был неопределенно пустым. Сесилия не смотрела на Карлайла. Её глаза были прикованы к собственным пальцам, и выглядела она почти задумчивой. Как будто её здесь не было.
― Тем же самым аргументом он убедил меня сделать это. По его словам, уже все наши друзья занимались сексом, а мы нет. Я всегда считала, что опережаю своих сверстников по развитию. Тогда почему бы не стать совсем взрослой?
В последний момент, уже разведя ноги, я поняла, что совсем не готова к этому. Пусть у меня был самый высокий IQ в школе, я решила, что с этой ступенью взросления стоило повременить. Оскар старательно пытался вскрыть упаковку с презервативом, и серебристая этикетка оказалась у него в зубах как раз тогда, когда я подумала, что не хочу этого. Я хотела возразить, и я знаю, что он бы послушался, но… ― Сесилия помолчала, но Карлайл понял и не стал переспрашивать. ― А он дружелюбным голосом пошутил, что столько стараний, и жаль будет, если ничего не получится. Это было сказано не мне, а просто, чтобы разрядить обстановку. Я подумала, а ведь и правда жалко. И кивнула. А через четыре недели вдруг выяснилось, что Оскар перестарался, открывая упаковку зубами.
Я… даже сейчас я помню эти омерзительные разговоры наизусть. Они были типичные, будто бы взятые из пособия по «мудаковедению». «Ну куда нам с тобой ребенок. Мы сами ещё дети. Нам по шестнадцать. Ты должна». Помню тот необычайно холодный день. В то утро я выпила эспрессо с карамельным сиропом, купила серебристое платье, которое никуда так и не надела, и сказала Оскару, что ходила на приём к врачу без лицензии, чтобы из меня достали ребёнка. Мне было пятнадцать.
Сесилия замолчала. Она тяжело сглотнула, и слова остались горечью на языке. Ей казалось, что её вот-вот стошнит. Голова кружилась, перед глазами плыло. Чтобы не упасть, пришлось опереться правой рукой о стену. Левой — прикрыть рот, чтобы сдержать подкатывающий к горлу приступ тошноты. Мраморная плитка под ногами, казалось, пустилась в пляс. Не было больше чётких прямых линий — они извивались и изгибались, готовые убежать, лишь бы не дать на себя наступить. Потолок же, напротив, давил, опускался вниз, будто хотел поменяться с полом местами, но перед этим — подмять её под себя.
― Ты сделала? ― спросил Карлайл, чувствуя недосказанность в её словах. Сесилия стиснула зубы. Его беспокойство делу никак не поможет.
― Нет. Когда я захотела, я…― Она запнулась, потом сделала вдох и выдох. ― В больнице меня встретил Джексон. Оказывается, он следил за мной какое-то время. Вампир с красными глазами. Я его не знала, но он убедил меня, что поможет, что аборт не выход. Сказал, что он не знает меня, но уже любит, и что я буду в безопасности рядом с ним и никогда не пожалею, что выбрала его. И я поверила. Поэтому, наверное, и передумала в последний момент. Я хотела скрыть это ото всех, но Рене позвонили из больницы, я же была несовершеннолетней. От нее узнала Белла, а уже она сказала моему парню. Конечно, ему это не понравилось. Он боялся, что я подам на алименты, буду что-то требовать с него. Если бы он знал, насколько стал мне безразличен… Между этими разговорами прошло какое-то время, и мне почему-то показалось, что во второй раз он был даже расстроен. Примерно тогда он и начал принимать наркотики.
Сесилия выдохнула.
― Вряд ли он понимал, что делает. Я хочу в это верить, по крайней мере. И хотя я сбежала, в последний момент Белла увидела направление в больницу, она часто лазила в мои вещи, потому что умела быть незаметной, в отличие от Рене. Белла сказала Оскару, куда я поехала ― не знаю, на что она надеялась. А он сделал то, что сделал бы и настоящее чудовище, и невменяемый больной человек, каким он и являлся. Он скинул меня в лестничный проём. Я сломала руку, обе ноги и потеряла, наверное, единственное, что было важным в моей жизни. ― Сесилия сжала руку на животе. ― Но мой… Джексон был рядом. Он помогал и поддерживал меня. Даже когда я сказала матери, что сделала аборт и она возненавидела меня. Рене решила, что я достаточно опозорила её, уже сбежав с каким-то богатым мужчиной, и она заперла меня в доме. Я же не могла толком ходить, но мне хватило сил дойти до ванны. Я попыталась покончить с собой.
Сесилия старалась не моргать. Каждый раз, когда перед глазами было темно, на короткое мгновение она видела эти картины снова. Она не сомневалась, что сегодня не раз ей приснятся кошмары.
― Джексон спас, он почуял кровь. Я не запоминала вещи, но он выбил дверь, замотал мне запястья полотенцем и вынес из дома в своей куртке. Джексон делал всё для меня, а я только плакала, и страдала, и пыталась убить себя, и кричала на него. Но за полтора года он сделал из меня человека. Но кое-что изменить он был не в силах. ― Свон грустно покачала головой. ― В последний раз, когда я видела Рене, она кричала, что для меня больше нет места в её доме. И я ушла к Джексону. Я была для него как сестра и дочь одновременно. Маленький человек, о котором надо заботиться.
Сесилия услышала звон в ушах, который превратился в крик: «Тогда это больше не твой дом! Вернёшься — я тебя больше не пущу! Грязная недоношенная стерва! Это не твой дом, а ты больше не моя дочь! Потому что ты выбрала его! Жалкое ничтожество! Ты выбрала предательство!»
― А потом я решила переехать к отцу, который боялся за меня. Чтобы он не был одинок. А Белла со мной. Моя бесхребетная сестра, которая была согласна с матерью во всём, что та мне говорила. Я видела её каждый день и хотела, чтобы её не было.
Сесилия потёрла внезапно ставшие слишком холодными руки. Она прижала пальцы к груди. Ей казалось, что внутри у неё растёт ощущение холода, как при прикосновении к трупу. В её груди оставалось свежее ощущение заражения. Но это казалось… уместным. Есть определённые вещи, которые должны причинять боль.
Когда ты разрываешь свою душу на части, ты должен это чувствовать.
― Я никогда не прощу их за годы боли, одиночества и страха. Всё, что не должен испытывать ребёнок от своих родителей, я испытала. И то, что я могла потерять, я уже потеряла. Я сделала ошибку и сейчас… и сейчас я могу лишь попросить бессмертную жизнь, чтобы вечно развиваться, вечно становиться лучше, узнать всё на свете. Жить свободно. Джексон приучил меня к холоду. Доказал, что у людей с холодными руками может быть горячее и большое сердце. Ты это только подтвердил. Ты холоден, но у тебя доброе сердце, большое и горячее. Сердце, полное любви ко мне. И я чувствую это. Я люблю тебя, Карлайл.
К горлу подступил тугой комок — чёртова тошнота вновь невовремя накатила! Рефлекторно прикрыв рукой рот, Сесилия сглотнула и сделала вид, будто сдерживает зевоту.
― Карлайл, я это к тому… Как бы мне ни было больно признавать это, но я не знаю, смогу ли я любить так же сильно, как могла любить до того. Той девочки… её больше нет. Она давно умерла. Но вместе с этим… Я люблю тебя настолько, насколько могу. Я… Это прозвучит грубо, Карлайл, и я прошу понять меня правильно. Я знаю, что возвожу определённую дистанцию между нами, и тебе это не нравится. Я тебя люблю… Но это не значит, что я тебе доверяю. Если я буду тебе доверять, ты увидишь всю меня ― покалеченную, сломанную, все мои пороки, моих демонов и шрамы — всё это станет тебе доступным. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Я не боюсь, что ты меня разлюбишь или вроде того, но… Открываться кому-то для меня всё равно что заживо сдирать с себя кожу. Для меня это настолько безумно сложно… Но я не хочу потерять тебя из-за этого.
Усталость изображать не пришлось. Разговор полностью её уничтожил, хотя казалось, больше этого сделать было нельзя. Всё-таки Сесилия была права: у неё не было врага страшнее, чем она сама.
Грудную клетку сдавливало будто тисками — лёгкие, как бы Сесилия ни старалась, не могли наполниться воздухом; дышать приходилось прерывисто, мелкими вздохами. Голова кружилась так сильно, что почти невозможно было устоять на ногах. И одно лишь упрямство не давало ей сдаться.
Этого Карлайл вытерпеть уже не мог. Он подошёл и взял её за плечи. Ноги у Сесили подкосились, и они вдвоём опустились на кухонный пол. Больше не сдерживая себя, Каллен погладил её по волосам и поцеловал в висок. Сесилия не смотрела на него, предпочитая рассматривать их ноги. Перед глазами мельтешили чёрные точки, в ушах шумело, словно она стояла посреди взлётной полосы.
― Грустных людей никто не любит? ― спросил Карлайл, побуждая её к дальнейшему откровению. Говорить было проще, когда она его не видела. О том, какие эмоции сейчас отражаются в золотистых глазах, Сесилия предпочитала не думать. Голова болела. Перед глазами плыло, словно воздух в квартире был раскалён, как в жаркой пустыне.
Она неопределённо кивнула головой. Душу калёным железом жгла горечь. Карлайл впервые видел её такой: взволнованной, испуганной и в то же время решительной.
Девушка почувствовала, как расслабляется под его прикосновениями, когда его пальцы пробегали вниз по её рукам, по ладоням и вверх по позвоночнику.
― Да, нечто вроде этого.
― Ты знаешь, что я люблю тебя? ― вдруг спросил он мягко.
Сесилия не ожидала этого. Она вообще не знала, какой реакции на свои признания ждёт. Почему-то ей казалось, что эта правда о ней будет за гранью сознания Карлайла, и он просто молча уйдёт. Она не верила в такой вариант развития событий, но он казался ей самым вероятным из всех.
― Да.
От удивления, Сесилия даже решилась взглянуть на него. Карлайл ослабил галстук. Эмоции и чувство беспомощности душили его, не давая спрятаться за привычной маской.
― И, как у вампира, моя любовь к тебе абсолютна, ― продолжил он так счастливо и так искренне, что лишь одна эта фраза придавала Сесилии сил.
― Я сломленная и уродливая. Я не могу позволить тебе это увидеть. ― Она облизнула губы, лихорадочно бегая глазами по комнате, будто в бреду.
― Это неправда. ― Карлайл закрыл глаза, изо всех сил стараясь контролировать голос, который всё равно предательски дрожал. ― Ты прекрасная и сильная, просто с тобой случилось много плохих вещей. Знаешь, я иногда думаю о твоей дружбе с Джексоном… Я безумно рад, что он был рядом и помогал тебе, что ты ему доверяешь и у тебя есть друг вроде него. Кто-то, кому ты безгранично доверяешь. Я хочу стать для тебя таким человеком. Помнишь, ты как-то сказала, что после всего именно Джексон заставил тебя верить, что ты прекрасна и достойна любви.
Она холодно усмехнулась, схватилась за волосы и сжала их у самых корней. Молчала около двух минут, хотя вопрос был самым простым из тех, что задавали ей в последнее время. Когда Карлайл аккуратным, но уверенным движением расцепил её пальцы, вытаскивая их из волос, она наконец кивнула.
― Да.
― Так вот, ты прекрасна и достойна любви. ― Он поджал пересохшие губы. Сесилия сцепила перед собой пальцы, сжав их до побелевших костяшек. Карлайла напрягло такое желание причинить себе боль, словно без этого Сесилия не могла оставаться в сознании. ― Я люблю тебя больше жизни, больше всего мира. Я никогда не испытывал к кому-то таких чувств. Мне больно от мысли, что ты считаешь, что тебя нельзя полюбить целиком и полностью. Можно. И я это сделаю, я делаю это прямо сейчас. Я вижу, как ты сгораешь от гнева, и могу по глазам определить, когда ты в ярости настолько, что способна убить. Но от этого моя любовь к тебе не становится меньше ни на йоту. Я не буду требовать, чтобы ты открылась мне немедленно. Делай это постепенно, по собственному желанию. У меня есть много времени, чтобы ждать. И ни о чем не переживай. В конце концов, сегодня дистанция между нами стала немного меньше.
Он обнял её за плечи одной рукой, прижал ближе, уткнулся носом в висок, а губами коснулся её уха. Вторая рука легла ей на бедро. Сесилия судорожно схватилась за рубашку на его груди. Свон осмелилась поднять взгляд на Карлайла и увидела по его глазам — он запутался, уже не знал, что делать, во что верить, как дальше быть.
― Ты должен знать, что я очень сильно тебя люблю, ― сказала она, с трудом находя силы заглянуть в золотистые глаза. В них не было ничего, кроме любви к ней. Возможно, это то единственное, что она хотела чувствовать сейчас ― что её любили. ― Вопреки всему тому, что я могу делать и говорить, или наоборот ― не делать и не говорить… Я люблю тебя.
Карлайл улыбнулся ей. Погладил по щеке костяшками пальцев, стараясь сильно не нажимать, чтобы не оставить заметный след. Он ждал, что она заплачет, но глаза Сесилии оставались сухими. В них была обречённость. Она ждала, что он уйдет.
Карлайл прикоснулся сухими губами к её в легком поцелуе.
― Я знаю. Я никогда в этом не сомневаюсь, Сесилия, никогда, ― твёрдо повторил он. ― Я никогда не оставлю тебя, любовь моя, ― проговорил он и поцеловал её по-настоящему. Он не знал, захочет ли она после болезненных воспоминаний оказаться близко к нему, но Сесилия обняла его и прижалась ближе.
С Карлайлом она чувствовала себя живой. Словно наконец могла вздохнуть полной грудью после всех лет, потраченных лишь на выживание. Ей казалось, что она словно птица, крылья которой подрезают всё короче и короче, пока та вовсе не потеряет способность летать.
Карлайл обнял её за плечи, прижав к себе. Его губы обрушились на её. Сесилия почувствовала, как он взял её на руки, и внезапно она оказалась прижатой к кровати. Сесилия почти не почувствовала вампирского рывка. В собственной спальне стало спокойнее и уютнее. Свон понадеялась, что сможет заходить на свою кухню, не вспоминая каждый раз прошедший разговор. «Свою» ― надо было запомнить это слово. Не чувства управляют ею, а она чувствами. Сесилия подумала об этом и решила забыть обо всём, кроме одного вампира.
В каждом движении Карлайла чувствовалось желание. В том, как жадно его руки скользили по её телу. В его прерывистом дыхании, которое она чувствовала на своих губах. Вцепившись пальцами в его рубашку, она закрыла глаза и поцеловала его в ответ.
Поймав рукой её подбородок, он скользнул пальцами к основанию шеи девушки, слегка запрокидывая голову и углубляя поцелуй. Сесилия вжималась в него всем телом, и, обвив руку вокруг её талии, Карлайл притянул её ближе к себе.
Весь остальной мир перестал существовать. Её прошлое перестало существовать. Сесилия жадно отвечала на его поцелуи. Ей хотелось полностью раствориться в нём. Сесилия обвила ноги вокруг его бёдер. Она запустила пальцы в его волосы и почувствовала, как его зубы прошлись по губам и языку. Ядовитые клыки. Свон не вздрогнула.
Это было похоже на падение. Казалось, все границы стерлись. Сесилия уже не понимала, где заканчивалась она сама и начинался он. Лёгкие девушки горели, но она не могла заставить себя разорвать поцелуй. Она прервала поцелуй всего на мгновение, чтобы оглянуться по сторонам, и затем снова прижалась к губам Карлайла. Он рывком стянул с неё кофту. Она расстегнула его брюки.
Сесилия уже была готова к нему. Она впилась ногтями в спину Карлайла, когда он вошёл в неё. Кончики пальцев тут же пронзило неприятной болью при столкновении с чем-то настолько твёрдым, но Сесилия лишь крепче сжала руку на каменной спине.
В её голове не осталось места для других мыслей. Касаться кожи Карлайла. Двигаться вместе с ним. Чувствовать его. Весь мир словно сжался до одной-единственной точки. Остался только Карлайла, его глаза и руки, биение ее сердца. Сесилия ещё теснее прижималась к нему и целовала, пока хватало воздуха.
Его взгляд не покидал её лица:
— Так хорошо?
Она едва слышно вздохнула и кивнула. Потому что так и было. Не было никакой боли.
— Хорошо, — ответила Сесилия, сжимая его плечи в ладонях.
Карлайл опирался на предплечья, и его руки обрамляли её лицо, а пальцы зарылись в волосы. Прислонившись своим лбом к её, он начал двигаться. Темп его движений не был быстрым, но не сбивался ни на секунду, и Сесилия, задыхаясь, подавалась ему навстречу бедрами.
Это было безумно медленно. Он смотрел ей в глаза, пока она не ощутила, как их души соприкоснулись.
Он снова поцеловал её, коснувшись ладонью между её ног. Карлайл углубил поцелуй, когда его пальцы нашли чувствительную точку между её бедер. Дыхание Свон сбилось, когда она почувствовала, как всё её тело напряглось от этого прикосновения.
Он целовал её, прижимая крепче, и это было похоже на начало чего-то, что будет существовать вечно.
После ещё несколько минут они лежали в тишине, прижавшись лбами друг к другу и тяжело дыша.
Карлайл поцеловал её между бровей, очерчивая пальцами лицо. Затем провёл руками по телу, внимательно рассматривая каждый сантиметр кожи. Сесилия знала, что он искал. Он и раньше видел, просто сейчас хотел понять ― какой шрам к чему относится.
На груди нашёлся практически незаметный шрам, который остался после того, как Рене ударила её по груди… чем-то. Сесилия этого не запомнила. Чуть ниже, на животе ― шрам от скальпеля, которым её ударил Томас О’Нил. Почти у самого низа живота ― незаметный для людей, но явственный шрам после её падения в больнице, когда ей делали экстренный медицинский аборт. Мелкие шрамы украшали бедра ― она часто падала, когда буквально заново училась ходить после того, как кости в обеих ногах срослись. Руки, наверное, были самым сложным местом ― две почти ровные симметричные линии на обеих руках — после того, как она вскрыла вены в ванной. Джексон тогда всё угрожал запретить ей смотреть сериалы ― именно оттуда она узнала, что резать лучше вдоль. И на левом запястье вампирский укус.
Карлайл сомкнул ладонь вокруг её запястья. Вторая рука Карлайла легла ей на шею, и он притянул её ещё ближе к себе, накрывая губы поцелуем. Её поцелуи были на вкус как лёд и грех.
Он целовал её, и она отвечала на его поцелуи. Это не было утешением. Это было утверждением.
Поднеся руку к его лицу, девушка провела пальцем по его скуле.
— Мне кажется, я почти выучила наизусть твои черты. Особенно твои глаза.
Уголок его рта дёрнулся, пока он водил пальцами по шрамам на её запястье.
— Я тоже выучил наизусть твои. — Он вздохнул. — Я должен был знать… В тот момент, когда я впервые взглянул в твои глаза, я должен был знать, что мне больше никогда не удастся жить без тебя.
Сесилия слегка улыбнулась и прикрыла глаза. Она прижала ухо к его груди.
— Я всегда думала, что глаза — моя лучшая черта.
— Одна из лучших, — ответил он тихо. Улыбка Сесилии стала почти довольной, но Карлайл чувствовал, что она безумно испугана. Содрав с себя кожу, Сесилия поняла, что натворила. Карлайл вплёл свои пальцы в её волосы и прижал их лбами друг к другу, ощущая, как всё её тело тряслось.
***
Карлайл обычно старался не будить Сесилию, когда уходил утром, но не поцеловать её в щёку или не коснуться хотя бы кончиками пальцев всегда было выше его сил. Особенно он не хотел будить её, если ей снились кошмары и она не спала ночью. Но после их разговора он перестал сдерживать себя ― понял, насколько важно Сесилии чувствовать себя любимой, важной, необходимой; и что она никогда не попросит об этом тоже понял. В некотором роде, её поведение было почти детским ― не говорить, чего она хочет, надеясь, что другой человек догадается сам, если она ему дорога. Но Карлайл понимал, что после того, как её желания игнорировались годами, сложно вести себя по-другому. Поэтому теперь он перестал бояться нарушать её личное пространство.
С того момента, как Сесилия содрала с себя кожу, прошло уже семь дней. И Карлайл явно видел, что она была не в порядке.
― Мм… ― пробормотала Сесилия с лёгкой улыбкой и обняла Карлайла за шею. ― Куда?
― На работу, ― улыбнулся вампир, поворошив ей волосы носом. ― Это ты учишься заочно, а я работаю в режиме настоящего времени.
Сесилия негромко фыркнула, отпустила его и повернулась на бок, начав рассматривать вампира.
Карлайл был невероятно элегантным, стройным, но при этом по-своему мускулистым. Под одеждой и медицинским халатом сложно было угадать литые мышцы, но в более свободной одежде ― и уж тем более без неё ― они прекрасно прослеживались. Вместе с тем вампир казался ей слишком измождённым. Его кожа была бледной, как мрамор. В тусклом утреннем свете он казался нереальным, словно только что сошёл с картины именитого художника. Его золотые глаза делали его облик жутким.
Но Сесилия не боялась вампиров. Уж точно не этого.
― Зачем? ― вопросительно протянула она, наблюдая за тем, как Каллен завязывает галстук.
Он просто смотрел на неё, улыбаясь, наслаждаясь тем, что она была рядом.
― Интересный философский вопрос, ― усмехнулся Карлайл.
― Ты вампир с состоянием в несколько миллиардов долларов. Зачем тебе работать?
― Тридцать четыре миллиарда, ― поправил он. ― И это приятно — быть чем-то занятым.
Сесилия повернула голову ровно настолько, чтобы Карлайл мог видеть её профиль. Выражение её лица было тщательно скрыто, но Карлайл видел, как она сомневалась.
― Ты можешь быть занят мною, ― наконец произнесла Сесилия, и Каллен заметил, как дрогнули её пальцы.
В её глазах был собственнический ужас, когда она смотрела на него… в том, как она прикасалась к нему… словно ожидая, что это будет последний раз, когда она его видит. Карлайл всегда чувствовал вину за этот взгляд ― даже если он не был причиной всему этому.
Карлайл улыбнулся, подошёл к ней и взял за руку, присаживаясь на кровать. Сесилия посмотрела на него с тем же самым горьким и смиренным выражением, которое было у неё в самом начале их отношений. Свон будто находилась в постоянном напряжении, ожидая того, что считала неизбежным.
― А ещё я слежу за Джаспером. Ты помнишь, да? ― произнёс он.
― Никогда не думала, что буду ревновать своего парня к его приемному сыну, ― наигранно весело фыркнула она. Карлайл покачал головой. ― Тебе не нравится это слово, я помню.
― Я уже давно не парень. И не молодой человек.
Сесилия посмотрела на него.
― Мой мужчина?
Она запустила пальцы в его волосы. Он закрыл глаза и опустил подбородок ей на ключицу.
― Скорее дедушка, ― хмыкнул вампир. ― Придумай что-нибудь пооригинальнее.
― Если я буду называть вещи своими именами, то меня не поймут окружающие. ― Говоря это, Сесилия не смотрела на Карлайла. Её голос был низким и дрожащим.
Вампир повернул её голову к себе. Для Каллена теперь было невероятно важно сохранять с ней зрительный контакт, даже когда они говорили о какой-то неважной вещи или просто шутили. Так он мог отслеживать её эмоции, мысли и чувства.
― И какое же у меня «своё имя»?
― Любовь всей моей жизни. Моя истинная любовь. Моё предназначение. Тот, ради кого я родилась. ― По мере того, как она говорила, её глаза постепенно расширялись, а с лица спадала сдержанная маска. Сесилия посмотрела куда-то вдаль через комнату, но Карлайл взял её за подбородок и повернул к себе.
Карлайл почувствовал, как её челюсть задрожала под его пальцами. Его рука поднялась, чтобы схватить её лицо, и он притянул её к себе. Его пальцы запутались в её волосах, а ладони ласкали её щёки. Его рот горел. Он целовал и целовал её.
Он целовал её так, словно умирал с голоду, словно тонул. Его язык, зубы и губы прижимались к её губам. Её губы коснулись его губ, и Сесилия укусила его. Его язык скользнул по её нижней губе и под неё. Как будто он пытался слиться с ней или поглотить.
Его пальцы касались её ушей, а большие пальцы ласкали изгибы её скул. Она обвила руками его шею, встречая каждое движение его губ. Карлайл судорожно вздохнул у её рта и почувствовал, как она дрожит. Он целовал её до тех пор, пока девушка не забыла про отчаяние в своей крови.
Отстранившись от него, Сесилия более бодро спросила:
― Во сколько у тебя перерыв?
― Где-то в семь, ― припомнив расписание пар, ответил Карлайл. В Итаке было так же тихо, как и в Форксе, поэтому иногда в больнице выдавались ужасно спокойные медленные дни. Позвонила Элис и сказала, что в ближайшие дни будет то же самое, поэтому Карлайл собирался под видом болезни ненадолго взять выходные. Он должен был, хотел быть рядом с Сесилией так долго, как это было возможно.
― Я приду. Сделаю вид, что принесла тебе обед, мм? ― взволнованно спросила она.
После откровенного разговора она стала более тихой, какой-то будто покорной: она мало говорила, волновалась, задавая пустяковые вопросы, но ― и это радовало Карлайла ― всё время при возможности жалась к нему, обнимала, тянулась за поцелуем. Каллен с радостью давал ей и это, и многое другое.
Сесилия была неумолимой, как смена времён года. Зима прошла, но весна оказалась робкой и неуверенной. Карлайл ждал, пока наступит лето. В конце концов, он полюбил Сесилию за её характер, а никакие временные сомнения не могли его изменить. Она была с ним и не собиралась уходить, и Карлайл собирался доказать ей, что настроен не менее решительно.
Он думал, что лучшим вариантом будет сделать ей предложение, но не хотел, чтобы это выглядело так, словно он делает это из жалости или других чувств, помимо любви. В его глазах это было способом привязать Сесилию к себе, связать её с собой, и это его тоже не радовало. Он не хотел, чтобы предложение руки и сердца выглядело как отчаянная мера. Сесилия всё ещё в смятении от того, что призналась ему во всём, и встать перед ней на одно колено ― вызвать ещё большее смятение и сотню сомнений. Когда всё это уляжется, забудется, а они с Сесилией успокоятся, тогда он сделает то, что хотел. Но пока надо подождать.
Он мягко улыбнулся ей, поцеловал в губы.
― Буду рад тебя увидеть.
Выйдя из дома, Каллен привычно оглянулся. В их гостиной зажёгся свет — значит, Сесилия встала. Он направился к гаражу, на ходу доставая ключи.
Ему хотелось кричать.
Он изо всех сил делал вид, что ничего не изменилось, но правда была в том, что это было не так. Изменилось всё.
Во-первых, Сесилия ему доверилась. Полностью, пусть это и было для неё жутко болезненно. Это было важно для Карлайла ― услышать её историю. Конечно, она рассказала лишь то, что случилось до, но Сесилия не сказала, что было после. Те годы, что она жила с Джексоном, потом появление Авроры, её смерть, рождение Бьянки ― эти истории всё ещё оставались покрытыми тенью, однако Карлайл к ним и не стремился. Хватит того, что он узнал от Сесилии про её бывшего парня и отношения в семье.
Её ненависть к Белле стала теперь простой и понятной в глазах Карлайла ― даже оправданная. Младшая дочь, которую инфантильная ветренная мать любила больше, которой уделяла больше времени, при этом совершая психологическое насилие над старшей. Хотя, вероятно, простое насилие тоже было. Если всё было так плохо.
Во-вторых, Сесилия пусть и доверилась ему — и Карлайл считал это невероятно важным для их отношений, — теперь она думала ― ждала, ― что он её оставит. Выкидыш для любой девушки весьма болезнен, а учитывая, какой была Сесилия и в какой ситуации это произошло, неудивительно, что в её душе и сознании всё сломалось. Но причина была не только в этом, скорее всего.
Сесилия, вероятнее всего, считала себя опозоренной этим. Не перед людьми и самой собой, а перед ним, перед Карлайлом. Перед тем, кто любил её. Считала, что если позволила подобному случиться с собой, то не заслуживает его любви. Грустных людей никто не любит, но Сесилия была больше, чем сломленной ― её разрушили, разбили, как дорогую статуэтку, а потом Джексон склеил её, как мог, но она уже не станет прежней.
Она верила, что не заслуживает такой сильной любви. Что её любить так нельзя, и как бы ни развивались их отношения, она будет сомневаться в этом. Карлайл не собирался винить её в этом. Эти мысли были выращены в Сесилии из-за отношений других людей к ней ― насилие матери, равнодушие и потакание матери сестрой, её отношения… Карлайл подумал: а можно ли считать случившееся с Сесилией изнасилованием?
Сесилия верила, что, узнав о её прошлом, о её проблемах, Карлайл не станет тратить своё время на то, чтобы помочь ей. Ведь намного проще было бросить её и найти другую девушку, которая не тащит в себе психологические и физические травмы. Что же, для кого-то так действительно могло быть проще ― но не для Карлайла. Сесилия была его жизнью, и она же давала этой жизни смысл — ничто и никто более не был так важен.
Карлайл попробовал оставить чувства и подойти к этой проблеме с медицинской точки зрения. Сесилия сама признавала, что была больна. Но болезнь можно вылечить и Карлайл верил, что мог помочь Сесилии. Ведь один раз Джексон ей помог, а она сейчас была куда более сильной, чем тогда. Да, у её друга-вампира ушло на это целых три года, но у него получилось. Неужели Карлайл с его любовью к ней, которую он позиционировал как абсолютную, не сможет сделать то же самое? Не сможет доказать любимой девушке, что она действительно любима, важна и нужна, сколько бы шрамов ни было у неё на душе и на сердце. Это было частью её прошлого — любовь Карлайла к ней это не умоляло.
Нужно просто было… время. Нужно только время. Сесилия сама переживёт своё откровение и станет относиться к этому немного проще или хотя бы спокойнее. Карлайл сможет выровнять их отношения и убедить Свон в том, что он не собирается её бросать. Разве это было возможно? Сесилия была всем для него, он не мог без неё жить.
Карлайл посмотрел на их окна ещё раз, прежде чем сесть в машину. Сесилия в последние дни выглядела так, словно её выпотрошили, и это причиняло боль.
***
То и дело вампир бросал быстрые взгляды на часы. Когда стрелки вплотную приблизились к отметке семи вечера, он коротко объявил о начале перерыва, первым направился к двери. Студенты непонимающе переглянулись. На их памяти, новый преподаватель ещё никогда не позволял себе такого. Но пренебрегать возможностью для отдыха никто не собирался. Едва Карлайл коснулся дверной ручки, как студенты за его спиной зашевелились.
Сесилия стояла чуть в стороне и говорила о чём-то с ректором, но, заметив движение краем глаза, посмотрела на Карлайла и улыбнулась ему. Она была красивой — Карлайл отмечал это каждый раз, и каждый раз она казалась ему ещё более прекрасной. Что бы ни происходило в её душе, Сесилия не позволяла себе выглядеть неопрятно или недостойно. Вот и сейчас она была в платье-рубашке чёрного цвета, с завитыми волосами и в пальто цвета кофе с молоком. На несколько секунд Карлайлу показалось, что у него перехватило дыхание. Со стороны Сесилия казалась счастливой, спокойной, и Каллену очень хотелось, чтобы так было на самом деле.
Попрощавшись с ректором, Сесилия подошла к нему.
― Привет. ― Улыбка Свон получилась усталой. Карлайл ласково сжал её руку. ― Ужин, как и обещала. ― Она кивнула на тёмный плотный пакет, из которого шёл замечательный запах.
― Спасибо. ― Хотя Каллен есть и не собирался, не поблагодарить её он не мог. И, в конце концов, он был рад, что она пришла. ― Нам надо найти место, где ты сможешь меня покормить.
― Надо. ― Сесилия вдохнула и доверительным шёпотом заявила: ― Иначе я скомпрометирую тебя перед студентами, поцеловав прямо здесь.
Они расположились в кабинете Карлайла, и оставалось надеяться, что их никто не побеспокоит.
― Не обижайся, но пахнет довольно пресно, ― отметил Каллен, смотря на то, как Свон раскрывает принесенный для него ужин. Несоленые и переваренные овощи, ржаной хлеб с несоленым маслом, вареное мясо и яйца-пашот ― тоже без соли.
― Совершенно забываю солить еду в последнее время, ― рассеянно призналась Сесилия. ― Из-за этого чувствую себя как в больнице. Когда я лежала после выкидыша, там всё было пареное, вареное. Когда я готовлю для себя, могу иногда забывать об этом. Даже чай пью без сахара. ― Её голос сорвался и затих. Карлайл кивнул. Со стороны могло показаться, что Сесилия жалуется и ноет о своих проблемах, но Каллен сам хотел, чтобы она рассказывала ему как можно больше о том, что она чувствует, почему она поступает так или иначе. Любую мелочь он брал на заметку. ― Как тебе преподавание в университете?
― Довольно неплохо, ― улыбнулся Карлайл, присаживаясь рядом с ней. Он постарался незаметно вдохнуть, при этом не отрывая взгляд от Сесилии. В последнее время она и правда мало ела соли. Карлайл волновался, как бы у неё не снизился уровень натрия. ― Преподавать философию так же интересно, как и анатомию. Правда есть один существенный минус. ― Холодные пальцы скользнули между её чёрными прядями, любовно погладив. ― Моя любимая студентка больше не моя студентка.
― Да, теперь я просто «любимая», ― усмехнулась Свон. Карлайл поцеловал её в щеку.
― А как твоя учеба? ― спросил Карлайл, продолжая поглаживать её по плечам, волосам — везде, куда дотягивались руки. ― Пишется диплом?
― С таким советчиком, как ты, ему сложно не писаться. Мне нравятся твои индивидуальные занятия.
― Теперь это так называется?
Сесилия почти поперхнулась, кинув на Каллена осуждающий взгляд. Карлайл рассмеялся, невольно любуясь ей.
Когда Сесилия убирала обратно посуду, её взгляд машинально зацепился за шрам на левой руке. Она погладила его кончиками пальцев и обернулась к Каллену.
― Я тут вспомнила… Эсми спрашивала меня про укус, ― сказала Свон, сжимая запястье пальцами. Каллен скосил на него глаза.
— Это нечто личное? ― уточнил он, словно давая понять, что не будет настаивать на раскрытии ещё одной тайны.
Сесилия выдохнула и снова вернулась на своё место, сев очень близко к Карлайлу. Она напомнила себе, что обещала быть с ним честной, рассказывать ему всё, что было в ней, чтобы он лучше понимал её, чтобы они стали ближе друг к другу. Не стала возражать, когда Карлайл взял её руку и стал рассматривать укус. Для вампирского взгляда он был более чем заметен.
Каллен провёл по нему пальцами. К удивлению Карлайла, он совсем не чувствовал чужого запаха на нём. Укус Джеймса на руке Беллы, например, до сих пор немного отдавал ищейкой, чем раньше крайне нервировал почти всех вампиров, особенно Эдварда. А тут ― ничего. Просто след, который можно получить как-то по-другому. Наверное, поэтому Карлайл не обращал на него внимания так долго.
― Когда у меня была депрессия… ― Сесилия сглотнула. ― Джексон один раз ушёл на охоту, и я попыталась перерезать себе вены. Он успел вернуться и больше не уходил. Почти четыре месяца безвылазно сидел рядом днём и ночью. ― Свон хмыкнула. ― Конечно, он проголодался. Я тогда не знала, что вампиры не умирают от голода, и, когда я нашла его в ванной, он просто… сидел, уставившись в одну точку, не двигался. Если бы не знала, что вампиры не спят, подумала бы, что Джексон уснул. Я испугалась и… и предложила ему немного своей крови. Понятное дело, он не наелся, но это дало ему силы. После он напоил меня снотворным и ушёл на охоту. С тех пор он закупает пакеты с кровью.
Карлайл испытывал смешанные чувства, смотря на шрам и слушая Сесилию. Где-то внутри клокотала эгоистичная злость ― в его разуме не укладывалось, что какой-то вампир укусил его возлюбленную для пропитания, так ещё и находился с ней в хороших отношениях после этого. Весь его внутренний эгоизм поднимался против факта того, что любимая девушка оказалась помеченной чужим вампиром. Такой шрам не исчезнет всю её человеческую жизнь.
А с другой стороны — всё это было до него, и Сесилии тогда было очень тяжело. Если бы не Джексон, она бы умерла от потери крови в ванной матери, которой было всё равно на дочь. Джексон спас её. Карлайл мог никогда не встретить её, не испытать это потрясающее чувство всеобъятной любви, что он испытывал рядом с ней каждую минуту своего существования. Сесилии могло просто… не быть.
Джексон мог убить её в тот момент, но он сдержался. Судя по всему, он не утолил даже немного своей жажды, просто взял немного, чтобы начать снова двигаться. Он отказался от охоты, чтобы следить за Сесилией, за девушкой, которая могла убить себя в его отсутствие.
Карлайлу захотелось одновременно ударить Джексона и поблагодарить его за всё, что он сделал. В конце концов, именно благодаря ему Сесилия была с ним. Или хотя бы просто была.
Карлайл заглянул в её глаза. Сесилия смотрела на него так, словно он мог дать ответы на все её вопросы, а Каллен горел от невозможности помочь ей прямо сейчас. Нужно было время.
Карлайл отметил, что её пальцы подрагивали. Ресницы её тоже дрожали. Каллен провёл пальцами по её щеке. Несмотря на то, что Сесилия, очевидно, была теплее него, её кожа казалась ледяной. Она взглянула на него из-под ресниц ― со своей бледной кожей, тёмными волосами и серыми глазами она выглядела почти призраком, за который Карлайл так отчаянно цеплялся, не видя возможности отпустить.
Он отметил, что она похудела ― несмотря на то, что стала питаться куда лучше. Её щёки впали. Её торчащие ключицы стали выпирать ещё сильнее. Стресс, который она испытывала, открывая ему своё болезненное прошлое, высасывал из неё силы. Капля за каплей.
Карлайл поцеловал её, и Сесилия обняла его за шею. Неважно, что он видел в ней. Важным было то, что он видел только её.
