Душа скорбей

Джексон сидел на диване рядом с Сесилией, которая отстранено смотрела в окно. Карлайл расположился в кресле и что-то читал. Джексон широким размашистым почерком писал текст новой песни. В последнее время это было частым их времяпровождением ― они просто сидели рядом с Сесилией, занимаясь своими делами, и это создавало ощущение, будто Свон на самом деле была рядом. Сесилия была сегодня подвижна. Она смогла встать и убраться в комнате. Аккуратно разложила все вещи по местам, а какие-то убрала вовсе. Потом она села в гостиной и выглядела странно-спокойной. Карлайл ощущал, как от нее исходило жуткое чувство спокойствия и завершённости в отличие от ее видимой боли и борьбы ранее. ― Дай угадаю, ― вздохнул Карлайл, когда они наблюдали за Сесилией со стороны. ― Ничего хорошего этого не означает? ― Тонкие признаки самоубийства, ― вздохнул Джексон. ― Уборка в квартире и раздача вещей ни с того ни с сего. Карлайл потер переносицу. ― Прекрасно. Поэтому к обеду они все оказались в гостиной. Сесилия не стала ничего есть, как бы Джексон и Карлайл ни уговаривали ее. Через пару часов она заснула прямо на диване, неудобно склонив шею на подлокотник. Джексон, дождавшись, пока ее сердцебиение выровняется, раздраженно выдохнул и бережно потянул на себя, укладывая голову на подушку. ― Опять начала спать калачиком, ― вздохнул Джексон, вытягивая девушку на диване. Сесилия поморщилась во сне, и Джексон укутал ее в покрывало. ― Подсознательно ищет защиты? ― спросил Карлайл, кидая беглый взгляд на нее. Осунувшееся лицо Сесилии даже во сне казалось скорбным и испуганным. ― Да. Когда мы… ― Джексон начал тепло и ностальгически, но практически сразу запнулся, его расслабленный взгляд стал напряженным. Карлайл хмыкнул. ― Джексон, если вы не скрываете, что раньше были тайными любовниками, то все остальное меня мало может шокировать, ― спокойно произнес он. Джексон хмыкнул. У него порой и вправду появлялось неуместное чувство, будто они живут все втроем, в этаких полиаморных отношениях, и это было далеко не самое приятное, что он испытывал, как бы он ни шутил по этому поводу. Он хотел, чтобы они все были счастливы, чтобы Сесилия была счастлива, и он искренне верил, что вместе с Карлайлом все получится… но все становилось только хуже. Джексон снова тыкался как слепой котенок, не зная, что ему делать и что говорить. ― Когда она жила со мной, я иногда спал с ней, потому что тогда ей снились кошмары, ― произнес Джексон, снова посмотрев на Сесилию. ― Я видел, как она перестает сжиматься, во сне, неосознанно, вытягиваясь рядом со мной. Тогда она начинает чувствовать себя лучше. Интересно, кто из нас причинил ей больше боли? ― задумчиво спросил он, рассматривая ее точеный профиль. ― Спроси, из-за кого она в таком состоянии, ― Карлайл вздохнул, запрокинув голову назад. ― Иногда думаю, что лучше бы мы никогда не возвращались в Форкс. ― Иногда думаю, что лучше бы она никогда не приезжала в Форкс, ― сказал Джексон. ― Если вы выбраны судьбой друг для друга, вы бы и так встретились… Например, когда я сделал бы ее вампиром, и она бы приехала, чтобы убить сестру. Карлайл хмыкнул, прикрыв рот рукой. Он стал проще относиться к жестокости Джексона, когда он воочию видел, чем она вызвана. Карлайл сам пропитался злостью и омерзением, находясь рядом с Сесилией в депрессии всего несколько месяцев, а какого было Джексону, жившему в этом больше двух лет? Какого было ему осознавать, что то, что он выстраивал годами, рухнуло так легко. Задняя дверь приоткрылась, и в комнату бесшумно зашли Джаспер и Элис. Вампирша поджала губы, глядя на Сесилию, и сталкиваясь взглядом с мгновенно ставшим напряженным Джексоном, озабоченно щёлкнула гранитовыми пальцами. Джаспер поджал губы, глядя на спящую Свон. ― Я так понимаю, все еще плохо? ― шепотом спросил Джаспер, и Джексон качнул головой. ― А ты как думаешь? ― пробормотал Мартелл. ― Я отнесу Сесилию наверх, ― кинул он Карлайлу, и Каллен кивнул. Когда красноглазый вампир исчез с девушкой на лестнице, Карлайл отставил ноутбук и подошел к детям. Элис прижалась к нему, пытаясь передать хоть частичку своей любви, и Каллен погладил ее по коротким темным волосам. ― Как дела? ― спросил он. Карлайл почти не выходил из дома Сесилии, все время находясь рядом с ней, разве что ходил на работу, поэтому оказался изолирован от собственной семьи. Он не знал, как обстоят дела с Викторией, что там с волками, да и по правде ― не хотел знать. Намного важнее было то, что происходило в этих четырех стенах. ― У нас стало больше времени, ― бодро проговорил Джаспер. Он весь лучился какой-то странной надеждой, и Карлайл обратил на него все внимание, цепляя каждое слово. ― Пока Виктория пряталась от нас, ее армия частично перебила друг друга, поэтому ей нужно еще время, чтобы… Но мы здесь не для этого! ― заявил Джаспер, и его глаза загорелись. Элис отстранилась от отца и заглянула в его уставшие золотистые глаза. ― Карлайл, мы кое-что придумали, ― произнесла она мягким и нежным голосом, как шелк. Карлайл вздрогнул. Поверить в это оказалось страшным, но ведь… ведь это говорили Элис и Джаспер, разве он мог им не верить? ― Что? ― Мы с Джаспером посещали больницу для душевнобольных. Работали с людьми с депрессией, похожими случаями как у Сесилии, ― сообщила Элис, уже не сдерживая широкую улыбку. ― И вы нашли способ… ― Да, ― твердо проговорил Джаспер. ― Кое-что мы придумали. Я могу вырезать депрессию. Карлайл рефлекторно недоуменно моргнул. Перевел взгляд на застывшего бесшумного Джексона у подножья лестницы, будто надеясь, что он объяснит что к чему, но Мартелл смотрел также непонимающе и недоверчиво, как и он сам. ― Я не понимаю, ― был вынужден признать Карлайл. Элис ободряюще сжала его руку, и кивнула Джасперу. ― Если говорить грубо ― депрессия, как паук скатывает эмоции в паутину и не дает им проявляться, ― начал Хейл. ― При депрессии поражается именно эмоциональная регуляция, и все остальные функции страдают из-за симптомов болезни. Эмоции, настроение, мысли, восприятие и поведение связаны с деятельностью нервных клеток в мозге. Мозг состоит из более чем одного миллиарда нервных клеток, организованных в сложные нейронные сети, ― дождавшись кивка Карлайла, Джаспер продолжил. ― Когда я влияю на эмоции человека, я незначительно меняю положение этих нейронов. И в больнице я научился действовать другим образом. Я нахожу все пораженные нервные клетки, оттягиваю их, и заменяю новыми, здоровыми, а испорченные сжигаются во время этой замены из-за давления моих способностей. Это совершенно… новый уровень моего дара, ― Джаспер шокировано покачал головой, видимо, до сих пор не доверяя самому себе. Вероятно, для него, привыкшему видеть в вампирах и в самом себе только худшее, было большим открытием, что он может с помощью дара делать с людьми нечто похожее на счастье, помогать им исцелить то, перед чем бессильна медицина. ― И что происходит дальше? ― настороженно спросил Мартелл, не подходя ближе и оставаясь подчеркнуто в стороне от вампиров. Уже не надеющийся получить от Калленов что-то хорошее, он не скрывал своего скептицизма и сомнений в их словах. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой — вот так, один вампир-эмпат мог запросто… то, что он не мог сделать вот уже четыре года. ― Пару дней адаптации, и человек полностью здоров, ― решительно сказал Джаспер, глядя Джексону в глаза. ― Конечно, я наблюдал за ними, но я могу только отслеживать ту часть мозга, которая отвечает за эмоциональную регуляцию, но мы просили проводить томографию, и мозг действует так же. Это на уровне очень точной лоботомии, но не в головном мозге, а в нервных клетках. ― Мы знали, что тебе это не понравится, но Джаспер оттачивал свое мастерство на этих людях, ― негромко проговорила Элис, выслеживая малейшие признаки неодобрения на лице отца, но Карлайл был слишком сильно погружен в собственные мысли. ― Он делает это потрясающе четко, теперь, когда знает, что и куда передвигать. ― Да, будто я играю в сотую партию в шахматы, которую запомнил наизусть, ― согласился Джаспер. ― «Но»? ― наконец произнес Карлайл. ― Это звучит все слишком хорошо, чтобы быть простым, ― Джексон кивнул, соглашаясь с ним. ― Вероятно, это очень больно, ― Каллен уставился на Джаспера, чувствуя слабость от шока. Это не могло быть правдой. Все это было кошмарной антиутопией. Страшным сном. Но вместе с тем… это была какая-то странная, болезненная надежда, что вспыхнула так неожиданно и ослепила его. Привыкшие к темноте глаза не верили в новый свет, и Карлайл чувствовал, как они неотвратимо идут к чему-то ужасному, к какому-то счастливому-плохому концу, когда все вроде закончится хорошо, но это «хорошо» дастся им слишком большой ценой. Ответ на его вопрос появился раньше, чем Джаспер его озвучил. Он крупно вздрогнул, вспоминая дни, проведенные в психиатрической клинике. ― Чертовски, ― негромко сказал он. ― Они… кричали. Я в жизни не слышал таких криков. Это явно больнее, чем гореть заживо. Больнее, чем наше обращение, ― горло было измучено, когда он продолжал говорить ― Сесилия тоже будет кричать, ― отстраненно проговорил Джексон, глядя наверх, но Карлайл вдруг уловил подтекст этих слов. Он не раздумывал, он принял решение и просто озвучил их последствия. Она будет кричать, тоже будет кричать, потому что при такой возможности, Джексон сам подложит ее под способность Джаспера. Мартеллу только что указали на возможность полностью исцелить любимую подругу от столь страшного недуга, и даже если для этого надо было бы снять с нее кожу, Джексон первый бы взял скальпель. Его суровая, жестокая любовь к ней заставляла причинять боль не только окружающим, но и ей самой. Что интересно, почти всегда это было эффективно. Джексон уже принял решение, и сейчас его взгляд сверлил Карлайла. Каллен посмотрел на него. «У нас нет выбора», ― сказали ему кровавые глаза, и вампир должен был согласиться. ― Но потом она будет здорова! ― эмоционально воскликнула Элис, и сама испугалась того, как неправильно прозвучал ее громкий голос в этих мертвых стенах. — Это как операция, которую надо провести, а Сесилия ― человек с непереносимостью анестезии и резать надо на живую. — Это же… не повредит ей еще больше? ― обеспокоенно спросил Карлайл, пытаясь представить, как действует операция, что они собрались проводить, и какие у нее могут быть последствия. ― Я имею в виду, ее разум… ― голос Карлайла был тихим. Яростным. Ему казалось, что еще немного, и от всех этих размышлений у него начнется сильная мигрень. ― Все будет в порядке, ― твердо заявил Джаспер. ― Я все сделаю безумно аккуратно. А потом она будет здорова, и я успокою эти воспоминания. Это было идеальным решением, Карлайл был ошарашен тем, каким оно было простым. Несколько минут ужасной боли ― и Сесилия будет в порядке. Время, о котором она даже не вспомнит, зато после никогда снова не соскользнет в эту удушливую темноту, которую сама ненавидела. Она будет здорова, здорова… Карлайл не понимал, что его сдерживало. ― Чего тут думать? ― прошипел Джексон. Карлайл на него даже не посмотрел. — Это идеальная возможность. Ей будет больно, да, но, когда мы обходились без этого? ― Ее мозг и так в шатком положение, и раскачивать его… Его горло сжалось. ― Я все сделаю аккуратно, Карлайл, клянусь! ― тут же добавил Джаспер. ― Опасности нет. Если что-то пойдет не по плану, я могу аккуратно прервать операцию и дать ей возможность передохнуть. Мы с Элис… ― он вздрогнул. ― Мы с Элис перепробовали уйму идей, много вариантов развития событий, ― тише закончил он. ― Я справлюсь. Карлайл посмотрел на Джексона. Несмотря на всю упрямую воинственность, в глубине кровавых глаз застыла боль, но Мартелл лишь уверенно кивнул. Он не сомневался, не колебался, и если был шанс помочь Сесилии он хватался за него. Карлайл посмотрел на лестницу, вспомнил о девушке, лежащую в постели, уставшую от жизни, сломленную, разрушенную… Он должен был спасти ее любым способом. «Если была бы возможность излечить тебя от депрессии? Очень и очень болезненная, но точная. Ты бы согласилась?» ― мысленно обратился Карлайл к ней, и понадеялся, что смог принять верное решение. Он медленно кивнул. *** Чтобы не всполошить соседей, Сесилию перенесли в дом в лесу, где ее криков не было бы слышно. Сесилия бросила едва осмысленный взгляд на Карлайла, будто спрашивая, что происходит на этот раз и что они задумали, но когда Каллен попытался ей объяснить, Свон недовольно поморщилась и отвела взгляд, оборвав разговор. Чтобы она не навредила себе, ей связали руки и ноги, перетянули ремнями и вставили в рот кожаный ремень, чтобы из-за криков она не откусила себе язык или не раскрошила зубы. Карлайл предлагал ввести ей успокоительное или снотворное, но Джаспер сказал, что она должна быть в сознании. Эсми ушли с Бьянкой к Чарли, Эдварда не было, все остальные ждали внизу. Уходя, Джексон кинул на Сесилию какой-то задумчивый взгляд, но это было быстро и настолько нечитаемо, что Карлайл даже не успел заволноваться. Оставшись с Сесилией наедине, Джаспер присел на кровать, заглянул в равнодушные, голубые глаза. ― Прости меня, ― пробормотал он. Даже зная, что Сесилия не нуждается в его извинениях, Джасперу было легче, зная, что он это сказал. ― Клянусь, я меньше всего хочу причинить тебе боль. Потом все будет хорошо. Он прикоснулся к ее щеке, но Свон дернулась, уходя от прикосновения, и, разумеется, ничего ему не ответила. Хейл тяжело вздохнул, но больше ничего сделать не мог. Джаспер, придерживая ее голову, мягко проник в ее сознание, почти сразу ощутив тиски боли, в которых она находилась. Он не начал что-то делать сразу, а лишь аккуратно огляделся, будто зайчонок, попавший на территорию кровожадных волков. Ее сознание было поколочено так сильно, что она чувствовала себя почти разделенной со своим телом. Физически она была раздавлена горем. В груди у нее ощущалась такая боль, словно ее разорвали на две части. Это была уже привычная боль, которая, казалось, в последнее время почти никогда не проходила. Все ее счастливые воспоминания оказались испорчены, обращены в пепел. Ее прошлое превратилось в бесконечное пространство потерь. «Боги, все всемогущие существующие боги, и в этом она жила последние месяцы?» ― с ужасом подумал Джаспер. Он побродил по ее сознанию еще пару минут, позволяя привыкнуть к своему присутствию, но, видимо, в столь острую фазу депрессии, все навыки Сесилии по выталкиванию чужеродного влияние были не эффективны. Возможно, это было к лучшему ― неизвестно, каким мог быть исход, если бы Сесилия решила его выталкивать. Он легко нашел пораженные участки ― было похоже, что он шел по дыму на большой пожар. Когда он обратился к одному из кусочков пораженного места, Сесилия дернулась, почувствовав неладное. Джаспер положил руки ей на плечи и чуть надавил, вжимая в постель. Он медленно, слой за слоем стал отрезать кусок заразы, чувствуя, как заходится в крупной дрожи Свон. По ощущением это напоминало удаление омертвевшей плоти человеку, находившемуся в сознании. Из-за мягкого, незаметного вторжения в разум, из-за замедленных реакций, Сесилия не сразу поняла, что было не так, и что именно Джаспер делал. Он почти полностью вырезал цепь нейронов, когда Сесилия заворочалась. Ее зрачки расширились, она зашипела. Джаспер отрешился от реакций ее тела, сосредоточившись на том, чтобы правильно сделать первый шаг к ее исцелению. Несмотря на то, что Свон начала извиваться, шипеть, пытаться что-то сказать, Джаспер продолжал «резать», и наконец решительным движением отсек мертвые нейроны. Сердечко ее билось тихо-тихо, когда брюнетка завыла. Это был крик чистой, ничем не замаскированной боли, рождающийся где-то в животе и продирающий себе путь наружу так, как зверь прорывает себе путь через дебри когтями. Даже приглушенный из-за ремня, он звучал ужасно. Джаспер на секунду подумал, что можно мягко воздействовать на нее, чтобы успокоить, но решил, что не стоит отвлекаться и принялся восстанавливать вырванную часть мозга, ощущая, как самого едва не бросает в пот. Будучи соединённым с Сесилией так крепко, он ощущал себя почти человеком, и чувствовал фантомные реакции тела как настоящие ― его тошнило от волнения, у него сжимался желудок, бросало то в жар, то в холод. Но разум… разум был кристально чист. Джаспер никогда не был так преисполнен надеждами, никогда не стремился направить свой дар во благо так, как это было сейчас. На секунду ему показалось, что вся цель его жизни была заключена в этой девушке ― найти ее и спасти. Спасти одну жизнь взамен сотни, что он отнял раньше. Он надеялся, что, когда спасет Сесилию, от ее имени получит прощение. К его облегчению, несмотря на более чем печальную картину и сотни разрушенных нейронов, которые напоминали кусочки битого стекла на проволоке, они все были довольно близки, а потому Джаспер не мучался, вырезая их по одному. Конечно, Сесилии от этого было не легче. Короткие передышки в одну минуту, которые давал Джаспер после очередного заживления, были слишком быстрыми ― и для нее, и для него. После второго раза, Сесилия сорвала голос ― несмотря на то, что кричала сквозь ремень. ― Не надо, ― с трудом проговорила девушка. Большинство звуков потонуло в кожаном ремне между ее зубов, но Джаспер все равно уловил смысл слов. Голос звучал надломлено и хрипло, а лицо Сесилии было мокрым от слез. ― Джаспер… Не надо. Больно, ― ее голос дрожал. Голосовые связки атрофировались. Было трудно проговаривать слова, согласные сливались в один звук, ей как будто требовалось усилие, чтобы снова разделять их. ― Прости, ― Джаспер выдохнул. ― Так нужно. Прости меня. Он мог лишь догадываться о том, какой ужас испытывает семья, находившаяся внизу, и как больно это слышать Карлайлу и Джексону. Ему самому было не до чужих эмоций, находясь в разуме Сесилии он был словно в вакууме, и вместе с тем ― глубоко внутри нее он будто находился в другой вселенной. Джаспер чувствовал ее так, будто был самой Сесилией, но при этом словно находился в стороне, просто наблюдая. Боль пронзала Свон огнем. Не в силах пошевелиться, она чувствовала, как ее внутренности сжимаются, пытаясь избежать агонии. Ее голова пульсировала, когда боль усиливалась и продолжала расти без всякого облегчения. Минутная передышка ― и боль вроде шла на спад, но все же не прекращалась. Агония продолжала распространяться по телу, заставляя ее внутренности гореть. Сесилия чувствовала, как ее мозг пытается вырваться из этого. Нужно отвлечься. Просто подождать. Но она не могла. Если до этого Джаспер словно находился в кровавой ране, бурлящей горячей кровью и дымящейся, то с каждым его новым «надрезом», в разуме Сесилии становилось все холоднее. Кричать она уже не могла, а потому стонала, плакала и хрипела ― больно было по-прежнему, но Джаспер чувствовал изменения. На смену душной ночной темноте приходила прохлада утреннего света. В ее взгляде мелькало все больше и больше осознанности, мрачной решимости, которую не прогоняли даже ее просьбы прекратить эту чудовищную пытку. Джаспер не позволял себе радоваться. Он отмечал мгновенные изменения в уголке своего собственного разума, понимая, что движется в правильном направлении, но расслабляться сейчас не мог. Поэтому он раз за разом опускал взгляд и находил уязвимое место, исправлял и исцелял, пока Сесилия кричала, визжала и убивалась под ним. Его исцеление ломало ее изнутри. Сила была невыносимо болезненной, и каким-то образом боль продолжала усиливаться, пока не стало казаться, словно Сесилия умирала. Она извивалась, пытаясь избежать вторжения. Крики заполонили коридор и просто продолжались, продолжались и продолжались. Когда он опускался рядом с ней, чтобы начать, черные стрелки на белом циферблате показывали три часа дня, а когда он в последний раз вырезал и заменил нейрон, и поднял взгляд, часовая стрелка стремилась к семи. Четыре часа. Четыре часа сплошного ада. Сесилия уже не издавала осознанных звуков. Из ее горла вырывались стоны и хрипы, но она уже не кричала, возможно, просто устала. Ее тело бешено тряслось, но делало это почти бесшумно, и оттого ― еще более страшно. В этот раз Джаспер дал ей больше минуты, почти пять он просто сидел, гладя ее по шее и плечам, мягко успокаивая изнутри. Однако шок и влияние на нервную систему было таким сильным, что толком успокоиться Сесилия не могла даже под его способностями. Поняв, что в ближайшее время она так и не успокоится, он вздохнул и взглянул ей в глаза. ― Сесилия, ― мягко позвал он. ― Я войду еще раз, но не стану больше ничего делать. Просто я должен быть уверенным, что ничего не пропустил, иначе твои мучения были зря. Она медленно приходила в себя и понимала, что крики принадлежали ей. К тому времени они превратились в тихие болезненные стоны из-за разорванных голосовых связок. Гортанные всхлипы все ещё вырывались из неё в то время, как ее грудь продолжала содрогаться от боли. Девушка изо всех сил пыталась дышать. ― Наши, ― вдруг на грани слышимости прошипела Сесилии. Это было настолько тихо, что Джасперу пришлось наклониться, чтобы услышать. ― Наши мучения… не так… ли? ― ее голос был тихим и сломленным. Покрасневшие и опухшие веки ее глаз дрогнули, и Джаспер вошел до того, как глаза закрылись от усталости и боли. Он спокойно осмотрелся, ощущая спокойную прохладу восстановленного разума, и ощущал себя скульптором, Пигмалионом, который создал свою идеальную Галатею. Осталось только дать застынуть этой прекрасной, но мягкой и хрупкой конструкции. Его последнее вторжение было значительно менее травматичным, чем все до этого, но Сесилия все еще плакала и дрожала, когда он, наконец, медленно удалился. Ее руки судорожно сжимались в том месте, где были пристегнуты. Не найдя более никаких даже маломальских пораженных и уязвимых мест, Джаспер аккуратно покинул ее сознание и взглянул девушке в глаза. Он поражался тому, как быстро заработала каждая клеточка в ее теле, приспосабливаясь к новой нервной системе. Парень чувствовал, как возвращаются к ней привычные эмоции, которых сейчас было слишком много, как шумит кровь, заставляя тело работать на пределе. Мир Сесилии взорвался. Наконец она начала приходить в себя, ее тело дернулось, и из горла вырвался крик. Ремни едва сдерживали ее от того, чтобы не выгнуться назад, когда девушка извивалась, раскачивалась и стонала в агонии. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она смогла перестать дергаться и продолжать кричать. Ее тело все ещё тряслось, а грудь вздымалась от рыданий. Он вытащил ремень из ее рта и устало отложил. Освободил ее в несколько ловких движений, убедившись, что она не навредит себе. Заглянул в глаза. Ее глаза казались мутными, и Джаспер не знал, видит ли она что-то. По тому, как поддёргивались ее зрачки, он понял, что свет лампы на потолке был слишком травматичным. Для Сесилии все вокруг выглядело мучительно ярким, она могла различать лишь смутные очертания. Пусть и непроизвольно, но ее глаза проследили за его движениями, а потом Сесилия снова уставилась в потолок. В глазах кровили порванные капилляры. Свон чуть дернула освобожденными руками и ногами. ― Полежи пока так, чтобы случайно не навредить себе, ― сказал Джаспер, укладывая Сесилию удобнее, разжимая ее пальцы, которые до побеления впились в опавшие ремни. ― Я позову Карлайла. Он ожидал какой-то реакции, но даже если она была, за трясучкой тела, которая едва-едва начала утихать, ту было не заметить. Понимая, что не выдержит здесь и минуты, Джаспер поспешил выйти. Хотелось бежать, кричать, вопить, броситься в море, но стереть из памяти то, что он ощущал всего пару минут назад. Он не представлял, как Сесилия жила в этом не месяц, ни год, ни два ― почти два десятилетия. Все ее поступки, все решения и действия вдруг стали более, чем понятными. Джаспер убил бы себя, если бы жил в этом. Он знал, что никогда не забудет эти чувств, хотя у Сесилии воспоминания об этих неделях растворятся в утреннем прохладном тумане, и искреннее был рад за нее. Что же, значит, это его судьба ― чужая боль взамен на здоровье близкого друга. Возможно, за это... за это он получит прощение от Сесилии за все, что он делал раньше. Возможно, это была его исповедь и причастие. Пусть Сесилия простит его за все от своего имени, и имени тех, кого он убил. Боль в голове Сесилии начинала стихать. Она моргнула, и черные пятна, все еще сопровождающие ее зрение, наконец, стали исчезать. Свон чувствовала подкатывающую тошноту. Внутри нее все переворачивалось и съеживалось, словно это был яд, который ее тело не могло изгнать. Она все еще дрожала. Ей хотелось свернуться в клубок, но девушка не могла собраться с силами, чтобы справиться с этим. Ей просто нужно было время, чтобы собраться с духом. Чтобы подготовиться к тому, с чем ей предстояло столкнуться. На периферии сознания она уловила тихий скрип двери и вздрогнула. Пальцы Сесилии все еще судорожно подергивались от неожиданных звуков. Любой неожиданный звук заставал ее врасплох. Стук двери или стук сапог, исходящие от них звуковые волны — они ощущались вибрацией на ее коже. Она начинала дергаться. Она медленно повернула голову. Он должен был знать, что увидит, когда приходил сюда. Карлайл приблизился к ней, уже понимая, что будет больно. И больно было. Ее руки подрагивали, сведенные тремором, глаза были широко раскрыты, и зрачки дергались. Сухие, потрескивающие губы дрожали, а зубы стучали, будто ей было холодно. Сердце колотилось, как безумное, и Карлайл на несколько секунд показалось, что оно сейчас действительно выпрыгнет, разорвав грудную клетку. Но когда, уловив движения, голубые глаза Сесилии последовали за ним, столкнувшись с золотистым взглядом Карлайла, Каллен почувствовал, как все внутри него возрождается. Сесилия смотрела на него осознанным взглядом живого человека. Когда она узнала его, ее бледные губы беззвучно дернулись в приветственной улыбке, и Карлайл рухнул перед ней на колени. Его плечи задрожали, но он не отрывал от Сесилии взгляда. Распахнутая настежь душа — гнев, безумие, беспредельная тоска, одиночество и горечь. А потом он закрыл глаза и уткнулся лицом ей в колени. Карлайл обнимал ее за ноги, спрятав лицо на ее коленях. Обмякший, расслабленный, умиротворенный. Словно спящий. Спустя мгновение, дрожащая, легкая, как паутинка, рука легла ему на голову, едва ощутимо погладив золотистые волосы. И время остановилось. В этот золотой момент вне времени и пространства все казалось таким правильным, таким естественным, таким гармонично завершенным. Момент вечности. *** Сесилия сразу узнала это место. Она уже видела эту церковь, но, если бы ее попросили описать помещение вне сна, она бы не смогла. Как всегда это и бывало, во сне ты узнаешь все, а по пробуждении не помнишь ни детали. Но все равно, поняв, где она оказалась, Свон облегченно выдохнула. В этот раз исповедальни не было, и голоса, которые она слышала в прошлый раз, молчали. Сесилия ощущала молчаливое присутствие мертвых, но сейчас никто не звал ее, предлагая идти за ними. В этот раз она оказалась прямо там, а не на пороге. Улыбнувшись уголком губ, Сесилия перекрестилась перед распятием. ― Мне дьявол предложил крутую сделку, ― раздался голос с хоров. Сесилия подняла взгляд. ― Мол, душу мне продай, а я в ответ всю боль твою запру в четыре стенки и память запечатаю в конверт! ― Мне кажется, это современное стихотворение, ― с легкой улыбкой заметила девушка. Карл Каллен усмехнулся ей и спустился по лестнице к невестке. ― Я слушала, душа моя кричала: «Продай меня, я больше не могу…» ― он открыл объятья, и Сесилия прижалась к священнику, вцепившись в него почти до боли в пальцах. ― «Я до смерти от этих чувств устала. Продай! Я буду у тебя в долгу!», ― пробормотала она, ощущая уже знакомое, приятное тепло. ― Рядом с вами так же хорошо, как у Святого духа в объятьях. Карл Каллен хохотнул. ― Приятно слышать, душа моя, ― он ласково погладил ее по темным волосам. ― Полегчало тебе? ― Понятия не имею, ― выдохнула Свон. ― Что-то изменилось. Что-то внутри меня. Будто меня сварили в кипятке, а потом опустили в ледяную воду. ― Какой ужас, ― хохотнул священник. Он подержал ее в объятьях еще немного, пока Сесилия сама мягко не отстранилась. Она растерянно улыбнулась отцу Карлайла, ощущая себя неловко. Ей было хорошо рядом с ним, спокойно и тепло, но она испытывала странную вину. Она столько наворотила, столько боли причинила его сыну. Как он до сих пор мог улыбаться ей и быть так рад видеть ее? ― В этот раз у нас больше времени. Я успею предупредить тебя. ― О чем? ― О том, что будет, как ты очнешься, ― проговорил Карл Каллен. Он вздохнул и взял будущую невестку под руку. ― Пойдем, совершим еще одну прогулку, дочь моя. «Я расторгаю договор, прости. Я там с твоей душою пропаду! Одну деталь я в спешке упустил… Ведь вам в сто крат здесь хуже, чем в аду!»