Душа скорбей

В доме Калленов было необычайно солнечно для такого холодного времени года. Недавний снег сошел быстро, уступив неожиданно теплому солнцу, но зима еще обещала вернуться в полном объеме. Впрочем, нигде не могло быть так же тепло, как в душе семьи Каллен и их друзей. Сегодня был по-настоящему счастливый день. Жизнь, за которую они боролись, спасена. Родные снова вместе. У них всех впереди бесконечно прекрасное будущее. Науэль через окно наблюдал за тем, как Ренесми играет с Розали и задержавшимися амазонками ― вдали от любимых джунглей они чувствовали себя неуютно, но с удовольствием остались погостить на пару дней. На его чуть смуглом лице играла добрая улыбка, как будто он наблюдал за тем, как играет его собственная сестра. Беллу сначала напрягало такое любопытство ― по отношению к ней, Эдварду, Ренесми, но муж объяснил ей, что Науэль всю свою жизнь считал себя воплощением зла, убийцей. Теперь же, глядя на них троих, он понимал, что принадлежать к бессмертным не означает непременно быть отмеченным печатью зла. Так что в ней он видел пример того, как жила бы его мать, если бы не погибла. Белла успокоилась. Пусть смотрит. ― Таких детей рождается все больше и больше, удивительно, ― пробормотал он. ― О чем ты? ― спросила Кейт. Денали, Каллены и Гаррет ― который, Белла не сомневалась, теперь всегда будет с ними ― сидели на диване. Неловко в углу к подлокотнику прижалась Ирина. Несмотря на то, что ее полностью поняли и простили, и приняли в семейный круг, а Ренесми даже заявила, что очень хочет с ней подружиться, ей все еще было очень стыдно и неудобно. Конечно, пройдет время, прежде чем вина поутихнет, но Белла могла понять ее поступок. С трудом, но могла. Неизвестно, что сделала бы она, если бы с Эдвардом поступили как с Лораном. Захотела она бы слушать голос разума… В любом случае, Белла попробовала от всей души простить Ирину. Но место рядом с Кейт было пустым. Тани не было. Сестры Денали чувствовали себя осиротевшими без старшей сестры, и это было видно. Таня исчезла так же загадочно, как Джексон и Сесилия. Ушла спустя пару дней после свадьбы Беллы и Эдварда, и с тех пор вот уже почти три месяца от нее не было вестей. Узнавшие о печальном уходе жены Карлайла и ее брата, Денали предположили, что Таня нашла их, но по какой-то причине хранила молчание. Хотелось верить в то, что они все были вместе, и все были целыми и невредимыми. Что они были живы. Остались также Науэль и Уйлин, не уехавшие, вопреки предположению Беллы, с амазонками. Розали увлеченно беседовала с Уйлин, а Науэль стоял у окна, смотрел на Ренесми, слушал Эдварда, раскрывавшего семье известный только ему одному ход событий во время противостояния. Карлайл сидел на подлокотнике дивана рядом с Ириной, и вампирша, крепко держа его руку, что-то ему говорила, так тихо, что Белла даже не слышала. На вопрос Кейт Науэль неловко улыбнулся. ― За несколько месяцев до того, как меня нашли Элис и Джаспер, я встречал еще таких полукровок, ― рассказал он. ― Близнецов. Их дядя нашел меня и Уйлин в провинции Осорно Лос-Лагос, ему было интересно, как растут эти дети. Розали изогнула изящную бровь. Почему-то с сомнением посмотрела на Беллу, словно оценивая, могла ли смертная женщина выносить ни одного, а целых двух полувампиров в своем хрупком теле. ― Близнецы? Такое разве возможно? ― спросила она с явным недоверием в голосе. ― Да, мальчик и девочка, ― кивнул Науэль, и улыбнулся. Почти влюбленно. ― Очаровательные дети. Я встречал таких, как я, да взять хотя бы моих сестер… но эти были самыми необычными. Не знаю почему, но они как будто светились изнутри, как две луны на небосводе. Я и рассказал их дяде и матери, что их ждет, как они будут расти. ― Да уж, ― сказал Джаспер. Плотно зажатый между Элис и Эсми сейчас он как никогда раньше вписывался в семейную идиллию. Но вдруг его голос стал холодным, и он посмотрел на Эдварда. Что-то безмолвно спросил у него, и телепат ощутимо вздрогнул, но Джаспер обернулся к Науэлю. ― Удивительно. ― Да, такие славные, воспитанные, ― продолжил бессмертный, не замечая, как изменилась температура между Джаспером и Эдвардом. ― Я сказал их матери, что они, скорее всего, будут вместе. Это странно, но между близнецами очень сильная связь. Они делили утробу матери, вместе появились на свет и всегда будут вместе. Но они все отреагировали спокойно. Их дядя даже пошутил, что так будет спокойней. Джаспер потянулся к своему сотовому телефону и начал что-то упорно там искать. ― А откуда ты про это знаешь? ― усмехнулся Гаррет. Науэль чуть помрачнел, и на его лице проступило выражение отвращения. ― У моего отца как-то родились близнецы, ― поделился он уже без всякого удовольствия. ― Тоже девочка и мальчик. Они не разлучались с момента рождения, но потом один умер, и его пара долго не прожила, сгорела изнутри. Кажется, женщину это напугало. ― А их мать… ― спросил Джаспер, продолжая что-то искать в телефоне. ― Она вампир? Науэль, к общему удивлению, качнул головой. ― Нет, она каким-то странным образом осталась человеком. Я спросил, как это случилось, но они сами не очень хорошо поняли ― видимо, один из близнецов обладает даром, только неясно каким. Однако я сначала решил, что она тоже бессмертная. Она была очень красивой. ― А ты слышал, как ее называли? Какие-нибудь имена? ― выдохнул Джаспер. Эсми широко раскрыла глаза, увидев, что нашел Джаспер в своем телефоне, и поняв, о чем он хотел спросить. ― Они не хотели, чтобы про них знали, поэтому никаких имен, ― в одно мгновение почувствовав смену настроения на более негативное, Науэль напрягся. Между тем, все же продолжил. ― Только имена детей, но я подозреваю, что это сокращения ― Карл и Конти. Джаспер помолчал. Потом встал, подозрительно прищурившись, посмотрел на Науэля. ― А их мать… ― начал Джаспер, но запнулся. Он сделал глубокий вдох, обернулся на свою семью и решительно выдал: ― Брюнетка, с серо-голубыми глазами? ― Джаспер почувствовал, как зазвенела тишина вокруг него. Почувствовал, как разбилось сердце Карлайла, снова, но остановиться уже не мог. ― Стройная и высокая, вероятно худая, с длинными пальцами. Довольно красивая и изящная девушка. Ее спутником должен быть мужчина, высокий, поджаристый, темноволосый, красноглазый вампир. И с ними еще могла быть светловолосая вампирша с золотистыми глазами. Науэль посмотрел настороженно на притихших вампиров, ощущая напряжение, а потом кивнул. Розали и Эсми вскрикнули, Элис прикрыла рот рукой, а Эмметт послал Белле и Эдварду нечитаемый взгляд. Джаспер протянул Науэлю телефон, и полувампир тут же кивнул. ― Да, именно, ― опасливо сказал Науэль. Карлайл встал со своего места, и Ирина обеспокоенно вцепилась ему в руку. ― Они все втроем и были. С нами в основном общался вампир, обе женщины больше отмалчивались, больше слушали, и кого-то одного с ними могло не быть. Чаще всего приходили мужчина и темноволосая женщина. А этот мужчина ― я бы назвал его ее братом, он каждым своим жестом высказывал покровительство и защиту, но видно, что он обращен раньше ее рождения. Они внешне похожи, возможно, дальние родственники. ― И долго они были у вас? ― Нет. Меньше месяца. Они узнали, что хотели, и уехали. Кажется, женщину волновало то же, что и вас ― как долго будут жить ее дети, чем им нужно питаться, и все такое. Я хочу надеяться, что мы успокоили ее, ― вдруг выдохнул он, и на человеческой коже проступил легкий румянец. ― Она очень красивая… Ее красота мягкая и человеческая, не такая, как наша. Ей очень хотелось помочь… Есть в этой женщине какой-то стержень, внутренняя потрясающая сила. Она словно каменная изнутри, но такая… любящая. То, как она любит своих детей, видно невооруженным взглядом. А кто они для вас? Джаспер забрал телефон, и все увидели фотографию. Джексон на вытянутой руке сфотографировал себя и обнимающихся Таню с Сесилией на фоне темного моря. ― Это наша семья, ― выдохнул Джаспер. У них все вдруг появилась надежда. Карлайл не знал, почему вспомнил этот разговор именно сейчас, когда парковался около недавно открывшейся больницы. В Бергене их было всего три ― одна многопрофильная, детская и одна частная, где работали узкие специалисты. Карлайл подал резюме только в одну, последнюю, чтобы Элис от него просто отстала, но ему ожидаемо позвонили и пригласили на собеседование. Строгий женский голос по телефону сказал, что они готовы взять его на испытательный срок сразу после интервью. Карлайл согласился. Когда Ренесми родилась, Карлайл так и не смог ее полюбить. По-настоящему ― не смог. Он был ласков с ней, вежлив, но его сердце не принимало эту девочку, звавшую его «дедушкой». Карлайл сначала мучался из-за чувства вины, потом смирился, договорившись с самим собой. Сердце не принимало Ренесми по одной простой причине ― не она должна была быть сейчас с ним, а его дети. Возможно, это был мальчик, или девочка ― Карлайл всегда думал о «детях», именно в множественном числе, потому что не мог определиться, и так было легче. По крайней мере, благодаря Науэлю он знал, что у него близнецы. Карл и Контессина. Сесилия назвала их детей в честь его родителей… как будто ему нужна была еще одна причина любить ее… Эта мысль сводила его с ума ― он не знал их, не знал. Он должен был любить их, а в итоге наблюдал детство ребенка тех, кто был рад тому, что Сесилия исчезла. Карлайл был рад, что ему не пришлось участвовать в родах Беллы ― он не был уверен, что сможет помочь и остаться беспристрастным. В конечном итоге, он стал для Ренесми больше другом и товарищем, каким-то понимающим советчиком, и она не чувствовала себя нелюбимой. Она просто знала ― хотя Карлайл понятия не имел откуда ― что где-то у ее «дедушки» были его собственные дети, и он должен найти их, чтобы быть счастливым. Один раз он не выдержал и, пока Белла и Эдвард охотились, зашел в комнату и молча смотрел на то, как Элис качает Ренесми. По-разному, но ею прониклись почти все. Женская часть семьи особенно. Розали ее смертельно обожала, Эсми ворковала над ней каждую свободную минуту. Джаспер так и не смог забыть потерянную подругу. Эмметт оставался нейтрален, далеким от детей и всего подобного. Он смотрел, как Элис уложила Ренесми на сдвинутые, наподобие колыбели, кресла и думал о том, где спит его собственный ребенок. Наверное, у него есть колыбелька, возможно, одна большая, а может, совсем маленькая. Как она застелена? Вряд ли Сесилия выберет такую банальщину, как синий для мальчика и розовый для девочки. Ей нравится голубой, сиреневый, возможно, золотистый и серебристый. Или ребенок спит вместе со своей матерью в одной кровати? ― Ты ничего не видела, Элис? ― спросил он шепотом. Ему казалось, с каждым месяцем он говорил все тише и тише. Каждый раз, возвращаясь после бесплодных поисков, он умирал на какую-то часть. Элис повернулась к нему и прикусила губу. ― Ничего, ― сказала она скорбно. ― Вероятно, Джексон ее прячет и… ― Она была беременна, Элис. Элис пораженно ахнула и испуганно прикрыла рот рукой. Подвешенное состояние Карлайла было более, чем опасным ― Элис либо не видела Сесилию из-за ребенка-полукровки, либо из-за Джексона, либо она была мертва. Карлайл не знал, что ему делать, если она и вправду… если Сесилии больше… Он думал о своей жене целый день ― и в неожиданно положительном ключе. Пока переодевался в чистую одежду, смотрел на стопки ее нарядов, которые мирно хранились у его рубашек. У него постоянно тянуло то, что раньше было сердцем, и Карлайл посчитал это хорошим знаком. Он позволил себе немного подумать об этом, раз уж память почему-то подкинула воспоминания об этом диалоге. Как, интересно, выглядели его близнецы? Их с Сесилией. Без сомнения, они должны были быть похожи на свою мать ― по крайней мере, Карлайл надеялся на это. Возможно, кто-то больше, кто-то меньше. Скорее всего, это была девочка, похожая на свою маму и, тогда, они будут похожи с Бьянкой. Науэль ничего не говорил про еще одного ребенка, но по его рассказам было ясно, что все сразу два вампира и смертная перед ним не появлялись ― видимо кто-то усердно прятал малышку от глаз еще одного бессмертного. А мальчик… Карлайл хотел бы, чтобы он чем-то был похож на него. Возможно, носом или разрезом глаз. Чтобы с первого взгляда и не понять, чем они похожи, а потом приглядеться и понять: да, они отец и сын. Он гадал, как похожи на своих родителей их дети, когда чувствовал себя особенно сильным. Эти мысли вызывали робкую улыбку. Дыра в груди становилась чуть меньше, на время, но меньше. Ведь они были живы, наверняка живы. Должна была быть причина, по которой Сесилия не вернулась к нему, не нашла его. Карлайл жил надеждой, что найдет ее однажды, обязательно найдет… И сделает все, чтобы быть с ней, быть семьей. Его пригласили на встречу ближе ко второй смене, к двум часам дня. Он приехал, на своей дорогой машине, потрясающий, одетый с иголочки, чистый и опрятный, с легкой улыбкой ― и совершенно потухшим взглядом. Женщина, встречавшая, сразу увидела это. ― Карлайл Каллен? ― спросила она на норвежском. ― Да, мисс. Она напоминала чем-то ту суровую преподавательницу-немку и напарницу Карлайла миссис Джоди одновременно. Высокая, но уже немолодая женщина, с порезавшими морщинами лицом ― и очень тощая для своего возраста. Ее рука, которую она подала Карлайлу, была маленькой, женственной, мягкой. Ей пришлось поднять голову, чтобы посмотреть Каллену в глаза, но она не смутилась. Ее искусно выкрашенные светлые волосы были собраны в шикарный узел, умышленно небрежный для придания эффекта естественности, но при этом в высшей степени аккуратный. Она не улыбалась, но в ней не было ничего особенно пугающего. ― Миранда Стрип, ― представилась она. У Карлайла в голове всплыла какая-то глупая шутка, сказанная голосом Сесилии, но он ее не услышал, к сожалению. ― Я хозяйка этой больницы и заведую несколькими менее крупными филиалами. ― Да, я читал, что вы открываете несколько узконаправленных пунктов по всему Бергену, ― кивнул Карлайл. Он мог не хотеть этой работы, но ему надо было знать, куда он идет устраиваться, хотя бы немного. Он прочитал несколько новостных статей, и вампирский мозг услужливо все это запомнил. Миранда Стрип пристально наблюдала за ним, мысленно отмечая его потуги продемонстрировать знания истории этой больницы, и, кажется, все это ее изрядно забавляло. ― Именно, ― Миранда поджала особым образом губы, будто была чем-то раздосадована. ― Пришлось частично расформировать штат. Акушерское и гинекологическое отделение пришлось отдать в руки молодой девушки, толковой, но без особого опыта. У нее нет напарника, а ваше резюме, скажем так, довольно впечатляюще. Карлайл написал, что ему тридцать пять. Миранду его возраст ― и соответствие внешности возрасту ― явно не волновал. Намного интереснее были рекомендательные письма, резюме и награды. ― Другие отделения в руках уже проверенных временем сотрудников, я просто повысила их в должностях, но их я знаю долго, ― начала Миранда и сделала приглашающий жест, предлагая пройтись. ― Вас с новой главой отделения поставила бы работать в пару. С вашими талантами и ее умом вряд ли должны быть проблемы. Однако, я надеюсь, что эти слова не заставят ваше мужское эго пробить мой новый потолок. Она подает большие надежды, и, хотя перспективы ее дальнейшей работы не столь ясны, я бы хотела, чтобы ваше сотрудничество было плодотворным на то время, пока более опытный и знакомый мне человек не придет на ваше место. «Забавно, она открыто заявляет, что я и эта девушка тут временно», ― мысленно отметил Карлайл. Ему уже было жаль девушку. Карлайл отвечал на вопросы Миранды о его жизни открыто и уверенно, чего сам от себя не ожидал. Холост, но большая семья со стороны сестры, приемная внучка, но все дети в семье достаточно самостоятельны. Миранда Стрип провела ему небольшую экскурсию, рассказала о больнице, о требованиях, зарплате ― она была лишь ненамного выше, чем в больнице в Форксе, послушала Карлайла, и наконец довела его до дверей акушерского отделения. Карлайл предпочел бы работать хирургом, но выбор был между этим направлением и окулистом. По каким-то причинам он даже не стал рассматривать второй вариант. Больница оказалась более чем достойной. В ней чувствовалась чисто женская, но профессиональная рука. Насыщенный аромат духов смешивался в помещениях с запахами лекарств и дорогой кожи, и это создавало в них почти интимную атмосферу. Двери раскрывались почтительно, без единого звука, и Карлайл рассматривал белоснежные приемные. На шикарную, простых и благородных линий мебель было страшно присесть; казалось, что стоит кому-нибудь — не дай бог! — плюнуть, как она в ужасе закричит. На стенах чернели стильные, но довольно информативные надписи про различные болезни, отклонения и тому подобное. Внутренние помещения отделений прятались за массивными дверями из матового стекла. Остановившись у акушерского-гинекологического отделения, Миранда Стрип написала что-то в пейджере. Потом кивнула. ― Она еще на месте, а так скоро уже должна уходить, ― Миранда сказала, что смена длиться семь часов, с семи утра ― первая, с двух ― вторая, и ночная, которая была длиннее, но и оплачивалась лучше. Часы показывали почти три. ― Сразу хочу добавить, ― Миранда строго взглянула на него своими ледяными глазами. Вероятно, она чувствовала себя опытнее Карлайла и испытывала удовольствие, поучая его, как зеленого юнца. Карлайл не стал возражать. Он потом докажет свою компетентность делом, а не словами. ― Она молодая, и у нее нет вашего опыта, но она хорошо работает, прекрасно взаимодействует с пациентами и подает огромные надежды. Я не потерплю пренебрежения моими сотрудницами или какие-то ссоры, мистер Каллен. ― Я даже не подумал бы, ― Карлайл чуть улыбнулся, и против воли Миранда дрогнула, но не потеряла суровость. ― Я ценю каждого человека, с которым работаю, мисс Стрип. Они прошли еще немного по коридору. Здесь не было отвратительных флюоресцентных ламп и ковровых покрытий, на которых не видна грязь. Вместо вечно неряшливых секретарш всем заправляли элегантно одетые ухоженные девочки с высокими скулами. Не больница, а журнал мод… Шутка в голове Карлайла повторилась. Он снова не уловил ее. ― Называйте просто Миранда, ― заявила женщина и толкнула дверь в кабинет. От него веяло холодом, вопреки явно хорошей обстановке ― куда более просторный и лучше оборудованный, чем кабинет в Форксе, но Карлайлу тот нравился больше. Неудивительно, ведь там он встретил… ― Опять ноги на стол положила! … Сесилию. В воздухе элегантно мелькнули длинные ноги в ультрамодных высоких до колена черных замшевых сапогах. ― Извините, Миранда, ― сказала девушка, и хотя ее улыбка дрогнула совсем немного, когда она увидела Карлайла, самому вампиру показалось, что его только что накрыла вторая лавина. Это широкая, прекрасная, белозубая улыбка… Его жена стояла прямо перед ним. В первые секунды Карлайл подумал, что зрение его подводит ― чего уж точно быть не могло. Сесилия поднялась из-за стола. Напряженная, как струна, но с вежливой улыбкой, и блестящими глазами. Серыми глазами. Живая, живая. На секунду Карлайл подумал, что он попал в прошлое. Сесилия перед ним выглядела лишь немного старше той девушки, что вошла в его кабинет. С этими своими аккуратными черными стрелками на глазах, затянутыми в хвост блестящими черными волосами, короткими миндалевидными черными ноготками на длинных пальцах. Боже, какой она была красивой. Идеальные черные волосы, гладкая, без единого изъяна белоснежная кожа. Живые, серые глаза, полные губы, подведенные помадой. И сама она немного изменилась ― пополнела, в хорошем смысле. Карлайл вспомнил, что в последние недели их совместной жизни Сесилия отличалась болезненной худобой, которая только-только стала исчезать на фоне вдохновляющих новостей о ее возможном материнстве. Должно было пройти много времени, прежде чем она вернула себе прежнюю форму, но сейчас она прям вся светилась здоровьем: плавные, мягкие черты силуэта, высокая, полная грудь, изящная линия плеч и рук, изящная талия, округлые бедра. У нее была фигура женщины, а лицо юной девушки. Девичья хрупкость ушла из ее тела, сменившись самой настоящей зрелой женственностью. Как она была прекрасна. Его исчезнувшая любовь. Карлайл даже не сразу понял, что сказать. Он бы посчитал, что спит, или находится в глубоком обмороке, или с ним еще что-то… Не могло быть все так просто. Войти в кабинет и увидеть свою пропавшую жену. Такой здоровой, красивой, улыбающеюся ему. ― Мисс Сесилия Каллен, ― продолжила Миранда, и в ее голосе проскользнула легкая симпатия. ― Ваш новый напарник ― Карлайл Каллен. Совпали фамилии, да? ― уточнила она, взглянув на Сесилию. Мисс Сесилия Каллен растянула губы в неправдоподобной, широкой улыбке. Карлайл видел, как в глубине ее глаз застыло нечто напоминающее панику, и какое-то странное, затравленно выражение. Карлайлу стало нехорошо от этого взгляда. Она же не могла всерьёз думать…что он мог… ― Да, да, ― вежливо улыбнулась Сесилия. ― Мистер Каллен, ― она протянула ему руку для приветствия. Ее рука чуть подрагивала. Каллен так бы и стоял на месте, не понимая, что он должен сделать, что ответить, просто стоял, любуясь ей, но ее протянутая рука все сказала и так. Слава всем Богам, у него были столетия за спиной, он умел владеть собой. ― Мисс Каллен, ― вежливо, почти бесстрастно произнес он. Обращение отдавалось легким безумием и неприятием. Она не мисс Каллен, она его жена. ― Пожалуйста, зовите меня Карлайл, ― сказал он, пожав ее руку. Теплая рука, хорошо знакомые тонкие пальцы. Обручальное кольцо на среднем пальце левой руки. Ее пальцы чуть подрагивали, и он на секунду сжал их крепче. Радость взорвалась внутри огромным, непонятным фонтаном. Ощущение счастья, веселья, наслаждения, удовлетворенности, блаженства, гордости, возбуждения, очарованности, удовольствия, эйфории, признания, дружелюбия, доверия, доброты, симпатии, увлеченности, восхищения. «О Боже, ты здесь, ― сказал он ей одними глазами. ― Ты здесь, ты живая, я вижу тебя, прикасаюсь к тебе, чувствуя тебя, я так безумно люблю тебя…» ― Тогда можно просто Сесилия. Он явно задержал ее руку в своей, Сесилия мягко вытащила пальцы из его хватки. На пейджер Миранды пришло сообщение, и она чуть нахмурилась. ― Прежде чем поехать домой объясни мистеру Каллену его обязанности и детали графика. Надеюсь, вы устроитесь вместе ― велела она. ― Это все. ― Хорошо, Миранда, ― кивнула Сесилия, и Миранда вышла, кивнув им обоим напоследок. Широкая улыбка мгновенно спала с лица Сесилии. Пару секунд было тихо. Сесилия смотрела на него. Карлайл смотрел на нее. Потом Сесилия чуть нахмурилась, и Карлайл почувствовал, как его мгновенно окутывает ее запах. Идеально знакомый запах туберозы, кофе, какао и бергамота. Это было так неожиданно, что у Карлайла на секунду дрогнули ноги. Он почувствовал, как что-то безмолвно щёлкнуло, словно сошлись два кусочка паззла. Потонув под лавиной своей боли, Карлайл уже забыл, как он на самом деле любил свою жену. Запах расставил все на свои места. Это было она. Сесилия. Настоящая. Прямо перед ним. Он не знал, как это описать. Мгновенный срыв, вспышка, сотни и тысячи фейерверков. В душу что-то взорвалось, расцвело, его накрыло волной какого-то странного, сверхъестественного тепла. Хотелось смеяться, кричать. Хотелось рассказать всему миру, что его жена здесь, он нашел ее, он пришел к ней… Сесилия выдохнула первая. ― Карлайл… ― начала она, но тут у Каллена сдали нервы. Он решительно шагнул к жене, оказавшись вплотную к ней, ощущая тепло ее тела всем своим, взял ее лицо в свои ладони ― ее скулы будто стали еще выше, если это было возможно ― и наклонился к ней, чтобы поцеловать. Это все, что он хотел ― прикоснуться к ней еще раз, понять, что она на самом деле здесь, жива, что это не игра его усталого, измученного разума. Его губы были привычно холодными, а пальцы казались еще холоднее, касаясь пальцами ее горящих щёк ― еще более впалых, чем обычно. Он мягко притянул Сесилию ближе, убирая темные волосы с ее лица, погружая их в до боли мягкий и медленный поцелуй. Что-то внутри болезненно укололо в самое сердце. Его губы холодные, твердые, как гранит, торопливые и настойчивые. Именно такие, как нужно. Сесилия не ответила ему. Просто стояла на месте, ожидая, когда Каллен отстранится. Когда Карлайл сделал это, его пальцы судорожно сжались на ее плечах, но Сесилия не возражала, хотя явно испытывала боль. Карлайл прислонился к ее лбу своим, почти до спазмов в человеческом теле прижимая ее к себе. ― Неужели ты здесь… Не могу поверить, что это ты, снова, ты. Боже, любимая моя. Хотелось вжиться в нее, втереться, залезть под кожу. Соединиться каждым молекулой, каждой клеточкой тела, быть неотделимым от нее… Быть с ней, быть ее, любить ее… Ему показалось, будто его замерзшее давным-давно сердце билось также сильно, как в часы его преображения в вампира ― неистовый стук, стремительное сердцебиение. Красный огонь охватил его разум, стремительно топя снег, под которым Карлайл был похоронен. Дрожь, охватившая Карлайла, нарастала. Сесилия обеспокоенно коснулась его груди, все также не произнося не слова, и невиданной силы жар охватил его, но то был не огонь. То было свечение. Наверное, это ощущали оборотни, когда находят свою избранную. Или это ощущают вампиры, которые пожирают своих «певиц». Карлайл чувствовал все это сразу. Внутри все словно сошло с рельс, кто-то молниеносными движениями перерезал нити, удерживающие его жизнь, как связку воздушных шариков. Чик-чик-чик: все, что причиняло боль Карлайлу в эти долгие месяца ― отделилось и улетело в небо. Но он не улетел. Теперь его удерживала новая нить. Не одна, а миллион нитей, нет — стальных тросов. Миллион стальных тросов привязали Карлайла к единственному центру Вселенной. Карлайл понял, каково это, когда мир вращается вокруг одной точки. Прежде симметрия Вселенной была ему неподвластна, а теперь Карлайл увидел, что она очень проста. Отныне на земле его удерживала вовсе не сила притяжения. А Сесилия. Его жена. Карлайлу показалось, что он полюбил Сесилию снова, еще раз, в эту бесконечно долгие мгновения. Сесилия обратила к нему настороженные серые глаза. В них было так много эмоций, и Карлайл собирался прочитать их все, как вдруг мышцы ее лица дрогнули, и в глазах Сесилии не осталось ничего, кроме вежливого светского интереса и неясной настороженности. Карлайлу показалось, что в них потухла любовь. Он знал, что, возможно, причиняет своей хваткой ей боль, но даже под страхом смерти не мог заставить себя расцепить пальцы. ― Скажи что-нибудь, ― взмолился он. Это все еще могла быть иллюзия, просто слишком хорошая. Карлайл мог лежать там, в своей квартире, проигрывать этот сюжет в своей голове, который не случился на самом деле, и просто мечтать о чем-то несбыточном. Все эти слова Сесилии могли ему привидеться, он хотел, чтобы она сказала что-то еще. Сесилия тихо выдохнула, Карлайл ощутил ее прохладное дыхание. Посмотрела ему прямо в глаза и разомкнула идеальные, темно-красные губы. ― Что ты хочешь, чтобы я сказала? ― мягко и нежно спросила она, но ее серые глаза продолжали светиться настороженностью. Карлайл чуть разжал и снова сжал пальцы. ― Я не делаю тебе больно? ― Немного, ― едва слышно сказала она. Ее сердце… Карлайл вслушался. Сердце забилось, точно лопасти вертолета, удары слились в почти непрерывный звук; казалось, оно вот-вот сотрет в порошок ее ребра. ― Но это… пусть будет. Не важно. Карлайл усилием воли заставил себя чуть ослабить хватку. Он по-прежнему держал Сесилию очень близко к себе, боясь, что, если отпустит ее, она снова исчезнет. ― Ты здесь один? ― также негромко спросила Сесилия. ― Или вы приехали все вместе? ― Вместе, ― повторил Карлайл. Говорить было трудно, сообщать тоже. Хотелось просто стоять и держать жену в своих объятьях. ― Но я хотел… хотел остаться в Форксе… Там много твоего запаха… Теперь вижу, что не зря меня сюда вытащили. Сесилия крупно вздрогнула, и на секунду ее лицо стало ему совершенно незнакомым. Но секунда прошла, и Сесилия снова стала похоже на ту, которую он знал когда-то. Ее пальцы чуть дрожали, когда она накрыла его пальцы. Карлайл испугался, что она сейчас попросит его убрать руки ― они не виделись чертов год ― но Сесилия только прикоснулась. ― Скажи честно, ― проговорила она. ― Ты хочешь… сделать что-то… со мной? Удушить меня немного, например? Я… я дам тебе такую возможность, это будет справедливым. ― Ты с ума сошла? ― выдохнул Карлайл. ― Я… я так хотел найти тебя. Я точно не собираюсь причинять тебе боль. Сесилия кивнула. Карлайл не понял, шутила она или нет, но решил, что да ― в конце концов, она не могла всерьез предполагать, что Карлайл может ей навредить. Все, что Карлайлу хотелось ― схватить ее и зацеловать, целовать, целовать, обнимать, прижиматься к ней каждой клеточкой тела. ― Но, если ты хочешь немного накричать на меня, ты можешь это сделать, ― сказала она невнятно, горько усмехнувшись и качнув головой. Карлайл хмыкнул и покачал головой. ― Я знаю… я знаю, что я сделала, Карлайл… мне… ― ее голос сорвался на шепот. ― Мне так стыдно смотреть тебе в глаза. Карлайл взял ее лицо за подбородок и приподнял. «А ведь я все еще ее муж, ― мелькнула мысль. ― И она ― моя жена». «А ведь я все еще его жена, ― подумала Сесилия. ― И он ― мой муж» ― Ты так же прекрасна, как и в день, когда исчезла, ― пробормотал он, поцеловав ее в кончик носа. Сесилия крупно вздрогнула. ― Ты сделала все то, что я говорил тебе сделать. Я так тебя любил, моя вина, что ты этого не увидела, ― его испуганный взгляд, изучающий каждый дюйм ее кожи, заставлял Сесилию чувствовать… что-то. Не такое мерзкое и холодное, как она привыкла за последние месяцы, когда думала о нем. ― Не в этом дело! ― вдруг возразила она чуть громче, и схватила его за запястье той руки, которая держала ее подбородок. Карлайл крупно вздрогнул, ощутив ее пальцы. ― Карлайл, я… я… я сказала правду, я была… Оставленный ею телефон вдруг пронзительно зазвенел. Сесилия вздрогнула в его руках. «Я буду танцевать, танцевать, танцевать, подняв руки, руки, руки, над головой, головой, головой, как велел Иисус». Сесилия прикрыла глаза. «Она сейчас отстранится» ― понял Карлайл, и подготовил себя к этому. ― Вот же… ― Сесилия вывернулась из его хватки, и схватила телефон. ― Именно сегодня, какое же совпадение, ― она хмыкнула, сжав губы, а потом сделала глубокий вдох и взяла трубку. ― Да, Карл, ― ее голос потеплел. Мгновенно, в нем ни осталось ни капли тревоги или сомнений. Она улыбнулась. Карлайл на секунду ощутил волнение. С кем она говорила… Потом быстро вспомнил. Карл ― так звали его отца, и так его жена назвала их сына. ― Да, я помню, просто… тут кое-что произошло, я немного задерживаюсь, ― она приложила руку к своему лбу, будто решала сложную ситуацию. Будто Карлайл был проблемой. На самом деле Каллен понимал, что не так. У Сесилии были планы с детьми, она должна была куда-то идти с детьми ― а он появился, и она не могла понять, что ей делать. Наконец Сесилия выдохнула. ― Одевайтесь и идите на встречу, подождите меня в «Gusto y apetito», я буду максимум минут через пятнадцать, пожалуйста, не давайте Бьянке есть много сладкого… нет, вам тоже нельзя. У нас планы, я не хочу везти вас в больницу с сахарной передозировкой. Карл что-то ей ответил. Сесилия выдохнула и сбросила звонок. С ее губ не сходила улыбка, ласковая и нежная ― по-матерински теплая. Карлайл хорошо знал эту улыбку. Сесилия улыбалась так раньше только одной Бьянке. Она не смогла с ней справиться даже в тот момент, когда снова повернулась к Карлайлу. — Это… ― Наш сын, ― отважно выдохнул Карлайл. «Наш сын». И еще «их дочь». Было странно это произносить вслух, стоя перед собственной женой. ― Я знаю. Идеально очерченные брови Сесилии взметнулись вверх, в лице появилась какая-то напряженность. ― Знаешь? Карлайл виновато улыбнулся, будто сознавался в каком-то преступление. ― Полувампир Науэль, которого вы находили, гостил у нас, ― проговорил он. В серых глазах Сесилии сверкнуло раздражение. ― Он помог нам в одном деле… ― С Вольтури, да, я знаю, ― прервала она, недовольно нахмурившись. Мышцы ее лица вздрогнули, как будто она была подключена к току высокого напряжения: Сесилия была почти уверена, что волосы у неё на макушке вздыбились, как иголки дикобраза. Карлайл мог понять причину ее недовольства. Науэль не знал, дружелюбно настроены Каллены к Сесилии или нет, может они враждовали, тем не менее он рассказал о ее особенных детях. Было на что разозлиться. ― Я обещала детям кое-что сегодня. Никак не ожидала увидеть тебя, ― наконец выдохнула она и посмотрела в окно. Карлайлу захотелось, чтобы она вернулась к нему, стояла рядом, чтобы он мог обнимать ее и держать в своих руках. ― Я тоже, ― признался он и подошел первым. Взял ее за запястье. Не мог физически находиться вдалеке от нее сейчас, когда она была так близко. ― Я хочу… поговорить с тобой. Нормально. Тебе нужно время? ― услужливо спросил он. Ему время было не нужно. Он был готов вернуть себе свою жену прямо сейчас, уйти с ней сейчас и больше никогда не расставаться. Но без сомнения время нужно было ей. И еще ― их детям, которым придется познакомиться с отцом. «Называют ли они отцом Джексона?» ― спросил Карлайл, и эта мысль вызвала… ревность. Сильную и мгновенную. ― Да, мне… совсем немного, но мне надо снова привыкнуть к твоему присутствию, ― она задумалась, а потом ее губы вдруг дрогнули в чем-то, похожем на усмешку. ― И сказать близнецам, что ты здесь. Они, без сомнения, захотят тебя увидеть. ― Ты так думаешь? Сесилия посмотрела на него. Слабо улыбнулась. ― Конечно. Ты знаешь, они очень хотят с тобой познакомиться, ― сказала она с каким-то непонятным оттенком нежности. ― Я тоже хочу их увидеть, ― шепотом проговорил Карлайл. Мысль о том, что его дети хотят с ним познакомиться взволновала его и обнадежила. Они, по крайней мере, знали, кто был их отец, что он вообще был. Сесилия, сосчитав два своих вздоха, на третьем посмотрела на Карлайла. Прямо в его золотые глаза. Она отчего-то считала это неприличным ― смотреть прямо в глаза, потому что сама она делала так, только когда хотела смутить человека, напугать его как-то, заставить замолкнуть… Редко, когда её прямой взгляд был чем-то хорошим. Но смотреть в глаза Карлайла было совершенно другим, и было как-то безумно приятно делать это. Она смотрела на Карлайла и смотрела, и ей было так спокойно от этого. Сложно было передать все чувства, что Сесилия испытывала от этого зрительного контакта, но одно она знала точно ― какие-то части её души и сердца вставали на место. И судя по тому, как изменился взгляд Каллена, он чувствовал то же самое. ― Дай мне свой телефон, ― наконец выдохнула она. Карлайл подчинился без лишних вопросов. Девушка записала свой номер телефона, кинула себе дозвон. ― Мой номер. Я отправлю тебе все, что просила Миранда, просто скажи ей, что я это сделала, ― она снова посмотрела на него. Как-то недоверчиво и странно. ― Не могу поверить, что ты здесь, ― выдохнула она. ― Я чувствую тоже самое, смотря на тебя, ― сказал Карлайл. Ему захотелось поцеловать ее снова. На прощание. ― Ты завтра работаешь, да? ― В ночную смену, ― машинально кивнула Сесилия, а потом неловко потерла изгиб своей шеи. ― Можешь попросить Миранду поставить тебя на вторую и на ночную, чтобы якобы привыкнуть к новому месту работы, и чтобы я в более стабильной обстановке познакомила тебя с местным колоритом. Она оценит подход и согласится. Если нет ― оставайся просто так, у меня все равно почти нет посетителей в это время. Карлайлу захотелось притянуть ее к себе и сжать в объятьях от осознания того, что она не против поговорить с ним, провести с ним время, даже если пока что ― в стенах больницы. Слишком поспешно, но, боже, как он боялся, что это лишь иллюзия, галлюцинация, прекрасное приведение, порожденное его усталым от мук сознанием. Возможно, он так и сидит в своем кабинете дома в Форксе, уставший от одиночества, и превращается в камень. Сесилия взяла небольшую сумку, надела длинное, теплое пальто. Карлайл заметил, как легко она была одета ― юбка из мягкой кожи, светлая блузка с V-образным вырезом, а длинные каблуки делали Сесилию выше. По старой привычке заботиться о ней, он хотел поинтересоваться, не холодно ли ей, но прикусил себе язык. Лучше не сейчас. ― До завтра, Карлайл. Карлайл выдохнул. Ему хотелось дотянуться до нее, прикоснуться к ней, ощутить…. Он еще долго не избавиться от этого ощущения. ― Я рад, что встретил тебя. Сесилия чуть помедлила, а потом ободряюще коснулась его плеча своей рукой. Карлайл снова поцеловал ее ― одним из тех долгих, ленивых поцелуев, во время которых им казалось, что они созданы друг для друга. Сесилия снова не ответила, ее тело было тяжелым и напряженно выпрямленным, но Карлайл уже пообещал себе, что вскоре это исправит. Ей будет рядом с ним также просто и естественно, как и дышать, обязательно. Свежесть, древесные и пряные оттенки, а на языке оседает сладкий вкус груши. Этот аромат вампира въедался в неё, делая частью Каллена, а Сесилия становилась его частью. Она вышла из кабинета, ощущая запах Карлайла на себе, но только в машине позволила себе расплакаться по-настоящему. *** До Бьянки Сесилия считала, что шутки в стиле «когда ты гуляешь с ребенком ты стоишь и смотришь на работу трактора/асфальтоукладчика/любой другой ремонтной машины вместе с ним большую часть прогулки» — это только шутки. Потом стала понимать, что нет. Бьянке очень нравилось смотреть на такие машины, обычно энергичная малышка притихала на руках или в коляске и была готова смотреть на это почти десять минут подряд. Сесилия всегда старалась сесть на качели в такие моменты ― чтобы самой не торчать на месте. Но сейчас картина была почти комичной. Довольная Бьянка, раскрасневшаяся от прохлады, в своем совершенно очаровательном сиреневом комбинезоне, розоватой шапке-ушанке и по нос закутанная в шарф ручной работы, стояла, наблюдая за тем, как работает снегоуборочная машина на другой стороне улицы. Но забавным было не это. Карл и Контессина замерли за ее спиной с точно такими же выражениями лиц. Это не было похоже на то, как два подростка, маясь от скуки, смиренно ждут, когда их младшая сестра насмотрится на забавную машинку, нет. Они смотрели почти также, почти не моргая, и двигаясь лишь столько, сколько было положено, чтобы не вызвать подозрение. Бьянка вот почти не колыхалась, близнецы повторяли движение в два раза чаще нее. Именно в такие моменты она вспоминала, что ее близнецы на самом деле младше этой миниатюрной куколки в зимнем комбинезоне. И порой не стеснялись это показывать не только по-детски открытыми, яркими глазами. Карл был ужасным сладкоежкой, и один раз съел столько сахара, что ему стало плохо. Контессина была часто по-детски капризной, когда с ее любимыми вещами что-то случалось. Она плакала в течение пяти минут после того, как ее любимую сумку облили грязью, которую нельзя было отстирать. Так еще и постоянные, совершенно детские причины цапаться между собой, и постоянно кусаться. Точнее, кусалась только Контессина, Карл ― как представитель ядовитого вида дампира ― кусать ее не мог из-за непредсказуемости реакции организма, а сестру он все-таки любил. Дети, сущие дети. Разница только ― выглядели как взрослые и пытались вести себя адекватно. И там, и там, срывы, конечно, происходили, но Сесилия от них потрясающих результатов не ждала, как и примерного поведения. Пусть балуются, наслаждаются детством. У них еще будет вечность, чтобы стать взрослыми. Сесилия не могла не улыбнуться, глядя на них троих. Такие все любимые ― бесконечно любимые. Умные, совершенно искренние, замечательные ― так еще и красивые. Они были даже похожи между собой, близнецы и Бьянка. Контессина была худой, причем худой до невозможности ― Джексон и Таня списывали это на резкий скачок развития физического тела, и что девочка еще наберет нужный вес. Живот у нее был невероятно впалый, а тазовые кости выпирали. На ней были черные узкие кожаные брюки и пушистая меховая белая курточка, обтягивающая грудь и на пять сантиметров ниже верхней кнопки брюк. Ее длинные волосы были светлыми как свежий снег и, сияя, ниспадали на плечи. Ногти на руках, покрытые белым перламутровым лаком, казалось, светились изнутри. Короткие сапоги, в которые она была обута, добавляли к ее собственным ста шестидесяти с лишним сантиметрам еще семь. Если бы не детская угловатость ее фигуры, она смотрелась крайне сексуально, и вместе с тем очень элегантно; но Сесилию при взгляде на дочь начал бить озноб. В прямом смысле. В конце концов, на дворе было уже начало декабря. Карл был выше сестры на пару сантиметров, они оба, кажется, собирались обогнать в росте свою мать в ближайшие два года, унаследовав рост своего отца и его породы. Джексон разводил руками ― и Карл Каллен (который священник), и Контессина Каллен (которая его жена), и их сын Карлайл Каллен были людьми не маленького роста, да и сама Сесилия не коротышка со своими ста семидесяти сантиметрами. Прекрасным лицом и телом Карлу и Контессине не в кого было быть низкими. Карл собрал чуть отросшие волосы в небрежный низкий пучок. Их волосы росли быстро, и Сесилия уже не бралась их стричь ― за две ночи отрастали обратно. Черные, как у нее самой, они оттеняли холодное, в чем-то даже суровое бледное лицо сына, и выделяли голубые глаза. У него был резкий подбородок отца, его нос и разрез глаз, острые для юноши скулы, но почти не было мускулатуры. Карл был высоким и тощим, как фонарный столб, но Сесилия уже видела в нем Карлайла, и представляла, какой разворот плеч возьмет сын за следующие два года. Карл был одет во все черное, длинное черное пальто, черные штаны и ботинки, и выглядел как главный герой какого-нибудь средневекового романа. Сесилия подтёрла остатки туши под глазами влажными салфетками и сделала глубокий вдох. Близнецы все равно догадаются обо всем, увидя ее красные глаза и подрагивающие пальцы, обмануть их не представлялось возможным. Она посигналила. Карл и Контессина ― которую дома просто называли «Конти» ― синхронно повернули голову. Сесилия «подмигнула» им фарами. Карл наклонился к Бьянке и что-то ей сказал. Девочка, не отводя взгляд от работающей машины, кивнула, и без возражений позволила себя взять на руки. Близнецы превратили сестру в абсолютно ручного ребенка, поскольку всегда таскали ее только так. ― Привет, мам, ― весело улыбнулся Карл, помогая Бьянке сесть в ее кресло на заднем сиденье, залихватски улыбнулся. ― Складывай лапки, котенок, ― Бьянка чинно сложила ручки на коленки, и Карл закрыл дверь машины. ― Привет, мам! ― весело повторила Бьянка, захихикав. Близнецы были ее друзьями, напарниками для игр ― и образцом для подражания. Севшая рядом с ней Конти вместо приветствия чмокнула маму в щеку, и тут же обратилась к младшей сестре, чтобы застегнуть ее ремни. Довольный Карл плюхнулся на переднее сиденье вместе с матерью. Близнецы часто устраивали различные мелки споры, чтобы решить, кто поедет с мамой на переднем сиденье. ― Готовы повеселиться? ― с трудом улыбнулась Сесилия. Казалось, от рыданий у нее свело щеки и онемели губы, как под наркозом, и она с трудом ими двигала. Она сделала все возможное, чтобы успокоиться, но чуткие к ее настроению близнецы должны были понять очень быстро, что что-то не так. ― Конечно! ― Карл не мог перестать улыбаться. Он был таким, активным, и очень веселым, эмоциональным… а от того скорым на злость и раздражение. Горел не долго, но зажигался быстро, как спичка. Сам Карл считал, что это из-за того, что он был самым младшим в семье ― Конти была старше его на несколько минут. ― Новая выставка динозавров и норвежской фауны! Это должно быть потрясающе. Огромные скелеты и двигающиеся фигуры. Не так давно близнецы увлеклись археологией, а вслед за ней ―палеоихнологией. Бегло пробежавшись по дружественным ей дисциплинами, близнецы остановились на динозаврах. Тема увлекла и Бьянку, поэтому в последние месяцы в доме появилось много фигурок и игрушек разных динозавров. Карл и Конти честно пытались что-то объяснить своей сестре, но Бьянка кроме тираннозавра и птеродактиля никого не запомнила, да и называла их на свой «творческий» манер. Поэтому, узнав о выставке, Сесилия решила, что детям будет интересно. Ей и самой было интересно… ровно до того момента, как Карлайл Каллен, который, впрочем, всегда был в ее мыслях, не появился в ее жизни. Сесилия соврала бы, если бы сказала, что не рада. Когда бешенная круговерть в ее жизни стала замирать, она стала думать о том, чтобы вернуться. Ей было плевать, как бы это выглядело ― Карлайл был ее мужем, и он знал причины, по которым она поступила так, как поступила, не мог не понимать, о чем она думала и какую цепочку выстроила у себя в голове. Карлайл бы ее понял, а она была готова просить прощение ― впервые, вероятно, за всю жизнь. Они смогли бы сесть и понять друг друга… За всеми мыслями, они перебрались в Норвегию, где близнецы могли спокойно подрастать вместе с Бьянкой, мрачные мысли сменялись радостными, мечты преломлялись реализмом ― и после все поворачивалось опять. Сесилия не знала, как теперь будет правильно, не причинит ли она еще больше боли своим возвращением. Она была готова рискнуть, была готова узнать ― но Калленов не оказалось в Форксе. Сесилия тогда подумала, что всего ей не получить: либо она будет счастлива с мужем, либо с детьми. Она выбрала детей, и просто мечтала о том, что Карлайл найдет ее. У нее был еще один план, но он ждал до Рождества, а потому Сесилия просто успокоилась, и позволила своей семье отдохнуть. Занялась своими детьми вместе с Джексоном и Таней, а потом, когда близнецы чуть подросли и стали способны оставаться с Бьянкой, она вышла на работу. Она не нагружала себя до последнего времени, когда больницу стали расформировать, и работы просто стало больше, проводила время, постигая профессию ― в которой, теперь точно знала, не ошиблась ― а ее брат и его возлюбленная смогли побыть вдвоем. Но сегодня, увидев Карлайла… Сесилия даже не подозревала, как сильно скучала. Она не позволяла себе думать об этом, но она скучала очень сильно. Она видела его в лицах своих детей, видела на рисунках Бьянки, и ей хотелось быть рядом, обнимать его, целовать, просто улыбаться ему и видеть его улыбку… От этих мыслей на глазах набежали слезы, и Сесилия поспешила утереть их, не заметив, что близнецы уже давно заметили ее состояние. Бьянка смотрела в окно на проплывающий мимо пейзаж, но полувампиры были чувствительнее к материнской натуре. ― Мама? ― спросила Конти негромко, наклонившись вперед. Сесилия вздрогнула и посмотрела на дочь в зеркало. Золотистые глаза Контессины стали хищными и внимательными. Взгляд Карла обжег ей лицо ― он смотрел на мать столь же внимательными, его голубые глаза казались ей двумя ледяными клинками. В такие моменты их зрачки сужались, будто они пытались сквозь ее череп понять причину ее волнения. Два маленьких хищника. ― Скажи, что случилось, мама, ― мягко проговорил Карл. Скорый на злость, он был уже готов нестись туда, где обидели его мать. Сесилия глянула на Бьянку. Девочка пыталась развязать шапку и снять ее, и что-то болтала себе под нос. Близнецы общались между собой тихо, как вампиры, так, что она не слышала их, когда не хотела. Сесилия тоже не слышала, но улавливала больше интуитивно, будто разговаривала с человеком, который плохо знал язык и пыталась догадаться по контексту, о чем идет речь. Они ее, впрочем, слышали прекрасно ― у них был более острый слух, нежели у людей. ― Я даже не знаю, как именно это сказать, ― пробормотала она. Взгляды брата и сестры стали еще более острыми. Сесилия сделала вдох, и едва слышно проговорила. ― Карлайл здесь. ― Что?! ― синхронно воскликнули близнецы, заставив подпрыгнуть и свою мать, и Бьянку. Малышка тут же заскользила взглядом от сестры, к матери, к брату ― и обратно. ― Что, что? ― Бьянка задергала ножками. ― Что я пропустила? Что вы сказали? Сесилия выразительно закатила глаза, но близнецы так и вытаращились на нее, не спеша что-то объяснять Бьянке. Их глаза стали почти симметрично большими, слишком большими для их лиц. ― Тихо, ― почти одними губами прошипела Сесилия. ― Все хорошо, малышка, ― более бодро ответила она. ― Просто у меня в больнице… ― девушка тяжело сглотнула. Близнецы ловили каждое ее слово. ― … ко мне пришел работать новый напарник. ― Он красивый? ― тут же со всей детской непосредственностью поинтересовалась Бьянка. Сесилия тонко улыбнулась, но Бьянка тут же помрачнела. ― Даже если красивый… пусть придет Карлайл, ― она так часто спрашивала, где Карлайл, что научилась хорошо выговаривать его имя. ― Он придет, малышка, ― улыбнулась Сесилия. ― Обязательно. Бьянку это удовлетворило, и она начала снова развязывать свою шапку. Близнецы молчали несколько долгих минут. Они хотели увидеть Карлайла, хотели познакомиться со своим отцом. Сесилия знала это наверняка. Будучи маленькими, они часто спрашивали о нем, и Джексону пришлось сказать им полуправду, когда они стали способны ее понять ― они не знали, кем были эти дети, но Сесилия любила их. Просто Карлайл и Джексон поставили бы жизнь Сесилии выше. Карл сказал, что, несомненно, так было бы правильно ― ведь они знали ее, а не их. Это не уменьшало любовь Джексона к племянникам, и, несомненно, не уменьшит любовь Карлайла к детям. Просто в какой-то момент они любили Сесилию больше них, а Сесилия любила своих детей больше. Это было обидно, но это надо было понять. Карл и Контессина поняли. Поняли со всей искренностью, которая в них была. В конце концов, они любили свою мать так сильно. Сесилия не поняла, как именно Джексон это сделал, но близнецы с его слов верили в то, что они не виноваты в том, что делали Сесилии больно, и любили ее так же сильно, как и она их. Ужасные обстоятельства их рождения не помешало быть хорошей семьей. И поэтому они вполне ожидаемо хотели увидеться с Карлайлом. Понять, что он за вампир ― тот, которого любила их мать и который любил ее. Хотели поговорить с ним, понять его, узнать о нем лично от него. Как и Джексон, заочно они были готовы любить всех, кто любил их мать. ― Как ты себя чувствуешь? ― спросил Карл тихо. Сесилия тонко улыбнулась. Прежде всего близнецы волновались о ней, и такая абсолютная любовь… Аналогов ей не было. Никто не может любить мать так, как любят ее дети, это было ясно еще с Бьянкой, а близнецы лишь укрепили это утверждение. ― Я плакала почти полчаса от переизбытка эмоций, ― также тихо ответила девушка. ― Но сейчас в порядке. Возможно, завтра утром я увижу светлые перспективы. ― Он знает про нас? ― задала следующий логичный вопрос Контессина, Сесилия заметила, как нервно сжались ее пальцы. У Конти была плохая привычка, в моменты сильного волнения заламывать пальцы так сильно, что те ломались. Не отрывались, как у вампиров, а именно с тихим хрустом ломались. Когда она в первый раз сжала их до такой степени, ее мать чуть не поседела. Карл, напротив, замирал как статуя и почти не моргал, от чего его наполовину человеческие глаза начинали болеть. ― Да, судя по всему, к встрече с Вольтури присоединился Науэль, ― Сесилия безрадостно усмехнулся. ― Вот же… дампир из джунглей, нельзя доверить секрет, ― Контессина и Карл хмыкнули тихонько, качнув головой. ― Но, в любом случае, Карлайл захотел бы с вами познакомиться. Мы планировали ребенка… Не такого необычного как вы, но все-таки хотели. А вы два совершенства, вас нельзя не любить. Конти и Карл переглянулись. Конти сжала тонкие губы. ― И мы можем с ним познакомиться… в любой момент? ― аккуратно спросила она. Сесилия пожала плечами. ― Конечно. Только я прошу, не заваливайтесь в одно мгновение, чтобы поглазеть на него, как на экспонат, ― Сесилия фыркнула. ― А-то знаю я, завтра на ночную смену два хвостика за мной увяжутся. Карл сложил руки на груди в самом возмущенном жесте на свете, и придал своему лицу выражение крайней оскорбленности. ― Какие два хвостика?! Три, Бьянку же с не с кем оставить. Сесилия рассмеялась, Контессина ей вторила. Карл криво усмехнулся, но Сесилия не поняла, насколько в этой штуке было доли шутки. Они доехали до выставки каждый в своих мыслях. Сесилии было даже забавно наблюдать за тем, как все три ее ребенка смотрят в свое окно. Конти и Карл почти не двигались, Бьянка, думая о чем-то своем, далеком от сложных дум матери и брата с сестрой, весело болтала ногой. Выставка была почти пустой в такое время, и близнецы с Бьянкой быстро взбодрились, рассматривая двигающихся динозавров, массивные скелеты, картины, а после перешли в зал с чучелами животных Норвегии. Сесилия ходила с ними, подрабатывая больше в роли фотографа ― к ее большому счастью, дети очень любили фотографироваться ― и слушая их собственные лекции о динозаврах и животных. ― А что значит плот… ― Бьянка запнулась, с рук Конти рассматривая изображение птеродактиля, скелет которого парил в нескольких метрах над ними. ― Полотоядный… ― Плотоядный, ― поправила полувампир, взмахом головы убрав платиновые волосы с лица. ― Это значит, что он ест мясо. Но конкретно птеродактили охотились преимущественно на мелких животных. Ели рыбу и белок. ― Фу, ― Бьянка поморщилась. ― Рыба, ― к этому виду животной пищи она испытывала стойкое отвращение. ― Плотоядные птерозавры, которые едят рыбу и мелких животных, ― стоя рядом с матерью, которая что-то делала в телефоне, повторил Карл. ― Почти Каллены, нет? Сесилия фыркнула, но тут же осуждающе глянула на сына. ― Каа-арл, ― проговорила она, но даже нравоучительный тон матери не сбавил веселья и не сбил спеси с темноволосого дампира. ― У меня есть надежды, что ты проявишь к этому больше уважения при личной встрече? ― Есть, процентов пятьдесят, ― с самым ответственным видом кивнул Карл. ― Но если серьезно, то это просто стандартная шутка, которую я не мог не сказать в контексте общего дня… да и Таня на них нормально реагирует. ― Кстати, про Таню и Джея, ― Конти повернулась к матери. ― Они там из своего «медового вечно» собираются возвращаться? Или до Рождества там будут? ― Пока не хотят, ― Сесилия улыбнулась. Джексон и Таня почти каждый день посылали фотографии со своего путешествия, и выглядели очень довольными. Она была безумно за них рада. На секунду она задумалась, будет ли неловко им и Эсми быть в одном помещении, но потом решила, что это не должно ее волновать. Они все ― не маленькие дети, что-нибудь сообразят. ― Пойдёмте полюбуемся на бронхиозавра, который вам так нравится. ― Брахиозавра, мам, ― Карл закатил глаза, будто Сесилия оскорбила его в лучших чувствах, или не проявила достаточно внимание к малышам-брахиозаврам, которых он сам вырастил дома. ― От слова brachion — «плечо». У него типа длинная шея из плеч, а не проблемы с бронхами, как у твоих пациентов. ― Дорогой мой, я работаю акушером-гинекологом, у моих пациентов проблемы чуть ниже. Такие пикировки с сыном были частым явлением. У Карла был ее характер и не умение оставлять последнее слово за другим человеком. Часто он мог сдержаться с Бьянкой, изредка он мог уступить матери и сестре, вежливо прерывал накал с Таней ― и никогда не сдавался с Джексоном. Как правило, такие спокойные переговоры всегда были в их разговорах. Контессина в этом плане была спокойнее. Сесилия бы сказала, что она была такой же миролюбивой, как Карлайл ― если это передавалось как-то генетически ― но она скорее была такой, как священник, который прикрываясь святым писанием стремился избавить мир от нечисти, а убивал невинных людей. Она спокойно и легко реагировала на подколы Карла и имела такой же острый язык, но была куда более нейтральной. Только, у нее была одна улыбка, которая ставила точку в любом разговоре. Особая улыбка, где она показывала стальные, острые зубы. Пусть и не ядовитые, но не менее смертоносные. А учитывая, что она не была ядовита, шанс быть покушенной у нее стремительно падал, а вот она часто бросалась на Карла с укусами. Особая улыбка предупреждала о том, что у платиновой блондинки вот-вот сгорят предохранители. ― Что ты там все делаешь? ― по-детски взбудораженный новостями об отце, Карл все никак не мог оставить мать в покое, а может считал, что успокоиться и отвлечься надо ей. Сесилия полагала, что им двигало и то, и другое. Его сестра, напротив, притихла, и говорила не больше, чем требовала от нее Бьянка. ― Пересылаю ему правила, описываю график и все такое, ― выдохнула Сесилия. У нее был готовый текст, который раньше ей скинула бывшая глава отделения, но девушка решила немного подредактировать его, чтобы текст выглядел не так сухо. ― Миранда просила сделать это еще при встрече, но я позорно сбежала, поджав хвост как этот ваш… на «с». ― Синозавроптерикс, ― подсказала Контессина. Они с Бьянкой, рассматривая скелет брахиозавра, одинаково задрав головы вверх. ― Интересно, вот с его макушки до хвоста, скатиться как на ледянке… ― О, чур я первый, ― хмыкнул Карл, подходя к сестре, задевая ее плечом. Сесилия отметила это движение ― как и многие до этого. ― Карлайлу ― «привет». ― Конечно, скину вместе с геолокацией, ― в тон сыну заявила Сесилия. ― Тогда ваша встреча произойдет быстрее, чем вы планируете, если вы уже успели что-то запланировать. Все готовы? ― Ох, нет, у меня голова не мытая, ― испуганно расширив голубые глаза, заявил Карл, а потом, наконец, весело рассмеялся. Пикировки с шутками копились в нем на протяжение диалога, чтобы потом взорваться в смехе. ― Мне понравилась идея заявиться к тебе на работу, мы поболтаем, а там уже что-нибудь придумаем. ― Меня только предупредите, я выпью успокоительное, ― Сесилия попыталась сосредоточиться на тексте, но Карл успешно сбивал ее с мысли. ― А-то зная тебя, ты заявишься в час ночи на дежурство под какую-нибудь песню в стиле «Papaoutai». ― А ты потом спрашиваешь, в кого Карл такой гениальный, ― хмыкнула Контессина. ― Сама ему идеи подаешь. Сесилия что-то пробормотала про гениальные идеи, но, когда Карл открыл рот, она выставила вперед указательный палец, и усиленно застучала по клавиатуре на дисплее телефона. Карл понимающе замолк и отошёл с сестрой к следующему образцу, приобняв ее на секунду за талию. Конти машинально повернула головой, и поцеловала брата в щеку, а потом чмокнула в макушку Бьянку. Сесилию не покидала мысль, что через пару лет, Бьянка вполне будет походить на их общего раннего ребенка. Сообщение было отправлено. Карлайл прочитал его в короткую минуту с момента отправки, но ограничился коротким «Спасибо. Хорошего вечера». Сесилия улыбнулась, и убрала телефон в карман. ― Все, могу продолжать тебя доставать? ― весело поинтересовался Карл, но за все последующие часы их мотания по выставке, он почти что не сказал ни одной шутке конкретно матери. Они провели на выставке почти четыре часа, фотографируясь почти с каждым экспонатам, и участвуя в мастер-классе по лепке динозавра из глины. Бьянка, конечно, едва ли не разнесла свою постройку ко всем чертам, потому что глина явно была материалом не для ребенка, которому только пару дней назад исполнилось три года, но Сесилия успела спасти ситуацию, и теперь у малышки был свой птеродактиль, неправдоподобно ярко-синего цвета. У близнецов, которые глиной увлеклись в период их пребывания как раз таки в провинции Осорно Лос-Лагос, и уже успели потерять интерес к этому довольно грязному делу, получилось по довольно симпатичному и правдоподобному стегозавру. Оставив близнецов детализировать свои поделки, Сесилия утащила Бьянку дальше, чтобы девочка не заскучала, и не полезла к старшим ― или к младшим; этот вопрос отказывался решаться в голове Сесилии. Семейная вылазка закончилась обильной тратой денег на разные игрушки, магнитики, раскраски и все в таком духе в примыкающем магазинчике. Карл и Бьянка выглядели необычайно довольными, выходя из здания с шапками в виде пасти тираннозавра. Конти отказалась натягивать такое на свои волосы, но зато на поясе у нее болталась забавная вязанная сумка с изображением тянущихся к листьям брахиозавра. Контессина любила памятные мелочи вроде этой, но Сесилия не сомневалась, что сумка будет закинута в самый дальний угол спустя пару недель, как только интерес к огромным древним ящерицам у них угаснет. Так уже было с другими их интересами. Все-таки, было удивительно, как они смогли вырасти довольно умеренными и неконфликтными, при том, что почти никогда не знали отказа ― или просто про «вырасти» было большим преувеличением. Сесилия безмерно обожала их, Таня и Джексон баловали нещадно. Любая мелочь, которую близнецы и Бьянка хотели, они получали. В Сесилии боролись две стороны: осыпать детей любовью не только душевной, но и в виде материальных подарков, и быть несколько строже. У Сесилии в детстве не было какого-то здорового воспитания, и она правда не знала, как делать. Джексон, выросший в Средние века при жутком дефиците красивых и нужных вещей, справедливо полагал, что любовь эффективно выражается подарками. Таня любила красивые вещи, роскошь и не видела причин отказывать в этом, уверенная, что воспитанные в комфорте дети будут намного более послушными. ― Они же тебя любят, а ты любишь их, ― просто заявил Джексон, но было видно, что он судит с высоты своего опыта и не знает наверняка. ― Ты не пытаешься откупиться подарками, это просто способ показать любовь еще раз. Они не могут быть из-за этого избалованными… да и так ли плохо быть избалованными любовью. Вопрос, впрочем, был риторический. Никто из них, взрослых, не знал, что такое родительское любовь, так что с близнецами, как и раньше с Бьянкой, приходилось действовать интуитивно и наугад. Пока Сесилия не могла сказать, что получалось что-то плохое. Близнецы, конечно, были со своими загонами ― но и как любые дети, люди, вампиры, оборотни. Они были дисциплинированными — это качество впервые проявилось, когда дети стали ходить на охоту с Таней ― ответственными, и довольно хозяйственными. Когда Сесилия работала больше обычного из-за расформировки штата, дома всегда было чисто, ждал свежий ужин, а постельное белье менялось раз в два дня, одежда всегда была постиранная и выглаженная. Даже после бешенных игр с Бьянкой близнецы убирали все сами. В период увлечения домашними растениями и ботаникой в общем, у них с их усердием цвело даже то, что в Норвегии цвести не должно было по определению. Так что сомнения Сесилии проходили также быстро, как и накатывали. Возможно, у вампиров было слишком легкое отношение к деньгам, но это было не так уж и плохо. Ей было проще согласиться с Джексоном: доказать кроме слов любовь подарками и какими-то мелочами вроде сегодняшней совместной прогулкой, было приятно. И важно. ― Эй, черти, ― позвала она оторвавшихся чуть вперед близнецов. Насыщенная впечатлениями Бьянка уже почти засыпала на плече у Карла. ― Люблю вас просто до безумия. ― И мы тебя любим, ― негромко, чтобы не потревожить малышку, в унисон отозвались близнецы. Одинаково нежно ей улыбнулись, и их улыбки были похожи на улыбку Бьянки. Искренняя, детская, всеобъемлющая, бескомпромиссная любовь. ― До безумия. Сесилия выдохнула небольшое облачко своего теплого дыхания в воздух и прикрыла глаза. Дети спокойно подождали, пока она соберется с силами. С ними уже ничего не было страшно. Волнения из-за их отца казались глупыми ― не могли они с Карлайлом не найти общий язык, они же были женаты. Семья Каллен уже не так волновала. Одним своим существованием близнецы и малышка заставляли верить, что все возможно, и все будет хорошо. С этими мыслями Сесилия подошла к машине, готовая отправиться домой и подготовиться к завтрашнему, по-своему особенному дню. Не буду думать об этом сейчас. Подумаю об этом завтра.