Душа скорбей

Эдвард Каллен до знакомства с Изабеллой Свон мог сколько угодно считать своего будущего тестя (о чем он тогда еще сам не знал) Чарли Свона идиотом из-за отсутствия громких, ясных мыслей, но правда заключалась в том, что Чарли Свон вот уже пятнадцать лет был бессменным шерифом Форкса с безупречной репутацией. Еще дольше он работал в полиции, пойдя туда сразу после военного училища, и с того момента не очень быстро, но крайне уверенно продвигался по карьерной лестнице. На самой дальней полке в его кладовке было несколько внушительный коробок с наградами, значками, на которых была выгравирована лаконичная надпись «Шериф». Чарли Свон прекрасно соображал, часто раскрывал преступления своего округа или, по крайней мере, помогал следствию. За работу шерифа он многое повидал ― трупы, искалеченные, попадались даже девочки и мальчики, которых живыми или мертвыми вытаскивал из сексуального рабства. У Чарли мог похвастаться низким уровнем эмпатии, как и полагается шерифу, только некоторые люди удостаивались особенного отношения ― его девочки, в первую очередь ― и он умел разделять свою личную жизнь и работу, не пуская в свои сны кошмары увиденного. Его мало что могло впечатлить. Поэтому, когда ранним утром из теплой постели и объятий Сью Клируотер его вытянул телефонный звонок заместителя, Чарли, наведя себе крепкий кофе, поехал на вызов, уже зная, что ничего хорошего не увидит. Еще было темно, солнце только-только робко вставало над линией горизонта, и Чарли вдруг ощутил смутное беспокойство. Он, человек рациональный, даже после демонстрации сверхъестественной природы Джейкоба Блэка не спешил верить в ведьм, вампиров, гадалок и прочую нечисть, но это предчувствие казалось каким-то интуитивным. Пресловутое шестое чувство, и Чарли взял его на заметку. Как шериф, он чаще всего опирался на логику, однако после стольких лет полагался и на собственные ощущения. В их работе это порой было не менее важно. И Чарли оказался прав, решив, что ничего хорошего не увидит. На шоссе в лесу нашли тело, но это было полбеды. Важным то, каким оно было. Шестое за последние недели. Уже не просто много, а непростительно много для их городка. ― Как будто волки разорвали, ― вздохнул один из сержантов, заканчивая составлять протокол. ― Что думаете, шеф? Чарли снова подумал про оборотней Ла-Пуш, но конечно вслух этого не сказал. Кроме того, сам быстро опроверг эту идею. Он после разговора со Сью уже не верил в причастность Джейкоба и ему подобных, но тут просто не мог снова не вспомнить. От трупа откусили несколько крупных кусков, странно, что лицо осталось целым, что тело даже удалось опознать. С одной стороны, было похоже на нападение волка, сильного и крупного… Впрочем, он тут же заметил и другое. Да, человека явно рвали, но Чарли видел людей, ставших жертвами медведей, волков и пумами ― тела выглядели не совсем по-другому. Кроме того, размер укуса совершенно не походил на волчий, даже если предположить, что волки были под два метра ростом… Отвратительный сладковатый запах мешал думать. Из-за участившихся смертей ― по предварительной, и, пожалуй, единственной адекватной версии о нападении хищных зверей ― участились и полицейские рейды. Этим утром, в пять часов, вместо лейтенанта местной полиции на место выехали два сержанта. Один из них проехал по шоссе на своем мотоцикле, а потом уже со своим напарником он двинулся вдоль трассы в поисках следов зверей ― все погибшие люди были преимущественно утянуты с трассы, когда по какой-то причине выходили из машин, и только одного человека похитили со его заднего двора. На третьем километре они услышали крик и бросились в чащу, вооруженные ружьями и пистолетами. По их рассказам, они заметили что-то белое, причмокивающее и кряхтящее, почти одновременно выстрелили в это «что-то», но пули не навредили ему, существо бросилось в чащу. Потом оба сержанта сказали, что, вероятно, это могла быть пума ― шкура показалась слишком белой в раннем темном утре. И хотя они оказались у тела спустя сорок пять секунд, для бедняги все было кончено. Левая сторона его одежды окрасилась в красный. Кровь лилась из рваной раны в том месте, где когда-то была левая рука мужчины. Круглая головка плечевой кости, отвратительно яркая, торчала из месива мышц. Одежда была разорвана, все тело покрывали гематомы. Кровь текла из рта и носа, и прекратила сочиться только к приезду Чарли. Передние зубы жертвы выбили, нос вбили внутрь черепа. Горло разорвали, все тело залито кровью. Что-то вгрызлось ему в подмышку, словно хотело сожрать сердце ― ему вырвали большой кусок мяса. Четыре ребра оказались сломаны. Это не мог быть зверь. ― Это какой-то зверь, ― наконец выдал Чарли единственный логичный вывод. ― Людоед, видимо. Надо еще раз прошарить ближайшие территории, посмотреть логова. Чарли говорил, и говорил, и говорил, и все кивали, ведь он звучал правильно и логично… Но это что-то внутри не давало шерифу покоя. Мысли снова и снова возвращались к Джейкобу. «Мир гораздо больше, чем ты можешь себе представить», ― сказал он ему, прежде чем показать этот мир. Через пару месяцев, уже смирившись с этим, Чарли был вынужден признать, что всегда чувствовал что-то особое в своих квилетских друзьях. Билли Блэк, Гарри Клируотер и Квил Атеара IV были его близкими друзьями с самого детства, однако в подростковом возрасте Чарли всегда чувствовал себя немного в стороне от круга своих друзей. Он объяснял эту дистанцию тем, что все остальные принадлежали к племени Квилетов, а он — нет. Теперь же он знал, что на самом деле Билли, Гарри и Квил были погружены в тайный мир, о котором им запрещалось рассказывать Чарли. С другой стороны ― был ли это весь другой мир? Джейкоб говорил, что Белла тоже изменилась… Чарли просто ни тогда, ни сейчас не хотел об этом думать. Он уже несколько раз потерял Сесилию, Белла не становилась к нему ближе спустя столько времени. Он боялся потерять обеих дочерей, учитывая, как легко это происходило. После отъезда Сесилии ему раз за разом снился сон, где он, моложе лет на двадцать, бежит за своей смеющейся девочкой, и никак не может ее догнать. Он проснулся от кошмара и, долго не засыпая после, решил, что ему все равно. Пусть его девочки хоть в волков превращаются, хоть в пум ― лишь бы были живы и здоровы, а еще ― счастливы. Но Джейкоб же сказал, что Белла не такая, как он. Она больше похожа на Эсми, чем на Рене… Хм, Эсми. Каллены… Еще не до конца понимая, в какое направление двигаются его мысли, он отдавал какие-то распоряжения, а мысли продолжали клубиться и множится в его голове. Он не хотел становится параноиком и во всем видеть сверхъестественное, и буквально с силой их отгонял от себя, но сейчас… сейчас… Он услышал, как двое вызванных врачей, которые транспортировали тело в морг на осмотр патологоанатома, говорили о том, что тело покусали. Укусы обнаружили на руках, левой щеке, шее ― но такие рванные, что и их можно было списать на звериные. Чарли проследил за тем, как машина с телом уехала, и в его голове все еще крутились, и крутились, и крутились мысли… ― Шеф, поедем? ― спросил один из помощников. ― Поезжайте, сейчас догоню, ― сказал Чарли, и сержанты скоро убрались с места убийства. Чарли задумался, сколько им лет: они выглядели несильно старше Сесилии. Он мог хорошо их понять. Чарли убежал с десяти разных мест обнаружения трупа в начале своей работы, это сейчас он мог спокойно перешагнуть труп и идти дальше. Чарли осмотрел место убийства. Ничего. С одной стороны ― никаких улик, а с другой ― хотя бы не след голой человеческой ноги, как пару лет назад… Чарли вдруг резко вскинул голову, уловив движение прямо перед собой. Белый силуэт метнулся и замер в метрах десяти от него. В зарослях леса притаился мужчина. На секунду Чарли показалось, что там стоял его зять Эдвард Каллен ― ровно несколько секунд, пока глаза, от резкого движения потерявшие четкость видения, не смогли сфокусироваться. Это, конечно, была не пума. Чарли ощутил пронзительную вонь, исходившую от этого… существа. Назвать это «человеком» Чарли почему-то не мог. Мужчина и вправду был чем-то неуловимо похож на Эдварда, но чем, Чарли сказать не мог. Его синяя рубашка была распахнута, оголяя белый торс, штаны были порваны, а всклоченные волосы стояли, как у рокера. Его белые губы были покрыты кровью, а глаза горели красным. Да и вся нижняя половина его лица была залита кровью, как и шея, и часть оголенного тела, и даже руки. «Боже, помоги мне» ― подумал Чарли, глядя на этого человека. Шериф подумал, что этот человек был под кайфом ― настолько красными были его глаза, он не моргал, а взгляд его был безумным, скользил туда-сюда. Обувь у него отсутствовала напрочь. В его блестящих волосах запутались листья и сухие ветки и комки грязи. Его лицо обладало той особенной красотой, которая была хорошо знакома Чарли по семье его зятьев и… и Джексона Мартелла. И хотя ничего общего не было, они все вдруг показались похожи между собой, и Чарли Свон, несмотря на всю опасность ситуации, жадно ухватился за эту деталь головоломки. ― Вам помочь, сэр? ― спросил Чарли, но сам этого не осознавая, он положил руку на кобуру своего пистолета. В горле пересохло. Чарли попытался расслабить ноги, но тут же застыл на месте, когда его горящий взгляд метнулся в его сторону, пытаясь уловить движение. «Как бы мне самому не понадобилась помощь». Чарли был еще молод, в хорошей форме, силен и опытен, но в этот момент почему-то почувствовал себя уязвимым, как никогда до этого. В этом мужчине было что-то… чего шериф не мог прочувствовать и понять. Мужчина заторможенно кивнул. А потом произошло сразу несколько вещей. Незнакомец бросился на него. Чарли едва успел отступить на полшага назад, и за те секунды, что мужчина летел на него, шериф понял ― он не успеет выстрелить. Он ничего не успеет сделать, даже увернуться, он умрет здесь и сейчас, и… И в этот момент, что-то огромное, черного цвета вылетело из леса и сбило этого мужчину. Чарли упал на траву, ощущая бешеное биение сердца, а огромный черный волк в два метра роста свирепо зарычал на бледное существо. Его вытянутая пасть оскалилась, обнажив ряд острых как скальпель клыков. Жуткое рычание вырвалось из пасти, похожее на раскат грома. Бледный человек стал пятиться назад, его глаза были широко распахнуты ― и оно не моргало. А потом из леса мягкой неслышной поступью вышли еще волки. *** Сесилия проснулась от того, что ей было жарко. Она, еще не до конца очнувшись ото сна, завозилась, ощущая скованность движений, и начала яростно, насколько яростным могло быть сонное сопротивление, выпутываться из кокона. Первый слой соскользнул с нее легко, второй тоже, и она блаженно вытянулась на простынях, ощущая, как ветерок из приоткрытого окна тут же скользнул по ее коже. Сесилия инстинктивно подняла руку и убрала волосы с шеи, перекинув их вверх на подушку и снова задремала. Прохладный воздух обдувал с двух сторон, нежно скользя по груди и спине. Сесилии понадобилось пять минут, чтобы сон растворился, и она вспомнила, где, с кем и после чего она находится. Впрочем, это не заставило ее проснуться, она подалась назад, прижимаясь спиной к холодной твердой груди и расслабленно выдохнула после того, как-то, что сначала показалось ей холодным ветерком, переместилось на ее шею и талию. ― Я просила меня не кутать, ― пробормотала она сонно, охотно подставляясь под прохладные касания. ― У тебя зубы начали стучать от холода, ― с мягкой усмешкой возразил голос за ее спиной, и Сесилия фыркнула, глубже зарывшись носом в подушку, краем сознания отмечая, что кроме нижнего предмета белья на ней ничего не было. Но так было даже лучше. Противный жар медленно растворялся, и Сесилия с удовольствием подставлялась под движение холодных пальцев на ее теле. ― Стучали и стучали, вряд ли они тебе мешали спать, ― заметила Сесилия, и Карлайл снова мягко рассмеялся. ― Ты даже во сне умудряешься спорить. ― Круг вещей, которые я могу делать даже во сне очень велик, ― провокационно заметила девушка, наконец разлепив глаза. В комнате царил полумрак ― Норвегия и так не баловала солнцем, а плотно сведенные шторы мешали проникновению света. Сесилия, совершенно не стесняясь своей наготы, потянулась, довольно промурлыкав, и тряхнула головой, совсем как кошка. Судя по сдавленному звуку, Карлайл с трудом подавил смех. ― Не смешно, ― фыркнула она. ― Мне двадцать три, если я не буду потягиваться с утра как кошка, я не разогнусь. ― Я не смеюсь, ― возразил Карлайл. ― Я даже не против увидеть это еще раз. Сесилия села в кровати, качнув головой. ― Лучше сделай вид, что спишь, пока я схожу в душ, ― велела она, и когда все-таки повернулась, Карлайл лежал на кровати с закрытыми глазами совершенно умиротворённым, его грудь ровно вздымалась от дыхания. Сесилия встала, без всякого удивления обнаружила свою ночную рубашку на стуле — это она спала часов десять, а Карлайл, вероятно, смог заставить себя отлипнуть от нее и привести в порядок квартиру и, вероятно, пригнать машину. Сесилия взяла со стула бюстгальтер и прошла в ванную, но долго задерживаться там не стала. Быстро умылась, почистила зубы, расчесала волосы и, надев только недостающую часть нижнего белья, выскользнула обратно в прохладу комнаты. Казалось, не только спальня, а вся квартира была наполнена этими чувствами ― любовью, желанием, радостью воссоединения. Поэтому даже если бы Сесилия смогла, она не стала бы держать руки при себе. Чувствуя себя чуть охладившейся и свежей, она с самым довольным видом, который Карлайл, конечно, видеть не мог, легко села на него сверху, и сразу наклонилась, чтобы поцеловать мужа в подбородок. Карлайл дернулся. Но глаза послушно не открыл. Сесилия с довольной улыбкой скользнула взглядом по его телу, отмечая, что одет он также, как она сама по пробуждении, поэтому не надо даже совершать никаких лишних телодвижений. Довольно улыбаясь, она оставила еще один поцелуй у него под подбородком, на горле, скользнула вниз. Прошлась ладошками по его груди и животу, после чего накрыла рукой его пах. Карлайл дернулся. Девушка, словно и не обратив на это внимания, опустилась на колени, крепко обхватывая его бедра ладонями, после чего взглянула на него снизу-вверх. Карлайл открыл глаза и смотрел на нее почти черными глазами. Сесилия усмехнулась. ― Знаешь, с одной стороны приятно, что ты так на меня реагируешь, а с другой, наверное, такая же реакция и на косуль в лесу. Карлайл не смог сдержать громкого смеха. ― Только ты могла сравнить себя с косулей в такой момент. Сесилия перекинула волосы на спину. ― У меня хорошее настроение, ― заявила она, игриво подмигнув и будучи уже не против, что Карлайл наблюдает за ней. — Ты очень красивый, Карлайл, — прошептала она. У мужчины при виде Сесилии, сидящей перед ним на коленях, потемнело в глазах. В белье стало жарко и тесно, и тот факт, что ее голова находилась прямо напротив его возбужденного паха, лишь раззадоривал воображение. Сесилия стянула белье, мучительно медленно, словно наслаждаясь его муками. На ее лице горел азарт и предвкушение чего-то особенного, а на лицо упало несколько тонких прядей. В полумраке она казалась тенью, темной, страстной и опасной, не иначе как суккуб, посещающий ночью молодых мужчин и вызывающий у них сладострастные сны. Ее бледная кожа, казалось, чуть сияла в темноте. Карлайл отвлекся на прекрасное зрелище перед собой, и не сразу ощутил, что его плоть оказалась прямо перед ней. Сесилия приблизилась, и его обожгло горячим дыханием ее рта, приоткрытого в немом вопросе. Она смотрела на то, как он твердел и наливался животной силой, не предпринимая никаких попыток ему помочь. Она ничего не делала. В распахнутых глазах огоньком плясал интерес, и Карлайл почувствовал, какого было животным, которых он выбирал для смертельной атаки. Сесилия могла сравнивать себя с обычной косулей, уступая ему роль хищника, но в это мгновение она сама заняла эту роль. Она совершенно не стыдилась своих импульсивных порывов и, будучи бесконечно в него влюбленной, дарила редкое наслаждение. «Все-таки, я был прав, ― подумал Карлайл. ― Ее любовь ― лучшее, что со мной случалось, какую бы цену за это я не платил бы». Ее лицо было непозволительно близко, а от обжигающего дыхания негде было спрятаться. Плоть перед ее губами немела от желания, а ожидание превратилось в сладостную муку, слишком долгую. Сесилия словно испытывала его на прочность, бездейственно наблюдая. Карлайл уже собирался что-то сказать, попросить ее сделать хоть что-то, но тут Сесилия бросила быстрый взгляд наверх и с силой втянула его плоть в рот, так, что его едва ли не подбросило на кровати. Стоило ему оказаться в нежном и тесном пространстве, как наслаждение начало волнами окутывать тело, собираясь в той точке, где… проклятье! ― где коснулся ее маленький и проворный язык. Карлайл наконец позволил себе зажмуриться. Наслаждение, которое он испытывал, было столь острым, что требовалась немалая выдержка, чтобы не закончить все в первую же секунду, да и отдавали эти действия животной похотью. Рука обхватила его плоть у основания, направляя в себя, еще глубже. Карлайл почувствовал участившуюся пульсацию, и, не сдержавшись, толкнулся вперед. И тут же замер, опасаясь, что причинил ей снова боль, но Сесилия довольно что-то промычала и нежно обхватила его плоть губами, позволяя ему ненадолго выскользнуть. Прошлась языком по всей длине, аккуратно и ласково, а потом вновь накрыла бесстыдным ртом, обхватывая его за напряженные ягодицы и регулируя амплитуду толчков. Карлайл хрипло простонал и сжал ее волосы, насаживая на себя, откидывая голову назад и бездумно скользя взглядом по потолку. Все его существо было сосредоточено на нежных касаниях влажного и горячего языка. Плоть болезненно пульсировала, и он бездумно толкался вперед, все сильнее запутываясь пальцами в ее волосах, чувствуя, как резкие волны эйфории штормом накрывают все его существо. Сесилия накрыла его бедра руками, стараясь не повредить ногти, коротко поцеловала кончик плоти, и, слегка прикусив его, вновь втянула в себя. Наслаждение накрывало с головой. Громко вскрикнув, вцепившись в ее волосы, Карлайл почувствовал, как из него толчками выходит его семя, смешиваясь со слюной в ее рте. И сразу захотел отстраниться, но Сесилия не позволила, сильно сжав его ягодицы и пресекая любые попытки бегства. Тело безвольно расслабилось, по внутренностям пронеслась сладкая нега, и он, качнувшись навстречу влажному рту в последний раз, выскользнул вон. Сесилия сглотнула. Для него это отдавало безумной похотью, но вид этой девушки, сидящей на коленях между его ног, и ее мокрых губ, слегка припухших и испачканных, не вызывал отвращения — лишь странное восхищение и желание. Сесилия самым пошлым жестом на свете кончиком языка убрала белую каплю с уголка рта и улыбнулась, подмигнув ему. ― Доброе утро, ― мурлыкнула она, подтянувшись выше к его лицу. Она была в одном нижнем белье, от нее пахло им, его гелем для душа ― и она принадлежала ему. Осознание этого приносило не меньше удовольствия, чем физическая близость с ней. Сесилия усмехнулась. Карлайл так смертельно сильно скучал по этой ухмылке. Он резко подался вперед, обхватывая талию Сесилии рукой, приподнимая ее и подаваясь к ней на встречу. Сесилия взвизгнула и обняла его за шею. Карлайл крепко взял ее за бедра, прижимая к себе настолько, насколько это было возможно. Карлайл поцеловал медленно, нежно, давая привыкнуть. Но как только девушка простонала ему в рот, он провел языком по её нижней губе и скользнул внутрь. Сесилия почувствовала, как обмякло тело, оно почти горело от его поцелуев. Она жадно отвечала на ласки и гладила ладонями его грудь. Карлайл прикусил и оттянул её нижнюю губу, медлил, растягивая удовольствие, и у девушки снова вырывался стон. Карлайл чувствовал себя не просто счастливым ― чувство внутри него было абсолютным, все внутри загоралось, когда каждую секунду он осознавал, что держит в руках самую любимую девушку на свете, ту, которую так любил, кого так желал. Забыться в ней. Раствориться. Исчезнуть. ― Мистер Каллен, ― рассмеялась Сесилия, когда Карлайл скользнул губами по ее шее. Сесилия запрокинула голову, изогнувшись, как танцовщица, и Карлайл крепче сжал ее бедра, не позволяя отстраниться. ― Миссис Каллен, ― вторил он, растворяя на языке это до невозможности приятное сочетание слов. «Мисс Каллен» которое он слышал в больнице сводило его с ума, потому что говорило о том, что Сесилия была свободна, хотя это было далеко не так, и Карлайл собирался напомнить об этом. ― Моя миссис Каллен. Сесилия снова улыбнулась, ее ладони скользнули по его лицу, точеным, холодным скулам. ― Карлайл, ― шепотом произнесла она. Карлайл посмотрел на нее взглядом, способным выпотрошить душу. Сесилия провела языком по его губам и скользнула бедрами ниже. Карлайл судорожно сжал пальцы, боясь, что она сейчас отстранится и исчезнет, как это уже случилось. Сесилия провела пальцами по волосам, зачесывая их назад, и цокнула. ― Так у нас ничего не получится, Карлайл. Тебе нужно отпустить меня, чтобы я сделала то, чего мы оба хотим, верно? ― она потерлась кончиком носа о его. Она взяла его руки и, не почувствовав сопротивления, плавно подняла их на свою талию, внимательно глядя серо-голубыми глазами в золотистые напротив. Карлайл внимательно посмотрел на нее. От Сесилии исходил нежнейший свет, ее кожа словно подпитывалась звездами, поблескивающими высоко над чертогами дворца. Густые темные волосы свободно падали на плечи, завиваясь крупными локонами. Матовые плечи были словно охвачены мерцающим маревом полупрозрачной ткани нижнего белья, а оплетавшие вампира руки были тонкие, как ивовые ветви. Карлайл наклонился к груди, накрыл горячей ладонью, поглаживая так нежно и аккуратно, что Сесилия перестала дышать. Он прижался губами к соску и мягко втянул его в рот, перекатывая бусины пирсинга на языке, придерживая, согревая рукой, и Сесилия, громко выдохнув, подалась навстречу, часто и шумно вздыхая от внезапной нехватки кислорода, дрожащими пальцами касаясь его головы, наслаждаясь, любуясь, как любимый мужчина ласкает её. ― Мне безумно интересно, как ты на это решилась… ― пробормотал Карлайл, а потом проскользнул пальцами по спине. ― …и на это. Сесилия мягко рассмеялась. ― Обязательно расскажу, почему у тебя вместо приличной студентки медицинского ― татуированная развратница. Карлайл коснулся ее груди поцелуем и рассмеялся, пустив поток холодного воздуха на ее разгоряченную кожу. ― Ты все равно лучшая, любовь моя. Я бы ждал тебя любой. Лукавая улыбка тронула ее губы, губы разомкнулись, и между ними проскочил проворный язычок. Сесилия на секунду приподнялась, чтоб стянуть с себя белье. Пальцы Карлайла почти неощутимо скользнули по ее спине и плечам, оставляя полностью обнаженной. Сесилия поёрзала и расплавилась от его желания. Его твёрдый, готовый член упирался в поясницу. Он был осторожен настолько, словно боялся, что более интенсивное воздействие как-то ей навредит, ощущая, как ее тело дрожит под его губами и руками. Его вторая ладонь легла ей на спину, создавая опору, чтобы Сесилии было легче сидеть, и она расслабилась, разрешая сделать с ней всё, что только захочет. Его поцелуи, приятные, влажные, приводили её в восторг, она напрягла бёдра, изнывая и мучаясь внутри, между ног, её охватила страстная жажда отдаться ему прямо здесь и сейчас. Не сумев сдержать рвущуюся наружу нежность, да и особо не видя смысла это делать, Сесилия смазано и неловко поцеловала его в нос, скулы, губы, ладонями гладила шею и мускулистую спину. Жалобно и сладко постанывала от его мучительно нежных прикосновений. ― Эй, ― пробормотала она. ― Я люблю тебя, Карлайл. Золотые глаза вампира сверкнули совершенно особенным огнем. ― Я тоже люблю тебя, Сесилия, ― проговорил Каллен. Вампир надавил ей на бедра и плавно, мягко вошёл. Сесилия растеряла слова, разомкнула губы в немом восхищении. Едва-едва теплый, Карлайл взял медленный ритм. Сесилия двигалась в ответ, обняла его за плечи, притянула ближе, целовала лицо. Он замер корпусом, только бёдра его уверенно двигались; он проникал, придерживая её в своих руках. Карлайл впился в неё отчаянным поцелуем, и Сесилия прижала его к себе за затылок. Он целовал её долго и нежно, но было видно, что его терпение на исходе, Сесилия тоже растеряла рассудок, прижимаясь к нему. Сесилия наклонилась, обхватывая дрожащими руками его лицо, и осторожно прижалась к его сухим и холодным губам. Карлайл ответил на поцелуй с такой отзывчивостью, такой обречённой покорностью, словно никогда и ничего в жизни не желал больше, чем её целовать. Он покрывал поцелуями её лицо, шею, обнимал Сесилию так крепко, будто пытался вдавить в себя, и шептал в её кожу слова любви. С каждым новым поцелуем его жадность росла, подпитывая и умножая в Сесилии желание такой силы, которой невозможно сопротивляться. Она тёрлась о каменный торс, приподнимая ягодицы и вздрагивая, когда мужская плоть вдалбливалась ей между ног, стимулируя влажные нижние губы. Его взгляд, пронизанный острым желанием и каким-то нечеловеческим восхищением — гладил, будто бы говоря: «Я собираюсь тебе поклоняться», и под этим взором она оживала, как измученный засухой цветок под дождём. Сесилия вдруг ощутила, как он осторожно касается холодными пальцами ее между ног. Она держалась ладонями за его широкие ледяные плечи, перед глазами всё расплывалось, и Сесилия зажмурилась, полностью отдаваясь ощущениям. Крепкие, длинные, твёрдые пальцы аккуратно двигали, пока Карлайл задевал её изнутри и снаружи, заставлял задыхаться, упиваться этим блаженством; теперь целый мир состоял из вожделения, близости, страстной любви, и казалось, что невидимые искры, вспыхивающие между ними, тоже любят и желают друг друга. Он вытащил пальцы, оставил ещё несколько влажных, чувственных поцелуев на ее груди. Карлайл, охваченный бурным желанием, приподнял ее рукой за талию, плавно вышел, заставив девушку судорожно вдохнуть воздух. Погладил по голове, поймав её взгляд: ― Ты такая… ― Какая? ― слабо улыбнулась Сесилия. ― Страстная и… моя. Сесилия хрипло рассмеялась. ― Только твоя. Ничья больше… любовь моя. Карлайл поцеловал её скулу. Она завела ладонь вниз, с волнением сомкнула пальцы на большом, твёрдом члене, потому что захотелось коснуться его, ведь он так долго её ублажал, и Карлайл приоткрыл рот, нахмурившись, видимо, не ожидая её быстрой и неловкой ласки. Сесилия водила рукой вверх и вниз, с наслаждением замечая, что Карлайл млеет и плавится; на лице его отражалось какое-то сладостное страдание, как если бы его приятно пытали, и Сесилия поняла, что попросту истязает его промедлением. В следующий миг он врезался глубоким и страстным поцелуем, демонстрируя, что больше не может терпеть, что он на пределе, и Сесилия издала задушенный стон ему в рот, выпуская член из руки. Карлайл направил себя меж её бёдер, увеличивая давление, проникая в неё. Сесилия зажмурилась, стараясь его впустить. Мышцы внутри чуть болезненно растянулись, вмещая его, и Сесилия всхлипнула, ощущая широкий, большой член в себе. Она чувствовала, что Карлайл немного дрожит, слышала его тяжёлое дыхание, и обнимала его, неловко и нежно, сильно волнуясь, но искренне радуясь ему принадлежать. Она чуть приподнялась на коленях, и Карлайл прижался, вышел наполовину и аккуратно толкнулся ещё, проскользив мягко и плавно, наверное, стараясь быть бережным. Сесилия обняла его за шею, прижавшись за всем телом. ― Так у нас ничего не получится, ― пробормотал Карлайл, и Сесилия рассмеялась, качнув головой. ― С тобой каждый раз, как первый. А сейчас особенно. С Карлайлом она ощущала себя любимой, желанной, ощущала себя в безопасности, и потому была счастлива отдаваться, доставлять ему удовольствие, сидя на нем, принимая его в себя. Он не ускорялся, двигаясь между ног нежно и глубоко, двигаясь для неё, и тепло их тел смешивался, проникая под кожу, единым пламенем заставляя гореть изнутри. Было темно, в комнате царил полумрак, и казалось, будто объятый утренней прохладой. Сесилия двигалась вместе с Карлайлом — льнула к нему, обнимала, поглаживала; из неё нестройным потоком вырывались признания: как любит его и как ей хорошо. Её мужчина, он сделал её своей, и Сесилия стонала от наслаждения, уже не слушая собственный голос, ощущая так много всего. Он целовал беспрерывно, проникая, толкаясь в неё, и Сесилия так легко его принимала, влажная и податливая, двигая бедрами, словно действительно создана для него. Его ладонь, едва-едва теплая от ее тела, крупная, легла на нее, стимулируя, вызывая сильную дрожь. Приятное, острое ощущение нарастало с ужасающей скоростью; Сесилия распахнула глаза, охваченная эйфорией, и с губ сорвался несдержанный стон, такой глубокий, будто шёл из самого сердца. Безграничное счастье вспышкой пробежало по телу, волнуя и раздражая каждую клетку, и сжалось обратно в той точке, откуда и началось. Сесилия чувствовала, как пульсируют и сокращаются мышцы внутри неё, и Карлайл смотрел на неё, такой же разорванный на части и разбитый, но не двигался, словно боялся спугнуть её наслаждение. И когда Сесилия расслабилась, он вогнал член до упора несколько раз, нахмурился и резко закончил, прямо в нее. Расслабленная близостью, Сесилия никак не могла отдышаться, а Карлайл в это время вытерся и лёг рядом с ней, сгребая в объятия. Он гладил её, целуя в висок. ― Эй, ― пробормотала Сесилия. ― Кажется, у меня ноги онемели. Карлайл хмыкнул: ― Приятно слышать, я старался. И он поцеловал ее в ключицу. *** Через час Сесилия сидела на кухне, в рубашке Карлайла и длинных черных мужских носках, довольно улыбалась и завтракала. Карлайл сидел рядом, и хотя сам не завтракал, с улыбкой глядя на Сесилию. ― Вкусно? ― с сомнением спросил Карлайл, глядя на молочную рисовую кашку в фирменной пластиковой упаковке какой-то пекарни. ― После того, что было ночью и утром, я бы и сырой картофель съела, ― хмыкнула Сесилия, жуя. ― Так что, если хочешь, чтобы я умерила свои аппетиты, умерь свои. Карлайл подвинул к ней тарелку с маленькими булочками с джемом, и погладил по волосам. ― Да ни за что, слишком уж велико искушение передо мной. Сесилия едва не поперхнулась, рассмеявшись. Это утро напомнило бы обычное утро в Форксе. Сесилия завтракала, рассказывая что-то о своей работе, Карлайл вставлял свои рассказы, и они вдвоем смеялись, улыбаясь друг другу. Это утро было бы почти таким же, если бы не звонок Карла, который хотел убедиться, что мать в порядке. ― Ну, ― Сесилия довольно улыбнулась, убрав со стола. ― У нас целый день впереди. Что будем делать? ― спросила она, скользнув к Карлайлу на колени. Вампир обнял ее за талию, прищурившись, глядя в серо-голубые глаза жены. Он прошелся пальцами по ее талии, ласково улыбаясь. ― План простой. ― Да? ― Да, ― Карлайл хмыкнул. ― Посмотрим какой-нибудь фильм, потом снова займемся сексом, потом покормлю тебя ― и дальше по той же системе. Сесилия прищурилась. ― Какой идеальный план. Карлайл крепко обнял ее, поцеловав в губы, и Сесилия, смеясь, ответила ему. По телевизору они нашли какую-то романтическую комедию и уселись вдвоем на диване. Карлайл завернул ее в одеяло, невзирая на возражения супруги, и устроил на себе. Сесилия поминутно что-то комментировала, но в целом только и делала, что млела от прикосновений ласковых пальцев. В какой-то момент пальцы скользнули по ее спине под приватизированную у мужа рубашку, потом ― к обнаженной под ней груди, и слегка прошлись по проколотым соскам, тут же вернувшись к шее под судорожный вдох Сесилии. ― Я жду рассказа, ― мягко спросил Карлайл, с интересом оглядывая тело Сесилии. Сесилия хмыкнула, перебирая его пальцы своими, наблюдая, как на экране герои Джулии Робертс и Ричарда Гира собираются на застольную встречу с главой судостроительной компании, которую Ричард Гир хотел купить и распродать по частям. ― У Конти проколоты уши, ― объяснила она. ― Зарастают, конечно, едва на сутки серьги снимешь, но это издержки папиных генов, ― Сесилия хихикнула, ее глаза сверкнули. ― А в салоне была акция. ― И ты проколола соски? ― недоверчиво хмыкнул Карлайл, хотя более чем реальный ответ был у него буквально под пальцами. Сесилия потянулась, зевнув. Поправила одеяло на груди, зарываясь в него по нос, и пряча довольную ухмылку. ― У меня вторая молодость с этими подростками. Карлайл прошелся по ее спине пальцами. Почему-то не сомневался, что так и будет. Сесилия, конечно, взрослая, она умная, сообразительная, решительная и твердая ― но разве не ребенок? Ей, наверняка, хотелось все эти глупости делать: татуировки, проколотые уши и другие части тела, красить волосы в безумные цвета, ходить по клубам и смеяться от души, напиваться, возможно даже курнуть что-нибудь. А у нее только что и жизнь, выживать приходится, да хоронить кого-то. Так что, ничего удивительного, что она поддерживала увлечения своих близнецов, но и сама в них с головой ныряла. Думать об этом было больно, но боль это была довольно привычная ― как и многая другая. Карлайл сам до сих пор внутри себя не смирился, что никакого нормального детства или счастливого подросткового возраста у его жены не было. Только это Сесилия и могла ― призрачно ухватиться за шлейф ушедшей навсегда молодости. Может, от того и детей хотела так сильно. Они не делали ее старше, они помогали ей быть моложе. ― А кто на спине? Сесилия прижалась затылком к его плечу, запрокинув голову, посмотрев снизу-вверх в золотистые глаза. Девушка довольно улыбнулась, пропуская ногу Карлайла между своими бедрами, вытягиваясь на его теле. ― Гера и Персефона. Он рассматривал этот рисунок всю ночь, повторяя узор пальцами. Теперь он мог догадаться, что на левой стороне спины у нее изображена именно Гера ― женщиной с длинными волосами и короной, изображённая в профиль, с хвостом павлина, которая прикрывал шею богини. А на правой стороне, смотрящая на Геру ― Персефона, тоже с короной, но из костей, с темными убранными волосами и цветами нарцисса на шее. У обеих богинь были пустые, белесые глаза. Карлайл, конечно, чуть подумав, мог бы еще ночью понять, кто именно изображен на спине его жены, каких богинь она выбрала себе в покровительницы. Две могущественные царицы. Но, конечно, услышать это от нее было интереснее. Как правило, у его молодой жены были весьма интересные, зачастую мрачные, интерпретации. ― Ну, хоть не Медуза, ― облегченно выдохнул Карлайл, но тут же хмыкнул. ― Хотя Гера… ― вампир чуть шлепнул ее по плечу, тут же, стянув одеяло и рубашку, прижавшись поцелуем к бледной коже. ―Я тебе не изменяю. Не оправданно. Сесилия рассмеялась, игриво поведя поцелованным плечом. ― А тут не все с тобой связано! ― заявила она, а потом, через паузу, пояснила. ― Гера — покровительница брака, охраняющая мать во время родов, верховная богиня, отличается властностью, жестокостью и ревнивым нравом, а Персефона ― богиня плодородия и царства мёртвых, владычица преисподней. Если соединить все это, получаюсь я, ― хмыкнула она. ― Аид, между прочем, самый верный бог на Олимпе. Так что, может подумаешь, придумаем, как сделать Аида тебе на спине? Карлайл, который не особо и следил за сюжетом фильма на экране, довольно рассмеялся. ― Только если твой портрет. ― Во всю спину? ― Сесилия даже приподнялась. ― Обещаешь?! Карлайл крепче обнял ее, не переставая смеяться, и крепко поцеловал ее в шею. Они досмотрели фильм, потом включили какой-то другой, но Карлайл не следил за сюжетом, просто растворяясь в том, как скользит пальцами по теплому телу, как ерошит носом волосы, как Сесилия что-то комментирует. Было довольно иронично, но по телеканалам крутили сплошные романтические фильмы ― «Сбежавшая невеста», «Герцогиня». Когда они на трех каналах с разницей в час появлялась «Красотка», Сесилия фыркнула, зарывшись в теплый плед, и переключила на какой-то канал про животных. ― Можем что-то через интернет посмотреть, ― не слишком заинтересованно произнес Карлайл, стараясь из трех тонких прядей ее волос сделать что-то вроде косы. Он, бывало, заплетал Бьянку, но не так часто и не так мастерски, но тут грех было не пристать к волосам Сесилии. Сесилия качнула головой, снова расслабляясь и смотря на экран, где рассказывали, как самка гепарда учила охотиться своих детенышей. Хмыкнула, уловив в этом какую-то иронию, и не стала переключать. ― Мне все равно, что смотреть, ― расслабленно выдохнула она. ― Я просто хочу слушать что-то не слишком сложное и обниматься с тобой. Карлайл хмыкнул, чуть дернув рукой, и тонкая косичка распалась в его пальцах. ― Прекрасный план, ― передразнил ее Карлайл, и Сесилия довольно рассмеялась. Доверчиво потерлась щекой о его плечо. Между ними все еще была какая-то неловкость, едва-едва ощутимая, она скрывалась в том, как вдруг начинали дрожать их пальцы при прикосновениях. Даже у Карлайла. Его тело вздрагивало против воли, когда он вдруг ловил себя на яркой мысли, что она рядом, что он может касаться ее, поцеловать, или даже просто мягко опустить на спину и заняться любовью, и она не будет против. Когда он понимал, что она любит его. Сесилия дважды обеспокоено обернулась на него, но потом стала только крепче сжимать его руку на своем животе, а после раза десятого начала тянуть мужскую ладонь к своим губам. ― Эй, ты можешь меня съесть, если это тебя успокоит, ― с легкой усмешкой проговорила Сесилия. — Это по-своему безумно привлекательное предложение, но я предпочитаю оставлять тебя снаружи, чтобы здесь же тобой и наслаждаться. Карлайл поцеловал ее в волосы, поглаживая пальцами по животу, и сам прислушиваясь к тому, что происходит на экране. «Очевидно, что вырастившая в течение жизни несколько пометов самка большую часть жизни проводит в группе, ― мирно рассказывал диктор под красочные кадры дикой природы и гепардов в ней. ― Считается, что большое количество детенышей в помете гепарда — до десяти — является своеобразной компенсацией высокого уровня смертности молодняка по причине хищничества львов и гиен». ― Десять детёнышей, ― усмехнулся Карлайл. ― Мы когда узнали, что ты не бесплодна, тоже думали, что будет десять детей, да? Сесилия хмыкнула. ― Десять детей, ― повторила она. ― Вы так с Джексоном седыми станете. Пальцы Карлайла на ее животе чуть дрогнули, и он ощутимо напрягся. Сесилия прочистила горло, обнаружив, в какую неожиданную сторону повернулся их разговор. Не то чтобы она не собиралась об этом говорить с ним, но не ожидала, что это произойдет так внезапно. Сесилия, уже потеряв интерес к передаче, где рассказывали, как гепарды воспитывают свое потомство, вдруг выпрямилась, и посмотрела на Карлайл. Каллен удивленно изогнул бровь, но внутри шевельнулось беспокойство. ― Учитывая, что мы сейчас вместе, и у нас на этот день планы на пятьдесят процентов состоят из секса, надо обговорить одну важную вещь, ― произнесла она как можно серьезнее, и ее пальцы нервно переплелись между собой. ― Я скоро действительно буду дергаться от этих твоих формулировок, ― неловко пошутил он. ― Теперь понимаю весь ужас вашего женского «Нам надо поговорить». Сесилия выпуталась из его объятий, ничего не ответив на шутку, и села напротив Карлайл, перекрестив ноги. Ее укрытые одеялом колени касались ног Карлайла, но она не стала возражать, когда Каллен взял ее за руку, чтобы сохранить контакт. Сесилия прикрыла глаза, собираясь с мыслями, потом открыла глаза и посмотрела прямо в глаза мужа. ― Карлайл, поскольку мы сейчас вместе, и я все еще человек… ― Нет. Сесилия раздраженно выдохнула, дернув рукой, но Карлайл не отпустил ее. Конечно, не то, чтобы она ожидала, что Карлайл сразу поймет и согласится с ней. Джей, когда она очнулась человеком, и когда более-менее пришла в себя, едва ли сам не потащил ее в гинекологическое отделение, чтобы поставить спирали ― или сделать что угодно еще, лишь бы она не забеременела. Ни от вампира, ни от человека. Поэтому она призвала все спокойствие и выдержку, какая у нее была, и сдержанно проговорила: ― Что «нет»? Глаза Карлайл подёрнулись мрачной янтарной пленкой, он сжал руку Сесилии чуть крепче, чем стоило, и его каменное лицо дернулось от раздражения. И испуга. Пожалуй, это было даже самое доминирующее чувство, и не то, чтобы Сесилия не понимала его. Возможно, если бы он был рядом в этот год ― в каком-то таком варианте развития события, где они с Джексоном не стали бы разрывать ее на куски ― и видел, что все было не так уж и плохо, и что с Карлом было легче, возможно, реакция не была столь категоричной. Хотя, Джексон все это видел. Его реакция была еще хуже, а ведь Сесилия даже не заикалась о новой беременности. Она даже не думала об этом всерьез ― от кого ей беременеть было? С другой стороны, эта идея шевелилась где-то в самом дальнем углу ее сознания. И кроме того, им надо было это обсудить. ― Даже не думай о том, о чем подумала, ― сурово проговорил Карлайл, и губы Сесилии дернулись в легкой улыбке. ― И о чем же я подумала? ― Сесилия! Она громко выдохнула, стараясь собраться. Свободной рукой провела по лицу, собираясь с мыслями. Она не ожидала, что разговор завяжется так быстро и внезапно. У нее были какие-то планы, смутные фразы, аргументы, но, как на зло, сейчас Сесилия ничего не могла вспомнить. ― Мы знаем, как это происходит. В этот раз будем готовы, ― проговорила она не так уверенно, но твердо. Карлайл понял, что она просто была сбита с толку быстротой, с какой разговор набирал обороты, а не сомневалась в том, что права. ― И шансы, что вы с Джеем сделаете мне аборт уже… ниже, ― Сесилия коснулась его щеки, будто не веря в собственные слова и выглядя одновременно ужасающей и сочуствующе-удивленной. Карлайл постарался успокоиться, хотя конечно, картины того, как могла проходить ― а хуже того, закончится беременность Сесилия при худшем раскладе ― очень быстро нарисовалась в его сознание. Несмотря на то, что он не помогал принимать роды у Изабеллы, он пришел почти сразу после конца, и мелким увидел ее худое, залитое кровью тело, видел рванные, будто судорожные укусы Эдварда на тонких руках и ногах, и остановившееся, безразлично взирающие в стену глаза Беллы. При таком разговоре с женой, лицо Изабеллы расплылось, заменившись лицом Сесилии, и уже знакомый ужас пронзил каждую клеточку его тела. И все же, как и Сесилия, он постарался успокоиться. Это действительно было важно обсудить, и его молодая жена пыталась вести спокойный, адекватный диалог. Карлайл представлял, сколько сил это стоило, ― Сесилия, выживание в такой ситуации ― вероятность пятьдесят на пятьдесят, либо ты жива, либо ты мертва, ― произнес он то, что она наверняка знала. ― Это явно не тот расклад, при котором мне хочется делать ставки. А то, что ты человек ― просто удача. Я не могу рисковать тобой. Сейчас, в это мгновение, Карлайл почти жалел, что Джексон не стал обращать свою любимую подругу. Учитывая, как маниакально Джей пытался уберечь Сесилию от всех ужасов смертной жизни, которая никогда не была милосердна к бывшей Свон, и словно специально выбирала ее, было странно, что Сесилия до сих пор оставалась человеком. Без сомнения, она имела огромное влияние на Джексона, и могла какое-то время оттягивать свое превращение, даже когда ее друг был в ужасе от всего происходящего ― взять только, сколько раз Сесилия была на грани жизни и смерти. Карлайл был бы даже не против, если бы она стала вампиром. Возможно, был чуть озадачен, но не более того. Он все равно бы нашел способ заставить Сесилию простить его, удерживая ее ― или сам удерживаясь рядом с ней ― всеми возможными способами и методами, а Сесилия по крайней мере была бы более неуязвима. Глаза Сесилии чуть потемнели, из серо-голубых медленно перетекая в темно-синий цвет. ― Я просто не буду предохраняться. Словно в попытке разгадать, что с ней происходит, Карлайл пристально всматривался в её глаза пару мгновений. ― Без проблем, ― Карлайл равнодушно передернул плечом, хотя внутри все свернулось от раздражения. ― Я буду. Сесилия дернула губами, чуть сжала, и ее пальцы на его руке чуть дернулись. Она выдохнула, обвела взглядом комнату, словно думая, куда ей броситься, чтобы выплеснуть эмоции, что ей можно сломать или разрушить, и Карлайл тоже в ответ крепче сжал ее руку, чтобы не отпускать далеко от себя. Он ненавидел именно это в их ссорах, когда она оказывалась далеко и он не мог прикоснуться к ней. Сейчас она явно хотела снова уйти, возвести стену, чтобы вести разговор со всей силой, яростью и твердостью, на которую она только была способна ― но она выбирала другой путь. Она держала его за руки, смотрела в глаза и пыталась договориться. Действительно повзрослела. Она потрясла его руку, чуть улыбнулась, и качнула головой. Ладно, пусть молчит ― все равно она благословляла небо за то, что он здесь и она под его защитой. ― Но ты вампир, который не всегда об этом вспомнит, да и кроме того ― презервативы надежны, но эффективность этого метода контрацепции всего девяносто пять процентов. У меня остается еще пять, ― весомо произнесла она, и хмыкнула. ― Карлайл, если мы не поговорим про это, это будет очередным… нам сложно будет. Карлайл выключил звук на телевизоре, потому что вещание диктора уже начало раздражать, и внимательно глянул на свою жену. ― У тебя есть дети. Я… я просто не понимаю, зачем снова рисковать своей жизнью, ― честно произнес он. Он мог понять, почему это был так важно, когда у нее не было своих родных детей, когда у нее была только одна малышка. Но сейчас у нее были близнецы. Почему она снова хотела?.. Сесилия помолчала пару секунд. Потом тихо выдохнула. ― У тебя есть семья кроме меня. Карлайла едва ли не подбросило от этой фразы, так, что Сесилия сама испуганно дернулась. Криво усмехнулась, и ее красивое лицо утратило привычные черты, став чужим и уродливым. Он сдавил ее талию, и Сесилия наклонилась вперед, согнулась пополам, уговаривая себя не сопротивляться его грубости. ― Сесилия… ― медленно произнес он, и девушка обхватила его руки своими. Она не могла всегда оставаться холодной, рассудительной женщиной, иногда она чувствовала себя просто девчонкой ― слабой и несчастной. За каждую минуту, когда ей управляло сердце, она неизменно расплачивалась болезненнее, чем за любое, самое жестокое преступление. Она собралась с мыслями, чтобы объяснить ему все понятно и спокойно. Дело было не в Калленах, не в том, что у Карлайла была какая-то другая семья, что было что-то, что он создал, пока ее не было в его жизни. Сесилия была идиоткой, если бы ждала, что он откажется от всего, что у него было ради нее одной, и никогда не ждала этого. Она просто хотела, чтобы и у нее был кто-то еще. Кроме Джексона, кроме отца. Просто, чтобы кто-то был… ― У тебя был отец, в твоей человеческой жизни. У тебя были Каллены, ― негромко, спокойно и без злобы произнесла она. ― У меня был только Джексон, далекий отец, ― она чуть покачала головой. ― Теперь есть ты, есть мои дети. Я хочу свою семью, Карлайл. Полностью свою. Большую семью. Я не говорю о том, что я собираюсь беременеть и рожать снова и снова, в конце концов, вряд ли я такое переживу. Но я могу родить еще одного или двух детей, это же будет так… ― она наклонила голову и зажмурилась. ― Я не могу объяснить тебе этого, но я хочу этого. Всем своим сердцем, ― тихо и отчаянно произнесла Сесилия, и ее руки невольно расцепились. Она села, обхватив свои плечи руками, и смотря в сторону. Карлайл увидел, как блеснули ее глаза, и, выдохнув, взял ее за талию, и подтянул к себе, разместив между ног. Он погладил ее по рассыпавшимся из прически волосам, спадавшим на бледное лицо, вновь и вновь находя ее очень красивой. Ее глаза стали огромными и по-детски трогательными, а черные локоны шелком струились по его руке. ― И что, теперь будешь считать благоприятные дни для зачатья? ― спросил он с легкой ухмылкой, наматывая на палец прядь волос. ― Вот еще, ― фыркнула она. ― Просто заниматься сексом с любимым мужем звучит неплохо, ― они с Карлайлом негромко рассмеялись, и Сесилия посмотрела ему в глаза. ― Карлайл?.. Вампир молчал, о чем-то явно сосредоточенно думая. Он задумчиво потер прядь волос между пальцами, и поцеловал. Сесилия накрыла его руку своей. Он молчал около минуты, прежде чем обреченно выдохнуть. ― Я сейчас скажу ужасную вещь, но я скажу, ― твердо проговорил Карлайл. ― Я обращу тебя в двадцать пять лет, если все будет хорошо. Если твоя жизнь будет под угрозой, я обращу тебя немедленно. А на счет беременности… ― Карлайл снова замолчал. ― Если получится, беременней, ― но тут его пальцы покончили с нежностью, до боли сжав щеки, заглядывая в ее внимательные голубые глаза. ― Но только не вздумай еще раз от меня сбегать. Я буду лично контролировать все, что происходит, ясно? И на метр от тебя не отойду. Ты поняла? ― Да, ― отчаянно выдохнула Сесилия, звук его голоса, прикосновение его руки тихо и легко отпирали двери, которые она заперла навсегда. Карлайл прижался к ее губам сухим, властным поцелуем. Его взгляд стал выразительным, чувственным. Сесилия была очень близко к нему, но придвинулась ещё ближе, размещаясь на его коленях, и Карлайл положил руки на её талию, поглаживая неторопливо и нежно. Сесилия на мгновение отстранилась, потом наклонилась, сражённая притяжением, и губы их встретились в поцелуе, робком и осторожном, длящемся катастрофически мало, чтобы разъединиться в следующий миг. Сесилия посмотрела на Карлайла, Карлайл посмотрел на неё. Сесилия улыбнулась. ― Ты можешь говорить что хочешь, но мне кажется, в некотором роде мысль о том, что я снова забеременею, даже возбуждает тебя, ― ее пальцы скользнули ниже, к его паху, и ласково прошлись по твердой длине. ― Конечно, ― Карлайл чуть хмыкнул, но ухмылка его казалась судорожной и испуганной. ― Меня очень возбуждает мысль, что ты можешь умереть, пытаясь выносить еще одного дампира. Сесилия прищурилась. ― Ты прав, ― хмыкнула она. ― Возбуждает. Она наклонилась и поцеловала его раньше, чем Карлайл успел бы что-то возразить ей. Впилась в его губы уже увереннее, углубив поцелуй, она прильнула всем телом, позволяя крепко себя обнять, и его касания, его губы и руки вызывали в ней невероятно бурную реакцию. Словно пронизанная током, Сесилия его целовала и целовала, несдержанно, страстно, удивляясь собственному порыву и зарождающемуся вожделению. Карлайл был нежен с ней, подчинялся, будто именно того и ждал. Одним сильным движением, он взял ее за талию и уложил на спину. Внутри разлилось возбуждение с новой силой, когда вспомнила, какой он высокий, какие широкие у него плечи, какой он весь… привлекательный. Карлайл отпустил её губы и перешёл с поцелуями к шее, прижимая Сесилию к себе; ладони блуждали по её телу, повторяя изгибы, изучая их, различая талию, бёдра и ягодицы. Он прикасался без робости и стеснения, но не сносил мощью желания, а будто дразнил, чтобы Сесилия не выдержала и напала на него сама. Холодный сам по себе, а от тепла его ласк Сесилии становилось невыносимо жарко. Она тяжело вздохнула от поцелуев, и каждый вздох ей казался пропитанным сладостью, мягкой, тягучей, словно нектар. Карлайл привстал, сжимая ее бедра своими коленями, и стянул с нее свою рубашку, затем ее бюстгальтер. Его руки двигались нарочито медленно, как если бы за отсутствием спешки он пытался скрыть разыгравшиеся нервы; она чувствовала холодное дыхание, жгущее шею. ― Хотя, знаешь, есть одна возбуждающая вещь, ― пробормотал он, проведя языком по ее уху, заставив Сесилию буквально подскочить на диване. Карлайл мягко огладил ей плечи, посмотрел с плохо скрываемой алчностью во взгляде, с жадностью, готовой прорваться наружу сейчас же, захлестнуть своей силой, и у Сесилия перед глазами всё поплыло. Дрожащими руками коснулась его груди, потянув вверх рубашку, и Карлайл следил за движением её пальцев с пожирающим вниманием. ― И что же такого ты нашел? ― нервно усмехнулась Сесилия. ― У тебя такой вид, будто ты желаешь меня съесть. Карлайл ответил серьёзно, без тени улыбки: — Желаю. Сесилия сглотнула, хитро усмехаясь, продолжая дурачиться. ― Так что же это за вещь такая? Он коснулся ладонью её талии, уверенно и аккуратно, не причиняя боль, внушая только волнение, трепет и дрожь. Холодные длинные пальцы легонько надавили на кожу, и Сесилия тяжело выдохнула. Карлайл провёл рукой выше, достигая груди. С нежностью накрыл ладонью, поглаживая, большим пальцем задевая твердеющий сосок, металлическую бусинку, с некоторой забавой аккуратно перекатав ее в пальцах, и Сесилия громко застонала. ― Я в тебе, ― сказал Карлайл. ― Мы, как единое тело, как… даже описать не могу. То, что я заканчиваю в тебя, то, что это может вырасти в нового человека. Это возбуждает, да. Сесилия смотрела на его тело, бледное и стройное, на его подтянутый, рельефный торс, на красивые руки, где четко были обозначены мышцы, и весь он выглядел таким замечательно сложенным, таким гармоничным, таким горячим, пылающим от жажды близости с ней, что Сесилия едва сдерживала себя. Она обхватила его шею, решительно наклоняя к себе для поцелуя, и Карлайл без колебаний, стремительно покорился, чувствуя, как ее нога обхватывает его бедро. Сесилия выгибалась, трогая его спину, и Карлайл выполнял всё, чего так дико желал: поцелуями, влажными, чувственными, он спустился по её телу, задерживаясь на груди. Бережно сдавливая ладонью, втянул сосок в рот, посасывая, прижимая языком, и ласкал так поочерёдно, переходя от одной груди к другой и возвращаясь, повторяя сначала. Сесилия гладила его плечи, и взгляд её бегал, опьяневший, безумный. Карлайл направился ниже, останавливаясь между широко разведённых бёдер, и Сесилия вздрогнула. ― Но все это не так важно, если тебя может не стать, ― вдруг выдал он холодно и серьезно. Сесилия растерянно приподнялась на локтях, озадаченная такой резкой сменой тона, но тут он оставлял поцелуи совсем рядом с лоном, и Сесилия упала обратно. ― Ничто, что может стоить твоей жизни, не может быть важным. Карлайл мягко, что совсем не вязалось с его жесткими словами, стянул с нее нижнее белье, и провёл языком по нижним губам… Мокро, длинно, с нажимом, так хорошо, что Сесилия издала жалобный, задушенный стон и тут же вцепилась в его ладони, покоящиеся на её бёдрах. Карлайл бросил мимолётный пламенный взгляд на неё и впечатался лицом основательнее, крепче, приводя этим Сесилию в полнейший восторг. Он приподнял её ягодицы, проникая кончиком языка, и её стон, сладкий, довольный, эхом пронёсся по комнате, отталкиваясь от каждой стены и возвращаясь обратно. Его язык скользил легко и безумно приятно, наверное, потому что Сесилия была очень влажной, желающей заняться любовью, готовой к проникновению, и её тело, раздражённое удовольствием изнутри, откликалось на ласки с великой отдачей. ― А я все равно забеременею, ― пробормотала она невнятно, жмурясь от удовольствия. ― Все равно… и выживу. И если придется ― повторю это снова и снова. Пока у меня есть возможность. ― Замолчи, любовь моя. Сесилия ошарашенно закашлялась, подавившись стоном. Обида, гнев и желание полыхали внутри Карлайла с разрушительной силой, грозясь уничтожить. Как и совсем другие чувства в те дни, когда он впервые увидел эту молодую, прекрасную женщину, увидел Сесилию Свон, и захотел, чтобы она стала его в первые минуты их разговора. Тогда Карлайл до потери пульса мечтал взять Сесилию, теперь он хотел наказать. Наказать так, чтобы у нее и мысли не возникло предать, пойти наперекор его слову. Она подавалась вперёд, двигая бёдрами навстречу ему, чуть ли не плача от наслаждения — настолько приятно Карлайл её целовал. Она текла ему в рот, и Карлайл слизывал сок, не меняясь в выражении лица — такой же безбожно красивый и утончённый. Ей хотелось двигаться дальше, хотелось позвать Карлайла, притянуть к себе и поцеловать, но смущённая удовольствием, она могла только глядеть вниз, наблюдая, как Карлайл ласкает её. Он наконец отстранился, оставив последний мягкий поцелуй на нижних губах, вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел на Сесилия помутнённым взглядом, как если бы смотрел сквозь туман — глаза его красноречиво сказали, как сильно ему понравилось, что делал с ней сейчас. Он сел у её ног, снимая с себя штаны, и Сесилия следила за ним с напряжённым, взбудораженным вниманием, разглядывая его обнажённое тело. Карлайл взял ее шею пальцами, не нажимая сильно, но заставляя смотреть на себя. Он навис сверху, и Сесилия, нервная, заведённая, вцепилась в него, притягивая к своим губам, судорожно целуя его, чувствуя на языке собственный вкус. Она ощущала, что и Карлайл взвинчен, что дыхание его дрожит, и кожа его была теплой, согревшись от нее. ― Я не отпущу тебя, ― пробормотал он прямо ей в губы, когда отстранился от её рта, бросил взгляд вниз и направил себя рукой. ― Я больше никогда не потеряю тебя, никогда не позволю уйти, ― Сесилия застыла в ожидании, в следующий миг почувствовав нарастающее давление между ног, затем — приятную тяжесть растянутых мышц, и следом — его твёрдый член в ней, внутри. ― Никогда. Запомни об этом, ― Сесилия зашлась сдавленным стоном, нахмурилась, и Карлайл к ней тотчас прижался, осыпая поцелуями её лицо. ― Я не позволю тебе умереть, не позволю оставить меня так. Я слишком сильно люблю тебя. И Карлайл толкнулся ещё раз. Он двигался мягко и нежно; его тело, стройное и лёгкое, но крепкое и жилистое, казалось ей притягательным и красивым. Стараясь не придавливать ее своей тяжестью, Карлайл плавно входил, сохраняя размеренный, чувственный ритм; его бёдра, соприкасаясь с кожей, слегка надавливали на внутреннюю сторону её бёдер при каждом проникновении, но это походило скорее на ласковые поглаживания, чем на толчки. Сесилия постанывала, было приятно до умопомрачения. Сесилия ощутила, что вся дрожит, а Карлайл, понимая, какой властный эффект возымели его слова, возобновил движение, целуя её шею, шёпотом расточая нежности: Его объятия были так бережны и нежны, он проникал, двигаясь с нежностью, покрывая её горячую шею прохладными, влажными поцелуями, обнимая Сесилия, стараясь доставить ей удовольствие, ни на секунду не причиняя боль. Его член, большой и твёрдый, глубоко скользил между ног, приятно задевая внутри, заставляя Сесилия дрожать. Она запрокинула голову, отдаваясь этому ощущению, отдаваясь ему, и ей не хватало воздуха, хотя Карлайл не сдавливал её тяжестью веса — только его поцелуи и плавные толчки. Громкий, протяжный стон вырвался из груди, и Карлайл сразу обнял её, протиснув ладонь под затылок, прижимаясь всем телом, целуя шею и плечи. Его страсть возрастала соразмерно звучанию стонов, и нежность превращалась в пылкий пожар, сжигая двоих, как в лихорадке. Сесилия оказалась неспособной себя контролировать и даже не думала о контроле, когда запустила пальцы в его светлые волосы, стягивая их, перебирая; она привлекла его к своему лицу, требовательно, почти приказывая, потому что страстная жажда его целовать захватила её, и сопротивляться порыву она не смогла. Карлайл врезался в её губы глубоким поцелуем, таким, что сильная дрожь поразила всё тело, и движением языка повторял ритм проникновений, окончательно лишая Сесилия рассудка. Их тела, тесно сплетённые в объятиях, образовывали собой как бы одно единое тело, жаждущее, погибающее от желания, ласкающее и просящее, умоляющее, отдающее с щедростью. Сесилия задыхалась, вся взмокшая, искренняя и уязвимая. Карлайл не слишком от неё отличался — такой же разгоряченный, сведённый с ума этой страстью, беспрестанно целующий, погибающий в страшном огне. Он завёл руку ей между ног, продолжая толкаться, и ласкал её пальцами, нервный, изнемогающий, весь на пределе, а Сесилия стонала, совершенно безумная, не сдерживая ни единого стона, и ничего перед собою не видела, только чувствовала, и чувства эти её раздирали. Яркое, непередаваемое удовольствие охватило её и властно держало, не отпуская, заставляя дрожать каждой клеткой, заставляя стонать, и Сесилия глядела на Карлайла, поглощённого счастьем, и взгляд его говорил, что он принадлежит только ей. Она расслабилась, когда восторг отступил; Карлайл вогнал член несколько раз и вышел рывком, содрогаясь, закрываясь рукой. Он вытерся и упал рядом с Сесилией, целуя её. ― Любовь моя, ― пробормотал он, покрывая прохладными поцелуями ее лицо, ловя губами ее прерывистое дыхание. ― Любимая моя, самая любимая. Единственная моя. Сесилия хрипло рассмеялась, и подняла чуть ослабевшие руки, обнимая его широкие плечи. Их взгляды встретились, и он улыбнулся, счастливый, очень красивый. ― Я люблю тебя, ― пробормотала Сесилия. ― Любимый мой, самый любимый мужчина. Они провели вместе этот день, чувствуя себя абсолютно счастливыми, как в те дни их первой влюбленности, когда они не знали, сколько короткий и непростой срок им отпущен. Они разговаривали, смеялись, смотрели какие-то фильмы и передач ― и занимались любовью. Вечером звонили близнецы. Отчитались, что квартира ― и они сами вместе с Бьянкой ― целые и невредимые. ― Педагог очень хвалила Бьянку, ― рассказывала Контессина, параллельно давая какие-то указания Карлу. ― Она сказала, что она у нее все прекрасно со сложением, она без труда складывает в уме большие числа, не использует счетные палочки. А еще хорошо запоминает стихи и содержание сказок, но она слишком стеснительная, чтобы рассказывать перед всеми… Карл, ты нарезал мне картофель? ― близнец что-то ответил ей. ― Мы готовим рубленое мясо «по-американски», ты же будешь такое есть? ― Конечно, буду, ― у Сесилии у самой был обед. Карлайл заказал кучу еды, и его жене оставалось только надеется, что она успеет съесть ее. Хотя, учитывая, как часто она занималась сексом в эти дни, Сесилия была жуть какая голодная. Не зря говорят, что секс в некотором роде эквивалентен неплохой тренировке. ― И Чарли очень нравится, ты взяла рецепт из книги моей бабушки? ― Да, я кое-что подсмотрела, хочу приготовить это дедушке, когда мы поедем к нему. ― Что говорят по поводу Бьянки еще? ― уточнила Сесилия, перетянув к себе тарелочку с маленькими пирожными, и закинув ногу на сидящего на соседнем стуле Карлайла, который вместе с разговором просматривал рабочий график. Он бросил красноречивый взгляд на длинные, обнаженные ноги жены, потом посмотрел на нее саму, но Сесилия с самой довольной ухмылкой сделала вид, что ничего необычного не произошло. ― Как у нее с социализацией? Она с кем-то… не знаю, дружит или вроде того? Какие там отношения в детском саду… ― Дружба? ― предположил Карлайл. ― Вряд ли друг в саду ей дом купил, ― фыркнула Сесилия. ― Коллега по саду, ― хмыкнул откуда-то на заднем фоне Карл. ― У нее есть какая-то подружка в детском саду, ― сказал он громче, видимо подходя ближе к телефону. ― Какая-то девочка, с которой они ходят за ручки на занятия, вместе играют и все такое. Но Бьянка про нее мало говорит, видимо, дальше сада это не зайдет. Сесилия чуть дернула губами. ― Ладно, это уже что-то. ― Брось, у нее всегда будем мы, ― довольно спокойно и равнодушно заявила Контессина. Близнецы, которые находили истинное удовольствие только в общении с друг другом, близкими родственниками и маленькой сестрой, и совершенно точно неуютно чувствовали себя в большом окружение людей, не видели проблемы в том, что у младшей сестры не будет близких друзей. Сесилия не могла им правильно объяснить, почему это было важно, почему обычному смертному ребенку надо было общаться с кем-то таким же простым. Влияние Конти и Карла, без сомнения, было важным, правильным, но Сесилии хотелось, чтобы и совершенно обычные «детские» отношения у ее малышки с кем-то завязались. Ровно по той же причине она и не была против Ренесми, с которой близнецам было интересно встретиться и поболтать еще раз. Вампиры сами по себе вели удаленный образ жизни, но дампирам и людям в окружение вампиров нужен был кто-то еще. ― Можем усыновить ребенка, чтобы ей было… ― Конти, усыновить ребенка это не игрушку для нее купить, чтобы порадовать, ― мягко прервал дочь Карлайл, бесшумно усмехнувшись. ― Проще щенка завести или собаку. Да, пока вас хватает, но хоть немного человеческого общения ей не повредит. Контессина промолчала, но Сесилия, да и Карлайл тоже, легко представили, как она пожала плечами, не совсем согласная, но не настроенная на то, чтобы поспорить. Карл снова завозился на заднем фоне, что-то сказал сестре. «Он сегодня какой-то тихий, ― подумала Сесилия. ― Неужели что-то натворили? Или опять чуть не убились». ― А, да, кстати, папа, ― проговорила она более дружелюбным тоном, и Сесилия заметила, как чуть дернулся Карлайл от этого обращения. Мысль о детях растаяла. Если бы они сделали что-то сильно плохое или опасное, она бы узнала об этом, близнецы не умели долго хранить секрет от матери. ― Выставка, про которую я тебе говорила. ― Я помню, она должна быть через пару недель. ― У них там что-то сорвалось в общем графике, ее перенесли и укоротили. ― И когда она теперь? ― Послезавтра. Как раз в ваш с мамой первый рабочий. Карлайл задумался ровно на пару секунд. Было видно, что даже если у него и были какие-то планы, он с легкостью бы их отменил ради детей. Его жизнь концентрировалась на их матери и на них самих, и Карлайла это более чем устраивало. ― Она же вечером? ― Контессина что-то согласно промычала, при этом спрашивая Бьянку, не проголодалась ли она. ― Ну, до того времени мы явно освободимся, у меня там только одна смена. Завезу Сел и как раз заберу вас. ― Замечательно, ― на выдохе ответила Контессина. ― Ладно, мы тогда вас больше не тревожим, надо уговорить эту белку непоседливую поесть что-то. ― У вас все хорошо? ― все-таки поинтересовалась Сесилия, подозревая, что так или иначе дети ей правду не скажут. ― Мне кажется, вы чем-то обеспокоены. Пауза длилась ровно две секунды. ― Все хорошо, ― сказала Конти не слишком правдоподобно. ― Просто немного проголодались, и… это беспокоит, ― ее голос звучал не то грустно, не то взволнованно. Но совершенно точно, дочь что-то сильно тревожило. ― Организм растет, и голод тоже, ― успокоила дочь Сесилия, переглядываясь с мужем. Судя по всему, Карлайл тоже уловил что-то напрягающее в тоне детей, или, вернее сказать, в тоне дочери и притихшем Карле, но, как и Сесилия, решил не лезть. ― В холодильнике все есть, не переживайте. Завтра буду дома. ― Будем ждать. Все и вправду хорошо, ― ее голос стал увереннее. ― Отдыхайте, дорогие вы наши. Завтра если что обсудим все. На следующий день Сесилия садилась в машину Карлайла Каллена с самой довольной улыбкой на свете. ― Для человека, который больше не хочет детей, ты очень сильно любишь свою жену, ― хихикала она, поглядывая на Карлайла. ― Может, я уже беременна? Сделаю подарок на Рождество тебе. ― Отстань от меня, ― велел Карлайл, закатив глаза, но, конечно, Сесилия не восприняла его слова всерьез, и не перестала улыбаться. ― Ты же врач. Странно, что ты веришь, что прерванный половой акт хоть является какой-то гарантией, это же один из наименее эффективных способов контрацепции. А Американский конгресс акушеров и гинекологов или Центры по контролю и профилактике заболеваний США в принципе не включают его в число методов контрацепции. ― Я все еще жду, что ты отстанешь от меня, ― заявил Карлайл, пристегиваясь. Сесилия рассмеялась, проверяя свой телефон. Пропущенных ни от кого не было, пару уведомлений из соцсетей и сообщений от коллег, которые писали исключительно по рабочим вопросам. А поскольку скорых вопросов не было, она спокойно продолжила приставать к мужу. ― Ты же не против детей, ― с самой очаровательной усмешкой проговорила Сесилия. Карлайл помолчал какую-то минуту, выезжая на главную улицу, перевел взгляд за окно. Дождь сегодня шел с самого утра. Мелкий, противный и холодный, какие идут в конце зимы, когда природа, уже уставшая от серости вокруг сама путается, что нужно обрушить на головы жителей Бергена. ― Я могу понять твое желание, ― проговорил Карлайл. ― Правда могу. Из тебя получается прекрасная мама. И будет славно, если… ― вампир выдохнул. ― Давай так, я обдумал это, и решил, что ты все равно сделаешь по-своему, но я хочу, чтобы ты доверяла мне в этом вопросе. Сесилия посмотрела на него без прежней улыбки, понимая, что для Карлайла это действительно серьезное решение. Сесилия всегда была рисковой, когда стремилась получить то, что она хотела, даже если ей пришлось бы рискнуть своей жизнью и здоровьем. Джексон, как правило, помогал ей добиться желаемого, просто принимал основной удар на себя. А Карлайл пытался либо аккуратно провести ее по менее опасному пути, либо сделать так, чтобы она приняла другое решение, не рисковала своей жизнью и была в порядке. Но отговаривал он ее только в том случае, если вопрос шел об их общем решение ― каким, по сути, рождение детей и было. Сесилия более чем понимала его опасения, но сейчас не была готова сдавать назад. Возможно, если бы речь шла о первом их ребенке, она бы прислушалась больше, но у Сесилии уже были дети, и она понимала, что шансы выжить у нее есть, и их больше пятидесяти процентов. Конечно, она знатно лукавила, ссылаясь на Карла, потому что не хотела напрягать сына лишний раз, но и без этого расчета не смогла бы ни успокаивать Джексона, ни склонять Карлайла к нужному ей решению. А Карл с Конти, унаследовав большую часть ее взрывного характера, склонные к риску и опасности, явно будут за любое, даже сомнительное, действие. ― «И будет славно, если…» что? ― спросила она. Она повернулась и внимательно посмотрела на него, словно изучая. Взор её скользил по его лицу, как будто заново открывая каждую тонкую, еле заметную с первого взора, морщинку, так или иначе оставленную человеческой жизнью; заново познавая глубину этих золотистых глаз, в который можно было утонуть, если смотреть дольше десяти секунд — или сколько там достаточно для того, чтобы влюбиться окончательно и бесповоротно. ― Если у нас будут еще дети, ― спокойно проговорил Карлайл. ― Еще что-то, что мы создали вместе. Те, кто помогут реализовать, наверное, лучшую часть тебя. Сесилия судорожно выдохнула, и, на очередном светофоре, подтянулась, чтобы поцеловать мужа. Всю дорогу до дома Сесилии, Карлайл держал ее за руку одной рукой, и внутри всё замирало, когда он ласково поглаживал её кожу большим пальцем, а его улыбка просто выбивала из лёгких весь воздух и заставляла всё внутри трепетать. ― Если я вдруг выясню, что забеременею, я напишу тебе сообщение, ― собираясь выйти из машины, хмыкнула Сесилия, отстегивая ремень. Карлайл закатил глаз, и осторожно погладил ее по руке. ― Знаешь, лучше позвони, а лучше ― сообщи лично, чтобы я мог тебя связать до конца срока. А то не дай Бог, снова убежишь. Как кстати твой сообщник поживает? ― Твой любимый шведский муж? ― улыбнулась Сесилия, но в этот раз улыбка ее была чуть аккуратнее. Карлайл мог ее понять. Джексон Мартелл не был его женой, чтобы Карлайл прощал его сразу и без раздумий ― а с другой стороны, если Карлайл ни в чем не обвинял Сесилию, то и злиться на Джексон он не имел права. В конце концов, он делала все, чтобы Сесилия была в порядке и счастлива. ― Понятия не имею, они с Таней где-то там, где нет связи. Так что может он и звонил, но не дозвонился. ― Ты ему не сказала? Сесилия тихо выдохнула. ― Мы не так часто созваниваемся, да и кроме того… ― Сесилия поджала губы. ― Если он узнает, что ты здесь… ― Сразу прилетит, чтобы узнать, не едешь ли ты в психиатрическую лечебницу? ― понимающе хмыкнул Карлайла, без какого-либо признака веселья. Сесилия открыла рот, чтобы возразить, хотя и не знала, что именно она собирается сказать, потому что Карлайл был прав. ― Ладно, не будем об этом сейчас. Приедет любимый муж – разберемся, ― Сесилия улыбнулась, согласно кивнув. ― Завтра заберу тебя перед работой, ― Карлайл притянул ее к себе и поцеловал. Сесилия ощутила, как сильные руки обняли ее за талию и прижали к холодному телу. Поцелуй обжёг пересохшие губы, но, напротив, как будто даровал живительный кислород, который словно весь испарился, пока они выясняли, что им делать со всеми планами. Они целовались непрерывно, но спокойно и мягко, хотя лёгкие Сесилии уже горели, а они никак не могли оторваться друг от друга, целуя страстно и влюбленно. Сесилии казалось, что у неё кружится голова: губы Карлайла творили что-то невероятное с её душой и телом; они то покусывали, то ласково сминали. ― Мне надо идти домой, ― пробормотала она, отстранившись на секунду. Карлайл показательно разжал руки, демонстрируя свою готовность отпустить. Но Сесилия даже не попыталась воспользоваться обретенной свободой. ― Какой же ты все-таки вредный, любимый мой, ― Сесилия крепко изо всех сил обняла мужа. ― Знаешь ведь, что ни за что не смогу вот так просто отстраниться. ― То есть, ты ждала, что я тебя от себя отрывать буду? ― Карлайл возмущенно посмотрел на жену, снова скрещивая руки у нее за спиной. ― Надеялась, что ты проявишь больше энтузиазма по возвращению матери своим детям, ― она со вздохом все же отстранила его, а потом хитро усмехнулась. ― Встретимся завтра, Каллен, ― напоследок чмокнув мужа в нос и щеку, Сесилия выпорхнула из машины. ― Пожалуй, стоит завтра сделать тест на беременность, как думаешь? ― хитро усмехнулась она, заставив Карлайла в очередной раз возвести глаза к потолку машины, через него интересуясь у Господа, за что ему все это. ― Во-первых, даже для вампирской беременности нужно по крайней мере недели две, если не больше, а во-вторых… ― Карлайл недовольно сверкнула глазами на крайне довольную жену. ― Если ты продолжишь издеваться надо мной, я все-таки закуплюсь презервативами, ясно?! Сесилия рассмеялась, просунулась в салон, опираясь одним коленом на сиденье, позволяя Карлайлу оценить соблазн ― Бери ультратонкие, ― доверительно шепнула она. ― И покупай сразу упаковок сто, учитывая радость нашего воссоединения. ― Иди уже! Сесилия удалилась, довольно смеясь. Карлайл проследил, чтобы она дошла до дома, не навернувшись на своих каблуках, и только когда она, обернувшись, игриво подмигнула, после чего скрылась за дверью, он сорвал машину с места. Довольная улыбка не покидала его лица всю дорогу до дома, и Карлайл был уверен, что она не исчезнет с его лица до завтрашнего дня. *** Вряд ли кто-то пытался создать видимость, что дома никого не было, чтобы нагнать обстановку и усилить эффект, поэтому на тумбе в прихожей лежало черное, кожаное, дорогое мужское портмоне и небольшая дамская сумочка, две единственные вещи, которые Джексон и Таня взяли с собой в свое романтическое путешествие. А еще дома было тихо. Так непростительно тихо, что сразу было ясно, что что-то случилось ― в это время Бьянка уже была дома, даже если задерживалась в детском саду на тихий час. Вещи были идеально убраны. Поэтому, она медленно разулась, также медленно сняла пальто, оставила свою сумочку рядом с другими, и прошла в гостиную, уже понимая, что скандала не избежать. Близнецы сидели на диване, чинно сложив руки на колени, и когда Сесилия появилась в комнате, они оба взглянули на мать с одинаковым выражением лица… Сесилия даже не могла охарактеризовать его. Их глаза были широко раскрыты, и каждый уголок их лица свидетельствовал о разной эмоции ― волнение, вина, ошарашенность, немного испуга, и самая капелька веселья, предвкушение чего-то интересного. Сесилия сложила руки на груди, чуть усмехнулась, вопреки быстро бьющемуся от волнения сердца ощущая скорее истерическое волнение, и поинтересовалась: ― Миссия провалена? ― Нас пытали, ― в один голос заявили Карл и Контессина. Из кухни раздалось какое-то копошение, следом ― мягкий голос Тани: ― Подожди, малышка, маме и папе надо поговорить Но ее увещания явно не помогли, и веселый голос Бьянки громко оповестил: ― Мамочка! Папа и Таня вернулись! Они привезли нам подарки! ― Я надеюсь, что невзирая на мое поведение подарки я получу, ― сказала девушка, смотря на близнецов, которые смотрели на нее, не моргая. Их глаза распахнулись еще шире, заслезившись, когда Сесилия почувствовала слабое колыхание воздуха за спиной, и указала туда большим пальцем. ― Оно… сзади? Джексон прижался своей щекой к ее и угрожающе прошипел. ― Я повсюду. Сесилия тихо выдохнула, уже даже не пытаясь скрыть своего волнения, и развернулась, оказавшись вплотную со своим любимым братом. Джексон усмехался, и, встретившись с ней глазами, прищурился. Он окинул ее широким взглядом, как смотрит муж, пытаясь найти следы измены, потом сделал глубокий вдох, и его ухмылка стала еще шире: ― Сразу скажу, ругани не избежать, поэтому выбирай режим общения: унижающе-принуждающий или агрессивно-вопросительный? Сесилия прищурилась в ответ, и несмотря на их малую схожесть, в этот момент они выглядели по-настоящему близкими родственниками. ― Джей, шутка старая. ― Так проблемы тоже новее не становятся! ― не прекращая широко улыбаться, заявил Джексон, наклоняясь так низко, что почти коснулся своим носом ее. Его глаза были широко распахнуты. ― Я так понимаю, мы с этой семейки не сдвинемся вообще никогда, да? Сесилия, стараясь успокоить его, привычным жестом положила руку ему на грудь, туда, где когда-то билось вполне живое сердце, которое, вероятно, в какие-то моменты заходилось в таком же бешенном ритме, как и у нее сейчас. Близнецы смотрели на них, начав моргать. Конечно, они не думали, что Джексон, их любимый крестный и самый лучший дядя на свете может навредить матери, в конце концов, он был готов убить кого угодно, когда угодно и где угодно за свою семью ― но его слова могли быть крайне разрушающими. Таня выскользнула из кухни с грацией пантеры, отдала Карлу довольно улыбающуюся Бьянку, которая крутила в руках белого плетенного зайчика и от которой пахло молочным шоколадом, и встала рядом с Джеем и Сесилией, коснувшись их плеч руками. ― Любимые, не ссорьтесь, ― миролюбиво произнесла она, натянуто улыбаясь. Она лучше близнецов знала одержимость Джексона своей сестрой, ее благополучием и, как и Карлайл, относилась к этому с пониманием и принятием. Ее отношениям с Джексоном это никак не мешало, между Джеем и Сесилией была разумная граница, которую они и не думали пересекать, заключающаяся в отсутствие секса как такового, а простая физическая близость вроде этой не могла смутить Таню. Другое дело, что иногда эта одержимость Джексона не видела границ, считая угрозой то, что ей не являлось, поэтому Денали понимала, что простого разговора у них не выйдет. Джей не был зол конкретно из-за Карлайла ― он дико боялся, что близость самой семьи Каллен может как-то навредить здоровью его сестры. ― Дорогой, успокойся, ― спокойно, но твердо проговорила она, и когда Джей раздраженно выдохнул свое ледяное дыхание в лицо Сесилии и отклонился назад, при этом не сдвигаясь сам ни на сантиметр, она кивнула и посмотрела на Сесилию, улыбнувшись. ― Привет, дорогая, ― она легонько обняла ее за плечи, насколько позволяла близость тела Джексона. ― Извини, что не позвонила. Этот деспот запретил, забрал телефоны. Выглядишь прекрасно. ― Удовлетворённой, ― хмыкнула Сесилия, обнимая Таню в ответ, при этом не отводя взгляд от Джексона. Конечно, «гляделки» с вампиром были проиграны по умолчанию, но она хотя бы могла не отрывать глаз от кровавых очей напротив. ― Не без этого, ― Таня хмыкнула, поведя носом. ― Хорошо, пожалуй, я упакую наш детский сад, и мы поедем в строительный магазин с отделом рассады за помидорами. ― Ты решил заняться огородом? ― спросила Сесилия, глядя на буквально застывшего Джексона, который только и ждал, чтобы сорваться на нее всем своим волнением и злостью. ― Боюсь, за нас все решил детский сад малышки, ― хмыкнула Таня, давая знак близнецам идти в коридор. Они поднялись, уже готовые, и опасливо и настороженно пробрались между матерью и крестным в коридор. ― У них там проект, нужно вырастить несколько культур, а Конти отказалась отдавать свой сад под огород. Поэтому мы уехали. Надеюсь, вечером вы будете в состояние помогать нам сажать весь список, и когда мы вернемся, руки-ноги будут целы у вас обоих. ― Без сомнений, ― в один тон заявили Джексон и Сесилия. Таня улыбнулась, чмокнула в щеку Сесилию, в уголок губ Джексона, и поспешила к близнецам и Бьянки. Карл пробубнил что-то типа: «Что, концерт смотреть не будем?», и через минуты две в доме стало тихо. Джексон выдохнул. ― У меня два вопроса. Почему ты не сказала? ― Джексон усмехнулся с широкой усмешкой, и закричал во всю мощь своих легких. ― И второй: КАКОГО ХРЕНА ТЫ НЕ СКАЗАЛА? Сесилия, не дернувшись, сложила руки на груди, тут же ощутив давление из-за того, что на тело давило чужое, каменное тело. ― Ну, во-первых, не хотела отвлекать тебя от отпуска, ты впервые за несколько… лет? Отдохнул, ― Сесилия чуть наклонила голову, усмехнувшись. ― Я забыла поблагодарить твою невесту об этом. А во-вторых… да ты бы меня сожрал! ― заорала она в ответ. ― И был бы не прав?! ― снова закричал Джексон, наблюдая, как Сесилия бледнеет еще больше, едва заметно подрагивая, и удержал на месте, когда она попыталась отойти. ― Почему ты мне не сказала?! ― Джей! ― она взяла его за плечи, встряхнула, и, хотя не могла сдвинуть его тело с места, заставила хоть немного успокоиться. ― Мне нужно было все решить самой, ― тише и спокойнее произнесла она, глядя в кровавые глаза Джея со всей любовью и преданностью, на которую только была спокойна. ― Спокойно. Я знаю, что ты меня любишь. Джексон взял ее плечи в свои руки, и прижался ближе. Ни ярости, ни злости в его взгляде не было, только испуг, отчаянное желание защитить и бесконечная любви. ― Если ты думала, что я стану осуждать тебя, то не права, ― произнес он, вглядываясь в ее серо-голубые глаза. ― Я знаю, что ты его любишь, и что он любит тебя. И что он искал нас, как бешенный. Ты знаешь, я всегда на твоей стороне. ― Я знаю, Джей, но… ― она почувствовала, как слезы набежали на глаза, но не стала отрывать рук, чтобы стереть их. ― Ты впервые за много лет выбрал себя. Выбрал хоть немного отдохнуть, провести время с женщиной, которая тебе не безразлична. Если бы я сказала, ты бы приехал, чтобы просто быть уверенным, что я в порядке, ― Сесилия посмотрела на него широко распахнутыми, влажными глазами, и он почти передумал вести этот разговор. Хотелось обнять ее, прижать к себе, ощутить любимое и хорошо знакомое тепло, и просто поговорить с ней о том, как все прошло, была ли она счастлива сейчас. Но волнение по- прежнему оставалась с ним ― теперь совсем слабое, оно тлело горячими углями где-то глубоко внутри, тихонько ноя и скребясь. ― Я в порядке, Джей, ― произнесла Сесилия то, что Джексон хотел услышать от нее. ― И буду в порядке с ним. Но ты не можешь быть моей сиделкой вечно. ― Нет, ― вдруг тихо и отчаянно проговорил Джексон, и все другие эмоции из его глаз вытеснил страх. ― Нет, Сел, луна моя, я не могу потерять тебя, ― его пальцы, держащие ее плечи, мелко задрожали. Сесилия всхлипнула, одновременно усмехнувшись, покачав головой. ― Я не об этом говорю, ― тут же произнесла она, поняв, что Джексон мог не так воспринять ее слова. Почему-то, и это до сих пор не укладывалось в ее голове, это был его самый большой страх. Потерять ее. Даже теперь, когда у него была Таня, любимая женщина, и вроде даже как бы та единственная, которую вампиры находят раз и на всю жизнь, Сесилия оставалось такой близкой и любимой. Будто была второй половиной его тела, вшитой и перешитой самыми сильными узами с ним. Сесилия искренне ценила это и любила не меньше. Но почему Джей принимал то, что у нее мог быть кто-то еще, могли быть дети от Карлайла, но не давал себе шанса, и мчался к ней как сумасшедший? ― Ты должен любить кого-то помимо меня, иначе какое я имею право любить кого-то? Пожалуйста, Джей, ― Сесилия в отчаяннее схватила его лицо за руки. ― Я хочу, чтобы ты был счастлив. ― Мы сейчас не обо мне говорим! ― недовольно проговорил Джексон. ― А о тебе. О том, что ты снова рядом с этим чертовым кланом. В прошлый раз ты едва не сошла с ума, ты была в депрессии. Нахрена рисковать снова? ― Я не с ними, ― жестко проговорила Сесилия, понимая опасения Джексона и даже принимая их. Она сама решила также. Ей нет места в семье Калленов. Но ее место ― рядом с Карлайлом, и она хотела его себе со всем эгоизмом, что в ней был. Она правда пыталась принять его семью и влиться в нее. Не получилось. У нее были довольно неплохие отношения со всеми ними, но она не была с ними и, по чести сказать, уже не хотела быть. У нее была своя семья. ― Я с ним, Джексон, только с ним. Если ты думаешь, что я не забочусь о себе, что я снова рискну своим благополучием, которые вернули мне с таким трудом, ты ошибаешься. Правда, ошибаешься. Но я хочу быть с ним. Я прошу тебя. ― Просишь меня, ― хмыкнул Мартелл, его дрожь остановилась. Он ласково сжал и разжал пальцы, безумная улыбка спала с его лица, заменившись на более нежную и спокойную. ― Как будто я могу не позволить тебе быть с тем, кто делает тебя счастливой. ― И ты тоже должен быть счастлив. Ты имеешь на это право, любимый ты мой брат. Джексон хмыкнул и прикрыл глаза, первый разорвав их зрительные контакт. Наклонил голову и чуть покачал ею, а потом прижался своим лбом к ее и отчаянно выдохнул. ― Я буду счастлив, Сел, обязательно, ― пообещал он. ― И когда-нибудь, возможно, научусь жить, не срываясь к тебе, ― Джей сделал паузу, а потом негромко произнес. ― Но я никогда не захочу так жить. Я хочу знать, что я всегда могу прийти к тебе. И что ты всегда будешь честна со мной и откровенна. Я прошу этого. Ты ― неотъемлемая часть моей жизни. ― Как и ты моей, ― прошептала Сесилия, ощущая, как срываются с ресниц слезы, и падают на лицо Джексона, как его собственные. ― Меня бы не было без тебя. Ты хранил меня долгие годы. Расслабь свои тиски, я буду в порядке. Я не разобьюсь. И ты больше не единственный, кто любит меня, а я не единственная, кто любит тебя. Это же все, что мы хотели друг для друга, правда? Но Каллены сколько лет живут вместе, а мы что, не сможем? Джексон хмыкнул, а потом доверчиво, как кот, потерся лицом о ее макушку, впитывая ее запах, улыбаясь чем-то теплому и приятному внутри тебя. На мгновение он испугался, испугался того, что сломал ее, разрушил до основания. Вовсе не о покорности от запуганной, забитой женщины он мечтал. Его любимая девушка должна оставаться самой собой. Он так долго собирал ее по осколкам, склеивал по чуть-чуть, шлифовал и предавал этой разбитой драгоценности прежний вид, чтобы Сесилия могла наполнить себя, чем только хотела, а Джей позволял ей, наблюдая, чтобы она вновь не треснула. Он же сам с ума сойдет… Он не может вновь позволить ей… ― Так безумно люблю тебя, ― сказал он в отчаяние, признаваясь ей, как признается пылкий любовник знатной даме. ― Мне кажется, это большая часть моей личности. Сесилия обняла его за шею и прижала голову к своей шее, обнимая со всей силой, которая только в ней была, и чувствуя, как отчаянно цепляются за ее спину чужие пальцы. Она полюбила его поразительно быстро. Статный, серьёзный мужчина, скрытный, таинственный и опасный, обладающий огромным состоянием и властью — таким она знала Джексона первые недели их знакомства. Поражалась, как легко мог обычный человек, как ей тогда казалось, добиваться всего, чего хотел. Джексон и держался с ней именно так с того момента, как встретил ее в больнице и до своего откровения, что он ― вампир. Но после он открылся ей с совершенно иной стороны, показав себя чутким, внимательным и нежным партнёром, который стремится к сотрудничеству, который прислушивается к её пожеланиям и старается сделать счастливой. Вероятно, из-за его природы характер деформировался, и, вынужденный держать себя под неусыпным контролем, Джексон не был склонен к проявлению излишней сентиментальности и чувствительности, но наедине с Сесилией Свон был очень и очень мил. Даже удивительно, насколько мягким и податливым он становился: он словно сбрасывал маску, позволяя себе ненадолго расслабиться. Он мало говорил с ней, но его жесты, прикосновения, взгляд, поступки были пропитаны нежной привязанностью, трогательным подчинением, сильной любовью. Конечно, раньше она думала о том, чтобы быть с ним вместе, выбрать его, но эта любовь была больше той страсти и влюбленности, которая могла возникнуть между ними. Они не были созданы, чтобы быть любовниками и супругами, но были рождены, чтобы найти друг друга, и стать первой настоящей семьей для каждого. ― Я тоже тебя люблю, Джей, ― прошептала она, крепче стискивая его волосы в своих ладонях, и жмурясь от чувства любви и привязанности, которая грозила вот-вот разорвать грудную клетку. Они простояли так очень долгое время, прежде чем Джей не отстранился, и не улыбнулся. ― Хорошо, закончили быть сентиментальными сучками. Сесилия весело рассмеялась, чувствуя, как Джексон утирает дорожки от слез на ее щеках. ― Ты всегда самая сентиментальная сучка, Мартелл. Джексон игриво щелкнул зубами около ее носа, а потом поцеловал собственный укус, так удачно оказавшийся рядом с его лицом. Он старался для неё каждый раз, желая, чтобы Сесилия была в порядке, делала то, что приносило ей счастье, наслаждалась этой жизнью, и она не могла даже подумать, каким внимательным окажется Джексон Мартелл, этот сдержанный, серьёзный мужчина, с каким беспрерывным, неугасающим вниманием он будет её любить. И пусть на публике он сохранял спокойствие и отстранённость — для Сесилии это перестало иметь какое-либо значение, когда он так преданно и нежно любил ее в моменты их единения. ― Ладно, ― Каллен забавно шмыгнула носом и улыбнулась. ― Давай наведём мне чаю, и ты отдашь мне мои подарки. Джексон обнял её, придерживая за талию, и улыбнулся. ― И съесть что-то сладенькое, да, радость моя? Подарки, упакованные заботливыми руками Тани, в основном состояли из фигурок, магнитов, забавных браслетов и подвесок, еще каких-то сувениров. Джексон в красках описывал, где они были, что делали и что ему понравилось. Сесилия слушала, не в силах сдержать улыбку, когда он говорил про Таню. Упоминал вскользь, но не это было важно ― он говорил «мы», объединяя себя и ее в нечто единое, и это стоило больше, чем все другие слова. Даже про Эсми он так не говорил. И его лицо неуловимо, всего на пару секунд смягчалось, и глаза сверкали как-то по-особенному. Сесилия еще раз пожелала, чтобы у них все получилось. ― А что там с огородом-то? ― спросила Сесилия, когда их с братом душевное равновесие было восстановлено, а половина ее сладких презентов уничтожена. Джексон мерзко посмеивался, когда Сесилия объедалась своими любимыми сладостями. Он хорошо знал, какой шоколад, начинки и прочие сладости любит его Сесилия, поэтому буквально все было безумно вкусным. Джексон хмыкнул, на секунду сорвался с места, а вернувшись ― протянул Сесилии свой телефон. ― Пришло вчера вечером, я как раз появился в сети, потому что был в Норвегии, ― объяснил он, кивнув на планшет с открытым письмом от воспитательницы, пришедшее на их общую электронную почту. Завели этот ящик, когда родилась Бьянка для общения с педиатром, потом — с воспитателями из центра развития, сюда же стали приходить письма от специалистов, работающих с их малышкой. У близнецов тоже был доступ к почте, как и у Тани. ― Никогда не думала, что буду участвовать в подобных мероприятиях, ― хмыкнула Сесилия, погружаясь в чтение письма, ознакомляясь с очередным проектом для малышей. ― Давай, после трех дней под девизом «Хорошая жена», постараюсь побыть хорошей мамой. ― Ты идеальная мама, ― уверенно заявил Джексон, обнимая Сесилию и заглядывая через ее руку в уже знакомый ему текст письма. Сесилия сосредоточилась на электронном послании. ― У них в саду еда закончилась? ― хмыкнула Сесилия. ― Помидоры, морковь, горошек, бобы, салат. Или я не поняла и это на выбор? ― Насколько мы тут коллективным умом поняли, это не выбор. Это то, что должен вырастить каждый ребенок, ― рассмеялся Джексон. У него все эти проекты, конкурсы и все прочее вызывали сплошной азарт. Он буквально три раза переделывал печенье, чтобы оно было лучшим на их ярмарке выпечки, которая как раз выпала на те недели первичной адаптации Бьянки в саду, и знатно подняло доверие малышки к этому учебному заведению. Он очень забавлял этим своих женщин, и очень радовал трех суровых критиков. ― Старшее из твоих созвездий сказала, что не потерпит рядом со своими с трудом пересаженными и безумно редкими искусственно поддерживаемыми кадупулами какие-то съедобные культуры кроме черри, ― передразнивая Контессину, проговорил Джексон, рассмеявшись. ― Таня сторговалась на ящиках, чтобы поставить их рядом. ― Не сомневаюсь, особенно учитывая, сколько денег ты потратил на эти цветы, ― рассмеялась Сесилия, прикидывая, успеют ли они закончить до Рождества, и стоит ли вообще переезжать сразу праздников, или задержаться подольше, раз все идет так хорошо? Джексон сделал паузу, а потом чуть опасливо поинтересовался. ― Луна моя, а скажи пожалуйста, девиз «Хорошая жена» может плавно перейти в статус «Хорошая мать для еще какого-то количества детей»? Сесилия фыркнула. ― Наш с тобой муж заявил, что обратит меня в двадцать пять, чтобы не случилось, и немедленно, если что-то все-таки случится. — Это не ответ на вопрос. И вообще, так можно было? Девушка покачала головой с усмешкой. ― Если забеременею, то буду рожать, опыт-то есть уже у всех… ― Нахрен такой опыт, ― буркнул Джексон, и задумчиво посмотрел на ее живот. ― Может, я не знаю, предохраняться вам? Я, конечно, не хочу лезть в вашу постель, но у меня иногда красные отсветы в глазах от картины твоих родов. ― Джей, ― Сесилия мягко коснулась его запястья. ― Я знаю, что ты был в ужасе и все это хочется забыть, как страшный сон, и ты сам говорил, что лучше бы еще раз прошел боль от превращения, чем увидел все это, ― почти на одном дыхание, не заикаясь, проговорила Сесилия. ― Пока что практикуем прерванный половой акт, но ты меня и мой до сих пор не гаснувший материнский инстинкт знаешь. ― Не хочу знать подробности! ― тут же проговорил Джексон. ― Просто скажи, что он будет с нами, если ты снова будешь рожать. Сесилия выдохнула. ― Будет. ― Ну, и славно, ― Джей встал и потянулся. ― Нам надо освободить место для ящиков, чтобы твоя златоглазая прелесть не потеряла сознание от такого соседства своей «королевы» с каким-то помидором. Таня успела закинуть в стиральную машину вещи, которые они привезли ― потому что они уехали с карточками и документами, а вернулись с несколькими чемоданами, поэтому Джексон и Сесилия занялись домашними делами. Джей закончил разбирать чемоданы, доставая все новые и новые подарки, сортируя вещи, Сесилия вытащила уже постиранные вещи и закинула их в сушилку, потом запустила уже новую стирку, и на тот момент, когда Таня с детьми вернулись, они сидели на диване и смотрели телевизор. ― О, смотрю, все живы, ― хмыкнула Денали, когда Джей встал и подошел к ней, чтобы забрать пакеты. Тяжело Тане, конечно, не было, но Джексон привык быть джентльменом и не собирался себе изменять. ― И дом целый, ― хмыкнула Контессина, пока Карл ловко раздевал Бьянку. ― Мама, ты обедала? ― Карлайл кормил меня, прежде чем отвести домой, я пока не голодная, ― улыбнулась она, поцеловав дочь в макушку, а потом расцеловав поспевших на раздачу поцелуев Карла и Бьянку. ― Мама, смотри! ― весело проговорила малышка, показывая матери яркие пакетики с семенами. ― Мы будем растить помидоры, а потом будем кушать их. ― Да, так что кадупуле Конти надо будет подвинуться, ― хмыкнул Карл, безошибочно угадывая тему, на которой можно съязвить. Расчет удался ― Контессина тут же на него зашипела. ― Только тронь мои королевские цветочки, закопаю под ними и даже скучать не стану. Конец дня так и прошел ― в веселых переговорах и постоянных шутках. Джексон помог распределить землю по ящикам, и они с Сесилией возились с землей, пока Таня отвлекала Бьянку, а близнецы замачивали семена и спорили, надо ли было купить еще и рассаду, на тот случай, если не прорастут семена. Впрочем, оба близнеца были тихие, поэтому громкого спора не произошло. В какой-то момент Сесилия вдруг серьезно посмотрела на Джексона и, почти не размыкая губ, спросила как можно тише: ― Ты мне больше ничего не хочешь сказать? ― Кроме того, о чем мы уже наболтались? ― усмехнулся Джексон, но, наткнувшись на серьезный взгляд сестры, перестал улыбаться. ― Ничего такого серьезного и вправду не было, о чем надо было бы рассказывать. ― Вы были в Колорадо? Джексон передернул плечами, задумался. ― Проходом, кажется, ― неуверенно проговорил он. ― У какой-то лыжной базы проходили, но я не буду говорить точно. Ты знаешь, континентальные границы сильно размываются. А что такое? ― Там оползень сошел на горнолыжном курорте Сонненальп Вей, ― Сесилия сделала паузу, оценивая реакцию вампира, но Мартелл продолжил Смотреть на нее без особого понимания, причем тут он, и Сесилия выдала. Буквально пискнула. ― Рене умерла. Тут глаза Джексон распахнулись. Пару секунд он выглядели удивленным, а в следующее мгновение вдруг стал крайне раздраженным. ― Сука, ― бросил он, и вопреки тем моментам, когда он называл Сесилию «сучкой», это действительно звучало как самое страшное оскорбление. ― Не дождалась меня… Он замолчал, и Сесилия опасливо поинтересовалась. ― Так это был не ты? Джексон уставился на нее. В его кровавом взгляде был мрак, буря и самые опасные людские бедствия, как тяжело и страшно он смотрел на нее. ― Нет, к сожалению, ― также негромко ответил он, но Сесилия почувствовала его срыв, невысказанный, тихий и яростный, который, не имевший других свидетелей, стал выплескиваться на нее, но так, как обвивают застывшую жертву дурманящие ядовитые лианы. ― Я хотел оставить ее себе, а еще лучше ― тебе. Но не получилось… Не успел, жизнь наказала, ― он горько усмехнулся. Джексон мог кричать по любому поводу, буйный и несдержанный, но сейчас, говоря все эти страшные вещи, он спокоен как скала. И Сесилия слушала его, едва ли не раскрыв рот, слушала его мягкий, гипнотический голос, и где-то на уголке сознания поймала себя на мысли, что, вероятно, именно так люди добровольно и идут к смертельную хватку вампира. ― Таня, как там у вас говорят про бога? Что он там что-то видит, ― вдруг крикнул Джексон, и Сесили вздрогнула. Его замаскированный под веселье год мог обмануть любого, но не ее, особенно сейчас, когда она знала, в какой он был ярости на самом деле. ― Bog ne Timoshka — vidit nemnozhko, ― крикнула в ответ Таня на чистом русском. ― А что такое? ― Да так, к слову, пришлось, ― снова невесело проговорил Джей, а потом вдруг впился в нее внимательным взглядом. ― И как ты себя чувствуешь? Она знала, какой ответ он ожидал получать. Что она злится, как и он, что тоже хотела мести… Джервэйсу Мартеллу было уже слишком много лет, чтобы верить в сентиментальную чушь насчет того, что можно начать жизнь с чистой страницы. ― Странно, ― честно призналась Сесилия, но посмотрела на него так, будто они обсуждали важный политический вопрос. ― Я узнала об этом перед встречей с Карлайлом, не успела обдумать… да и не очень хотела, ― она пожала плечами, но тут ее красивое лицо исказилось особым образом. ― Мой самый первый враг, моя мать… ушла навсегда. ― Оползень, ― повторил Джексон, ухмыляясь: красивый и ужасный одновременно. Сесилия легко поняла, о чем думает ее любимый брат, его живое лицо не скрывает чувств: злость, разочарование, но более всего ― уязвленная гордость отразились на нем. ― Сука легко отделалась. ― Вряд ли, быть раздавленной тонной снега и медленно умирать там ― «отделаться легко», ― неправдоподобно пробормотала Сесилия. Ей был важен факт смерти. Не то, как это случилось. Сесилия вдруг вспомнила, что всю жизнь жила в окружении теней людей, которые ничего хорошего ей не желали. И одна из этих теней исчезла. Джексон посмотрел на нее. Просто посмотрел. Его кровавые глаза были спокойны, равнодушный, но вдруг Сесилия почувствовала ту самую силу, которая была у этого вампира. Сила, которая превосходила и Карлайла, и Джаспера, и любого другого вампира лишь потому, что поддерживалась за счет чужих жизней. Кровавая, жестокая сила. Сесилия никогда по-настоящему его не боялась. Почему-то знала, что Джексон Мартелл все равно не способен навредить ей, никогда всерьез не был способен. Запугивал, устраивал ей невероятные смертельные гонки ― но всегда держал ее, чтобы она не погибла. Возможно, находил в этом не только сугубую необходимость, но и личную забаву. Иногда кричит на нее, когда зол настолько, что, кажется, сейчас взорвется. А иногда он смотрел так. Что-то такое проскальзывает в его взгляде, отчего по хребту продирает холодом. Что-то нечеловеческое. Что-то из глубин, что-то, что древнее самого времени. И Сесилии казалось, что она смотрит в глубь самой глубокой пропасти, пропасти бездонной, которая ведет в Ад. И тогда она вспоминает, что рядом с ней не человек, а настоящий хищник, и не просто зверь, а разумный хищник, некогда бывший человеком, но больше таковым не являющийся. Хищник высшего порядка, убивающий не только ради пропитания, а ради удовольствия и ради мести. И этому существу не дали осуществить ту месть, которую он лелеял почти пять лет. ― Да, ― сказал он, тихо и угрожающе. ― Слишком легко отделалась. Я отойду на минутку. Он выглядел ровно также, как в тот раз, когда решил покончить с их страданиями. Задушить ее и после сразу сжечь себя. Мрачный и решительный. Его не было ровно три минуты. У Сесилии так сильно дрожали руки, что она не смогла что-то сделать без него. Смерть матери не тронула ее каким-то особенным образом. Просто на том месте, где когда-то была злость и ненависть к этому человека, теперь была пустота. Пустота, потому что никаких посмертных чувств Рене не заслужила. Была никем и умерла никем. Сесилия лучше заполнит это место любовью, любовью к детям, брату, Карлайлу, Тане, отцу ― и к тем детям, которых она, возможно, сможет еще родить. Когда Джексон вернулся, он сделал вид, будто ничего не произошло, но Сесилия видела, что эта смерть, смерть не от его руки, оставила в нем даже больший след, чем в ней. Она, будучи человеком, с призрачно коротким сроком жизни, хотела просто забыть про мать и жить дальше, оставив ее с ненавистью и злостью в далеком прошлом, но Джексон не мог так. Со своей идеальной вампирской памятью, усиленными чувствами он был мстителен больше, нежели его хрупкая человеческая сестра, и его мстительная натура не могла смириться с тем, что его враг мертв и без его участия. Это было буквально оскорблением всем планам Джея. Ее должен был убить он. Убить куда жестче, расправиться за все, то она сделала с той, что Джексон любил. И умирая в муках, Рене должна была знать, из-за чего и за что она умирает. Близнецы зашли к ней вечером. Сесилия уже собиралась спать, как вдруг в комнату проскользнула сначала Контессина, за ней ― Карл. Юноша плотно прикрыл дверь, а потом рухнул на кровать матери. ― Как ты? ― спросила Контессина, присаживаясь по другую сторону. ― Все хорошо? Ты не злишься? ― Мы правда хотели тебе сказать о том, что спалились, но мы не думали, что Джей примчится меньше, чем за два дня, ― подключился к разговору Карл, залезая на кровать с ногами. Сесилия мягко улыбнулась и покачала головой. ― Я не злюсь, ― ответила она чистую правду. ― Джей все равно узнал бы правду, так что какая разница уже как. Контессина ткнулась головой ей в плечо, радуясь, что все хорошо, и Карл доверчиво прижался к материнскому животу. Сесилия обняла их за плечи, чуть потерев, пытаясь согреть. ― Что мы будем делать дальше? ― спросила Контессина. ― Мы собирались уезжать после праздников. ― Уезжать все равно придется, просто сейчас надо подумать, куда именно, чтобы все были при делах, ― прикрыв глаза, проговорила Сесилия. ― Как вам с Карлайлом? ― Он чудесный, ― улыбнулась Контессина, и ее щеки покраснели. ― Он лучше, чем я его себе представляла. И он нас так любит, был готов любить сразу, едва увидел. И я хочу любить его в ответ, поэтому нам определенно надо забрать его с собой. Сесилия хмыкнула. Карл не двинулся, продолжая лежать на животе матери, обхватив ее одной рукой. ― Карл? ― позвала девушка. ― Он спит, ― сказала Конти, сама широко зевнув. ― Мы не соврали про голод, очень есть хотели. Как бы очередной рывок развития не начался в Форксе, не хочется шокировать Чарли больше, чем это сделала Изабелла. Сесилия скривила губы. Чарли, конечно, рассказал о всем необычном, что произошло с ним благодаря младшей дочери, поэтому в версию приемных детей он верил не так охотно, а Сесилия и не стала его переубеждать. Хотя, конечно, для человека, который утверждал, будто Сесилия подвергает отца опасности, Изабелла слишком легко легкомысленной и беспечной. ― Да уж, ― Сесилия погладила сына по черным волосам, и Карл сонно завозился, выискивая одеяло. Контессина пошевелила пальцами, подтягивая покрывало к брату, и близнец снова затих. ― А как ты, малышка? ― Тоже голодная, и тоже хочу спать, ― улыбнулась девушка, удобнее пристраиваясь под боком у матери, и накрывая себя одеялом. ― Но в целом мы в порядке, у тебя нет причин переживать. Завтра с Джеем днем будем работать на звукозаписывающей студии, он планируют застрять там на целый день, а потом проведем время с наконец-то обретённым отцом… Мам. ― М? ― Мы любим тебя. Сесилия улыбнулась. ― Я тоже люблю вас, мои малыши. Они уже почти засыпали, когда в комнату тихонько пробралась Бьянка. Она, изрядно потоптавшись на Карле, залезла под одеяло по другую сторону от матери, прижавшись к ней, и довольно зафыркала. Контессина обхватила маму поперек тела и погладила малышку по макушке. Карл привстал, не открывая глаза, удобнее замотал Бьянку в одеяло, и рухнул обратно, пристраивая голову на животе матери и засыпая снова. ― Что там у тебя? ― сонно спросила Сесилия, ощущая, как Бьянка что-то крутит в руках. ― Подставка под щетки и зубную пасту в ванную, ― сказала малышка. ― Керамическая. Мне она понравилась. ― А мы, как ты знаешь, покупаем все, что нам нравится, ― хихикнула Контессина. ― Но давай спать, малышечка. Мама завтра идет на работу. Следующий день прошел безумно быстро ― для Сесилии по крайней мере. Она проснулась только от звонка Карлайла, который сообщил, что выезжает, и будет через минут пятнадцать. Сесилия тут же подорвалась с места, с трудом выпуталась из объятий детей, сдала Бьянку Джексону и Тане, чтобы они поскорее собрали и отвезли ее в садик, сама бросилась в ванную, и к приезду Карлайла была почти готова. Красилась она по дороге, чем вызывала снисходительную улыбку мужа. Рабочий день был совершенно обычный. Обходы, приемы, мониторинги, скрининги. Как день начался, так и прошел ― быстро и стремительно. После смены Карлайл довез ее до детского сада и они разделились. Сесилия пошла гулять с Бьянкой, а Карлайл направился за близнецами, чтобы поехать с ними на выставку. Сесилия расслабилась только дома, когда они с Бьянкой вернулись с прогулки, погуляв по магазинам, и хотя ее и повеселило ― и напрягло ― то, как Джексон получил по лицу от Карлайла, она чувствовала себя счастливой, а главное ― на своем месте. А в тот момент, когда они с Таней уложили Бьянку на дневной сон, когда день уже почти был близок к своему благополучному завершению, ей позвонила Сью Клируотер.